Серия «Ростовский Куш. Глеб Диберин. »

0 просмотренных постов скрыто

GlebDibernin

2 месяца назад

Криминал

Серия Ростовский Куш. Глеб Диберин.

Ростовский Куш. Глеб Диберин. Глава 14⁠⁠

ГЛАВА 14. «ЛОЗА», «ГРАНИТ» И… УГОЛОВКА

Когда чиновники воруют — это плохо. Когда подрядчики воруют — это мелко. Когда подрядчики воруют лучше, чем чиновники — вот это уже становится политическим вопросом. Его тоже звали Евгений. Но не меня. Другого. Евгений Павлович.

Рост — метр восемьдесят, волосы — как пыль после перфоратора, глаза — масляные, манеры — как у телеведущего региональных новостей, который когда-то мечтал стать актёром, а стал властелином лавочек.

Он мог из пластика сделать всё.

— Хочешь урну из искусственного мрамора?
— Хочешь фонарь из полистирола под “вековой чугун”?
— Лавочку со встроенным Bluetooth, запахом кофе и подсветкой?

— Будет. Только не торопите.

Началось всё с лозы. Он делал декоративные заборы — для школ, детсадов, скверов.
Издалека — будто Венеция. Вблизи — будто упаковка от кондиционера.

Потом пошло по накатанной: Кованые фонари. (Штамповка, баллончик с золотом, душа — отсутствует.) Гранитные урны. (Пластик с песком, внешне — будто из пантеона, внутри — как ведро для картошки.) Декоративные тумбы под деревья. (Фактически — бочки с винилом.) И каждый раз — по цене бронетранспортёра.

Как-то на приёмке его спросили:

— Евгений Павлович, не слишком ли дорого?

Он усмехнулся:

— Вы не лавку покупаете. Вы покупаете покой начальника на приёмке.

Гениально. Без цинизма — просто как оно есть.

Деньги шли. Из бюджета. Из субсидий. Из резервов на «поддержание визуальной идентичности городской среды». Даже из некоей программы популяризации уличного зодчества. Я тогда впервые услышал это словосочетание — и понял: у нас теперь и лавка может стоить как кресло в опере.

Схема была как часы:

Фирма “Облик-Групп”.

Сестра жены оформляет ИП “Декоформ”.

Счет-фактуры.

Смета.

«Согласованная визуальная концепция».

Акт приёмки с подписью заместителя по благоустройству.

Цены:

5 млн — лавки.

3 млн — ограждения.

12 млн — урны (где одна урна — это фактически ведро из-под краски, покрашенное в "металлик").

Он стал богом малых архитектурных форм.
И даже начал рассуждать:

— Я не подрядчик. Я урбанист. Я делаю город вкуснее.

И всё шло до тех пор, пока не зазвонил телефон. Номер — без подписи. Голос — как у хирурга перед ампутацией.

— Евгений Павлович?
— Да.
— Межрайонная инспекция по спецпроцедурам проведёт проверку.
— А в связи с чем?

— Слишком красиво у вас получилось. Хотим понять, как.

Он позвонил мне. Голос — натянутый, как струна.

— Это конец?

— Нет, — ответил я.
— Это начало.
(Хотя знал, что на самом деле — конец.)

В Ростове всё начинается с восхищения. Потом — подозрение. Потом — бумаги. Первым пошли по НДС. Потом — состав материалов. Потом — зарплатная ведомость.

Оказалось: 200 сотрудников. Из них 90 — мертвы. Один — певец из Таганрога, числился как сварщик. Один — житель Пятигорска, умер в 2017, но “расписывался” в табеле в прошлом месяце.

Потом — запрос в банк. Подрядчик → Фирма-прокладка → ООО “ПромДизайн” → Нал → Отель в Сочи → Услуги “переговорных комнат”. Но Евгений Павлович не дрогнул. На встрече с налоговиком, в каморке, где пахло тонером и страхом, он сказал:

— Я не вор. Я дизайнер общественного пространства. Я делаю красиво. А вы делаете — снова серо.

Это попало в протокол. Потом — в паблики. Потом — на кружки. «Я — дизайнер. А ты кто?»

Но уголовку всё равно возбудили. Причина — классика. “Мошенничество в особо крупном размере, совершённое группой лиц по предварительному сговору с использованием служебного положения.”

Он сидел. В кабинете. Смотрел на стену. Считал.

