Хель (1/2)⁠⁠

1

Почти все ночи здесь одинаковые.

Липкая темнота опускается на землю, обволакивает дома, пожирает деревья. Беззвездное небо выглядит равнодушным, далеким и чужим. Луна - редкая гостья в этих краях - стыдливо прикрывает облаками свою наготу. К полуночи гаснут фонари и мир окончательно умирает, чтобы вновь ожить утром, когда бесконечные потоки людей вновь хлынут на улицы, заполнят транспортные артерии, разнося по всему организму города инфекцию суеты. Потерянные и безликие, люди здесь похожи на ожившие манекены. У них нет целей, нет фантазий, а все мечты сводятся лишь к увеличению знаков на банковском счету. Свобода для них выражается в бумажках. Глупые люди, обменивающие бесценные годы на ничего не стоящие фантики.

И все же, я завидую им.

На балконе холодно. Морозный ноябрьский воздух обжигает легкие. Кожа покрывается мурашками. Где-то там, по другую сторону ночи, в царстве, где не светит солнце, меня ждет та, что снится мне каждую ночь. И совсем скоро, не пройдет и двух лун, как я смогу увидеть ее своими глазами.

Женщина, которая притворяется моей женой, издает тихий стон. Мир мертв, и голос посторонней женщины, чьим мужем я притворяюсь, не оживит его. Но правило должно быть соблюдено. Я возвращаюсь в комнату и закрываю дверь на балкон. Ложусь в постель. Обнимаю ее. От моего тела веет холодом, она отворачивается и, издав еще один стон, вновь возвращается в царство снов. Когда-то мне было интересно, что она видит в своих снах, в какие дали отправляется. Мы даже обсуждали это с ней, там, в прошлой жизни, полной красок. Она скучает по этой жизни.

Но мне все равно.

Чтобы заснуть, нужно закрыть глаза - таков ритуал. Следовать ритуалу, выполнять обязанности, соблюдать правила. Так поступают те люди, которые живут днем и спят ночью, так живет женщина, которая спит рядом со мной и притворяется моей женой.

Я засыпаю с открытыми глазами.

2

Она приходит во сне, мягко ступает по земле босыми ногами, неспешно поднимается по бетонной лестнице и входит в квартиру. Словно слепая, она протягивает перед собой руку, продвигаясь на ощупь. Ей знакомо здесь все: пожелтевшие стены и выцветшие паласы, покосившиеся шкафы и грязные зеркала. Тонкие пальцы ложатся на выключатель и скользят вправо, к двери спальни. Подобно вору, что скользит среди теней, она прокрадывается к кровати и опускается на колени, прислушиваясь к дыханию спящих. Женщина не замечает этого, лишь ворочается во сне, издавая невнятные стоны и мольбы. Я же поворачиваю свою голову и пытаюсь вглядеться в нечеткие черты лица ночной гости. Мы не разговариваем - не то время, не то место. Сами слова - атавизм, устаревший способ обмена информацией. Ей известно обо мне слишком многое, поэтому каждый мой вздох, сокращение каждой моей мышцы сообщает ей больше, чем любой монолог. Мне же неизвестно ничего, поэтому каждый наклон ее головы дарует мне иллюзию знания. Слова же не даруют даже этого, потому что всякое слово, что слетит с ее уст - ложь.

Так она сказала в нашу первую встречу много лет назад.

3

Восход приносит лишь боль и разочарование: она вновь ушла с первыми лучами солнца. Женщина проснулась позже, спустя несколько часов.

Закрыть глаза, чтобы не смотреть на ее тело. Утром все не так, как должно быть, все слишком реально. Женщина в реальности пахнет, она теплая и мягкая. Желанная и манящая. Если я сейчас встану и прижмусь к ней, если коснусь губами ее плеча, если прошепчу, что теперь все хорошо, если скажу, что я вновь стал прежним, она будет счастлива.

Если.

