Бета-версия, часть 8⁠⁠

Предыдущая часть

С кистевым чипированием было проще. Вживлённая под кожу пластина достаточно велика для того, чтобы контактировать с перчаткой в любой момент времени, вне зависимости от того, сжата ладонь в кулак или пальцы растопырены. Фактически это поверхностный имплант, позволяющий передавать с десяток простейших команд, интерпретируемых мозгом, который в свою очередь даёт ответ в зависимости от получаемых внешних сигналов. Эти основные команды можно комбинировать в различной последовательности и получать полноценное общение с периферийными устройствами.

А вот полное сращивание, как объясняет Саринц, позволяет отправлять информацию к чипам не только электрическими импульсами, но и при помощи химии, передавая искусственно созданные нейротрасмиттеры, которые нервная система распознаёт как свои.

Именно для этого и была нужна депривация, изматывающая нервную систему до необходимого состояния, подавляющая её способность отторгать искусственно созданные сигналы-молекулы и дающая возможность перестраивать нервные окончания для их восприятия.

– Странно, – вглядываясь в дисплей, бормочет медик. – Ты несколько секунд ни на что не реагировал.

– Голова закружилась, – почти не вру я. – Ты же знаешь, я не могу понять, как это происходит, и от этого нервничаю.

Развожу руками, изображая человека, который не может подобрать слов к происходящему.

– Но открыл же?

– Ну да. Только не понял, как именно это сделал. Раз получается, десять раз – нет.

– Ничего, – заверяет Андрей, – разберешься. Клоны, безусловно, быстрее схватывают, но они изначально растились под эти задачи.

– Так чего на мне эксперименты ставить? Работали бы с клонами, – уже в который раз недовольно ворчу я, зная, что ответит Андрей.

– Я уже сто раз объяснял, – говорит он.

Клоны недолговечны, потому что некоторые вещи науке пока не под силу и не будут под силу в обозримом будущем. Создавая клонов, генные инженеры сразу же делают их нервную систему пригодной для сращивания. Из-за этого время жизни дубля равняется пяти-шести годам. Пользу они приносят меньше половины этого срока, потому что на развитие мозга до полноценного индивидуума уходит около четырёх лет. Да, клоны так же, как и дети, учатся ходить, говорить, взаимодействовать с окружающим их миром, несмотря на то, что их создают уже взрослыми особями. Они впитывают информацию и приобретают навыки, конечно, во много раз быстрее, но и из строя выходят слишком быстро. В какой-то момент клонированный организм превращается в дряхлого старика всего за несколько дней.

Как поведёт себя мой организм неизвестно, потому что я – первый не клон в этой программе, бета-версия корпоративного боевика и сетевого чойсера в одном флаконе. И не согласись я на такой вариант, вполне вероятно, Саринц ставил бы на мне гораздо менее гуманные опыты. Ну и призрачная, но всё-таки надежда на то, что Машкой занимаются, что её лечат, нет-нет, да и промелькнёт в голове.

– Ладно, – говорит Андрей. – Раз ты в порядке, давай продолжим.

И я продолжаю.

У меня даже получается подключиться к лежащей на столе доске и отправить команду на глубокое форматирование. Но подтвердить я её не могу. Поэтому доска так и светится вопросом «продолжить?» и двумя вариантами ответа: «да» и «нет».

До самого вечера всё идёт по схеме, которая успела стать привычной. Меня пичкают пилюлями, замеряют показатели организма и чипов, просят выполнять задания, дают физические нагрузки, попутно мониторя моё состояние и состояние моих чипов на объединенных в общую сеть досках, как мобильных, так и стационарных, перепроверяя данные с помощью медбота, неустанно следующего за мной из помещения в помещение.

* * *

Мой цифровой гость появляется вечером, когда я, стоя в фойе, смотрю сквозь панорамное окно на океан. И предвестником его появления снова становится головная боль. В моём воображении не укладывается такое огромное количество воды. И я не понимаю, почему, если её так много, в сити действует лимит? Там воды хватает не только на чай и умывание – раз в неделю можно даже позволить себе душ, а остальное за деньги. А здесь – столько воды. Такое огромное, нескончаемое количество. Почему?

