Коктейль из шершней⁠⁠

Мишаня с детства не любил ос. А кто их вообще любит? Но после одного случая ненависть его стала абсолютной, и все желто-полосатые твари уничтожались с хрустом, безжалостно и незамедлительно.

Было тогда Мишане то ли семь, то ли восемь лет. Летние каникулы только начались, впереди ждала целая маленькая деревенская жизнь, наполненная солнцем, футболом и заплывами на скорость в местной мелкой речке.

Оставил Мишаня на веранде чашку с недопитым компотом. Бабушка все просила убрать, а он отнекивался. Заскочил на веранду после очередного жаркого сражения с крапивой, схватил чашку, и одним залпом заглотил всё, что в ней было.

Но теперь в чашке был не только компот…

Сначала маленький Мишаня не понял, что произошло. В компот упала веточка с дерева? Или сливовый листик так защекотал по нёбу? Или…

И тут все горло обожгло, как огнем. Мишаня попытался заорать, но вышел только хрип. «Веточка» воткнулась в глотку и продолжала перебирать лапками. Отвратительная щекотка дошла до самого мозга, и Мишаню вырвало. В зеленоватой густой лужице перед ним копошилась оса, все пытаясь выпятить толстую жопу с выпрыгивающим жалом…

Вдруг стало трудно дышать. Мишаня понял, что умирает. Он уже был достаточно большим, чтобы знать, что такое смерть. Бросился к бабушке, сжимая руками горло, словно пытался запихнуть разрастающуюся опухоль обратно. Едва добежал, и…

– Мишань, ты чего? Уснул? – Пырь лягнул замершего Мишаню по ноге. Тот захлопал глазами, прогоняя неприятные воспоминания, и снова сосредоточился на картах.

За столом их было трое: Мишаня, Пырь и третий сосед по общажной комнате – здоровяк Гиря. Играли в переводного «дурака». Денег ни у кого из парней не было, поэтому играли на «слово». Это только девчонки на «желание» играют, а пацаны – на «слово».

Но сути дела это не меняло. Проигравший в трех партиях был обязан сделать то, что прикажет победитель.

Играть было скучно. Пырь всегда выигрывал, и «слово» у него всегда было одно и то же – прокрасться в соседнюю комнату к девчонкам и выкрасть трусики одной из них.

И Мишаня, и Гиря проделывали это уже несколько раз. Нахрена Пырю столько трусов? Коллекционирует он их что ли. В последний заход Мишаню поймали на месте преступления и чуть не прибили. Девчонки даже обещали нажаловаться комендантше, но так и не нажаловались.

Самое смешное, что Маринка – одна из трех соседок – до недавнего времени была девушкой самого Пыря. Так этот мудак особо радовался, если из рейда ему приносили нижнее белье именно Маринки. Это нормально вообще?

Правильно Маринка сделала, что бросила этого придурка. Чего она вообще с ним связалась? Классная ведь девчонка. Надо думать, это она в тот раз отговорила подруг жаловаться.

Мишаня задумчиво засопел и шлепнул червовую десятку Пыря своей дамой. Дамы ведь уже все вышли? Или нет? Черт, никак не вспомнить. И нахрена он вообще сел с ними играть сегодня?

Здоровяка Гирю он просто недолюбливал, но тот хотя бы спокойный. Имея такой рост и мышечную массу, можешь себе позволить быть спокойным и взирать на происходящее с некоторой отстраненной небрежностью. А еще Гиря больше молчал, это тоже было плюсом. Хотя Мишаня подозревал, что просто в этой круглой голове нет ни единой мысли, достойной высказывания в слух. Одним словом – здоровый носорог, которого лучше обходить стороной, и тогда, скорее всего, с тобой все будет в порядке.

А вот Пырь – другое дело. Его глаза на выкате, вечно скривленные губы, раздутые крылья носа – всё в его внешности как будто дышало постоянной агрессией. Он мог сорваться и наорать по любому поводу, как наркоман во время вечной ломки. Сам Мишаня никогда ничего подобного видел, но подозревал, что Пырь из тех, кто может привести толпу друзей, чтобы напасть на одинокого соперника, пинать его ногами, а потом издеваться и везде рассказывать о своей победе.

По размерам Пырь не уступал Гире. Но если Гиря был накачанным, то Пырь – просто толстым.

