Серия «Хрусталь неизведанного»

– Но то устройство было у двойника, когда мы сходили на берег после экспедиции. – Возразил Врунгель.

– Проблема… – Пробормотал Степан: – Всё звучит как нечто ненормальное и сумасшедшее. Но оно кажется нам таким, потому что мы люди совершенно другой эпохи. Тысячи лет отделяют нас.

– То есть на Байкале, вероятнее всего, погиб не просто клон, а копия копии? – Вздохнул я.

– Возможно даже копия в кубе или в ещё какой степени. Мы выяснили только часть… Нам нужно целое… – Белозёров тяжело опустился обратно на кровать: – А с этим проблемы…

Внезапно вперёд подался Ларнов:

– Позвольте и мне высказать пару слов. Мы, по-моему, упустили один важный момент во всех этих многоходовках с клонами.

– Какой же? – Напрягся Степан.

– Если камень продолжает остаточную силу действия во всех местах, где побывал, значит, любой умерший в радиусе примерно ста километров от острова Ионы оживает.

– Тарнов… – Пробормотал я. – Он…

– Если он оживёт – я вам поверю. Но на слово – ни за что! – Вы четверо просто сошли с ума! – Воскликнул Дмитрий.

– Если всё же оригинальный Сарнов жив. – Вспомнил я одну из самых важных вещей: – То это значит, что…

– Многое объясняет. – Захар Врунгель от волнения клочьями выдирал волосы с бороды. – Чёрт… Как же всё это…

Он не договорил. Но все мы поняли, про что он. СТРАХ – часть шифра, который мы разгадали. И только теперь поняли, что имел в виду Фёдор в той статье об Охотском море.

К тому же оставалось непонятным нечто…

– Будоражит умы многие десятилетия! – Вскричал я.

– Что? Ты о чём? – Изумился Святослав.

По взгляду Белозёрова я понял, что и он догадался.

– Этот подонок имел в виду не только Камчатку. Устройство! Намёк был ещё в самом начале. И эта тварь… Она влезла ко мне в голову.

– Про что ты, Фемзин? – Вирсов насупил брови.

– А у вас разве не было этого? – Архаизмы в речи… И прочая муть. Будто в сознании кто-то всё перемешал.

– Конечно, бессмертие волнует все умы. И не просто десятилетия. А тысячи лет. Любой хочет раскрыть эту тайну. – Старик размял пальцы: – Однако…

– Байкал, Ипчинская сопка, исток Каинсас и остров Ионы… Ещё одно место… Должно существовать ещё одно место. – Пробурчал Степан Белозёров.

По мере того, как мы выстраивали цельную картину, подступали, казалось бы, так близко к правде, ко всем нам накатывал ужас. Мы не хотели говорить, не желали ничего обсуждать – я видел это по глазам каждого из нас.

Но мы почему-то продолжали. И я рассудил – может, в нас живёт частичка Сарнова – та самая жажда исследования несмотря ни на что? К чему нам это знать… Это не принесёт торжества разума. Это поспособствует тому, что все мы рано или поздно умрём, или сопьёмся, а что наиболее вероятней – окажемся в палате психиатрической лечебницы.

– С чего ты так решил? – Я, дрожа всем телом, скрестил руки на груди: – Почему именно пять мест? Не шесть, не четыре?

– Сложим все шифры. Освежим память. – Вы все не находите, что это чем-то схоже со стадиями принятия?

– Не совсем. – Вирсов нахмурился, стуча костяшками о колени: – Байкал – отрицание… Так?

– В целом сходится. – Согласился я. – А Камчатка… Да, это точно гнев…

– Но были ли Васюганские болота торгом? – Спросил как бы самого себя Степан. – Моим личным торгом… Шла война за мою душу. И я с треском, но смог победить… Чуть не впустил в себя демона моего отца.

– Принятие – бред! – Воскликнул я: – Твой отец не был психологом! А если и был, он не мог предугадать, в каком порядке пройдёт расследование!

– Если только не был жив. А он, вполне вероятно, жив. И сейчас на борту ледокола. Хочет уйти от нас.

Молодой парень – Константин Колецев. Сигарета в зубах, шутки… Нет, это точно не лицо Фёдора… Но какая-то частичка… Не знаю. – Догадки вихрем проносились в сознании.

– Сейчас, хочешь сказать, четвёртая стадия – отчаяние?

– А как по-другому всё это назвать, Аркадий?

– Не ломайте голову. Я знал Сарнова долго. Больше, чем кто-либо из вас. – Святослав Вирсов поднялся с койки: – Ваша теория со стадиями – попытка обуздать нерациональное. Нужно смириться с этим.

– То есть принять! – Настаивал Белозёров.

– Не то. Мы начинаем бредить. Безумие… Лет… Врата древние… Откроет только ключ… Мироздание. Зов из тьмы веков. Оковы гнили сковали каждого из нас. Мы все смертники. Бактерии перед лицом непостижимого. А ваш друг, этот старикашка Вирсов, не геолог вовсе… Боитесь меня? Я давно не вселялся в вас, обычных людей.

Несомненно, это было тоже существо, что одолело меня в отеле. Неужели и я говорил подобным голосом? В Святослава вселилась тварь. И как же она скрежетала и хрипела!

– Ты наслал ко мне воспоминания. Никакого рецепта у Тарнова не было. Ты дала частично ложную память.

– Так я – он или она? – Определись, ничтожество. Я вижу твои поступки насквозь. Тот, кто обличает других, Аркадий Фемзин, сначала должен понять самого себя. Кто я? Думаете, я само знаю? Смрад и гной. Вот что я вижу. Какая-то ветхость бытия. Сам мир трещит по швам. И даже я не ведаю, отчего… Ил, пепел… Гротескный обелиск стоит на грани видимых измерений. А есть ли они, вы, геологи? Не можете принять саму суть, не зрите очами…

В последний раз я слышал столь стародавние слова разве что в стилизованных под это книгах. Некоторые разумеется были понятны. Оно говорило на полусовременном языке.

– Это… Нерационально… – Пробормотал Степан: – Устройство, двойники – их можно объяснить. Технология ушедших в небытие…

Нас всех заразила эта смердящая древность.

– Твою ж… Хватит бредить, Вирсов! – Успокойся. – Только Дмитрий Ларнов, чудилось, сохранил человечность: – Вы все… Сводите меня с ума своими словами. Вы просто ненормальные… Что ты такое?!

– Я? – Святослав повернулся к Ларнову, разогнул сгорбленную годами спину, отчего стал выше: – Не знаю. Камень. Я помогу вам. Вы должны найти устройство. Тогда я успокоюсь. Меня поставили стражником в тот древний храм… Как бы вам объяснить свою природу… – Хрипело оно.

Никто не верил его словам, однако нечто продолжило:

– Представьте себе механизм столь сложный, способный порабощать других. Я не дух. Мне приказали, и я выполняю свою работу.

– Как модифицированный искусственный интеллект? – Предположил Белозёров, до сих пор старавшийся облечь всё в научную форму.

– Что это такое? – Прохрипел Вирсов.

– Цифровое сознание. Его как бы нет… Но оно есть. В компьютерах.

– Возможно… Да, наиболее близкое сравнение… Так вы не так жалки. Ваша раса почти достигла уровня древней цивилизации, меня поработившей. Только моя суть сложнее. Я не заключён в вашем так называемом компьютере. Моя воля распространяется на тысячи километров. Я могу блуждать и вселяться. Ломать вас, хрупких и несложных. Я умнее вас во всём, но то, что породило меня, обладало интеллектом настолько высоким… Что если бы даже сегодня, через двадцать тысяч лет после того момента, как вымерли те, кто меня создали, две расы схлестнулись в битве… У вас бы не было и шанса. Ваши атомные ракеты… Я прознал о них…

Моя раса смогла обуздать силу Солнца и заточить его. Не десятки, а миллионы мегатонн огневой мощи.

Вдруг Святослав задрожал, существо внутри него сорвалось на что-то непонятное:

– Владыки лет не смертны… Они являют отражение… Свет и мрак. Они были едины. Мироздания не существует. Вы – лишь копии…

Вирсов рухнул на пол. Мы ринулись к нему. Он не подавал признаков жизни. Дмитрий пощупал пульс:

– Инфаркт… Сердце остановилось! Врача!

– Он не выдержал. – Слишком сильное влияние. – Произнёс Белозёров: – Но всё становится на свои места. Мы почти всё поняли!

Я трясся. Древняя цивилизация? Аналог искусственного интеллекта? Чушь! Как нелепо! Просто ненормальное предположение! А его архаичная речь? Здесь таилось что-то более древнее и жуткое.

Врунгель, вздрогнув, бросился на выход из каюты. Через несколько минут вернулся вместе с матросами и доктором. Святослава положили на носилки и куда-то потащили.

В помещение следом вошёл капитан:

– Что у вас тут происходит? – Почему вы все собрались в одной каюте?

– Обсуждаем план экспедиции. – Объяснил Степан.

– Вот только не надо мне врать! Вы тут сходите с ума! – Ледокол скоро прибудет к острову Ионы. Готовьтесь. Кстати, Аркадий, не припомню тебя настолько мрачным.

Меня будто окатили ледяной водой. Исступленно я уставился на Колецева:

– Ты откуда… Знаешь моё имя?

Константин прикусил губу, не решаясь ничего говорить. И блеск его карих глаз отдал той же искрой, что у Фёдора двадцать лет назад. В порыве ярости я кинулся на капитана, крича:

– Это Сарнов! Берите его!

Из ступора вышел только Белозёров. Позади раздался грохот – от перенапряжения потерял сознание Захар Врунгель. Ларнов стянул с постели простынь, и мы связали «капитана», заткнули рот, когда он попытался позвать матросов.

– Отец… – На Степане не было никакого выражения. Он просто смотрел на него, не решаясь ничего сказать.

– Это всё похоже на фантасмагорию… Причудливый сон. – Дмитрий издал нервный смешок, у него дёрнулся глаз. – Смешно! – Он рассмеялся, резким движением вынимая из своего рюкзака нож: – А если я… Порежу себя? Освобожусь от этого?

– Cтой! – Успокойся! – Я выставил руку вперёд, пока Белозёров, бледный как мертвец, стоял рядом со спутанным Фёдором Семёновичем: – Остынь! Всё в порядке!

– Порядок? Нет… Всегда был только хаос… И ничего больше. Как смешно! Это ведь изумительно!

Мгновение – и Ларнов перерезал себе шею в месте сонной артерии. Хлынула кровь, и, захрипев, Дмитрий упал сначала на колени, а потом на живот, захлёбываясь.

Кровь растеклась алой лужей на половину каюты. Тело Дмитрия Ларнова дрогнуло, зашлось в предсмертных судорогах. Через несколько секунд он был мёртв.

– Чёрт… – Я ощущал эту паранойю.

И не просто чувствовал. Голова была подобна рою из мыслей. Каждая жалила, а вместе они создавали помехи, белый шум. Может, это существо вселилось в него? Что бы это ни было, оно не хотело нам помочь.

Вот в этот момент то я и понял, что такое отчаяние. Это было в десятки раз хуже, чем тогда, когда я скитался по подворотням и пил… Оно не отступало. Мне хотелось броситься за борт корабля. Потому что я настолько не хотел узнать правду, что мне легче было погибнуть, чем принять хоть ещё одну частичку истины.

Как же страшно… Это параноидальный, безумный, психопатический страх. Не просто страх перед монстром. Мне всё равно на мертвецов… Мои мысли путались от самого осознания того, насколько страшно стоять на пороге знания.

– Успокойся. Всё будет хорошо. – Промямлил Степан Белозёров: – Мы вернёмся в Омск, выкурим сигареты… Прошу, Аркадий. Сохраняй трезвость ума.

Медленно я повернулся к Белозёрову – худое измождённое лицо… Но как блеск надежды и разума сквозил в его взгляде! Да, он был силён. Единственный оплот ясности в этом океане безумия…

– Спасибо. – Искренне поблагодарил я.

– За что?

– За то, что вытащил меня с улиц. За то, что показал, как ничтожна месть. За всё, Стёп… Ты помог мне. Правда помог. И сейчас, в третий раз… Ты дал мне понять… Что настоящий разум не сломить.

– Ты чего? – Удивился он, глядя на меня: – Не мямли. Я тут нашёл своего мёртвого отца…

– И всё равно сохраняешь стойкость! Откуда в тебе столько решимости?

– Жизнь. Знаешь, я всю свою жизнь знал. Мало чего. Меня тяготило незнание. Да и тем более, Сарнов… Знаешь, я ведь осознал, насколько всё это эгоистично – пытаться понять этого безумца. Я, может, и его кровь. Но я свернул её и оставил только лучшее от своего отца. А всю его маниакальность… Пусть она убирается к чёрту. Не для того я страдал, и не ради этого умерла моя мать.

Фёдор Семёнович выплюнул оборванный клочок простыни изо рта:

– Моя кровь… Ну и что вы со мной сделаете?

– В первую очередь ты расскажешь нам всё.

– С чего это? 

– Ты ведь оригинал, да? Мой настоящий отец? – В каждом слове Белозёрова я слышал нетерпение, которое жило в нём десятилетиями: – Отвечай!

– Да. – Прохрипел он.

Степан широко раскрыл глаза, пошатнулся и чуть не упал. Мы с Сарновым пересеклись взором. И я выдержал этот взгляд.

– А ты, я смотрю, наконец обрёл стержень. – Усмехнулся он.

– Пошёл к чёрту.

– Увы, не смогу. Пока у меня камень, я бессмертен.

– А копии? – Места, где ты побывал?

– Знаешь, я всегда хотел всё исследовать. Разве тебя, Фемзин, не удивляет сам факт моего существования?

– Ты сменил внешность… Но как?

– Помолодел.

– Откуда ледокол?

– История долгая. А знаешь, что ошеломительней больше всего? Я помню каждое воспоминание своего двойника. Помню, как меня загребло обломками в храме на Васюганских болотах: – Я помню всё! Когда тот цилиндр обрушился, меня завалило руинами. Устройство тоже раздвоилось. У меня был оригинал камня. А у копии – копия! Вот каламбур, правда ведь?

– Ты всё такой же… Больной выродок.

– Всё возможно. Потому камень и действовал криво, создавая одного двойника хуже другого. Каково это понимать, что тогда, на Байкале, ты убил чёрт знает какого в степени моего клона?

– Главное, что одно из твоих отражений погибло.

Он вздохнул, посмотрел на Белозёрова:

– И долго ты меня искал?

– Ты хоть когда-то меня любил? – Прошептал Степан: – Хотя бы немного?

– Да чёрт его знает, сынок. Даже монстр способен на это.

– Ты не монстр. – Отринул я: – Ты хуже – бесчувственная машина для исследования мира. Даже у монстров есть что-то живое. В тебе – нет.

– Не называй его так. – Высказался Белозёров: – Прошу, Аркадий, не нужно.

– К чему тебе его защищать? – Удивился я.

Степан взглянул на меня – тёмные чистые глаза были отмечены грустью, тоской, неким отчаянием:

– Потому что он – мой отец.

– Яблоко от яблони недалеко падает, раз ты добрался аж до Охотского моря. Думал, помрёшь куда раньше. Зато ты доказал всем нам, что вполне достоин меня. Возможно, ты даже умнее. Станешь. Когда-нибудь. – Отшвырнул мой путь как ненужный, и теперь страдаешь. А жаль.

– Отдай устройство. – Потребовал Белозёров.

– Боюсь, не смогу. Я, вероятно, умру. Только камень поддерживает мою жизнь. Меняет внешность и омолаживает. За двадцать один год я сильно преобразился.

– Глаза остались теми же. – Пробурчал я.

– Если отнять у меня камень, я могу умереть. – Он всегда на моей шее. Видишь, Стёп? Я не сопротивляюсь. Твой выбор – брать его или нет. Я даже не позвал матросов, когда освободился от кляпа.

– Почему? – Безразлично пролепетал Степан.

– Потому что доверяю тебе.

– Но не мне. – Я подошёл к Фёдору, но внезапно Степан Белозёров вскочил с места, вставая передо мной:

– В этом нет необходимости.

– Каким же иным способом мы прекратим это вырождение копий?

– Не знаю… Найдём… Только не его.

– Он же давит на жалость! Ты разве не видишь?

– Не нужно…

– Отойди. – Проскрежетал я.

Степан устало посмотрел на меня:

– Нет.

– Ты помог мне. – Теперь я должен спасти тебя.

– Как всё чудно выходит! – Воскликнул Сарнов.

– Заткнись. – Одновременно рявкнули мы оба.

Вновь я постарался пройти к геологу. Но Белозёров оттолкнул меня.

– Ладно. – Я размял плечи: – Прости, Степан.

Я бросился на него. Мы свалились на пол. Стали перекатываться, измазываясь в крови Дмитрия, и наткнулись на лежащего без сознания Врунгеля. Тот что-то пробормотал, приоткрывая глаза:

– Предначертано судьбой… Убьют друг друга сын и брат.

Снова закрывая веки, Захар задрожал. Если с сыном было понятно, то я никогда не считал себя братом Фёдора. Он просто бредил – подумал я. Тем временем Белозёров стал одерживать верх.

Мы перекатились ещё раз. Степан сдавил на моей шее пальцы:

– Подохни… Жалкий пьяница.

Откуда в нём столько свирепости?

– Моё устройство может влиять на сознание, представляясь духом или сущностью… Прекрасно было в отеле заставить тебя, Аркадий, придушить моего сына. А теперь получай – обратная реакция! Так скажем, сила действия на силу противодействия.

Так это всё он… Существо было направлено волей этого подонка… Я вырвался из стальной хватки, перевернулся, ударил Степана по лицу. Ровно два раза. Тот потерял сознание.

Тяжело поднявшись, я кинулся к Сарнову, но тот успел прокричать:

– Матросы! Живо ко мне! Бунт!

– Будет тебе бунт, ублюдок. – Я ухмыльнулся, выдирая с его шеи цепочку с устройством, что было скрыто под капитанской формой.

– Не успел… Направить силу камня… На тебя… Точно… Я понял… Почему. – Захрипел он: – В отеле в тебе было столько сомнений… Почему их не осталось? Нет слабых мест… Не на что давить… Нет… – Константин Колецев, он же Фёдор Семёнович Сарнов, стал стареть.

Лицо приобретало знакомые черты. Проявлялась седина. Местами – мы с ним были ровесниками. Мои светлые волосы тоже проблескивали ей. Заскрежетав, Фёдор стал бледнеть и худеть, превращаясь в старика:

– А ты ведь был мне… Как брат.

– Что?! – Вскричал я.

– Как младший брат. Я оберегал тебя, Фемзин. В той экспедиции я сразу почувствовал что-то неладное, и потому напоил тебя джином… С разными таблетками, там замешанными. Даже мой двойник из Байкальской экспедиции, пожалуй, не подозревал о плане, который я готовил.

Если бы я или моя копия умерла – когда я составлял компромат, и подозревать не мог о том, что вообще найду это устройство – тебя должны были вышвырнуть из геологического института и добавить в чёрный список всего геологического сообщества.

Да, я мерзавец. Но я хранил тебя от этого знания. Задумайся сам – а что оно тебе дало?

– Ты… Не помог мне! Только всё усугубил!

– По-другому… Я… Не мог…

– Пятое место? Есть ли оно?

– Я подслушивал ваш разговор с помощью камня – он медленно вселялся в вас… И нет, теория со стадиями – ерунда… Но новое место действительно есть… Прощай, брат…

– Ты не мой брат. Я вижу по твои тухнущим глазам, что ты хотел увидеть благодарность хотя бы от одного человека перед своей смертью. Но ты её не получишь. В этом твоя жалость – ты возомнил себя богом. А на деле – ты до смерти одинок, и даже твой сын…

– Знаю… Господи, как я одинок… Моё одиночество не стало тюрьмой… В нём горело пламя… Во мне всегда была только одна искренность – страсть к исследованиям. Единственная правда, которой я жил… Это лучше любви… Это… свобода.

– Нет, это клетка, в которую ты заточил свою душу. Мне искренне жаль тебя. Ты отринул всё человеческое.

