Ночь будет долгой⁠⁠

– Убью! – прокатился над сонной деревушкой яростный крик кузнеца. – Убью паскуду!

Взъерошенный, без шапки и в распахнутом полушубке Пяст выскочил из избы. Чёрная ночь встретила кузнеца жгучим морозом. Клубы пара окутали разгорячённую могучую фигуру. За свои сорок лет Пяст повидал столько, что его угольно-чёрную шевелюру и густую бороду щедро украсили серебряные прожилки.

– Погоди, Пяст! – Вслед за супругом на мороз вылетела Лада.

Лицо девушки опухло от слёз. Лада бросилась на спину мужа, пытаясь остановить его. Но куда там хрупкой девушке удержать потомственного кузнеца. Двадцатилетняя ратная служба в имперском войске закалила и без того стальной характер Пяста. Так что ни уговоры жены, ни лютый мороз не могли остановить кузнеца. Его единственного сына, долгожданную кровиночку похитила нечисть. Пяст прилёг всего-то на пару часов – больше спать нельзя, изба выстудится. Но и этого времени хватило колдуну, чтобы задурманить разум жены. Она сама отдала паразиту сыночка, а теперь ещё и Пясту пыталась помешать броситься в погоню.

– Уйди!

Пяст с силой, но в то же время ласково отстранил девушку – всё-таки любил её он безумно. Да и винить жену не мог – какая ж девушка устоит перед сладкими речами чародея.

Пяст с недоверием осмотрел нетронутый снег. Только следы самого кузнеца протянулись ровной цепочкой от избы к дровянику. Вроде как никто со двора и не выходил.

– Чего расшумелся ни свет ни заря? – Пробасил сонным голосом Ефим.

Брат кузнеца, живший в соседней избе, отличался крайне тревожным сном. Вот и сейчас не прошло и минуты, как заголосил Пяст, а Ефим уже навис над покосившимся плетнём.

– Какая теперь уж заря, – махнул рукой Пяст, – солнце вообще не встаёт!

– И чего? Не спать? Чего шумите, спрашиваю?

– Беда, брат, – выдохнул Пяст. – Богдан пропал!

– Как?

– Белогор умыкнул! Я на часок глаза прикрыл, а он тут как тут!

– Белогор? – Ефим то ли сомневался в правдоподобности истории, то ли туго соображал спросонья. – Зачем ему Богдан? Может, сын твой захворал? Белогор вроде лечит детишек, кормит их, а не крадёт.

– Давеча приходил он ко мне! Просил Богдана к нему на гору поселить, пока морозы лютуют. Говорил, последний сынишка мой в деревне остался. Мол, вся детвора у него уже прячется.

– Может, он и прав?

– Чего?! – взвыл Пяст. – Чтобы я по доброй воле своё дитё? Колдуну?!

– Не горячись, – Ефим ловко перемахнул через плетень и по хрустящему снегу подошёл к Пясту. – Напасть-то, вправду, лютая. Белогору, наверное, видней, как быть.

– Ефим! – кузнец выпучил глаза. – Ладно бабы в колдуне этом души не чают! А ты-то куда?! Что, не зимовали мы раньше? Не могли без него своих детей согревать?

– Зимовать-то зимовали. Только сейчас не зима! Погляди кругом! – Ефим обвёл рукой заснеженный двор. – Середина лета на дворе! Прошлогодние запасы кончились, а нового урожая не будет! Да и мороз крепчает изо дня в день!

– А ежели твой Белогор и накликал беду? – прорычал Пяст. – Лишил нас еды и тепла, чтобы детей забрать! А вы и рады!

– Что ж ты такое говоришь, Пястушка, – испуганно подала голос Лада, усевшись прямо на промёрзшее крыльцо.

– Молчи! – буркнул, не оборачиваясь, кузнец. – На гору пойду! Верну сына!

