Мемуары моего прадеда. Часть 3. Первые курсы Школы Особой Техники.⁠⁠

Часть 1. http://pikabu.ru/story/memuaryi_moego_pradeda_chast_1_detstv...

Часть 2. http://pikabu.ru/story/memuaryi_moego_pradeda_chast_2_pereez...

Продолжение:

Часть 3. Первые курсы Школы Особой Техники.

Вскоре меня вызвали в военкомат с вещами, повезли всех отобранных кандидатов в курсанты на Московский вокзал, посадили в вагон и повезли в неизвестном направлении. Выгрузились в г. Ульяновске. Поселились в бывших военных казармах на правом берегу Волги. Начались вступительные экзамены. После каждого экзамена было построение, и из ста человек пятьдесят-шестьдесят отсеивали, вручали проездные билеты, сухой паек на дорогу - и домой. Я сдал все экзамены и был зачислен курсантом. «Школы Особой Техники» им. Орджоникидзе. До начала плановых занятий мы ремонтировали казарменные помещения, строили спортзал, приводили в порядок территорию школы.

В торжественной обстановке весь личный состав школы принял военную присягу. Начались занятия. Первый год мы занимались строевой подготовкой, огневой подготовкой, изучали французский язык, курс "Разведка и контрразведка", изучали электротехнику, радио-технику, фотоэлектроавтоматику. Изучали работу отдельных каскадов какой-то техники. Но никто из нас не знал, каких специалистов из нас готовят, какую технику мы будем изучать.

Уже на первом курсе мы ходили в наряд, несли внутреннюю и караульную службы, охраняли ангары с секретной техникой. Строгий инструктаж, секретная техника в ангарах, да и случай задержания японского шпиона, пытавшегося проникнуть в ангар, создали особо напряженную обстановку при несении службы на постах. Первое время особенно в темную ночь, от напряжения, страха и чувства ответственности дрожь пробирала, а время тянулось медленно, медленно...

Однажды произошел такой случай. Была туманная темная ночь. Один из курсантов (фамилию не помню) стоял на посту, охранял склад горючего. Вдруг слышит чьи-то шаги, кричит: "Стой! Кто идет?" Никто не отвечает. Опять четко уже слышит шаги. Он опять окрикнул неизвестного, опять молчание... Нервы у курсанта не выдержали, он стреляет, и что-то побежало. Это была подстреленная лошадь, которая добежала до своей конюшни и сдохла. Курсанты школы долго изводили этого "стрелка", т.к. он никогда не выполнял упражнения по стрельбе днем, а на посту в темноте и тумане с первого выстрела поразил цель.

После того, как была назначена командованием премия в триста рублей за задержание на посту шпиона, многие курсанты стремились попасть на посты секретных ангаров, но так никому больше и не удалось получить эти триста рублей.

Однако в этот период действительно оживилась работа японской разведки. Преподаватель курса "Разведка и контрразведка" приводил нам много примеров о действиях японской разведки вдоль Сибирской железной дороги, о провале операции агентуры по разрушению железнодорожного моста через Волгу в районе Ульяновска, и как это было раскрыто.

Естественно, что открытое название нашей военной "Школы Особой Техники" привлекало внимание иностранной разведки. Очевидно, поэтому наша школа была переименована в Военно-техническое училище.

В нашем училище большое внимание уделялось огневой подготовке. Мы много стреляли из всех видов стрелкового оружия: пистолетов, винтовок, станковых пулеметов. На третьем курсе мы сдавали зачет по практическому расчету и стрельбе пулеметным взводом с закрытых позиций. Меткой стрельбе учили нас свои командиры, и приезжал с этой целью специальный офицер из Отдела боевой подготовки Красной Армии, имеющий личные боевые награды за отличную стрельбу. Он сначала теоретически рассказал нам, как надо целиться, дышать, спускать курок, а затем сам стрелял из пистолета и винтовки (из яблочка не выпустил ни одной пули). Это инструктивное занятие сыграло большую роль, повлияло резко на результаты огневой подготовки личного состава училища. Я, например, с того времени всегда отлично стрелял, активно участвовал в соревнованиях по стрельбе и имею много наград за успешную стрельбу.

