Нестандартные рассказы

Солнце, поднявшееся выше, играло на поверхности лужи, разбрызгивая по асфальту блики — золотые, алые, изумрудные. Они дрожали, переливаясь, как капли расплавленного стекла, и в их мерцании отражалось небо, дома, деревья — весь этот мир, преображенный утренним сиянием. Под ногами асфальт, еще хранящий ночную прохладу, постепенно согревался, отдавая тепло сквозь тонкую подошву ботинок.

Я вдохнул полной грудью. Воздух был насыщен ароматами — свежескошенной травы, терпким и сочным, словно сок, выступивший из стебля; цветущих вишен, чей сладковатый запах смешивался с легкой горчинкой; земли, прогретой солнцем и отдающей влагой. В этом букете была какая-то волшебная полнота, будто сама весна, вздохнув, наполнила мир этим благоуханием.

Город просыпался. Где-то впереди, у перекрестка, звонко смеялась группа подростков — их голоса, громкие и беззаботные, разрывали утреннюю тишину, как всплески воды в спокойном ручье. Я прислонился плечом к холодному металлу автобусной остановки, и резкий контраст тепла тела и прохлады железа заставил меня вздрогнуть. В груди шевельнулось легкое волнение — предчувствие чего-то нового, чего-то важного, что вот-вот должно было случиться.

Я двинулся дальше, и брусчатка под ногами отзывалась мягким, глухим стуком. Камни, гладкие от времени, хранили в себе тепло первых солнечных лучей. Ветерок, игривый и непостоянный, трепал мои волосы, принося с собой то запах кофе из открытых дверей кафе, то тонкий, едва уловимый аромат чьих-то духов, промелькнувших мимо.

Впереди, за рядами деревьев, уже виднелись стройные силуэты спорткомплекса, но я не спешил. По обеим сторонам улицы, как верные стражи утра, стояли маленькие магазинчики и кафе. Одно из них привлекло мое внимание — его вывеска, ярко-желтая, словно подсолнух, гласила: «Кофе и круассаны». Из распахнутой двери лился теплый, густой запах свежей выпечки — маслянистый, сдобный, с нотками ванили и меда. Там, внутри, наверное, только что достали из печи подрумяненные круассаны, их слоеное тесто еще хрустело, а воздух был пропитан этим божественным ароматом.

Я задержался на мгновение, впуская в себя этот запах, но двинулся дальше. Впереди, на детской площадке, звенели голоса — ребятишки, краснолицые от смеха и беготни, кричали что-то радостное и бессвязное. Их смех, чистый и звонкий, как колокольчики, заставил меня улыбнуться. В памяти всплыли давние дни, когда и сам я, маленький, носился по таким же дворам, не зная забот, чувствуя только солнце на щеках и ветер в распахнутой куртке.

А потом — цветы. Целые горы их, выставленные у входа в цветочную лавку. Тюльпаны, алые, как капли вина, нарциссы, белые и желтые, будто маленькие солнца, опустившиеся на землю. Их аромат, сладкий и свежий, наполнял воздух, смешиваясь с запахом земли в горшках, с легкой сыростью политых водой стеблей. Я остановился, впитывая эту красоту, и вдруг понял: весна не просто пришла. Она жила здесь, в каждом листе, в каждом луче, в каждом вздохе этого утра.

И с этой мыслью, с легким сердцем, я шагнул навстречу новому дню.

Музыка в наушниках гремела, как набат, как призыв к битве. Каждый бас, каждый удар барабанов врезался в сознание, будто молот, выковывающий решимость. Ритм, мощный и неумолимый, пульсировал в висках, стучал в груди — ровно, гулко, как сердце перед прыжком в пропасть. Я шагал быстро, почти бежал, и ноги сами несли меня вперед, будто земля под ними пружинила, отталкивая вверх. Впереди темнел знакомый силуэт спортцентра.

Двери, массивные и холодные, с лёгким скрипом расступились передо мной, и я вдохнул полной грудью. Воздух внутри был густым, насыщенным — смесь пота, металла, резиновых покрытий и едва уловимой химической свежести дезинфекции. Этот запах, резкий и живой, врывался в ноздри, щекотал горло, напоминая о часах, проведённых здесь, о каждой капле крови, упавшей на маты, о каждом крике, вырвавшемся из пересохшего горла. Он был как старый друг — грубый, но честный.

В холле гулко раздавались шаги — чьи-то кроссовки шаркали по полу, кто-то торопливо перебирал ногами, разминаясь перед занятием. Голоса спортсменов, приглушённые, но наполненные энергией, сливались в невнятный гул, как ропот войска перед сражением. Я прошел мимо, ловя обрывки фраз:

«…на последнем повороте выложился…»
«…ещё два подхода, и я сдохну…»
«…сегодня точно пробью свой максимум!»

На стенах, висели плакаты — лица чемпионов, их мышцы, напряжённые до предела, их глаза, горящие безумием и верой. Они смотрели на меня сверху вниз, безмолвные, но говорящие больше, чем слова. «Только вперед!» — кричали красные буквы на одном из постеров. И я чувствовал, как их приказ впивается в кожу, как электрический разряд.

Группа молодых парней, стоявшая у тренажёров, оживлённо спорила о чём-то. Их голоса звенели азартом, их жесты были резкими, как удары. Один из них, широкоплечий, с выбритыми висками, поймал мой взгляд и кивнул — коротко, по-свойски. В этом кивке было что-то важное: «Ты здесь свой. Ты один из нас.»

Раздевалка встретила меня тёплым, влажным воздухом, пропитанным запахами — дезодорантов, свежести только что выстиранных полотенец, едва уловимой сырости от мокрых волос. Где-то капала вода, её монотонный стук смешивался с шорохом ткани, со скрипом деревянных скамеек, с приглушёнными разговорами.

«…вчера еле ноги волочил…»
«…а я сегодня намерен убиться, но взять этот вес…»

Я зашел в нашу раздевалку и подошёл к своему шкафчику — старому, с потертым номером. Деревянная скамья подо мной жалобно скрипнула, когда я сел, чтобы развязать шнурки. Ботинки, ещё тёплые от быстрой ходьбы, легко соскользнули с ног. Я переоделся в форму — привычная ткань, чуть грубая на ощупь, обтянула тело. Номер «восемь» на спине, выгоревший от многочисленных стирок, всё ещё гордо выделялся красным на чёрном фоне.

И вот — последний ритуал. Шнурки бутс туго затянуты, узелки проверены. В этот момент, как всегда, адреналин начал подкрадываться — сначала лёгким холодком под кожей, потом горячей волной, разливающейся по жилам. Пальцы слегка дрожали, но это была дрожь не слабости, а предвкушения.

— Николай, ты готов к встряске?

Голос Дмитрия, моего друга, вратаря и главного по части сарказма, прозвучал сзади. Я обернулся. Он стоял, опираясь на косяк, его широкая ухмылка сверкала во всю физиономию. В его глазах читалось то же, что и у меня — азарт, звериная готовность рвать и метать.

— Конечно! Я только разомнусь, настроюсь, и задам всем жару — ответил я с легкой улыбкой.

Вся раздевалка захохотала, и вскоре, закончив переодеваться мы вышли на свежий воздух к тренировочному полю.

Футбольное поле, окружённое зелёными мощными и высокими деревьями, в этот момент дышало жизнью. Оно покрыто яркой зелёной травой, искрящейся на солнце, а на трибунах несколько родителей и болельщиков готовились увидеть все этапы нашей сегодняшней тренировки. Мы начали разогреваться, выполняя упражнения: мячи летали по воздуху, смешиваясь с весёлыми криками и подколками.

Я вдохнул полной грудью свежий воздух. Трава была идеально подстриженной, а солнечные лучи, создавали ощущение пространства и свободы. Тренера уже расставляли фишки для разминки, а игроки активно выполняли упражнения, подбадривая друг друга.

Я занял свое место среди товарищей по команде. В воздухе витал дух соперничества.

Тренировка началась с активной разминки. Игроки передавали мяч друг другу, стараясь улучшить технику и скорость реакции. Я ловко принимал передачи и отправлял мяч дальше, наслаждаясь каждым движением. Вокруг раздавались одобрительные возгласы тренеров и смех товарищей.

Атмосфера была легкой и непринужденной, но каждый понимал, что скоро начнется тяжелая работа, а после еще и полноценная двухсторонка. Вдруг один из мячей, посланный сильным ударом, неожиданно отклонился от траектории и устремился прямо в меня.

Сосредоточившись на словах тренера, я не заметил, как мяч, словно живое существо, вылетел в мою сторону. Резкий крик тренера пронзил воздух. Пухлые облака сорвались с неба в разрез.