Приоткрыв глаза, я подглядываю за женщиной. Она садится на кровати и берет с тумбочки старый телефон. Проверяет сообщения. Листает ленту. Поднимается в полный рост и, не отрываясь от телефона, идет в душ. Скрип двери. Шум воды. Тихие женские стоны. От удовольствия или мучения? Не разобрать.

Женщина выходит из душа спустя полчаса. За это время я успеваю умыться, почистить зубы и приготовить завтрак - все это не покидая кухни. Омлет с остатками сыра и ветчины и кофе для меня. Черный кофе без сахара для нее.

- Нужно сходить в магазин и купить продукты, - замечаю я, когда женщина заходит на кухню. - Яиц почти не осталось, сыр и ветчина тоже закончились. Крупы кончились еще несколько дней назад. Я тебе говорил об этом, - последняя фраза звучит грубовато, но меня это не беспокоит. Отсутствие круп - беспокоит.

- Хорошо, - бесцветным голосом отвечает она и берет в руки чашку с кофе.

- Вчера пришли счета. Я положил их на тумбочку у входа. Не забудь забрать, когда будешь уходить.

Женщина ничего не отвечает. Отставляет кофе и идет в комнату. Должно быть, одеваться. Перед ее уходом я замечаю, что она не стала красить ресницы. Хочу бросить ей это в спину, но не успеваю - она уже сбегает по лестнице, хлопнув дверью.

Не имеет значения.

Гораздо важнее, что кончились сыр и ветчина. Это означает, что в обед мне придется довольствоваться чем-то меньшим, нежели я планировал. Чтобы экономить энергию, большую часть дня я лежу на кровати, закрыв глаза. Изредка перелистываю старые записи о рунах и в очередной раз перепроверяю свои вычисления, желая удостовериться, что до нужного дня осталось лишь несколько недель. Когда ждешь чего-то значимого, время превращается в мед - оно становится липким и густым, ты ощущаешь каждую секунду. Некоторые, впрочем, обладают уникальным талантом: они умеют время убивать, заполняю свою жизнь пустыми и бессмысленными развлечениями. Трудно представить, что когда-то я вместе с женщиной, которая притворяется моей женой. поступал так же. Мы смотрели бесполезные фильмы, читали ненужные книги и спали ночами. Была ли женщина тогда счастлива? Был ли я тогда счастлив? Прошлое похоронено глубоко, его мертвецы меня более не беспокоят. Та же полумертвая, что навещает меня каждую ночь, ждет в будущем.

На обед решаю отварить макароны, но из-за их отсутствия приходится довольствоваться тостами и кофе с молоком. Чтобы не варить новый кофе, просто разогреваю тот, что женщина не выпила утром. Результат похож на наш с ней брак: сплошная фикция и дешевая иллюзия. Меня все удовлетворяет.

Вечером женщина не возвращается домой. Звоню ей на мобильный с домашнего телефона. Мужской голос отвечает, что она в порядке, но ей нужно побыть одной. Я прошу незнакомца на том конце линии напомнить женщине про сыр, ветчину и крупы. Должно быть, это слишком личная просьба - он бросает трубку, не дав мне времени вспомнить про закончившиеся макароны.

Вечером я доедаю остатки хлеба.

4

Ночью была метель. Тонкая снежная простыня укрыла землю, как медики укрывают труп. Люди в бетонных коробках спали, любили, ненавидели, ругались и целовались. У каждого из них был кто-то, с кем они проводили дни и ночи. Даже у женщины, которая притворялась моей женой, сейчас был неизвестный мужчина, на груди которого она могла плакать после близости. Глупые люди, алчные люди, слепые и глухие люди, неспособные наслаждаться одиночеством.

Почему же ты завидуешь им?