— Через кого можно выйти на Киев.
— Как заново оформить мастерскую под Кисловодском.
— Куда вывести деньги из криптокошелька.

Он не был дураком. Он просто был вовремя нужным. А теперь стал вовремя обузой.

Я приехал к нему однажды. Заехал под видом “консультанта по документообороту”. Мы сидели в пустом офисе. За окном шел снег, хотя был март.

— Жека, — сказал он.
— Я думал, если всё делать грамотно, вкусно, с уважением к бюджету, меня не тронут.

— Ты забыл одно, — ответил я.
— Тут не важно, как ты делаешь.
— Важно, кто решил, что ты больше не нужен.

Он затянулся сигаретой.

— Пока ты полезен — ты подрядчик. Как только ты лишний — ты фигурант.

И в этот момент я понял: мы все здесь — временные герои метафоры, которую кто-то уже переписывает без нас.

Показать полностью 1

GlebDibernin

2 месяца назад

Криминал

Серия Ростовский Куш. Глеб Диберин.

Ростовский Куш. Глеб Диберин. Глава 15⁠⁠

ГЛАВА 15. ЭХО КАЗАЧЬЕГО СХОДА

Музыка отзвучала. Хоры — уехали. Казаки — сняли костюмы, бросив их в складские коробки с надписью “патриотический реквизит”. Таблички с надписями “Bogatyanskiy Descent” и “Council House” выцвели на солнце, потеряв последние остатки гордости. Но кое-что продолжало звучать. Не музыка. А калькуляторы. Тихо, без ритма, но настойчиво: щёлк. щёлк. щёлк. Каждое «щёлк» — это сумма. Каждое — путь к чьей-то жизни в архиве.

Следствие не приходит с шашкой. Оно приходит с флешкой. С бумагой. С перепиской в Telegram. С бухгалтером, который “не знал, но видел”.

Первым сломался чиновник N. Тот самый. С седой челкой, с пустыми глазами, с речами о “бюджетной дисциплине”. Он, как и я когда-то, улетел. Не в отпуск. В Аргентину. Только его никто не отпускал. Он был шестерёнкой. Но вокруг него вращалось целое колесо. А колесо — нельзя просто вынуть. Оно цепляет всё вокруг.

Следователи пришли к Евгению-подрядчику. Сначала вежливо.

— Евгений Павлович, уточните, пожалуйста: На каких условиях был закуплен песчаник “Красный Юг” по контракту №407?

Он улыбнулся. Улыбка — как кнопка выключения на калькуляторе.

— Ну, там… бюджетное согласование, третья версия сметы…

— Мы смотрели. Там только две.

— А... ну, может, было приложением?

— Не было.

И всё. Точка входа. Трещина в фасаде. Дальше — цепочка. Показания бухгалтера. Телефоны на прослушке. Акт экспертизы: “гранитная урна” оказалась вспененным ПВХ с текстурой под мрамор.

Но самое красивое — сдал его не враг. Не конкурент. Не оппозиция. А сам N. Из Аргентины. После “разговора по душам”. Говорят, сначала были “слова”. Потом — “предметы”.

В протоколе: “Основной подрядчик — Евгений Павлович К. Знал о завышении. Сам выбирал материалы. Утверждал макеты. Лично контролировал откатную часть через ООО «Дон-Ковка».”

Я читал это в камере. Пальцем вел по строчке. Ногтем подчеркнул его имя. Смотрел и думал: “Ну, братец. Добро пожаловать.”

На фоне этого дела стали всплывать старые: стадион; сквер; песок; урны; подрядчики; мэрия; смета; показания. Всё, что было под ковром, теперь ползло на свет. Как тараканы после фумигации. Кто-то уже сидел. Кто-то судился. Кто-то — делал вид, что не при делах. Как будто он всего лишь курировал, а не подписывал. Все дороги вели туда,
где вместо крупнозернистого песка клали перемолотый бой. Где фонари были не из чугуна, а из алюминия с грунтовкой под металлик. И разницу — клали в банк.

Суммы? Сначала — 80 млн. Потом — 223. Потом — снова 80. Цифры плясали, как казаки в сапогах — только теперь на граните улиц, под ногами следователей.

По одной из схем курирующий от областной администрации звонил в Минстрой:

— Не трогайте смету. Время поджимает. Иначе полетят головы.