– В холоде и кристальной ясности ума… рождается истина.

Он задрожал, кожа его скукожилась, помертвела и одрябла. Глаза вытекли, щёки впали, оголяя череп. Передо мною был скелет, но и тот превратился в пепел. На месте, где некогда лежал Сарнов, осталась горстка праха.

– Ты… Убил его. – Услышал я позади голос очнувшегося Белозёрова.

– Это было нужно. А теперь уходим.

– Куда?

– Здесь есть шлюпки?

– Должны быть… А что такое?

– Посмотри вокруг. – Отозвался я.

Ледокол «Лёд» терял обшивку. Он таял, как Фёдор. Превращался в металлическую конструкцию. Неожиданно в каюту ворвались матросы и резко остановились – они рябели, таяли на глазах, превращаясь в мертвецов, а из них – в такой же прах, что и Сарнов.

– Весь корабль – иллюзия. – Протянул Степан.

Кинувшись к Белозёрову, я помог тому подняться с места. Вместе мы понеслись вперёд, по коридору, а оттуда – на верхнюю палубу. Все спасательные лодки растворялись.

Мы стояли на полусгнивших досках и каких-то пластинах. Вдалеке я заметил одну-единственную шлюпку. Она не была подвластна камню, который лежал теперь у меня в кармане.

– Туда! – Прокричал я.

Под нами дребезжала палуба. В один рывок я оказался на лодке. Степан ринулся к ней, прыгнул, но перед тем споткнулся. Он схватился за борт шлюпки. Схватив его за руку, я поднял Белозёрова.

Конструкция, державшая лодку, испарилась. Мы рухнули в море – в том месте уже не скованное льдами, а грозно вздымающееся волнами. Нас окатило валом от падения. Шлюпка встала в равновесии.

Молча мы глядели на ледокол – точнее, на его металлический каркас. Да и тот через несколько минут растаял. На месте «Льда» была теперь только пучина.

– Он держал всё это… Лишь силой устройства? – Ошеломлённо выговорил Степан Белозёров.

– Да. – Я разобрался с мотором, и, вспенивая гладь, мы помчались куда подальше от этого призрака.

– Ты убил моего отца. – Продолжал твердить Белозёров.

– А что мне оставалось делать?

– Ты бы… Хотя. Он итак был мёртв.

– Ты хотел восстановить отношения с ним, но пойми – вы всегда были чужими людьми. Его не волновало ничего, кроме исследований.

– Почему существо посредством Врунгеля сказало о сыне и брате?

Медленно, с расстановкой, я, глубоко вдохнув прохладный морозный воздух, рассказал о моём последнем разговоре с Фёдором. И о том, что за сущность попеременно вселялась то в меня, то в Святослава или Захара.

– Теперь я понял больше. Но почему камень говорил о том, что поможет нам – требовал, чтобы его вернули?

– Вероятно, обладал своей волей. Сарнов не был способен его полностью контролировать.

– Всё стало ясно. И, как ты сказал, новое место тоже есть?

– Да.

– Вернём всё на свои места. И забудем про это. Пока что. Мне необходимо отойти.

– Разумеется. – Согласился я.

Молча мы плыли к острову Ионы. Долго тянулись часы. В тишине я слышал только рёв мотора и море. Оно бурлило – эта пучина, поглотившая стольких исследователей. 

Надеюсь, мы выберемся отсюда. Тяжело… Как же всё обременяло.

***

Вдалеке показались скалы. Я сбавил ход.

– Так он не мог полностью контролировать сущность. То, что она прорывалась на архаизмы – действия её самой, так? – Заметил Степан.

– Скорее всего. В любом случае… Мы почти добрались.

– Про пятое место забудь. Мне хватило правды. – Белозёров тяжело опустился на дно лодки: – Достаточно.

– Вполне. – Кивнул я. – Но всегда, если захочешь…

– Но только не сейчас!

На шлюпке были водолазные костюмы. Пристав у отвесного берега, мы надели их, нырнули в морскую бездну. Лучи фонарей выискивали проход, и мы его нашли.

Прошли через сумрачный тоннель к храму. Он был огромен. Но мы настолько устали от всего, что, бегло взглянув на гротескный купол, вид которого нам стал отвратителен, прошли к обломкам в центре.

Сняв шлемы, мы обернулись к стене воды – такой же, что и описывал Вирсов. Осторожно я вынул устройство – и вправду, оно было похоже на изумруд, отдающий голубоватым оттенком.

Небольшой, спокойно помещавшийся в одной ладони. Сколько несчастий он принёс. Меня на миг заворожил этот блеск, и я замер в сыром ветхом пространстве.

– Ты чего? – Камень. – Поторопил Степан.

– А? – Да, сейчас…

Неторопливо я положил устройство к обломкам. Всё кругом затряслось, куски сошлись в единое целое – цилиндр. Мы услышали голос:

– Вы выполнили свою роль.

Говорило это сущность или что – в подробности мы вдаваться уже не хотели. Устремились обратно к выходу, надев водолазные шлемы. Белозёров уже зашёл за стену воды, когда я повернулся и с восхищением вздохнул.

Необъятный храм и цилиндр. Полностью восстановленный. Он больше нас не потревожит.

– Иди к чёрту. – Рассмеялся я: – Да, убирайся из моей жизни!

С чувством великого облегчения я покинул этот призрак давно минувшей эпохи. Оказавшись на поверхности, мы взобрались на лодку и проложили курс к Аяну – селу в Хабаровском крае.

Неумолимо мы шли на запад, и, только очень нескоро, оставив шлюпку позади и пешком отправившись по льдам, очутились у Аянской бухты. Мы закричали, завидев вдалеке дома. Просто орали, прыгая на ледяных глыбах.

В жизни своей не ощущал я такой радости. В порыве чудного спасения мы крепко обнялись, и, оказавшись в селе, плотно поели и улеглись спать у одного из местных, что согласился нас приютить.

На следующее утро мы выехали к аэропорту, а оттуда – на единственном летавшем рейсе – к Николаевску-на-Амуре, к югу. Пересадка – и мы, прождав пару дней в отеле «Берег», где смогли немного прийти в себя, уселись на рейс до Омска, который был приобретён заранее.

Самолёт же до Николаевска нам оплатил тот же местный – при побеге с ледокола мы прихватили только паспорта, которые всегда были при нас, да телефоны.

Тому местному, выходцу из Якутии Айталу Иванову, мы позже вернули все деньги. Пересев В Новосибирске, мы взлетели к дому. И лишь спустя много дней после того, как вернули устройство в тот треклятый храм, мы наконец вошли в квартиру и уселись в креслах.

– Они и вправду мягче, чем в том отеле. – Степан закурил сигарету.

– Да… И здесь… Как-то уютнее.

Мы усмехнулись. И задремали прямо в креслах.

В грёзах мне виделся странный сон – будто мы вновь бороздим просторы Охотского моря и его льды… Карабкаемся по глыбам, не видя надежды. Тот путь обратно словно был расплатой… Но мы его даже не почувствовали – настолько сильно нам хотелось убраться подальше от того камня и всего, что было с ним связано.

Невольно я обернулся к Степану Белозёрову – тот только молча глядел куда-то в сторону. Поскрежетав зубами, я обратился к геологам:

– Проходите.

Они молча уселись. Общее молчание нарушал только Дмитрий Ларнов, всё время говоривший о всяких пустяках. Наконец я не выдержал, и когда глава ОГИГ болтал о «прекрасной» морозной погоде, перебил его:

– Ни к чему формальности. Наша цель – экспедиция.

– Которую ты, можно, сказать, в прошлый раз пропустил мимо себя. – Иван усмехнулся, поправляя светлые волосы: – Как можно было умудриться заболеть?

– Честно скажите – для чего вы сюда пришли?

– Нам… Кхм… – Врунгель кашлянул, снова приглаживая бороду: – Стало любопытно. Прошлая экспедиция не дала никаких видимых результатов.

– У вас было двадцать лет.

– Знаю. – Но это ничего не меняет. – Тарнов уселся поудобнее, принимаясь за чай с печеньем: – Сарнов…

– Не говори мне о нём. – Не нужно упоминать. – Пробурчал Святослав: – Столько лет прошло…

– А вы до сих пор живы. Сколько вам лет то? – Уточнил я.

Вирсов кинул ко мне серо-пепельный взор:

– Семьдесят восемь. Но это ничего не значит. Это… Моя последняя экспедиция… Мне кое-что передали. – Святослав дрожащими руками, на которых проскальзывали явные признаки артрита, вытащил из светло-синей рубашки кусок бумаги и положил его в центр стола: – Читайте.

Мы все удивлённо переглянулись. Степан впервые подался вперёд:

– Что это?

– Ты нам по дороге ничего не рассказывал. – Заметил Захар.

– Да бросьте! Это было очевидно! – Старик поёрзал на стуле.

– Да – очевидно, и, тем не менее… – Врунгель вдруг выложил листок – идентичный тому, что лежал у Вирсова в кармане.

– Серьёзно? – Ошеломлённый Иван Тарнов также вытащил записку.

– Итак, нам всем написал записку неизвестный. – Подытожил Святослав Вирсов: – Только что это могло бы значить?

– Странно. – Пробормотал Ларнов, и благодушная улыбка спала с его лица.

С трепетом я развернул каждую из трёх записок. Суть была одной и той же:

«На днях, совсем скоро, а может, и не так скоро, будет объявлено о наборе экспедиции к Охотскому морю. Немедленно отправляйтесь туда, иначе все узнают ваши секреты,

Доброжелатель»

– Несколько дней. – Проговорил Белозёров: – Всего несколько дней прошло между тем, как я расшифровал статью Сарнова и тем, когда я обратился к Дмитрию. Всего пара дней. Совсем небольшое окно.

– Что за секрет? – Я нахмурился, тщательно оглядывая геологов.

– Так, ерунда. – Захар Врунгель нервно почесал бороду: – Ничего необычного.

– Верно. – Согласился Иван: – Просто…

– Выкладывайте. – Потребовал я.

– С какой стати? – Ухмыльнулся Вирсов.

Вот мерзавцы – подумал я – что они скрывали? Обменявшись со Степаном недоумевающими взглядами, мы одновременно встали из-за стола. Молча развернувшись, я бросил через плечо:

– Доброй ночи. Завтра – в путь.

– Да, увидимся утром. – Добавил Белозёров.

Мы оставили напряжённых исследователей наедине с собой. Как только мы поднялись в комнату №213, я проскрежетал:

– Они что-то затевают. Не может всё быть так просто.

– Понятное дело. – Я думаю – а не записка ли это от моего «отца»?

– Что?!

– Ну, точнее от его двойника. Он уже играл с нами. Вспомни Кернова – будучи мёртвым, он передал нищему записку, а тот – тебе. Если бы не Харитон, мы бы никогда и не узнали о том, куда двигать наше расследование.

– Намекаешь на то, что…

– Нет, я говорю прямо – это «Сарнов», вернее, его копия. Не та, которая «погибла» в обломках храма, а иная. Если Фёдор побывал во всех местах, куда только через почти четверть века отправились и мы, это совсем неудивительно.

– Одно хорошо – мы знаем больше, чем они. – Заключил я, располагаясь в одном из двух кресел, что стояли у окна между двумя кроватями.

– Не думаю.

– Почему это?

– Может, их секрет стоит больше, чем всё, что мы пережили, вместе взятое.

Пока я судорожно сглотнул, рассуждая над словами Степана, тот ухмыльнулся, усаживаясь во второе кресло:

– Чем-то похоже…

– На что именно?

– Это – и те кресла в нашей квартире.

– Те мягче и удобнее.

– И не зря…

– Какого чёрта мы говорим о креслах? – Возмутился я.

– Разуму иногда нужно давать передышку. А наши мозги итак перегружены. Решим завтра этот секрет. Я не хочу утруждаться делать это сейчас.

Впервые Белозёров отступал, а не пытался вникнуть во всё и сразу. И был, пожалуй, прав – какой толк выяснять что-то сейчас? После вчерашнего мы плохо соображали, а Степану сегодня вообще пришлось надеть рубашку с высоким воротником, чтобы геологи не увидели красный след на его шее.

Мы замолкли и сидели в этой тишине. Я смотрел в окно, за которым, совсем недалеко, ещё недавно нёсся Амур. Покрытая льдом река замерла – будто вместе с ней остановилось всё течение жизни.

– Нужно было выдвигаться в середине ноября или раньше. Это же Дальний Восток… Даже в Омске Иртыш подмёрз… Как мы в Охотское море-то выйдем? – Поинтересовался я.

– А кто-то сказал, что мы поплывём?

– Но… Когда я был, больше двадцати лет назад…

– В каком месяце?

– Конец августа.

– Ну вот! Не издевайся! Сейчас уже декабрь.

– Пешком? – Я встрепенулся, представляя блуждание по необъятным ледяным просторам.

– Как знать?

– Но мы же ни черта не сможем исследовать! Необходимо будет пробивать слой льда!

– Достал. – Пробурчал Белозёров: – Ты опытный геолог, а я любитель, и тебе ли не…

– Это безумие.

– Хорошо. – Выдам одну карту: – Мы выедем на внедорожниках. Потом по координатам свяжемся с ледоколом…

– Их не больше тридцати! – Воскликнул я: – На всю страну!

– Между прочим, половина, если не больше, от всех действующих в мире.

– И нам выделят один?

– Да. – «Лёд».

– Так и называется?

– А как же ещё? По мне хорошее наименование для такого корабля. Он может встретить нас – главное держать связь. Довольны?

– Вполне.

– А теперь – дайте подумать. Я устал. – Степан откинулся на спинку кресла, прикрывая глаза.

Кинув взор к окну, я продолжал взирать на Амур, и не мог не размышлять о том, что может ждать нас на необъятных просторах моря.

***

Пораньше утром мы выдвинулись в путь – сначала, как и сообщил Белозёров, на внедорожниках. Причудливо было видеть огромные морские просторы, когда мы выехали из устья Амура, полностью покрытые льдом!

Необъятно и широко… Пространство настолько бескрайнее и при этом немного жуткое, словно тяготеющее над нами. Было немного страшно оглядывать Охотское море, и ещё более ужасно – представлять, что может таиться в его глубинах – там, под слоем льда.

– Там, дальше, Сахалин, километрах в пятидесяти. – Произнёс Ларнов. – Какой берег…

– Куда мы едем? – Уточнил я, когда мы тряслись в салоне внедорожника.

– На север, по проливу Невельского, к Охотскому морю… А оттуда – на ледоколе.

– С чего это ты решил управлять экспедицией?

– Ваш друг, Степан Белозёров, дал мне все полномочия. – Дмитрий улыбнулся, хлопнув меня по плечу: – Да, эти просторы… Ты неси меня, река…

Отчаянный оптимист – подумал я, осматривая членов экспедиции – трое геологов сидели хмуро, будто отрешенные от всего. Белозёров же судорожно мял ладони, изредка взирая в окно.

Вскоре мы добрались до моря, поехали по левому берегу. Ещё несколько долгих часов в молчании – и мы с рюкзаками и оборудованием вышли на лёд. Медленно стали брести вперёд.

Дмитрий Ларнов вынул рацию, пробормотал, надрываясь, тщетно стараясь перебить рассвирепевшую метель:

– Наши координаты… Приём. Наши координаты… 54.225419 Северной широты и 140.142868 Восточной долготы… Северо-Запад Сахалинского залива… Да, ждём…

Недоумённо я вскинул брови, обращаясь к Степану:

– Так чётко?

– Ну, система стала лучше. Теперь местоположение можно определять чуть ли не до миллиметров.

– И мы до сих пор не на самом Охотском море?

– В заливе.

– А куда мы хотим отправиться в целом?

– К острову Ионы.

– Это же обычная скала!

–Возможно. – Белозёров попытался закурить, но не смог – вьюга подхватили сигарету, отобрала её у него рук, как и зажигалку: – Чёрт подери.

Неожиданно ко мне нахлынуло странное воспоминание – я сижу в каюте, ко мне заходит Святослав Вирсов, проходит к тумбочке, раскрывает ящик и что-то там ищет.

«Что ты делаешь?»

«Тарнов мёртв. Он попросил...» – Геолог тяжело вздохнул: – «Найти кое-что. Что поможет высвободиться ему из мира мёртвых».

Тогда, двадцать один год назад, я списал всё на бред от температуры. Галлюцинации, да и только. Но сейчас…

– Они мертвы? – Как-то робко пробурчал я, глядя на трёх стоявших позади мужчин.

– Ты о чём? – Степан удивлённо поднял ко мне взор.

– Иван Тарнов – труп.

– Ты сошёл с ума, Аркадий. Наша охота за мертвецами до добра не доведёт.

Вдруг у меня созрело предположение, которое я поспешил выложить:

– Что, если все они погибли, а вернулись не они сами, а только их двойники? Да и сам Фёдор Сарнов… А не был ли каждый раз, во всё новой экспедиции, не сам он, а лишь его копия? Тогда на Байкале я оставил в той впадине не Сарнова, а один из его многочисленных фантомов.

– Не неси бред.

– Да послушай! Я же вспомнил! – И я рассказал Белозёрову о том, что совсем недавно всплыло в памяти.

– Ты тогда был в полубредовом состоянии…

– Но…

– Да, с учётом всего пережитого это отвергать нельзя. Тогда их секрет становится ещё более пугающим.

– И как нам с ними общаться, если они действительно не они?

– Как с обычными людьми. – Всё, нет времени. – Оборвал наш разговор Степан и посмотрел куда-то на восток.

А там, с протяжным заунывным гудком, показалось огромное судно, рассекающее и ломающие льды. Вдалеке, примерно в полукилометре от нас. Сине-белый ледокол «Лёд».

Ларнов приказал что-то в рацию, а я вместе с другими членами экспедиции устремился к кораблю. Минут через десять блуждания по кромкам льда, взбираясь и спускаясь с неровных глыб, мы очутились возле судна и взобрались на его борт.

Нас встретил молодой мужчина в синей куртке, с сигаретой в зубах:

– Совсем недавно из матроса Константина Колецева я стал капитаном Колецевым. Добро пожаловать на борт.

Мы пожали друг другу руки. Напряжение так и витало в воздухе, когда мы расходились по каютам, а корабль с гудком разворачивался к Северо-востоку, выходя в море.

Со вчерашнего вечера мы не общались с тремя геологами, да и те тоже не особо хотели разговаривать. Зато во мне одно подозрение сменялось другим.

– Не припомню названия… Существует ли вообще ледокол «Лёд»? – Вопрос повис в воздухе, когда я со Степаном Белозёровым вошёл в каюту.

– Твоя мания граничит с паранойей. Везде ты видишь мертвецов. Успокойся.

– Я спрашиваю. – Настаивал я: – Существует ли такой ледокол?

– Не все их названия известны. Некоторые секретны.

– И прямо-таки нам, простым геологам, выделили какой-нибудь сверхсекретный, возможно, атомный ледокол? Да за кого ты держишь правительство?

– Ну не за дураков. Мало ли…

– Так и поверю – отряд из шести геологов получает в своё распоряжение на неопределённое время ледокол, названия которого не знает весь мир! «Лёд» – да чёрт, само оно намекает на что-то потустороннее! Нет такого ледокола!

– И тебя это смутило только сейчас?

– Хочешь сказать…

– Конечно, я знал. – Степан усмехнулся: – И всё, что ты озвучил, и меня мучает с тех пор, как ещё в Омске я разгадал очередной шифр. И да, вероятно, что единственный живой человек на этом корабле – Дмитрий Ларнов. Но какая разница?

– Ты…

– Мне всё равно, с кем исследовать. Главное – сам процесс изучения.

– Мы прокляты… Я проклят. Неведомая сила буквально ведёт нас в бездну.

– Архаизмы.

– То есть вероятный мёртвый ледокол тебя не смутил?

– Нет. Я быстро адаптируюсь к изменениям. Но архаизмы… Они проскальзывают в твоих словах. Соберись, Аркадий. Не дай этой твари вновь взять контроль над собой.