– Помёрзнем…

***
И к постоянной темноте, и к ударившим среди лета морозам люди относились по-разному: кто-то ползал на коленях, моля богов ниспослать тепло, кто-то чертыхался и жёг веники душистой травы, уповая на лесных духов. Но появление в деревне колдуна все восприняли радостно и даже с облегчением. Безбородый мужчина в странной серебристой одежде широко улыбался, разговаривая на иноземном языке. Свою колдовскую натуру гость и не скрывал – на понятную деревенским жителям речь его слова переводил небольшой говорящий амулет, болтающийся на поясе в ряду с другими колдовскими примочками. Чародей сразу же вылечил от напавшей хвори нескольких жителей деревни и раздал невесть откуда взявшиеся в его худой дорожной сумке из красного шёлка тёплые вещи и еду. А в завершение знакомства бросил что-то в перемёрзший колодец, растопив воду и сердца деревенских жителей. Колдун поселился на вершине Белой горы у подножия которой стояла деревня, потому деревенские и прозвали чародея Белогором.

Один Пяст смотрел на новоиспечённого покровителя с нескрываемым недоверием. Проведший половину жизни в дальних походах, кузнец точно знал, что от колдунов добра ждать не стоит. Так и вышло. Сейчас Пяст с удовольствием бы заглянул в глаза каждому, кто убеждал его в благонамеренности чародея, но это после.

Кузнец достал из сундука в укромном углу избы старенькую доху и малахай с лисьим хвостом. Красная потрёпанная одежда, оставшаяся ещё со службы, была хоть и изрядно поношена, но весьма удобна, а главное, хорошо сохраняла тепло. Из того же тайника явился на свет трофейный фальшион, испещрённый зазубринами и глубокими царапинами. Серый клинок с расширяющимся лезвием привычно лёг в руку, вернув память о той жизни, которую так старался забыть кузнец.

Единственная дорога из деревни оказалась по пояс заметена снегом, но Пяст уверенно шёл к горному склону, поросшему густым бором. Плетёные снегоступы не давали проваливаться в рыхлый снег, а прихваченные длинные жерди помогали держать равновесие. Ефим, громко пыхтя, плёлся сзади. Он так и не разделил недоверие брата к колдуну, но и отпустить одного Пяста не смог. Давно, когда рекрутёры императорского войска пришли в деревню, именно Ефим должен был отправиться с ними. Пяст тогда пожалел только сыгравшего свадьбу старшего брата и пошёл служить вместо него.

Мороз крепчал, да так, что борода кузнеца встала колом, а лицо кололи десятки ледяных иголок. Идти становилось сложнее, да и силы в такую стужу уходили быстрее.

– Это колдун… дорогу… заговорил, – тяжело дыша, прохрипел Пяст и привалился на ствол кривой, низкой сосны. – Ничего… чуть-чуть ещё…

Ефим устало махнул рукой, опёршись на заледеневший валун. Угрожающий рык, раздавшийся из-за камня, заставил братьев вздрогнуть. Через мгновенье, переваливаясь из стороны в сторону, на поляну вышел крупный бурый медведь. Зверь встал во весь рост и несколько секунд разглядывал замерших от страха людей. Сверкнула голодная ярость в маленьких коричневых глазах медведя, вздыбилась шерсть на загривке, и косматый взревел, обнажив огромные жёлтые клыки.

Готовясь к броску, медведь рухнул на передние лапы, но по самую морду провалился в сугроб. Пяст рванул из ножен фальшион хотя и понимал, что это оружие – слабый аргумент для одуревшего от холода и голода хищника. Вставший между кузнецом и зверем Ефим выхватил кинжал. Медведь прыжком вынырнул из снега, стараясь схватить Ефима. Когтистая лапища вскользь прошла по полушубку. Если бы зверь попал, то непременно переломил бы Ефима пополам, но и этого удара хватило, чтобы свалить его.

Вскинув меч, Пяст бросился вперёд. Он опоздал лишь на мгновенье. Медведь всей своей тушей навалился на Ефима и тут же принялся рвать его, подставив спину кузнецу. Упускать такой шанс Пяст не собирался – тяжёлый клинок по самую рукоять вошёл в мохнатое тело. Медведь взревел и, рывком распрямившись, сбросил с себя Пяста. Разлетелись в стороны снегоступы, а фальшион так и остался в могучем теле зверя. Сейчас обильный не по сезону снежный покров оказался кстати – Пяст, совершив кувырок в воздухе, плюхнулся в мягкий сугроб. Только предательски хрустнуло что-то в руке. Кузнец, отгоняя расплясавшиеся перед глазами разноцветные круги, даже успел увидеть, проносящиеся картинки своей богатой на впечатления жизни, ожидая продолжения медвежьей атаки. Но её не последовало.

