Игылдох⁠⁠

Часть четвёртая

Меж тем на звук отозвалась тайга, замахала верхушками деревьев; с треском посыпались на землю сухие ветви. Свинцовая темень стала быстро пожирать голубизну ясного дня, и вскоре от солнца осталось только блеклое пятно. Всё это не походило ни на ненастье, ни на солнечное затмение. Словно бы мир полинял или вывернулся наизнанку.

Пронёсся шквалистый ветер, подтянул за собой сероватую дымку, которая стала наступать на заимку.

– Денис! Быстро в избу! Гроза собирается! – крикнула Света, почти нее слыша своего голоса в странном гуле.

Марина, прижав к груди найденную посудину, первой бросилась к двери, которая почему-то не сразу открылась.

А Диня, восторженно озираясь, что-то крикнул. Мать втащила его в избу. Ребёнок вывернулся из её рук, ещё раз прокричав: «Я Игылдох!» и пробежал в «светёлку», прильнув к окну и наблюдая за взбесившейся природой.

Женщины первым делом зажгли керосиновую лампу, которая плохо справлялась с почти ночной теменью. Света ударилась в слёзы: как-то там Кирюша в тайге. И когда его ждать? А вдруг?..

Марина, сама не зная почему, стала её утешать, как малое дитя: с Санькой её неверный супруг не пропадёт. Саня – сила! И зимой из-под снега охотничью избушку откапывал после бурана; и на льду возле полыньи ночевал; и волонтёром с пожарными лесной пал тушил; и три дня на острове без корки хлеба сидел, пока вода не спала. Ничего с мужиками не случится. Отсидятся в овражке или в каком-нибудь другом укрытии. Неунывающая женщина даже замочила старинный чайник в эмалированном ведре с водой.

И только тут Света прекратила истерику:

– Ты что сделала дурёха?! У нас ведь больше нет питьевой воды!

Маринка не задумалась ни на секунду:

– Как это нет? А три бутыли в Ровере?

Света сказала:

– Вот только как их в избу доставить? Слышишь, что на улице делается?

Маринка улыбнулась, сделала пальцами знак «окей» и бросилась в сени. Запор поддался не сразу, словно не желая её выпускать, но наконец она выскочила на улицу. Света с тревогой стала наблюдать за ней в оконце. Сначала глаза резанула белая вспышка. И только потом она поняла, что это повалил ливневый снег, в котором потерялась Маринкина фигурка. Машина, стоявшая у въезда во двор, быстро покрылась снежной шубой.

Рядом со Светой завозился сынишка. Оказывается, он взял запретный нож и вонзил его острие в столешницу. Мать закричала на него, но Диня важно ответил:

– Это я снег сделал. Захочу – и снова тепло станет.

Свете стало страшно за рассудок ребёнка. Ведь она сейчас и сама как помешанная. Поэтому мягко ответила:

– Будь добр, сыночек, убери снегопад. Тётя Марина к машине за водой пошла.

Диня важно засопел и резко вытащил лезвие из столешницы. В ту же минуту снег исчез, как его и не бывало.

Света увидела в окно подругу, тащившую огромную бутыль.

Когда Марина вошла в избу, на её пышных рыжих волосах, футболке ещё блестели хлопья, а подошвы кроссовок застучали по половицам, как заледеневшие. Она сказала, тяжело дыша:

– Светка, пока я была во дворе, видела сквозь снег за оградой какие-то тёмные махины. Даже спутала одну с Ровером. И они двигались! Потом пропали. Слышишь меня? Давай-ка готовиться переждать бурю. Тут чёрт знает что творится. Нам бы только Саню дождаться… Он мне говорил, что средь лета с гор может нанести туч с градом и снегом, да я не верила… Правда, такое случалось в местах гораздо севернее.

– Я снег сделал! – обиделся Диня, но мать мягко вытащила у него из рук нож и положила в сумку на подоконнике.

– Ну, чего встали-то? – раскомандовалась Маринка. – Давайте печь подтопим, поедим. Так время и пройдёт, пока наши вернутся.

Она глянула на часы:

– Ничего себе! Сейчас только половина третьего, а кажется, что день прошёл.

Хотя женщины раньше не занимались растопкой таких больших печей, дровишки вспыхнули, как заговорённые.

– Молодцы мы с тобой. Продержимся, – сказала Марина, сидя на корточках перед устьем.

Скрипнула дверь сеней. Света обернулась и вскрикнула. На неё смотрело чудище, монстр. В Динькиных кроссовках и джинсах, в его свитерке. Но вместо лица были перья, над ними возвышалась совиная башка с кровавым клювом.

– Я Игылдох! – провозгласил «монстр».