Удар мяча в лицо заставил меня замереть на месте. Мир вокруг мгновенно замедлился, и я почувствовал, как земля уходит из-под ног. Свет померк, уступив место тьме, и в этот миг я потерял сознание.

Когда я пришел в себя, он обнаружил себя в странном, незнакомом месте. Все вокруг было залито ярким светом, напоминающим блики на экране монитора. Пространство казалось пустым, но оно было заполнено мерцающими пикселями и статическими изображениями. Энергия была ощутимой, но непонятной.

Голова кружилась от осознания происходящего, и я пытался понять, где нахожусь. Внезапно перед мной послышался слегка металлический голос, который сказал:

— Вы покинули игру под названием "Жизнь".

Полная глава тут - https://author.today/reader/460692/4288490

— Скажи-ка, народ лесной, кто опаснее: Голый Беспалый, ныне не обременённый ничем, кроме пустоты карманов, или щеголеватый Лука Обманщик, чья жизнь целиком построена на кредитных долгах и лживых обещаниях?

Задумались животные, посовещались и ответили:

— Людей пугает не нагота, а скрытые мотивы и намерения. Тот, кто не стесняется своего положения и не пытается ввести в заблуждение, скорее заслуживает сочувствие, нежели подозрение. А вот Лука Обманщик, хоть и красив внешне, своими действиями нарушает равновесие мира. Постоянно одалживая деньги и играя чужими чувствами, он разрушает веру в справедливость и порядок.

Решил тогда царь лесов послать посланников к каждому из подозреваемых. Посланник отправился к Голому Беспальному и увидел, что живет тот смирённо, занимаясь медитациями и ремеслом плетения корзин. Взгляд его был ясным и открытым, никакого зла в нём не замечалось.

Посланник пошёл к Луке Обманщику и застал его за тщательным осмотром шляпки, покрытой новыми сверкающими украшениями. Завидев гостей, Лука поспешил спрятать лист бумаги с перечисленными займами и неоплаченными векселями.

Вернувшись обратно, посланники доложили царю:

— Голый Беспалый прост сердцем и духом, вреда от него ожидать нечего. Зато Лука Обманщик ведёт двойную игру, стремясь прикрыть свои долги блеском внешнего вида.

Обдумал царь полученные сведения и объявил решение народу:

— Говорят правильно мудрые головы: внешность обманчива, а внутренняя природа важнее внешних украшений. Так пусть Лука Обманщик исправляет свои грехи и учится честности, иначе беда его ожидает.

Сказано — сделано. С тех пор и живут они в мире, следуя правилам мудрости и справедливости.

Дорогие читатели, скажите, согласны ли вы с решением царя лесов? Есть ли среди вас такие, кто считает иначе? Кто, по-вашему мнению, представляет реальную угрозу миру и порядку?

И в тот момент, когда казалось, что нас просто сотрёт, всё изменилось.

Свет начал мерцать, складываться в образы, будто реальность сама по себе решала, что делать с нами. Я ощутил, как нечто невидимое пробегает по моей коже — дрожь, щекотка, напряжение. Пространство вокруг сгустилось, будто создавая для нас новое место.

А затем — падение.

Я открыл глаза.

В первое мгновение в голове царил туман. Сознание цеплялось за остатки сна, но что-то было не так. Слишком тихо, слишком спокойно. Мягкий свет пробивался сквозь полупрозрачные шторы, рисуя на потолке знакомые узоры. Я моргнул, стараясь сфокусировать взгляд. Всё вокруг было до боли привычным — стены, потолок, шкаф, стол. Это была моя комната.

Я резко сел, сердце застучало в груди. Что-то не сходилось. Всего несколько мгновений назад я был… где? Белое пространство, шаг вперёд… Юля!

Я огляделся, но её не было рядом.

Паника хлынула ледяной волной. Я разметал одеяло, вскочил на ноги и осмотрел комнату ещё раз, теперь более тщательно. Но Юли нигде не было. Ни на кровати, ни у окна, ни у двери. Будто её здесь никогда и не было.

— Нет… — мой голос прозвучал глухо, словно задушенный страхом.

Сердце сжалось, дыхание сбилось. Неужели её стёрло? Что, если она… не смогла? Ноги ослабли, я пошатнулся, но, сжав кулаки, заставил себя устоять. Нет, я не могу сейчас поддаться панике. Она здесь. Она должна быть здесь.

Кухня!

Я рванул к двери, вбежал в коридор, почти бегом пересёк его. Сердце колотилось, гулким эхом отдаваясь в висках. Если её нет там…

Я влетел в кухню и застыл.

Юля лежала на полу.

Мои лёгкие сжались, когда я увидел её вытянутое тело. Её глаза были широко раскрыты, устремлены в потолок, а выражение лица… непроницаемое.

Я судорожно вздохнул, чувствуя, как паника смешивается с облегчением. Она здесь. Она не исчезла.

— Я вспомнила! Я вспомнила всё!

Юля глубоко вздохнула, её глаза вспыхнули осознанием, а голос дрожал от эмоций. Она прижала руки к груди, словно пытаясь удержать то, что только что вернулось в её сознание. Затем, подняв на меня взгляд, она продолжила:

— Я жила в месте, где люди и кошко-люди… неко… сосуществовали вместе. Это был мир, похожий на твой. Люди и неко работали бок о бок, строили семьи, делили одну реальность. Мы не были чем-то необычным, просто частью общества.

Она провела пальцами по своим ушам, будто заново осознавая их существование, и задумчиво продолжила:

— В моём городе это было в порядке вещей. Я родилась в обычной семье. Моя мама была человеком, а отец — неко. Это никого не удивляло, таких семей было множество. Моё детство ничем не отличалось от других: школа, друзья, мечты… Всё как у всех.

Юля на мгновение замолчала, её взгляд устремился в потолок. В уголках её губ мелькнула едва уловимая улыбка.

— Я помню запах дождя на улицах. Помню, как любила сидеть на крыше дома и смотреть на закат. Помню, как бегала по двору, играя с соседскими детьми, а потом забиралась на дерево, прячась от взрослых. Помню, как отец учил меня ловить рыбу, а мама ругалась, если я приносила домой слишком много. Это были простые вещи… но теперь я понимаю, как сильно я их ценила.

Она улыбнулась, но её глаза оставались печальными.

— Я училась, мечтала путешествовать… Я хотела увидеть другие города, познакомиться с новыми людьми, узнать, какие тайны скрывает мир. А потом…

Юля нахмурилась, её уши дрогнули. Её голос стал тише, почти шёпот.

— Что-то случилось. Что-то плохое. Я не помню деталей, но… что-то было связано с взрывом...

Она на секунду замерла, сжав кулаки, а затем резко выдохнула.

— Это было внезапно. Я помню вспышку. Я помню, как всё вокруг раскололось. Помню крики… а потом — пустоту. Я словно перестала существовать. Как будто меня просто стёрли.

Она посмотрела на меня, её взгляд дрожал, но в нём читалась не только боль, но и решимость.

— Я была уверена, что меня не существовало. Что я просто… часть лагеря. Просто чей-то сон, иллюзия. Но теперь я знаю правду. Я была живой. Я существовала.

Юля сжала руки в кулаки и едва слышно добавила:

— И я больше не позволю себе исчезнуть.

— Тебе больше исчезать и не надо, — я улыбался, наблюдая за ней. — Только всё это очень странно.

Юля посмотрела на меня, чуть наклонив голову, но ничего не сказала.

— Он говорил, что я не попаду в свою реальность… — продолжил я, осматривая кухню. — Тогда почему я в своей квартире?

Я провёл рукой по столу, взглянул на знакомые вещи вокруг. Всё было таким, каким я его помнил. Те же стулья, та же чашка на столе. Ощущение странности только усилилось.

Я снова посмотрел на Юлю. Она молчала, будто обдумывая мои слова.

Но это всё было не важно, главное это то, что мы смогли выбраться.

Дальше всё пошло своим чередом. Юля осталась жить у меня. Сначала всё казалось обычным, но вскоре нашлись её знакомые… Самое странное было то, что они оказались такими же, как она — кошко-люди. Более того, весь мир был населен не только людьми, но и зверолюдьми.

Генда был прав. Я не вернулся назад. Вместо этого я попал в мир Юли.

Но один вопрос не давал мне покоя. Если в этом мире есть моя квартира, то куда делся я? Тот, кто жил здесь раньше?

