yaroslavcalaca

Глава I, Глава II, Глава III, Глава IV, Глава V, Глава VI, Глава VII, Глава VIII

Это была любимая шляпка Изольды Тихоновны. С вышитой розочкой на боку. Она всё время берегла её как раз для такого вот случая.

— Может быть, чаю? — предложила она симпатичному капитану милиции, который сидел у неё в гостях.

— С удовольствием! — ответил он с улыбкой.

И старушка упорхнула на кухню, абсолютно позабыв про радикулит. Приятно, когда вот так просто в гости к одинокой беззащитной старушке приходит молодой симпатичный офицер милиции просто для того, чтобы узнать, как у неё дела. И нет ли поблизости какого-нибудь коварного супостата, возомнившего себе, что её можно взять и вот так вот абсолютно безнаказанно обидеть.

Воспользовавшись отсутствием хозяйки, капитан Вербицкий подошёл к двери на балкон и аккуратно посмотрел по сторонам. Затем взял круглое зеркало на подоконнике и отрегулировал его подставку так, чтобы с помощью него ему из кресла стал виден кусочек соседнего балкона и подступы к нему.

* * *

Лаврентий Тремиля медленно открыл глаза. Нащупал и одел очки. Выключил будильник. Восемь часов утра. Без промедления встал с кровати. Когда работаешь дома, нет такого понятия, как «опоздать на работу». А значит, необходимо как следует натренировать свою волю, если хочешь начинать свой рабочий день как положено, а не в полдень. Тем более дел у него, как всегда, навалом. Он быстро оделся, побрился и почистил зубы. Сварил кофе и пожарил яичницу с ветчиной.

Спокойно позавтракать ему не дали: в дверь стали настойчиво звонить. Лавр не ждал гостей, наоборот, поэтому отреагировал мгновенно: подбежал к своему длиннющему рабочему столу и включил все три своих настольных компьютера. И только тогда бесшумно подошёл к двери. Аккуратно заглянул в глазок. Сердце забилось, руки, точнее ладони, свела истома волнения: он сразу всё понял. За дверью стояли несколько мужчин с самым серьёзным выражением лиц.

Дверной замок разразился очередной громкой трелью.

— Кто там? — притворно сонным голосом спросил он.

— Откройте, милиция.

— Прошу прощения, потерпите пару минут — я раздет.

Он быстро вернулся в комнату. Так. Свежие листки заказов. Он периодически их уничтожал, но эти — текущие. Быстро разорвал на мелкие клочки, набил свой рот сначала без остатка ими, затем хлебом. Проглотил, запил водой. Все три компьютера к этому времени успели загрузиться. Ярлычок его программы в одном и том же месте на всех трёх рабочих столах. Написанный на ассемблере, с которого и началось его профессиональное увлечение компьютерами. Поочерёдный запуск и ввод пароля активации на всех трёх машинах. Процесс пошёл. Уничтожение информации на всех винчестерах. Сначала его код уничтожит таблицы файловых систем. Затем случайные сектора будут заполнены строками из случайных символов. Потом на волю будет выпущена целая обойма деструктивных фокусов. Которая в финале завершится началом низкоуровневого форматирования.

Спустя несколько минут для того, чтобы восстановить информацию, уничтожаемую сейчас с его жёстких дисков, потребуется целый научно-исследовательский институт, два вагона денег и пара лет, если не больше.

Звонок разорвался очередной трелью.

— Прощу прощения! Вы не могли бы сказать ваши фамилии и номер участка, хочу позвонить и проверить. Вдруг вы никакая не милиция, а обычные грабители? — выкрикнул перед дверью Тремиля.

Послышались обрывки спора. После которого ему были даны фамилии, номер участка и обещание через десять минут выломать дверь, если её не отопрут.

За эти десять минут Лавр успел многое. Смыть около десятка флешек вместе с другой компрометирующей мелочёвкой в унитаз. Убедиться, что его детище полностью уничтожило содержимое настольных компьютеров. Разобрать локальную сеть, смотав провода и засунув роутер в самый дальний угол полусгнивших антресолей. Без этого слишком просто догадаться о существовании четвёртого компьютера — ноутбука. Самое важное и привлекательное для следствия именно на нём.

