Мемуары моего прадеда. Часть 1. Детство.⁠⁠

Небольшой комментарий:

Мемуары были написаны Павлом Николаевичем Холодяковом еще за долго до распада СССР. В книге будет описана жизнь порядочного советского человека, родившегося в деревне, перебравшегося в Санкт-Петербург и прошедшего Великую Отечественную Войну. Так как книга достаточно подробная, то я разбил ее на несколько частей. Это не маленькие заметки, это книга, представленный текст - чуть больше 5% всего объема.

В тексте много имен разных людей - может быть эти мемуары так же помогут найти читателю информацию о своем предке. В добавок, пунктуация и грамматика сохранены (правда мемуары уже были перепечатаны и достались в качестве текста, напечатанного копировательницей). При этом также надо учитывать, что Павел Николаевич не был писателем.

Пост не форматный, серьезный и в какой-то мере уникальный по той причине, что выкладывается текст человека, который не дожил до появления интернета, а тем более сайта Пикабу. Прошу отнестись с пониманием.

Мемуары

Павла Николаевича Холодякова

Часть 1. Детство.

Я, Холодяков Павел Николаевич, родился в семье крестьянина. Отец мой – Холодяков Николай Васильевич – уроженец деревни Арболово Кингисепского района Ленинградской области. В летнее время отец работал в деревне, а на зиму выезжал в Питер на заработки, работал на заводе «Арсенал». Пользовался он уважением в деревне: на сходках его, как правило, выбирали председателем. В праздники было принято проводить соревнования по борьбе, его никто не мог побороть (у него были очень сильные руки). Отец очень любил лес, собирал много грибов и ягод. Он все мечтал переселиться на хутор возле леса, выкопать пруд, завести гусей…

Моя мать – Холодякова Вера Григорьевна – уроженка соседней деревни Кумолово. До замужества мама служила в господском доме в Петрограде.

В 1918 году, когда мне было всего несколько месяцев, отец заболел (в то время свирепствовала так называемая «испанка»). Испанка дала осложнение на легкие и вскоре отец умер. Видно он меня очень любил, так как по рассказам матери, уже теряя сознание, все говорил, что качает меня на руках.

После смерти отца мама осталась с двумя детьми, мне было около восьми месяцев, а моей сестре – 2,5 года.

В этот же период на наш район напала еще одна болезнь – Черная оспа. Я тоже заболел. Мама рассказывала, что она «грешница» богу молилась, чтобы я умер, так тяжело ей было смотреть на мои страдания. Девятнадцать суток созревали нарывы, причем эти нарывы покрыли абсолютно все тело, даже веки глаз были поражены. Я страшно кричал, руками старался раздирать все тело, приходилось мои руки крепко пеленать. Чтобы мне не ослепнуть, надо было раскрыть мне веки. Это решила сделать тетушка Ирина, которая языком сумела их раскрыть. Но это не прошло ей даром: она тоже заболела оспой.

Мама жила со свекровью – бабой Дарьей. Кроме моего отца она имела еще одного сына – Федора и дочь Ирину. Маме тяжело было жить с бабой Дарьей – скупой, сварливой женщиной. Всю тяжелую работу приходилось выполнять моей маме: то выезжала с деревенскими мужиками в лес на заготовку и вывозку дров на зиму, то была послана ездовой на длительное время – возила боеприпасы для одной из частей Красной Армии. По ее рассказам, когда она возвращалась домой, то ее я не узнавал и никак не шел к ней на руки. Баба Дарья всячески оберегала своих детей, уже взрослых, и не щадила мою мать, упрекала ее в том, что ее, бабу Дарью, объедают… Маме ничего не оставалось, как работать за двоих, косить, пахать, сеять, убирать хлеб, грузить и выполнять другую тяжелую работу.

В соседней деревне Кумолово в большой семье дяди Сережи жила дочь сестры моей мамы – Женя. Ей тоже тяжело приходилось. Ее мать, тетя Оля, служила у господ в городе, а дочь Женю отправляла к своему брату в деревню. Моя мать любила и жалела Женю, и Женя часто прибегала к нам в Арболово. Помню, как однажды мама намазала всем нам по ломтю хлеба со сметаной и сказала: «Бегите в кусты, чтобы баба не увидела». Эта баба Дарья жалела для меня, еще совсем маленького, даже цельного молока, разбавляла его холодной водой. А у нее было в то время две коровы!

Через некоторое время создались благоприятные условия для отделения нашей семьи от семьи бабы Дарьи. Мы переехали в другой дом этой же деревни, так как хозяйка дома уехала на постоянное место жительства в другой район и разрешила нам временно жить в ее доме. Мама стала самостоятельной хозяйкой и, несмотря на трудности, она была морально удовлетворена. Разделили землю, и я помню, как мы с сестрой специальными колотушками разбивали на поле крупные комья земли на своем участке (мне было 5 лет).