Я долго мучился этим вопросом. Не мог избавиться от мысли, что занял чьё-то место, что, возможно, где-то есть человек — или его больше нет — потому что я оказался здесь. В первые недели я постоянно искал подтверждения своей настоящности: смотрел в зеркало, проверял старые вещи, пытаясь найти хоть какие-то следы "прошлого себя". Но всё было так, будто я всегда жил здесь. Как будто этот мир сам встроил меня в свою реальность, подогнав все детали под новую картину.

Пожалуй, лучше не буду задаваться этим вопросом...

Жить в этом мире было непривычно. Всё казалось странным — архитектура, технологии, общественные порядки. Хотя многое было похоже на мой мир, различия всплывали в мелочах. Люди и зверолюди жили бок о бок, и это никого не удивляло. Мне потребовалось время, чтобы привыкнуть.

Но одной из самых странных встреч в этом мире оказалась встреча с Семёном.

Я узнал о нём случайно. Антон, наш общий одногрупник, позвонил мне и сказал, что его нашли. Всё это время Семён жил в другом городе, среди бездомных. Потерял память. Когда его привезли в больницу, он начал вспоминать, и именно тогда я решил его навестить.

Когда я вошёл в палату, я едва узнал его.

Семён выглядел усталым, осунувшимся, но его глаза оставались теми же — только теперь в них читалась тяжесть прожитого. Его тело изменилось: он был кошко-человеком, как и многие в этом мире. Я не сразу понял, осознаёт ли он, кто я, но стоило мне заговорить, как он слабо усмехнулся.

— Знал, что ты появишься, — сказал он.

Мы долго разговаривали. Вспоминали лагерь, пытались сопоставить куски воспоминаний, понять, что же с нами произошло.

— Ты тоже не в своём мире, да? — спросил он.

— Да. Но теперь это мой мир.

— Забавно... Мы столько пытались выбраться из лагеря, а в итоге оказались вот здесь.

Он рассказал, что почти ничего не помнит после последнего дня в лагере. Очнулся уже на улицах чужого города, не понимая, где он. Его долго считали бездомным, пока один из врачей не заинтересовался его историей и не помог восстановить личность.

— А Сова? — вдруг спросил он.

Я покачал головой.

— Я не знаю.

Мы оба замолчали.

— Возможно, она тоже где-то здесь. Или в другом месте.

Семён немного помолчал, а потом сказал:

— Я решил оставить лагерь в прошлом. Там я потерял слишком много. Но кое-что я оттуда вынес... Теперь я знаю, что хочу делать.

— Что именно?

— Жить. Делать что-то полезное. Опыт, который мы получили там... Может, он поможет нам здесь.

Я согласился. Ведь и сам решил поступить так же.

Для начала я познакомился с родителями Юли. Это было немного волнительно — всё-таки мир был для меня новым, а их представления о жизни отличались от привычных мне. Но, к счастью, встреча прошла хорошо. Отец Юли, высокий мужчина с кошачьими ушами и густыми бакенбардами, сразу же начал расспрашивать меня о том, откуда я, чем занимался раньше и какие у меня планы. Мать же, человек, была более сдержанной, но доброжелательной.

Они приняли меня как гостя, но чувствовалось, что хотят понять, насколько я серьёзен в отношении их дочери. Я постарался не ударить в грязь лицом: рассказал, что владею навыками починки различного оборудования, имею некоторый опыт работы с электроникой и механикой. Вспомнив о времени, проведённом в здании кружков, я понял, что могу использовать этот опыт с пользой.

Не теряя времени, я решил открыть свой небольшой бизнес по ремонту техники. В этом мире тоже выходила из строя бытовая техника, ломались промышленные механизмы, старые модели требовали обслуживания. Я начал с мелких заказов — починка компьютеров, настройка бытовых приборов, восстановление электроники. Постепенно дела пошли в гору, и я даже смог нанять пару помощников.

Понимая, что для дальнейшего развития мне нужны знания, я поступил на заочное обучение в местный технический университет. Совмещать работу и учёбу оказалось нелегко, но у меня была цель.

Юля в это время тоже строила свою жизнь. Она долго думала, какую профессию выбрать, но в конце концов остановилась на ветеринарии. С детства она любила животных, а теперь, когда вспомнила свою прошлую жизнь, осознала, что всегда мечтала помогать им. Мир, в котором мы жили, включал не только людей и неко, но и множество животных, нуждающихся в заботе.

Она поступила в университет, много училась, проводила часы в клинике, набираясь опыта. Время от времени, когда у меня появлялась возможность, я забирал её после занятий, и мы гуляли по улицам города, обсуждая её день и мои проекты.

Родители Юли вскоре изменили своё отношение ко мне. Видя, что я не бездельник, что у меня есть цель, они начали относиться ко мне с уважением. Отец даже предложил помощь в развитии бизнеса — у него были связи, и он помог мне найти крупных клиентов. Это позволило мне быстрее расширить дело, взять в аренду небольшое помещение и превратить мастерскую в полноценную ремонтную компанию.

Так мы постепенно обустраивали свою жизнь в этом мире.

Голос прервал мои размышления, его звучание было почти невыносимо глубоким и многозначным.

— Нет, никакого "Центрального лагеря" нет, ты глубоко заблуждаешься. Этот свет — это своеобразный выход из системы. Но то, что скрывается за ним, может тебя разочаровать.

Моё сознание вздрогнуло от его слов. Центрального лагеря нет? Но тогда что же это за свет? Выход? Это… выход в мой настоящий мир?

Я пытался осмыслить всё, что только что услышал, но ощущение странности усиливалось с каждой секундой. Этот голос не был просто внешним. Он словно проникал внутрь меня, затрагивая самые глубокие мысли. И вдруг я понял, что, возможно, я не знаю ничего о том, что происходит. И что за этим светом может быть что-то гораздо более туманное и пугающее.

Голос, как будто читая мои мысли, продолжил:

— Настоящего мира больше нет. К сожалению, он не пережил. Я не справился, и у меня не получилось сделать всё так, как бы я этого хотел. Мне помешали…

Эти последние слова повисли в воздухе, как будто тяжёлый груз. Он не закончил свою фразу, и я почувствовал, как на меня обрушилась волна вопросов. Что он хотел сказать? Что случилось с этим миром? Кто ему помешал? И почему я не могу понять всего этого?

— Как бы ты это ни воспринимал, мир был разрушен. Все сознания, что существовали в нём, должны были объединиться в едином потоке, но… вместо этого они оказались здесь. В системе лагерей, в мире-грани, в ковчеге. Как угодно называй.

Слова его проникали в душу, заставляя почувствовать невообразимый ужас. Я пытался понять, что стоит за этими фразами, но они не давали ясности, лишь глубже погружали в сомнения.

— То есть ты хочешь сказать, что выхода нет? Что мир уничтожен, а мы просто заперты в этом месте? — вопрос сорвался с губ сам собой, неся с собой отчаяние.

— И да, и нет, — ответил голос, словно пытаясь найти нужные слова. — Я поддерживаю баланс этой системы, чтобы она не разрушилась. Если она распадётся, то мир, который ты знал, исчезнет навсегда. Он не вернётся.

После короткой паузы голос продолжил:

— Этот мир — не тюрьма, не наказание. Это последнее убежище, место, где все те, кто когда-то жил, могут существовать, даже если утратили связь с реальностью. Я и создатель этой системы, и тот, кто поддерживает её равновесие. Без меня она просто развалится.

Я замер, пытаясь осмыслить сказанное. «Последнее убежище» — эти слова повторялись в голове, как нечто, что давало слабую надежду, но одновременно с этим рождало горечь утраты всего, что когда-то казалось стабильным.

— Выхода отсюда нет? — спросил я, не веря в свои слова.

Голос молчал долго, будто взвешивал каждое слово.

— Хоть наш мир и уничтожен, "последнее убежище" — это не просто ковчег, а пространственный разлом, — наконец ответил он. — Ты уже не сможешь вернуться в тот мир, который знал. Но существует множество параллельных миров. Ты, возможно, спросишь, почему я не перенёс все сознания туда. Ответ прост: если бы я это сделал, то все, кто когда-либо жил в нашем мире, просто исчезли бы, стерлись, как если бы их никогда и не существовало.

Он замолчал, и тишина наполнила пространство, как тяжёлый туман.

— Поэтому, — продолжил он, — если ты решишь продолжить, будь готов. Тебе никто не даст гарантии, что ты не будешь стёрт. Это своего рода врата, которые ведут в параллельный мир. Но цена перехода может быть слишком велика, и никто не скажет, что с тобой будет по ту сторону.

— То есть, ты хочешь сказать, что у меня есть выбор: либо остаться здесь, в этом месте, которое всё больше похоже на бесконечный тупик, либо пройти дальше, но тогда я уже не вернусь в свой мир? И при этом существует реальная возможность того, что я просто исчезну, стану ничем, стёртым из всего этого, как если бы меня никогда не было? Просто исчезну в пустоте?