Нежданно в памяти всплыл образ – Фёдор заходит ко мне в каюту, даёт таблетки, приговаривая:

«Ты слышал его?»

«Кого?»

«Существо… Оно вселялось в каждого из нас. Тарнов не выдержал, бросился за борт. Прошло несколько дней после его смерти. Он выплыл из воды, весь синий, на третий день после своей гибели в сотни километров от того места, где умер. У него есть какой-то рецепт… Он… Бессмертен?»

Я затрясся от осознания бредовости воспоминаний.

– Что это такое?! – Вскричал я.

– Ты о чём?

– Воспоминание. – Я вкратце рассказал об этом Белозёрову.

У того побледнело лицо:

– Есть только два мнения – первое – всё происходит по-настоящему, и этот монстр специально оживляет твою память. Второе – нечто специально даёт ложные воспоминания.

– Для чего?

– Чтобы ты скатился в безумие… Да и со стороны твоя логика похожа на…

Я сглотнул, понимая о чём он, и договорил:

– На поведение Кернова.

– Да. – Степан Белозёров хрустнул костяшками: – Сначала ты говоришь, что вообще не помнишь экспедиции, а постепенно к тебе возвращаются детали.

– Однако это можно объяснить…

– Успокойся. Ты не мертвец, я это знаю точно. Обычный эффект – человек может вспоминать события по мере того, как возвращается в знакомые места. Это нормально.

– Я ощущаю эту силу… Она хочет нас убить. Может, специально заставляет меня считать, что эта троица мертва. А на деле они живы. В памяти борются два воспоминания – первое – что никто ко мне в каюту так и не заходил. А второе – что в ней побывали все… – Я сжался от необычной боли, словно в голове порылась чья-то рука: – И Иван… Иван Тарнов. Сине-бледный он стучался в иллюминатор моей каюты.

– Помолчи. – У Степана от страха будто сжалось всё тело: – Замолкни, глупец! Ты хочешь свести меня с ума, треклятый… Гул зовёт нас… В пучине морей.

Осознав всё, я дал Белозёрову пощёчину. Тот отошёл от странного приступа, проскрежетав:

– Архаизмы… Да чёрт! Они меняют наши слова. Я сам себя на миг почувствовал человеком из другого времени.

Внезапно в глубине судна раздался отчаянный вопль. Не переговариваясь, мы выбежали в коридор. Дверь одной из кают была приоткрыта.

Осторожно я первым прошёл внутрь, а следом и Степан. На полу лежал Иван Тарнов. С оголённой грудью, на которой ножом было вырезано непонятное выражение.

Медленно я подошёл к мёртвому геологу, присел и прочитал надпись:

– «Привет вам с того света, подонки,

ФСС»

– ФСС – Фёдор Семёнович Сарнов… – Промямлил, еле дыша, Белозёров.

– Но как он его убил? Никаких видимых признаков… Раны на груди неглубокие…

– Ладно. Давай предположим, что всё, что ты говорил, неправда. Какая-та сущность специально заложила ложные воспоминания, чтобы отвлечь от чего-то опасного и реального.

– Двойник Сарнова. Очередной.

Позади раздался топот ног. В помещение ворвались остальные геологи.

– Как… – Захар Врунгель пошатнулся, опираясь об стену.

– А я же говорил – надо было рассказать секрет… – Они уже убили его… – Пробормотал Святослав Вирсов.

– Мы никого не убивали. – Это сделал мой отец. – Степан Белозёров повернулся к ним: – Да, как бы это странно ни звучало…

– Я готов рассказать вам всё, что с нами произошло, с того самого момента, как вернулся с улиц в обычную жизнь. – Поднявшись, я оглядел геологов: – Но вы раскроете ваш секрет.

Врунгель нахмурился:

– Какой бред. Сарнов мёртв двадцать лет.

– Долго объяснять.

– Да вы тут все с ума посходили. – От страха у Ларнова тряслись руки: – Какой к чёрту Фёдор Сарнов?!

– Мы всё объясним. Раскроем, так скажем, карты. – Степан поправил волосы: – А потом вы – секрет.

– Да какой секрет… Конечно, это не бред. – Промычал Вирсов: – Двадцать один год назад было то же самое. Сначала Сарнов, потом Тарнов. Хоть мы остались живыми.

Так мои воспоминания оказались правдой.

– Двойники! Что вы знаете об этом?! – В приступе какого-то странного желания узнать всё я схватил старика за плечи: – Говори!

– Вы психопаты. О чём вы говорите? – Дмитрий прижался к стене, отступая на несколько шагов назад.

Я взглянул на того – и позавидовал. Этому незнанию простого человека, который не сталкивался ни с чем подобным, а потому был живее любого из нас.

Немного успокоившись, мы прошли в каюту, куда поселили меня и Белозёрова. Помещение с мёртвым Тарновым закрыли, пока что не решаясь сообщать о его смерти экипажу ледокола.

Расселись по койкам. И медленно, с расстановкой, я начал говорить обо всём – Степан меня иногда поправлял. Прошло несколько часов, не меньше, пока мой рассказ не был закончен, и тогда Захар, тяжело выдохнув, проговорил:

– Теперь всё становится ещё понятнее. Мы можем дополнить ваши сведения… Но у меня не хватит сил это рассказать. – Он теребил бороду, случайно вырывая из неё волосы.

– Зато поведать могу я. – Святослав подался в нашу сторону, но его перебил Дмитрий Ларнов: 

– Вы кружок сумасшедших. Я не верю ни единому слову. У вас у всех поехала крыша. Вы ненормальные, вас нужно отгородить от общества.

– Помолчи. – Рявкнул Степан: – Или запрём тебя в трюме.

Дмитрий сглотнул, а Вирсов продолжил:

– В той экспедиции двадцать один год назад мы добрались до острова Ионы на севере моря. Одинокие скалы…

– Так и думал. – Степан Белозёров сверкнул глазами: – Не зря я приказал держать курс туда.

– Необитаемый остров. Скалы, да и только. И когда мы причалили у его берегов, творилось что-то неладное. Я уже стар, и удивительно, как смог со всем свыкнуться и продолжить жить.

У нас был батискаф. Мы опустились на дно, у самого острова. И то, что там обнаружили… Под островом, на дне, был проход. Какой-то подземный лабиринт. Выйдя из батискафа, мы в водолазных костюмах прошли в ту пещеру.

Какой же жуткой она была! А что главное… Неровная форма через несколько десятков метров переходила в подобие прямоугольного коридора. Стены были такими гладкими, словно их отточили и отшлифовали современными инструментами.

Вы говорили про ваши экспедиции. На Камчатке и Васюганских болотах, как я понял, то же самое.

– Да. Следы древней цивилизации. – Подтвердил я.

– Мы вышли к огромному храму… И поняли. Скала и сам остров – искусственно созданный объект. Потолок уходит куда-то высоко. Предполагаю, высота была от самого дна до вершины одной из скал острова Ионы.

– Это же несколько сот метров! – Воскликнул Белозёров.

– Да. И похоже на ваши описания купола под болотами. Мы сняли водолазные шлемы, ведь в них не было смысла – воды в самом помещении не было. И это-то и было изумительно!

Мы вышли из прямоугольного прохода прямо на сушу. И мало того, что в этом закрытом пространстве был кислород, так ещё и вода… Она останавливалась как стена. Представьте себе водопад… Стена из воды не проникала внутрь. Какая-та технология держала пучину, оберегала от даже частичного затопления полый внутри храм.

А то был именно храм. Огромный, почти что необъятный. Лучи наших фонарей бегали по пространству, но не могли бы даже охватить его объёмы. Это было необычайно.

По самому центру стояло некое устройство. Фёдор Сарнов первым подошёл к нему – выточенное из камня, оно… Цилиндр. Вот бы как я это назвал. Двухметровый цилиндр, пустой внутри, наполовину закрытый и открытый с той стороны, откуда мы вошли.

По граням он слепил зеленовато-голубым блеском. Сарнов зачем-то встал внутрь, споткнулся, и внезапно пространство зашаталось. Фёдор закричал:

«Что это?!»

Мы втроем переглянулись – нам захотелось оставить его тут… Уйти от всего этого… И неожиданно всё ослепила яркая вспышка. Мы чуть не ослепли, ринулись уже назад, но вдруг услышали голос геолога.

Медленно каждый из нас обернулся. Мы застыли – от ужаса и одновременно восхищения. Сарнов раздвоился. Два человека, полностью идентичных друг другу, стояли возле нас.

Они ощупали друг друга. И никто не верил в происходящее.

«Не понимаю… Это же невозможно». – Пробурчал Тарнов.

«Какая-то наука. Древняя раса. Цивилизация, не знаю. Галлюцинации. Мы бредим». – Заключил Врунгель.

Я же молчал. И в этой тишине Фёдор Семёнович прокричал одновременно со своим клоном:

«Это свершилось! Я нашёл то, что искал многие годы! С этим устройством человечество забудет о смерти! Я отыскал эту технологию! Везде… Начиная с мифов об Атлантиде и легендами о двойниках… Скользила нить этого устройства. Неважно, что за раса жила до нас. Даже не главное то, были ли они людьми! Я теперь не боюсь смерти, ведь я… Бессмертен!»

Однако мы тогда ещё не понимали, что эта технология сделает с нами… Как будет преследовать годы. Поддавшись порыву первооткрывателей, мы закричали наперебой от восторга, и только я пробормотал:

«Если бы эту технологию обуздали канувшие коммунисты… Как бы это было хорошо. Великая страна распалась… Нужно вернуть её. Возродить… Мы наконец покорим весь мир».

«Не неси бред, Вирсов. Ты уже почти старик». – Процедил Сарнов. – «Твои идиотские мечты ни к чему тебя не приведут… О, а вот и кристалл».

Оба Фёдора одновременно наклонились вниз и стукнулись головами. Ухмыльнувшись, один из Сарновых пропустил другого, и геолог поднял странный изумруд. Да, самое близкое сравнение – изумруд, по-другому никак.

В этот же момент всё оглушил гул, похожий на рёв. Затем цилиндр пошатнулся и рухнул. Двойника Сарнова завалило. Точнее, настоящего Фёдора – двойника и оригинала можно было отличить в той пещере… Не знаю, как вам это объяснить.

Однако мы все будто знали это. Да и сам Сарнов проревел, уходя от обломков:

«Копия… Оригинал мёртв. Я жалкий двойник»… – Промычал он, держа в руках причудливый камень.

Храм, как живой зверь, взревел, и мы бросились обратно. Смогли добраться до батискафа, а оттуда – взойти на борт корабля. И, сняв якорь, со страхом пошли назад, к берегу.

Святослав Вирсов закончил свой рассказ. У нас было ещё много вопросов. По мере повествования Захар Врунгель то бледнел, то краски снова приливали к его лицу. Ларнов ничего не говорил. Зато поинтересовался Степан:

– А Тарнов?

– Изумруд подействовал ужасно. Он и был движущей силой устройства. Не выдержав происходящего, Иван Тарнов обезумел, и ночью того дня, через несколько часов после того, как мы покинули остров Ионы, бросился в море.

Спустя несколько дней он появился – плывя брасом с невероятной скоростью, он проплыл сотни километров. Бледно-синий, стучался он в иллюминаторы. Дрожа от страха, мы не решались взять его обратно.

Однако мнимый Сарнов, не моргнув и глазом, помог ему взойти на борт. Теперь нас было четверо – две копии и два живых человека. Фёдор объяснил это так:

«Движущая сила – камень. Я изучал его. Это не изумруд. Не горная порода. Стилизованное под природу устройство. На деле в этом маленьком кусочке». – Он постучал о фальшборт камнем, когда мы все стояли на верхней палубе: – «Имеются какие-то микросхемы или что-то ещё. Его природу изучить невозможно. Он действует на многие километры. За год надо обследовать все места, которые я запланировал посетить. Как минимум Камчатку и болота на западе Сибири. Вы всё равно никому ничего не расскажете – вас примут за сумасшедших. Потому прошу вас замять это дело».

«Вы ненормальный». – Произнёс Захар: – «Мы что, должны теперь жить и работать бок о бок с «мертвецами»?».

«Ваше право. Если хотите – могу сделать вам двойников. Дело несложное». – Сарнов указал на гладь Охотского моря, многозначительно кивая головой.

Весь остаток плавания мы провели, чуть ли не обезумев от страха, и, как только вернулись на материк, разъехались, не решаясь поддерживать связь.

– Выходит, всё дело в устройстве. – Подытожил я.

– Но при этом этот камень оставляет след. Там, где он побывал, люди продолжают возрождаться. Судя по словам моего отца, он побывал на Васюганских болотах в период между концом 1993-го и серединой 1994-го годов. А Кернов умер в 2008-м. Следовательно, устройство действует везде, где побывало.

– Почему тогда Омск не заполнен двойниками? – Парировал я.

– Точно, я допустил ошибку… – Протянул Белозёров.

– Ты частично прав. – Я кивнул: – Но есть предположение точнее – устройство оставляет остаточный след только в местах расположения неких объектов вымершей цивилизации. На Байкале я толкнул в бездну двойника Сарнова – и даже не факт, что того самого, что выбрался с Охотского моря. На Васюганских болотах мы повстречали Фёдора Сарнова, вернее, его копию. Логично, что и там он «умер».

– Хотите сказать, что вся эта несуразица с клонами – правда? – Дмитрий Ларнов медленно приходил в себя.

– Возможно. – Проговорил Степан.

– А вдруг… Что, если оригинал в ходе действия устройства мог остаться бессмертным? – Вынес я.

– Что?! – Вскричал Белозёров, всё осознавая. – То есть…

– Одно место – одна копия. Двойник давно покинул Охотское море.

– То есть… – Робко продолжил Степан Белозёров: – Мнимого Тарнова мог убить только…

– Настоящий Фёдор Сарнов. – Добавил я.

Мы все застыли. В каюте повисла тишина, граничащая с гробовой. Никто так и не решался сказать и слова.

– Да. Ну почти что. Про записку он сам нам рассказал. И тем более – не заметил в нём ничего странного?

– В нём было странно всё.

– Нет же – его логика. Сначала он недоумевает с моих слов о том, что здесь что-то таится, затем ведёт к озеру, где оказывается, что он бывал тут не один раз. Предлагает спуститься с тросом, хотя прекрасно знает, что можно дышать под водой.

Это не логика, а набор действий – будто его сознание перестраивалось по мере того, как мы больше узнавали друг о друге.

– Потому ты так слабо отреагировал на слова Кернова о твоей матери? Понимал, что всё это – набор неких «команд»?

– Не совсем, точнее – смутно догадывался. Однако тот храм… Он был поистине великолепен, согласись.

– Ради исследования ты подверг опасности наши жизни!

– Всё работало, потому что Харитон не знал о том, что знаю я. А я осознал всю истину. В голове выстроилась логическая цепочка.

– И как же этот мертвец смог передать нам записку, отправить на смерть тех четверых? Как он, будучи мёртвым, смог передать письмо бомжу, да так, чтобы тот нищий передал записку мне?

– А как вообще бездомный понял, что ты связан со мной? – Задал логичный вопрос Степан.

– Не знаю… – Но… – Я свёл брови: – Хочешь сказать, что…

– Вероятнее всего, и нищий давно не жилец. А те четверо геологов, что повстречались нам на Камчатке? Как знать, мертвецы ли они?

– Очень просто. – Рассудил я: – Посмотреть в интернете.

– Только вот сколько бы я не искал, информации о них нет. Таких людей вообще никогда не существовало.

– Всё это превращается в охоту на мертвецов! Бред! Полное отсутствие логики.

– Если тебе будет спокойней, могу заверить, что я живой. И ты. Не знаю, что всё это было. У меня и объяснений-то нет. – Степан Белозёров поправил свой домашний халат.

А я откинулся на спинку кресла и задумался – с чем мы имеем дело? Может, и весь феномен мертвецов – лишь галлюцинации? Однако во мне ещё была опора и вера в то, что всё это можно как-то объяснить.

Эти убеждения и сдерживали меня от той грани, где стирается реальное и сверхъестественное. Мои мысли не давали мне скатиться в бездну безумия.

Очень внимательно я посмотрел на Белозёрова. Пространство кругом поплыло и затуманилось. Его образ, стакан виски, сигарета – а было ли всё это осязаемым, настоящим? И вся проблема заключалась в том, что я и сам этого не знал.

– А как же твои сомнения?

– Когда я встал в центре храма? – Уточнил Степан.

– Да.

– Мне было всё равно, кто передо мной. Мертвецы могут показать нечто такое, о чём никогда даже не решится сказать живой, а тем более сделать.

– Почему ты с такой яростью «убил» его?

– Как бы это странно ни звучало, но с истинным Керновым я познакомился именно на тех болотах, в той экспедиции с призраками прошлого. До этого я и не догадывался, насколько далеко он готов был зайти за все рамки.

– Ты убил его… Он так жалобно молил о пощаде. – От подступившего внутри холода я сглотнул.

– То, как он притворялся живым, и стало последней каплей. Он играл с нами, выворачивал всё наизнанку. Нечто или само его восстановленное неким явлением сознание было расщеплено. Мертвец, боящийся смерти! Это же бред!

– Логично… Но… В тебе просто накипело, так?

– Возможно.

– Я вот думаю. – Начал я: – А что, если всё, с нами происходящее – не мистика и не нежить, а проделки самого Сарнова?

– И как же в этом замешан мой отец, Аркадий?

– Некое устройство – клонирование или что-то ещё. Генная инженерия, не знаю. Может, Фёдор был гением? Изобрёл нечто, что туманит сознание, делает двойников?

– Квантовое бессмертие… С поправкой не на альтернативную реальность, а на временные ветви в одном отдельно взятом мире? – Белозёров нахмурился, но в его взоре не было и доли иронии: – Чёрт его знает. Мертвецы и то звучат более правдоподобно.

– Твои действия надо сказать тоже были нелогичны. Ты вёл себя так, будто не знал, что Харитон мёртв. А сейчас утверждаешь, что разгадал всё с самого начала.

– Я же всё объяснил.

– А может я оставил настоящего Степана Белозёрова в том храме, а ты – лишь его копия? Или, может, ты давно умер?

Степан усмехнулся, показывая телефон. На странице википедии были указаны дети Фёдора Семёновича. Среди них – Сарнов-младший. Родился 5 апреля 1984 года.

– Да, сейчас 2014-й… Тебе тридцать. Всё сходится. – Пробормотал я.

– А вот о тебе написано, что ты пропал без вести. Может, ты двойник, а настоящий Аркадий умер в той экспедиции на Байкал?

Мы переглянулись. И рассмеялись.

– Ладно. Хватит с меня мертвецов. – Я закурил: – Что бы это ни было, главное сохранять рассудок.

– Правильный настрой. – Степан налил виски во второй стакан: – Будешь?

– Настоящий Белозёров никогда бы не предложил такого.

– Верно. – Так будешь?

– Да.

– Я слежу за тобой – помни – бывших алкоголиков не бывает. Сорвёшься в запой – и мне за тебя, пьяницу, отвечать.

– Ты точно Степан. – Я усмехнулся.

– А ты – Аркадий.

Мы чокнулись и выпили.

Тот вечер был одним из лучших и самых спокойных в моей жизни.

***

Стоял конец ноября – 2,5 месяца прошло с тех пор, как Белозёров подобрал меня с улицы и привёл к себе. Сибирь давала о себе знать – хотя климат здесь был всё же мягче, чем в том же Новосибирске.

Недавно гулял по набережной – Иртыш уже сковало льдом. Небо хмурилось всё сильнее, предвещая морозы. А Степан с головой ушёл в изучение справочника.

– Откуда у тебя деньги? – Спросил я в один из поздних вечеров 30 ноября, когда мы сидели в гостиной и курили.

– История долгая. Отец накопил достаточно.

– И этого хватает, чтобы обеспечивать себя?

– Вполне. И даже тебя.

– Работать не хочешь?

Степан Белозёров изумлённо приподнял брови:

– И это ты мне об этом говоришь?

– Мало ли… Зима – не лучшее время для исследований. 

– С твоей помощью я хотел покончить со всей этой историей до конца года.