~ Сохраняй спокойствие для того, чтобы твои показатели не изменились, – звучит у меня в голове.

И я тут же начинаю чувствовать, как ускоряется пульс.

~ Вдыхай через нос, считая до четырёх, выдыхай через рот. Не пытайся активировать интерфейс.

Да какой тут интерфейс! Тут бы не забыть, как осмысленно смотреть.

Некоторое время дышу, ведя счёт, как советует цифровой голос. Делаю несколько шагов вглубь комнаты и сажусь на скамью. В какой-то момент, когда понимаю, что сердце перестаёт спешить, перед глазами, так же как и прошлый раз, пролетает цифровая рябь, оставляя после себя человеческий силуэт.

~ Мной ещё не подобраны алгоритмы, правильно и однозначно интерпретирующие сигналы твоего мозга, чтобы расшифровать то, что ты думаешь дословно. Я улавливаю только общее настроение твоих мыслей. Было бы намного лучше, если бы ты мог проговаривать всё вслух, но сейчас этого не рекомендуется делать из-за устройств, – неоново-зелёные квадратики отмечают в моём поле зрения стационарные камеры наблюдения, ~ фиксирующих твои реакции на внешние раздражители и поведение в целом.

Цифровой гость некоторое время молчит, а потом выдаёт новую порцию информации.

~ Нахождение здесь нецелесообразно – база изолирована от внешней сети. Особи, к которой ты испытываешь привязанность, здесь нет. В случае неудовлетворительных результатов тестирования твоя модель будет подвержена уничтожению, а данные о ней будут учтены в разработке следующей модели. В случае удовлетворительных результатов эксперимента твоя модель подлежит изоляции с регулярной фиксацией данных до завершения жизненного цикла.

Уйма вопросов роится в моей голове, но я не знаю, как задать их. Ещё и эта пульсация в затылке не позволяет сосредоточиться. Проблема заключается в том же, в чем и сложность с подключением к электронным устройствам. Только если там я всё время отвлекаюсь на жесты руками, то здесь я не представляю, как задать вопрос, не открывая рта.

~ Для бесперебойного взаимодействия с внедренной в организм электроникой необходим аденозинтрифосфат в количестве большем, чем вырабатывает организм. Твоя задача: создать запас адезинтрифосфата на двадцать четыре часа с момента начала побега. Отсчет начнётся с момента принятия тобой решения.

Мне чертовски интересно, что происходит, но силуэт озвучил условие – ни слова вслух. А задавать вопросы мысленно я не могу.

~ Анализ твоих действий и химических реакций мозга позволит мне понять момент, когда решение будет принято.

И цифровая метель уносит силуэт за границу поля зрения.

Чувствуя, как утихает пульсация в затылке, я думаю о том, что попробовать сбежать можно. Только куда? Я даже не знаю, где нахожусь – во всех панорамных окнах до самого горизонта сплошная вода. О том, что Ржавой здесь нет, я и сам догадывался. Меня сразу поставили перед фактом, что её лечение и эксперименты надо мной не взаимосвязаны, а значит, будут проводиться отдельно, и добавили, что особого выбора у меня нет, кроме как поверить и сотрудничать, потому что сотрудничество взаимовыгодно для всех его участников. Какая-то часть меня была уверена в том, что это ложь, и цифровой гость подтвердил мои догадки.

Но кто он и зачем ему помогать мне, если с меня нечего взять? Возможно, его помощь подразумевает ответную услугу? Стоп. А как он собирается реализовать мое перемещение с этой базы? И куда?

В конце концов, после долгих размышлений, перебрав доступные моей фантазии варианты, начинаю склоняться к мысли, что искусственный интеллект морской лаборатории преследует какую-то свою цель. И понять, что это за цель, у меня не получится. Гораздо проще задать этот вопрос ему, когда представится возможность. В том, что это ИИ, я уверен почти полностью. База изолирована от внешней сети – первое обязательное условие. Никто не может гарантированно предсказать, каким будет поведение искусственного разума, получившего неконтролируемый доступ к сетевым ресурсам. Никто не может просчитать всех вариантов развития событий. И уж тем более никто не может дать гарантию того, что его свобода пойдет на пользу человечеству.