Как я потом узнал, маму очень любил житель нашей деревни некий Моисеев, который неоднократно уговаривал ее выйти за него замуж, но мама была очень набожная, считала это большим грехом, да и за нас боялась. А Моисеев так и не женился. Меня с ним познакомили позже, когда я, уже, будучи школьником, приезжал из Ленинграда в деревню Арболово.

Вскоре произошла большая перемена в нашей жизни: маму пригласили на работу в Яблоницкую больницу Молосковицкого района в качестве медицинской сестры, уборщицы, кухарки и многих других работ. Надо было получить паспорт (крестьяне в то время паспортов не имели). Перед мамой встал вопрос: какую взять фамилию? Дело в том, что настоящая наша фамилия - Семеновы. Однако мой прадед вместе со своим сыном (моим дедом) ехал на дровнях по льду Финского залива и оказался на плывущей льдине. Лошадь вместе с грузом с седоками упала в воду. Спасся только мой будущий дед - мальчик лет десяти, которому удалось выбраться на плывущую льдину. С Кронштадта увидели, что что-то чернеет на льдине, выслали катер, сняли мальчика и поместили в кронштадтский гарнизонный госпиталь, а в газете напечатали статью об этом происшествии и указали приметы мальчика. Когда об этом узнали в деревне, то через некоторое время моего деда стали дразнить "холодяк". Так прозвище Холодяковы и пристала к нашей семье.

Когда маму спросили, как записать в паспорте, то она сказала - пишите Холодякова.

Врачом в больнице работал Соколов Николай Александрович, а сама больница располагалась в бывшем барском имении на Яблоницкой Мызе в двух километрах от деревни Яблоницы. Вокруг имения были расположены многочисленные декоративные и фруктовые сады, которые перешли в личное пользование врача Соколова.

На Мызе кроме больничного персонала жило несколько эстонских семей, а дальше, в полутора километрах от Яблоницкой Мызы, находилась Сумская Мыза с многочисленным эстонским населением, объединенным в то время в "товарищество по совместной обработке земли". Это был очень дружный коллектив, они жили значительно лучше колхозников деревни Яблоницы.

Мама была все время загружена работой - по утрам топила многочисленные печи, убирала и мыла всё помещение больницы. В часы приема больных - с врачом в качестве медсестры, а после приема больных опять занималась уборкой, стиркой бинтов и халатов. Для своих личных дел и для нас ей удавалось выкроить очень мало времени.

Моя сестра Ольга стала ходить в школу в дер. Яблоницы (2 км), я был предоставлен сам себе, бегал с мальчишками-эстонцами. Сасиком и Николаем. Особенно я сдружился с Колей Элевант - сыном портного. Это была бедная многочисленная семья. Летом все их дети бегали босиком, а зимой на пять мальчишек (девочка умерла) были одни сапоги, чтобы сходить в уборную, которая находилась в пятидесяти метрах от дома. Часто бегали и босиком по снегу. Мать Коли мне запомнилась с большим животом, ростом выше мужа, она редко находилась дома, да и отец, как правило, приходил только на ночлег. Поэтому дети сами хозяйничали, дрались, ревели. Их дом стоял на берегу реки. Немного выше по течению была плотина с мостом и рядом - мельница (мельник Пирн; дочери его Вильмина и Агнесса). Выше плотины блестело большое озеро, за которым начинался лес. Ниже плотины все русло реки было усеяно камнями, между которыми текла вода.

Николай Элевант научил меня ловить рыбу вилкой под камнями: идешь по речке против течения, тихо отворачиваешь очередной камень и осторожно, но быстро накалываешь на вилку гольца. А налимов ловили руками: подойдешь к большому камню, руками тихо нащупаешь одну или две норы под камнем, одну придерживаешь, а во вторую просовываешь руку и хватаешь налима, иногда большого, за жабры, иначе обязательно выскочит из рук, так как он очень скользкий и сильно извивается. Я после уже узнал, что налим - ночной хищник, а днем спокойно отсыпается в своем убежище.

Я очень завидовал своей сестре, потому что она ходит в школу, а я нет. Иногда пристроившись за ней, доходил почти до дер. Яблоницы, но сестра всегда прогоняла меня домой. А однажды, я все же побывал в школе, и учительница мне разрешила на следующий год посещать школу. Я был очень рад этому, так как давно мечтал о школе. В первый класс я пошел в возрасте семи лет. Моя первая учительница была Анастасия Георгиевна.