Он не знал: что звонки пишутся; что головы летят вне зависимости от смет; что сам станет первым в списке на вылет.

На суде: Фото с обысков. Коллекция часов. Портрет в форме царского генерала. Шкатулка с золотом. Плащ с монограммой.

Пресс-службы смаковали: “Орден Александра Невского — в рамке”, “Сейф в ванной — в плитке”, “Ковёр ручной работы — в подвале”.

Я смотрел — не с злобой. А с уважением. Он был первым, кто понял: главное — вид; не закон, а форма подачи; не проект — а пресс-релиз; не тендер — а легенда. Теперь он стал вторым по списку. Первым — был Евгений Павлович. Эхо схода было не в песнях, а в протоколах. В чёрной папке. В графе “ущерб бюджету”. И теперь, когда всё затихло — только один голос звучал громче остальных. Калькулятор. Щёлк. Щёлк. Щёлк.

Показать полностью 1

[моё] Авторский рассказ Схема Тендер Криминал Преступление Уголовное дело Муниципалитет Длиннопост

GlebDibernin

2 месяца назад

Криминал

Серия Ростовский Куш. Глеб Диберин.

Ростовский Куш. Глеб Диберин. Глава 16⁠⁠

ГЛАВА 16. СМЕРТЕЛЬНЫЙ БОЙ

Если ты никогда не доказывал, что твоя урна действительно стоит на перекрёстке Дзержинского и Пушкинской — значит, ты не жил в России по-настоящему.

Это был не допрос — это был полевой трибунал с калькулятором. Не спецназ. Не маски-шоу. А трое людей с папками, флешками и гниловатой улыбкой.

Следствие требовало невозможного — и делало это с методичностью сапёра. Им нужно было доказать, что: урна действительно установлена; её материал — соответствует техзаданию; цена — обоснована, а не плод фантазии бухгалтера, у которого в телефоне был Telegram-канал "Цены от потолка". Поставщики — реальны, с ИНН, складами, а не с мыльницей и аккаунтом на “Авито”. Рабочие — живые, не призраки со СНИЛСом умерших охранников. Деньги — не проходили через “прокладки”, зарегистрированные на бывших библиотекарей и преподавателей кулинарных техникумов.

Я наблюдал за этим изнутри. А в центре — Евгений Павлович. Тот самый “бог уличной мебели”. Тот, что раньше цитировал Декарта, сидя на лавке с Wi-Fi. Теперь — сидел на табурете, под тусклой лампой, и отвечал на вопросы людей, которые улыбались только во сне.

— Где вы брали пластик на урны?
— В “Пластгранит-Юг”.
— Документы есть?
— Пропали во время переезда.
— Очень удобно. Дальше.

— Почему одна и та же лавка стоит по-разному в двух контрактах?
— Разный регион.
— Климат?
— Да. Влажность влияет на металл.
— Поэтому цена разнится на 60 тысяч?
— И логистика…
— Угу. Логистика…

Следователь — молчаливый, с лицом акушера, который не верит в рождение. Экономистка — женщина в очках, пахнущая тонером и беспощадной педантичностью. Оперативник — токарь в душе, задающий вопросы так, как будто режет металл.

Они не кричали. Они смотрели, щёлкали мышками, и делали пометки в протоколе как могильщики в журнале захоронений. Каждый вопрос — как удар молотком по тонкому стеклу:

— Кто поставлял бетон?
— “РостЦемент”.
— Где их склад?
— В Азове.
— Адрес?
— Я не помню…
— А вы помните, сколько получили по этому контракту?
— 3 миллиона.
— Вот видите, как память возвращается.

На столе — выписки по счетам. Один перевод — “Жека-Брусчатка”. Второй — “ООО Благо-Путь”.
Третья компания — зарегистрирована на жену бывшего физрука из местной школы.

Экономистка, поправляя очки:

— Евгений Павлович… Вы, конечно, талант. Но так красиво врать — это уже уголовная эстетика.

Параллельно шла проверка на местах. Создали карту. Проехались по адресам из актов. На Пушкинской — травяное поле. На Дзержинского — лужа. На одном из перекрёстков — сломанная лавка с табличкой “Осторожно! Вандалы”. Каждая несостыковка — ложилась в дело. Папка пухла. Следователь светлел.

— Что скажете на это, Евгений Павлович?

— Я скажу, что всё делалось… быстро.