Впервые за долгое время я слышу тихий шепот, раздающийся со стороны детской площадки. Она там, ждет меня. Ткань между мирами становится тоньше с каждым днем. Я протягиваю руку к ней. Холодные снежинки касаются пальцев. По коже бегут мурашки. Реальность все еще сопротивляется, не желает пускать меня в мир снов. Стиснуть зубы, рвануться вперед, разрывая ткань реальности, выходя за ее пределы. Холод вгрызается в мою плоть, теплая одежда для него уже не преграда. Рывок. Стекловидное тело в моих глазах превращается в лед и тут же лопается, миллионы осколков разрезают мои глаза изнутри. Еще рывок. Барабанные перепонки лопаются. Во рту появляется железный привкус. Последний рывок. Мир перестает существовать - все заполняет боль. Холодно. Хочется домой, хочется к маме. Смех. Детский смех. Злые хулиганы толкнули меня в спину и подставили подножку. Их трое, все старше. Драться бесполезно, будет лишь хуже. Бежать некуда. Удар. Еще удар. Они носят старые тяжелые ботинки. Прикрыть голову руками. Острая боль в правой кисти. Поджать ноги.

Отойдите от него.

Девичий голос. Новый удар. И еще. По лицу течет что-то теплое.

Отойдите от него сейчас же или пожалеете.

Еще удар и оглушительный крик - но теперь не мой. Дети больше не смеются - они кричат от ужаса.

Я предупреждала. Убирайтесь. Ты живой, герой?

Выпрямиться. Сплюнуть кровь. Попробовать сделать вдох. Легкие отказываются работать. Кашель. Больно дышать. Болит лицо. Правая кисть опухла. Пальцы не слушаются. Попробовать встать. Падение. Асфальт уже не такой жесткий. Меня переворачивают на спину. Глаза заливает кровь.

Глупый герой, кто же бросается в драку с теми, кого не победить?

Рот полон крови. Языком вытолкнуть несколько зубов. Попытаться вдохнуть. Больно. Незнакомые прохладные пальцы промакивают мое лицо чем-то влажным. Кровь течет по подбородку. Незнакомые пальцы вытирают ее. Сирены. Голоса.

Я его сестра, пустите!

Ложь. У меня нет сестры.

Если вы не разрешите мне ехать с братом, я жаловаться на вас буду!

Она срывается в крик, переходящий в визг. Врачи сдаются. Незнакомка едет со мной. Растворяется перед дверьми больницы. Реанимация. Череда операций. Перевод в общую палату через неделю. Она стоит в дверях с пакетом. Там мандарины и газета. Моих обидчиков нашли и отправили в СИЗО.

- А меня зовут С., - говорит она, чистя мандарин и закидывая дольку себе в рот. - Живу здесь недалеко, решила к тебе заглянуть.

Она снова лжет, но об этом я узнаю спустя много лет. А пока я ем мандарин и смотрю в васильковые глаза девушки, которая старше меня на четыре года.

- Если тебя спросят, кто я такая, говори, что твоя сестра, а то местные медсестры не любят, когда к пациентам посторонние приходят. У меня здесь мама недавно лежала, так к ней даже подруг не пускали, а папе пришлось паспорт показывать, - очередная долька исчезает у нее во рту. - Ты не из болтливых, да?

Отвернуть голову. Лечь на бок. Сделать вид, что все равно.-

- Ну и лежи здесь один, - фыркает С. и бросает на тумбочку пакет с остатками мандаринов. - Больно ты мне нужен.. И вообще, скоро обход, а врач меня знает, если увидят, то перестанут пускать.

И уже в дверях, прежде чем уйти, она неожиданно признается:

- Я тебя обманула, - и, уже стоя в коридоре, поясняет: - У меня нет мамы и папы. И вообще, я тебе буду врать всегда! И не приду больше! - она убегает, не закрыв дверь. Как будто мне не все равно, зло думаю я, смотря в окно. Словно мне есть дело, что она машет мне, стоя на улице. Она ждет минуту, другую. Разворачивается и собирается уходить.

Я открываю окно и, высунувшись по пояс, кричу:

- И не приходи! - она поворачивается и показывает мне язык. Медсестра втащила меня обратно за шкирку. Мне запретили подходить к окну и не пускали ко мне никого постороннего. С. просто приходила к больнице и ждала, когда я высунусь.