Я уже отмечал, что мы не знали, какой специальности мы будем обучаться, какой техникой будем овладевать. Оказалось, что в течение первого года специальные органы изучали всю нашу подноготную вплоть до бабушек и дедушек и в конце первого курса произошел отсев части курсантов по специальным мотивам. После этого в наше Военно-техническое училище прибыли высокие гости: "бог техники" Красной Армии военный инженер 1-го ранга Спиглазов и все командующие военных округов. Собрали всех в большом зале. В дверях и вокруг здания патрулировали офицеры. Закрыли даже форточки. Спиглазов провел трехчасовую лекцию, познакомил присутствующих с тремя специальностями, которыми будут овладевать курсанты на втором и третьем курсах. На вывешенных громадных схемах мы узнали отдельные каскады, работу которых мы изолированно изучали на первом курсе.

После лекции все направились на полигон, где должны были практически демонстрировать специальную технику. На правом фланге построились командующие округами, левее поротно - личный состав училища. Сначала инженер 1-го ранга Спиглазов, находясь в танкетке в аппарели и наблюдая в перископ, управлял по радио тремя тяжелыми огнеметными танками. Зрелище было эффектное: все три танка одновременно двинулись с исходных позиций, произвели разворот, поразили огнеметами цели и, развернувшись перед самым строем, ушли на исходные позиции. Затем показали работу блоков инфракрасной техники, спаренных со станковыми пулеметами, закопанными в землю, и в конце был произведен мощный взрыв по радио. Все уселись на высоком крутом берегу Волги, а внизу у воды было заложено большое количество взрывчатки. Один из курсантов по радиотелеграфу передал условный сигнал, и произошел такой мощный взрыв, после которого громадные комья земли высоко поднялись вверх, а в ближайших домиках вылетели стекла из окон.

Так закончилось знакомство с нашими специальностями и с высокими начальниками. Из всех командующих округами мне запомнился Дыбенко - симпатичный, с большой бородой.

1937 год - второй курс, второй год учебы. Этот год мне запомнился как год репрессий. Репрессии коснулись и наших командиров, и наших преподавателей. Некоторых преподавателей арестовывали даже во время лекций. Как после выяснилось, аресты производились по доносу одного политрука. Арестованы были даже полковой комиссар Котельников и батальонный комиссар Щербина.

Я был назначен в группу курсантов, которые упаковывали домашние вещи батальонного комиссара Щербины. Мы знали, что его арестовывают как троцкиста. Когда мы спросили его - правда ли, что он был троцкистом? - он ответил, что да, был, но когда познакомился с программой компартии, то вступил в члены Коммунистической партии и порвал с троцкизмом. Об этом он нигде не скрывал, все было указано в его личном деле.

Вообще обстановка в то время была очень сложной, никто не доверял друг другу. Командиры не посещали своих приятелей, семьи офицеров жили замкнуто, опасались доносов.

Помню, сидим в зале на собрании, вдруг оратор замолкает, присутствующие в страхе и напряжении затаились, из президиума выбегают двое и срывают со стены плакат. Собрание продолжает работу. Оказалось, что кто-то усмотрел, что обрамление плаката представляет собой цвет старого царского флага. Была проявлена сверхбдительность!

В конце 1937 года арестовывают даже начальника училища - комбрига Каргополова. Правда, его месяца через три выпустили. И вот мы - группа курсантов - идем через плац и видим, что нам навстречу идет комбриг. Мы остановились в нерешительности, хотя и любили своего комбрига как отца, остановились, ибо знали, что здороваться с "врагом народа" было опасно, могли арестовать и тебя. Видя нашу растерянность, комбриг громко крикнул: "Сынки! Я не враг народа, не бойтесь!" Мы бросились к нему, давай его обнимать, расспрашивать. Он-то нам и сказал, что он и многие другие были арестованы по доносу одного политрука, которого за ложные доносы тоже арестовали. Однако комбриг Коргополов от нас уехал, получил назначение в Москву, в Отдел боевой подготовки Управления связи Красной Армии, а начальником нашего училища стал полковой командир Камолов.