— Быстро? Так быстро, что бухгалтер умер?

— Я… не знаю.

— Теперь узнаете.

И в дело вошла налоговая. Не как курьер. Как стервятник, почувствовавший мясо. Пошли запросы: авансы — без актов; выплаты — на ИП, зарегистрированные на бабушек с инсультом; зарплаты — на людей без паспортов, но с автобиографиями на печатной машинке; премии — за “победу в тендере”, подписанные задним числом.

Адвокат Евгения начал пить. Сначала — по рюмке. Потом — по расписанию. Каждый день — как бой в окопе. Только вместо грязи — сканы. Вместо гранат — реестры. Вместо медсанбата — допросы.

Однажды Евгений вышел после девяти часов вопросов. Сел на лавку. Ту самую лавку. Свою. За 75 тысяч рублей. Светодиоды уже не горели. Подлокотник был отломан. Она скрипнула. Он облокотился. Сказал вслух:

— Надо было сразу делать гробницы. Они хотя бы стоят дольше.

Потом — обыск дома. Потом — допрос жены. Потом — вызвали брата жены. Потом — ФСБ. Каждый визит — как лезвие по стеклу. Он перестал врать. Он не ел. Он не спал. Он не оправдывался. Он просто смотрел на документы. И кивал.

И вот — принесли пачку новых бумаг. Верхний лист: “Договор №45. Лавка комбинированная.
Материалы: сталь, пластик, гранит. Цена за единицу: 117 000 рублей. Количество: 147 штук.
Объекты: Школа №12, Гимназия №6, Роддом, Мост через пруд. Подпись: К.”

Он смотрел на эту подпись. На неё и падал весь груз. Потому что эта подпись — его собственная.
Потому что это — не просто документ. А приговор.

Смертельный бой не выиграл никто. Не следствие. Не подрядчик. Не система. Не совесть. Но бумага — победила.

Показать полностью 1

[моё] Авторский рассказ Уголовное дело Криминал Преступление Схема Тендер Финансы Коррупция Длиннопост Негатив

GlebDibernin

2 месяца назад

Криминал

Серия Ростовский Куш. Глеб Диберин.

Ростовский Куш. Глеб Диберин. Глава 17⁠⁠

ГЛАВА 17. НАЛОГОВЫЕ СКЕЛЕТЫ

Когда следствие задыхается от объема бумаг, показаний, флешек и нестыковок — в дело вступает Налоговая инспекция. Она не стучит в дверь — она впивается в печень, и делает это без лишней страсти. Потому что следователь может пожалеть. А налоговая — не прощает никогда.

Я думал, что дно уже пройдено. После следствия. После камер. После “допросов с пряниками”.
Но дно оказалось этажом ниже — в офисе на Кировском, где пахло антисептиком, кофе “Жокей” и замученной правдой. В кабинет вошёл человек. Молодой, светлый, будто только что из прачечной. Лицо — чистое, как у ученика воскресной школы, но в глазах — пустота серийного аудитора.

Он положил портфель на стол и сказал:

— Евгений Павлович? Откройте, пожалуйста, папку за 2021 год.
— Какую?
— Третий квартал. Нас интересует июль. Особенно расходы.

Я знал этот голос. Голос, от которого волосы седели у бухгалтеров.

Папка за 2021.
Третий квартал.
Расходы.
Доходы.
Акт сверки.
Пояснительная записка, которую писал в 4 утра после коньяка.
НДС, “оптимизированный” через знакомого ИП, зарегистрированного в Махачкале.

Тогда это казалось хитростью. Теперь — это уголовка.

Удар первый — уклонение от уплаты НДС. 3,2 миллиона.
Второй — занижение налога на прибыль. 1,1 миллиона.
Третий — ложные сведения в декларации.
Четвёртый — “бонус” в виде статьи по легализации доходов, полученных преступным путём.

— У нас простая логика, — сказал инспектор.
— Если вы красивее всех писали отчёт — вы первый на расстрел.

Сперва приходили письма. Потом — уведомления через портал ФНС. Потом — звонок с городского номера +7 (863):

— Евгений Павлович?
— Да.
— Добро пожаловать в ад.

Проверки шли волнами. Каждая — с новым инспектором. Каждый — с новой Excel-таблицей. Каждая таблица — как грязная простыня после вскрытия.