– Если не приостановимся, до 2015-го не доживём.

– Аркадий, тебе разве не интересно? Мертвецы, храмы и пещеры. Это ведь всё связано.

– Каждая подобная экспедиция ведёт к жертвам.

– На Камчатке и у истока Каинсас погибли не люди, а некие существа. Даже не призраки… Неопознанные фантомы? Скорее, копии, двойники. Механизмы, а не живые люди.

– Это заставляет задуматься. Может, всё это не стоит того?

– Смотри. – Степан повернул ко мне энциклопедию Фёдора Сарнова. На странице была выведена надпись: «Охотское море».

Медленно я прочитал несколько строк – общие сведения о месте, грунте, его изучении и освоении. Ничего такого, чего бы я не мог увидеть в других похожих справочниках.

– И что?

– Взгляни на абзацы. Точнее, на первые строчки и буквы каждого.

– С А Л В Т А В Р В Л Ф А Д Т Х… Шифр?

– Да. Тот же, как у Сарнова, только обратный. Не 3-я, а затем 4-я, а наоборот… Как в той записке… Я только недавно заметил сходство. Пролистал другие разделы – ничего не сходилось. Но здесь-то всё на месте!

Белозёров обвёл ключевые буквы – слово было обычным, но в контексте энциклопедии странным – «С А Л В Т А В Р В Л Ф А Д Т Х»

– С Т Р А Х… – Пробормотал я.

– Точно, страх. Мой отец бывал там?

– Вроде как… Однако это было так давно! Я даже вспомнить не смогу.

– Отлично! Значит, мы на верном пути! Я уже собрал экспедицию.

– Надеюсь, не мертвецов?

– На этот раз я проверил всё – и могу с уверенностью сказать, что те люди весьма обычные. Многие из них – известные геологи. На завтра я приобрёл билеты до Николаевска-на-Амуре.

– А если разгадать обычным шифром… С В В Ф Т.

– Думаете, я не пробовал? Это же обычный набор букв!

– Нет. – Я знал, что это значит, помнил газетные вырезки. – Та экспедиция была за год до Байкала. – Как я мог забыть? Я отправился с ними в море… Но мне стало плохо… Не знаю, почему. Я пролежал все дни в каюте.

– Когда?

– В 1993-м… Разгул преступности и прочее… Потом вышла газета. Сарнов, Вирсов, Врунгель, Фемзин, Тарнов… Пять участников экспедиции… Я – Аркадий Фемзин.

– Необычная у тебя фамилия. – Ты до этого о ней не рассказывал.

– Не было повода. – Проговорил я: – А кто отправляется с тобой? Геологи, ты о них говорил – кто они?

– Просто совпадение. – Степан Белозёров, нахмурившись, затушил сигарету: – Иван Тарнов, сотрудник Петербургского института геологии, Святослав Вирсов – с Якутии… И Захар Врунгель из Владивостока.

– Вот ублюдки… – Протянул я.

– Почему они – ублюдки? – Степан мрачно блеснул глазами.

– Потому что выжили. А вообще – за всё время, пока я страдал от болезни на корабле, никто ко мне так и не зашёл… Двадцать один год прошёл… Мы все тогда были молодыми… Относительно. А сейчас… Всё так переменилось.

– Зато повстречаете старых знакомых.

– Могли бы мне помочь, когда я оказался на дне. Но нет – всем им было плевать.

– Всё равно… И каким таким образом всё вышло? Именно они отозвались на моё сообщение об экспедиции… А глава местного, Омского института геологии… Дмитрий Ларнов, вообще изъявил желание самому всё возглавить. И я, так скажем, дал ему карт-бланш.

– Они что-то знают… Может, что-то видели, пока я бредил на судне. И эта тайна заставляет их вновь пускаться к морю.

– В любом случае, вылет завтра.

Я только молча кивнул. Вскоре мы улеглись спать. А меня не покидали мысли о том, что затеяли эти трое… С В В Ф Т… Один из нас давно погиб. Самый первый в списке. И самый главный – что сейчас, что тогда.

Фёдор Сарнов будто направлял нас… Уже мёртвый. Надеюсь, его треклятая душа, если она вообще может быть у такого человека, как он, упокоилась.

Ещё эти двойники и то путешествие с мёртвым Керновым…

По коже пробежали мурашки, швырнуло в пот – в последнее время меня всё сильнее стали мучить кошмары.

***

К вечеру следующего дня мы выходили из аэропорта в Николаевске-на-Амуре. В самолёте мне удалось поспать, потому чувствовал себя немного отдохнувшим.

Сразу же заселились в гостиницу.

– Я помню это место. – Бегло я оглянулся, затем вспомнил наш номер – 213-й.

Отель «Берег». Название необычное. Вернее, так – весьма простое и незамысловатое. Двадцать один год назад я заселился сюда вместе с самим Сарновым. Мы общались, разговаривали. Именно в тот час мы что-то выпили… Вроде, джин.

– Ну, раз ты тут бывал… – Пробормотал Белозёров, усаживаясь на кровать, а во мне тем временем что-то щёлкнуло:

– Двадцать лет пьянства! Я просто алкоголик, ничтожество… Память и разум затуманились… Разумеется, я помню! Эта гнида напоила меня джином, после чего я болел всё время в экспедиции… Но для чего ему понадобилось устранять меня?

– Как ты знаешь, для моего отца неважно было, кто ты. Он уничтожал людей автоматически, как машина…

– Машина для разрушения судеб. Он не был злым человеком. Хуже – он являлся безумцем. – Высказался я, располагаясь на кровати напротив Степана. – Когда прибудут другие геологи?

– Через сутки. – Белозёров кинул взор к настенным часам: – Да, примерно через двадцать-тридцать часов.

– Почему рейс прямой?

– В каком плане?

– До Николаевска-на-Амуре прямых рейсов самолёт не совершает. Ещё в 90-е вся система аэропортов чуть ли не рухнула.

– Наследие прошлого… Нас докинул специально нанятый Ларновым самолёт.

– Выглядел он как обычный.

– Дмитрий Ларнов позаботился о том, чтобы и простые люди добрались сюда. Человек он хороший – сказать тут нечего.

– По своему опыту знаю, что хороших людей не бывает. Есть уязвленные, с заниженной самооценкой, но не хорошие. А все главы геологических институтов…

Степан приподнял вверх руку:

– Это не к чему.

Внезапно в сознании что-то заискрилось и затмило пространство вокруг. Я вспомнил что-то – не мог понять, откуда это знаю, и как в полубредовом состоянии промямлил:

– Оставь надежду, всяк сюда идущий.

– В таких словах, имевших мрачный цвет,

Я надпись зрел над входом в область казни

И рек: «Жесток мне смысл её, поэт!» – Продолжил Степан Белозёров и посмотрел на меня: – Знаете Данте? Я тоже… Приходилось как-то читать.

– Надпись на латыни… Где это было… Я помню… – Продолжал бурчать я.

– Что?! Где?! – Это ж… Божественная комедия… – Белозёров побледнел, схватил меня за плечи: – Где?!

– Не знаю… Но я видел её собственными глазами… Я никогда не читал Данте, а тем более не учил строк…

– Бред… – Вы в порядке?

Мутным взором я поглядел вокруг – тёмный силуэт передо мной с бледным лицом… Черты размыты. Ни выражения глаз, ни скул. Будто я ослеп, а какая-то неведомая сила взяла надо мной вверх:

– Оставь надежду, всяк сюда идущий.

Пред мраком тухнет свет очей,

Вам, суши существа, присущи,

Бежать от тайны тягостной морей.

Оставь ты душу, всяк сюда входящий.

Под мглой пучин ты сгинешь перед тьмой,

И ощутишь ты холод леденящий,

Свою избавишь совесть и от её самой.

Оставь сознание, всякий уходящий.

И если выбраться ты смог,

Окажешься под страхом пепелящим,

Согнёт все чувствования морок.

Перед глазами всё рассеялось. Теперь я хорошо видел Степана. Он застыл, так и не решаясь что-либо сказать. Лицо его стало бело-иссиним, как у трупа.

Губы выделялись резким контрастом, глаза покраснели, а скулы свело будто судорогой. Я видел в его взгляде такой страх… И сам только сейчас осознал: «А что меня пробрало? Что это было?»

Мы долго смотрели друг на друга, пока Белозёров не прошептал:

– Куда мы ввязались? Откуда эти строки, чёрт подери…

– Я не знаю. – Отчаянно выдавил я: – Просто… Наваждение…

– Разумное объяснение… – Степан надрывно рассмеялся – к нему стал возвращаться обычный цвет лица, и он уселся на кровать: – Его нет! Вы точно не читали Данте?

– Нет.

– Хотя, в любом случае этих строк я нигде не слышал… Вы так говорили… Не своим голосом. Низким, протяжным. Хуже, чем скрежет мертвеца. Ваш тембр был всепоглощающим – я будто замер в пространстве и времени.

– Разве? Я уже плохо помню… Но вроде говорил как обычно.

– Нет! Я-то знаю ваш голос. Словно кто-то читал это стихотворение через вас. Какой-то дух, существо – не знаю. Но это было страшно. Я раньше думал, что уже ничего не испугаюсь. После того храма или лабиринтов в Ипчинской сопке. Однако сейчас я понял, как это… – Белозёров вздрогнул: – Если бы я увидел демона, не думаю, что испугался бы больше, чем сейчас.

– Ты так странно говоришь…

– Весь наш разговор странный… Какая-то архаичность речи… Так не говорят живые люди. – Степан встряхнул головой: – Тембр, всепоглощающий, замер во времени… Что я вообще говорил? Бред.

– Да, нужно успокоиться.

– Успокоишься тут! Какая-та мразь буквально использовала вас как радио, чтобы транслировать свои ужасные слова, а вам наплевать!

– Почему «вас»? Мы всегда общались на «ты».

– Чёрт… Проклятые архаизмы. – Белозёров закурил сигарету дрожащими руками: – Так лучше. Так вот. Тебя, Аркаш, использовали как проводник.

– Итак понял. Хватит это повторять.

– И ты после такого уверен в том, что нам необходимо выдвигаться в экспедицию?

– Да.

– Мы поменялись ролями. Разве не странно?

– Это всё похоже на какую-то Лавкрафтианскую притчу.

– Пожалуй. – Степан Белозёров тяжело вздохнул: – А что нам ещё остаётся делать? Ты прав – надо отправляться в путь.

Неторопливо я взглянул на него, раздумывая – а рассказывать ли о том странном желании пуститься в море? Да, именно желании. Я бы даже назвал это рвением. Всё в мире стало безразлично – меня зажигала одна единственная мысль – окунуться в морскую бездну.

– Не нравится мне твоя ухмылка.

Я медленно посмотрел на Степана:

– О чём ты?

– Усмешка у тебя жуткая. Скажи честно – ты что-то затеял?

– Нет, с чего ты взял?

Белозёров сдвинул брови. Да, несомненно, он был умён. И, похоже, всё разгадал:

– Только не говори мне о зове из глубин.

Я не нашёл, что сказать.

– Твою ж мать. – Сухо произнёс Степан: – Серьёзно?

– Да.

– Охотское море уже сотни лет как территория России. Его изучили вдоль и поперёк. Может, как ты и предположил, это тоже некое устройство?

– И какое же?

– А я откуда знать должен? Тебе необходимо выпить успокоительных. Не хочу выдвигаться в экспедицию со свихнувшимся бывшим алкоголиком.

Вдруг всё засверкало. Меня будто что-то отпустило. И, тяжело дыша, я рухнул на пол. Белозёров подскочил ко мне, приподнял голову, похлопал по щекам:

– Что с тобой?

– Что это было?! – Вскричал я, дрожа всем телом: – Что это такое?! Нам нельзя никуда отправляться! Ни за что! Нет! Отпусти меня, Сарнов! Отпусти, ублюдок!

Надо мной стоял Фёдор Сарнов. Только молодой, надменный, немного циничный. Его глаза не искрились жаждой исследований. В них я увидел лишь сострадание.

– Успокойся. – Повторяю – очнись!

– Ты… Загубил мою жизнь, Сарнов. Я тебя ненавижу – так, как может ненавидеть мстящий. И моя месть будет жестокой и холодной – такой же, как все твои поступки. Я выжгу твоё сердце, подонок. – Проревел я, кидаясь на Степана – но в то мгновение я был искренне убеждён в том, что передо мной Фёдор.

Сдавил пальцы на шее ублюдка, отчего тот захрипел. Он начал рыскать руками по полу, тщетно стараясь найти что-то тяжелое:

– Аркадий… Ты с ума сошёл…

– Заткнись, выродок! Думаешь, приятно мне было, когда я оказался на дне?! Я пропил всё, что было мне дорого. Я чуть не отдал душу этому вонючему алкоголю… Худший демон из всех возможных… Тот, что живёт внутри. О, какую же сильную взял он власть надо мной, когда я, жалкий и ничтожный, скитался по подворотням!

– Психопат! От… пусти… Ты меня убьёшь, Аркадий.

– А я этого и хочу!

– Вспомни! Я – Степан Белозёров! Сумасшедший! Я сын Сарнова!

– Не ври мне, Фёдор. У такого человека, как ты, не могло быть сына. Ты ведь не способен ни на что, кроме как на анализ. Тебе чужды человечность и тем более любовь. Ты и есть Сарнов! – Степан-Фёдор! Изобрёл какую-то сыворотку, да? Ты гениальный изобретатель, или я о тебе что-то не знаю? Представился своим сыном, чтобы вновь затащить меня во тьму?

– Я помог тебе… Не убивай… Прошу, опусти меня. Я не хочу… умирать… Холод… Как больно… – Прохрипел он.

Резко пелена спала. Теперь я душил не Сарнова, а Белозёрова. Молниеносно я разжал пальцы, упал на пол и тяжело задышал. Глаза стали влажными:

– Прости… Умоляю… Что я наделал?! – О, Господи, какой я мудак!

– Эта тварь взяла над тобой вверх. Сначала стихи читает, потом в море тянет, а затем заставляет меня придушить. Точно отпустило?

– Да. – Промямлил я.

– Кончай рыдать. – Надрывно кашляя, Степан поднялся с места: – И если тебе будет спокойней – я тебя прощаю за то, что ты меня чуть не задушил.

– Правда?

– Аркадий, ты не ребёнок. Остынь и не мямли. – Белозёров протянул мне руку: – Вставай и будем решать, что дальше делать.

– Да… Конечно. – Я тяжело поднялся. 

На шее Степана чётко вырисовывался красный след от моих пальцев.

– Шрама не останется. Просто синяк. Через неделю-другую пройдёт. Тебя точно оно отпустило?

– Существо? Может, это было что-то другое?

– Вряд ли. – Забудь. Рациональные объяснения найдём позже. Я вот подумал – а что если мой отец напоил тебя, из-за чего ты заболел, для того чтобы обезопасить?

– Этот мерзавец?

– Ну а почему бы и нет? Он точно что-то знал. И выбрал, чтобы ты лежал в каюте. Тем самым он предпочёл большинство отдельному человеку. Ход разумный.

– Однако не совсем человечный.

– Мой отец был рационалистом-исследователем. Мне до его уровня интеллекта ещё расти и учиться. Его разум явно подсказал ему правильный выход. Оставь самобичевание – оно тебя и привело на дно. Да, жизнь несправедлива. Виноват ли ты в этом? – Конечно, нет. Но даёт ли это повод глушить тревогу? – Нет и ещё раз нет.

Я внимательно взглянул на Белозёрова. И только смог что кивнуть:

– Да, ты прав.

– И мы отправимся в море. Этот феномен надо исследовать.

– А если это нечто снова возьмёт контроль надо мной?

– Как только ты признал себя немного… Обычным человеком, не пытаясь строить из себя жертву обстоятельств, то оно сразу же отступило, не находишь? Пора взрослеть, Аркадий.

– Ты… – Я хотел сорваться, но внезапно осознал, что в его словах была доля правды: – Да, точно.

– Потому заканчивай думать о Сарнове. Эта тварь, что вселилась в тебя, дала нам обоим понять, что твоя жажда мести ни к чему не приведёт, кроме как к скатыванию в безумие. Ты неплохой человек, Аркадий. Но тебе нужно отпустить прошлое – как бы это банально ни звучало.

– Психолог чёртов. – Я улыбнулся, хлопнув Степана по плечу: – Откуда в твоих словах столько правды?

– Чистый незамутнённый ум…

– Горделивый мерзавец!

– Мстящий забулдыга!

Мы рассмеялись. И я поймал себя на мысли – с каким ещё человеком я мог чувствовать такую эмоциональную близость, как не с настоящим другом? В предвкушении экспедиции мы, поужинав, улеглись спать.

Степан вынул из куртки карманный справочник, развернул одну из страниц, указывая мне на карту:

– Длина Каинсас примерно 50 километров, может чуть меньше. Одна она слишком извилистая. На катер у меня денег нет. Однако я связался с одним из геологов.

– Кем же?

– Помнишь тех четверых, что хотели меня убить там, на Камчатке?

– Конечно.

– Они, оказывается, даже не сообщали о том, куда направляются. Теперь они пропали без вести. Вчера я заходил в институт, как ты знаешь.

– И что же с того?

Белозёров молча показал на площадку возле стоянки автобусов – весь транспорт куда-то убрали, огородили пространство.

– Изначально я думал добраться с пересадкой до Кейзеса, а оттуда – по одноименной реке к Ую и затем самой Каинсас. Но созрел в моей голове запасной план.

В общем, я перестраховался. А после того, как мы расшифровали ту записку, окончательно убедился в правильности своих выводов.

Наверху что-то загрохотало. С изумлением я взглянул на вертолёт, аккуратно опускавшийся на площадку.

– Значит на катер денег нет… А на это есть?

– Неважно. Пошли.

Вертолёт опустился. Из него, раскрыв двери, показался седовласый человек в камуфляжной форме:

– Добрый день! Заходите!

Мы прошли внутрь. Через несколько мгновений вертолёт взмыл в воздух. Пожилой мужчина представился:

– Глава Омского Геологического института Харитон Кернов. Приятно познакомиться, Аркадий.

Я пожал тому руку. Степан почему-то встрепенулся, странно поглядев на геолога.

– Ваш друг сообщил мне о некоторой заминке, что у него возникла. И, так как он сын моего давнего знакомого…

– Понятно.

– Фёдор Сарнов был мерзавцем. Возможно. Но сколько всего он сделал для геологии!

– Ты с нами? – Степан Белозёров подался вперёд.

– Да. Нас будет всего трое.

– Откуда у вас вертолёт? – Поинтересовался я.

– Выделило министерство. Да и изучение Васюганских болот – цель приоритетная.

– Ясно. – Я замолк, рассуждая над тем, к чему всё это приведёт.

Летели мы недолго. Вскоре вертолёт стал спускаться на одну из небольших полян у леса рядом с тем самым истоком Каинсас. Выйдя на поверхность, мы покрепче закрепили на спинах рюкзаки.

Харитон Кернов помахал рукой взмывшему в белесое небо вертолёту, и мы, не сговариваясь, выдвинулись в путь, к болотам.

Низменности были сырыми, одинокими. От самой влажности этих мест в смешении с сибирским холодом я чуть не продрог.

– Таится ли здесь что-нибудь… – Пробурчал Белозёров.

– Вы о чём? – Харитон медленно обернулся к тому.

– Не это главное.

– А мне всё же интересно.

– Так… Просто мысли вслух. – Отмахнулся Степан, и мы зашагали дальше быстрее прежнего.

Нас что-то преследовало. Что тогда, когда я опускался на дно Байкала. Или в тот момент, когда мы обнаружили вход в подземные тоннели у подножия Ипчинской сопки.

Неведомая сила? Древняя цивилизация? Нечто сверхъестественное. Оно, несомненно, существовало. А если нет – то лучше бы нечисть всё же имела место быть в этом мире.

Ведь следы некой расы пугали всякий раз куда больше, чем странный голос или огромные монстры из тех озёрных глубин.

Пространство кругом будто скрежетало. Под нами хлюпала почва. Не менее двух часов прошло перед тем, как мы наконец остановились у самих болот.

