https://www.deviantart.com/mequiloano/art/Celestia-acquires-...

(Это все НЕ МОЁ, а с сайта газеты Вечерний Брест. Читайте там.

(Автор - ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ http://www.vb.by/projects/oldbrest/)

Вещь необыкновенная! Статьи постепенно собираются, и выходят отдельными книгами.(Очень много неизвестных и трагических историй. Захватывает.)

Часть первая: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_101semya_shendruk_ch...

Часть Вторая: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta102gorodskie_plantats...

Часть Третья: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta102suvorovskiy_most_p...

Шендруков по одному вывезли в партизанский отряд. Вывозил дядя Лучко, житель деревни Рогозно, приезжавший в Брест на базар. В условленное время, когда телега возвращалась обратно, Шендруки выходили за Кобринский мост, крестьянин их подбирал и доставлял к себе.

В Рогозно оставались до утра, потом их на три дня перевезли в Бусни в дом Ивана (Ванюхи, как его называли) Шелегейко. К Ванюхе пришли некто Можаев и Жаров (первый из них после войны возглавит Брестский горком партии). У Лиды было при себе много облигаций, которые собирали по людям, – отдала Можаеву для переправки на Большую землю. А еще отжалела две коробки «Казбека», чему мужчины очень обрадовались. Лидина подруга Женя Гонславская работала на табачной фабрике на Садовой (ныне Орджоникидзе), где часть зарплаты выдавали сигаретами. Вероятно, это были старые запасы: в войну фабрика выпускала совсем другие, длинные немецкие папиросы с гильзами по 100 штук в пачке.

После Бусней было еще два или три постоя, прежде чем Шендруков и Елизавету Усанову с маленькой дочкой привезли на партизанскую базу в районе Белого озера. Жили в землянках, а на зиму женщин и детей под видом беженцев расквартировали по деревням. Лиду с мамой поселили в одну семью, сестру Валю с Усановой – в другую, было еще несколько жен военных... Когда, случалось, ехали каратели, партизанские семьи успевали предупредить, и они уходили в лес.

Обычно все происходило заблаговременно, но в марте 1944 года был случай, когда поздно хватились... О приближении немцев сообщили в 2 часа ночи, и Лида с мамой спросонья в одних рубашках босиком через болото, трясину перебрались на поросший ракитой островок и сутки стояли, боясь пошевелиться. Ночью был мороз, босые ноги окоченели, а немцы развели вокруг болота костры, грелись и играли на губных гармошках. Днем пригрело солнышко и лед подтаял, приходилось стоять в воде, а сверху кружили самолеты и поливали свинцом по кустарнику. Так мерзли до вечера, пока немцы не ушли. Когда вернулись в деревню, хозяева налили каждой по стакану самогона-первача, заставили выпить, растерли тело – и на печку.

Отец и позже брат находились в действующем отряде, а Лида с Валей привлекались как связные. Куда только ни приходилось ходить – в пружанские, дахловские, кобринские леса... Наиболее часто посещаемой точкой был хутор в старосельском лесу, куда доставлялись сведения, карты, патроны, автоматные диски... Однажды Лиду с такой передачей вез на телеге парень Гришка, а навстречу колонна немцев. Гришка пытался развернуться, но лошадь рассупонилась и ушла, а воз остался посреди дороги. Лида с картой и дисками в полевой сумке сиганула через болото – чудом не утонула. Переночевала в стогу и вернулась в расположение.

Брат Евгений пришел в партизаны отдельно. Когда перед уходом Шендруков в лес немцы арестовали его и следом всю семью (об этом рассказано в предыдущей главе), Женьке как-то удалось отбрехаться. При всем разнообразии подходов (физические пытки, моральное воздействие, задабривание, вербовка) у следователей немецких спецслужб имелся набор постулатов, в которых при желании можно рассмотреть элемент права на защиту. Так или иначе, аргументы младшего Шендрука не дали немцам достаточной доказательной базы, чтобы его повесить, но и на оправдательное решение не тянули – мерой наказания был определен вывоз парня на работы в Германию. К слову, тем же эшелоном отправили Евгения Лотыша и семью Шощиц, арестованную в один день с Шендруками.

По пути в Германию Евгений бежал. Во время стоянки эшелона на станции Бельско-Бяла остарбайтеров партиями водили в туалет. Конвоировал полицай, с которым Женя учился в школе. Зная о намерениях однокашника, тот предложил задержаться в уборной: «Зостань ту и уцекай!»

Лидин брат так и сделал. Лесами добрался в родные края и пришел в партизанский отряд. Здесь его допросили, проверили. Убедившись, что никого не выдал, восстановили в доверии, стали посылать на задания.