Мерзкий тип.

Но соседей по комнате не выбирают. Пока у них есть общая цель – закончить колледж с приложением наименьшего количества усилий – они были, вроде как, единомышленниками. Или даже «соучастниками». Но Мишане очень не хотелось после выпуска еще хоть раз столкнуться с кем-нибудь из соседей по общаге.

Вот и сейчас Пырь явно что-то задумал. Крылья носа хищно раздулись, глаза чуть ли не полностью выкатились из орбит – еще немного и повиснут в глазницах на кровеносных сосудиках.

Мишаня уже два кона подряд оставался «в дураках», и сейчас карта вновь шла не в масть. Тоскливо заныло под ложечкой. Нельзя проигрывать в третий раз! Что-то тут нечисто. Пырь не просто так сел от него по правую руку, ведь обычно садился слева.

Мишаня напряг мозги, пытаясь вспомнить все вышедшие карты. Но куда там! Пырь зашел с пары дам. Неужели дамы еще не вышли? Ведь вышли же! Значит сукин сын «передергивает»! Надо объявить обман, обнулить результат, повесить проигрыши на шулера, но… Злобный взгляд у Пыря. А Гиря равнодушно взирает сверху вниз. Он в склоку лезть не будет. Значит встанет слово Мишани против слова самого Пыря. Как доказать подставу?..

Пока Мишаня размышлял, закончился и третий кон. Опять вся куча карт оказалась у него на руках. Поздно. Это третий проигрыш.

Мишаня пытался казаться как можно более безразличным:

– Ну что, опять будем стринги у девчонок тырить? Может, я вам по пиву ставлю и спать? Завтра вставать еще…

– Не-е-ет, Мишаня, – сладко протянул Пырь, почти не открывая рта, – Не-е-ет.

Мишаня внутренне напрягся, глядя, как жирный Пырь неторопливо вылезает из-за стола и направляется к своей кровати. Он все делал так нарочито медленно, словно чувствовал страх соседа и старался на подольше растянуть эти мгновения.

Все так же неторопливо Пырь откинул с кровати плотное покрывало, свисавшее до самого пола. Встал на корточки и полез в темноту.

Неожиданно в комнате появился новый звук: низкий гул, словно где-то над городом заходил на посадку самолет. Но это был не самолет. Источник звука находился гораздо ближе. Гул шел из-под кровати, куда Пырь закопался уже почти по пояс.

Мишаня вдруг покрылся холодным потом. Он еще не понял, что это за звук, но сердце уже зашлось, предвещая беду.

Вот Пырь наконец-то выполз наружу. В руках он держал большую стеклянную банку, наполненную чем-то темным. Освещение в комнате было слабым, поэтому Мишаня щурился, но никак не мог разглядеть, что за гадость приготовил его сосед.

– Сегодня у нас пранк, – оскалился Пырь. – Знаешь, что такое пранк, Мишаня?

Но ответа не последовало. Мишаня был уже на ногах и пятился к двери. Он разглядел, что находилось в банке. Чернота за тонким стеклом была не однородной. Она шевелилась и издавала тот самый низкий гул.

Банка была наполнена огромными осами.

Нет, даже не осами! Осы не бывают такими здоровенными. Это же… Твою мать, да это же шершни!

– Убери это! – завопил Мишаня. Он представил, что будет, если Пырь случайно уронит банку, и все эти твари окажутся на свободе.

– Ты чего? – Продолжал медленно приближаться Пырь. – А как же карточный долг?

– Иди к черту со своим долгом! – Мишаня в панике обернулся на Гирю, но наткнулся на тяжелый равнодушный взгляд.

– Так значит, объявляем тебя «заигранным», а, Мишаня? – Страшное слово ударило Мишаню, как молоток, возвращая способность мыслить рационально.

В этом технологическом колледже до сих пор царили полутюремные-полубандитские правила жизни – «понятия». Немало этому способствовал как раз Пырь со своими корешами. Мишаня и сам не заметил, как вместо «спасибо» начал говорить «благодарю», вместо «спросить» – «поинтересоваться», и навсегда исключил из лексикона выражение «просто так».