Перейти их вброд – затея сумасшедшая. Мы бы сразу в них утонули.

– Что конкретно вы хотели исследовать? – Спросил Кернов.

– Остатки. Чего-то древнего. – Объяснил Белозёров.

– Древнего? Вы шутите! О чём вообще может идти речь?

– Поверьте – может.

– Вы сходите с ума. Вам нужно было пойти по стопам отца.

– Не говори мне о Сарнове. – Прошипел Степан.

– Отчего же?

Белозёров повернулся к геологу – глаза его сверкнули злобой:

– Этот подонок оставил меня. Ему было плевать и на меня, и на всех кругом. Пойти по его пути – значит признать, что он победил.

– Тем не менее вы почти что стали как он, раз исследуете всё кругом.

– Это ничего не значит.

– Значит, Степан. Вы просто боитесь себе признаться в этом. Фёдор Сарнов… Был, несомненно, чудиком. Его авантюризм граничил с безумием. Ему были неважны люди. Однако именно благодаря ему я смог встать во главе института.

– Так вы дружили с ним? – Встрял я.

Харитон Кернов тяжело вздохнул, взирая на меня:

– Можно и так сказать. Он был человеком со стальной волей. А жалкие неудачники всегда стремились очернить его имя. Такие, как вы. Думали, я вас не вспомню, Аркадий?

Всё внутри похолодело и сжалось. Один из сотрудников… Кажется, я его вспомнил. Но как давно это было! Многие лица уже стёрты временем. Но это… Гордое и надменное. Кажется, я узнал его.

– Так вы…

– Ваша инсценировка увольнения была продумана безупречно.

– Не боитесь нажить себе врага?

– Этот мнимый враг двадцать лет не знал, кто именно, используя инструкции уже мёртвого Фёдора, вышвырнул вас на дно! Да если бы я вам не рассказал об этом, вы бы ни о чём не догадались! Да посмотрите на себя! Если бы не Сарнов-младший…

– Я – Белозёров! – Проревел Степан, хватая Кернова за воротник: – Не смей называть меня так!

– Нет, ты Сарнов. В тебе течёт его кровь. Я вижу это в твоих глазах. Они сквозят тем же любопытством. Той же жаждой открытий.

Степан Белозёров отшатнулся, как подбитый. Над болотами что-то прогудело. Мрачный заунывный возглас. Человеческий или звериный. Мы все встрепенулись.

– Для чего тогда ты помог мне? – Белозёров просверлил Харитона гневным взглядом.

– Потому что это мой долг – помогать сыну моего друга. Ведь я его должник. За то, что я до сих пор во главе ОГИГ[1]а.

Топи тёмным силуэтом вырисовывались впереди. Их безразличный, странный и почему-то пугающий вид резко контрастировал с нами – тремя обычными людьми, оказавшимися в самом сердце глуши.

Степан внезапно нахмурился – и я понял, почему. Я видел этот взор тогда, когда он особенно сильно о чём-то размышлял. Недоумение на его лице сменилось кристальной ясностью, в которой сквозила уверенность:

– Так это вы…

– Ну же? – Что я? – Харитон Кернов усмехнулся.

– Завели нас сюда. Та записка. От якобы моего отца…

– Была моей проделкой. Вначале я думал так – избавиться от вас, так как Аркадий выжил в той экспедиции на Байкал. Но потом я раздумал – а за что я мщу? И кажется понял… Я хотел испытать тебя, Сарнов-младший.

– Не смей так…

– Позволю. Я пробрался в вашу квартиру. Причём сделать это было совсем нетрудно. Именно я руководил теми четырьмя неудачниками. А знаете, почему?

– Для чего же? – Прохрипел я.

– Чтобы испытать Стёпу… Стёпа… – Ты вырос в моих глазах. Не знаю, как… Но вы убили их. И знал об этом только я. Специально распорядился, чтобы они просто взяли и отправились в экспедицию, никого об этом не уведомляя.

Ты прошёл мою проверку на прочность. Я думал, ты недостоин Фёдора. Жалкий хлюпик не под стать своему отцу. Но теперь я вижу – в чём-то ты даже превосходишь его.

Сарнов действовал почти открыто, всегда сам шёл на риск, что его в итоге и погубило. А ты хитрый, изворотливый, притворяешься таким, каким не являешься. В тебе смешалась угодливость и умение обманывать людей – от твоей матери-проститутки, и интеллект – от Фёдора.

Я думал, что сейчас Белозёров прибьёт Харитона на месте. Но он даже никак не отреагировал на его слова.

– Может, моя мать и была женщиной лёгкого поведения…

– Да брось! Все это знали! Ты же по сути своей выродок! Сарнов был благородным мерзавцем чистых кровей. А ты ублюдок с хитростью шлюхи! Впрочем, как бы это странно ни звучало, но смешение казалось бы несовместимого и делает тебя таким… Особенным.

Кернов вынул пистолет. Секунда – мы не успели ничего сделать – грянули два выстрела. Я с криком от адской, подхлынувшей ко мне боли, рухнул наземь.

Ноги заныли, их пронзило словно огромной иглой. Насквозь. Невольно на глаза навернулись слёзы, изо рта хлынула кровь – от перенапряжения или чего ещё – не знаю.

Степан поморщился, неожиданно бросился на безумного геолога и выбил из рук того ПМ. Они покатились по земле.

– Легко было заставить вас забраться сюда! Если бы ты не согласился… Я бы убил вас обоих. И я это сде…

– Заткнись! – Белозёров ударил Харитона по лицу, и тот, с разбитым носом, продолжал:

– Сложный шифр был, правда? Ещё одна проверка. Твой уровень интеллекта и логики ничуть не хуже, чем у Сарнова, поверь мне... Так пройди же третье испытание – убей этого бездомного, которого ты подобрал пару месяцев назад. Сдался он тебе?

– Подонок… – Зарычал Степан, сдавливая на шее Кернова пальцы: – Подохни…

– Не так-то… Просто. Меня сразу возьмутся.

– Утопим тебя в болоте.

– Ты станешь убийцей.

Белозёров вдруг замер, поднялся с кое-как дышащего Харитона. Посмотрел на меня:

– Ты в порядке?

– Нет. – Промямлил я.

От болевого шока я готов был потерять сознание. Мысли путались.

– Поднимайся. И свалим отсюда.

Кернов рассмеялся:

– Что – уже уходите?

– Да. – Степан Белозёров поднял меня под плечи: – Оставайся здесь.

– Доступ к вертолёту есть только у меня! Как же вы выберетесь?

Я услышал, как у Степана заскрежетали зубы:

– Чего ты хочешь?

– Только одного… Я привёл вас сюда не просто так.

– Я уже это понял. По твоим действиям.

– Метрах в ста отсюда… Я нашёл нечто, что может вас заинтересовать.

– Конкретнее.

– Хочу кое-что исследовать. Лучше прежнего. А потом разойдёмся, как в море корабли.

– Хорошо. – Согласился Белозёров.

По его глазам я видел, как неохотно он на это пошёл. Сняв рюкзак с плеч, Степан перебинтовал мои ноги, и мы молча, не желая говорить с Харитоном, пошли следом за ним.

Через минуту другую мы увидели что-то странное.

Болото. С прозрачной водой.

– Странно – не находите?

– Карстовое озеро. Ничего необычного. – Возразил я.

– Для тебя всё обычно, алкаш. – Кернов ухмыльнулся.

– Я тебя убью. Подстрою твою смерть так, что об этом даже никто не догадается.

– Посмотрим. Силёнок не хватит.

– Это правда необычно. – Заметил Белозёров: – Вниз уходит какая-то пещера… Но здесь одни низменности! А я отчетливо вижу какие-то горные породы.

– Вот это и удивительно. – Кивнул Харитон.

– И что вы предлагаете?

– Опуститься туда. Со страховочным тросом. Хотя, можно и без него.

– Бред. Вода ледяная.

– Совсем нет. – Потрогайте!

И мы все наклонились к кристально чистой глади. Несмотря на то, что на улице было не выше -15 градусов по Цельсия, вода оказалась тёплой и даже немного горячей.

– Сорок градусов! – Воскликнул Степан, живо вынимая из рюкзака термометр и опуская его в озеро: – Это горячий источник! Здесь нет ничего…

– Здесь, в этой-то низменности? Ладно ещё Якутия – там вечная мерзлота. Но это Юго-Запад Сибири! – Харитон Кернов пожал плечами.

– Вполне объяснимое явление. – Буркнул я.

– Чёрт с этим… Вы на само озеро посмотрите!

Мы взглянули. И правда, было во всём этом что-то удивительное. Будто идеально очерченная окружность диаметром в двадцать-двадцать пять метров. А по краям, у берега, тонкая белая полоса. Будто очертили мелом.

– Что это за руда? – Белозёров наклонился к белой линии, пощупал её, попробовал на вкус: – Соль?!

– Да. Я даже в шутку думаю – ограда от нежити!

– И что нам…

– Искупаться. – Кернов молниеносно разделся до пояса, первым аккуратно опускаясь в воду.

За ним последовал и Степан, остановивший меня, когда я хотел снять верхнюю одежду:

– Оставайтесь здесь. У вас рана.

– А я думаю, что он может поплыть.

– Почему же?

– Аркадий, оголите икры.

– Ты издеваешься?! – Огрызнулся я.

– Правду говорю. Опустите ноги в воду. – Заверил Харитон.

Я снял брюки, подштанники и куртку – всё, кроме нижнего белья.

– Бинты тоже снимите. – Повелел Кернов.

Мы с Белозёровым недоумённо переглянулись. С трудом распутав бинты, я опустил кровоточащие, по-адски ноющие ноги в озеро. В один миг я ощутил какую-то целебную мощь. Резко боль прошла.

– Как… – Я вытащил из воды одну ногу, затем другую – на них не осталось и следа от пулевых ранений.

– Не знаю. – Харитон издал смешок.

– Но как вы узнали об этих свойствах?

– Когда я впервые нашёл это место, пришлось убить моего попутчика. Тот геолог из Москвы отчаянно забультыхался в болоте, когда я его туда толкнул.

Но перед своей смертью он проткнул меня. Ножом в грудь. Я истекал кровью. И по чистой случайности набрёл сюда. Мне жутко хотелось пить – мы скитались по этим топям несколько дней, заблудились, еда и вода кончились, из-за чего мы и решили бросить жребий – кто кого съест.

Выпал я. Но со своей участью я был не согласен. Наклонившись в озеру, рукой зачерпнув воду, случайно пролил её себе на грудь. И только когда напился, обнаружил, что рана зажила.

– Почему ты решил рассказать об этом месте именно нам?

– Потому что я уважал твоего отца. Ты единственный достойный такого человека, как он.

– Фёдор…

– Не будем о нём. Окунёмся?

Степан молча кивнул. Вдвоём они нырнули. И я следом за ними. Белозёров случайно раскрыл рот, ринулся уже было на поверхность, но внезапно обнаружил:

– Здесь можно дышать! Под водой!

– Обычно в воде процент кислорода выше. Я бывал тут несколько раз. И нырял сюда.

– Я могу говорить под водой. Как это странно! Почему вода не заполняет лёгкие? – Проговорил я.

– Потому что она целебная. Она не может тебя убить. Как только окажемся на поверхности, придётся выхаркивать всю эту воду. Потому на обратном пути лучше всё же задержать дыхание.

Мы проплыли вперёд, к чистому тоннелю. Прямо в скале. И вновь странность – он был высечен, как тот проход в горе на Камчатке. Не тоннель, а скорее коридор. Идеально прямоугольный по проёму. Огранённый, высеченный и чистый.

Выбрались в какую-то пещеру – вернее, галерею. Похоже, мы выплыли куда-то вниз на несколько десятков, если не сот, метров, хоть я этого и не ощутил. Перед нами предстал даже не зал или галерея, а храм.

Вода стекала в фонтан.

Фонтан! Сделанный чьими-то руками! Мы вынырнули и оказались на суше. Огромный купол, как у соборов в Европе, больше, чем у Исаакиевского, где я давным-давно бывал, тяготел над нами.

Озеро выходило в реку – она текла к трём подобиям фонтанов по периметру всего пространства. Из центра в вершине купола лился дневной свет. Он преломлялся и из одной небольшой точки рассеивался повсюду.

Ещё четыре подобных источника света находились по четырём краям от купола.

– Этот свет… Это озёра? – Пробормотал я.

– Похоже. – Выговорил Степан: – Мы выплыли с одного из этих четырёх.

– Всё это ерунда. – Кернов зашагал со скоростью, ошеломляющей для его лет: – Это место даёт какую-то силу. Я недавно сдавал анализы… У меня состояние тела, по крайней мере внутренних органов, как у двадцатилетнего юноши! А мне недавно стукнуло 64…

Он обернулся к нам, остановившись по центру обширного помещения:

– В Соборе Павла в Ватикане я не был. Но думаю это помещение не уступает ему по размерам.

– Теперь я понял. Какая-то древняя цивилизация. Байкал, Камчатка, а теперь эти Васюганские болота. – Всё это следы прекрасной канувшей в прошлое расы. Но что их могло уничтожить? Их технологии опережали наши на столетия, если не на тысячи лет. Эта целебная вода… Это их изобретение. Лекарство от всех болезней, святой Грааль… Вся эта мутотень и мифы… Возможно, даже легенда об Атлантиде пошла от этой цивилизации. – Протараторил я.

– И почему они так любили гротеск? Зачем великой цивилизации строить такие громадные и серые сооружения? – Продолжил Белозёров: – Не вижу смысла.

Что-то пугало в этом древнем величии. Всегда при виде подобного в горле застывал ком. От ужаса и страха перед чем-то неизведанным, ветхим и тайным.

– Для чего ты нас сюда привёл? – Степан Белозёров прошёл в центр пространства, останавливаясь перед Харитоном.

– Говорю же – твой отец. Иногда мне кажется, что он обо всём этом знал. Либо хотел всё изучить. Я понятия не имею, что им двигало. Но почему бы не продолжить его дело?

Несмотря на всю красоту и изысканность фонтанов и купола мне была противна его серость и монументальность. Высеченная филигранно, с ювелирной точностью, эта галерея всё равно казалась неказистой, причудливой, непонятной.

Никаких колонн и картин. Лишь пустота и гротескный вид. Кто это? Что это? И для чего всё это возводилось? Куда бесследно могли исчезнуть те, кто всё это создал?

Да и были ли эти существа людьми? А если и да, то как до сих пор никто так и не нашёл остатков этих сооружений? Это же попросту невозможно и даже нелогично! За тысячи лет мы успели столько всего исследовать – неужели ни один человек не натыкался на нечто схожее?

Мы не говорили. Этот храм или зал, не знаю… – это место заставило меня забыть о самом понятии времени. Я будто остановился. Вся предыдущая жизнь показалась вспышкой. Мимолётной, ничтожной, ничего не значащей.

Вдалеке раздался грохот. Храм пошатнулся.

– Надо уходить отсюда. И больше не возвращаться. С меня хватит Сарнова и его справочников. – Объявил я.

– И что же вы будете делать, Аркадий? – Голос Степана отдался эхом: – Вновь сопьётесь? – Нет, после такого нельзя не пересмотреть свои взгляды на прежнюю жизнь.

– Мы люди. Может, не стоит посягаться на то, что мы по природе своей не можем понять?

– Не читайте мне моралей Лавкрафта! Я перечитал его в детстве. Наше ситуация – совсем другая. Да и посмотрите – это место не кажется таким уж опасным.

– Возможно. Но я устал всё это исследовать. Нужно уходить.

– Белозёров, не мнись. – Харитон Кернов вышел вперёд: – Хватит упрашивать этого слабака. Отправимся вместе. Изучим тут всё.

Я видел Степана лишь издалека – он стоял метрах в пятидесяти от меня. Каждая фраза слышалась гулким эхом. Молниеносно я подошёл к ним, стоявшим в самом сердце помещения.

– Уходим. – Настаивал я.

И я заметил, как в Степане Белозёрове борются две силы. Светящиеся манией исследования глаза то затухали, то снова вспыхивали и метали настоящие искры. Лицо его напряглось, итак чётко выраженные скулы застыли, как у статуи.

– Надо… Отправиться вглубь. – Произнёс он.

– Верно. – Кернов ухмыльнулся: – Однако не стоит забывать…

– Помолчи.

– Ладно, как хочешь.

Белозёров тяжело вздохнул:

– Пошли назад.

– Ну нет. – Харитон толкнул Степана в плечо: – Необходимо всё исследовать дальше!

Внезапно купол содрогнулся. По нему пошли трещины. Переглянувшись, мы не сказали ни слова. Огромный обломок с грохотом упал, заваливая фонтан.

– Обрушив то, чем веяло века,

Вы, путники, ни слова не сказали,

А ссору вашу ту из пустяка

Мы, как и души ваши, уж забрали.

Нет, это был не тот голос, что раздался в Ипчинской сопке. Такой похожий тембр! Это было попросту невозможно!

– САРНОВ?! – Заорал Кернов, бледнея, как мрамор, и хватаясь за сердце.

Из глубин храма послышались шаги. Медленные и тяжелые. Тёмный силуэт вышел к нам. Галлюцинации, как и тот голос, – заключил я. Пространство кругом зашаталось.

– Я всегда хотел исследовать это место. Но вы это сделали, не я. Увы, я мёртв. Так же мёртв, как двадцать лет назад. Мне чуждо всё людское. Но я вижу… Я вижу в тебе демона. Если я был прислужником, то ты становишься настоящим дьяволом, Стёп. И я горжусь тобой.

Не дав Белозёрову обернуться, я потянул его за руку. Мы побежали назад из рушащегося строения, к воде. Вслед за нами на выход кинулся и Харитон.

Мы бежали, затем плыли в воде. Но перед тем, как последним нырнуть в источник, я повернулся. Только тёмный силуэт одиноко встал в центре храма, пока вокруг него с грохотом сыпались обломки купола.

Как мы вынырнули из озера, я не помню. Всё было как в тумане. Галлюцинации, бред. Какое-то вещество, что туманит рассудок – думал я, когда мы уже неслись через болота и лес к той поляне, где нас должен был забрать вертолёт.

***

Тяжело дыша, мы остановились на поляне. На Степане Белозёрове не было лица – потерянный, в край запутанный, в нём смешались отчаяние и страх. И вместе с тем я видел в его взгляде что-то новое – какую-то роковую обречённость.

– Что… это было?! – Прокричал Кернов.

– Мой… отец. Разумеется, он мёртв. Что-то или кто-то притворилось им.

– Видение и только. Не стоит придавать этому значения. – Изо всех сил я старался дать всему логичное объяснение.

– Бред… – Кернов взял в руки рацию, приказал: – Вертолёт! Срочно!

В облике Степана что-то переменилось. С выражением лютой ненависти он взглянул на Харитона, ухмыльнулся – как-то по безумному – и кивнул словно самому себе.

Мы все были потеряны. Не знали, как поступить. Я же хотел только одного – убраться отсюда куда можно подальше.

Резко Белозёров кинулся на Кернова:

– Ты! Всё из-за тебя! Куда ты нас завёл? Играл с нами, как с детьми!

Я попытался их разнять – Степан оттолкнул меня в сторону, отчего я упал прямо рядом с болотом, которое чуть не поглотило меня. Белозёров сдавил шею геолога, отчего тот захрипел:

– Постой…

– Может моя мать и была шлюхой. Однако только я имею право так её называть. Много чего ты наговорил, Харитон. Теперь ты труп.

– Тебе… Не поверят… Всё… Напрасно.

– Я ждал момента, когда ты вышвырнешь рацию. – Степан рассмеялся – протяжно, заунывно, как раненый зверь.

Тщетно я предпринял попытку подняться – ноги не слушались. В голове на бешеной скорости проносился этот храм, этот призрак Фёдора Сарнова и его слова, которые пугали, подкашивали, отбивали желание что-либо делать.

– Постой! Ты ведь не убьёшь меня… Твой отец…

– Он убил бы тебя ещё раньше.

– Стой… Отпусти… Прошу… Прости за всё… Умоляю. Отпусти. Я ведь умру.