Жаль было расставаться с любимым комбригом. Все мы очень часто вспоминали, как он проверял внутренний наряд в подразделениях, учил докладывать командным языком, сам становился при этом на место дневального или дежурного по роте. Бывало и отругает и здесь же отпустит остроумную шутку, за что его и любили.

Как-то в училище была сформирована рота курсантов из девушек (очевидно, проводился эксперимент). Это сразу сказалось на поведении курсантов: начали лучше подгонять по фигуре обмундирование, чистить до блеска сапоги, красиво подшивать подворотнички, следить за прической.

Во время зимних общевойсковых учений девушки тоже принимали участие. Комбриг, проезжая верхом на лошади, спросил: "Скоро ли будет установлена связь?" Помощник командира взвода доложил, что сейчас сделают заземление, и связь будет установлена. Комбриг видит, что курсант, согнувшись, копается возле телефонного аппарата, и посоветовал ему: "Ты поссы, сынок, на мерзлую землю, - будет хорошее заземление!" Помощник командира взвода подошел к комбригу и тихо сказал: "Товарищ комбриг, это же девушка!" Комбриг громко выругался (это он любил) и громко сказал: "Кто вас тут разберет, все в штанах и шапках!" И, ударив плеткой вороного, поскакал на другой участок. Действительно, трудно было отличить девушек, т.к. они были одеты в ватные штаны, зимние шапки и куртки. Этот случай быстро облетел весь состав училища, было над чем посмеяться на досуге.

А вскоре эта рота девушек-курсантов была расформирована, возможно, потому, что многие из них оказались почему-то беременными.

На втором и третьем курсах мы продолжали учебу по специальностям. Преподавательский состав был подобран отличный, занятия проходили интересно. В свободное время мы занимались спортом в различных кружках. Примерно полгода я по вечерам занимался в секции бокса. Тренировки сильно изматывали нас. На вечернюю проверку мы выходили зачастую с фингалами, кровоподтеками. В строй становились под смех всего личного состава роты.

В выходные дни зимой проводились тренировки в ходьбе на лыжах на десять, двадцать и тридцать километров. Во главе с командиром взвода - лейтенантом Александровым. А в конце зимы проходила сдача нормативов на значок ГТО II ступени.

В летнее время, в жаркие выходные дни мы проводили время на Волге. Обычно спускались по крутому правому берегу к пристани, затем на катерах или на самоходных паромах добирались до песчаного острова "бесстыжего", как его тогда звали (сейчас он глубоко под водой), и там купались и загорали. Вечером брали увольнительные и шли на танцы или проводили время в спортзале.

Дисциплина в училище поддерживалась очень строгая. Помощники командиров взводов и старшины рот были старослужащими, очень строгими и требовательными, умели переломить характер курсантов, однако удавалось и поозорничать.

Помню Колю Петрова - смелого балагура. То после отбоя через окно второго этажа спустится на канате и наберет яблок в совхозном саду, то выкинет еще что-нибудь. А однажды на уроке французского языка он достал фотографию голой женщины, сфотографированной им на пляже из-за кустов, показал ее соседу, а тот послал ее по классу. Француженка - молодая красивая женщина - перехватила фотографию и, не посмотрев на нее, положила в свой учебник. Она сделала замечание курсантам, чтобы не отвлекались на занятиях, и продолжала урок. В перерыве весь класс всполошился, все понимали, какую совершили гадость. После звонка на урок все сели на свои места, опустили глаза, стыдясь взглянуть на вошедшую француженку. Она открыла свой учебник и, покраснев, выбежала из класса. Скандал был страшный. Коля Петров, конечно, сразу сознался, что фотография его, просил прощения. После долгого разбирательства начальство приняло решение об исключении его из училища. Однако после ходатайства всего взвода и учитывая его хорошую учебу и прочее, он был оставлен в училище. Это были отдельные редкие случаи недисциплинированности.