А если его объявят «заигранным»… Это падение на самое дно. Никто не будет здороваться с ним за руку. Любой сможет забрать все деньги, стоит только пальцами щелкнуть. А если попробуешь возражать – разобьют голову, и будут избивать каждый день. Придется забирать документы, переводиться…

Мысли лихорадочно метались в голове. Мишаня уже немного привык к тому, что в одной комнате с ним находилась стеклянная банка, наполненная шершнями. Сколько их там? Штук тридцать, не меньше…

И где Пырь их только взял? Вроде как-то рассказывал, что у деда пасека за городом. А где пчелы, там и хищники…

– Так ты чего задумал-то? – Мишаня опять пытался говорить равнодушно, но легкая дрожь в голосе выдавала. – Какой пранк?

– Другой базар. – Пырь аккуратно поставил гудящую банку на середину стола. – Вот, что ты сейчас сделаешь…

****

Мишаня далеко не сразу осмелился взять банку в руки. Как ни пытался отводить взгляд, но все равно разглядел тварей внутри во всех подробностях.

Банка закрывалась плотной пластиковой крышкой, в которой были пробиты дыры. Видимо для того, чтобы обитатели не задохнулись раньше времени. Из этих дыр в основном и сочилось густое тягучее гудение. А когда Мишаня подошел поближе, то услышал еще и похрустывание.

Некоторые шершни все-таки не выдержали условий заточения и сдохли. Теперь они валялись на дне банки, а более живучие сородичи их пожирали. Мишаня увидел, как одно насекомое вгрызается в труп собрата, и за черными клыками тянется блестящая зеленоватая нитка внутренностей.

Накатила дурнота.

Мишаня чуть прижмурился, протянул руки и осторожно взялся за гладкое стекло. Показалось, что банка в ладонях вибрирует.

– Идем! – Пырь уже стоял у двери, дожидаясь, пока Мишаня захватит свою опасную ношу. – Гиря, ты с нами?

Здоровяк равнодушно пожал плечами и поднялся со стула. Втроем вышли в темный коридор общежития. Мишаня нес банку на вытянутых руках.

– Когда открою дверь, сразу бросаешь. – В коридоре Пырь перешел на шепот.

– Может просто поставим им банку на пол? – в который раз пытался воззвать к голосу разума Мишаня. – Они и так наверняка перепугаются.

– А ну, цыц! – Пырь резко обернулся и злобно взглянул на соседа. – Бросишь банку в комнату. Да не ссы ты! Ничего с ней не будет. Ну поорет, выскочит в коридор голая. Поржем.

– Погоди. Как «выскочит»? Там Маринка одна что ли? – Мишаня замер.

– А я не сказал? Остальные девчонки в гости уехали к родителям. Маринка одна сегодня ночует. Такой шанс упустили…

Пырь замолчал и не стал заканчивать мысль – какой именно шанс они упустили с Маринкой. Но Мишаня всё понял и без слов. Видимо, Пырь подкатывал к бывшей, намереваясь провести всю ночь в ее комнате, раз соседки свалили. Но Маринка послала его, и теперь Пырь решил ей за это отомстить.

Вот ведь тварь.

Мишаня снова двинулся вперед по коридору. У него возник план, как и от долга Пырю отделаться, и Маринку не подставить. Надо только всё правильно сделать.

По пути, к сожалению, никто не встретился, и очень скоро троица соучастников оказалась возле старой двери, обитой коричневым дерматином.

Пырь достал из кармана маленький ключ – копию ключа Марины, которую он тайком сделал, когда они еще встречались. Именно этот ключ служил им пропуском во время всех предыдущих рейдов.

Осторожно вставил ключ и отпер замок. Прислушались. Кроме надсадного гудения шершней ничего не было слышно. Общежитие спало.

– Потряси, – вдруг потребовал Пырь.

– Слушай, хорош…

– Тряси, блять! – рыкнул Пырь чуть ли не в полный голос.

Превозмогая отвращение, Мишаня тряхнул банку. Затем еще раз. На этот раз он точно ощутил, как стекло заходило ходуном у него в ладонях. Казалось, что тонкие стенки могут лопнуть в любой момент – так яростно полосатые убийцы начали рваться на свободу.

«Ничего! Ничего!» – мысленно успокаивал себя Мишаня. – «Главное всё правильно сделать… Обойдется…»

Тем временем Пырь осторожно приоткрыл дверь. Сначала на маленькую щелочку, а потом шире, чтобы хватило место для броска.