Когда Брест освободили, Женька на пару часов забежал домой со своим командиром. Партизан сразу мобилизовали в действующую армию. Под Варшавой при форсировании Вислы Шендрук был ранен, лежал в госпитале. Получил задание остаться в Польше – теперь об этом можно говорить. Женился и прожил жизнь в бывшем немецком городе, доставшемся Польше при послевоенном переделе Европы. Работал в инженерно-морском ведомстве, строил мол в Сопоте. После смерти Сталина стал навещать Брест, а родные ездили к нему.

У Шендруков остались теплые отношения с хозяевами из деревни Теляки Жабинковского района – Александром Романюком (в деревне его звали «Санько») и женой Серафимой, прятавшими их у себя в последнюю зиму оккупации. Но уберечь своих спасителей от послевоенных разборок Лидиным родителям не удалось.

Так получилось, что не все деревенские полицаи успели уехать с немцами в период отступления. Деться им после войны было некуда, и они превратились в «партизан наоборот» – сбивались в лесные шайки и ходили по деревням: сегодня столуются в одной, завтра в другой… Крестьянам отдаленных деревень было не привыкать жить на два фронта: раньше днем были немцы, ночью – партизаны, теперь днем хозяйничала советская власть, а ночью – как повезет. Тогда и сейчас ладить приходилось со всеми. «Лесные» зайдут в хату – и никуда не денешься: хочешь жить – накормишь и водочки поставишь, дашь переночевать…

Так тянулось, пока один житель не проявил сознательность: «гостей» напоил, накормил, завел в клуню спать, а сам на велосипед – и в Жабинку. НКГБ сработал оперативно: мигом на машины, окружили дом и, встретив сопротивление, всех «лесных» перебили. В живых остался только один – местный хлопец, бывший полицай. Лучше бы порешили и его: на допросах он всех в окрестных деревнях сдал – у кого останавливались, ели, спали... Разбираться особенно не стали – записали всех в сообщники и посадили; на пять деревень остались старики да дети.

Владимир Шендрук ходил по инстанциям, рассказывал, как в войну эти люди помогали им, партизанам. Пробовал объяснить, чем для любой семьи закончился бы отказ – будь то в войну партизанам или бандитам сейчас. Шендруку отвечали: «Надо было заявить!» Тому, кто проявил сознательность, поехав в Жабинку, отстроили сгоревшую при обстреле клуню и выдали премию. А остальным присудили огромные сроки – и валили они таежный лес, пока Сталин не умер. Поговаривают, так сошлось, что несколько человек возвращались после амнистии в одном поезде с тем самым полицаем, который всех выдал. До дома он не доехал.

Утром 28 июля 1944 года Брест освободили советские войска, и Шендруки в тот же день вернулись в безлюдный город. Свой дом обнаружили с вываленной торцевой стеной, но могло быть хуже: на месте дома Каганов зияла воронка. Еще одна бомба упала в конце спуска с Кобринского моста и, не разорвавшись, ушла в насыпь – возможно, по сей день там лежит.

Лида пошла в сад Лотышей, набрала яблок – утолили голод. Несколько последующих дней отец ходил по руинам и стаскивал домой доски, щиты – все, чем можно было залатать стену.

Скоро отца вернули в должность директора «Зеленхоза». Партизаны получили много должностей, поддерживали друг друга. Комиссия, приехавшая осмотреть жилищные условия Шендруков, пришла к выводу, что герой-партизан и директор зеленхоза заслуживает лучшего. Предложили переселиться в симпатичный домик на ул. К. Маркса – бывший особнячок доктора Короля, ныне известный как дом Машерова. Первый секретарь горкома партии Григорий Можаев, воевавший в одном с Шендруками отряде, посадил маму в машину (отец был на работе) и повез показать дом, но она ответа не дала: пусть муж решает. А отец был категоричен: здесь какое ни есть, но мое, а там – чужое, откуда в любой момент могут попросить. Такова была логика мышления местного человека, пережившего пять властей и укрепившегося во мнении за полтора предвоенных года – период квартирных споров прибывавших восточников. «Хотите сделать добро – отдайте мне землю Каганов». И Шендрукам добавили участок расстрелянных в гетто соседей. Владимир Савельевич разбил здесь фруктовый сад.

«Когда строили типографию, сад не тронули, – вспоминает Лидия Владимировна, – его выкорчевали бульдозерами позже, когда возводили общежития. Счастье, что папа не дожил...»

После зеленхоза Владимиру Савельевичу, как большому любителю пчеловодства, предложили организовать разведенческий пчелопитомник. Владимир Шендрук с энтузиазмом ездил по области, подыскивая место, чтобы лес, речка, поле с гречихой, и остановил выбор на заброшенном имении Воляново с пустовавшей усадьбой – так был создан Радваничский пчелопитомник.

На снимке конца 60-х запечатлены герои последних глав: Лида (в замужестве Лидия Владимировна Гасипук) с сыном, Евгений Шендрук, Борис Поляков, Мария Михайловна (1891-1985) и Владимир Савельевич (1895-1983) Шендрук.