Мама рОдная⁠⁠

Дядя Толя всегда был очень загадочен. И всегда очень пьян. Наверняка, взрослые когда-то раньше видели его трезвым – человек не может находиться в запое всю жизнь. У него, как минимум, должно было быть детство. А дети у нас в селе начинали пить не раньше лет так десяти.

Мы же, детвора с улицы Советской, знали его только таким. Практически полностью лысый, с парой смотрящих в разные стороны передних зубов, в постоянно спадающих, с позволения сказать, спортивных штанах и неизменно с голым торсом. Что за конфликт у дяди Толи был с рубашками и футболками никто не знал, но даже зимой он накидывал свое старое изъеденное молью пальто прямо на голое тело.

Он нечасто появлялся на улице, а если и выходил, то либо до соседнего дома, где у бабы Аллы за двадцать рублей можно было купить бутылку самогона на курином помёте, либо до магазина, где дядя Толя покупал булку хлеба. Чем он питался, кроме этого, мы не знали. Огорода у него не было, а в авоське у него ничего кроме хлеба и бутылок никогда не видели.

Дядя Толя был не на много старше нас. Ну, во всяком случае, по его словам. Мы считали, что он уже очень старый, что ему лет так сорок. Но он, когда мы однажды обступили его, сидящего на лавочке у дома, и спросили «Дядя Толя, а сколько тебе лет?», ответил нам:

– Мне всегда восемнадцать, мама рОдная.

Мама рОдная – это было любимое дяди Толино словосочетание-паразит. Всегда можно было узнать, что мимо твоего окна проходит именно он, потому что он постоянно говорил сам с собой, а количество мам рОдных на квадратный метр его речи сложно было подсчитать.

– Собаки, мама рОдная, ну что же вы говно за собой не убираете?! – сокрушался он как-то, наступив в свежую белую собачью кучку. Собаки ничего не отвечали, но смотрели с осуждением, потому что бывали случаи, когда дядя Толя сам опрокидывал свой горшок просто в окно.

***

– Дядя Толя, а у тебя есть дети? – спрашивали мы. Ко многим старикам раз в несколько месяцев, или хотя бы лет, обязательно из города приезжали их дети. Помогали что-то починить по дому, в хозяйстве. На картошку ту же. А к дяде Толе никто никогда не приезжал.

– У меня детей, мама рОдная, по всему бывшему Союзу больше, чем у вас всех вместе взятых пальцев на руках.

Нас было шестеро, пальцы у нас еще были на месте все - Женьке оторвет палец самодельной петардой только через год. Нам сложно было поверить, что у дяди Толи действительно может быть столько детей. У меня было двое дядьёв, у Андрюхи четверо. Но пятьдесят девять не было ни у кого.

***

Как-то мы сидели в тени огромного тополя, ели только собранный с огорода горох и играли в «бабкины панталоны». Много ли нужно, чтобы рассмешить ребенка?

– Что твой папа носит вместо брюк?

– Бабкины панталоны!

И все мы покатывались со смеху, будто сидели на концерте самого Евгения Вагановича, только что зачитавшего рэп про девчонку в тринадцатом ряду. Как вдруг Юля замолкла, ойкнула и показала пальцем в сторону палисадника. Все мы обернулись и увидели выходившего, покачиваясь, из кустов сирени совершенно голого дядю Толю. Мы ошарашенно глядели, как он, держась за ограду, бредет в сторону своего дома, не совсем понимая, как на это реагировать.

– Дядя Толя! – прервал молчание я, - А вы чего без штанов-то?

Он остановился, посмотрел на нас, перевел взгляд на свои ноги.

– Распонаебит твою душу бога мать! – выругался он, чеканя, как мог, каждое слово. И добавил: - И в самом деле…

Мужики вечером ему объяснили, что, пожалуй, не стоит в таком виде по селу ходить, мол, переживают, что женщин всех уведет. И больше мы без штанов его не видели.

***

– Дядя Толя, помоги нам горку залить! – кричали мы в ноябре, отряхивая валенки о дверные косяки.

Он, явно раздраженный стуками и криками, открыл нам дверь.

– На хрена вам горка, мама рОдная? – спрашивал он, подтягивая вечно спадающие штаны. – Бошками все побьетесь, отупеете пуще нынешнего. Будете, вон, как Бондарев за три тыщи за курами гОвна выносить на птицефабрике. Ног у вас двое, рук двое, даже яйца два, мама рОдная, а бошка одна.

Критика дяди Сережи Бондарева, который работал на птицефабрике, по мнению дяди Толи, за, копейки, нам было непонятна. Потому что на какие гроши живет сам дядя Толя было решительно неясно. И не только нам. Не раз я слышал от бабушки, мол, на что пьёт, Бог его знает.

***

Одним декабрьским вечером, прямо во время просмотра «Прогулок с динозаврами», я неожиданно вспомнил, что по литературе нам задавали прочитать «Тимура и его команду». Дома у нас книги не было, библиотека уже была закрыта, а прийти на урок с невыполненным домашним заданием я тогда еще боялся. Не зная, что делать, я спросил маму. Она сразу знала ответ, у кого можно найти эту книгу, но было видно, насколько ей не хочется этого говорить.

– Добеги до дяди Толи, - сказала она. – Спроси у него.

Конечно, я был удивлен, но особо времени думать у меня не было: я должен был сделать за пару часов то, на что у меня была отведена целая неделя. Я накинул пальто и шапку, залез в валенки и побежал к дяде Толе.

Он долго не открывал, и я очень боялся, что он спит. Но минут через пять дверь отворилась, и силуэт в полной темноте спросил:

– Чего тебе?

– Дядя Толя, - начал я, с трудом осознавая, кто мне заменяет сегодня тетю Валю, нашего библиотекаря, - у тебя есть «Тимур и его команда» Гайдара?

Какое-то время он помолчал, видимо, сам не веря, что его кто-то спрашивает о книгах. Но потом пробурчал:

– Подожди, щас приду, мама рОдная.

Его не было минут пять или десять, на холоде и в темноте сложно почувствовать время точно. Но вот он вернулся и протянул мне книжку. Старую, прокуренную, с рваной обложкой, но так мне сейчас нужную.

– Спасибо огромное! – радостно прокричал я и побежал в сторону дома.

– Ага, - услышал я вслед.

***

Был конец февраля, мне не спалось. В доме было душно из-за перекочегаренной печки. Я ёрзал в кровати, раз сто перевернул подушку, доведя ее до состояния, когда прохладной стороны уже не существовало. Встал, пошёл на кухню, чтобы попить. И понял: что-то не так. Был первый час ночи, но на кухне было светло, как в «Розовом вечере» Юры Шатунова. Я подошел к окну и, не веря своим глазам, закричал:

- Мама! Мама! Дяди Толин дом горит!

Мама, напуганная, спросонья, с торчащими во все стороны волосами, выглянула в окно, оттащила меня и, надевая галоши, тараторила:

– Сиди в комнате, никуда не высовывайся, я к бабе Марусе вызывать пожарных. Господи, господи…

Но как только она вышла, я тут же вновь бросился к окошку. Огонь бил из окон дома, уже объял крышу и перекинулся на старую, много лет не использовавшуюся сарайку. К дому сбегались соседи, одетые кто во что. Сбегались, и не знали, что делать.

Пораженный зрелищем, я прижался к холодному окну, и не мог оторвать взгляда от происходившего ужаса. Как вдруг, в доме открылась дверь, и из нее, шатаясь, вышел объятый пламенем человек. Он сделал шаг. Еще один. И упал в снег.

А я зажмурился и прошептал:

– Мама рОдная…