Мемуары моего прадеда. Часть 6. Горно-стрелковый полк: спец. техника, наводнение, танцы.⁠⁠

Пост не форматный, Прошу отнестись с пониманием.

Часть 1. http://pikabu.ru/story/memuaryi_moego_pradeda_chast_1_detstv...

Часть 2. http://pikabu.ru/story/memuaryi_moego_pradeda_chast_2_pereez...

Часть 3. http://pikabu.ru/story/memuaryi_moego_pradeda_chast_3_pervyi...

Часть 4. http://pikabu.ru/story/memuaryi_moego_pradeda_chast_4_raspre...

Часть 5. http://pikabu.ru/story/memuaryi_moego_pradeda_chast_5_kholos...

Продолжение:

Часть 6. Горно-стрелковый полк: спец. техника, наводнение, танцы.

Первый год в горно-стрелковом полку я работал по своей специальности. Мне была подобрана специальная группа наиболее грамотных бойцов и сержантов, как правило, членов КПСС и КСМ. Сначала я с ними изучал теорию по специальной технике - физику, электротехнику, радиотехнику, фотоэлектроавтоматику - все это по сокращенной программе, с тем, чтобы сознательно перейти к практической работе с этой техникой. Личный состав группы занимался с большим интересом и прилежностью, ибо, кроме интереса к технике, они понимали, что полученные знания пригодятся им для дальнейшей учебы "на гражданке" после демобилизации. Поэтому по их просьбе я с ними занимался сверх программы даже в свободное время.

Закончив краткий теоретический курс, изучив материальную часть специальной техники и станкового пулемета, мы приступили к практической работе. Выбирали наиболее выгодные трассы блокирования государственных границ, регулировали аппаратуру на получение сигналов о переходе нарушителем границы (конкретно на каком участке) или делали расчеты на поражение нарушителя огнем станкового пулемета. Все установки и пулеметы закапывались и маскировались под цвет местности.

Личный состав группы работал добросовестно. После каждого практического занятия тщательно чистили технику, заряжали аккумуляторы. Даже ездовые повозок помогали закапывать и маскировать технику.

В конце года в наш полк прибыл командный состав I-й Краснознаменной армии и нашего округа. Мне было приказано провести для них показные занятия по работе со специальной техникой.

Мы быстро оборудовали подвижные мишени, имитирующие перебежчиков, на расстоянии 300 метров. В присутствии гостей развернули одну пару установок (передающую и приемную), спарили ее с пулеметом, замаскировали. Я коротко рассказал гостям принцип работы установки, ответил на многочисленные вопросы и приступил к практическому показу ее действия. Как только фанерные перебежчики пересекли "границу" (невидимый инфракрасный луч), станковый пулемет произвел три коротких очереди.

Один из офицеров (с четырьмя шпалами в петлицах) бросился к мишеням, несмотря на мой строгий инструктаж по технике безопасности, и пересек этот невидимый луч. И если бы я вовремя не выдернул из пулемета фишку, этот офицер был бы расстрелян огнем пулемета. Я побледнел и не мог слова произнести, зная, что бы меня ожидало. Но этого офицера здорово отчитал Командарм: "Себя не жалеете, так пожалели бы лейтенанта!" - кричал он.

Возник спор, многие не верили, что мишени будут поражены. После выключения приборов все побежали к мишеням: каждый "перебежчик" был поражен двумя-тремя пулями. Это произвело сильное впечатление на командиров. По их просьбе еще два раза протягивали мишени, результаты были отличные.

Я должен был в скором времени выехать со своей группой для блокирования границы, однако неожиданно был получен приказ о сдаче специальной техники. Мы ее почистили, законсервировали, упаковали в ящики и отправили на центральный склад - куда-то под Москву.

Я оказался не у дел. Более родственна мне была связь – там и радио и телефонная техника. И вот я стал связистом, командиром штабного взвода в роте связи 299 горно-стрелкового полка. Только теперь я понял, что сделал большую ошибку, согласившись поступить в Школу особой техники, что не остался в Ленинградском училище связи.

