Короткое лето⁠⁠

События происходили в восемьдесят девятом году, в селе Красноармейское, под Самарой. Самый обычный посёлок, таких полно по всей стране. Родное место почти, ведь каждый май ныне покойный отец отвозил меня туда и оставлял до сентября с бабушкой, пока не приходило время возвращаться на учёбу в город. В деревне я и отмечал свой день рождения, тогда готовился встретить двенадцатый. Воспоминания из тех лет уже не кажутся такими яркими, если не ворошить память намеренно.

Обычно бабушка тепло и радостно встречала отца и всегда готовила блины, так что запах стоял на всю избу. Но в то лето традиция прервалась. Нас встретили холодно, отец сразу понял, что что-то не так, поэтому меня выпроводили в сад, а двое взрослых стали о чём-то тихо спорить в сенях. Многое не удалось расслышать, но общий смысл дошёл - бабушка не хотела, чтобы я оставался на лето здесь. После долгого томительного ожидания, папа вышел, еле слышно ругаясь.

— Что с бабушкой? - спросил я, присаживаясь рядом на старый некрашеный крылец.

— Да ничего. Просто наслушалась глупостей от местных старух, а те любят сказки выдумывать. Вот и боится за тебя, говорит, в город вези, — отец засмолил сигарету.

— А чего бояться-то тут?

— Да говорит, покойник ходит к одной вдове. Байки всё, — крепко затянувшись, отец прикрыл глаза.

— А-а-а-а. Конечно, байки. Бывает разве такое?

— Боишься?

— Нет, конечно.

— Вот и правильно. Помнишь, как в «Острове сокровищ» пираты говорили? Мёртвые не кусаются.

О чём беседа велась дальше, не помню, но, не став долго задерживаться, папа сел в машину и умчался обратно в город.

Только машина скрылась за чертой лесополосы, бабушка велела зайти домой. Было видно, что ей страшно, но приговаривая что-то вроде "ничего-ничего, с нас-то как с гуся-вода", она принялась готовить и старательно забрасывать меня вопросами про учёбу. До дня рождения оставалось два дня.

Незаметно наступил вечер, а я всё мечтал наконец-то увидеть деревенских ребят, с которыми каждый год расставался из-за начала учебного времени. Однако бабушка возникла возле двери, перегородив путь на улицу. На все уговоры, возражения и мольбы она кратко отвечала "Ишь чего удумал, ночью бродить с дураками этими, не пущу!". Тогда-то и стало ясно, что лето не будет обычным.

Память о прошлом частично расплывается, а местами наоборот, вспоминается каждое слово. Так я слабо вспоминаю, что стерпел и первую ночь провёл дома. Но только первую. На следующий день про мой приезд как-то узнали те самые друзья и явились днём.

Колька заметно подрос и возмужал, но его здоровенные уши всё ещё выглядели забавно и оставались частым поводом для стёба в нашей узкой компании. А вот Лёха как будто бы остался прежним - весёлым немного полноватым пацаном. Увидев их за забором, я жестами показал, чтобы подошли с другой стороны двора, туда, где располагался старый дощатый сарай. На всякий случай, вдруг бабушка из-за своих предрассудков решит прогнать, да и там ей сложно будет услышать детали разговора. После бурных приветствий, я не удержался и сразу в лоб спросил:

— Что у вас тут происходит? Бабка отца какими-то покойниками пугала, меня теперь ночью гулять не отпускает.

— Серёг, ну это... может, ну его, такую тему обсуждать? — Коля как-то поник, замялся что ли.

— Да чё такого-то. Пусть узнает, какие страсти кипят, — подбоченившись, Лёха хитро подмигнул мне и продолжил, — знаешь же Лебедевых? Бездетные которые. Кароче, весной Людмила Аркадьевна овдовела. Муж пьяный утонул. Шёл по тонкому льду, да и кирдыкнулся. Та с тех пор в школу перестала приходить. Теперь занятия ведёт мужичок из соседнего посёлка.

— Ну и чего такого, он бухал же вроде здраво.

— Не, в этом-то ничего такого. А плохое то, что у неё, кажись, крыша потекла на этой почве. Стала тётя Люда ходить на кладбище, на могилку, разговаривать с ним. Скорбела сильно, а говорят же – нельзя по мертвецу долго слёзы лить. В общем, добилась своего. Теперь нечисть ходит в гости.

— Как так ходит?

— А вот так, — вклинился Колька, — приходит домой, общается, подарки дарит, но до рассвета всегда убирается обратно на кладбище. Сначала она радовалась, да всем трепалась о том, что Генка вернулся. А потом дошло – не муж это, а кто-то другой. Разговоры он поначалу вёл обычные, но с каждым новым приходом стал более страшные вещи рассказывать.