Маринка уселась от неожиданности на пятую точку и рассмеялась. А Света сорвала с головы сына маску, сделанную из половины чучела совы, расчихалась, сунула трухлявую вещицу в пакет и пригрозила:

– Не смей ничего трогать в избе! В этой рухляди, наверное, куча пылевых клещей, личинок насекомых и всякой заразы! Руки до сих пор чешутся. А если в глаза какая-нибудь дрянь попадёт?

Всегда спокойный Диня заверещал:

– Отдай! Забыла, что бабушка сказала: без вещей Игылдоха меня Чамчаг заберёт!

Пакет с маской полетел в топку. Кухню затянул едкий синеватый дымок.

– Не ври! – вышла из себя Светлана и тряханула сына за плечи. – Прекрати сочинять всякую чушь! Ничего подобного старуха не говорила!

И тут Диня завопил, выгнулся и рухнул навзничь. Захрипел и забился, розоватая пена потекла из перекошенных губ. Света бросилась на колени, пытаясь повернуть головёнку ребёнка набок, чтобы он не захлебнулся. Почему-то показалось, что от биения тельца вздрагивает пол, скрипят и дрожат брёвна венцов избы, царапанье ногтей малыша звучит так же зловеще, как скрежет громадных когтей.

Маринка, побегав кругами вокруг Дини и Светланы, вдруг выхватила из ведра оловянный чайник и облила ребёнка водой.

В ту же секунду судороги прекратились. Диня сказал: «Мама, мне холодно».

Женщины перенесли малыша в «светёлку», переодели, укутали ватными одеялами. Ребёнок скоро засопел. А Света и Марина уселись, обнявшись, на полу около кровати. Марина раньше даже подумать не могла, что так тепло, по-сестрински, станет относиться к занудной тихоне Светке.

За окном золотистый вечер обнял мир, переживший бурю; на полу выстелился медовый прямоугольник света из окна; печь ещё выдыхала приятное лёгкое тепло, чуть пахнущее смолой и дымом; на кровати причмокивал губами Диня… Скоро вернутся мужики, и всё забудется, исчезнет, как осадок после страшного сна.

Марину разбудил отчаянный крик:

– Диня! Сынок, Диня!

Маринка глянула на пустую постель. Светлана уже металась по двору, оскальзываясь на лужах, которые появились после растаявшего снега.

– Динька пропал! – голосом, прерывавшимся от рыданий, сказала она подруге. – Я в лес побегу, покричу… Может, он от приступа ещё не отошёл, упал где-нибудь.

Но Марина не ответила. Расширившимися глазами она смотрела на раскисшую землю у крыльца. Рядом с отметинами кроссовок Светы были видны отпечатки Дининых и чёткие следы… которые ни с чьими не спутаешь. Это были следы медвежьих лап.

Несчастная мать наконец тоже обратила на них внимание, завыла: «Диня говорил… мой малыш говорил… а я не верила!..»

Марина подошла к подруге, обхватила её трясшиеся плечи:

– Света, Динечку никто не забрал. Он сам ушёл со зверем. Вот посмотри внимательно…

Светлана бросилась к сараю, стала швырять там железяки, отыскивая оружие.

А в голову Маринки хлынула холодная ярость, которая подсказала единственно верный план:

– Света, никуда не бегай, сама заблудишься. Сиди в избе, ищи чёртову рацию или приёмник. Жди. Я на Ровере доберусь до Дальян, подниму всех на поиски. Слышишь меня? Иначе нельзя. Может… Саня и Кир нам сейчас не помощники. Мы сами. Ты только слушайся меня.

После уговоров и оплеухи Света пришла в себя, попросила подругу:

– Ты только осторожней…

Она проследила, как, ревя мотором, Лэнд Ровер понёсся по колдобинам старой дороги, вздымая тучи бурых брызг. В доме Света устроила настоящий погром, разыскивая рацию или хотя бы старый транзистор, но ничего не нашла.

Меж тем на заимку вместе с тенями от далёких гор спускался прохладный синеватый вечер. И обезумевшая мать, представляя, как где-то скорчился на земле её малыш, рванула вверх по тропе. На свободном от лесостоя пространстве всё уже обсохло после бури, но тайга пропиталась влагой, и с каждой ветки летели вниз холодные тяжёлые капли талой воды. Думала ли Света о возможной встрече со зверем?.. Нет… Её мысли занимал только ребёнок, который оставил следы кроссовок рядом с размашистыми косолапыми вмятинами. По сути она, безоружная, шла на верную смерть. И это казалось ей единственно верным выходом. И то, что она представляла в самых жутких мыслях, случилось…

Зверь вышел ей навстречу, внезапно возник на узкой тропе. Она почуяла мерзкую вонь, смесь аммиака, кала и режущий ноздри запах мокрой шерсти. Гигантская тварь встала на дыбы и взревела. Света хотела заорать. Но не это заставило её окаменеть, подавившись собственным криком. Рядом стоял её Диня, её мальчик и жутко скалился. В его чёрных глазёнках с багровыми отсветами она прочла свой приговор. И опустилась на колени, шепча, как молитву: «Диня… сынок… сыночек...» А потом вспомнила слова бабки, затёртые рассудком и неприятием всего чуждого: «Игылдох… где твой рог?..».