Во время службы на ДВК мне пришлось увидеть и пережить страшный грозовой ливень и наводнение. В Европе о таком ливне и понятия не имеют. Мощные грозовые разряды ярко освещают и содрогают землю каждые несколько секунд. Крупные струи воды сплошной стеной падают на землю. Со всех сопок с шумом скатываются пенящиеся потоки воды и устремляются по овражкам, промоинам в Сучанскую долину. Долина быстро превращается в бурлящую громадную реку, стремительно несущую свои воды в Японское море. Через некоторое время видим, как по долине плывут бревна, домики с сидящими на крышах людьми...

Пробегая с телефонной станции к казармам, я увидел впечатляющую картину: бурлящая вода потоками скатывается с сопки Золотая по пологому скату, где стояли на колодках орудия артиллерийского дивизиона. Казалось, что орудия плывут вниз по воде. Я невольно быстро отскочил в сторону, боясь быть смятым этими орудиями.

Военнослужащие полка, находившиеся в это время в расположении зимних квартир, бросились в лагерь спасать боеприпасы и имущество лагеря. По пояс в воде приближались к лагерю. Я только в период наводнения понял, для чего вдоль дороги были установлены высокие шесты - они указывали дорогу в период наводнения, ибо стоит только сойти с дороги - сразу с головой уйдешь под воду.

Перебазировать боеприпасы и имущество лагеря в сопки помогали нам плавающие танки-амфибии из танкового батальона, дислоцирующегося в районе ближайших сопок.

Через несколько часов ливень прекратился, появились катера, гидросамолеты, которые занимались спасением людей и сбором различных предметов, унесенных потоком воды в море.

Такого наводнения я больше не видел за время моей службы на Дальнем Востоке.

Одна из артиллерийских батарей нашего ГСП всегда находилась на побережье Японского моря. При попытке вывести батарею в расположение полка, японские шхуны сразу же появлялись у нашего побережья, замеряли глубину прибрежных вод, фотографировали побережье. Поэтому наша артиллерийская батарея вынуждена была срочно возвращаться на огневые позиции на побережье. Японские шхуны быстро уходили, видимо, хорошо работала их разведка.

По прибытии в полк мне как молодому командиру старший политрук роты поручил вести политзанятия с группой младших командиров роты связи. Я не знал, что по положению политзанятия с младшими командирами должен был вести политрук роты. Познакомившись с программой, я серьезно занялся изучением программных тем, подобрал литературу и тщательно готовился к каждому занятию. К младшим командирам был строг и требователен, проверял качество усвоения каждой темы.

Осенью прибыла в полк инспекция из политуправления с целью проверки политической подготовки бойцов и командиров нашего полка. Я был готов и уверен за подготовку своей группы. Однако старший политрук объявил мне, что группу по положению должен представить инспекции он - политрук роты, а мне поручает представить инспекции другую группу, о знаниях которой я не имел и понятия. Я по молодости и неопытности был горяч и высказал старшему политруку (пожилому уже человеку) в резкой форме свое возмущение, обвинил его в нечестности... В общем, мы здорово поссорились, Старший политрук доложил командиру роты, который и вызвал меня "на ковер". Когда рассказал суть дела, он мне посочувствовал, но сказал, что он должен поддержать старшего политрука, как старшего по званию и должности, разъяснил мне, почему нельзя вступать в спор со старшими по званию и пр. и пр. С тех пор у меня с политруком роты отношения сложились неважнецкие.

Примерно через год-полтора из Ленинграда ко мне на Дальний Восток приехала моя мама. При встрече она мне долго и подробно рассказывала о своих дорожных впечатлениях, о том, что она раньше не представляла, какая огромная наша страна, какие красоты природы она видела. В общем, впечатления самые богатые.

Мне к этому времени уже представили хорошую комнату-кухню на втором этаже ДОСа. Почему комната-кухня? Дело в том, что в канате была устроена своеобразная печь для отопления, одновременно она была оборудована закрывающейся плитой для варки и подогрева пищи.

В такой печи долго могла храниться пища в горячем состоянии.

Приезд мамы в значительной мере облегчал мое холостяцкое существование: мама и постирает и погладит белье, починит, приготовит покушать. Комнату убрала, появились цветы, - превратила ее в уголок отдыха. А главное - было с кем откровенно поговорить по душам. Мы часто беседовали, вспоминали наш любимый Ленинград, близких нам людей, строили планы на будущее.