— Ты всё правильно понял.

— Пиздец, — это было всё, что я мог выдавить из себя. В голове было пусто, будто всё, что я знал, все мои мысли и понятия о мире, распались, как песок сквозь пальцы.

Я «вздохнул», но, конечно, тела у меня не было, и само это действие не имело никакого смысла. Однако, ощущение тяжести, которое меня охватило, было настолько сильным, что, казалось, всё внутри меня притихло. Так, как если бы сама реальность затаила дыхание.

— Ты кто? Ты — Генда?

— Да, я — Генда. Тот, кто несёт на себе груз своих поступков, кто держит этот мир, чтобы он не развалился. Тот, кто поддерживает его существование, чтобы не дать ему распасться на части. Тот, кто разрушил старый мир.

Эти слова прозвучали тяжело, как приговор. В них не было ни сожаления, ни оправданий — лишь жестокая правда, которая раскрывалась передо мной.

— Как ты вообще мог это сделать? Почему? Зачем ты разрушил тот мир? Ты ведь знал, что произойдёт. Ты знал, какой ценой это будет стоить. Для чего ты это сделал?

— Я пытался осуществить Комплементацию Человечества, — начал он, его голос был тихим, но твёрдым. — Моя цель заключалась в объединении всех человеческих душ в единое целое, чтобы устранить разобщённость и страдания, которые разрывали человечество на части. Однако, несмотря на все усилия, мне не удалось достичь полной Комплементации. Но я смог сделать так, чтобы все сознания сохранились, чтобы они не исчезли.

Я пытался осмыслить его слова, но в голове всё ещё крутились обрывки воспоминаний о том, каким был наш мир.

— Теперь, — продолжил Генда, — ты стоишь перед выбором. Этот свет, перед которым ты сейчас стоишь, — это выход. Но учти: этот выход может стереть тебя, уничтожить твоё сознание. Если ты не исчезнешь, то попадёшь в параллельный мир, где существует та реальность, которую ты помнишь. Однако, в свой мир ты уже никогда не вернёшься. Ты не сможешь вернуться к тому, что было.

— Это я уже понял, — сказал я, и голос мой был твёрд, несмотря на всё, что творилось внутри. — Раз я уже не вернусь, а оставаться в этом месте для меня невыносимо, то думаю, выбор очевиден.

Я замолчал, пытаясь осознать то, что только что произнёс. Этот выбор был не просто трудным, он был болезненно тяжёлым.

— Но прежде чем выбрать, — продолжил я, — я хочу спросить тебя. Где те, с кем я сюда попал? Где они? Что с ними?

Генда не ответил сразу. Его молчание затягивалось, как нечто тяжёлое, и я чувствовал, как напряжение нарастает. Наконец, его голос нарушил тишину.

— Кто-то из них уже сделал свой выбор, — его слова были тихими, но каждое из них словно пробивало меня насквозь. — Но есть та, кто ещё не решилась. Она всё ещё здесь, и она ищет тебя.

Я подумал о Юле. Она была одной из тех, с кем я был связан. Раз она ещё не решилась, то я должен немедленно попасть к ней. Я обещал что выберемся вместе, значит так и будет.

— Перемести меня к ней! — прошептал я, не в силах скрыть растерянности и волнения, что заполнили меня. Мой голос прозвучал отчаянно, но в нём был тот же решительный настрой, который я пытался сохранить. Я знал, что это важный момент. Очень важный.

Всё вокруг изменилось. Пространство в тот момент словно сместилось, и передо мной возник её образ.

Юля стояла передо мной, как и прежде, с тем самым спокойным и несколько загадочным выражением лица. Она казалась такой же уверенной и в то же время такой далёкой, как всегда. Моменты затмевались тяжёлым молчанием, но я знал, что нужно начать.

— Ты... ты здесь, — сказал я, не в силах скрыть волнение. — Я знал, что ты всё ещё здесь.

Она слегка улыбнулась, её взгляд стал мягче, но по-прежнему скрывал больше, чем открывал.

— Я никогда не уходила, — ответила Юля, её голос был тихим, но чётким. — Ты слишком много раз пытался выбраться. Ты же не думал, что я уйду одна, верно?

Резко почувствовал, как что-то тёплое наполнило меня. Мы оба понимали друг друга. Мы пережили столько всего, что слов было недостаточно, чтобы выразить это. Молча, я подошёл немного ближе, и она не отступила.

— Я обещал тебе, что выберусь с тобой, — сказал я, и в моих словах звучала уверенность, но и некая печаль. — И если это всё действительно кончится, я буду с тобой, как и обещал.

Юля на мгновение задумалась, как будто что-то в её голове пересматривалось. Она не спешила с ответом, будто медленно, шаг за шагом, обдумывала каждое слово.

— Я тоже обещала тебе, что не оставлю тебя, — её глаза встретились с моими, и я почувствовал ту связь, которая не рвалась, несмотря на всё, что происходило. — Мы оба прошли слишком многое, чтобы теперь отпустить друг друга.

Тогда я вдруг осознал, как много у нас общего. Мы оба пережили множество циклов, ошибок и боли. Но мы также научились извлекать уроки из этих моментов, и несмотря на наши внутренние раны, мы всё ещё стояли перед выбором.

— Ты ведь знаешь, что это не просто. Я... не могу сказать, что не боюсь. Но я готов, — сказал я, мои слова были полны решимости. — Мы можем просто исчезнуть, но я готов попробовать если буду с тобой.

Юля посмотрела на меня с тем самым взглядом, в котором, казалось, скрыто было больше понимания, чем у кого-либо другого. Она была не просто свидетельницей всего происходящего — она была частью этого, как и я.

— Мы заслуживаем большего, — подтвердила она, слегка наклонив голову. — И несмотря на всё, что нас ждет, я верю, что у нас есть шанс… я готова.

Я  встретил её взгляд и почувствовал, как внутри меня возникает то, что было утеряно — надежда. Возможно, это и была наша реальность, наша судьба, но мы оба решили выбраться, идти вперёд, даже если это означало что мы можем просто исчезнуть.

— Ты знаешь, что мы не можем вернуться назад в наш мир, — сказал я, пытаясь скрыть нервозность в голосе. — Мы уже не те, кто были раньше. Но я выберу быть с тобой, Юля. Неважно, где и что будет дальше. Мы пойдём вместе.

Она не ответила сразу, но в её глазах появилось то, что я искал — согласие. Это было не просто обещание, это было решение.

— Тогда пошли, — сказала она, и её взгляд стал решительным. — Мы найдём путь, даже если его нет. Мы создадим его сами.

Я кивнул, и, несмотря на всю неопределенность того, что нас ждёт, я знал: всё будет так, как должно быть. Мы выбрали идти вместе.

— Генда, ответь на последний вопрос…

— Если ты хочешь спросить почему у неё кошачьи уши и хвост, или же почему у неё не было памяти, то скажу, что она попала сюда чуть иначе чем другие. Хоть этот мир и является ковчегом для нашего мира, но он сильно переплетён с другими мирами, поэтому сюда могут попасть люди из других миров. А насчёт того, почему в лагере есть копии людей, то знай, что лагерь на стыке миров. Бесконечности миров. Он порождает сущности, а так же и очищает их. Это нужно, чтобы система могла функционировать.

Он взял долгую паузу.

— Но если бы ты тогда не выдержал натиск сознаний, то ты бы просто распался.

Я закрыл глаза, и понял что ничего не понял.

Чуть подумал, ужаснулся. В очередной раз понял, что ничего не понимаю.

Спустя, наверное, пять минут я смирился со всем, что только узнал.

— Ужас, мой мир был уничтожен. Все знакомые заперты в этой системе лагерей. И всё это из-за того, что кто-то хотел объединить все сознания в единое целое… Как ты выразился “единый поток”. А вместо этого получилось то, что мы имеем. Между реальное пространство, которое сохраняет сознания. Так ещё вместо того, чтобы объединить всё они наоборот разрушаются, и делится на множество одинаковых сознаний. Да это какой-то абсурд!

— Ты всё правильно сказал. Но если этот “абсурд” не будет работать, то все кого ты когда-либо знал, попросту погибнут.

— Скажи мне, почему нельзя отсюда выбраться?! Из-за чего сюда попадают сознания из других миров? — Начал я заваливать его вопросами.

Генда молчал. Долго молчал. В какой-то момент, мне и вовсе показалось, что он изчез.