– Тебе суждено сгореть в аду, говнюк.

– Про… шу… – Прохрипел Кернов.

Глаза его застекленели. Руки и ноги сошлись в предсмертных судорогах. Собрав всю свою волю и решительность, я вскочил с земли, бросился на Белозёрова и с яростью откинул того в сторону.

Пощупал пульс – Харитон Кернов был мёртв.

– Что ты наделал…

– Убил его. Он прострелил тебе ноги.

– Это… человек.

– Легенда. Свалифицируем всё. Он утонул в болоте.

Отчаяние и страх закрались ко мне. Я отпрянул от мертвеца. Степан взял Кернова за ноги, стал тащить к болоту:

– Ну же! Помоги!

– Нет.

– Чёрт с тобой… – Белозёров вышвырнул Харитона в топь. И тело его ушло в пучину.

Мы не говорили друг другу ничего. А когда прибыл вертолёт, я с безразличным видом выдал вместе со Степаном легенду. И через несколько часов мы уже были в Омске.

Когда мы шли по улице в сторону квартиры, я произнёс:

– Мне нужно время.

– Что?

– Я останусь на улице. Ты… Убийца.

– Тише ты! – Прошипел Белозёров: – Он итак был мёртв.

– Что?! – Я содрогнулся всем телом: – О чём ты говоришь? Что имеешь в виду?

– Ты что, идиот, не понял? – Помнишь тот вертолёт? Белый?

– Да…

– Читай. – Степан открыл что-то в телефоне.

Как оказалась, статью в википедии.

«Всю область потрясла новость о трагической гибели Харитона Власовича Кернова, вертолёт Ми-8 рухнул во время экспедиции группы геологов над Васюганскими болотами в ночь с 7 на 8 октября 2008 года».

По телу пробежали мурашки:

– Так он…

– Мы всё время общались с мертвецом.

– Невозможно… Как…

– Это место запомнило его. А когда я увидел своего отца, окончательно убедился – нечто может создавать двойников людей. Эту тварь нужно было убить.

Я не сказал ни слова. И долго ещё вздрагивал по ночам, когда вспоминал о Харитоне Кернове – человеке, который через пять лет после своей смерти завёл нас в самую глушь болот и чуть не убил, прострелив мне ноги.

А может, всё это было одной сплошной галлюцинацией? В любом случае, мы ещё многие дни отходили от того путешествия.

[1] Омский Государственный Институт Геологии

– Видимо, так было нужно.

– Наверное… – Согласился я.

– Мне иногда кажется, что эти две истории чем-то связаны. – Белозёров поудобнее уселся в кресле и закурил сигарету: – Байкал и Камчатка… Но какая связь?

Нерасторопно я посмотрел на Степана – внешне он был спокоен. Но что скрывалось внутри? За окном шёл снегопад, и сама гостиная навевала какого-то умиротворения.

Стеллажи книг стелились вдоль стен, будто ограждая от всего того, что мы пережили. И в этот момент ко мне закралась одна мысль, и я поспешил озвучить её:

– А что, если тот голос не просто так отпустил нас?

– К чему ты клонишь?

– Возможно ли такое, что мы принесли некую жертву в виде четырёх геологов, за что нечто нас и отпустило?

– Всё вероятно… – Он задумался: – И каким боком Щербин смог пробраться в мою квартиру?

– Главное то, что он подчеркнул ключевые фразы. Отсюда следует, что он, во-первых, знал шифр вашего отца, а во-вторых, имел либо второй ключ, либо взобрался сюда по трубе.

Белозёров усмехнулся, раскрыл энциклопедию Сарнова, что теперь всегда лежала на столе, и, продолжая выпускать клубы пара, ушёл в размышления.

Мне же, не до конца отошедшему от ужаса тех подземных лабиринтов, стало как-то не по себе, когда Степан перевернул книгу и остановился примерно на середине тома.

Подраздел назывался «Сибирь», а сама глава – «Болота». Я наклонился к энциклопедии, тщательно вглядываясь в строки.

– Топи…

– Думаю, следует снова всё изучить. – Заметил Степан Белозёров, затушив сигарету: – Мой отец уделял особое внимание Сибири.

– Чего один Байкал стоит. – Вспомнил я.

– Зачитать? – Степан медленно посмотрел на изображение бескрайних болот.

– Почему бы и нет?

– «Особое внимание, когда речь заходит о низменностях Сибири, стоит уделить Васюганским болотам – расположенные между Обью и Иртышем, общей площадью 53000 квадратных километров, они являются одними из крупнейших болот в мире».

Снизу же была карта, обозначавшая точное местонахождение низменности – сразу в Омской, Новосибирской и Томской областях.

– Может, и тут скрывается шифр? – Предположил я.

– Не думаю. – Белозёров сдвинул брови, и, поправив волосы, углубился в чтение справочника.

Я же продолжал рассматривать карту расположения болот, рассуждая о том, как это место может быть связано с двумя предыдущими.

Две недели мы потратили на то, чтобы досконально изучить всё. Раздел с болотами был перечитан уже десятки раз, некоторые кажущиеся странными фразы – подчёркнуты.

Степан даже купил несколько дополнительных книг по Васюганским болотам. Не знаю, почему, но мы думали, что именно это – следующая часть нашего исследования.

В тот день я шагал по улицам города – один. Белозёров отправился в Геологический институт навести справки, а я решил прогуляться. Увидел у стен двухэтажного старого здания нищего, просящего подаяния.

Шёл снег. Я резко отшатнулся, внимательно смотря на бездомного. В отражении потухшего света его глаз я увидел старого себя. Ледяной безразличный взор…

И каким я только недавно был! Невольно обернулся к окну одной из кофеен, и, удивлённый, замер. Пышные светлые волосы уложены назад. Спина стала ровнее.

Ногти – ухоженные. Мозолей – нет. Морщины практически исчезли, а в голубых глазах сверкало… Словно отражение моей души. Этот взгляд впился в меня.

Холодный, но ясный. Отрешённый, с долей печали, но трезвый и чистый. Каким же я был человеком! И не сказать, что между мной и тем уродом полтора месяца назад могло быть хоть что-то общее.

– Подайте, сколько не жалко. – Проверещал нищий.

Если бы не Белозёров, я бы так и остался на улице. Какие бы демоны прошлого не терзали этого чудака, он был хорошим человеком. И именно в то мгновение я испытал какую-то благодарность.

Жаль, конечно, что спас меня не ангел, а наполовину дьявол – но это неважно.

Я зашёл в кофейню, купил кофе и булочку, отдал бездомному. А тот проговорил:

– Водки!

Вышвырнул кофе, но вцепился в булочку. Я не мог на него смотреть. Хотел уже уйти, как вдруг он окрикнул меня:

– Благодарю.

– Не за что.

– Вы случаем не знакомы со Степаном Белозёровым?

От ошеломления я только и выдал:

– Да.

– Тогда вам вот это. – Нищий порылся в лохмотьях и протянул мне конверт.

– Что там?

– Я почём знаю? – Кстати, ты преобразился. Видел тебя только недавно. Помнишь, мы летом вместе выпивали?

Пронеслась вереница выродков – а ведь я был… Да я, пожалуй, и не вспомню всех, с кем пил многие годы.

– Нет. Вы ошиблись. – Буркнул я, укладывая конверт в пальто.

Вскоре добравшись до квартиры – Степан отдал мне вторые ключи – я прошёл в гостиную и уселся на диван. Раскрыл конверт и с содроганием прочитал:

«Вы изучаете Васюганские болота, так? Не буду представляться. Я это или не я? Решать вам. Однако, знаете, оставлю вам одно послание. Попробуйте разгадать новый шифр.

Итак, что с того – конечно, как вам известно, я мёртв. Понимаете, может это пишу вовсе не я. Вам решать.

И да – как там мой сын поживает, Аркадий? Идите и оглядывайтесь – кто знает, что с вами случится в следующий раз? Помните – без меня вы беспомощны.

Сарнов»

Всё внутри похолодело и сжалось. В исступлении я отшвырнул письмо в сторону:

– Нет, не может быть… Ты мёртв, подонок. Я схожу с ума… Я же видел твою смерть!

С прихожей послышался изумлённый возглас:

– Ты с кем разговариваешь?

Так увлёкшись чтением записки, я и не заметил, как вернулся Белозёров. Пройдя в гостиную, он уселся в кресло, и я, дрожащими руками подняв письмо, расположился напротив.

– Прочитай. – Пробормотал я.

Степан с ухмылкой взял листок в руки. И тут же побледнел.

– Кто-то с нами играет.

– Слова подчёркнуты!

– Но шифр будто бы другой…

– Возможно.

– Ладно. Забудем…

– Ну уж нет! Почерк! Это же его почерк!

– Разве? – Белозёров поднялся, порыскал по полкам, вынул стопку писем и разложил их на столе.

Мы сверили строки и стиль. Да, несомненно то был почерк Фёдора Сарнова. Иного и быть не могло. Но как?

– Он не мог выбраться со дна Байкала. Кто-то подделал его. – Уверенно объявил Степан.

– Как ты и говорил – сейчас не до этого. Что в записке?

– «Итак, с того конечно, как известно, с вами случится». – Белозёров почесал затылок: – Первая, разумеется, «И».

– А дальше?

– Понятия не имею. Я знал только один шифр отца. Даже на его основе придумал свой собственный.

Мы мрачно переглянулись.

– Попробуй применить свою методику.

– Никто не мог знать о моём личном шифре. Я его практически не использовал – так, в паре заметок. Разве что только кто-то мог их выкрасть… И откуда у тебя это письмо?

– Нищий передал.

– Странно…

– Примени свой шифр!

– Хорошо. – Сдался Степан. – Моя методика – 1-я буква, затем с 4-ю по 6-ю, потом третья… – «Итак, с того конечно,».

– Исток… Ну конечно, исток! Какой-то реки… Там полно водоёмов, это же болота!

– Но какой конкретно?

– Продолжи по своей логике.

– Попробую… Выходит не особо складно. – «как известно, с вами случится». – Вывел он прямо на строчках.

Внимательно я посмотрел на то, что выходило. Какая-то несуразица.

– К звено с и сли.

– Бред! – Вскричал Белозёров, скомкивая записку и выкидывая ту в пепельницу: – Кто бы это ни был, он над нами издевается!

– Стойте! – В сознании что-то щёлкнуло, и я, развернув письмо, принялся усердно в нём кое-что обводить.

Степан лишь недоумённо взирал на меня, пока я наконец не показал ему то, что получалось.

– Если сложить ваш шифр с методикой вашего отца… – «как известно, с вами случится».

– Кзвеносисли и Кавнасли. – Два разных «слова». Просто нелепо. Нет, нас точно обманули, Аркадий.

– Однако если взять только повторяющиеся буквы, можно чётко вывести – Квнсли.

– Ерунда. – Степан Белозёров закурил: – Могу с уверенностью сказать, что этот кто-то не знал моего шифра. И даже не разбирался в методе моего отца. А почерк в наше время подделать легко.

Я продолжал напряжённо думать – ещё ни до ни после в своей жизни не приходилось мне строить таких предположений. Мне не хотелось ничего – только разгадать этот шифр.

– Попробуйте поставить все три набора букв в один.

– Это уже какое-то шифрование в кубе. – Ухмыльнулся я.

– А вы постарайтесь. – Степан сверкнул глазами, в которых было лишь одно – любопытство.

– А как?

– Сначала – шифр моего отца. Потом мой. И следом общее.

– Кавнасли Кзвеносисли Квнсли… – И что? – Я выписал всё на обратной стороне записки.

Схватив карандаш, Белозёров молниеносно начал обводить одни буквы вслед за другими:

– Четвёртый набор… Общий. Его тоже стоит добавить… – Кзвеносисли Кавнасли Квнсли Казвенсаисли.

– Мы просто сошли с ума. – Высказался я.

Степан Белозёров не отступал – с каким-то почти отчаянным рвением он обводил буквы, пока наконец не показал мне вот что:

– Кзв енос исл и – Кни – всл

Кав нас ли – Каи – вл

Квн сли – Кл – н

Каз вен саи сли – Кеаи – зсс

– Что вы сделали? – Уточнил я.

– Вывел всё, но по обратному. Вместо 3-й а потом 4-й буквы я выводил сначала 4-ю, а потом третью. Можно заметить три буквы, повторяющиеся чаще всего – Каи.

– Исток Каи… Чего?

– Далее я расшифровал каждый набор букв уже при помощи обычного метода Сарнова. Учитывая всё это… Всл.

Внезапно в памяти всплыл образ. Я сижу на экзамене в университете. Преподаватель поправляет очки. И медленно спрашивает:

«Расскажите мне о начальной просадочной влажности. Приведите пожалуйста формулу».

– Чёрт подери… – Выдохнул я.

– Что-то понял?

– Возможно… Wsl – так обозначается… Ну, минимальная влажность грунта, при которой он начинает проседать.

– И это как-то связано с болотами. Ну и замудрил этот… кто это такой? Сумасшедший фанатик?

– Не знаю. Но мы теперь точно знаем одно – Исток Каи. Всл – влажность. А это связано с болотами. – Подытожил я.

– Каи… Каи… Как я мог забыть?! Почему сразу не догадался? – Белозёров вскочил с кресла, ринулся к какому-то справочнику, что недавно приобрёл, и раскрыл его, показывая на карту: – Река Каинсас! Васюганские болота! Исток Каинсаса!

– Если в следующий раз этот психопат так замудрит с шифрами, нам проще будет самим всё выяснить.

– Верно… – Степан оттёр лоб: – После такого надо отдохнуть.

Я же только молча кивнул. В жизни своей не разгадывал шифра подобной сложности. А этот был упакован в четыре слоя, если не больше. Чувствовал себя так, будто пробежал марафон.

Мы только усмехнулись друг другу, не осознавая, что нас ждёт впереди.

– Может, этот гадёныш оставил какое-нибудь послание? – Быстро взяв в руки том, что лежал на столе, парень потряс его, пролистал страницы.

– До Байкала нам точно не добраться. Да и, тем более, там, наверное, уже всё покрыто льдом.

– Нет, рановато. – Возразил Степан: – Думаю, дело совсем в другом.

– Фёдор Сарнов если бы что-нибудь и оставил, то сделал бы это недвусмысленно, просто и легко.

– Секретов он не боялся. – Подметил Белозёров.

– А ну-ка. – Я протянул руку к энциклопедии геолога, открыл книгу, принялся изучать.

– Думаешь, шифр?

– Да чёрт там. – Буркнул я.

Степан откинулся на спинку кресла, пристально взглянул на меня:

– А знаешь, ты не такой урод, каким мне показался тогда, в подворотне.

– Помолчи. – Заткнул его я, и тот издал смешок.

Ну и циник. – Заключил я.

Конечно, ему я был благодарен – впервые за долгое время у меня появился и интерес к геологии, и даже какая-то странная тяга к путешествиям. Но четыре недели моего проживания и работы бок о бок с этим чудаком не дали никакого результата.

– Почему именно я? – Вдруг отложив книгу, поинтересовался я.

С лица парня спала усмешка:

– Я ж тебе объяснял – ты связан с моим отцом.

– Но как ты меня нашёл? Неужели думал, что я тебе хоть что-нибудь расскажу?

– Как видишь, я в любом случае оказался прав.

– Рассчитывая в этом деле только на удачу. – Подытожил я.

– Возможно. – Неясно проговорил он.

Ну и человек! – Решил я, затем принялся с новым рвением листать энциклопедию. И внезапно замялся, наткнувшись на последнюю страницу.

Точнее, на послесловие, что шло в конце книги. Само издание было наполовину пустым – в буквальном смысле. Просто незаполненные непоименованные заголовки.

– Мы когда-нибудь пролистывали её до конца? – Уточнил я.

– Разумеется. – Подтвердил Степан. – Как иначе то?

– Не помню послесловия. – Пробормотал я и взялся читать вслух: – «Дорогие коллеги и иные уважаемые читатели моего справочника! Благодарю вас за полное прочтение моей энциклопедии.

В ней вы, несомненно, могли найти для себя что-то новое – то, что будоражит умы многие десятилетия. Так не будьте же глупцами – исследуйте мир вокруг вас и познавайте новое.

С наилучшими пожеланиями, доктор наук и сотрудник Омского института геологии,

Фёдор Семёнович Сарнов»

– Ну и что? – Спросил Белозёров.

– Да не знаю… – Я почесал затылок. – Ну, странное оно какое-то.

– Вы, или, вернее, ты, Аркадий, знал моего мерзопакостного отца лучше, чем я.

– И потому меня это удивляет. Может, здесь зашифровано послание?

– Ага, и какое же? – С ухмылкой произнёс Степан.

– Не имею понятия. Но это странно. Некоторые слова подчёркнуты.

Парень махнул рукой:

– И что же с того?

– Необычно это… Карандашом, от руки.

Белозёров приподнял брови:

– Да? – Не замечал. – Дайка.

Медленно я сунул книгу Степану.

Тот только изумлённо протараторил:

– «Коллеги… уважаемые читатели… справочника… что будоражит умы многие десятилетия». – Чёрт, да я смотрел, листал этот справочник ещё полгода назад! Их не было! Никакого подчерка карандашом! Думал, ты о другом.

– Как это – не было? – Выговорил ошеломлённо я. 

Вдвоём мы склонились над энциклопедией. Парень достал откуда-то лупу:

– Видишь следы – бумага в тех местах немного измята?

– Да.

– Может, след от лимона или ещё чего – так раньше делали чернила невидимыми.

– Хочешь сказать, так всё и пролежало целых двадцать лет?  – Осведомился я.

– Чёрт знает… Какая-то несуразица.

– С последней подчёркнутой фразой всё понятно. Оставим то, как подчерк мог высветиться только спустя столько лет. – Проговорил я. – Нужно искать в словах связь.

– Может, я просто не заметил. – Бегло читал… Хотя нет, быть не может.

На языке у каждого было одно. Мы переглянулись и сразу поняли, что думаем об одном и том же – если чернила не могли проявляться настолько долго, значит, кто-то их специально подчеркнул, и вполне недавно.

И возможно ли такое… Нет, слишком безумно, но всё же… Вдруг, если этим некто являлся Фёдор Сарнов?

По телу пробежали бумажки, и Степан, словно прочитав мои мысли, отрицательно покачал головой:

– Нет, такое невозможно, бред.

– Точно. – Согласился я. – Давай не будем об этом. Нужно выяснить смысл послания.

– И, немного зная манеру своего отца, я, кажется, его уяснил.

– Это как же? – Удивился я, невольно потягиваясь за пачкой сигарет, что лежала на столе.

Степан отдёрнул мою руку:

– Курить много можно только мне. Тебе – не больше пяти за день. Ты итак печень свою чуть не уничтожил – не хочу, чтобы от рака помер.

В ответ я только пожал плечами – ну и строгий тип! Сигареты ему жалко – дал я понять ему всем видом, и тот всё же отступил. Закурив сигарету, я пустил дым прямо в сторону книги.

Когда никотиновый пар, обдав страницы, разошёлся в воздухе, Белозёров неуверенно начал:

– У тебя, как я понял, идей нет.

Я только кивнул.

– Предположу, что последнее выражение так и остаётся – то есть, оно не зашифровано.

– Прямо так – «что будоражит умы многие десятилетия»? – Прояснил я.

– Да. А вот первые слова явно указывают на место. Помню, ещё давно любил он странным образом шифровать записки из четырёх слов. Их здесь как раз столько же.

От первого и последнего слова он брал соответственно начальную или начальные и конечную или конечные буквы.

– Допустим, от «Коллеги» возьмём «К». – Предложил я.

– Отлично. Теперь проблема – пусть от «справочника» будет либо «к», либо «а». Остались два средних слова. Любил он брать буквы, стоящие третьей и четвёртой.

– А ты-то откуда это знаешь? – Внезапно осознал я. – Ты ж отца-то толком не знал. Он умер, когда тебе лет пять было.

– Мне вообще-то тридцать. – Произнёс парень.

– Я думал, двадцать пять.

– Ну, вот что не делает с организмом чрезмерное употребление алкоголя. – Поддел Степан.