В скором времени мама завела свое хозяйство: купила маленького поросенка, которого опять назвала Васькой. Васька так избаловался, что при встрече со своей хозяйкой ложился и требовал, чтобы его почесали, похлопали, поговорили с ним, иначе визжал - обижался. Васька постоянно бегал за мамой по пятам, даже заходил в магазин.

Я на службе очень уставал и не замечал красоты, окружающей нас. Но зато мама наслаждалась этой красотой. Особенно весной, когда сопки покрываются морем тюльпанов, свежей зеленью...

Мама, как молодая девчонка, лазила по сопкам, радовалась цветам и солнцу и виднеющемуся Японскому морю. Я был очень рад за нее, за то, что ей хоть раз в жизни посчастливилось пожить по-человечески. Ведь всю жизнь с детских лет ей пришлось непосильно трудиться. Жаль только, что этот период счастливой для мамы жизни был краток.

Как то вечером я, Юра Мишин и Ванюшка-капельмейстер собрались вместе. Юра предложил: неплохо бы организовать по субботам танцы в офицерской столовой. После ужина убрать столы, подмести и под гармошку потанцевать. «Зачем под гармошку? Под оркестр, - сказал Ваня.- Это будет дополнительная тренировка для музыкантов". А разрешит ли командир полка? И решили поговорить с женой командира полка - Валентиной, симпатичной скромной женщиной, чтобы она агитнула мужа, а для страховки официально направить на переговоры членов женсовета - наиболее активных из них - Клаву, жену одного политрука, и Марусю - жену командира пулеметного батальона. С большим трудом удалось получить разрешение. Работники столовой сами согласились подготавливать по субботам помещение. И вот в первую же субботу после ужина оркестр заиграл вальс. Офицеры пришли с женами (у кого они были), кто танцевал, а кто играл в настольные игры. Всем понравился вечер!

Вскоре начала ходить на танцы и жена командира полка. Юра Мишин, красавец-мужчина, заядлый танцор, пригласил ее на танец и в дальнейшем оказался постоянным ее партнером.

Все было бы хорошо, но однажды командир полка встретил свою жену возле дома, идущую под руку с Юрой Мишиным, который решил проводить ее домой. И проявился характер командира: "Командир роты, Вам следует идти в подразделение. Завтра буду проверять Вашу роту!" - сказал он.

Юра прибежал к нам и спрашивает, что мы посоветуем ему предпринять? Мы посовещались, сказали, чтобы шел в роту и всю ночь чистил-блистил казарму, конюшню, хорошенько проинструктировал наряд. Так он и сделал.

Утром с подъема командир полка - в пулеметную роту. Командир роты доложил ему еще перед казармой. Дежурный по роте четко по уставу отдал рапорт. Галиев проверил чистоту и порядок в роте! но придраться было не к чему. Тогда он идет в конюшню, там тоже порядок и чистота отменная. Чистым носовым платком проводит по крупу ближайшей лошади - чисто! По выражению лица командира полка Мишин видит, что он злой до предела.

Далее по распорядку дня рота выходит на преодоление полосы препятствий. И здесь командир полка заметил у одного бойца роты рваный сзади сапог, подзывает Мишина и объявляет ему десять суток домашнего ареста (домашний арест только что был введен в ка-честве дисциплинарного взыскания командного состава). В обед Юра нам рассказал об этом и спросил, остановится ли Галиев на этом, или будет дальше ко всему придираться? Однако служба проходила нормально, а вот танцы сразу были отменены.

В скором времени по приезде на ДВК я был свидетелем похорон моряка, сопровождаемых оркестром нашего полка. Я и раньше уже заметил, что на побережье Японского моря часто бродят моряки, а иногда - верхом на лошади. "Старички" мне объяснили, что это пограничники в морской форме, и рассказали историю, связанную с похоронами. Ходили слухи, что на острове, где разместился многочисленный лагерь осужденных женщин, много молодых красавиц. И вот трое моряков решили посмотреть на них поближе. Рано утром они на шлюпке приблизились к острову, не предполагая, что могут быть замеченными. Для предосторожности один моряк пошел впереди, второй - несколько сзади, а третий остался в шлюпке, обеспечивая в случае необходимости отход.

