Ледяной дом — что (возможно) хотел сказать безумным (точно) «Дворцом» Роман Полански?⁠⁠

На Венецианском фестивале показали «Дворец» Романа Полански — нарочито похабную рождественскую комедию с Фанни Ардан, Микки Рурком, Александром Петровым, Путиным, Ельциным и пингвином.

«Дворец» начинается так хорошо, что хочется хлопать в ладоши. 31 декабря 1999 года, утро, дорогущий отель в Альпах. Энергичный управляющий настраивает служащих на работу: к полуночи в гостиницу съедутся богатейшие люди мира — и все, что они попросят, должно быть немедленно сделано, даже если какому-нибудь престарелому миллиардеру придет в голову подарить своей юной жене живого пингвина. А еще в этот день ни в коем случае нельзя нервировать гостей разговорами об «ошибке Y2K» — предполагаемом сбое в работе компьютеров по всему миру, который приведет к цифровому концу света.

Венецианский кинофестиваль в этом году принадлежит старцам и напоминает заседание режиссерского политбюро, многие члены которого явно решают для себя, не устали ли они и не пора ли им уходить. Агнешке Холланд 74 года, Майклу Манну 80, Вуди Аллену 87, столько же было умершему за несколько недель до фестиваля Уильяму Фридкину, а Лилианне Каванни и Роману Поланскому — по 90. Вечно молодые Дэвид Финчер, Люк Бессон и Ричард Линклейтер незаметно разменяли седьмой десяток. И даже Брэдли Купер, которому всего 48, снимает кино так, как будто ему уже 80 и он вместе со Спилбергом и Скорсезе строил «новый Голливуд. Вот этими вот руками.

При этом половина, если не большинство мастеров остаются в отличной форме — и продолжают выдавать совершенно монументальные вещи. Но именно Полански поначалу поражает юношеской бодростью и озорной мыслью больше, чем любой другой режиссер этой Венеции. В отеле кипит жизнь, камера порхает по коридорам и кухням, управляющий остроумно шутит, саундтрек сливается в один сплошной новогодний джингл, а праздничное настроение и вера в чудо рождаются с первых кадров. Едва начав работать, «Дворец» обещает стать или безумным рождественским скетч-шоу в духе «Четырех комнат», или слэпстик-комедией вроде «Одного дома» (только вместо Маколея Калкина — загнанный метрдотель), или нежным ироничным ретро по образцу «Отеля "Гранд Будапешт".

Но потом в фильм начинают заселяться гости — и каждый новый вместо того, чтобы укрепить конструкцию этого теремка, словно бы вытаскивает по карте из основания и без того шаткого карточного домика. Полански сознательно приумножает хаос, но делает это методами, за которые как-то неловко. Хорошие шутки и острые гэги быстро куда-то исчезают, и вдруг начинается треш-карнавал. Режиссер откровенно издевается над актерами (и прежде всего — актрисами), ставшими жертвами пластической хирургии. Дама с собачкой кормит свою псину исключительно черной икрой, и та, конечно же, гадит на простыни. Транспортировка фекалий становится сквозным сюжетом картины. Пенсионер занимается сексом с едва достигшей совершеннолетия женой. Порноактер отбивается от поклонников. Фанни Ардан решает соблазнить мускулистого сантехника. А пингвин робко прячет свое тело в разных уголках отеля, потому что предчувствует, что его ждет.

Решив собрать и сжечь все пороки XX века в своем собственном «Оверлуке», Полански и сам многое overlooks — в частности, он забывает, что настоящий художник первым делом должен поднести спичку к себе самому. По сути, «Дворец» — это стационарный альпийский лайнер-ковчег из «Треугольника печали»: злой смех над элитами, которые все-таки совершили в роковую ночь перед миллениумом ошибку Y2K. Просто конец света наступил не моментально, а продолжается до сих пор. Сюжет, чего уж там, прискорбно актуален, но проблема в том, что Полански уже не может шутить с таким упоением, как в «Бале вампиров» 1967 года.

Политическая и социальная сатира — явление на фестивалях до того частое, что требует искусного юмора. А «Дворец» теряет высоту со скоростью самолета, не успевшего приземлиться до того, как часы пробили Y2К. Поначалу виртуозная комедия ко второму акту опускается до уровня «Квартета И»: смотреть это уже неловко, но в целом еще смешно, и отдельные вспышки остроумия, удачные афоризмы и общая доброжелательная атмосфера капустника как-то располагают. Но к третьему акту фильм превращается в эпизод «Непосредственно Кахи» в Куршевеле (наверняка такой однажды снимут) — не такой уж и упоительный фестиваль рвоты.

При этом сложно понять, что именно Романа Поланского больше всего беспокоит и кто в его фрик-шоу гвоздь программы. Микки Рурк играет загорелого американского финансового авантюриста в парике, у которого вдруг обнаруживается внебрачный сын-бедняк из Восточной Европы. Что это — комментарий к политике Евросоюза или сатира на Дональда Трампа, — захотят выяснять только самые преданные адвокаты режиссера. Половину этажей во «Дворце» занимают русские.

Герой Александра Петрова заселяется в отель вместе с манекенщицами, телохранителями и чемоданами денег. Чемоданы тут же скрываются в специальном хранилище — такая вот острая критика швейцарских банков, которым все равно, чьи деньги хранить. А никто из свиты Петрова даже не думает party like a Russian — колоритные персонажи просто сидят в номере и смотрят по телевизору уход Ельцина и приход Путина. Каждому из президентов Полански дает по минуте экранного времени — чтобы его европейские зрители наконец услышали их речи, которые «дорогие россияне» давно выучили наизусть. В конце фильма к отелю, чтобы все всё поняли, еще и подъезжает черный дипломатический лимузин с двуглавым орлом и триколором.

Забавно, но в истории столь любимой Поланским России был свой «Дворец». Чрезвычайно холодной зимой 1739-1740 годов императрица Анна Иоанновна возвела на Неве Ледяной дом и населила его несчастными актерами. Их заставляли жить и замерзать на потеху знати и черни. Сюжеты были те же, что и у Поланского: неравные браки, цинковые номера с животными, отчаянные пиры.

Сравнение, на первый взгляд, неуместное. Но оно объясняет, почему от вроде бы теплой рождественской комедии Поланского веет таким холодком.

Автор текста: Егор Москвитин
Источник: postmodernism