Мальчик-метеор⁠⁠

Виктор едва не опрокинул свою дешевую плазму. Слетел с косоногого кресла к экрану, ткнулся носом. Вздернул очки и вгляделся.
Картинка сменилась. И Виктор вскрикнул. А диктор продолжил поставленным голосом вещать.
– Да покажи еще! – затряс плазму Виктор, затем откинулся назад и подхватил пульт с табурета, заменявшего столик. В тесной каморке, которая полагалась сторожу, до всего было подать рукой.
Переключил канал.
Не то!
Снова.
Мимо!
“На спортивный!” – догадался он и щелкнул.
Попал…
С десяток фотографий почти на весь экран. “Не он, не он, нет, нет, – побежал глазами. – Да где же?”
Картинка сменилась. Еще столько же юных, улыбчивых лиц. И первый же…
– Он, – вырвалось сипло. Отпрянул, глянул через очки. – Копия.

Ночью Виктор Саныч не сомкнул глаз. И дело было не в работе: обычно он спокойно похрапывал между двумя обходами. Воровать-то в ангарах и на полигоне НИИ уже нечего, да и живы еще байки, что, если неудачно туда сунуться, обратно вернешься с не самыми приятными аномалиями.

Нет, плевать Виктор хотел на институт и его хозяйство, даром тот загнулся (разумеется, после его ухода), ночь прошла бессонной от дум. Найти Лену! Обязательно отыскать и рассказать! Лишь бы номер не сменила! Лишь бы сам его не удалил! Лишь бы не уехала! Только бы… была жива.

С утра позвонил. Вместо гудков – “номер не в сети”. Сменила. Конечно, сменила!
Пошел по адресу. От НИИ к метро. В подземке минут пятнадцать с пересадкой. Дальше дворами к родному дому. Двадцать лет утекло, а ноги помнят. Удивительно. Двадцать лет. Город вырос, парадоксально помолодел. То тут, то там все новое. А людские тропки все те же и все там же. И дом – как прежде. Гаражей, правда, не стало. А вот это правильно.

Набрал девятку на домофоне.
– Здесь такие не живут, – проворчал сонный голос. Переехала. Конечно, переехала!
– Черт! – впечатал кулак в дверь. Металл согласно прогремел. Боль растеклась по телу, смешиваясь с гневом и обидой.
И что ему теперь делать с этим открытием?! Кому предъявить, что сын выжил? Сашка выжил! Но как?! Двадцать лет! Столько времени впустую!
Виктор взвыл на весь двор. С деревьев вспорхнули ворóны. Закаркали.
Двадцать непролюбленных лет. Тяжелых и невыносимых.

Роды были тяжелыми. Как Лена ни старалась, ребенок не выходил. Словно врос в нее. Врачи спасли обоих, проведя кесарево сечение. Однако скоро стало ясно, что Сашка родился с аномалией. Он мог бы стать пресловутым спайдерменом, его кожа липла почти ко всему, чего касалась. Но беда была в том, что она липла и сама к себе. И не просто липла, как показали обследования у врачей и коллег Виктора, а сливалась. Кисти превращались в ласты, ноги в хвост, рот в пупок.

– У его тканей уникальная способность – менять молекулярную структуру, агрегатное состояние, – объяснял Витя жене. – Они увеличивают межатомное пространство, позволяя чужим атомам встраиваться, а затем они необъяснимым образом становятся одним целым.
– Так пускай не увеличивают, сделай их нормальными, – твердила Лена, передавая ему ревущего малыша. – Исправь это…
Она никогда не договаривала, но Витя читал в ее взгляде: “Раз виноват”.
Он и правда был не до конца уверен, что пара лет в НИИ, которые успел отработать, никак не повлияли. Могли, но в то время дети с аномалиями рождались все чаще, не в одном их городе и даже стране. Мало, кто пока об этом знал, но скрывать было все сложнее.
– Лен, ну, нас же предупредили: аномалии не исправляют, запрещено, – повторял Виктор единственное, что мог. – Это люди, новые люди. Не больные, не бракованные.
– Хватит! Не хочу! Не надо мне про скачок эволюции, – взрывалась Лена. – Это все вы, ученые морды, это ваши опыты. Зачем?
Вскипал и Виктор, забывая о плачущем ребенке:
– Причем тут мы, Лена?! Это по всем миру! Почему ты мне не веришь?

