Как я в мусорных баках рылась⁠⁠

Мой дед - суровый мужчина, видевший войну и всю жизнь отработавший на шахте. Для меня он всегда был непоколебимым строгим мужиком с насупленными густыми бровями.
На 75 году жизни ушла моя бабушка, рак. Она долго лежала, прикованная к постели, все это время денно и нощно за ней присматривал дед. Они спали в одной постели, и однажды утром он проснулся рядом с бездыханным телом. Пытался разбудить, сухо пошел к телефону, всех обзвонил, сказал, что Анечка его отмучилась. На похоронах дед был спокоен и суров, как и всегда, но сильно суетился. Пытался помочь, как-то поучаствовать.

Всем занималась моя мать, и перед днем похорон сделала в квартире генералку и выбросила все старые тряпки, включая такие вязаные сидушки для табуреток, на которые дед присаживался каждое утро, когда курил в окно.
Молитвенная часть похорон близилась к концу, когда ни с того ни с сего дед берет свою табуретку, и, не обнаружив на ней вязаной сидушки, начинает вопить и плакать во все горло: "Где сидушка?!! Где? Куда дели? Верните!!!"
"Дед, ну ты чего, потом найдем, не переживай, ты чего так волнуешься?!" - все вокруг стали его успокаивать.
"Это Анечка, Анечка моя вязала! Где, где она?! Где она теперь? Как же я без нее-то?" - дед обхватил табуретку и начал рыдать как ребенок. Мы с мамой впервые видели, как он плачет. Все просто стали и не знали, что сказать. Он все кричал "где, где, верните, отдайте".
Тогда я впервые реально за него испугалась.
Деду дали успокоительное и уложили спать.
Бабушку увезли.
А я весь вечер рылась в мусорных баках возле дома на радость соседским бабкам...
Вечером дед курил в открытое окно свои тяжелые папиросы, наполняя комнату едким дымом, вглядываясь куда-то далеко за горизонт шахтерских терриконов и крепко держа в руке старую потертую Анечкину сидушку для табуретки...
Боря с Аней прожили вместе 55 лет.