Он сидел за столом и кушал. И кричал. И махал руками. И говорил о какой то «революции». Мол, не будет теперь богатых и все будут равны. Мать возилась молчала. Отец изредка наливал себе самогону и не закусывая глотал. Не пьянея. Как обычно. А гость не пил. Курил дурацкие папиросы и носил старый наган на поясе. И снова кричал. Наведем мол порядок. Заберем у всех всё и будет все общее. И мне это не понравилось. Отец мне жеребчика обещал. А теперь получается он будет не только мой , но и деревенских что ль? А деревенских я не любил. Как и отец. Пили они много. Работали мало. На нас косились. Потому и жили мы отдельно. И земли нашей нам хватало. И мать по праздникам пекла нам пироги. А этот не унимался. «Новая власть!» кричал. Кулаком по столу стучал. Говорил отцу чтоб сдавал зерно и скот этой новой власти.
- А ежели нет мне надобности сдавать вашей этой власти, добро наше?- вдруг спросил отец.
Гость покраснел и пообещал что завтра придет с бойцами и силой заберет а отца «кулаком» каким то назвал.
- Не горячись. Сдам всё- сказал батя- Чего пропадать то задаром?
-Это правильно- обрадовался этот с наганом- Наливай хозяин!
- Ты погоди то самогон травить. Наливка есть у меня. Хозяйка делает для гостей вроде тебя- Отец поднялся и вышел поманив мамашу за собой.
Гость сидел и курил. И ворчал что то себе под нос неслышно. Разобрал только «Не хотят они…деревня..тёмные.
.». Дверь тихо отворилась. Вернулся батя. Без бутыли. С топором в руке. Сделал знак мне чтоб сидел тихо. быстрым шагом подошел к гостю сзади. Рубанул с плеча. Тот молча повалился на пол.
- Иди сюда, помоги – 
Я слез с печи. Подняли тело, выволокли к лесу. Устали пока рыли яму и закапывали. Я хотел было наган себе забрать да батя не позволил. Вернулись в дом. Мать уже прибрала со стола и вымыла кровь.
- А если придут за ним? Что будет?- спросила она
- Ну коль придут, то пусть поищут. Мы не видели. А куда подался, кто его знает? Россия то большая.- ответил отец- Вы лучше спать ложитесь завтра прежде чем на рынок ехать, огород вскопать надобно да скотине корму задать. И вышел. 
А ночью слышал я как отец стоя перед иконой шептал – «Прости Господи меня грешного. Поступил я по разумению своему…..»


Марат Лугуев