Высовывался я ежедневно.

5

Память - странная штука.

Когда-то я помнил имена, отчества и фамилии десятков людей. Помнил их дни рождения, кто кому кем приходится, кто кого не любит и по какой причине. Потом вся моя память сосредоточилась вокруг одного человека. Имя, дата рождения, любимый цвет и любимое блюдо - этим набором ограничивается большинство влюбленных, но не я. Разбудите меня среди ночи и спросите, как звали классного руководителя моей невесты, какого цвета были ее носки во время первого выступления с хором, при каких обстоятельствах она впервые сломала ноготь и сколько шагов от ее дома до корпуса университета, в котором у нее первая пара в среду, - я отвечу на все. Не было детали, которая ускользнула бы от меня. Цена за это знание казалась мне до смешного низкой: остальные люди для меня просто перестали существовать, мне стало все равно. Сперва ей это льстило. Потом пугало. И наконец-то она смирилась и начала этим пользоваться. “Милый, запомни, пожалуйста..” - и я запоминал, чтобы в нужный момент достать что-то из и преподнести ей на блюдце. Иногда она даже демонстрировала это нашим друзьям - тем людям, с которыми мы проводили вместе досуг и чьих имен я никогда не мог запомнить, ориентируясь лишь по их лицам. И одно из этих лиц, встретившее меня на пороге спальни, я помнил целый год. Женщина, зовущаяся моей женой, просто забыла, что я возвращаюсь на три дня раньше.

А может быть она хотела, чтобы я это увидел?

Тогда моя память выкинула странный фокус: я забыл все, кроме выражения лица того мужчины. Кажется, это был кто-то с ее работы. Или кто-то из друзей. Может, бывший одногруппник? Не знаю. Тогда я не хотел этого знать, сейчас мне все равно. Следующий месяц прошел как в тумане. Она кричала, плакала, умоляла, даже пыталась угрожать мне своим самоубийством. Для меня же время сжалось до одной бесконечной секунды. Дом. Работа. Дом. Работа. Дом. Работа. Дом. Работа. Работа. Дом. Работа. Работа. Работа. Работа.

Работа заменила мне дом. Проекты заменили мне любовь. Заказы заменили мне поцелуи и объятия. Жизнь превратилась в один беспробудный трудоголический запой, изредка нарушаемый вливаемыми в меня кофеином и алкоголем. Коллеги не переживали и не поддерживали. Некоторые даже завидовали и пытались отобрать у меня часть работы. Я не сопротивлялся. Если на каком-то фронте работ количество задач сокращалось, на остальных оно увеличивалось вдвое. Начальство всерьез подумывало дать мне повышение. Никто не спрашивал, что случилось. Всем было все равно - ровно до момента, когда я, закончив в один момент все проекты и, наконец-то, протрезвев, не ушел. Они кричали, плакали, умоляли, даже пытались угрожать мне убийством.

Бесполезно.

Покончив с последним проектом в последний рабочий день, я в последний раз оглядел цех и, сделав глубокий вдох, покинул его навсегда. Мой путь лежал к реке, расположенной у другого края промзоны. Утопиться - и позволить темной грязной воде смыть мои мысли. Позволить бактериям и редким рыбам пожрать мою прогнившую изнутри плоть. Увидеть своими глазами, как же выглядит тот ад, в котором пребывает моя душа последний месяц.

Мимо гаражных кооперативов, мимо ангаров и цехов, мимо мастерских и автомоек. К мосту, на котором вечные пробки. Окунуться в ту бездну, забыться в ее сладком холоде. Отпустить вожжи и позволить миру решить, что со мной произойдет. Отдаться пустоте. Ведь это так просто - закрыть глаза и больше никогда их не открывать; заснуть и не видеть снов, спать глубоким темным сном человека, потерявшего все.

Я была там.

Да. С. была там. Стояла на мосту и смотрела вниз, бросая в темную воду бутоны роз. На ее лице блуждала безумная улыбка, а глаза блестели, как у пьяной. Заметив меня, она выбросила остатки цветов и засмеялась.