Зверь ревел, терзая уже погибшего Ефима. Косматый хищник сам истекал кровью – брат успел наделать дыр в его брюхе. Наконец, медведь упал рядом с Ефимом и последний раз выдохнул, испустив облако пара. Тишина, повисшая на поляне, придавила не хуже медвежьей лапы.

Хотел кричать, рыдать, подхватить брата, трясти, молить, сделать что угодно, только бы вернуть Ефима. Но так усиленно скрываемый кузнецом опыт ратника говорил о бессмысленности истерики. Косматый начисто снял скальп с головы брата, расколов при этом его череп.

***
Вслух пообещав вернуться за Ефимом, больше себе, чем погибшему, Пяст продолжил восхождение. Попытки найти в темноте разлетевшиеся снегоступы оказались тщетны. Теперь Пяст, утопая в снегу, медленно полз на вершину заколдованной горы. То, что появление медведя – дело рук колдуна, кузнец не сомневался – медведи в этих краях не водились.

Как специально, и без того тёмное небо заволокли низкие тучи, принёсшие с собой снежный буран. Ветер, воющий волком, сбивал с ног, а пурга разбушевалась так, что на шаг впереди рассмотреть что-то Пяст не мог. Благо кузнец знал эти места, как свои пять уже отмороженных пальцев.

Через час, а может, и больше, кузнец подобрался к вершине. Обычно отсюда открывался замечательный вид на деревню. Пяст с тоской посмотрел в темноту, зная, что там внизу его ненаглядная Ладушка тоскует у заиндевевшего окна. Наверное, Аксинья – жена Ефима тоже пришла к ней. Они ещё не знают об обрушившемся на них горе. Как же им сейчас страшно. А он здесь и не может ничем помочь. Но ведь Богдану ещё страшнее. Он один в лапах колдуна.

Упавшая к ногам кузнеца с неба, птица вернула его в реальность. Птаха замёрзла прямо в полёте. Сам Пяст обжигающего мороза уже не чувствовал. Пальцы рук и ног онемели и почти не гнулись. Времени у него не оставалось.

Давненько кузнец не бывал на горе, но мог поклясться, что припорошённого снегом чёрного исполинского сооружения раньше здесь он не видел. У колдуна оказалось даже не логово, а целый замок на горе. Гладкие формы без единого угла не были похожи ни на одно знакомое кузнецу здание. Замок издавал низкий утробный гул, заставляя содрогаться воздух вокруг себя.

Обнажив клинок, Пяст бросился к зданию. Сомнений, что дети именно там у него не возникало. Откуда-то взялись силы для бега, даже сломанная рука не мешала. В замке открылся большой ход, такой, что телега могла бы пройти. Несмотря на воинственный запал, Пяст нырнул в снег, присматриваясь к образовавшемуся в стене проёму. Тёмная фигура торопливо выскочила из замка и посеменила вдоль дрожащих стен. Колдун! Вот так шанс!

Внутри оказалось тепло. Обмороженная кожа лица мгновенно отозвалась жгучим зудом. Едва не выронив меч, Пяст замер, войдя в просторный зал с высоким потолком. Стеклянные гробы заполонили всё помещение. Между саркофагами тянулись странного вида верёвки, они же вились по стенам, опутывая толстые трубы, которые словно дымоходы торчали из каждой усыпальницы. А внутри этих колдовских сосудов, подсвечиваемые слабыми огоньками лежали дети.

Хрипя, Пяст метался между гробами, припадая к мертвенно-холодным стёклам и всматриваясь в безмятежные лица детей. Вот он! Богдан! Глаза мальчишки были закрыты – дыхания незаметно. Пяст с остервенением принялся колотить стекло. Он стучал, скрёб, пытался поддеть клинком, но крышка не поддавалась. Обессилев, кузнец упал на колени и прильнул лбом к стеклу. Ярость сменилась опустошающим отчаянием. Он опоздал. Но возможность поквитаться ещё оставалась…

– Убью! – прорычал Пяст, отстраняясь от стеклянного гроба. Он на секунду замер, увидев своё отражение в глянцевой поверхности. За прошедшие сутки его борода и волосы стали совсем белыми, словно в мгновенье он превратился в старика.