Школа находилась в деревне Яблоницы, это в двух километрах от нашей Мызы. Приходилось эти два километра преодолевать в любую погоду. Были случаи, когда нам удавалось подъехать на попутной повозке, прицепившись сзади саней, но чаще всего мы получали кнута от возчика. Когда свирепствовали снежные метели, то по настоянию учитель-ницы - Ольги Антоновны, мы с сестрой оставались у нее на ночлег. Ольга Антоновна, учительница моей сестры, жила в здании школы.

Учился я хорошо. Нас с Тасей Богдановой всегда хвалила наша учительница Анастасия Георгиевна. Но вскоре я заболел воспалением суставов и месяца полтора не посещал школу. У меня переболели все суставы по очереди на руках и ногах, я кричал криком от боли, когда мне делали втирание какими-то мазями.

Вскоре я догнал свою группу по учебе, и всегда по успеваемости был в числе передовых.

Зимой мы с ребятами ходили на самодельных лыжах, катались с ледяных горок на санках, а когда раздобыли коньки, то и на коньках по льду замершего озера. Особенно нам с сестрой нравилось кататься на коньках по первому тонкому льду большой барской купальни, расположенной в саду вблизи дома. Это хорошо запомнилось, так как мы с сестрой однажды провалились и конечно промокли по пояс. Боясь, что попадет от матери, мы побежали к эстонцам в дом, забрались на печку, высушились и только тогда пошли домой.

В летнее время года мы с ребятами обычно проводили время на реке, ловили рыбу, купались. На Мызе кроме нас с сестрой жили эстонские дети: Сасик и Ольга Гиллеры, Вильмица и Агнесса Пирн, Николай и Арнольд Элевацт. Однажды, воспользовавшись отсутствием врача, пошли всей гурьбой воровать яблоки в сады, почему-то принадлежавшие врачу Соколову. Только набрали полные пазухи отличных яблок, как в саду появилась теща Николая Александровича Соколова - тетя Маша. Мы бросились бежать, она - за нами. Мы спрятались в гороховом поле колхоза и пролежали там до темноты, а затем пошли к дому Гиллер - взвеши-вать трофеи, у кого больше. Здесь нас и застала баба Маша. Это была очередная неприятность для нашей мамы.

Как-то мы построили большой плот, соорудили на нем из кирпичей печь, установили высокую трубу и вечером, когда стемнело, забрались на него, затопили печь и долго-долго плавали по большому глубокому озеру, представляя, что плывем на пароходе.

А иногда, до полуночи проводили время у цыган, таборы которых часто останавливались на поляне возле красивой рощи за садами, слушали их пение у костров, забавные игры и пляски цыганят, наблюдали за поведением прирученных медведей. Помню, в одном из последних таборов цыгане готовили грандиозную свадьбу, показали молодых красивых цыгана и цыганку. Несколько дней цыганки ходили по домам, гадали, приглашали на свадьбу, собирали продукты и подарки молодым. Все жители старались помочь им, чем могли. Было назначено время свадьбы. Однако когда народ пришел в расположение табора, увидели только догоравшие костры. Цыгане исчезли...

Летом в вечернее время жители Мызы вместе с детьми иногда собирались в сквере возле здания поликлиники, качались на качелях, играли в различные игры: кошки-мышки, прятки, лапту и др. В играх зачастую принимали участие и взрослые. Помню, как врач Соколов был кошкой, а моя сестра - мышкой. Николай Александрович весь потный, раскрасневшийся никак не мог поймать верткую мышку. Все смеялись, держась за животы. От смеха у бабы Маши (тещи врача) даже кровь из носа пошла.

Николай Александрович Соколов был заядлым охотником и рыболовом, имел двух прекрасных охотничьих псов. С одним ходил на зайцев, с другим - на дичь. Часто приходил с большими трофеями. Приготавливать дичь всегда поручали маме, так как она была хорошим кулинаром.

Однажды Николай Александрович пригласил меня на рыбалку. Вечером мы расставили по реке жерлицы и донки. Одну донку он подарил мне и сам ее установил под большим, нависающим над водой кустом. Наутро я рано проснулся и все ждал Николая Александровича. Наконец мы пошли проверять донки и в первую очередь мою. На крючке оказался огромный налим. Я крепко зажал его рукой за жабры и побежал домой. По просьбе Николая Александровича я принес ему ведро под рыбу, но, к сожалению, ни одного налима и ни одной щуки больше не попалось. Настроение у доктора заметно упало. Больше он меня на рыбалку не брал.

Как я тонул?

Однажды жарким летом группа парней-эстонцев с Сумской Мызы шли купаться. Мы с Николаем Элевант попросили их научить нас плавать. Они согласились, взяли нас с собой на место купания. И вот раскачав нас за руки и ноги, бросили на середину реки... Кое-как "по-собачьи", захлебываясь, мы добрались до берега. А парни, смеясь, сказали: вот вы и научилась плавать, теперь тренируйтесь сами.