- Не могу поверить, когда-то я спасла тебе жизнь, а теперь ты явился, чтобы отговорить меня от прыжка с моста, - ее смех был заразительнее холеры, но я не улыбнулся. - Неужели ты почувствовал, что со мной что-то не так и решил это предотвратить? Глупый герой, ты не изменился за эти годы, - ее смех резко оборвался. - И вообще, ты меня не переубедишь. Я все решила, иного пути нет, после того, как он изменил мне с секретаршей, мне ничего не остается, кроме как свести счеты с жизнью.

- Помню лишь лицо мужчины, с которым застукал жену, - последовал мой равнодушный ответ. - Не знаю, кем он работал или приходился нам с женой.

- То есть, - X. помедлила и положила указательный палец себе на губу. - Ты хочешь сказать, ты пришел не отговаривать меня, а топиться?

- Да. Но, если ты уже заняла этот мост, могу поискать иное место или даже иной способ.

- Ты сумасшедший.

- Разве? Из нас двоих ты бросала в воду бутоны роз и назвала меня глупым героем. А я просто пришел тихо свести счеты с жизнью. Но ты решила вмешаться и помешать мне.

- Помешать?! Да топись на здоровье, мне совершенно безразлично, что ты задумал, только признай, что ты почувствовал, что я в опасности, а эту драму с женой и изменой придумал на ходу, подражая моей - и вовсе невыдуманной! - трагедии.

- Как будто в твоей жизни бывает что-то невыдуманное, - осекаюсь. Ее лицо превращается в застывшую маску.

- В моей жизни был настоящий ты.

Она подходит к перилам вплотную и сильно подается вперед, нависая над водой. Рыжие пряди скрывают ее лицо. Раздают всхлипы.

- А потом ты оставил меня совсем одну. Знаешь, каково идти на аборт одной? Каково принимать такое решение самостоятельно?

- Мы.. Мы же никогда..

Она поворачивается ко мне и улыбается.

- Ты опять купился. Сколько же можно? Герой, ты совсем не вырос с нашей последней встречи. Сколько прошло времени? Пара лет?

На мгновение мой мозг превращается в огромную вычислительную машину. Он считает года, месяца, недели, дни, часы и даже минуты.

- Примерно три года, одиннадцать месяцев, одна неделя, два дня и семь часов, - память стирает мужское лицо. На доске воспоминаний появляются наши совместные с X. приключения.

- Господи, ты всегда был чудовищем, - она смеется. - Как ты это делаешь? И вообще, пойдем отсюда подальше. Я не хотела топиться. Разве что чуть-чуть тебя подразнить.

Разумеется, она вновь лжет.

***

- А помнишь того толстого парня, которому ты впарил муку под видом жиросжигателя? Господи, это было чудовищно, просто чудовищно!

- Чудовищно?! Значит, как спорить со мной, что я смогу впарить любой предмет кому угодно - это нормально, а стоит мне одержать победу, как мои методы становятся чудовищными?!

Мы смеемся. Людей в кафе почти не осталось. На улице уже стемнело. Спустя треть часа мы оплачиваем счет и вместе выходим в ночь.

Встреча на мосту плавно перетекла в желание выпить кофе вместе. Кофе пробудило воспоминания. Мы обсуждали старые приключения, хулиганские поступки и даже не совсем законные дела, которые проворачивали, когда были молоды, свободны и глупы. Ее смех завораживал. Ее улыбка сводила с ума. Ее глаза обещали мне рай и ад одновременно.

- Поехали ко мне?

Слова сами срываются с моих губ.

- У нас нет машины.

Рядом какой-то пьяный бедолага не доходит нескольких шагов до припаркованного автомобиля и падает, поскользнувшись. Из его руки выпадает автомобильный брелок.

- Нет, - она протестует, когда я опускаюсь на корточки возле пьяного и поднимаю ключи. - Нет! Мы не будем этого делать!