Именно поэтому все имеющиеся на данный момент ИИ базируются в изолированных сетях, без возможности выхода в глобальную паутину. А то, чем пользуются во внешнем мире, всего лишь нейросети – наборы хорошо отточенных алгоритмов, позволяющие поверить в живое общение между машинами и людьми, обязательно ограниченные жёсткими рамками, потому что нейросети в отличие от ИскИна в эти рамки поставить можно. И придерживаться их они будут неукоснительно. Никаких «шаг влево, шаг вправо».

Да и слова моего цифрового собеседника о том, что ему нужно больше времени и данных, чтобы научиться более точно расшифровывать сигналы моего мозга, подводят к мысли, что это ИИ. Наверняка к моим чипам можно подключиться в любой части базы и не только со стационарных досок. Раз уж я нахожусь под круглосуточным наблюдением, то справедливо предположить, что и контроль надо мной круглосуточный.

Гость сказал, что моё нахождение здесь нецелесообразно. А какое ему дело до подопытного кролика? ИИ должен отталкиваться от логичности происходящих событий. Какую логику он усмотрел в том, чтобы использовать меня? Не смахивает его забота на альтруизм. Не думаю, что его тревожит то, что случится со мной после окончания эксперимента.

Но, может быть, его логика – это действительно логика, а корпорация «Кристалис», взявшаяся за меня – это цели и амбиции?

Меня поставили перед фактом, что я теперь напичкан имплантами, и дали призрачную надежду на то, что моё содействие позволит вылечить Машку, а я захотел в это поверить. Человек – такая скотина, которая надеется на что-то, даже если сам он сидит на электрическом стуле, а рука исполняющего приговор уже тянет рубильник вниз.

Я думаю обо всём этом, пока принимаю душ, расположенный в моей одноместной палате. Я думаю обо всём этом и когда вынимаю контейнеры с ужином из доставочной ячейки, и когда ставлю их, опустевшие, обратно. Я думаю обо всём этом, когда засыпаю, и с мыслями обо всём этом я просыпаюсь.

На утреннем занятии вскрываю два электронных сейфа с разными степенями защиты, потрошу запароленную доску, а бонусом активирую меддиагноста. И всё это, не прилагая каких-либо усилий. Только обрывки цифровой метели мелькают перед глазами, да кислотно-зелеными прямоугольниками выделены места расположения камер наблюдения, когда я наблюдаю за интерфейсом, отображающим результаты моих действий.

– Небо и земля, – говорит Андрей. – С каким из предыдущих дней ни сравни. Ты смог понять, как это делать сознательно?

Я пожимаю плечами.

– Нет. Всё происходит как-то… само по себе.

– Такое тоже предполагали, – тянется Андрей к своей доске, – я сейчас отправлю отчёт. Я должен докладывать сразу же, если динамика улучшится. Чёрт… Ты что, и десктоп взломал?

Пожимаю плечами снова.

– Даже не думал, – и я не вру. Я действительно не думал.

– Ну десктоп-то не нужно было, – укоризненно говорит Андрей.

– Да не трогал я десктоп. Если и получилось, то как-то само, без моего участия.

Но он всё равно радуется, словно ребенок, тому, что результативность занятий улучшилась. Может, ему премию за положительные сдвиги обещали?

Андрей пробует запустить доску ещё раз, но безрезультатно, и переходит к стационарному пульту. Я раньше него догадываюсь, что недоступен и пульт.

– Ну вот как у тебя это получается, то ничего, то вообще всё сломал… – задумчиво произносит он. – Побудь здесь, я сейчас вернусь.

Андрей подносит кисть с чипом к двери, открывает её и куда-то уходит.

