Довелось мне как-то в студенческие годы побыть переписчиком. Наш университет тогда потыкали палочкой на предмет «дайте нам раб-силу», а альма-матер не придумала ничего лучше, как запихнуть на это дело наш поток с аргументацией «все равно вы не учитесь ничерта, так хоть государству послужите». Цитата очень примерная и частично зацензуренная, ибо радостную новость, что нам предстоит ходить по неизвестным квартирам и пытать людей на предмет «кто такие?», сообщал нам наш куратор.
Не сказать, чтобы очень уж мы сопротивлялись. Во-первых, легальный откос от пар. Во-вторых, нам это засчитывалось за одну из практик. И, в-третьих, самых приятных, за это давалась денежка. Что нам, студентам, было лучшим аргументом.
Раскидали нас по районам проживания, определили на переписные пункты, выдали обмундирование в комплекте: сумка с документами, шарф, удостоверение и выпнули переписывать это самое население. А поскольку время у нас неспокойное, и неизвестно еще, кто откроет, к девушкам-переписчицам в помощь определяли парней. Днем по квартирам ходил дуэт переписчица+охранник из таких же студентов, а вечером переписчица+пригнанный для охраны курсант военного училища.
Честно скажу, пару раз охрана даже пригодилась, в те квартиры мы потом в сопровождении нашей доблестной-и-с-погонами приходили. Парадокс, но при виде стражей порядка еще недавний дебошир, чуть не спустивший охранника и переписчицу с лестницы, превращался в кроткого ягненка. Чудеса, да и только. В остальное же время охранник был кем-то вроде Санчо Панса. Таскал сумку, держал бланки. Верный оруженосец в борьбе против ветряных мельниц в головах наших и не наших соотечественников.
А соотечественники попадались разные. И сильный и независимый с табуном кошек, и семья, к которой «приехали родственники из Казахстана, совсем недолго погостят, вы их не переписывайте», и «ой, а я когда-то тоже была переписчицей!» и рассказ на три часа… Не обошлось и без эльфов, троллей и клингонского, как родного языка.
А случалось и совсем удивительное в самом хорошем смысле.

Это была уже не первая квартира и даже не первый день переписи. Мы с моим Санчо Панса, с которым, к слову, я познакомилась только в начале переписи и еще не успела нормально с ним пообщаться, совершали очередной рейд на вверенной нам территории.
Стандартный набор действий:
Звонок в дверь.
Кто там?
Перепись населения, откройте, пожалуйста.
Щелчки открываемых замков и цепочек.
Открыла нам сухонькая старушка. Мы, наученные горьким опытом, уже приготовились к допросу с пристрастием, проверке документов и сверке с базой данных «проституток, наркоманов и мошенников», имеющейся у каждой старушки такого вида. Ну, есть люди, о которых первое впечатление именно вот такое.
Но, к нашему же удовольствию, старушка расплылась в мягкой улыбке и охотно пригласила зайти. Отступая от темы, хочется отдельно поблагодарить людей, предлагавших нам пройти в комнату или хотя бы приносивших стул – за день так набегаешься между квартирами (а все вверенные дома – пятиэтажки, где о лифтах и не слышали), что спина отстегивается, да и банально удобней заполнять бланки сидя, чем балансируя в стиле пьяного журавля, заполняя бланк на коленке.
Поблагодарили, разулись, прошли. Санчо пока на диванчик с краешку присел, я же начинаю расспрашивать старушку по бланкам. И тут, видимо, старушку прорвало. Пожилые люди вообще любят поговорить, о себе рассказать, вот и она не выдержала после вопроса о том, как давно здесь проживает.
Раньше они семьей в селе в области жили, а потом, после войны уже (она еще маленькая была, а все равно помнит многое), отец то ли повышение получил, то ли как труженик фронта квартиру получил, то ли еще что, и с семьей перебрались они в эту квартиру. А связь с селом со временем потеряли. Сейчас вот она одна тут живет. Дед(муж) помер лет семь как, дочка с внуками за границу перебралась, приезжает редко. А чего б ей часто-то приезжать, коль квартира все равно на нее записана. «Нету ей смысла. Помру, так ей и проблем не будет. Я сама на нее давно все переписала» - врезалась мне в память эта вот фраза.
Спрашиваю дальше старушку, а краем глаза отмечаю, что по ходу рассказа охранник мой как-то хмурится и в старушку внимательно вглядывается. Уловил в разговоре паузу и такой ненавязчиво:
- А как, еще раз, ваша фамилия?
- По мужу-то я Иванова, а в девичестве Синицына. Сейчас себя все время Синицыной называю, не могу мужниной фамилией зваться, сердце колоть начинает.
- И я Синицын. Вы вот говорили, что из такого-то села с семьей переехали.
- Да. Давно это было. А что такое?
- У меня прадед с того же села. Семен Макарович.
Сижу я, как на теннисном турнире, от Санчо к старушке взгляд перевожу. А старушка, хоп, и бледнеет. Ну, думаю, все, сейчас либо самим аптечку искать, либо скорую вызывать. А старушка тем временем к шкафу. Достает старый фотоальбом и страницы листает. Руки дрожат.
- Вот, посмотри.
Показывает она Санчо фотоальбом. Там фотография: трое солдат. Но фотография уже после войны, 45 годом датированная, видимо, как вернулись с фронта, так их и сфотографировали.
- О, точно, вот прадед мой! У деда такая же фотография дома на стене висит. Только немного другая, там еще собака с ними.
Старушка на диван рядом с Санчо садится, а у самой слезы на глазах. И улыбается.
- Вот уж не ожидала, что под старость лет такое приключится. Справа, видишь, стоит? Это мой отец. Они с Семеном Макаровичем двоюродными братьями были. А посрединке – это Григорий Афанасьевич, друг их.
- Точно, Григорий Афанасьевич.
Кое-как удалось закончить заполнять переписные бланки, пока охранник мой родне дозванивался. Старушка нас чаем напоила, а уже вечером встречала гостей в лице пусть и дальних, но родственников.

Вот такое вот «Жди меня» невольно случилось на переписи населения. А Санчо с семьей теперь ездят к старушке в гости на пироги.

Всем удачного дня и хорошего настроения.