– Да что ж вы мне не верите? Я не обманываю, моя жена здесь работает, – уговаривал Виктор вахтера его впустить. – Обоина Елена Львовна, историю преподает.
Гимназия оставалась последней надеждой найти Лену. Если что он и знал о ней точно, это то, что она действительно любила преподавать. Никогда не соглашалась, что призвание, много страдала от бюрократии и причуд высоких начальств, но дело не бросала. Потому он верил, что родную гимназию она не покинула, не ушла от семьи – единственной, что осталась.
– Ничем не могу помочь, нет у нас таких учителей истории, – улыбнулся молодой человек в форме.

По его взгляду Виктор понимал, насколько жалок. Небритый, с сединой в висках, опухший и дурно пахнущий, в заношенном пальто и потертых ботинках, он выглядел как мужик, вспомнивший от безысходности о бывшей женушке, чтобы, по видимости, попросить в долг.
Виктор остался караулить на лавочке в парке перед гимназией. С четкой периодичностью главные двери выпускали стайки учеников всех возрастов. Со звонкими криками и смехом они шествовали по аллее парка.

“Двадцать лет. Целая молодость. Лучшие годы, – повторял Виктор, провожая детей, улыбаясь белобрысому мальчишке, особенно похожему на Сашку. – Он где-то рос, познавал мир, взрослел – и без меня. Это время отняли. Без-воз-врат-но”.

Он боялся упустить Лену. Боялся, что подведет зрение. Или память. Он помнил ее молодой. После развода они виделись лишь раз: случайно пересеклись у спорткомплекса – в первые годы у него, уже выпивавшего по вечерам, все же хватало дисциплины, чтобы продолжать ходить в зал. Сказала, что сопровождает учеников на соревнованиях.
Память, однако, сработала как по щелчку. Разумеется, Лена изменилась, но походка, манеры… Он и представить не мог, что эти мелочи так точно отпечатались в подкорке.
– Лена, – окликнул ее, когда она прошла мимо.
Она коротко обернулась и ускорила шаг. Он поспешил следом.
– Лена! Это я, Витя!
– Вы обознались! – бросила через плечо.
– Я видел Сашу!
Она запнулась на ровном месте. Он бросился к ней. Но она выставила руку.
– Что вам нужно?
– Он жив... У нас получилось.

– У меня не получится, – повторял Витя, когда сыну минуло три года.
– Ты даже не пробовал, – настаивала Лена, вставляя Сашке носовые канюли: начался эпизод диффузии. – Зачем тебе твои хваленые мозги и драгоценные друзья-доценты, если ты не можешь спасти сына?

Еще на первом году они поняли, процесс слияния тканей у Саши обратимый – эпизодами. Длились они по-разному, но в среднем не больше часа. Правда, однажды при кормлении молоком малыш слился губами с соском на целых три часа, Лена прошла через жуткий кошмар и запомнила его навсегда. В другой раз, когда у Сашки были колики, будто назло диффузия захватила анус и тоже продлилась больше часа.

Потому на втором году Витя и Лена обзавелись желудочными, кишечными катетерами, газоотводными трубками, которые спешно вставляли при начале приступов. Но скоро убедились, что реально важны лишь носовые канюли. Если ребенок дышит, все остальные проблемы кажутся мелочами. Что удивительно, веки у Саши не слипались никогда. Как и уретра.