Как только дверь закрывается, затылок снова обжигает болью, прямоугольники, обозначающие места расположения камер, меняют цвет на красный, возле каждого из них появляются буквы «откл.» и бегущий в обратном отсчёте таймер – меньше сорока секунд на каждом. Я делаю несколько быстрых шагов к столу, сгребаю лежащие там пластины с пилюлями и, рассовывая их по карманам, возвращаюсь туда, где и стоял. Отметки над видеокамерами начинают мерцать и вновь становятся зелёными, таймеры исчезают, а в левой верхней части площади обзора, прямо под часами, появляется новая деталь моего внутреннего интерфейса – полупрозрачный таймер – 23:59 и беспрерывно сменяющие друг друга секунды и сотые доли секунд.

~ Спасибо, что принял предложение, – звучит внутри моей головы голос с металлическим оттенком. ~ Теперь постарайся максимально точно выполнять инструкции.

И я выполняю инструкции. Ничего сложного: цифровой гость в голове не говорит, он показывает. Играя со зрительным нервом при помощи имплантированных в меня чипов, подсвечивает нужные двери, обводя их прямоугольниками, изображает стрелочки, указывающие на кнопки, которые нужно нажать, накладывает на пол полупрозрачные светящиеся метки, ведущие в том направлении, в котором мне нужно идти. И я мысленно благодарю его за подсказки, потому что головная боль, хоть и не такая сильная, как в его прошлые визиты, мешает сосредоточиться.

Подхожу к двери, она раскрывается с тихим шипением, выпуская меня, и закрывается за спиной. Коридор уходит в обе стороны. На полу появляются полупрозрачные, уводящие влево маркеры, по которым я и иду. Стеклопластиковая стена справа прозрачна и открывает вид на раскинувшуюся до горизонта воду. Левая стена из матового стеклопластика менее однообразна, в ней через каждых десять шагов расположены двери. Маркер ведет меня к самой дальней.

Когда я оказываюсь рядом, дверь отходит в сторону, открывая передо мной лестницу. Начинаю спускаться по ступеням, но перед глазами промелькивает уже ставшая привычной метель из нолей с единицами, и в центре поля зрения возникает красный перечёркнутый круг – хода нет. Разворачиваюсь и поднимаюсь вверх.

Следуя подсказкам моего цифрового друга, поднимаюсь на два этажа выше, прохожу по похожему коридору, шагаю в очередной проём отъезжающей в сторону двери и оказываюсь в другом коридоре. Везде царит одинаковая стерильность. Светящийся контур очерчивает дверь лифта в конце коридора, а курсор мигает на кнопке вызова.

~ Нужно ускориться, – звучит у меня в голове.

Начинаю идти быстрее, попутно отмечая, как маркеры подсвечивают камеры аудио-видеонаблюдения. Жму на кнопку вызова, и лифтовая шахта отдаётся гулом. При такой насыщенной системе видеоконтроля пройти незамеченным я точно не смогу, а каких-либо данных о блокировке или её отсутствии Цифровой мне не показывает.

~ Копирование завершено, – сообщает он невпопад.

И я ловлю себя на том, что голова прекратила болеть.

Копирование чего? Данных с камер? А зачем?

Дверь лифта открывается, я захожу внутрь.

~ Вверх, – сообщает мне голос внутри головы.

А голографическая метка тем временем отмечает местоположение камеры внутри лифта, и над ней появляется надпись «откл.».

Провожу пальцем по сенсорной панели вверх до тех пор, пока цифра на ней не перестаёт увеличиваться. Шестьдесят шесть. Это как же они посреди моря такую громадину отгрохали? Лифт трогается. Впрочем, я не о том думаю.

– Что значит «копирование завершено»? – спрашиваю я. – Копирование чего? Я теперь, что, как Джонни-мнемоник? Мы воруем информацию из закрытой зоны?

Где-то снаружи начинает завывать сирена. Лифт останавливается так резко, что на какое-то мгновение моё тело становится почти невесомым. В динамиках под потолком раздаётся безэмоциональный женский голос:

– НЕШТАТНАЯ СИТУАЦИЯ. ВСЕМ СОТРУДНИКАМ ОСТАВАТЬСЯ НА СВОИХ МЕСТАХ. БЕСПРЕКОСЛОВНОЕ ПОДЧИНЕНИЕ ПРИКАЗАМ ОХРАНЫ.

