Осень Причерноморья⁠⁠

Море бурлит острыми гребнями, налетает на бетонные пирсы и вскидывается к свинцовому небу. На песчаный берег обрушивается ослабленная стихия, впитывается в гальку и отступает, оставив ошмётки водорослей. На горизонте вытягиваются тонкие смерчи, пляшут в дьявольском танце среди струй ливня.

Набережная пуста, пляж мёртв.

Максим сидит под козырьком закрытого ларька и наблюдает за морем. На мальчишку смотрят пустые витрины магазинов и яркие вывески. Ещё неделю назад здесь было тесно от полуголых отдыхающих. Но сезон кончился, а вместе с ним и праздник дармовой прибыли на побережье. Редкие туристы, напутавшие с датами, сидят по отелям и съёмным квартирам. Сидят и задаются вопросами: за что они заплатили две зарплаты?

Мальчишка порылся в кармане джинсовой курточки и достал мятую пачку сигарет. Он должен быть в школе, но там нечего делать в сентябре. Лишь выслушивать бесконечные лекции о вреде курения от ничего не понимающих учителей. Будут грозиться, что сообщат родителям, но он и они в курсе, что тем пофиг. Максим может хоть сейчас прыгнуть с пирса в набегающую волну, а родители даже не заметят. Всё лето они ютились в фанерном сарае, пока квартиру снимали бздыхи. Теперь пропивают деньги, понося жильцов, мол мало платили. Подумаешь, за три месяца заработали на девять месяцев жизни. Бздыхи, гады, цену деньгам не знают! Наглые, чо им у себя не сидится?!

Струйка дыма выстрелила под дождь, мгновенно исчезла. Максим поёжился, порылся в другом кармане, среди мелочёвки приятно хрустнула ценная бумажка. У пьянства родителей есть приятная черта, утром они не помнят, сколько было в кошельке или на счёте, главное не наглеть и вернуть карточку на место. Можно ещё постоять и пойти в игровые автоматы, пострелять из щёлкающего пистолета. Зависнуть там до полудня, да, хороший план.

Затяжка, горький дым оседает на передних и жевательных зубах. Море беснуется, будто радуясь безлюдию.

Максим, строя из себя крутого, достал сигарету двумя пальцами и выдохнул острую струю дыма. Откинулся назад и вздрогнул, краем глаза уловив движение на набережной. Нет, его не пугает, что кто-то узнает о курении, но вот увидеть такое позёрство. Ужас! Шея мгновенно покраснела, и краска перекинулась на кончики ушей.

С дальней стороны набережной, спустившись от Зимнего Театра, идёт мужчина. Высокий, без зонтика, одет в чёрную водолазку и выцветшие джинсы. На ногах красуются растоптанные ботинки. Дождь игнорирует, чуть сгорбился и держит руки в карманах. Мокрые волосы прикрывают лицо.

Максим невольно удивился, осознав размеры незнакомца, явно больше двух метров! Стало тревожно и неуютно, как и всякому мужчине при виде того, кто выше. Мальчик напряг живот, расправил плечи. Ну уж нет! Он не поддастся тревоге, не побежит. Великану плевать на него, а ему на великана!

Мужчина сбавил шаг. Максим тайком сглотнул.

Дождь усиливается, тяжёлые струи колотят по крыше ларька, и звук отдаётся внутри, как в плохом барабане. Холодный взгляд впился в Максима. Незнакомец остановился в десятке шагов от него, посреди улицы. За мокрыми прядями круглые глаза отражают тусклый свет как габаритные огни. К запаху водорослей, дождя и табака добавился тонкий аромат сырой земли.

— Прогульщик?

Голос густой, с мягкой хрипотцой. Глаза не мигают, Максим с трудом разглядел, что они жёлтые, как желток. Больной, точно больной! Вот оттого в дождь и гуляет по набережной, чтобы люди не засмеяли!

— А тебе какое дело, хмырь?! — Рявкнул Максим, умоляя высшие силы, чтобы голос не дал петуха.

— О... борзый. Жаль...

— Чё жаль?

Мужчина молчит, а рот, едва прикрытый мокрыми волосами, растягивается в улыбке. Настолько широкой, что это уже ожившая карикатура. Минуты тянутся, как жвачка, незнакомец стоит без движений. Максим стрельнул глазами дальше по набережной, на лестницу. Он мельче и быстрее, взбежит по ней, а взрослый запыхается ещё на первом пролёте.

— Максим. — Сказал мужчина и парень дёрнулся, как от удара. — Ты же знаешь, что прогуливать и дерзить плохо?

— А, ты очередной собутыльник моей мамаши?!

— Нет, я с Настей даже не виделся.

— Чё?

Коленки дрожат, волосы на затылке шевелятся. Кроме них на набережной никого! Над морем ворчит гром, а на другом конце лестницы, на вершине холма шумит автострада. Звук едва различим, но он есть. Там люди, там безопаснее.

— Знаешь, Максим. — Сказал мужчина и сделал широкий шаг, слишком широкий для человека. — Люди считают, что самые страшные вещи творятся ночью или в дождь.

Под мокрыми волосами вспыхнули жёлтые глаза. Запах сырой земли усилился, проступил смрад гнилых грибов и сырого мяса.

— Вот именно в такие дни. — В голосе появились нотки безумия и рык. — Жертва должна бежать по высокой лестнице, через дождь, в тщетных поисках помощи. А монстр будет гнаться за ней, пока не настигнет за секунду до спасения. А крики поглотит гром!

Пасть распахивается настолько широко, что внутрь поместится голова Максима. Да и он сам. Мальчишка вжался спиной в стенку ларька, мелко трясётся, неотрывно глядя в жёлтые глаза. Чудовище нависает над ним склонившись. Смрадное дыхание забивает нос, а слюна с клыков капает на лицо.

— Беги, кричи! Спасайся! Ведь кругом так мрачно! Ну же!

В штанах спереди стало тепло, но Максим не обратил внимания. Сжался калачиком, закрылся руками. Сигарета выпала на мокрый асфальт и коротко шикнула. Когтистые пальцы коснулись плеча.

— А самое смешное, что они ошибаются. Самое страшное творится ясным днём. Тебе повезло, сегодня.

Чувство давления ослабло, шаркающие шаги удаляются к лестнице. Максим подавил желание посмотреть вслед и сильнее зажмурился. Внутренний голос вопит, что нельзя смотреть! Не провоцируй, не испытывай удачу!