— Система лагерей развивается. Иначе говоря она эволюционирует. С каждым разом она приобретает новые возможности, которые уже и не зависят от меня. — Он снова замолчал, — я могу лишь наблюдать и поддерживать стабильность. Не больше, не меньше.

— Абсурд! - Воскликнул я.

Смысла гневаться или же кому-то или чему-то доказать был напросто тупым. Поэтому я и не пытался этого делать. Скажу больше… походу я смирился с тем, что только что узнал.

От осознания всего этого, мне стало плохо. Оставаться в этом месте становилось всё тяжелее. Вся моя сущность, чувствовало отвращение от этого места. Поэтому я решил, что больше нет збыть здесь.

Я посмотрел на Юлю.

Если я и исчезну, то надеюсь, что с ней всё будет впорядке.

— Ты готова, — спросил я девушку.

— Да.

Услышав согласие, я крепче взял её руку. После чего внимательно посмотрел в её глаза. Надеюсь это не последний раз, когда я вижу их.

Мы медленно направились к свету.

Ульянки. Их было слишком много. Сотни? Тысячи? Они заполнили всё пространство, их фигуры колыхались в мареве жара, застывшие в пугающем молчании. В глазах отражался огонь, но в этих взглядах не было ни эмоций, ни разума. Они просто стояли, словно выжидая чего-то.

Сердце сжалось в страхе.

Что теперь?

Я рефлекторно прижал Юлю ближе к себе, но в этот момент послышался голос, вырвавший меня из оцепенения.

— Хватит тупить! — резкий крик Совы прорезал гул пожара. — Хватай свою пилу и задержи их!

Я глубоко вздохнул, стараясь взять себя в руки. Всё ещё не верилось, что мне удалось вытащить её из того пространства. Юля здесь. Она в безопасности. Осталось разобраться с последним препятствием.

Я осторожно опустил её на землю, убедившись, что она лежит удобно. Теперь главное — закончить начатое.

Не теряя времени, я бросился к "Дружбе".

Пальцы дрожали от напряжения, но я быстро ухватился за рукоять и дёрнул стартер. Раздался сухой металлический звук, затем ещё один… и наконец, знакомый рёв бензопилы разорвал гул пожара.

Звук мощной машины эхом пронёсся над площадью, перекрывая даже треск огня и зловещее шипение окружавших нас существ.

В этот момент я краем глаза заметил Семёна.

Он отчаянно отбивался от Ульянок, размахивая лопатой, которая уже была испачкана кровью. Каждое его движение становилось медленнее, дыхание сбивалось. Он держался из последних сил.

А Сова…

Она не двинулась с места. Всё это время она сидела около памятника, сосредоточенно глядя куда-то в пустоту. Её губы едва заметно шевелились, словно она шептала что-то, но звук её слов терялся в грохоте бензопилы и рёве пламени.

Но мне было некогда выяснять, как именно она нас вытащит.

Я почувствовал, как на моём лице медленно появляется улыбка.

— В этот раз, всё будет иначе!

Сделал шаг вперёд. Затем ещё один.

И, наконец, бросился в гущу врагов.

Зубья пилы вошли в первое тело — звук рвущейся плоти смешался с механическим воем инструмента. Тёмная жидкость брызнула во все стороны, забрызгав мои руки и лицо.

Зомби-Ульянки один за другим падали под ударами пилы. Их искажённые, пустые лица больше не выражали эмоций. Они не кричали, не пытались защититься. Они просто шли вперёд, пока не встречались с вращающимся лезвием.

Кровь лилась потоками.

Вскоре площадь превратилась в месиво из ошмётков плоти и растёкшейся по земле зловонной жижи.

Но они всё шли.

Бесконечно.

Я не чувствовал усталости. Только азарт.

Пусть приходят.

Хаос. Кровь. Сталь.

Семён, тяжело дыша, пробился к Сове и Юле. Его лицо было в крови — чужой, не своей. Он опирался на лопату, едва стоя на ногах, но он выжил.

Я продолжал свою бойню, вырезая путь сквозь бесконечные ряды врагов. Каждый взмах бензопилы — новый крик, новый фонтан крови, новый труп на земле.

На площади царил хаос. Огонь жрал деревья и кустарники, пламя освещало всё, даже чёрных теней, что двигались, словно в каком-то безумном танце. Ульянки шли без остановки, с разорванными лицами и мертвыми глазами. Они не чувствовали боли, не пытались избежать смерти. Они просто шли.

Внезапно что-то мелькнуло у меня перед глазами.

Я едва успел вскинуть пилу, рефлекторно занося её перед собой. Глухой удар.

Металл об металл.

Нож отскочил от зубьев пилы, вращающихся с бешеной скоростью.

Это означало только одно.

Лена здесь.

Я поднял взгляд.

Она стояла передо мной, держа в руках окровавленный нож. Её зрачки были расширены, а лицо исказилось в странной смеси ярости и наслаждения.

Я едва успел заметить её движение.

Лена сорвалась с места, словно разорванная пружина, несущаяся в мою сторону с убийственной скоростью. Её глаза горели ледяным бешенством, а в руках сверкнул клинок.

Я рефлекторно поднял пилу, и в следующий миг металл ударился о металл. Глухой звон разнёсся по площади, и вибрация прокатилась по моим рукам. Лена стиснула зубы, её мышцы напряглись, но я не дал ей ни секунды на восстановление.

Рывком подался вперёд, толкая бензопилу прямо в неё.

Лезвие вращалось с пронзительным воем, вгрызаясь в воздух, пока не задело её нож. Удар был такой силы, что клинок вылетел у неё из рук, отлетев в сторону.

На мгновение Лена замерла.

Но только на мгновение.

Она попыталась отскочить, уйти в сторону, но я уже видел, что она не успеет.

И не успела.

Воющий металл врезался в её тело.

Я почувствовал, как пилу дёрнуло, как что-то мягкое и плотное встретило сопротивление. Затем брызнуло тёплое, липкое — кровь.

Лена всхлипнула. Или это был короткий вскрик? Точного ответа на этот вопрос я не знал. Её тело содрогнулось, на лице мелькнуло что-то среднее между удивлением и болью, а затем она осела на землю, рухнув в багровую лужу.

Это было слишком просто, мне было тяжело верить в это. Но картина раскрывающаяся перед моими глазами говорила об обратном. Лена была повержена.

Я стоял над ней, сжимая бензопилу, из которой ещё капала чужая кровь. В ушах гудел звук мотора, но сквозь этот гул я отчётливо слышал тишину.

Она больше не двигалась.

Я сделал шаг назад, чувствуя, как дрожат мои руки. Бензопила вдруг показалась ужасно тяжёлой, мышцы ныли от перенапряжения, а пальцы с трудом удерживали рукоять.

Адреналин отступал, и меня накрыло опустошение.

Я не знал, сколько прошло времени.

Секунда? Десять? Минуты?

Бензопила с глухим стуком выпала из моих онемевших пальцев, приземлившись на окровавленный асфальт. Боль в руках была невыносимой. Мышцы горели, пальцы не слушались, они дрожали от невероятного напряжения. Я попытался сжать кулаки, но руки лишь слабо дёрнулись, отказываясь подчиняться.

Я медленно поднял взгляд.

Сова всё так же сидела неподвижно, её лицо оставалось бесстрастным, а взгляд устремлён в пустоту. Она словно не замечала всего того хаоса, что разворачивался вокруг.

Семён не выглядел лучше. Его движения были медленными, а дыхание — тяжёлым. Он держался из последних сил, но всё равно продолжал сражаться. Я видел его взгляд, полный решимости. Он не собирался сдаваться, хотя был измотан.

— Ты жив, — сказал он мне, тяжело опираясь на лопату.

Я не знал, как ответить. Никаких слов не было достаточно для того, чтобы выразить то, что я чувствовал. Вместо этого я снова оглядел площадь. Тени Ульянок двигались в нашем направлении, не давая нам шанса на передышку. В глазах Семёна я увидел тот же ужас, что и у меня, но он сдерживал его.

Я же, измождённый и обессиленный, едва держался на ногах. Каждый шаг давался с трудом и отзывался болью. Кто-то прокусил мне ногу…

Я попытался найти взглядом нож, вылетевший из рук Лены в пылу схватки. Где-то там, в глубине толпы, блеснул холодный металл, но он был слишком далеко. Добраться до него сейчас — самоубийство.

Значит, нужен другой вариант.

Я стиснул зубы, заставляя себя двигаться, и направился к памятнику. Рядом с ним должны были оставаться ещё какие-то орудия. Если не поспешу, то для нас всё кончено.

Где-то в глубине моего разума внезапно раздался чужой голос.

— Немедленно ко мне, у нас мало времени.