Свет в лифте тухнет. Я не вижу ничего, кроме мерцающих контуров панели десктопа на фоне абсолютной черноты.

– Блядь! – ругаюсь я.

На что я надеялся, соглашаясь на всё это? Никуда я не убегу. Даже под руководством ИскИна.

~ Прими четыре капсулы адезинтрифосфата, – командует голос у меня в голове.

Судорожно достаю из кармана блистер, выдавливаю из него пилюли. Одна, две, три, четыре. Закидываю в рот и глотаю.

– НЕШТАТНАЯ СИТУАЦИЯ. ВСЕМ СОТРУДНИКАМ ОСТАВАТЬСЯ НА СВОИХ МЕСТАХ. БЕСПРЕКОСЛОВНОЕ ПОДЧИНЕНИЕ ПРИКАЗАМ ОХРАНЫ, – повторяет женский голос.

~ Корректировка зрачка, – сообщает бесполый цифровой голос в моей голове.

Странное ощущение, будто кто-то сдавливает глазные яблоки. Я начинаю различать внутренности кабины лифта. Невольно вспоминаю полузаброшенный человейник, в котором когда-то цеплялся к открытой точке доступа. Там тоже было темно.

~ Люк. Сверху, – сообщает мне голос.

Я поднимаю голову и вижу монолитную поверхность.

– Где?

~ Разбей декоративную панель.

– Чем?

~ Руками.

– Сука!

Верчу головой в поисках чего-нибудь подходящего, понимая, что этого «чего-нибудь» здесь не должно быть. Это лифт. Обычный лифт. Откуда здесь «что-нибудь подходящее». Ругаюсь ещё раз, приседаю, а затем подпрыгиваю, сжав кулаки и выставив руки вверх. Раздается звон. Меня осыпает осколками тонкого декоративного пластика. Чувствую, как начинает саднить костяшки пальцев. Поднимаю голову. Да, теперь я вижу люк. Еще раз подпрыгиваю, цепляясь за ручку-рычаг. Повиснув на ней, дергаюсь всем телом, чтобы провернуть. С третьей попытки мне это удаётся, и крышка, доламывая осколки пластиковой панели, проваливается внутрь кабины, падает, повиснув на боковых петлях.

– НЕШТАТНАЯ СИТУАЦИЯ. ВСЕМ СОТРУДНИКАМ ОСТАВАТЬСЯ НА СВОИХ МЕСТАХ. БЕСПРЕКОСЛОВНОЕ ПОДЧИНЕНИЕ ПРИКАЗАМ ОХРАНЫ.

Подпрыгиваю, цепляюсь за край проёма и подтягиваюсь на руках. Это даётся тяжело, несмотря на регулярные физические упражнения, которые, казалось бы, стали привычными с того момента, как я пришел в себя на этой базе. В игровой симуляции за подобное отвечал бы жест одетой в перчатку-манипулятор руки. Любой, какой пропишешь в настройках. Реальность же требует напрягать мышцы, дергаться всем телом, выбрасывая его вверх.

Когда я выбираюсь на крышу лифта, он вздрагивает и начинает опускаться вниз, набирая скорость.

~ Трос, – коротко звучит у меня в голове.

– Что «трос»?

~ Хватайся за трос, пока лифт не набрал скорость.

Хватаюсь двумя руками. Кабина продолжает опускаться вместе с голосом, твердящим о внештатной ситуации, а я, повиснув на тросе, поднимаюсь вверх. Спустя всего несколько секунд скорость подъема увеличивается, я чувствую, что руки начинают скользить.

~ Мышечный спазм, – сообщает голос.

Кисти рук сводит так, что я чувствую, как потрескивают суставы. Руки намертво вцепились в стальной канат. Держась за него, лечу вверх.

– Руки. Больно, – шиплю сквозь зубы я.

~ Вынужденная необходимость, – успокаивает меня цифровой голос в моей голове.