– Вспомни последнее комплексное сканирование, эпизод в ходу…
– В гломкой тлубе, – влез Саша. Он сидел в своем особом креслице – с подлокотниками, перегородкой между ног и спинкой в виде одной дуги.
– Да, сына, в трубе, которая тебя засосала, но ты ж ее одолел?
Сашка лишь кивнул, губы слипались.
– Дыши, Шурик, не отвлекайся. – Лена уложила его руки обратно на подлокотники, он вечно забывал о них, и пальчики часто срастались. – Я помню, это было ужасно… – Она осеклась, улыбнулась Сашке и добавила: – Ужасно интересно.
– Именно, – подмигнул Витя сыночку. – Посиди-ка смирно, мы сейчас вернемся.
Они закрылись на кухне, и он продолжил:
– Его органы проникали друг в друга. Сердце в легкое, легкое в печень, кишечник в мочевой пузырь. Такое представить сложно, но погляди, он жив и здоров. И тогда, и сейчас. Что это значит?
– Ты уже говорил.
– И повторю! – надавил Витя. – Для его организма это норма, его тело лучше нас знает, что для него естественно. Он другой, он лучше нас. А ты хочешь, чтобы я его переиначил?!
– Вот именно – другой, – Лена всхлипнула, выступили слезы. – Ты не работал в школе и не знаешь, как жестоки бывают дети! И как тяжело приходится не таким, как все. Я не хочу, чтобы Шурик проходил через это. И в интернаты ваши на опыты его не отдам!
– Хорошо. Тише, Лен, успокойся. Прости.
Витя приобнял ее. Она отвернулась:
– Просто спаси его, Вить, он же такой хороший.
– Мы подумаем, Лен, поищем варианты.

– Это невозможно.
Лена не остановилась. Вышла из парка и направилась к стоянке.
– Я и сам не поверил, – спешил следом Виктор. – В новостях был репортаж о баскетбольном клубе, команда выиграла Кубок Европы, и среди игроков был он. На фотографии был он! То есть сперва я подумал: это ж я! Я лет в двадцать. Но это Саша! Ему сейчас как раз должно быть двадцать пять. Это он! Просто копия!
Лена хмыкнула, не оборачиваясь.
– Ты мне не веришь? – процедил Виктор.
– Тебе? Конечно. – Она подошла к машине. – Ты давно мозги пропил. Вот и мерещится всякое.
Он зло усмехнулся. Конечно, как не уколоть бывшего, неудачника и пьяницу!
– Может, и пропил, – огрызнулся, – но ума хватило загуглить. Клуб “Метеоры”, новый чемпион Европы, под моим фото некто Лыков Артем Петрович, легкий форвард.
Лена отключила сигналку авто.
– Да, может, и пропил, но память еще пашет. Всю ночь голову ломал: Лыков, где я слышал эту фамилию? – съязвил Виктор.
Лена распахнула дверь, развернулась. Лицо белое, глаза блестят.
– Твоя сестра. Почти в один год вы перестали быть Белкиными. Ты стала Обоиной, Надя – Лыковой. И помнится мне, живет она в десяти километрах отсюда, в городе Н. А знаешь, что еще говорит гугл? Что “Метеоры” тоже из города Н.
– Витя, – выдавила Лена.
– Вот что я действительно забыл, это как зовут мужа Нади. Не подскажешь? Случайно не Петя?
– Витя, ты должен понять.
Лена опустилась на водительское сидение.

– Ты должна понять: скоро это не получится, нужны расчеты, их проверка и перепроверка, тесты, понимаешь? Мы пока на первом этапе, но уже есть успехи, достоверная теоретическая возможность.
– Господи, неужели нет готовых разработок? Сколько уже лет ваш НИИ главный в стране?

Чем ближе было поступление в школу, тем нетерпеливее и тревожнее становилась Лена. На возражение Виктора, почему бы не попробовать домашнее обучение, отвечала, что для ребенка важно общение со сверстниками, что ей самой хочется вернуться в общество, в гимназию, а не сидеть безвылазно дома и, в конце концов, что они наверняка не потянут репетиторство по деньгам.

– Ну, во-первых, точно не главный, а во-вторых, тебе напомнить, что это незаконно – корректировать аномалии? Нам приходится быть осторожными, мы не можем использовать все ресурсы и даже аппарат будем собирать в гараже.

Исследование Виктор начал, лишь бы успокоить жену, планировал, что рано или поздно она смирится, и тогда смысла во всех этих расчетах не будет. Но мыслительная работа его увлекла, как всегда захватывали тяжелые задачи с невозможным, казалось, решением, задачки со звездочкой в любимом учебнике. Следом в работу втянулась пара верных друзей, заинтригованных возможностью развить теорию изменчивости интеркорпускулярных связей.

Так ученый занимал все больше места внутри Виктора, незаметно вытесняя не только мужа, но и отца. В своей подпольной группе они называли Сашу объектом “Д”, и постепенно, сам того не сознавая, Виктор стал и думать о сыне так же.