Тремиля часто менял съёмное жильё. Издержки профессии. При выборе новой квартиры самый главный фактор держал в секрете. Он заключался в наличии у соседей балкона или лоджии, именно такого, к которому он легко мог подступиться. Желательно захламлённого. В идеале — бинго! — чтобы его хозяйкой была одинокая старушка, как сейчас.

* * *

Изольда Тихоновна с удовольствием и виноватой улыбкой потчевала гостя чаем. С ватрушками, которые накануне испекла сама.

— Значит, — широко ухмыльнулся, обнажив белоснежные зубы на загорелом лице, капитан, — у вас всё тихо и спокойно?

Этот же самый вопрос, каждый раз, правда, сформулированный по-новому, он задавал уже не раз.

Старушка нахмурила лоб.

— Всё хорошо. Да. Только вот Филипповна, подруженька моя с первого этажа... Её квартира точно такая же, как и у меня, только я живу на третьем, а она, значит, на первом этаже. Разругались мы даже по этому поводу... Вот ведь какую вещь решила сотворить... И сотворила же!

— Какую вещь? — вежливо спросил капитан, не отводя своего взгляда от зеркала на подоконнике.

— Кардиолог посоветовал ей гулять в сосновом бору. А откуда у нас тут в Редгарде сосны-то? Тем более целый бор? Что у доктора в голове творилось, когда он эту несусветную глупость выдумывал? Ну вот она вместо прогулок и науськала внуков посадить ей под окнами саженец сосенки. Не, разве может серьёзный доктор...

— Оставим пока доктора в покое. Что плохого в маленькой сосне, Изольда Тихоновна?

— Так ведь, когда она вырастет, у меня будет темень по всей квартире, а мне мой доктор строго-настрого велел читать только при хорошем освещении. Из-за зрения. Это что же, из-за её сосны средь бела дня электричество жечь?

Капитан укоризненно покачал головой и вдруг резко вскочил с кресла. Схватил удивлённую старушку за руку и подвёл к двери на балкон.

— Вот видите, Изольда Тихоновна, а вы говорите, ничего не происходит. Посмотрите, только, прошу вас, аккуратно.

Старушка осторожно выглянула сквозь стеклянную часть двери. Её взору предстала следующая картина: сосед, с виду такой вежливый молодой человек, подкладывал на её балкон какой-то прямоугольный пакет. Прямёхонько между баллонов с консервированными помидорами и гладильной доской.

— Вы видели? — спросил её Игорь Вербицкий, убедившись, что молодой человек исчез внутри своей квартиры.

— Да, — медленно ответила побледневшая Изольда Тихоновна. — Товарищ капитан, это бомба?

— Нет, — поспешно ответил капитан, ловко и бесшумно доставая свёрток после того, как убедился, что останется незамеченным, — Это... ноутбук. Но тем не менее ваш сосед — преступник. Вы видели, как он спрятал свой компьютер на вашем балконе?

— Да...

— Сможете это подтвердить следствию?

— Если нужно, — с нотками восторженности в голосе подтвердила старушка.

Она уже поняла, что стала частью захватывающей криминальной истории. Филипповна просто ахнет.

— Спасибо, — поблагодарил её милиционер, мгновенно почувствовавший перемену её настроения, — вы станете самым ценным свидетелем процесса. Кстати, обещает быть громким и резонансным. Этот самый процесс. Будут брать интервью, возможно, покажут по телевидению. По разным каналам. Советую не давать интервью бесплатно.

— А...

— Не волнуйтесь, Изольда Тихоновна. Ручаюсь, вам ничего не угрожает. Ваш сосед занимался исключительно компьютерными преступлениями и действовал всегда в одиночку.

— А...

— Чуть позже я всё вам расскажу. А сейчас спасибо за чай. Ватрушки были просто бесподобны.

* * *

Насвистывая мотивчик, который, если его попытаться классифицировать, следовало отнести к бравурным маршам, Игорь Вербицкий вышел из подъезда, в котором жила Изольда Тихоновна. Чтобы сразу же войти в соседний. Наведаться в гости к известному всему миру, конечно не под своим настоящим именем, киберпреступнику Лаврентию Тремиля. У которого и так было полным-полно гостей. Причём все как один — незваные. Начало дня складывалось у него самым печальным образом. Чего не скажешь о капитане милиции, который, поднимаясь по лестнице, насвистывал бравурный марш.