– Есть коктейль Молотова, – тихо проговорил Пырь, – а у нас будет коктейль из шершней. Бросай!

Мишаня сделал глубокий вдох. Еще раз прикинул в голове расстояние от двери до кровати, которая стояла возле стены. Если девчонки уехали, то сейчас кровать пуста, Маринка спит на другой. Надо точно попасть, и тогда банка упадет на мягкий матрас и не разобьется. И к Мишане не будет никаких претензий. Сказали кинуть – он кинул. Какие вопросы?

Сначала темнота за дверью казалось непроглядной. Но постепенно глаза привыкли, и Мишаня увидел, что комната слабо освещена уличным светом. Даже были видны очертания некоторых предметов.

Вон и кровать у стены видно. Теперь Мишаня точно не промахнется.

Пырь приоткрыл створку еще больше, и та скрипнула.

– Давай уже! – опять почти в голос прикрикнул Пырь, и Мишаня дал. Взвесил гудящий снаряд в руке, посильнее размахнулся и швырнул точно на кровать, которая…

В последний момент Мишаня увидел, как на кровати что-то шевельнулось. Тонкий девичий силуэт сел на кровати. А банка уже в воздухе!

У Мишани от ужаса подкосились ноги. Коктейль из шершней летел точно в голову Маринке, которая сегодня почему-то решила спать не в своей постели!

Мишаня хотел рвануть за банкой, но Пырь уже захлопнул дверь у него перед носом. Раздался громкий звук бьющегося стекла. Потом слабый вскрик.

Мишаня схватился за ручку, но в этот момент Пырь снова повернул ключ в замке. Запер дверь!

– Пусти! – Мишаня, не помня себя от ужаса, цапнул Пыря за руку, пытаясь отобрать ключ. Пырь чуть отступил и сильно вмазал Мишане в нос кулаком. Глаза тут же наполнились слезами, в голове загудело, словно рой шершней переместился в его черепную коробку.

Снова раздался истеричный визг из-за двери, потом что-то загрохотало.

– Уходим! – Пырь потащил потерявшегося Мишаню за шиворот по коридору. Тот обернулся и увидел, что ключ до сих пор торчит в замке. Теперь Маринка точно не сможет выбраться. Она заперта в темной комнатушке, набитой разозленными шершнями.

Уже почти свернули за угол, как вновь раздался звук бьющегося стекла. Только на этот раз гораздо громче.

«Окно!» – догадался Мишаня. А затем они услышали полный отчаяния вопль и звук глухого удара.

****

Три дня Мишаня провалялся в лихорадке.

Он лежал, укутанный в одеяло, изредка только вставал попить. Все это время он метался между бредом и явью, и в конце концов совершенно перестал их различать.

То ему казалось, что по комнате ползают огромные шершни, в человеческий рост. Другие, более мелкие твари, заползали ему на лицо, щекотали нос. Мишаня выл, чихал, и еще глубже зарывался под одеяло.

Потом чудилось, что он сам сидит внутри стеклянной банки, и всё вокруг – один сплошной коктейль из шершней.

Он ждал, когда за ними придут. Ведь должны прийти!

Маринку нашли на улице под окнами общежития. Она даже еще была жива на тот момент, скончалась только в больнице. Вся общага гудела, как потревоженный улей.

Пырь и Гиря выглядели абсолютно спокойными. Вместе со всеми ужасались произошедшему, качали головами, удивлялись, как такое могло произойти.

А Мишаня ни с кем не разговаривал и головой не качал. Услышав, что Маринка выбросилась с седьмого этажа, он забрался в кокон из одеяла и решил оставаться там до тех пор, пока не прийдет полиция.

Когда наконец-то раздался резкий стук в дверь, Мишаня чуть не подпрыгнул от радости. Вот оно! Сейчас всё закончится. Сейчас!

Конечно, полиция не могла обойти своим вниманием разбитую банку на полу комнаты. Еще и дохлые шершни вокруг этой банки. И наверняка у детективов возникли вопросы – почему девушка бросилась сквозь стекло, а не открыла спокойно створки. И ключ, торчащий в замке снаружи.

Задавите нас фактами, товарищ следователь, загоните в угол. Мы сломаемся и во всем признаемся!