Что-то изменилось в выражении лица ребёнка. Оно не стало менее зверским, кровожадным. Но сын бросил ненавидящий взгляд на медведицу. Диня вытащил из кармана рожок, и рёв колдовской вещицы захлестнул шум леса. Ибо ею владел тот, кто всегда был сильнее зверя. Из просветов между стволами деревьев хлынул туман. Медведица тяжело упала на передние лапы, развернулась и растаяла в белом мареве.

В него же погрузилась и Светлана, ощущая горячий лобик сына на своей щеке.

4

Очнулась она не то в тряском автобусе, не то в железнодорожном вагоне, который пах металлом, горючим и новым кожзамом. Динька, привалившись к ней, смотрел на носилки посреди неширокого прохода между сидений. Над носилками склонился мужчина в белом халате поверх камуфляжки. Голова больного была вся в бинтах, но Светлана сердцем почуяла – это её Кир. Родной и любимый, вредный и дотошный… Неумелый и хвастливый… Но один на всю жизнь… Не считая странной, похожей на наваждение, связи с другим мужчиной, когда она не смогла противостоять жёсткой, звериной ласке. Но теперь всё будет по-другому.

Врач стянул перчатки и халат, похвалил:

– Крепкий мужик. Скула разорвана, похоже, травма барабанной перепонки. Пара переломов, небольшие проявления синдрома сдавления. То ли землёй засыпало, то ли ещё что-то случилось. Очнётся, сам расскажет. Пока мы только добились признания, что к семье спешил. – И добавил, поглядев на Диню: – Геройский у тебя батя. Ведь это твой батя?

Диня равнодушно кивнул. Врач обеспокоенно посмотрел на него, присел рядом и спросил:

– Ну а ты как себя чувствуешь, орех лесной?

Диня вздрогнул при этих словах, с которыми к нему обращался дядя Саша, опустил глаза и прошептал:

– Нормально. 

– Где это мы? – спросила Светлана, обводя взглядом странный салон неизвестного транспорта.

– Обижаешь, гражданка потерпевшая… то есть сестрёнка. Это наша тяжёлая артиллерия МЧС, вездеход «Бурлак». На первом своём выезде, между прочим. Три селевых потока – не шутка. Ну, сейчас я освещение погашу, а вы отдыхайте. Всё остальное – на месте прибытия.

– Значит, Мариночка успела, – прошептала, почти засыпая, Света.

– Это мы вашу Мариночку из болота тащили, как бегемота, – рассмеялся врач. – Ну а потом рванули за вами.

Света попросила:

– Разрешите обратиться?..

Врач снова улыбнулся:

– Обращайся уж, раз успокоительное не действует.

– А вы не знаете, кто такие Игылдох и Чамчаг?..

Врач удивленно поднял кустистые брови:

– Вам-то откуда эти имена известны? Я сам их с детства не слышал, хоть и шестой десяток лет живу. По легендам, это духи тайги, которые вечно борются между собой, хотя заняты одним делом: охраняют леса от человека. Чамчаг за каждого убитого медведя забирает людское дитя; Игылдох лесным палам противостоит, давит их туманами. Вы лучше поспите… сон – лучшее лекарство при стрессе.

***

Игылдох долго, очень долго выбирался из-под упавшего дерева. Скрёб когтями кору и древесину, обкусывал ветки. Заново учился шевелить руками, ворочать башкой. Набирал полную грудь воздуха, несмотря на хруст рёбер. Обдирал мох с обломков ствола и затыкал зиявшую рану в животе. Поднялся во весь рост, рыча от боли в срастающихся костях. Прочистил глотку от сгустков крови жутким рёвом. Потом побрёл, роняя клочки одежды и комья грязи, оставляя на еловых лапах куски плоти. Путь у нег был только один – к старой заимке, где всегда были его верные слуги. В глухой ночной час скрипнула дверь, послышался голос:

– Кого ещё принесло?

– Это я, Игылдох…

– Ишь ты… наконец-то надоело прикидываться да выкручиваться… за двадцать пять лет пути не забыл… Заходи… Всё на месте: и сумка, и рожок, и нож… Только маску спалили. Новую сову-помощницу найдёшь. А я уж теперь наконец-то на покой уйду. Вот только платок надену. Негоже женсчинам в шапке быть, ровно как мужикам… Зароешь меня рядом с моим Фёдором…