* * *

Когда Лавр через оговоренные десять минут открыл дверь, квартира сразу же наполнилась людьми из органов. Как он и ожидал, ему предъявили ордер об аресте, подписанный судьёй, надели наручники и приступили к обыску.

Чего он абсолютно не ожидал, так это увидеть Лилю, его Лилю, в форме лейтенанта милиции. К этому удару был не готов. Несколько секунд ощущал, как будто его сердце находится в невесомости. Затем оно стало падать вниз, чтобы разбиться о чёрные скалы, омываемые ледяными волнами отрезвляющих мыслей.

Тем не менее с её появлением картина происходящего дополнилась самым необходимым для понимания элементом. Стала ясной. Пасьянс сошёлся, пазл сложился. А он ещё считал себя предельно осторожным. А оказался так себе. Хорошо хоть, не нарушил своё незыблемое правило: никогда и никого ни при каких обстоятельствах не приводить к себе домой. Даже чтобы... делать сну-сну.

— Лиля! — только и мог пока сказать он.

— Не Лиля, а товарищ лейтенант, — отрезала девушка. — И обращаться рекомендую строго на «вы».

Зловещая торжествующая улыбка играла на её лице.

— Вы лифчик забыли в гостинице, товарищ лейтенант, — исподлобья наблюдая за ней, медленно проговорил хакер.

После того, как ему дали целую секунду поглядеть в ордер об аресте, Тремиля усадили на стул, завели руки за спину и скрепили их наручниками. Теперь они затекли и ныли.

— Твой лифчик из гостиничного номера... лежит в ванной комнате, в корзине для белья, можете забрать, товарищ лейтенант...

— Оставь себе на память, — ни капли не смутившись, ответила она.

Казалось, это напоминание её всего лишь позабавило. Окружающие товарища лейтенанта коллеги засопели, зарумянились, но сделали вид, что ничего не поняли. Или не услышали.

— А где же твоя больная бабушка, которая так не любит гостей? — спросила она, поправляя форменную пилотку.

— Вероятно, там же, где твоя диссертация по религиоведению.

— Диссертация есть. Но по уголовному праву.

— Бабушка тоже есть. Но здоровая, как дуб. И в деревне. Требую права на один звонок адвокату.

— Конечно же, Лаврентий Гельевич, у вас есть такое право... — в квартиру зашёл ещё один незваный гость. С таким видом, как будто не хватало только его.

Голос сразу не понравился Лавру, видеть его источник не мог, потому что был усажен на стул (точнее, фактически прикован) лицом к окну.

— Вот только ваши телефоны уже описаны как вещественные доказательства... Описаны ведь, Зинченко?

— Сейчас опишем, товарищ капитан!

— Ну вот, Лаврентий Гельевич, так что со звонком придётся подождать до участка... Кожемякина, сходи за понятыми. Соседний подъезд, тот, что справа, если стоять лицом к дому. Квартира сто тринадцать, Изольда Тихоновна, и квартира сто три, там ещё одна милая старушка, некая Александра Филипповна, стонет от безделья.

— Есть.

Тем временем Лавр пожирал глазами пакет в руках капитана. Заметил сразу же, как только Игорь Вербицкий появился в поле его зрения. Его мозг судорожно искал выход и не находил.

Капитан притворно вздохнул, посмотрел на потолок с таким видом, как будто Тремиля прибил к нему репродукцию художника Айвазовского, и, как бы оценивая вес, взвешивая принесённый пакет в правой руке, спросил Лавра:

— Узнаёте пакет, гражданин Тремиля?

— Нет! — отрезал тот. — Абсолютно уверен, что вижу его впервые.

©Ярослав Калака

Глава I, Глава II, Глава III, Глава IV, Глава V, Глава VI, Глава VII

Настя принадлежала к тому типу людей, которым соблюдать диету нет никакой необходимости. Поглощение любых количеств пищи самого калорийного качества ни на грамм не отражалось на её тощей фигуре. Её формам могла позавидовать любая порнозвезда. Точёный животик, мускулистость которого подчёркивал пирсинг, серьга которого была подобрана, впрочем, несколько безалаберно. Упругие аккуратные грудки. Линия ножек носила печать совершенства. Смазливое личико обрамляли мелированные волосы короткой причёски.