Несколько дней мы действительно тренировались и немного уже могли проплыть. Решили переплыть озеро. Разделись, приготовились и по команде "три" я прыгнул в воду и поплыл. Николай струхнул, остался на берегу. Я переплыл глубокую часть озера и, периодически щупая ногами дно, остановился на вязком дне по горло в воде. Мне надо было от-дышаться или доплыть до противоположного берега и через плотину и мельницу вернуться обратно. Помню как я начал "клювать" под воду, из последних сил старался доплыть, а дальше ничего не помню. Очнулся я возле берега, держась за кусты и траву. В глазах темно, голова горя-чая, в ужах шумит... С трудом выбрался на крутой берег.

Николай же, увидев, что я ухожу под воду, побежал домой и забрался под кровать, никому даже не сказав, что я тону. Меня несколько раз стошнило, и я, шатаясь, побрел домой, ничего не сказав, матери, иначе бы получил по заслугам.

За озером много километров тянулся лес, в котором бродило много зверей, в том числе медведей. Однажды, медведь, встав на задние лапы, преградил дорогу эстонской женщине, шедшей с пустыми бидонами из-под молока от дома лесника. Женщина от страха упала в обморок, а упавшие и загремевшие бидоны напугали медведя и он тут же убежал в лес.

Другой случай произошел в лесу с нашей соседкой, эстонкой Кларой. Собрав целую корзину брусники, она села отдохнуть, закусила и здесь же прилегла и заснула. Проснувшись, она увидела над своей головой что-то страшное, волосатое... С перепугу она громко закричала и ногтями сильно царапнула по животу. Медведь убежал, а Клара, еще молодая женщина, сразу поседела. Охотники пошли в указанном Кларой направлении, нашли ее корзину, тулупчик, проследили по медвежьему помету направление движения медведя и в 50-60 метрах увидели громадную тушу мёртвого зверя.

Мне в тот период тоже пришлось увидеть медведя. Как-то летом к нам приехала тетушка Оля со своей дочерью Женей, веселой проказницей. И вот мы целой компанией (взрослые и дети) пошли в лес собирать бруснику. Бродили долго, хороших ягодных мест не попадалось. Наконец, преодолев болотце, мы попали на островок, сплошь покрытый красной брусникой. Побросав лишнюю одежду, все мы увлеклись сбором ягод, прекратив даже разговоры. Вдруг раздался треск ломающихся веток и перед нами во весь рост встал громадный медведь. Трудно передать, как мы все перепугались, бросились бежать через болото, проваливаясь, ползли, чуть не переломали ноги об корни деревьев. Бежали пока были силы. Потом остановились, отдышались, собравшись все вместе, уже смеялись, делились впечатлениями от пережитого, и пошли домой. Дома попросили охотников разыскать оставленную в лесу одежду, однако найти тот островок так и не удалось.

Однажды летом в жаркий день я с сестрой, соседкой Олей Гиллер и Колей Элевацт купались в реке ниже плотины (ближе к Сумской Мызе). Вдруг резко повысился уровень воды, скорость течения увеличилась. Мы сначала обрадовались, а вскоре вынуждены были выскочить на берег, так как высокая вода сбивала нас с ног, грозя унести быстрыми течениями. Видим, по дороге бежит наша мама и кричит нам, чтобы мы вышли из воды (она знала, куда мы пошли купаться). Мама сообщила, что в озере утонули два мальчика и поэтому открыли все задвижки плотины. После мы узнали, что в деревню Яблоницы приехали из Ленинграда на каникулы два мальчика, внуки деда Солтанова. Дед работал в поле, а ребята решили искупаться в озере. Плавать они умели. Искупавшись, они уже вышли на берег одеваться. Но один из братьев решил измерить глубину озера возле плотины. Нырнул и, вынырнув, опять ушел под воду, начал тонуть. Второй брат бросился к нему на помощь, но тот крепко обхватил его руками и вместе пошли ко дну. Находящиеся на берегу, пацаны побежали сообщить об этом в больницу врачу. Николай Александрович быстро прибежал к озеру, открыл все задвижки плотины и пошел в воду, ощупывая ногой утопленников. По одному достал их из воды и долго делал искусственное дыхание, но ничем не мог помочь, видно долго братья находились под водой.

Один из мальчиков побежал в поле, где работал Солтанов. Обрезав постромки, не снимая даже с лошади хомута, Солтанов прискакал на взмыленной лошади и, увидев мертвых внуков, бросился на землю и страшно рыдал. Смотреть на это было невозможно. Мама очень переживала за деда Солтанова.