– Пошёл ты.

– Так вот. – Вернулся к сути Белозёров: – «уважаемые читатели» – предположим, 3-я и 4-я следом, то есть 7-я буквы – «а» и «м». Затем 3-я… «ч» и снова 4-я, ну, 7-я или уже 14-я – «т».

– Думаю, что стоит взять сразу два «а» и «т».

– Это почему же?

– Долго соображаешь. – Я выхватил со стола ручку и прошёлся по послесловию, точнее, самому его началу, обводя по несколько раз нужные нам буквы:

««Дорогие коллеги и иные уважаемые читатели моего справочника!»

– Кам… – Ненадолго замялся Белозёров.

– …чатка! – Воскликнул я. – Камчатка, чёрт побери тебя и твои затуманенные от сигарет мозги!

– Точно! – Вскричал Степан, затем продекламировал уже всю фразу: – Камчатка, что будоражит умы многие десятилетия.

– Верно же! – Приподнялся я.

– Необходимо собрать экспедицию.

– А куда выдвинемся?

– Отец мой исследовал какой-то вулкан. Правда, ты сам в курсе, как сухо пишут о геологических изысканиях – меня ничем та статья и не привлекала, да и тебя тоже. Но сейчас… – Белозёров улыбнулся: – Мы прочтём и изучим её с приобретёнными знаниями!

Я только усмехнулся, а ветер же с новой силой засвистел по окну. Нежданно на улице потемнело, пошёл настоящий снегопад.

– Снег… – Обернувшись в направлении балкона, сообщил парень. – Наконец-то он выпал…

***

Добрались до Камчатского края мы на самолёте, перед этим тщательно всё запланировав. Экспедиция включала в себя шесть человек – и все, кроме нас – сотрудники институтов из разных уголков страны.

Около недели мы изучали вулкан Ипчинский и всё то, что было с ним связано. Фёдор Сарнов писал о нём сухо, изложив в своём справочнике не столь значимые сведения.

Когда мы прибыли в Петропавловск-Камчатский, разместившись в удобном номере гостиницы, я поинтересовался, смотря на хмурого и напряжённого Степана:

– И что дальше?

– Только не пей. – Пробормотал Белозёров: – И всё будет хорошо.

– Я про экспедицию. – Намекнул я.

– Да, насчёт неё… Сложно на самом деле сказать.

– Что, боишься встретить Йети? – Усмехнулся я, закуривая сигарету.

Степан бросил ко мне напряжённый взгляд:

– Доберёмся на автомобиле до хребта, оттуда выдвинемся пешком. Мой отец… Падкий и ненормальный, несомненно, что-то знал. Да и как мне не сомневаться, когда я знаю о странной истории, приключившейся с тобой?

Я замялся, затем посмотрел на парня:

– Иногда и я сам сомневаюсь в том, что видел в том ущелье. А алкоголь… Просто глушил все мои переживания.

– И твой разум. Надеюсь, ты себя хоть человеком почувствовал. Тебе ещё долго реабилитацию проходить придётся.

– Может быть. – Кивнул я.

Мы замолкли и улеглись спать. На следующее утро отправились в небольшое путешествие. Через пару дней доехали до Ипчинской сопки. И на несколько секунд замерли на месте.

Где-то высоко виднелся одинокий пик. Облака застилали от взора вершину вулкана. Вытащив из автомобилей все необходимые вещи, мы, недолго размышляя, выдвинулись в путь.

– Извините, что интересуюсь. – Подал голос мужчина моих лет, поправляя очки: – Но что именно мы хотим исследовать?

– Сам точно не знаю. – Буркнул я, поглядывая на шедшего впереди Белозёрова.

– Это же сын Сарнова? – Продолжил геолог.

– Да. – Подтвердил я: – Вам ли это не известно?

– Почему же… Просто странно всё это. Много лет уже занимаюсь исследованием хребтов и вулканов Камчатки.

– Понятно. – Кивнул я, впрочем, не особо вслушиваясь в слова мужчины.

– Глава Камчатского института геологии, Василий Щербин. – Представился он.

– Послушайте. – Я пожал протянутую мне руку: – Всё это интересно, но…

– Десять лет не слышал я ни о чём подобном.

– Простите? – В недоумении уже пребывал я.

– Да источники и пробуждение вулкана! – Воскликнул Щербин: – Или Степан вам ни о чём не сообщил?

Ускорив шаг, я приблизился к коллеге и толкнул того в плечо.

Отбросив сигарету в сторону, Белозёров обернулся:

– Ты что, выпил?

– Помолчи ты! Какого чёрта мне городит этот геолог? – Я указал на Василия.

– Ну, думал не стоит рассказывать тебе то, что выяснил накануне ночью.

– И что же?

– Вулкан вот-вот проснётся. У Фёдора были какие-то предположения насчёт извержения.

Я замер – когда мы успели заделаться в спасатели человечества?

– Попробуй предотвратить извержение. А там и посмотрим. – Заключил Степан.

– И каким образом?

– Решим на месте. – Произнёс Белозёров, и, развернувшись, зашагал дальше.

Мы взбирались к Ипчинской сопке довольно долго. И никто из нас не говорил. Снег уже шёл вовсю, отчего пространство застелила пелена настоящей метели.

То, что проснётся вулкан – я не верил в подобное. И никогда бы не поверил. Ко мне нахлынули воспоминания – и почудилось, что я испытываю то же самое, как тогда, когда мы опускались ко дну Байкала двадцать лет назад.

Василий Щербин и три сотрудника геологических институтов – Доринов, Линков и Серенов – всё время недоумённо переглядывались между собой. И только Степан Белозёров уверенно шагал вперёд, а в особенно крутых местах – взбирался, тяжело дыша.

Часов шесть ушло на то, чтобы мы оказались на вершине.

– Итак. – Степан оглядел всех, сбиваемый снегопадом: – Что мы имеем?

– Мнимое извержение. – Василий поддался вперёд.

– Или ещё что-то… – Протянул я, подозревая неладное. 

– Пробуждение вулкана – легенда, которую я сочинил. Мы имеем дело с кое-чем другим. – Это – некое место…

– То есть вы дали нам ложные сведения?! – Серенов ринулся к Белозёрову, остановился возле него, напряженно глядя тому в глаза.

– Да. Но для вашего успокоения.

– Это как?

– Серенов, отойдите.

Изумлённый геолог отступил на пару шагов назад. И только сейчас мы увидели. Степан стоял в кругу, что очертил своей же ногой. Резко он топнул, отчего, казалось, сотряслось всё кругом.

Мгновение – и под кругом очертилось пространство. Показалась винтовая лестница, уходящая внутрь. Доринов перекрестился, Линков, уже пожилой, едва не упал.

– Нет… Бред… Как?! – Вскричал я.

Белозёров медленно подошёл ко мне и прошептал:

– Мой отец был ненормальным. Но в энциклопедии указан ещё один скрытый шифр, над которым я работал несколько лет. Смог разгадать его незадолго до того, как мы повстречались. Однако куда применить полученные данные, я не знал.

– Но…

– Помолчите. Я понятия не имею о том, что внутри. Идёмте.

Все мы замялись. И только Степан уверенно шагнул вниз по лестнице, ступени которой были высечены прямо из скалы. Следом, содрогнувшись, я и другие геологи. Цепочку замыкал Линков.

Включив фонари, мы спускались внутрь. Чудилось, часы прошли перед тем, как мы наконец переступили последнюю ступень. Оказались в просторном зале, что был подпёрт высокими колоннами.

Никто не издавал ни звука. Даже в Белозёрове я почувствовал страх и неуверенность. Мы зашагали вперёд, разбрелись по сумрачной древней галерее. И вновь я задался вопрос, который звучал в устах одного геолога двадцать лет назад:

– Кто это построил?

Но ответа ни у кого не было. По телу прошлись мурашки. Что это могло быть? Это сырое, ветхое как мир пространство, абсолютно голое, только с колоннами. Отточенными, как будто их огранил ювелир.

Мы даже не могли предположить размер – что уж говорить о происхождении! Настолько огромен, потолками под десять или двадцать метров, зал. А в длину или ширину… Мы бродили, и, сколько бы не шли, не могли добраться ни до одной из стен.

Сотни метров, километры? Насколько просторна была эта галерея? Что в себе несла?

– За мной! – Повелел Степан, наконец обнаружив стену.

– Что за чертовщина… – Пробурчал Щербин: – Невозможно, это… Новое открытие.

– Не говорите мне об открытиях. Подумайте сами, кто кого открыл? Мы – этот зал, или он – нас? – Белозёров с тревогой указал на дверной проём.

– Какая разница… Это… Невероятно. – Серенов дрогнул.

Я не понял, от чего. Но и сам увидел. За пустым проёмом виднелся ещё один, с каменной огромной дверью и высеченной на ней надписью. Все бросились к двери.

– Что за язык? – Осведомился Степан.

– Отойдите. – Вперёд, тщательно глядя на надпись, вышел Доринов: – Это… Латынь.

– Латынь?! – Воскликнул Линков: – Я изучал латынь, это не то!

– То. – Просто… странный подвид наречия…

Мы столпились вкруг подле Вячеслава Доринова. А тот лишь медленно прочитал:

– «Надежда покинула это место. Убегайте, если не хотите, чтобы…»

– Чтобы что? – Александр Линков взбудоражено потёр руки.

– Не знаю… Наречие теряется. Непонятное слово… Какой-то человек или существо.

– Мы сможем растворить двери? – Белозёров постучал по надписи. Никакого эха, будто то была не дверь, а глухая стена.

Серенов подошёл к двери, толкнул её, и та, на удивление, растворилась. Длинный коридор с потолком под четыре метра показался впереди. Он уводил куда-то вдаль.

Тяжело вздохнув, Степан Белозёров выдвинулся по нему, и мне почудилось, что он даже не задумывался о последствиях. Я ринулся к тому, потянул за рукав:

– Постой!

– Что?

– Надо убираться отсюда! И побыстрее!

– Брось, Аркадий! Что взяло над тобой верх? Твой давний страх? А что, если твоя история… Хотя нет. Теперь-то я уверен, что ты рассказал мне правду.

Глаза его засверкали. И в этом блеске его взора в сумрачном проходе я молниеносно отшатнулся. На мгновение нахлынуло видение – и передо мной уже стоял Фёдор Сарнов.

Белозёров говорил его словами, смотрел на мир его взглядом.

– Ты что, Аркадий, думаешь так рано отступить? Ну нет… – Он рассмеялся, протяжно, так, как его ублюдок-отец: – Мы изучим здесь всё! И мне не нужно будет никаких оправданий! Оправдания для слабых. А я… Я просто иду вперёд.

– Фёдор… – Пробормотал я, отстраняясь назад.

– Чего?

Видение спало. Причудливая грёза, да и только! Но какой реальной и при этом фантасмагоричной она была… А этот затхлый запах… Навевал воспоминания. По тому, чего, может, и никогда не было.

– Ничего. Пойдём. – Сдался я.

– Другое дело, Аркаш! Не дрейфуй! Это лучше алкоголя.

– Да, конечно…

Мы выдвинулись по коридору. Мглу рассеивал только свет фонарей. Чего я боялся? Призраков прошлого, самого себя? Или, может, своего нового знакомого, с которым работаю уже месяц?

Проход чудился бесконечным. Ровный, огранённый, он не оставлял никаких сомнений – кто-то высек его в этой скале. Высек так точно и филигранно, что даже современные технологии позавидовали бы этой точности.

Ошеломлённо я заметил справа на стене картину. Картину! Откуда она могла здесь взяться? Все мы столпились возле неё.

– Пейзаж… Похоже на гибель Помпеи. – Линков вышел вперёд, тщательно оглядывая картину.

– Извергающийся вулкан. И город. Древний город. А посмотрите, какие у него колонны! Это ведь какое-то смешение Рима, Греции и Китая до нашей эры! – Доринов потрогал картину: – Будто написана маслом. Но каким?

И вправду – город был огромен. Настоящий мегаполис. Но выстроенный не из белого мрамора. Иссиня-тёмные здания, огромные, с величавыми колоннами, обнажали уничтоженный проспект, по которому в панике неслись люди и колесницы.

Впереди виднелось, заливаемое лавой и пеплом, громадное десяти или двенадцати этажное здание с куполом, на котором развевался флаг. Причудливое знамя давно минувших лет.

Люди бежали, колесницы с лошадьми погребались под лавой.

– А надпись! – Степан наклонился к рамке, что, как и всё кругом, была высечена из самой скалы: – 1245 год… До нашей эры? Эпчина… Художник или название города?

– Надо сфотографировать! – Серенов щёлкнул фотоаппаратом. Всё ослепило вспышка.

Мы сгрудились над камерой, желая завидеть снимок. И отпрянули от него, как от проказы.

– Что это?! – Вскричал Александр Линков.

– Господи… – Вячеслав Доринов перекрестился, смотря то на картину, то на снимок: – Что-то сверхъестественное…

Город, заливаемый на картине пеплом и лавой, на снимке высился величавым силуэтом. Небо было чистым. Гротескные древние здания были не тёмными, а серыми. Люди на изображении оживлённо торговали, шли по проспектам. Бурлила жизнь.

– Надо уходить отсюда. – Встрепенувшись, высказался я.

– Сначала необходимо изучить коридор. – Настаивал Белозёров.

Только у одного Степана не дрогнул и мускул на лице, когда он увидел снимок. Лишь глаза его загорелись сильнее. Это желание, стремление нас погубит… Он почти такой же неуравновешенный, как и его отец.

Замявшись, мы всё же пошли дальше. Проход уходил влево, и мы, робко и не с той уверенностью, что прежде, шли дальше. Никто не говорил этого вслух, но я чувствовал общее напряжение.

И даже, казалось, первопричину всего этого. Мне стало плохо. Ведь я ощущал, что здесь что-то не то. И что-то или кто-то будто наблюдало за нами, уводя всё дальше вглубь.

Этот первобытный страх неизведанного закрался в самые тёмные уголки моего собственного разума. Он отталкивал, пугал, мне хотелось заорать, но в ответ я бы услышал только эхо своего готового стать безумным сознания.

Послышался топот.

– Что это?! – Линков встал на месте.

Мы все остановились.

– Топот наших шагов, эхо… – Заверил Белозёров: – Не более.

Но топот продолжался. И непонятно откуда доносился. Гул сотни и тысяч ног, сотрясая пространство, будто мчался к нам. Я был на грани того, чтобы сойти с ума от ужаса.

Даже Степан вдруг произнёс, тщательно подбирая слова:

– Нужно… Уходить отсюда.

Внезапно послышался голос на непонятном наречии, и вдруг Вячеслав Доринов заорал, как сумасшедший, забился в судорогах, и во взгляде его я различил безумие:

– Латынь! Это латынь! Он говорит «Поздно!». «Поздно!». – Доринов задрожал и вдруг кинулся к стене.

Мы не успели его остановить. Он вопил:

– Я не могу это терпеть! Он пронизал всё внутри! Как страшно! Господи, почему? ЧТО ЭТО ТАКОЕ?!

Резко он замахнулся, со всей силы ударился головой об стену и рухнул на сырой пол. Задрожав в судорогах, Вячеслав, издав отчаянный вопль, перестал двигаться. Линков осторожно наклонился к нему, прощупывая пульс:

– Мёртв.

– Чёрт подери! Это просто игра с нами… – Серенов пытался сохранить самообладание.

Голос и топот прекратились.

– Это просто галлюцинации. – Пробормотал Александр Линков.

– Или кто-то решил сыграть с нами. – Мрачно парировал я.

Все повернулись ко мне, и я, тяжело дыша, проговорил:

– Представьте игру кошки с мышью. Только вот здесь мы – добыча. Чего-то, что мы не можем постигнуть. Я двадцать лет назад был там, откуда мог не выбраться. И та история… Если бы я её рассказал на поверхности, в уютном зале одного из Геологических институтов, меня бы подняли на смех. Но теперь поздно. Как и сказал голос.

– О чём он? – Нахмурился Василий Щербин.

– Неважно. – Уходим. – Белозёров развернулся и зашагал дальше.

Мы быстро, как могли, пошли обратно, к двери, но с каким страхом обнаружили, что позади, метрах в пятидесяти от нас, была глухая стена!

– Это невозможно… Бред. Мы же прошли через дверь! – Надорвано вскричал Серенов.

Щербин рассмеялся. Надрывно, как сумасшедший, хлопнул себя по лбу и поглядел на нас:

– Ну конечно, он запер нас тут!

– Заткнитесь все! – Заорал Степан Белозёров: – Замолчите! Не слетайте с катушек! Мы найдём выход!

– Ты! Ты нас сюда завёл! – Такой же ненормальный, как твой сгнивший папаша! О, он всем нам насолил! Даже мне! Гнида! Ты такой же подонок, как и Сарнов! – Василий кинулся к Белозёрову, схватил того за воротник: – Если мы выберемся отсюда, тебе конец!

– Зачем тянуть? – Серенов вышел к Степану: – Можем, убьём его тут, как и договаривались?

Я исступлённо поглядел на трёх человек. Они наступали к нам. Линков, пожав плечами, согласился:

– А почему бы и нет? Почему бы нам не убить его?

– Что вы делаете? – Выдавил я.

– Разве не видно? Мы планировали убить твоего приятеля. Завести в какое-нибудь место. Но Белозёров сам выбрал себе идеальную могилу. Отсюда мы уже не выберемся. Надежды на спасение нет. А его отец… Сколько всего он совершил! По его вине погиб мой сын… О, Мишка… Ты будешь отомщён… – Александр закрыл лицо руками, издавая всхлип: – Ты отправился в экспедицию вместе с этим ублюдком.

И он, несомненно, сгубил тебя.

– Меня он тоже задел. – Щербин надменно плюнул Степану под ноги: – Как просто было пробраться в твою квартиру и подчеркнуть те слова в послесловии!

– Так это сделал ты? – Проскрежетал Белозёров.

– А кто же ещё?

– Зачем?

– По вине твоего отца погиб я… Прошлый я. Фёдор убил во мне почти что всё святое. А как он измывался надо мной! А твои глаза… Проклятый взгляд Сарнова! Ты точная его копия! И своими действиями ты это только доказал!

– По вине Фёдора Семёновича умерла целая экспедиция… Там, в Байкале… Среди них был и мой друг… – Заунывно начал Серенов: – Но ничего, сегодня ты обретёшь свою смерть!

– Вы совсем с ума сошли! – Воскликнул я: – Он не в ответе за поступки своего отца!

– В нём течёт его кровь. Он такой же гордый и уверенный. – Отринул Александр Линков: – С такой же жаждой открытий. Он готов идти по головам других ради исследований! А сейчас… Мы все обречены на медленную смерть от голода или быструю – от безумия – в этих древних стенах! Почему мы пошли с ним прямо сюда… Надо было убить его там, на вершине горы…

Они стали наступать. И во взоре каждого из трёх я видел трепет и гнев. Неумолимую жажду мести за все грехи Сарнова. Фёдор… Я его тоже не любил. Он разрушил мою жизнь.

Степан ничего не говорил – впервые я увидел на его лице страх. Но вот во взгляде его вспыхнула решимость. Он пнул Василия Щербина, который продолжал держать его за воротник.

Василий упал, и Белозёров добил его ударом ноги по лицу.

– Вы на моей стороне?

– Да. – Подтвердил я.

– Убивать мы никого не будем. Оставим их тут. – Степан усмехнулся: – Если сами найдут выход, всё равно отправятся в тюрьму.

– Ты думал, мы не подготовимся? – Рявкнул Александр, вынимая из-под пояса пистолет.

– Чёрт… – Белозёров посмотрел на меня: – Бежим!

Грянул выстрел. Степан пригнулся, схватил меня, и мы кинулись туда, где мог ещё оставаться выход. Не обратно к галерее, а вперёд. Выстрелы звучали позади, пули со скрежетом царапали идеально гладкую поверхность стен.

Мы неслись вперёд, пока вслед за нами гнались они. Их крики были беспощадными. Полными такой лютой жестокости и ненависти, какой я не мог ожидать от этих людей. Внезапно Степан Белозёров вскрикнул, хватаясь за плечо, однако продолжил бежать.