Я вздрогнул от неожиданности. Сердце пропустило удар, а затем заколотилось сильнее. Голос Совы… Он звучал чётко, словно она произнесла эти слова прямо мне в ухо, но её губы даже не шевельнулись.

Не успев осознать происходящее, я уже двигался.

Усталость жгла мышцы, ноги дрожали от перенапряжения, но каждое слово, прозвучавшее в моей голове, било по сознанию сильнее, чем боль в теле. Сейчас не время останавливаться.

Я ускорился, сокращая расстояние между нами.

Толпа монстров за моей спиной всё сильнее наполняло площадь. От чего возможности убежать уже не оставалось.

Сова сидела неподвижно, её лицо оставалось бесстрастным.

Я подошёл к ней, тяжело дыша, и в этот момент она медленно протянула руку, кладя её на памятник.

В воздухе что-то изменилось.

Я почувствовал, как пространство вокруг сгустилось, будто весь мир затаил дыхание.

Всё исчезло.

Наступила темнота. Я больше не ощущал поверхности под ногами и понял, что потерял опору. Пространство вокруг утратило привычные ориентиры — не было ни верха, ни низа, ни сторон. Я оказался в состоянии свободного падения, но не чувствовал движения.

Постепенно пропали все ощущения. Исчезло восприятие собственного тела, его веса, напряжения в мышцах. Я не слышал своего дыхания, не ощущал сердцебиения. Остались только мысли.

Попытался издать звук, но ничего не изменилось. Не последовало ни голоса, ни шевеления губ. Полная тишина, настолько абсолютная, что казалась давящей.

Был ли яздесь или меня уже не существовало? Если меня нет, то почему я продолжаю мыслить?

Попытка заставить тело двигаться ничего не дала, а найти хоть малейшее подтверждение своего присутствия было невозможным, тут ничего не происходило.

И в этот момент я заметил изменение. Вдалеке возник слабый источник света.

Свет сначала был лишь крошечной точкой в бескрайней темноте. Едва заметное пятнышко, дрожащее вдалеке, словно звезда на ночном небе. Оно казалось далёким, недостижимым, но с каждой секундой становилось всё больше.

Я не мог отвести взгляд — это было единственное, что оставалось в моём восприятии. Темнота вокруг меня больше не давила, не поглощала, не казалась бесконечностью. Напротив, она теперь выглядела хрупкой, словно могла исчезнуть в любой момент. А белая точка тем временем росла, расширялась, словно что-то разрывало её изнутри.

Она приближалась, и я приближался к ней. Или, быть может, это пространство вокруг нас сжималось, сокращая расстояние между мной и этим ярким источником? Я не знал.

Точка разрасталась в диск, затем в сияющий шар. Границы его переливались, дрожали, будто состояли из чистой энергии. Чем ближе он становился, тем сложнее было разобрать его форму — он больше не выглядел просто светящимся объектом, а словно существовал во всех измерениях сразу.

Я почувствовал, как невидимая сила, мягко, но неумолимо, потянула меня вперёд. Воздуха не было, но всё же я ощущал, как что-то движет меня в сторону света. Ни рук, ни ног я не чувствовал, только осознание движения.

Белое сияние продолжало заполнять пространство. Сначала оно охватило лишь центр моего обзора, затем распространилось дальше, поглощая всё вокруг. Контуры исчезали, границы стирались. Я больше не видел темноты — только белый свет.

Он заполнил всё поле зрения. Он стал всем.

Пока я занимался переносом, все вокруг как будто замирало. Понимание того, что это не просто обычная подготовка, а важнейшее дело, которое может определить наш успех или провал, сильно давило на меня. Мы были на грани, и я чувствовал, как эта напряженность нарастает.

Когда все было на своих местах, и мы наконец закончили с подготовкой, мы собрались и обсудили возможные варианты развития событий. Какие могли бы быть риски, какие аномалии нас могут поджидать, и как действовать в разных ситуациях. Каждый из нас высказывал свои предположения, и с каждым словом становилось ясно, что нам нужно быть максимально осторожными.

Но чем больше мы обсуждали, тем увереннее становилось, что мы всё обдумали. Мы были готовы. На каждую возможную опасность у нас был план, и каждый знал, что делать в случае чего. Мы отлично подготовились, и теперь оставалось только одно — действовать.

Я медленно тащил тяжёлую бензопилу, которую нашёл в кладовой. Она лежала в старом сарае на отшибе лагеря, среди метёл, топоров, граблей и прочих инструментов. Когда-то это место использовалось для хранения вещей, необходимых для работы по благоустройству лагеря, но теперь… Теперь оно стало для меня чем-то вроде арсенала. Если вдруг всё пойдёт наперекосяк, если лагерь попытается нас остановить, а может, даже если на нас нападёт толпа зомби — пусть у меня будет против них козырь. Не хочу повторять ошибок прошлого.

На секунду у меня мелькнула мысль собрать броню, хоть из подручных материалов, но здравый смысл быстро взял верх. В таких условиях она только помешает. Манёвренность важнее.

— Знаешь, мне кажется, что это лишнее, — сказала девушка, наблюдая за тем, как я волоку за собой тяжёлую "Дружбу".

— Лишним не будет, — буркнул я, — если бы у меня была возможность подготовиться ещё лучше, я бы ею воспользовался.

Семён, в отличие от нас, был спокоен, как удав. Он искоса поглядывал то на бензопилу, то на меня. В его взгляде читалось сомнение, но он ничего не сказал.

— Все готовы? — раздался голос Совы.

Мы молча кивнули.

Теперь пришло время действовать по плану. Первым делом нам нужно было перегрузить лагерь.

Для этого требовался хаос. Важно было выбрать момент, когда все пионеры окажутся в одном месте, чтобы воздействие было максимальным. Мы решили дождаться дискотеки — единственного вечера, когда большая часть обитателей лагеря собиралась на площади. Это был идеальный шанс.

Когда наступил этот вечер, мы начали.

Семён взял на себя поджоги. Он методично поджигал дома, заборы, любые деревянные конструкции, создавая как можно больше очагов возгорания. Огонь — мощный символ разрушения, и он идеально подходил для перегрузки системы.

Сова в это время находилась на площади, она должна была снести памятник. По нашему предположению, он был важной частью структуры лагеря, возможно, его фундаментом. Именно поэтому я заранее подготовил для неё взрывчатку — пришлось изрядно потрудиться, чтобы добыть необходимые материалы, но у нас не было права на ошибку.

Моя роль была не менее важной. Я должен был вызвать у пионеров когнитивный диссонанс, посеять в их головах сомнения. Я начал бредить, громко выкрикивая, что этот лагерь ненастоящий, что всё это лишь искусственная конструкция, что они заперты в месте, которого не существует. Я говорил так, чтобы меня слышали все, чтобы каждый хоть на мгновение усомнился в реальности происходящего.

Я сделал шаг вперёд, встал в центр площади и громко заговорил:

— Вы не понимаете! Это место — тюрьма. Возможно, вы считаете меня сумасшедшим, но это не так. Вы действительно уверены, что этот лагерь настоящий? Тогда ответьте мне на несколько простых вопросов. Какой сейчас год? В какой области находится лагерь? Ну или хотя бы… кто такой Генда?

Я указал рукой на постамент.

Толпа молчала. В воздухе повисла тяжёлая тишина. Они даже не пытались думать, будто мои слова не доходили до их сознания. Куклы. Все они были просто куклами, запрограммированными на выполнение определённой роли. Не важно, что я им говорю — хоть убейся, им всё равно.

Я сжал кулаки, в груди закипала злость.

— Ну? Кто такой Генда?! — повторил я громче.

Ответа не последовало.

— То-то и оно… Не знаете.

Вдруг из толпы раздался насмешливый голос:

— Ты дурак? Как это можно не знать?

Я ухмыльнулся и развёл руками.

— А я, может, из лесу вышел, всю жизнь там жил. Вот теперь хочу узнать. Так что рассказывайте мне о великом товарище Генде, — сказал я с наигранной надеждой.

Но в ответ раздалось лишь тихое, полное презрения:

— Дурак.

В этот момент пионеры заметили пламя. Паника начала охватывать толпу, кто-то начал кричать, указывая на огонь, разрастающийся за пределами площади. Их разум, до этого находившийся в оцепенении, наконец-то начал реагировать. Я воспользовался моментом и перевёл взгляд на Сову.

Она тоже смотрела на меня, готовая действовать. Я едва заметно кивнул.

В следующее мгновение раздался взрыв.

Гулкий, сотрясающий воздух и землю.