Причина одиночества привлекательной молодой женщины была банальна: Анастасия любила выпить. Постепенно превратившись из невинной привычки в постоянное качество её натуры, пьянство простёрло свои разрушительные щупальца во все сферы её жизни. Не преминув постучать в двери не только личной жизни, но и карьеры.

С прежней респектабельной работы выгнали после запоя. Чтобы свести концы с концами, Настёне пришлось устроиться обычным уличным промоутером. Впрочем, пожалуй, в самую масштабную фирму города, занимавшуюся этим непростым ремеслом. Платили исправно и не так уж плохо, однако почти всё рабочее время приходилось проводить на ногах. От усталости на ней она спасалась давно освоенным способом.

Голова привычно гудела. Тем не менее надо собираться на работу. Абсолютно голенькой Настя добрела до холодильника. Она всегда спала нагишом, а прямо сейчас есть дела поважнее, чем одежда и макияж.

Открыла морозилку, достала початую бутылку водки. Налила стопку, выпила. Облегчение. Короткая пауза. Вторую. Всё, больше нельзя: пора на работу. Нет, правда, нельзя. Ну, разве что ещё половинку, и точно всё... Она привела себя в порядок и быстро собралась, не забыв самое главное — проверить наличие фляг, одной и второй, в своей сумочке.

* * *

Снился ракетный удар. Ничего особенного. Всё как обычно. Оранжевые полоски выхлопов ракет на чёрном небосклоне, липкий, отвратительный ужас с крапинками иррациональной надежды. Мольба, чтобы остаться в живых. Падение ракет, несколько секунд, во время которых пронзило леденящее душу понимание, что это всё, от тела мало что осталось... И действительно всё, после чего Костя проснулся. Странно. Ракетный удар — это классика, странно другое, то, что снилось до него. А он хорошо помнил, кто ему снился до ракетного удара. И это далеко не в первый раз за последние полгода. То есть с того срока, как это началось. До этого никогда, даже во время той истории. Это не к добру.

Ему снилась Нина-сан. Когда-то мечтал и алкал, как жаждущий воды пустынный странник, сбившийся с пути, чтобы приснилась хоть единожды, пусть издали. Но она не снилась. Отчего стала сниться сейчас? Тем более отнюдь не издали, каждый раз они беседовали во сне. Он ещё раз удивлённо покачал головой, и, окончательно проснувшись, вспомнил. Вскочил, как ошпаренный.

Трясущейся от волнения рукой схватил телефон. Семь часов ноль одна минута. То есть он должен был стоять возле Триумфальной арки один час и одну минуту назад.

Мгновенно вскочил с дивана. Как же он мог проспать? Завёл по три будильника на каждом из двух своих телефонов. Почему не зазвонил ни один из них? Нервно осмотрелся в поисках одежды и только тогда увидел. У изголовья постели. Письмо в конверте из коричневой бумаги. Он схватил и повертел его в руках. На передней стороне каллиграфическим почерком с помощью чёрных чернил и пера надпись: «Черпевскому Константину Викторовичу». На задней стороне сургучная печать Баграгриэля. Он дрожащими руками распечатал. Лапидарности посланию было не занимать. Оно состояло всего из двух слов: «Всё отменяется», и подписи: «Зантия». Черпевский побледнел, замахнулся, чтобы отшвырнуть письмо, но не успел — исчезло само. Тихое секундное потрескивание, лёгкий запах озона — и всё, как и не было. Вместе с конвертом.

Хотелось расплакаться, горько и искренне, как ребёнку, которому показали, но не купили самую лучшую игрушку в его жизни. Он осмотрел комнату, словно в поисках ответа на накатившиеся на него вопросы. Лучи солнца, обычные в этот час, полностью залили её утренним светом. Взгляд остановился на бутылке бурбона, стоящей на секретере. Подарок, простоявший почти десять лет.