— Брехня какая-то, — я прислонился спиной к холодной стенке сарая, чувствуя, как начинают потеть ладони.

— Все так думали. Говорили, что сумасшедшая она. Да только потом многие видели, как он бредет к дому, где раньше проживал. Одна женщина неравнодушная даже забирала тётю Люду к себе домой, в другой посёлок. Тогда-то совсем плохое началось. Покойник стал по посёлку ночью ходить, да в окна заглядывать, искать, значит. А спустя две недели нашёл всё-таки её у той женщины.

Наступило тягостное молчание. Лёха смотрел куда-то вдаль, на зеленые луга, где пастух неспешно погонял стадо ленивых коров. Выглядящий напуганным Коля, напротив, сверлил взглядом пучок соломы у ног.

— Погнали ночью сам посмотришь! — звонкий голос Лёхи немного резанул по ушам.

— Ты сдурел?! — Коля чуть не заорал на все дворы, — Генка нас заметит – и всё! Сожрёт или в могилу утащит! Не надо играть с таким...

— А кто играет? Только из кустов посмотрим и домой. И, если ссышь, то можешь дома оставаться, вдвоём сходим. Да, Серёг? И не такие дела проворачивали, да ведь?

— Ага... — чуть помедлил с ответом я, — только не знаю, как мимо бабки пройти. Она ж не то, что ночью, вечером гулять не отпускает.

— Ну придумай что-нибудь, ты ж это... голова! Давай, встречаемся в час ночи у сгоревшего дома. Где мы в прошлом году бутылки взрывали.

— Понял. Постараюсь выскользнуть из дома.

— Молоток. Ладно, не закисай тут!

Эти слова почему-то очень ярко звучат в памяти до сих пор. Коля и Лёха ушли, а я остался ещё стоять у сарая некоторое время.

Не знаю, зачем вообще согласился пойти поглазеть на ожившего мертвеца, наверное, внутри я оставался городским пацаном, который не особо верил во все эти сказки и хотелось как-то осадить этого внутреннего скептика, воочию увидеть что-то потустороннее. В тот день бабушка как чувствовала что-то неладное. Может, она заметила перемену в настроении, я стал более напряжён. Старые люди почему-то умеют хорошо чувствовать настрой другого человека. Вечером, сидя за кухонным столом, она что-то вязала, но то и дело поглядывала на меня. Тишина не могла длиться вечность.

— Случилось чегось?

— Да всё в порядке, баб, — попытался я отвертеться.

— От как. Точно случилось. В молчанку сыграть решил со старухой? Ну рассказывай, чегось там от дураков своих наслухался.

— Так ты знала, что ребята приходили?

— А как же. Вы чай не шпиёны какие-нибудь, легко заметить.

Покраснев, я решил, что уже нет смысла утаивать то, что слышал. Всё равно бабушка имела представление, что деревенские мальчишки растрепали бы в первую очередь.

— Про дядь Гену говорили. Ну как будто бы он из мёртвых восстал и стал ходить к Людмиле Аркадьевне. Сначала вроде она рада была, подарки какие-то получала от умершего, а потом...

— Потом гноить Генка стал её, — закончила за меня бабушка, — а подарки ети обернулися дерьмом козлиным!

— Как так?!

— А вот. Украшения всяки разные приносил, накидку из пушнины, она всё в ларец склала. Да не смотрела днём чего там. А однажды вонь учуяла, значит, ну глядь – а там вместо добра козье говно. Накидочка превратилась в шкуру козлиную, грубо срезанную, аж крови натекло. И смердит всё страшно.

— Ого... — от набежавшей волны тревоги мне стало плохо, но я неотрывно глядел на бабушку, которая вдруг решила поделиться полной историей.

— Людка тут-то и поняла, что рогатый к ней ходит. Двери запёрла, значит, ставни закрыла. Одну ночь скребся, вторую. На двери следы от когтей оставил. А на третью сидит она, слышит, мышь за печкой попискиват. Ну дело-то обычное. Вдруг мышь та выбежала в комнату и говорит: "Всё равно тебя Люда заберу, раз позвала". И шмырк обратно в уголок.

— Как человек прям заговорила?!

— Да я почём знаю. От знахарки слыхала. Ну ета, которая Люду к себе забирала, в Арсентьевку. Так сказывала. И в церковь возили потом, без толку всё, — бабушка махнула рукой и продолжила вязать.

— Почему он вообще пришёл?

— Почаму-почаму. Да потому. Негоже на кладбище шастать ночью, да умерших звать, слёзы по ним лить. Нельзя долго скорбеть, беду накличешь.

Остаток вечера мы провели в основном молча. На ночь бабушка закрыла все ставни.

