Как я стал «фашистом»⁠⁠

Рассказал друг.

Когда ему было лет 6-7, в начале 1980х, от проводил летние каникулы в селе у бабушки с дедушкой. Село небольшое, под Мелитополем.

И вот как-то жарким днём, когда дома никого, он обследовал окрестности. А летом днём в селе людей почти нет. Все на работе. Кто в поле, кто на овчарне или в садах. И он предоставленный сам себе побродил по саду, а потом полез за сарай и увидел пробегающего по своим делам ёжика. Хотел догнать, но тот юрко прошмыгнул мимо и забрался в скирду. Скирдой назывался огромный стог сена, стоящий за сараем. Дедушка всё лето косил и складывал сено в этот стог – скотине на зиму. И скирда эта была не маленькой. И выше, и больше сарая.

Так вот, ёжик шмыг туда. Вовнутрь. Его и не видно. Друг говорит, а я тогда начитанным был, умным. Как мне казалось. И я знал, что охотники при охоте пускают дым с одной стороны норы или пещеры, а сами с другой стороны ловят зверя. И я решил поступить также. Пустить дым с одной стороны скирды, ведь ёжик испугается и выбежит с другой стороны. Тут я его и поймаю. Логично?

Беру на летней кухне спички, аккуратно поджигаю сено, потом тушу, чтобы дымилось… А оно не тушится! Я в растерянности пытаюсь потушить, но куда там! Сухое сено. Разгорается всё сильней. Что делать? Пламя уже выше меня. Стою офигевший.

А тут крик какой-то с соседнего огорода. Соседка что-то поорав куда-то в сторону, прыжками бежала ко мне. И буквально за пару минут во дворе уже было с десяток человек. Пара мужиков, матерясь, вилами и граблями оттаскивала горящее сено. Какие-то тётки с детьми немного меня старше, вёдрами с колодца таскали воду и заливали скирду. И всё как-то слаженно так, быстро. Одни у колодца воду набирают, другие эти вёдра подтаскивают, третьи огонь заливают. Детвора тлеющие кусочки сена притаптывают. Один я стою в сторонке оторопевший. Затушили быстро. Минут, наверно, за пять.

Ещё минут через пять на бричке прикатывает дедушка и взяв меня за шкирку при всех начинает отчитывать.

— Ты мог спалить хату! Весь двор! Да ты мог сжечь всё село! Лето! Жара! Сено могло разлететься и поджечь всё к… к… к… И сгорело бы всё на…

Он при мне не матерился, а словарного запаса не хватало и плюс весь на эмоциях. И он такой:

— Да ты знаешь кто ты после этого? Ты… Ты… Ты – фашист!

Это, наверно, максимальное ругательство у него было. Ну я разревелся, убежал в хату.

Ну потом несколько раз со мной серьёзно говорили, объясняли. Я говорил, что всё понял. И к спичкам не прикасался. Хотя всё понял я только через несколько лет. И ужаснулся. Я реально мог спалить село. А как слаженно действовали люди…. Я поражен до сих пор.

А «фашистом», с лёгкой руки дедушки, меня называли долго, ещё несколько лет. Не только друзья одногодки, но и односельчане. Всё-таки, кроме меня у него было ещё трое внуков и две внучки, и все на лето приезжали погостить, и нужно было как-то всех отличать.

— А чей это внучонок такой нарядный?

— Это таких-то, «фашист».

— А-а-а, «фашист» …

М-да…

И вот прошло много лет. И историю эту я давно забыл. И дедушки с бабушкой давно нет. И я уже взрослый, много лет не бывавший в этом селе, еду с дочкой навестить родственников. Садимся в автобус на автостанции. и две незнакомые бабульки ко мне пристают.

— А кто это едет к нам в село? А к кому? А чьих будете?

Не люблю такие разговоры, но тут некуда деваться. Отвечаю.

— А-а-а… Так ты внук такого-то. Сын такого?

— Да.

— «Фашист»?

— Ага.

Бабульки удовлетворённо хмыкают, у дочки округляются глаза, а я отворачиваюсь к окну.

Мне, почему-то, становится очень грустно.