В 6:04 утра позвонили в дверь. Не “маски”. Не “ОМОН”. А двое в строгих костюмах, пахнущих типографской краской и печатями. Одна из них — женщина лет сорока. Очки на цепочке. Короткая стрижка. Улыбка как оскал у юриста.

— У нас постановление о возбуждении дела.
— По какому поводу?
— По налогам.
— Но я уже под следствием.
— Это — другое направление. Не волнуйтесь.
— А разве можно заодно и то же?
— Мы ещё не решили, за что именно.

Они нашли: старый договор аренды офиса, в котором занижена сумма аренды на 85%; чёрную зарплату водителю, выданную “на нужды командировок”; ИП на имя бывшей учительницы труда, через которую прошло 12 миллионов в рублях и два перелёта в Анталью; фейковые командировочные, оформленные на мёртвых подрядчиков; закупку канцелярии на 427 000 рублей — где "скрепки" оказались креслом из натуральной кожи и ноутбуком MacBook Pro.

— Это всё пойдёт в дело? — спросил я.

Она улыбнулась. Как акула в момент укуса.

— Это только то, что влезло в мою сумку. Остальное — привезём на следующей неделе.

И тут меня накрыло. Не волной. А холодом. Я вдруг понял, что мне не грозит новый срок за новое преступление. Мне грозит новый срок — за старый стиль жизни.

Адвокат шепнул в камере:

— Надо признавать. Частично. Предлагать возмещение. Главное — показать раскаяние, но не полное. Чтобы выглядело: “попался не вор, а уставший администратор”.

— А если не признаю?
— Тогда… тебя признают. Полностью.

Смешно было смотреть на эти бумажки. Все схемы, что раньше казались инструментом выживания, теперь стали уликами.

Перевод от “ООО Аркадия” — “за услуги консультации” → откат за урны.

Аренда самосвала без водителя → логистика, которую никто не видел.

Бухгалтерский отчёт с графой “разное” → деньги на свадьбу племянника.

Скелеты сыпались, как из разорванного шкафа. Я больше не успевал оправдываться.

— А вот здесь у вас премии — 300 000. За что?
— За успешное завершение проекта.
— Какого?
— Установка лавок на улице Новосельского.
— А мы были там. Лавок — нет.
— Тогда это была премия за мотивацию.

Инспектор сидела напротив. Перебирала бумажки. И — мурлыкала.

— Налоги, налоги, от них не уйдёшь…

Я не выдержал.

— Вы издеваетесь?

— Я работаю, — ответила она.
— А вам — теперь жить с результатом.

И в тот момент я понял: Самое страшное — это не тюрьма. Не суд. Не статья. Самое страшное — это процесс. Процесс, который не болеет, не злится, не радуется. Он просто движется, как ледник. Медленно. Неостановимо. И навсегда.

Показать полностью 1

[моё] Авторский рассказ Криминал Преступление Расследование Уголовное дело Схема Тендер Коррупция Длиннопост

GlebDibernin

2 месяца назад

Криминал

Серия Ростовский Куш. Глеб Диберин.

Ростовский Куш. Глеб Диберин. Глава 19⁠⁠

ГЛАВА 19. ОПЕРАЦИЯ “ДВОЙНИК”

Когда тебя ищут не по имени, а по глазам, когда лицо — уже улика, а голос — фрагмент протокола, паспорт перестаёт быть бумажкой. Он становится бронежилетом.

Я знал: если хочу исчезнуть по-настоящему, не сдаться, не умереть, а именно — стереться, мне нужен не “липовый документ”, а жизнь, официальная, зарегистрированная, утверждённая печатью. Жизнь другого человека.

Первые “ксивы” от друзей из “прошлого мира” я отмёл сразу. Пластик. Печать. Выглядело убедительно — но не выдерживало ни сканера, ни человеческого взгляда. Любая проверка — и ты снова в клетке.

Мне нужен был не фальшивый человек. Мне нужен был настоящий забытый. Тот, кто жил и не оставил следа. И тогда появился он. Василий.

Не по объявлению. Не через даркнет. А через одного оперуполномоченного, бывшего, седого, пахнущего “Тройным одеколоном” и заплесневелыми делами.

Он позвонил поздно вечером:

— У меня есть один…
— Что за “один”?
— Тень.
— Имя?
— Василий.
— Где?
— Хутор под Каменском. “Красный Серп”.
— Это где?
— Там, где даже ФСБ не доезжает. Там, где дороги только на кладбище.