К тому времени, как теория была готова (великолепная в своей простоте!), а тесты показали ее состоятельность, он уже всем существом желал провести эксперимент – он жаждал доказать, что прав, что его разум одолел задачу. Он спешил убедиться, что решение сошлось с ответом на последних страницах.
Однако, заводя сына в собранную дисперсионную камеру, Виктор параллельно был уверен, что делает это лишь потому, что этого требовала, об этом просила и умоляла Лена. То же он повторял и после эксперимента.

Теория оказалась верна. Они дождались начала приступа у Саши. И прямо во время опыта воочию наблюдали, как в ходе облучения процесс диффузии регрессировал и сошел на нет.
Теория оказалась верна, но имела неучтенные последствия.
Счастливая Лена бросилась с сыну, когда Витя выпустил его из камеры, зацеловала и стиснула в объятиях. Да так, что тот весь побледнел. Когда его подхватил довольный Виктор и подбросил, обратно в руки он уже не прилетел. Распался, развеялся, испарился. Без следа. Его удивительные атомы смешалась с самыми обыкновенными. И некоторые из них Виктор и Лена, возможно, даже вдохнули в себя.

Виктор вдыхал. В груди внезапно сдавило. И он опустился на асфальт парковки. Он оказался прав: Саша выжил. Но его украли! Двадцать лет его сын, кровь от крови, его копия, был сыном другим!
– Он вернулся, и я поняла: ты захочешь поставить новый эксперимент, захочешь понять, как так вышло. И я испугалась. Испугалась, что вы заберете его на опыты, станете изучать, как подопытного зверька, будете держать его в клетке. Ведь так и могло случиться! Признайся!
– Но… но как? Он же распался. Исчез, смешался… со всем вокруг.
– Я не знаю, он просто… Кажется, это был третий день после… Он просто возник из воздуха посреди своей комнаты. Я не могла поверить, но знала – это он, самый настоящий… Ты тогда пропадал в своем НИИ, и я решила, это шанс. И мы уехали. Ты должен меня понять!.. Полгода мы жили на съемной квартире. Потом я договорилась с сестрой, мы подготовили документы на усыновление.

Виктор вспомнил то жуткое время. Он заперся в лаборатории, дни и ночи искал ошибку в расчетах, проверял аппаратуру в гараже. С Леной они не могли смотреть друг на друга и в течение пары месяцев развелись. После он стал ночевать на работе и рюмкой глушить горе. И все это время, выходит, Саша был совсем рядом!

– Зачем, Лена? Он же наш.
– Когда он вернулся, то не узнал меня. Не вспомнил и позже. Тебя тоже. Я придумала, что я кто-то вроде няни и соцработника, наврала, что его родители погибли и что ищу ему новую семью.
– Зачем, дура?!
Виктор вскочил и кинулся к ней. Лена захлопнула дверцу машины. Он вцепился в ручку, пытаясь вырвать ее.
– Ты тварь!
– Зачем?! Ты спрашиваешь, зачем? Я должна была его спрятать! Спасти от таких, как ты! Хотя бы попытаться.
Виктор ударил по стеклу. И вновь схватился за сердце.
– У него есть семья, есть брат и сестра, есть тетя Лена. Его любят. Он обожает учиться, читать, путешествовать. Он замечательно играет в баскетбол. Он счастлив! А знаешь, чего у него нет? Этой поганой аномалии! Да, Витя, у тебя получилось.
Виктор достал телефон, нашел скриншот и поднес экран к стеклу:
– Я вижу, телевизор ты не смотришь. У меня для тебя тоже есть одна новость.
Лена уже хотела показать средний палец, но зацепилась взглядом за скриншот. По ее окаменевшему лицу Виктор понял, что до нее дошло. Он убрал телефон, пнул по колесу и поплелся прочь, не разбирая дороги.
Еще вчера он заскринил экстренную новость. Разбился самолет. На борту находились игроки баскетбольного клуба “Метеоры”, они возвращались после победы в финале Кубка Европы.
Выживших нет.

Виктор шел мимо алкомаркетов, мимо баров и кабаков, и единственной мыслью в голове была: “Как? Как он выжил? Как вернулся? И может ли он вернуться снова? И могут ли его удивительные атомы быть здесь, рядом?”

Автор: Женя Матвеев
Оригинальная публикация ВК