Постамент вздрогнул. Каменные ноги памятника треснули, и он начал крениться. На площади послышались крики. Люди бросились врассыпную. Я не сводил взгляда с памятника, пока тот с грохотом не рухнул на асфальт, разлетаясь на несколько частей.

Вот и всё. Началось.

Я закрыл глаза и сосредоточился. Вокруг всё ещё слышались отголоски паники, треск пламени, но я отбросил эти звуки, стараясь уловить лишь одно — стрекот сверчков.

Этот звук был важен. Он появлялся всегда, когда лагерь начинал меняться, когда границы между реальностями становились тоньше.

Я затаил дыхание, выжидая.

И вот… Требежание сверчков раздалось в ночном воздухе.

Я вздохнул, пытаясь расслабиться, и сосредоточился на своих ощущениях. В голове всплыл образ Юли — её таинственная улыбка, хитрый взгляд, пушистые ушки, лёгкое мурчание, которое она изредка позволяла себе.

Она — мой якорь.

Если Сова была права, то перемещение связано с теми, кто важен. Мы можем переходить к тем, с кем связаны.

Я почувствовал, как пространство вокруг меня дрожит, словно зыбкая рябь на воде. Гравитация будто исчезла, моё тело стало невесомым. Всё вокруг слилось в тёмный поток, смывая последние ощущения лагеря.

Я растворился.

В этот момент я перестал чувствовать лагерь вовсе.

Я парил в этом странном пространстве, ощущая, как вокруг меня пульсирует нечто необъяснимое. Это было похоже на то место, где я оказывался, умирая от рук Лены в прошлых циклах. Густая, давящая темнота окружала меня, заставляя чувствовать себя бесконечно маленьким.

Но затем начали появляться точки.

Сначала одна, затем ещё несколько, а потом целая бесконечная россыпь. Они мерцали, словно звёзды на ночном небе, разбросанные в хаотичном порядке. Однако хаос был лишь иллюзией — в глубине души я чувствовал, что между ними существует какая-то система, какая-то логика, которую я пока не понимал.

Я вглядывался в эти точки, и вдруг осознал: это не просто точки. Это лагеря.

Каждый из них — это отдельная версия «Совёнка», разбросанная в бесконечности. Я не знал, чем они отличались друг от друга, но чувствовал, что между ними есть что-то общее. Некоторые из них светились ярче, некоторые едва тлели, словно угасающие свечи. Были и те, что пульсировали тревожным красным светом, будто что-то в них шло не так.

Я попытался двинуться, но у меня не было тела. Или, вернее, тело было, но оно словно растворилось в этом пространстве. Я не чувствовал рук, ног, веса, но знал, что существую.

Тогда я попытался сосредоточиться на своей цели.

Юля.

Где она?

Если здесь лагеря связаны между собой, если я могу перемещаться, значит, должен быть способ найти её.

Я закрыл глаза — если это вообще имело смысл в таком месте — и снова сосредоточился.

Вспомнил её голос.

«Мурр, кто тут такой любопытный?»

Её взгляд.

Глубокий, проницательный, с лёгкой насмешкой.

Её тепло.

Я сосредоточился на этих воспоминаниях, на её присутствии. И вдруг почувствовал, как пространство вокруг меня начало сжиматься.

Темнота вокруг меня пульсировала, словно живая.

Я чувствовал, как пространство меняется, сжимается, словно меня засасывало всё глубже и глубже. Все лагерные точки, что я видел раньше, начали отдаляться, превращаясь в крошечные звёздочки где-то далеко позади.

Но одна из них...

Она была другой.

Я увидел её.

Огромную точку, чересчур яркую по сравнению с остальными. Она не мерцала, не меняла свой цвет, не угасала, как другие лагеря — она просто была. Огромная, массивная, всепоглощающая.

Я не знал, что это значит, но в груди холодом отозвалось странное предчувствие.

Центральный лагерь.

Это слово само всплыло в сознании.

Я не мог объяснить, почему назвал его так, но чувствовал, что оно правильное. Этот лагерь отличался от остальных. Возможно, он был источником? Или чем-то большим?

Но раздумывать дальше не было времени.

Внезапно, в самой гуще этой бесконечной темноты я увидел её.

Юля.

Она парила в воздухе, словно подвешенная невидимыми нитями. Её тело было неподвижно, глаза закрыты, а длинные волосы мягко колыхались, будто в невесомости.

Я замер.

Она выглядела хрупкой. Такой я её ещё не видел. Без привычной насмешливой улыбки, без игривого взгляда — просто лежащая в пустоте, словно застывшая между мирами.

— Юля! — окликнул я, но звук моего голоса поглотила тьма.

Я попытался приблизиться.

Мне казалось, что я не двигаюсь, но расстояние между нами сокращалось.

С каждым мгновением я ощущал её присутствие всё сильнее. Оно было... странным. Не таким, каким я его знал.

Я протянул руку.

— Юля! Проснись!

Ноль реакции.

Я не чувствовал её дыхания, её энергии, даже её ауры, которую раньше ощущал рядом. Она просто была, но при этом её как будто не было.

Что-то здесь не так.

Очень не так.

Я оглянулся. Центральная точка лагеря пульсировала позади, словно гигантское сердце этого места.

Я схватил её за руку.

Её кожа была холодной, почти ледяной, но я чувствовал — она жива. Просто где-то... далеко.

Я не мог оставить её здесь.

Сжав её пальцы, я сосредоточился.

Лагерь. Мой лагерь. Я должен туда вернуться.

Я закрыл глаза, представляя знакомые тропинки, столовую, площади. Я вызывал в памяти каждую мелочь, каждый запах, каждый звук, которым был наполнен этот мир.

Но пространство не поддавалось.

Оно держало нас, словно цепкие лапы чего-то неведомого впивались в моё сознание, не позволяя вырваться.

Я почувствовал, как мои мысли начали рассеиваться. Сознание угасало, медленно, но неотвратимо. Тьма обволакивала меня, словно бесконечный водоворот, засасывая глубже.

Нет! Я не могу позволить этому случиться!

Стиснув зубы, я обхватил Юлю обеими руками.

Я не знал, сколько у меня осталось сил, но вложил в этот рывок всё, что у меня было. Всё своё сознание. Всю свою волю.

Яркий всплеск боли пронзил голову, будто кто-то вырвал часть меня из этой реальности. Всё исчезло.

Тьма.

А затем—

Свет.

Ослепляющий, болезненный, настоящий.

Я почувствовал, как что-то твёрдое ударило в спину. Воздух со свистом вырвался из лёгких.

Асфальт.

Я был на асфальте.

Я попытался открыть глаза, но перед глазами плыли светлые пятна. Мир качался, будто я только что пережил падение с высоты.

Я жив.

Я здесь.

Я повернул голову в сторону и увидел её.

Юля.

Она лежала рядом, неподвижная, но уже не парящая в пустоте. Она здесь.

Мы вернулись.

Как и всегда, первой меня встретила Славя. Её светлые волосы мягко сверкали в лучах заходящего солнца, а в глазах читалась доброжелательность и лёгкое удивление, как будто она видела меня впервые.

Но мне всё это уже до боли надоело.

Я не отреагировал, не произнёс ни слова.

И в этот момент произошло то, чего я не ожидал.

Из-за ворот показались Семён и Сова.

Я невольно напрягся. Что они здесь делают? Славя, увидев их, слегка нахмурилась, словно не совсем понимала, что происходит. Она была не одна такая.

Сова? Здесь? В этом лагере?

А Семён… Тот ли это Семён?

Они подошли ко мне.

Сова внимательно посмотрела на Славю, а затем заговорила:

— Славя, не могла бы ты нас оставить наедине? Это наш друг, мы всё ему покажем.

Девушка колебалась, явно сомневаясь, но затем кивнула.

— Хорошо… Но вы обязаны отвести его к вожатой, — сказала она, бросив на меня последний взгляд, прежде чем скрыться за воротами лагеря.

Семён протянул руку, и на его лице появилась усталая, но искренняя улыбка.

— Наконец-то ты вернулся, — сказал он, чуть пожав мою ладонь. — Я уже думал, что фиг мы тебя найдём.

Я посмотрел на него внимательно. Он выглядел чуть иначе, чем я запомнил. Те же черты лица, та же манера говорить, но было что-то… неуловимо другое.

— Не ожидал, что ты сам сможешь меня найти, — ответил я, не отпуская его руки. — Я посещал твой лагерь несколько раз. Честно говоря, думал, что ты выбрался.

Семён пожал плечами.

— К сожалению, как видишь, я всё ещё тут.

Я перевёл взгляд на Сову.

— А ты-то что здесь забыла? Хотя… тебя я видеть рад. Думаю, нам есть о чём поговорить.