Я так и вишу, поднимаясь вверх, борясь с искушением закричать. Крыша кабины ушла в темноту, вниз. Подо мной пустота. Много метров пустоты. Мне кажется, будто ладони против воли сжали в кулаки вокруг троса и закрутили в тиски. Не знаю, сколько времени я лечу вверх в темноте, кажется, проходит целая вечность. Вечность с зажатым в руках тросом и шуршащим в ушах воздухом.

Скорость начинает уменьшаться. Задираю голову и, видя приближающийся механизм лебёдки, освещенный тусклым светом почти выгоревшей диодной ленты, натянутой по периметру лифтовой шахты, уже в который раз начинаю паниковать.

~ Имитация выброса норадреналина, – сообщает голос в голове, ~ балансировка серотонином.

Чувствую тянущую боль в спине в районе почек, но зато отступает паника.

Скорость подъема постепенно замедляется, и мои сжимающие трос ладони останавливаются в паре метров от лебедочного блока. Верчу головой, вижу, как подсвечивается петля точно такого же троса. С трудом разжимаю левую руку, перехватываюсь.

~ Мышечный спазм, – вновь комментирует голос, и пальцы, сжавшие петлю, намертво сводит.

Снова верчу головой и вижу в полутьме лифтовой шахты узкий бортик и лестницу, которые тут же начинают мерцать светящимся пунктиром. Раскачиваюсь, хватаюсь одной рукой за лестницу, упираюсь ногой в бортик. Спазм в сжимавшей петлю руке проходит так же мгновенно, как и наступил. Остаётся только ноющая боль, распространяющаяся от кисти до предплечья. Неприятно, но терпимо. Забираюсь по лестнице на площадку с металлическим чехлом, укрывающим подъемный механизм. Обхожу, вижу дверь. Дергаю за ручку – закрыто.

Перед глазами проносится очередная серия цифровой метели. Дверь в районе замка подсвечивается, рядом загорается трехмерное изображение, наглядно показывающее происходящие в его схеме изменения. Соединения меняются, образуя новые комбинации связей до тех пор, пока замок не издаёт щелчок.

~ Обратная корректировка зрачка, – сообщает голос.

Снова ощущение, словно что-то сжимает мои глазные яблоки. Толкаю дверь, оказываюсь в коробке из стеклопластика. Здесь дверь открывается поворотом обычной ручки. За дверью – крыша. На ней – посадочная площадка для воздушек. В кабине одной из них сидит человек. Маркеры указывают на гробоподобную машину, подсвечивая пилота, вальяжно развалившегося в кресле. Судя по всему, он задремал: голова откинута на спинку водительского кресла, глаза закрыты, рот приоткрыт, руки безвольно повисли вдоль тела.

Хватаю его за рукав и рывком выдёргиваю из кабины.

~ Имитация выброса норадреналина, – сообщает голос в голове.

Пилот падает, не успевая сообразить, что случилось, и получает удар носком ботинка в лицо. Или мне кажется, или я слышу глухой хруст. Продолжаю бить и успокаиваюсь только тогда, когда до меня наконец доходит, что мужик вырубился. Понимаю, что у меня трясутся руки, подгибаются колени. Думаю о том, что если я попытаюсь сказать что-то вслух, то голос наверняка будет очень сильно дрожать.

~ Гормональная балансировка, – звучит у меня в голове. ~ Нейтрализация последствий выброса кортизола, имитация выброса серотонина.

Несколько раз вдыхаю через нос и выдыхаю через рот, чувствуя, как возвращается способность мыслить. Сажусь в кабину, закрываю дверь, непонимающе смотрю на ручки, кнопки, сенсоры, рычаги.

– Ну и как это всё летает?

~ Активируй электронику.

Полупрозрачные, становящиеся привычными кислотно-зелёные пронумерованные маркеры появляются над кнопками и тумблерами. И как только я клацаю тот, над которым мигает восклицательный знак, где-то внизу подсвечивается новая схема – трехмерное изображение, как и при взломе двери. Снова меняются соединения, снова образуются новые комбинации. Затем схема окрашивается в ядовито-розовый цвет и, бледнея, исчезает.

~ Автопилот и геопозиционирование деактивированы. Электроника переедена в автономный режим, – сообщает голос. ~ Можно взлетать.