Красный Серп. 84 жителя. Из них трезвых — один. Местная достопримечательность — заколоченная лавка и пожарный щит без ведра. Там жизнь — пауза, а Василий был — молчанием внутри этой паузы.

О нём говорили:

— Он есть, но его не видно.
— Он уехал, но не простился.
— Он жил, но будто по касательной.

Когда я впервые увидел его на фото — это было размазанное лицо, размытое, как будто сам объектив стыдился глядеть на него.

— Поеду в Москву, — сказал Василий местным, выпив перед поездом “Буратино” с хлебом.
— Стройка, говорят, зовёт.
— Ну, иди, Вася. Возвращайся, если не забудешь как, — сказали ему.
— А если забуду?
— Значит, не судьба.

Он уехал. И не вернулся. Нет, его не убили. Он просто исчез из памяти. Как муха в супе: заметил — выбросил. Один “куратор”, связанный с людьми в погонах, предложил:

— Хотим надёжно? Закопаем Васю. По классике. Концы в воду.
— Нет, — сказал я. — Я не монстр.
— Монстр не тот, кто копает. Монстр — тот, кто оставляет дырку.
— Я не хочу дыр.
— Тогда прячь свет. Потому что фонарик в жопе всё равно найдут.

Мы сделали по-другому. Я провёл косметическую коррекцию: сужение носа, удаление родинок, уточнение овала лица, лёгкая обработка шрамов лазером, и самое важное — смена мимики. Теперь я был похож на себя. Но не был собой.

Мы начали писать легенду. Я стал Василием Никитиным, 1984 года рождения, вернувшимся в родной хутор из Москвы, где работал подсобником. Попал под увольнение, документы украли.
Сейчас — в Ростове. Без бумаги, но с памятью.

— У вас хоть что-то осталось? — спросила девушка в МФЦ.
— Свидетельство о рождении.
— Копия?
— Почти оригинал. Пожеван собакой.
— И военник?
— Его я берег, как талисман.
— Подтверждения личности?
— Есть трое односельчан. Дядя Коля, дядя Толя и Антон “молодец”.

Они приехали.

— Да-да, Вася это.
— Мы его с пелёнок.
— Он ещё на крышу срал в 93-м.
— Васенька, скажи, как ты с крыльца упал?

Через 3 недели — я получил паспорт. Настоящий. С печатью. С гербом. С фото — моим. С именем — не моим. Теперь я — Василий Никитин.

За паспортом пошли остальные документы: ИНН, СНИЛС, Полис ОМС, Загран, Банковская карта, Медкарта. Регистрация — в Туапсе, у “бабушки по доверенности”, которая числилась как “сиделка-ветеран”.

Я исчез как Евгений. И возродился как Василий. Я не бежал больше. Я превратился в другого. Другого, который не имел долгов. Не имел врагов. Не имел прошлого.

Но знаете, что страшно? Не исчезнуть. А жить без отражения. Смотреть в зеркало — и видеть не себя. Не потому, что не узнаёшь. А потому, что узнаёшь того, кем стал из страха.

Однажды утром я брился. Смотрел на новое лицо. На аккуратные черты, чужую мимику, ровную кожу. И вдруг тихо сказал:

— Здравствуй, Вася.
— Как спалось?
— Помнишь ли ты, кем был?

Ответа не было.

А был только тишина. И паспорт, лежащий рядом. С именем, которое я выбрал чтобы жить.

Показать полностью 1

[моё] Криминал Преступление Уголовное дело Авторский рассказ Убийство Расследование Следственный комитет Длиннопост

GlebDibernin

2 месяца назад

Криминал

Серия Ростовский Куш. Глеб Диберин.

Ростовский Куш. Глеб Диберин. Глава 18⁠⁠

ГЛАВА 18. ХОД КОНЕМ

Есть такой момент — переломный, но тихий. Без выстрелов. Без драмы. Ты просто понимаешь: тебя скоро возьмут. Не потому, что виновен — а потому, что время пришло. В такие моменты жизнь перестаёт быть потоком. Она становится шахматной доской. Черно-белые клетки, чёткие квадраты, предсказуемые фигуры. И вот ты — не король, не ферзь. Ты — конь. Фигура с изломом.
Ходит по букве “Г”. Не по логике, не по прямой. Но всё равно — ходит.