Сова усмехнулась, склонив голову набок. В её глазах мелькнуло что-то озорное, почти насмешливое.

— Поверь, то, что будет происходить дальше, тебя явно удивит, — произнесла она, слегка ухмыляясь.

Я уже собирался спросить, что она имела в виду, но нас перебил Семён.

— Ты нашёл свою подругу? — спросил он, пристально глядя мне в глаза.

Эти слова отозвались внутри тяжёлым грузом. Мне было нечего сказать…

— Нет, — наконец выдавил я из себя, чувствуя, как внутри что-то сжимается. — Я снова её потерял.

Семён и Сова молча смотрели на меня, давая время собраться с мыслями. Спустя несколько мгновений я начал говорить. Медленно, словно пробираясь сквозь густой туман воспоминаний, я рассказал обо всём, что со мной произошло. О бесконечных сменах, о поисках, о том, как каждый шаг приближал меня к разгадке, но в итоге всё равно приводил к новому кругу неизвестности.

Семён поначалу просто слушал, но по мере того, как я продолжал, выражение его лица становилось всё более удивлённым. Иногда он нахмуривал брови, иногда недоверчиво качал головой, но не перебивал.

Сова, напротив, почти не подавала виду. Она стояла, скрестив руки на груди, словно всё, что я рассказывал, было для неё чем-то вполне ожидаемым. Только когда я упомянул Генду, она вдруг замерла и о чём-то глубоко задумалась. Её взгляд стал сосредоточенным, будто внутри неё что-то щёлкнуло, но она не сказала ни слова.

Сова склонила голову набок, её взгляд чуть сузился, будто она оценивающе рассматривала меня.

— Насчёт Генды, у меня есть пару мыслей, — произнесла она с лёгкой задумчивостью. — И, кажется, я знаю, где находится твоя подруга.

Её слова прозвучали неожиданно, но мгновенно пробудили во мне надежду. Всё это время я пытался понять, что случилось с Юлей, куда она пропала. И вот теперь, похоже, у меня появился хоть какой-то ориентир. Сердце ускорило ритм, ладони сжались в кулаки от охватившего меня волнения.

— Юля, — выдохнул я, с трудом удерживая себя от того, чтобы не схватить Сову за плечи и не потребовать немедленного объяснения. — Расскажи всё, что знаешь.

Сова усмехнулась, видя мою реакцию, но не торопилась с ответом.

— Сначала успокойся, кавалер, — заметила она, приподняв бровь. — Паника тут не поможет.

Я заставил себя глубоко вдохнуть и выдохнуть, пытаясь хоть немного обуздать нетерпение.

— Без неё я отсюда не уйду, — твёрдо заявил я.

— Да кто бы сомневался, — улыбнулась Сова, а затем её лицо стало чуть серьёзнее. — Слушай внимательно. Твоя подруга находится в межлагерном пространстве. Тебе придётся вытащить её оттуда.

Я нахмурился.

— Межлагерное пространство?

— Это не совсем место в привычном понимании, — пояснила она. — Скорее, зазор между сменами, петля, в которой можно застрять. Ты сам говорил, что Юля исчезла в тот момент, когда начались те события. Значит, скорее всего, она пыталась переместиться… и ей это почти удалось.

— Почти? — переспросил я, чувствуя, как по спине пробегает неприятный холодок.

— Да, — кивнула Сова. — Во время аномалий лагерь не отпускает тех, кто хочет переместиться. Но если это сделать в самом начале, то у тебя может получиться. Только вот у твоей подруге это не получилось.

Сова задумалась.

— Хотя, её может просто стёрли, кто знает, — она сжала плечи и развела руки.

Сова говорила спокойно, но в её голосе сквозила скрытая напряжённость.

От услышанного я потерял дар речи. Но решил, что буду отталкиваться от первого варианта.

— Межлагерное пространство? — переспросил я, стараясь осмыслить услышанное.

— Да, — кивнула она. — Это не совсем место, скорее… зазор между сменами, между циклами. Те, кто застревают там, уже не могут вернуться сами. Они как бы существуют, но одновременно и нет.

— Но если она там… значит, её можно вытащить? — с надеждой спросил я.

— Теоретически — да, — Сова скрестила руки на груди. — Но это непросто.

Семён, до этого молчавший, вдруг встрял в разговор:

— Подожди, подожди… Ты хочешь сказать, что она оказалась где-то… за гранью?

— Именно, — кивнула Сова.

— И как же нам её вернуть? — спросил я, чувствуя, как нетерпение начинает перерастать в беспокойство.

Сова задумалась, потом медленно заговорила:

— Во время сильных аномалий появляются разрывы, точки входа. Их можно использовать, чтобы проникнуть туда. Но просто найти такой разрыв недостаточно. Нужно знать, как правильно войти… и что делать внутри.

Я сжал кулаки.

— И как это сделать?

Сова внимательно посмотрела на меня, словно оценивая, действительно ли я готов услышать ответ.

— Нужно сделать то же, что и она, — наконец сказала она. — Нужно попасть туда таким же способом.

Я похолодел.

— То есть… ты хочешь сказать, что мне тоже нужно исчезнуть?

— В каком-то смысле, да, — Сова усмехнулась. — Только не совсем исчезнуть, а переместиться туда намеренно.

Я перевёл взгляд на Семёна, но тот лишь пожал плечами.

— Если это единственный способ… — начал я.

— Не спеши, — перебила Сова. — Это опасно. Ты можешь застрять там так же, как она.

Я глубоко вдохнул.

— Но у меня нет другого выбора.

Сова улыбнулась.

— Тогда тебе придётся довериться мне. Я знаю, как это сделать.

Я взглянул ей прямо в глаза.

— Хорошо. Что дальше? И откуда вообще у тебя все эти знания?

— Ты думаешь, что я старая женщина, буду врать?

Назвать её старой язык не поворачивался. Скорее, наоборот — она выглядела молодой, энергичной, полной уверенности в себе. Хотя, если учитывать, сколько времени она провела здесь… Да, в этом месте все мы живём куда дольше, чем обычный человек. Возможно, счёт шёл на десятилетия, а может, и больше. Я этого не знал. Да и она, наверное, тоже.

Но сейчас не время задумываться об этом. Мне придётся ей довериться.

— Хорошо, — сказал я, сделав глубокий вдох. — Как мне это сделать?

Сова удовлетворённо кивнула, будто ожидала именно такого ответа.

— Во-первых, у меня есть план, — начала она, скрестив руки на груди. — В процессе ты успеешь вытащить свою подругу, а заодно мы все выберемся отсюда.

Меня передёрнуло от её слов. Неужели действительно есть выход? Я столько раз пытался найти его, столько раз терпел поражение… и вот теперь она говорит об этом так, словно это просто очередной этап. Надежда с новой силой разгорелась внутри.

— Слушаю, — сказал я, едва сдерживая нетерпение.

— Но сперва мы должны найти первоначальный лагерь, — с улыбкой произнесла она.

Я нахмурился.

— Что значит «первоначальный»?

Сова прищурилась, её взгляд стал чуть лукавым, будто она наслаждалась этим моментом.

— Всё не так просто, как кажется, — загадочно ответила она. — И если ты хочешь понять, что тут на самом деле происходит, нам нужно отправиться туда, откуда всё началось.

— Не думаю, что у этой системы лагерей есть какой-то первичный лагерь, — покачал я головой, глядя на Сову. — Мне кажется, ты глубоко заблуждаешься. Хотя сама мысль любопытная… Я думаю, что все лагеря связаны между собой, и в основе всего лежит Генда. Он — центральный узел, соединяющий всё воедино.

Сова хитро улыбнулась, склонив голову набок.

— Ну, мы ещё посмотрим, кто из нас прав, а кто нет, — сказала она, не скрывая лёгкого веселья в голосе.

Я вздохнул. Было видно, что она уверена в своей версии, но и я сомневался в ней.

Семён в этот момент вдруг погрузился в раздумья. Он стоял, глядя в землю, словно пытался разложить всё по полочкам в своей голове.

— Если всё в этой системе взаимосвязано… — медленно начал он, — и если Генда действительно является ключевым соединителем, то… нам нужно его найти. Получается, без него мы не сможем двигаться дальше.

— Может, он и не человек вовсе, — произнёс я, бросая взгляд на друзей.

В этот момент нас перебила Сова.

— Человек, закон, сущность, да какая разница? — махнула она рукой, будто ей это не казалось важным. — Нам нужно воспользоваться памятником, чтобы попасть в первоначальный лагерь. Именно там, если всё пойдёт по плану, мы и найдём вашего Генду. По крайней мере, я на это надеюсь.