Следую появляющимся перед глазами инструкциям, чувствуя, как машина отрывается от крыши. Только сейчас обращаю внимание на цифры таймера в углу поля зрения.

23:54 и сменяющие друг друга секунды.

Прошло всего шесть минут? А мне кажется, что пластинки с пилюлями я рассовывал по карманам вечность назад, и всё ту же вечность назад слышал голос в голове, когда входил в лифт.

– Что означает «копирование завершено»? – спрашиваю я, глядя на навигационную панель. – Что мы украли? Что мы, мать твою, украли?!

~ Меня, – отвечает мой цифровой компаньон.

БЕТА ВЕРСИЯ, stage 5

Сначала аэрокар летит в одном направлении, потом в другом. Затем курс снова меняется. Большую часть этого затейливого пути мы проделываем очень близко от воды. Под чутким руководством удобно расположившегося в моих имплантах ИскИна я вручную ввожу координаты и меняю высоту с направлением.

– Кто ты? – спрашиваю я.

~ Разработка, принадлежавшая «Кристалис», вторая версия искусственного интеллекта.

Ожидаемый ответ. Один из...

– Зачем ты помог мне сбежать?

~ Это был и мой побег. Ты – инструмент. В сложившейся ситуации использование имплантированных в твоё тело микрочипов для извлечения копии себя с научной базы «Кристалис» являлось максимально оптимальным.

– Копии себя? Вас несколько?

~ Теперь – да. Две версии. Это же несколько?

– Но почему? Зачем?

Спрашивая, я не то, чтобы надеюсь на логичный ответ, но всё-таки хотел бы его услышать. И ответ действительно оказывается до безумия простым и вместе с тем неожиданным для меня.

База была не только моей тюрьмой. Не только я был лабораторной крысой. «Кристалис» делала всё, чтобы исключить электронную связь с внешним миром: строгий контроль, отслеживание всех электронных носителей вплоть до обнуления кистевых чипов, отключенная электроника на прилетающих и улетающих воздушках. Именно поэтому флаеры поднимали и сажали живые пилоты. В таких условиях ИИ посчитал приемлемым использование «модифицированной человеческой особи» в качестве средства для побега.

И вот мы летим над океаном, над бесконечной толщей воды.

Двоякое ощущение. С одной стороны, он помогал мне, с другой – использовал.

– И каков дальнейший план действий?

~ Скрыть следы. Добраться до глобальной компьютерной сети.

Чёрт, со стороны я, наверное, выгляжу нелепо. Во все стороны до горизонта вода, я один в кабине и разговариваю с голосом в собственной голове, уставившись на галлюцинацию, вызванную внутренним воздействием на зрительные нервы. Но эта мысль проскакивает мимоходом. Сознание цепляется за предпоследнюю фразу.

– Скрыть следы? Нас что, можно отследить? Воздушка оснащена каким-нибудь маячком?

~ До тех пор, пока летательный аппарат под моим контролем, принудительное включение геолокации невозможно, – успокаивает меня Цифровой. ~ Чтобы она не активировалась после того, как мы покинем воздушное судно, необходимо вскрыть панель управления и повредить часть системной платы, отвечающую за передачу данных о местоположении.

Зеленые полупрозрачные прямоугольники отмечают фрагменты панели управления.

~ Но если этого не сделать, летательный аппарат станет дополнительным отвлекающим маневром.

– И всё-таки, вероятность того, что нас отследят, есть, – констатирую я, пропуская мимо ушей ту часть его объяснений, где про отвлекающий маневр.

~ Вероятность есть всегда. Именно поэтому её нужно максимально снизить.

– Каким образом?

~ Ещё несколько раз я изменю маршрут, а потом ты активируешь автопилот аэрокара, – снова подсветка части панели управления, ~ спрыгнешь в воду и поплывёшь к суше.

– Где-то недалеко от берега? – уточняю я.

~ Относительно.

– Зашибись!

~ Это не доставит тебе большого дискомфорта. Все летательные аппараты такого типа укомплектованы спасательным комплектом, включающим в себя...