Вдруг из засады группа женщин нападает на смельчаков. Первого сразу пленили, второй вырвался и с ходу бросился в воду и вплавь добрался до шлюпки. Можно представить себе группу изголодавшихся женщин, не видевших годами мужчин (все руководство консервного завода состояло из женщин), и морячка, при всем своем старании не способного удовлетворить страстных желаний целой группы слабого пола. Короче говоря, истерзанный моряк был доставлен на берег мертвецом. Об этом случае стало известно на всем побережье. Поэтому повторных попыток взглянуть на "красавиц" не было.

Грозой военнослужащих на ДВК был ставленник Сталина - Мартиросьян (звания не помню). Он имел неограниченную власть, инспектировал все части и соединения Дальнего Востока. Когда Мартиросьян появлялся у нас в полку, я наблюдал его странное поведение.

При проверке столовой дежурный по столовой - старшина сверхсрочной службы четко, громко доложил Мартиросьяну, щелкнул каблуками, красиво сделал шаг в сторону и, приложив руку к головному убору, поедал глазами большого начальника. Это, видно, понравилось Мар-тиросьяну, он похвалил старшину: "Молодец, лейтенант!" И здесь же сопровождавшие его офицеры нацепили старшине лейтенантские кубики.

При посещении конюшни Мартиросьян белым платочком проводил по лошади, по окнам конюшни, и платок, естественно, становился грязным. Здесь же был понижен в звании младший командир.

По расположению полка Мартиросьян ходил только по прямой, не обходя препятствий и заграждения. Через канавы и промоины ему укладывали доски или колья, а в заграждениях проделывали для него проходы. Особенно он любил проверять, как преодолеваются полосы препятствий. Естественно, что в присутствии такого большого начальника бойцы выкладывались из последних сил, проползая под проволочным заграждением, преодолевая рвы или другие многочисленные препятствия.

Во Владивостоке и Ворошилов-Уссурийске Мартиросьян любил проверять, как ведут себя офицеры-отпускники, соблюдают ли форму одежды (особенно моряки), правильно ли отдают честь при встрече со старшими и между собой, а затем со всеми задержанными нарушителями дисциплины (а их всегда оказывалось большое количество) по нескольку часов занимались во дворе комендатуры строевой подготовкой. Кроме этого, делались отметки в отпускных билетах, чтобы провинившемуся еще раз выдали по заслугам при возвращении из отпуска.

Как я уже отмечал, отпуск офицеры проводили, как правило, во Владивостоке. А куда пойти отпраздновать отпуск? Конечно, в знаменитый ресторан "Золотой Рог". Оружие офицеры носили всегда при себе, даже находясь в отпуске. И вот однажды подвыпившая группа офицеров устроила в ресторане соревнование по стрельбе, стреляли по красивым статуэткам, расположенным по периметру стен под потолком ресторана - кто больше их разобьет. Ущерб, конечно, был нанесен большой. После этого приказом по гарнизону было запрещено ходить в рестораны с оружием. Теперь при входе в ресторан дежурный офицер проверял кобуры у офицеров, приходилось пистолеты прятать в карманы и показывать дежурному пустые кобуры.

А чем было заняться молодым офицерам в отпуске? В Европу не пускали. Некоторые офицеры своих родственников не видели десяток лет.

Прошло некоторое время после того, как запретили проводить по субботним вечерам танцы, но командир полка на этом не успокоился. Он избил свою жену. Ее громкие крики о помощи многие слышали, но никто не решался приблизиться к разъяренному Галиеву.

Но и это не все. Он добился перевода многих офицеров-холостяков в другие воинские части. Юра Мишин оказался в пограничной части, жил в землянке, писал, что в дождливую погоду грязная вода капала на постель... О судьбе Ванюшки-капельмейстера и других ничего не знаю, т.к. они уехали незадолго до моего перевода в Ворошилов-Уссурийск. Я получил назначение в воинское соединение 8927 на должность заместителя командира полка связи по радио.