На выходе из зала кузнец отшатнулся от возникших прямо в воздухе огненных символов. Колдовские руны светились зелёным пламенем, замерев над сверкающим огнями столом-алтарём. Пяст ненавидел колдовство. Взвизгнул рассекаемый клинком воздух, сверкнуло лезвие, опускаясь на ровную поверхность алтаря. Колдовской стол жалобно пискнул и испустил три жиденькие струйки едкого дыма. Символы и свечение исчезли.

– Ха! – победно воскликнул Пяст.

Значит, эти хитросплетения заклинаний прекрасно разрубаются острым клинком. Стены задрожали, вибрация передалась даже на пол. Из-под потолка раздался бесовский голос, читающий очередной заговор на незнакомом языке.

– Пяст! Дурень! – закричал возникший в дверном проёме колдун. – Ты убьёшь их!

Щедро сыпля проклятиями, чародей подбежал к алтарю и принялся шарить руками по потухшей поверхности. Казалось, он был взволнован, если не напуган.

– Идиот! – продолжал бесноваться чародей. – А если бы сорвал процесс гибернации?! Ты мог погубить детей! Как ты вообще здесь оказался?!

Кузнец молча ринулся в атаку, понимая, что сил у него осталось только на одну попытку. Колдун даже опомниться не успел, как Пяст занёс для удара фальшион. Но едва клинок приблизился к ненавистной роже, неведомая сила отбросила Пяста назад. Удар оказался такой, что подняться кузнец уже не смог. В ушах загудело, закружилась голова.

– Ну точно, идиот! – разочарованно выдохнул колдун.

– Верни сына! – балансируя на грани беспамятства, прошипел Пяст.

– Зачем? Чтобы вы оба замёрзли? Этим детям повезло! Они будут жить! Пяст, ты ещё не понял? Ваш мир умирает! Мы пытаемся спасти хоть кого-то! После того, как мороз уйдёт, мы вернём детей на планету… Это будет начало новой эры.

Пяст непонимающе смотрел на чародея. Почему-то теперь колдун казался искренним.

– Там, – колдун махнул рукой в сторону закрывшейся двери замка, – все либо уже мертвы, либо погибнут в ближайшие часы!

– А люди в деревне? – ледяные иглы ужаса пронзили сердце кузнеца. – Как же моя Ладушка?

– Вряд ли там кто-то выжил. Слишком низкая температура в пиковом падении.

– Все погибли?

– Ну, теоретически, конечно, кто-то мог спастись… Не о том думаешь! Раз уж ты здесь, полетишь с нами. Потеснюсь немного.

– Нет! – Пяст, тяжело дыша, поднялся на ноги. – Я должен уйти! Мне нужно к жене!

– Ты и шагу там не сделаешь! Замёрзнешь!

– Заботься о наших детях…

Пяст, шатаясь, направился к металлической двери. Он не стал поднимать фальшион, не стал оборачиваться. Кузнец понимал, что до деревни ему не дойти. Но остаться здесь, зная, что Лада умирает от холода, он не мог.

– Стой! – чародей подошёл к Пясту, снял со своего запястья колдовской браслет и ловко защёлкнул его на руке кузнеца. – Это хронотерапевтический гравитационный генератор защитного поля, – колдун осёкся, глядя в растерянные глаза Пяста, но тут же продолжил, – защитный амулет, в общем. Очень сильный. Ни стужа, ни огонь, ни сабля тебя не возьмут. Будешь бессмертным. Ну, почти.

Пяст действительно почувствовал себя лучше. Даже сломанная рука вновь шевелилась и совсем без боли. Теперь кузнец поверил чародею.

– И ещё, – колдун извлёк из шкафчика рядом с дверью свою красную дорожную сумку и протянул её Пясту. – Это матереализатор. Э… Волшебный мешок. Дом он тебе не построит, но кусок хлеба да тёплую шапку даст. Ищи выживших. Помогай им. Мороз отступит, когда вновь взойдёт солнце.

– Спасибо, Белогор! – Пяст, закинув мешок за спину, шагнул в открывшуюся с лёгким шипением дверь.

– Ночь будет долгой. А когда наступит утро первого дня, мы вернёмся!

Автор: Юрий Ляшов
Оригинальная публикация ВК