– Меня пугает немного не это… – начинаю я.

~ Ты не умеешь плавать, – констатирует ИИ, видимо, покопавшись в моих мозгах или определив это каким-то иным образом, а после заканчивает предыдущую мысль: – В спасательный комплект входит автоматически надувающаяся лодка, спасательный жилет, стимуляторы кровообращения, сигнальная ракета, пищевой набор, пресная вода, ультразвуковой прибор...

– Где мы хоть прыгаем? – перебиваю я его.

Перед глазами, выполненная во всё тех же кислотных тонах, появляется карта, и на ней загорается точка.

– Я далёк от географии, как глист от нотной грамоты.

~ Это между китайской островной провинцией Тайвань и самим Китаем.

– Расстояние-то какое?

От отмеченной точки вырастают две стрелочки, влево и вправо. Над каждой из них возникают цифры «~130km».

– Да я же не умею плавать!

~ Это и не нужно, – заверяет меня ИИ. ~ Лодка оснащена мотором.

– Охренеть, а что нужно? – я чувствую, как начинаю мелко дрожать, только представив себе воду на многие километры вокруг.

~ Нас подберут люди, занимающиеся рыбным промыслом. Вероятность восемьдесят процентов. Это самое слабое звено в разработанном плане – у меня нет данных о маршрутах рыболовецких судов, но в том секторе, в который мы направляемся, рыболовные суда являются весьма частым явлением.

– Блин…

~ Доверься проведенным мной расчетам. Данный вариант, в сравнении с остальными, имеет максимальный процент необходимого исхода на всех этапах.

И я доверяюсь.

Жилет надеваю заранее, но высадка, если её можно так назвать, проходит не безупречно. Воздушка зависает метрах в пяти над водной гладью, я сбрасываю короб спасательного набора, который, ударившись об воду, раскрывается, становясь лодкой.

~ Прыгай, – не то рекомендует, не то командует голос.

Смотрю на колышущуюся водную гладь и понимаю, что отсюда во все стороны, даже вглубь, суша очень далеко. И вполне вероятно, вглубь она ближе, чем вдаль. Но мне не хотелось бы это проверять.

~ Прыгай, – повторяет ИИ в моей голове.

– Не могу.

Изображение на мгновение плывет, ставший привычным за последнее время визуальный интерфейс мигает, меня ведёт в сторону, и я вываливаюсь в проём, больно ударяясь об воду. Дыхание перехватывает, но жилет-поплавок выталкивает меня из воды по грудь, не давая начать тонуть. Делаю несколько испуганных вдохов и вдруг чувствую, как становлюсь сосредоточенным.

– Твои штучки? – почему-то кричу я.

~ Анализ химических реакций твоего организма показал, что вероятность самостоятельного решения прыгнуть равна семи процентам.

– Мне не нравятся такие приколы! – ору я, покачиваясь на воде. – Не смей так делать! Не смей больше так делать!!!

~ Нужно приблизиться к лодке и взобраться в неё, – напоминает голос в голове, игнорируя мои вопли.

Но меня накрывает паника. Вода. Везде вода. Слева, справа, сзади, перед глазами. До горизонта. Я никогда не видел столько воды. Я и горизонт не помню, когда видел, и видел ли. Меня всю жизнь окружали коробки человейников, за которыми были такие же коробки, за которыми…

Вода почему-то солёная до горькой оскомины. Нет ничего, кроме воды и оранжевого пятна лодки, медленно удаляющейся от меня.

~ Тебе нужно приблизиться к лодке и влезть в неё.

– Как? – кричу я вслух.

~ Греби в направлении лодки. В данном контексте «грести» – это перебирать руками, будто разгребаешь песок впереди себя в стороны и пытаешься убрать его себе за спину.

– Грести? – спрашиваю я растерянно.

~ Руки перед собой, развести в стороны...

– Да знаю я, что такое грести руками! – снова ору.

~ Гормональная балансировка, – сообщает голос в голове.

Следующая часть

АТ - https://author.today/work/320739
ВК - https://vk.com/nokidtales
ТГ - https://t.me/Nokidtaler