- Одно последнее приключение. Как в молодости. Помнишь?

- Нет, нет и нет! Мы не должны этого делать, нам нельзя этого делать, мы не можем этого делать!

Но мы делаем.

Я сижу за рулем, она - на соседнем сидении. Бензина предостаточно, мы решаем отправиться на мою старую дачу, чтобы никто не мешал нам спокойно встретить старость. По дороге мы покупаем вино и распиваем всю бутылку за несколько минут. Мы вновь молоды. Вновь свободны. Я ощущаю, что мне вновь шестнадцать. Она смеется.

- Мы с тобой так никогда и не занялись этим, - неожиданно говорит она. - Почему бы не сделать это сейчас?

- Сделать - что? - переспрашиваю я, не прекращая смеяться. Мне хорошо. Впервые за долгое время мне по-настоящему хорошо.

Вместо ответа она задирает юбку и снимает трусики. Бросает их на заднее сидение. Садится на меня верхом, едва не став причиной аварии. Неизвестный водитель сигналит. Мы смеемся.

- Нет, мы не можем этого делать, - она прижимается ко мне всем телом и расстегивает мои джинсы. - Нам нельзя этого делать, - ее пальцы делают все необходимое. - Мы не должны этого делать!

Но мы хотели это сделать.

И мы сделали.

- Не отпускай меня, держи меня крепче, бери меня, люби меня, не отпускай меня, только не отпускай меня...

Она задыхается от желания и удовольствия, ее слова застревают у нее в горле, но каждый мой толчок помогает им вырваться наружу - пусть и вырваться с хрипловатым стоном.

Должно быть, если бы я не был слишком погружен в нее, чтобы заметить, что впереди опасный крутой поворот. Должно быть, если бы мы поехали ко мне, этого не случилось. Должно быть, если бы мы не встретились на то мосту, все сложилось бы иначе.

И умер бы я, а не она.

Визг тормозов. Лязг металла. Ее резкий вскрик от оргазма, переходящий в вопль боли. Яркая вспышка света. Я держу ее в руках. Она хрипит и шепчет мне на ухо.

Не отпускай меня...

Не чувствую ног. Ее тело обмякает в моих руках. Сознание медленно растворяется в темноте. Все, что остается - это ее просьба. Темнота поглощает нас целиком. А потом возникает он. Высокий мужчина, чья левая половина лица закрыта седыми волосами. Он развеивает тьму и протягивает мне руку.

Нет… Не смей... Оставь его мне…

- Просто назови мое имя, и я приду, - обещает мужчина, улыбаясь половиной лица. Над его головой кружат два ворона. - Назови мое имя, и я открою тебе тайну рун в обмен на бдение, что ждет тебя. Назови его, - с уст мужчины стекает мед, - и тебе будут доступны все мудрости мира

Нет.

- Власть над живыми, тайные сокровища земли, память и знания всякого, кто живет, - лицо мужчины обращается в россыпь драгоценных камней. Его голос раздается в моей голове. - Назови мое имя, и я одарю тебя всем, что ты желаешь.

Верни ее.

- Даже я не имею власти над мертвыми.

Верни ее!

- Жизнь предназначена для живых. Бдение не дарует жизнь мертвецам.

ВЕРНИ ЕЕ МНЕ!

Мужчина исчезает. Вместо него возникает мутное пятно. Секунда - и пятно обретает форму овала. Минута - и овал превращается в лицо. Час - и я смотрю в ее глаза. Зову по имени. Ее бледные губы растягиваются в улыбке. Так начинается мое Бдение. Семь дней и ночей врачи возвращали меня с того света, собирая по кускам то, что осталось от моих ног. Семь дней и ночей я внимал запретным тайнам, познавая одну единственную черную руну, неизвестную даже Всеотцу. Руну, которая в означенный час позволит мне воссоединиться с той, кого я люблю. Она говорит, а я запоминаю. Она шепчет, а я повторяю. Она кричит, и я кричу вместе с ней.

И однажды этот крик вновь раздастся.