Я был вторым игроком. Белыми не играл. Первого хода не делал. Но у меня был конь. И этот конь умел скакать мимо камер, договоров и судебных повесток. Первым шагом я продал долю. Своих 40% в компании. Официально — брату жены. Неофициально — себе же, через него. Сделка оформлена на “Медиатор-Групп”, заслуженную фирму, которая существовала на бумаге с 2009 года и принимала участие в тендерах, когда я ещё ездил на “девятке”.

Цена — занижена. Налоги — минимальные. Документы — как швейцарские часы. Все знали: это подстава. Но никто не мог доказать. Главное в России — не быть честным. Главное — быть недоказуемо хитрым. Теперь я — не учредитель. Не директор. Не бенефициар. Не подрядчик.
Не “лицо, принимающее решения”. Я — бывший. “Лицо, покинувшее оперативную позицию”.

Второй ход: имущества у меня больше нет. Квартира — на тёщу. Машина — на водителя, который по совместительству был… алкоголиком, но лояльным. Сейф в банке — на старого знакомого, отставного участкового с дрожащими руками, но стабильной памятью. Все активы — уползли по норам, как крысы при сигнале тревоги.

Жена поняла всё без объяснений.

— Всё? — спросила она, стоя у окна, держа в руках чашку с ромашковым чаем.
— Всё, — ответил я.
— Сколько у нас есть времени?
— Десять дней. Если повезёт.

На десятый день я исчез. Рано утром. Ни прощаний. Ни записок. Ни слёз. Сумка — документы, немного наличных, смена белья и зубная щётка. Никаких фото. Никаких привязок. Никаких “напоминаний о прежнем”. Маршрут был спланирован заранее. Словно побег из крепости.

Поезд до Волгограда.

Далее — машина до границы.

Пешком через лесополосу.

Выход на “точку сбора” в Казахстане.

В рюкзаке — паспорт Василия.

Имя в документе: Василий Никитин.
Возраст — мой.
Фото — чуть скорректированное:
нос — прямее,
губы — тоньше,
родинка на щеке — замазана.
Линия волос — сдвинута.
Даже выражение глаз — другое.
Немое. Не Евгения. Василия.

Паспорт делался три месяца. Через старые связи, через новые деньги, через мастера из Гюмри,
который печатал документы так, как будто это иконы. В поезде я сидел напротив женщины с девочкой. Девочка раскрашивала зайца в книжке. Женщина читала “Коммерсантъ”. Они были свободны. А я был призраком. Но с билетом. В кармане — три сим-карты. На ноге — пластиковый браслет со встроенным GPS-глушителем. В голове — только одно слово: “Беги.”

Я вышел в Волгограде. Меня ждали. Старая “Нива”, облезлая, с потрескавшимися сиденьями. Водитель — молчаливый казах по имени Нурлан. Он сказал только одну фразу:

— Василий?
— Да.
— Поехали. Тут не место для разговоров.

Мы ехали через степь. Ночь была чернильной. Луна — ленивая. Машина пахла бензином и сыростью. Вдоль трассы — ни души. Только ветер, только граница.

Перед тем как перейти пешком, я позвонил жене.

— Всё?
— Всё.
— Живи.
— Постараюсь.
— Мы тебя...
— Не говори. Лучше молчи.

Она молчала. И я пошёл.

Через мокрый луг. Через колючки. Через границу, которую нарисовали на карте, но забыли в поле.

Когда я перешёл — всё исчезло. Россия. Прошлое. Имя. Лавки. Урны. Иванов. НДС. Всё это — осталось по ту сторону. Здесь — только я и дорога.

Я — не Евгений. Я — тень. Я — фигура, сделавшая ход конём.

А впереди — ничего. Никакого плана. Никаких гарантий. Только инстинкт выживания. Только страх. Страх — не враг. Страх — это твой навигатор, когда у тебя отобрали карту.

Я шагал и не оглядывался. Потому что знал: если оглянешься — проиграешь. А у меня остался один ресурс.

Воля. И конь, который ещё мог скакнуть — в сторону спасения. Это — бегство, но не поражение.
Это — фигура в шахматной партии, которая играет своим стилем, против правил, против системы, против самого себя.

Показать полностью 1

[моё] Авторский рассказ Криминал Уголовное дело Расследование Схема Тендер Коррупция Преступление Длиннопост Негатив

Отличная работа, все прочитано!

1 2 3