Но вместо сурового детектива-следователя в комнату вошел молодой сотрудник полиции в форме. Казалось, что он был даже младше Мишани. А звание гостя Мишаня так и не узнал – никогда не умел различать.

В руках полицейский держал стопку бумаг. Оказалось, что это показания всех жильцов общежития.

Пырь и Гиря бесцветными голосами рассказали одинаковые истории, как они спали, а потом услышали, а потом побежали и узнали…

Судя по скучающему виду полицейского, эту историю он уже слышал десятки раз. Никаких дополнительных вопросов задавать не стал, на трясущегося Мишаню даже не взглянул. Попросил расписаться на листах и пошел дальше.

«Как же так?» – Мишаня не мог поверить в такую халатность полиции. – «А разбитая банка? А дохлые шершни? Даже если живые убрались из комнаты через разбитое окно, остались же дохлые! А ключ снаружи?!»

Тут он взглянул на бесстрастные морды своих соседей и всё понял. Той ночью они возвращались в комнату девчонок и замели следы.

К ночи ему опять стало плохо. Опять по комнате ползали шершни, размером с сенбернара, смотрели на него выпученными безжизненными глазами, приноравливались челюстями к его шее.

В один момент Мишаня не выдержал. Вскочил с постели, схватил молоток, валявшийся в углу вместе с другими инструментами.

С хрустом приложился сначала по одной уродливой башке, потом по другой. Зеленоватая густая жидкость брызнула на стены. Молоток погрузился по рукоять в черный выпученный глаз.

Шершни пытались жалить в ответ, но Мишаня пробил им хребты и вырвал клыки. К концу бойни он был весь с ног до головы покрыт отвратительной желто-зеленой слизью. Но после этого наконец-то смог заснуть спокойно.

А на утро за Мишаней пришли по-настоящему.

****

– Вот такой у нас новый пациент, – заканчивал отчет замглавврача. – Закутывается в одеяла, орет, что кругом люди-шершни.

– Люди-шершни? – переспросил главврач Иван Игнатьевич Жижа безо всякого интереса.

– Ага. Забил молотком насмерть двух своих соседей по комнате в общежитии. Тоже кричал, что они на самом деле – шершни.

– Что в семейном анамнезе? Неблагополучная семья?

– С семьей всё в порядке. Мать одна его воспитывала, но вполне обеспечена. Большая трешка в центре города.

– Так-так! – профессор Жижа подался вперед. – Прейскурант на особые услуги матери показывали?

– Работаем, Иван Игнатьевич. На ВИП-палату она уже согласие дала.

Вот это уже дело. ВИП-палата на всю психиатрическую клинику специализированного типа была всего одна. Но на неё уже удалось записать аж три десятка пациентов. Больных приводили туда только для свидания с родственниками, создавая иллюзию шикарных условий, в которых содержатся заключенные.

В принципе, на одной только ВИП-палате за два-три года можно будет забрать трешку в центре. Мать-пчела свою личинку никогда не бросит. А у Ивана Игнатьевича своё потомство имеется, им тоже кормиться надо, пусть и немного разоряя чужие ульи.

– Проблем с ним не будет? – поинтересовался профессор Жижа.

– Жрет нормально, только пить отказывается.

– Почему?

– Говорит, что мы пытаемся ему подсунуть коктейль из шершней. Он вообще на этой теме повернутый.

– Мертвый псих – плохой псих, – озабочено заметил Жижа.

– Ничего, мы с ним специальные процедуры проводим, по европейской системе. Жить будет, – успокоил начальника заместитель. (Специальные процедуры заключались в том, что два дюжих санитара заламывали Мишане руки, окунали головой в таз и так держали, пока больной не начинал захлебываться. Повторяли это несколько раз в день.)

– Ну добро, – Жижа махнул рукой, показывая, что разговор окончен.

Когда за помощником закрылась дверь, профессор повернулся к темному окну и взглянул на свое расплывчатое отражение.

– Надо же… Люди-шершни, – сам себе под нос пробормотал профессор. Затем вдруг сжал зубы, оскалился и издал низкий гудящий звук. – Жж-ж-ж… Жж-ж-ж…

Гул получился густой, сладкий, красивый.

Дмитрий Дюпон