Игра со смертью, в которой человек добровольно рискует жизнью без всякой необходимости, характерна для юношества. В рассказе американского писателя «Русская рулетка» два подростка выясняют отношения, приставляя поочередно к виску револьвер, и, крутанув барабан, в котором заложен один патрон, нажимают на спусковой крючок. Судя по названию, подобные игры — одно из проявлений загадочной русской души. Во всяком случае трудно представить себе, например, немецкого юношу с его повышенным инстинктом самосохранения и отсутствием комплекса неполноценности, поскольку он вырос в атмосфере любви и уважения, участвующим в такой игре.

На фронте подобную игру я наблюдал всего раз: возможностей доказать свою смелость здесь было предостаточно, а смерть и без того подстерегала на каждом шагу.

В этот день мы, несколько ребят из взвода разведки, оказались в окопах первой роты. Ночью я привел сюда полевую кухню. Кстати, сопровождать повара было необходимо, так как предыдущей ночью он, то ли заблудившись, то ли испугавшись, скормил еду неизвестно кому, и роты целые сутки были голодными.

В штаб возвращаться не хотелось. Я нашел отдельный окопчик и завалился спать. Проснувшись, я увидел, что погода была чудесной, стояло бабье лето. Я заметил в соседнем окопе другого разведчика, Колю Карлова и перебежал туда.

День был спокойный, перестрелка была редкая, и мы болтали, вспоминая довоенную жизнь.

Окоп был мелким, и колина голова периодически мелькала над бруствером.

Вдруг ушанка слетела у него с головы. Мы не поняли в чем дело, но когда он поднял ее, мы увидели, что на том месте, где обычно прикалывают звезду, была маленькая дырочка, а на обратной стороне — большая дыра, из которой торчали клочья ваты. Самое странное, что на черепе у Коли не было даже царапины.

Какой-то дотошный снайпер даже в такой прекрасный день, вместо того чтобы наслаждаться природой, исполнял свой долг. Мы посмеялись и порадовались колиному везению. (Вечером, когда Коля осознал, что был на волосок от смерти, он напился и всем демонстрировал свою шапку.) Продолжая смеяться, я оглянулся вокруг. В соседних окопах находились молодые солдаты-сибиряки, которыми пополнили наш батальон несколько дней назад. И тут мы увидели то, что заставило нас перестать смеяться. Один из них вылез из окопа, встал в полный рост, прицелился в сторону немцев и выстрелил. Чтобы Вы могли представить необычность происшедшего, вообразите, что Вы увидели на улице человека, ползущего на четвереньках. На передовой, где все время свистят пули и осколки, нормой является сидение в окопе, ползанье по-пластунски, быстрые перебежки, согнувшись в три погибели. Встать в полный рост над окопом — это безумие. Я подумал, что он выискал особо важную цель и выглянул из окопа. В полукилометре от нас виднелись немецкие окопы, но там ничего необычного не было.

После выстрела сибиряк спрыгнул в окоп. Мы с Николаем недоуменно переглянулись и продолжали беседовать. Но тут из окопа выскочил второй сибиряк, не целясь, выстрелил, передернул затвор, выстрелил еще раз и спрыгнул в окоп. Тут до нас дошло: ребятам стало скучно сидеть в окопе, и они играют в своего рода рулетку: кто дольше простоит под пулями. Такую игру со смертью мне видеть еще не приходилось.

Надо сказать, что смелость у ребят-новобранцев обычно проходит три стадии: вначале они безрассудно храбры, не понимая и не чувствуя опасности.

В своем юношеском эгоцентризме каждый из них не понимает, как это может убить именно его, такого неповторимого. После участия в атаке, когда они видят падающих мертвыми своих товарищей, когда пули и осколки прошивают их шинели, наступает вторая стадия — панического страха. Немецкий танк может быть еще за два километра, а боец, находящийся в таком состоянии, в панике выскакивает из окопа и несется прочь. И только потом некоторые вступают в стадию холодной трезвости, умения различать подлинную и мнимую опасность, приобретают способность подавлять в себе страх и, наконец, совершать смелые поступки, когда этого нельзя избежать, не уронив себя в глазах ребят.

Тут из окопа опять выскочил первый сибиряк, не целясь, быстро щелкая затвором, сделал три выстрела и спрыгнул в окоп. Одновременно с третьим выстрелом несколько пуль просвистели рядом. Немцы включились в игру.

Ребятам, конечно, везло. Голубое небо и яркое солнце расслабляли. И мы, и немцы наслаждались хорошей погодой, и стрельба была редкой.

Второй сибиряк начал дозаряжать винтовку, намереваясь выскочить из окопа. Мы с Николаем начали давать советы, «болея» за игроков.

— Подожди, не торопись, выжди какое-то время, — вспомнив о снайпере, который сшиб с него шапку, крикнул Николай, — пусть немец расслабится и опустит винтовку.

Наконец сибиряк выскочил из окопа. С молниеносной быстротой он передергивал затвор и, не целясь, нажимал на спусковой крючок. Четвертый выстрел он делал, уже спрыгивая в окоп.

Даже нам в соседнем окопе было видно, как побелело его лицо. Мы решили, что игра на этом кончится. Но тот, первый, сосредоточенно начал загонять патроны в магазин.

— Убьют, — сказал Николай.

— Необязательно, — из чувства противоречия возразил я, — Ну, может быть, после четвертого выстрела.

— Спорим, что раньше, — сказал Николай.

— Идет.

— Выскочи из другого места, — крикнул я сибиряку.

Он посмотрел на меня отрешенным взглядом, но все же передвинулся в другой конец окопа. Чувствовалось, как борются в нем гордость и осторожность. Лицо поочередно выражало то решимость, то растерянность.

Пятый выстрел он сделал, уже падая в окоп. Мы с Колей перебежали к нему. На шапке, чуть ниже того места, где прикрепляют звездочку, виднелась дырка.

На следующий день Коля Карлов как член партбюро батальона отправил похоронную со словами: пал смертью храбрых.

Записки бойца-разведчика
Вегер Леонид Леонидович