Левая рука его безжизненно плелась вдоль тела:

– Выродки… Ничего… Мы выберемся!

– Надеюсь…

Но вот выстрелы умолкли. Замолкло всё. И даже крики позади. С содроганием сердца мы приостановились, глядя кругом. Только стены и мрак… И внезапно позади раздался вопль Линкова:

– Что это такое? Уйди от меня!

– Убей эту тварь! – Проорал Щербин.

– Почему он жив… Он же размозжил себе голову… – Голос Серенова дрожал.

Раздалась стрельба. Затем вопль, хлюпанье.

– Комедия… Доринов не может быть жив. – Степан слабо сдвинул уголки рта в подобие усмешки.

Ещё несколько выстрелов. Всё внутри похолодело. Несколько криков. И последний – Линкова:

– Уйдите от меня! Вы мертвы! Уйдите! Убирайтесь к чёрту!

Не сговариваясь, мы понеслись по коридору. Свет фонарей дрожал. Никто из нас не сказал не слова. А вдалеке до нашего слуха доносился лишь топот – неровный, дребезжащий.

Всё пространство оглушил голос на латыни. Топот прекратился, впереди неожиданно раздвинулась стена, и мы, с трудом переводя дыхание, оказались у подножия Ипчинской сопки.

– Что это было?

– Не имею понятия… – Тяжело дыша, пробурчал Белозёров, хватаясь за раненное плечо.

– Оно отпустило нас… Сами мы бы не выбрались… Посмотрите!

Я обернулся к тому месту, из которого мы вышли несколько секунд назад. Никаких признаков прохода. Глухая скала, да и только. Мертвецы, голос… Что это было? Галлюцинации? Или древняя цивилизация?

– Разберёмся со всем этим позже… Мне необходимо выпить… Меня хотели убить…

– Да… Уходим отсюда.

Мы не старались друг другу ничего объяснить. Потому что не знали, что произошло. И только когда мы вернулись в Петропавловск-Камчатский, а оттуда – в Омск, успели немного успокоиться.

Около недели мы приходили в себя. Практически не разговаривали. Я чуть снова не сорвался в запой. Но Степан остановил меня, когда я наливал себе виски:

– Аркадий, это не поможет делу.

– Но…

– Поверьте мне. Надо всё обдумать… В голове не укладывается.

Единственное, что спасало нас – это ощущение спокойствия и уюта. Скоро наступала зима. Снег уже стелился неровным слоем. Те дни… Они были самым странными в моей жизни.

– Тебе будто есть куда пойти, бухарик. Пойдём, говорю. Можешь, конечно, и тут сгнить. Ну, так что ты?  – Человек наклонился – совсем ещё молодой, лет 25, с впалыми, горящими странным блеском, глазами.

Как удивительно – подумал я, – давно я не видел такого огня во взоре. Ещё ни у одного человека. Почти.

Молчание длилось недолго. Ухватившись за руку незнакомца и приподнявшись, я рассмотрел его лицо подробнее.

Худой, нет, скорее, атлетического или среднего телосложения. Но лицо втянутое, с хорошо видневшимися скулами. Чёрные волосы, прямой нос…

– Ты размышлять будешь или вместе со мной пойдёшь?

– Да, сейчас. – Пробормотал я, оттянул руку прохожего и зашагал следом за странным парнем по бульвару.

Необычайная, должно быть, картина – элегантно одетый молодой человек, а рядом с ним – весь в лохмотьях, заросший, грязный, с опухшим от алкоголя лицом я.

Мы шли несколько минут – может, четверть часа.

Дождь стучал по крышам, дороге, обливал прохожих и меня. Парень вынул откуда-то зонтик, расправил его и обернулся ко мне:

– Тебе холодно?

– Не особо. – Буркнул я.

– Как знаешь. – Пожал плечами незнакомец: – Я, кстати, Степан Белозёров.

– Угу. – Кивнул я. – Просто Аркадий.

– Хорошо, Аркадий – как думаешь, кто я?

– А я-то откуда знаю? – Удивился я.

– Ну, мало ли. – Произнёс Степан.

Мы замолчали. Странный разговор, необычный незнакомец. – Размышлял я, когда мы заходили в очередной проулок.

Исторический центр города – архитектура нового времени – интересные, надо сказать, дома здесь, в Омске.

Трёхэтажное здание в старом стиле и деревянная дверь – вот куда провёл меня Степан Белозёров. Стояла уже глубокая осенняя ночь – такая, какой вы себе её и представляете.

– Ну что, Аркадий, пройдёте?  – Ухмыльнулся парень, вынимая из-под пиджака небольшой нож.

Так и думал – не могло же всё быть так просто! Содрогнувшись, я попятился назад, упёрся в стену. Руки задрожали. А Степан даже не ринулся ко мне – так и продолжал стоять на месте, освещаемый светом уличного фонаря.

– Успокойся, Аркаш, я тебе вреда не причиню.

Затем он подошёл к двери, поковырялся лезвием в замке и кое-как открыл её. Убрав нож обратно к себе, он с полупоклоном указал мне проходить внутрь:

– Ключ оставить забыл. Проходи.

– Кто ты такой?

– Если хочешь узнать – иди туда, куда указываю я. – Решительно проговорил Степан, и я, поколебавшись, тщательно осмотрел парня.

Нет, он не маньяк и не убийца – скорее, просто чудной. А я – жалкий и ничтожный. Всё равно это лучше, чем валяться где-нибудь в подворотне.

Робко я прошёл внутрь, а следом за мной – и Белозёров.

Поднялись по лестнице на самый верхний, третий этаж. Оказались перед очередной дверью – ту Степан открыл уже ключами.

И вот я очутился в обширной квартире незнакомца – прихожая, слева – проход в гостиную, впереди – кухня. Вправо уходил коридор.

– Сначала – умойся, чёрт, от тебя несёт как от… Точно, ты же и есть бомж. – Грубовато подметил парень.

И всё же его надменность искренняя – он не притворялся, говорил, как есть, в отличие от большинства. И эта его черта мне понравилась.

Степан, указав мне стоять на месте, бросился куда-то вглубь жилища и через полминуты подошёл ко мне с большим мусорным пакетом:

– Всю свою одежду сложи сюда. Давно я за тобой наблюдал. Навскидку прикинул размер твоей одежды. Стопка будет лежать в ванной. Ты, кстати, что предпочтёшь – душ, джакузи, может, ту же ванну?

– Всё. – Отозвался я.

Мылся я долго. В итоге решил принять только душ и ванну. Впервые за долгое время увидел своё тело – ну я и страшный!

Голубые глаза словно потухли от вечного пьянства, светлые пышные волосы уже седели и выпадали, лицо – изборождено мелкими морщинами. Тело – худое, но не сильно. Спина сутулая, ногти – длинные, грязные, отросшие.

Ну от меня и воняло!

Наконец, на моё удивление, Степан лично меня подстриг – волосы, ногти. Велел надеть мне маску на лицо, отчего то немного преобразилось. Уложил мою причёску назад, наподобие андерката.

Через час – может, чуть больше – мы расположились в гостиной.

Огромная библиотека – на несколько тысяч томов. Рабочий стол слева, над ним – те же полки. Диван, сверху которого – стеллажи. И маленький столик с двумя креслами по центру помещения, прямо на изысканном ковре.

Карие глаза незнакомца сверкнули:

– Ну, хоть на человека стал похож.

Он закурил сигарету, налил себе то ли коньяка, то ли виски – совсем немного. Разумеется, я держал себя, как мог – хотелось выпить.

Белозёров отдернул мою руку:

– Ты либо пьёшь мало, либо не знаешь меры. Увы, ты, Аркадий, из последних. А вот сигарету предложить могу.

– Не курю. – Возразил я.

– А следовало бы. Вроде человек взрослый, а такой дурной – и после этого говорят, что молодёжь невоспитанная.

– Давай сразу к сути. – Уточнил я. – Зачем ты мне помог?

– Да просто так. Приглянулся ты мне. Понимаешь, мой отец геологом был. Якобы путешественником. Составлял всю свою жизнь энциклопедию.

– И что же?

– Ты, вроде как, работал вместе с ним, нет?  – Поинтересовался Степан.

– С чего ты взял?  – Изумился я.

– Да сдуру – вот заняться мне было нечем. – Ехидно произнёс парень.

Он меня вечно подкалывает – подумал я – впрочем, имеет на то полное право.

– Кстати, ты голоден?

– Да.

– Поговорку знаешь? – Кто не работает, тот не ест. Будешь работать на меня, а взамен – проживание в моей квартире, питание.

– А деньги?

– Ты сразу всё пропьёшь. – Верно подметил Степан. – Так что, договорились?

– Хорошо. – Сразу согласился я. – Всё равно это в сотню раз лучше, чем побираться по улицам.

Мы пожали друг другу руки. Белозёров докурил сигарету:

– Тебе знаком такой человек, как Фёдор Сарнов?

В памяти сразу всё всплыло – и Сарнов, нахальный начальник, и то, как я на него работал. И… Трагическая смерть Фёдора в одной из экспедиций, о которой кричали все газеты.

– Да. – Подтвердил я.

– Какими исследованиями он занимался? – Спросил Степан.

– Ну, разными, а в чём здесь твоя выгода?

– Он – мой отец. Правда, немного ублюдок, но всё же. Может, и хорошо, что он помер, но его исследования довольно интересные были.

Ошеломлённо я приподнял брови – так говорить о своём погибшем отце! Впрочем, с той истории минуло сколько… Лет 20?

– Ну и взять я решил, как ты догадался, девичью фамилию матери. Да и звучит она куда лучше. А Сарнов – будто с языка срубили, понимаешь?

– Понятно. – Кивнул я.

– Мать, кстати, тоже умерла. Правда, всего лет пять назад – не сказать, что её тоже особо любил, но квартира мне хорошая досталась, согласись?

– Угу. – Прогудел я, а сам подумал – ну что за циник!

– В общем, говори, чем он занимался, а потом… – Белозёров сверкнул глазами – отправимся!

– Куда?

– На Байкал – этот подонок же там потонул.

– Не могу не согласиться. – Проговорил я. – Твой отец меня с работы выгнал, на моё личное дело столько жути нагнал, что меня ни на одну работу не брали. Ещё девушка тогда бросила, родители погибли – их убили. Лихие 90-е, нечего сказать.

Мне продолжать? – Посмотрел я на парня.

– Конечно. – Интересно ведь.

– Так вот, было это вроде как в 1994… Или 1993.

– 1994. Ты совсем из реальности выпал. – Уведомил Степан.

– Ладно. Так вот, Сарнов вёл исследования почвы в окрестностях Байкала – говорил ещё о каких-то подземных водах и прочем. Экспедиция его отправилась туда 21 июня 1994 года.

Прибыли в Иркутск. Город с распада Союза немного изменился – да везде так было – крыша, бандиты и прочая хренотень.

Затем наняли судно, вышли по Ангаре к озеру и направились к противоположному берегу, в сторону Бурятии.

Ты ведь сам знаешь – протоколы до сих пор засекречены. А из свидетелей только я и остался. Ты как меня вообще найти смог?

– Неважно, продолжай. – Белозёров закурил уже вторую сигарету.

– В общем, пару дней провели на воде. Сарнов, выродок изворотливый, давно на меня что-то готовил.

Я только по приезде обратно сюда, в Омск, узнал, что тот какой-то протокол составил по случаю его смерти. Можно сказать, уже будучи мёртвым, он мне всю жизнь по одному месту повёл.

Энциклопедию ещё свою треклятую пополнить хотел.

В общем, тогда, в 90-е, батискаф сложно было достать. А глубина у озера огромная – сам знаешь. Пришлось на какой-то старой, ещё, наверное, со времён 50-х годов, клетке спускаться.

Погода в тот день, 24 июня, стояла безоблачная. Солнце было в зените. В составе группы, помимо меня и Сарнова – ещё человек пять из разных уголков страны. Но возглавлял всё Фёдор.

Может, те события были ещё одной моей точкой невозврата – в мистику-то я никогда не верил. Но обо всём по порядку.

– Не строй из себя роль рассказчика. И какая к чёрту мистика? – Изумился Степан.

– Самая обыкновенная. – Объяснил я. – В целом, начали мы спуск. Сто метров, двести, затем пятьсот.

В том месте, вроде как, глубина была чуть больше километра. Добрались до самого дна, а под ним – ущелье.

«Говорят, здесь может находиться месторождение нефти». – Подметил один из геологов.

«Да вряд ли». – Фёдор поправил волосы. – «Наша цель – исследование подземных вод».

Все замолчали. Небольшая рыбина проплыла рядом, затем ещё одна. Все будто оплывали саму расщелину стороной.

Сарнов взял рацию:

«Давай глубже, в пролом».

Так и поступили. Клетка стала спускаться ниже.

Оказались в самом ущелье – узкое, давление воды уже колоссальное – несмотря на то, что мы были в герметичном помещении, ну, клетке, да и к тому же в водолазных костюмах.

Стали медленно опускаться вниз.

А дна не видать – только всё глубже в бездну. В тот момент к нам всем точно нахлынул страх – я почувствовал, как вспотел в костюме.

Потом, неожиданно, будто специально, клетка пошатнулась. Я посмотрел наверх и замер. Из части ущелья, где мы находились, выплыла какая-то тварь – по-другому её и назвать было нельзя.

Метров восемь в длину, широкая, с огромной пастью рыба. Взмахнула серым плавником и уплыла в сторону.

Мы переглянулись – Сарнов страшно побледнел, один из членов экспедиции упал на пол клетки.

Кто-то перекрестился.

Фёдор, немного отойдя, крикнул в рацию:

«Продолжать спуск».

«Не глубже чем на пятьсот метров хватит». – Пояснил ему капитан.

Рация стала гудеть, барахлить. Сарнов успел только приказать:

«Плевать! Спускаемся дальше!»

Его, видимо, услышали, так как клетка снова стала опускаться, и вскоре, метров через сто, ущелье закончилось, выводя к огромной подводной пещере. Лучи фонарей заметались по сторонам.

И все сразу замерли. Где-то там, с краю, прямо на стене ущелья, возвышался гротескный древний храм, построенный прямо в скале. Тёмный, мрачный, с высокими шпилями, странными символами на куполах вместо креста он словно глядел на нас.

От ужаса перехватило дыхание. Пребывая в шоке я, да и все остальные, просто застыли. Затем фонари метнулись в ином направлении – и там, с другой стороны, величаво располагался высеченный в скале то ли храм, то ли замок.

«Что это такое?» – Первым подал голос геолог с Владивостока – глава одноимённого геологического института.

«Здесь кто-то есть?» – Как-то робко озвучил я мысль всех.

Да, и вправду – КТО мог это построить?

Древняя цивилизация, живущая здесь до нас? Инопланетная раса? Быть может… Да кто, чёрт подери, это мог быть?

Одно – исследовать подземные воды. Совсем иное – вот это. В сознании смешался страх перед неизведанным и гордость первооткрывателей. Да кто нам поверит, если мы выберемся наружу?

Или все мы – безумцы?

«Смотрите сюда!» – Вдруг воскликнул Фёдор Сарнов, и фонарь его метнулся куда-то вперёд и вниз одновременно.

Мы даже не поняли до конца масштаб ущелья – фонари наши могли осветить только часть пещеры. И мы увидел руку, огромную, каменную, держащую в руках книгу.

Дальше фонари наши не доставали. В голове я додумал облик памятника – и мне он представился огромным.

В глубину ущелья, несколько сот метров высотой, где-то там, в самом центре пещеры, возвышался он, олицетворяя величие древней цивилизации.

«Надеюсь, они вымерли» – Один из геологов попытался оттереть лоб, но забыл, что он был в водолазном костюме.

Эта реплика ввергла меня в судороги. Вымерли – да, несомненно. Надеюсь, так оно и было. К каким знаниям могла вести эта пещера? Что скрывала?

Неожиданно впереди что-то загрохотало – огромная несуразная рыба, нет, настоящий монстр выплыл к нам. Большой, необъятный, с широкой пастью, тупым блеском тёмных как мгла глаз, он направился к нам.

Не было и секунды промедления – все, как один, устремились к катушке, общими усилиями стали взбираться вверх, туда, где есть солнечный свет.

Пещера задребезжала. Монстр проплыл мимо.

Несколько минут, может, и больше – но они показались нам часами – мы взбирались всё выше, доплыли до входа в ущелье и дальше вверх – ко дну древнего и тайного озера.

Когда мы были уже у самого выхода, Сарнов достал камеру, сделал несколько беглых снимков, воскликнул:

«Это прорыв! Новое научное открытие!»

Но я не слушал его безумных окриков. Хотел, как и все, только поскорее выбраться оттуда.

И вдруг ущелье затряслось. Огромное существо, которое мы уже видели, выплыло к нам из пучины не только глубин, но и целых веков, тысячелетий, что разделяли нас.

А вверху показалось нечто поменьше – то, что задело трос, когда мы спускались. Они окружили нас.

Мы стали взбираться выше. Клетка пошатнулась – раз, второй. Ещё не больше полусотни метров до дна – надо только вытерпеть. Мы почти поднялись.

И внезапно та тварь с глубины решила подобраться выше, содрогнулось ущелье, так как то было уже ей не по размерам – несколько глыб откололись, подбили монстра, и тот рухнул вниз, заваливая себя и единственный проход к древнейшей пещере.

А сверху существо поменьше продолжало нарезать круги над тросом. Секунда – и пасть впилась в трос, с нескольких попыток расшатала его, прогрызла, и клетка, отделившись от единственного пути выхода на поверхность, стала падать.

Сарнов вмиг попытался толкнуть меня, ухватиться за катушку, но я пнул того, думая в тот момент только о спасении. Вместе с другими геологами Фёдор провалился вниз, на глубину, и остался там навсегда.

А я, истощенный, под жутким давлением, не зная, как, стал ползти вверх. Не понимаю, как бы я это смог сделать – всё равно бы погиб, но, благо, наверху что-то поняли и трос стал медленно подниматься.

Монстр, что уничтожил клетку, скрылся. Фотоаппарат так и остался на дне, а я заблаговременно решил ни о чём не рассказывать. Вскоре я-таки выбрался на поверхность, взошёл на борт судна и велел уходить оттуда ко всем чертям.

Вроде, на этом всё. Остальные подробности ты итак более-менее знаешь. – Заключил я, и Степан Белозёров взглянул на меня:

– Я думал отправиться туда.

– Ты что – мне веришь?  – Удивился я.

– Ну а почему бы и нет? – Ты хотя бы честнее, чем большинство живущих людей.

– Проход, как я и говорил, завален – туда уже не пробраться. – Сообщил я.

– А других выходов к той пещере нет? – Поинтересовался парень.

– Я долго работал геологом – наверное, нет.

– Ключевое – это «наверное». Удивляюсь, как ты променял такую интересную жизнь на алкоголь.

– Ты не понял – твой отец поменял мою жизнь.

– Будешь винить во всём других – и никогда не изменишься. Да, Фёдор Сарнов – мерзавец, каких поискать. Но сейчас-то ты исправишься?

– К чему ты ведёшь?  – Осторожно спросил я.

Белозёров поднялся, подошёл к книжному шкафу, вынул с третьей, если считать сверху, полки, какую-то потрёпанную книгу и вернулся обратно:

– Это – энциклопедия моего отца. И в ней написано много интересного. Единственный сохранившийся экземпляр. Так что, ты со мной?

Я замялся – неужели ко мне наконец-таки повернулась судьба? И от такого шанса я не планировал отказываться.

– Я хочу её дополнить. – Решительно проговорил Степан. – И предлагаю вам, Аркадий, поучаствовать в некоторых исследованиях.

– Пожалуй, я буду только «за». – Впервые за долгое время ухмыльнулся я, и мы погрузились в изучение ветхого покореженного тома.

На столе стояла пепельница и стакан с недопитым виски. Парень что-то объяснял, а я внимал его словам и смотрел на блеск его карих глаз – такой же, что был у Сарнова, когда он увидел ту подводную пещеру.