После впечатлений за день сон никак не шёл. Ещё бы – когда рядом расхаживает сам дьявол, как тут уснуть? И как не старался я себя убеждать, что бояться нечего, что деревенские любят выдумывать всякую ерунду, а старики пугаться чертями с нечистью, ничего не выходило. Тело истекало потом, хотя в доме стояла прохлада, уши горели, а голова постоянно чесалась. Мысль о том, что придётся выйти из убежища и самому ночью добраться до обозначенного места, наводила ужас.

В таком состоянии, я как-то умудрился выбраться из дома. Казалось, всё происходит как во сне, поэтому детали позабылись с годами. Рысью домчался к сгоревшему дому, стараясь не смотреть по сторонам. Лёха неторопливо вышел из-за угла почерневшего от огня сруба.

— На полчаса опоздал! — сходу начал наезжать он, следом плёлся Коля, явно недовольный происходящим.

— Ждал пока уснёт бабка. Коль, ты же вроде против был?

— И сейчас против. Просто не могу бросить вас, придурков...

— Так, хорош языками чесать, двинули. Там прям перед домом есть отличное место для наблюдения. Всё заросло клёном и полынью, никто не заметит, даже мертвец.

Лёха засмеялся, а мы промолчали.

Оказалось, лежать в кустах неподвижно это нелёгкое занятие. Спина ныла, ноги зудели, но мы не дёргались, наблюдая за стареньким деревенским домом, где жила Людмила Аркадьевна. Внутри горел свет. Коля посмотрел на отцовские часы, которые таскал на руке – два часа ночи.

— Да нет тут никого, — шёпотом произнёс он, — пойдёмте отсюда, а?

— Тихо. Вдруг появится скоро.

— А что, если он сейчас внутри? — вопрос как-то сам сорвался с губ.

— Чё? Ну нет. Хотя, если мертвец действительно...

Договорить Лёха не успел. Из дома послышался треск ломающейся древесины, а за ним полный ужаса крик женщины. На секунду показалось, что в окне мелькнуло чьё-то лицо, как будто бы прильнуло к стеклу, посмотрев на улицу, и сразу обратно. Звуки стихли. Грудную клетку сдавило тисками, так что дышать стало трудно. Я чувствовал, как колотится сердце и не мог оторвать взгляда от окон, где то и дело лихорадочно мигал свет. Послышался хлопок – лампочка взорвалась. Стало очень тихо. Внутри двора скрипнула дверь. Кто-то вышел на улицу. Цок-цок. Цок-цок. Вместо привычного шарканья обувки тишину нарушал размеренный стук... копыт?

Не сговариваясь, мы начали отползать за кустарник, а когда вылезли – рванули со всех ног оттуда. Не помню, как добрался до дома, как проскользнул в кровать. Но зато помню, как вздрагивал от каждого шороха, постоянно всматриваясь в темноту комнаты.

Утром по деревне медленно поползли новые сплетни. Все они передавались из уст в уста, тихим голосом, словно люди опасались, что их услышит кто-то ещё, кого они не видят. Людмилу Аркадьевну нашли задушенной. Тело выбросили прямо на дорогу. Дальше версии разнились. Одни говорили, что следов удушения на шее не было, другие, что остались синяки, третьи, что не синяки там были, а ожоги. С таких вестей начался мой двенадцатый день рождения. Узнав о произошедшем, бабушка места не могла себе найти. Металась по избе, всё валилось из рук, а ещё куда-то пропал пирог. На каждый мой день рождения, она пекла вишнёвый пирог, очень рано вставала и готовила, чтобы, когда я проснусь, выпечка слегка подостыла. На этот раз пирога не было. Просто исчез и всё. Кажется, эта мелочь её добила, так что, причитая, измученная старая женщина просто легла на кровать и стала молиться. Тогда почему-то это не казалось чем-то странным. Вечером приехал папа. Сказал, что передумал и в это лето мне будет лучше побыть в городе. Проезжая мимо того дома, я увидел валяющиеся в траве на обочине месиво из теста и красной начинки, которое облепили жирные зелёные мухи. Эта картина, наполненная бредом, особенно въелась в мой мозг.

С тех пор я не ездил в эту деревню. Был только на похоронах бабушки. Не проронил ни слезинки, хотя казалось, что вот-вот слёзы сами потекут из глаз. И после старался не думать лишний раз, не скорбеть. Лёха какое-то время писал письма. Рассказывал, что Коля стал частенько бывать у заброшенного дома тёти Люды, просто приходил и смотрел. Кажется, их дружба прервалась из-за того, что Коля перестал со всеми общаться. Только ходил к проклятому месту. Позже и Лёха перестал отвечать на мои письма.