— Довольно стирать с тебя пыль, — сказал вслух Костя, надеясь, что звуки собственного голоса его немного успокоят.

Так и произошло. Он взял со стола с компьютером стакан, из которого вчера пил воду перед сном. Достал бутыль и распечатал. Налил себе на три пальца. Залпом, заранее скривившись, выпил. Зря — чай. Обычный чай, разве что без сахара, как он и пил всю свою жизнь.

Разумеется, Черпевский сразу сообразил, что появилась надежда. В запечатанной бутылке не мог быть десять лет чай с бергамотом. Он там вообще не мог быть. Тем более тёплый. Прислушавшись к своим чувствам, понял, что есть нечто ещё. И это самое нечто никак не укладывается в привычные рамки повседневной обыденности. Запах свежеиспечённого хлеба. Распахнув дверь, отделявшую его комнатку от прихожей, он ринулся на кухню.

Как раз в этот момент Зантия доставала противень с румяными булочками из духовки. На столе стояли две кружки со свежезаваренным чаем. С бергамотом.

Выглядела она презабавно: в строгих огромных очках и деловом костюме, поверх которого обычный домашний фартук. Зелёный, с красной каймой.

— Зантия, я проспал!

— Знаю, это я выключила будильники.

— А письмо?!

— Так и было задумано. Оно с ночи. Пытались сбить с толку. Догадываешься, кого.

— Значит... Значит, всё в силе?

— Ну конечно! — повернулась к нему она. — Оденься и иди завтракать. У нас мало времени.

— Простите, я мигом, — в смущении осмотрев свой утренний, весьма далёкий от совершенства наряд, заверил он.

Когда привёл себя в порядок, она уже сидела за столом и намазывала на разрезанную пополам булочку сливочное масло.

— Возьми.

— Спасибо.

Свежие булочки с хрустящей корочкой и маслом были до безумия пленительны.

— Очень вкусно.

— Ешь.

— Спасибо.

— Ты ведь так её и не видел? — после паузы, потраченной на булочку, спросила она.

— Вы ведь знаете.

— Да, знаю.

Помолчали.

— Хочешь о чём-нибудь спросить?

— О чём-нибудь — это о ней?

Зантия взглянула на него тем самым взглядом, который ему запомнился лучше всего. Трудно сказать, чего в нём было больше, но молодой человек хотел верить, что во всей Мультивселенной мало тех, на кого она вот так смотрит.

— Нет, — продолжил он. — С тех пор как компьютерные сети стали общедоступными и народными, в нашем мире многое можно узнать... Нечаянно...

Она склонила голову и допила свой чай.

— Хочу поблагодарить... — вдруг выпалил он, — когда ещё представится случай... Спасибо!.. Не за вопрос, за всё. Всё это время я чувствовал, что вы... как бы рядом. Даже если это не так, и всё придумал, не говорите. И всё равно — спасибо.

Как обычно в подобных ситуациях, Зантия и бровью не повела. Как уже бывало прежде, у Черпевского на языке внезапно завертелись десятки вопросов. И, как и прежде, он с тоскливым раздражением почувствовал, что ни одному из них нельзя позволить с него сорваться. Вдруг она резким движением приложила руку ко лбу и зажмурилась. «Телепатическая связь, — догадался про себя Костя. — С Баграгриэлем или Нашкой».

— Нам пора, — встала она из-за стола.

На улице их ждал уже знакомый микроавтобус с тонированными стёклами и нелепым шофёром.

©Ярослав Калака

Глава I, Глава II, Глава III, Глава IV, Глава V, Глава VI

Массивная железная дверь, прежде чем распахнуться, издала привычную симфонию, состоящую из металлического лязга. Такую же, как и всегда.

— Подследственный Фишт, на выход!

«Не рано ли? — равнодушно подумал Хорхеус Фишт. — Суд только через четыре часа».

Послушно вышел из камеры, как и положено, встал у стены. На часах — шесть часов утра. Без одной минуты.

Он поймался глупо и нелепо. Как раз в тот момент, когда меньше всего этого ожидал. Тогда, когда меньше всего был к этому готов. Именно так, потому что подобное уже происходило. Конечно, он знал, что за ним как за самым лучшим вором Редгарда идёт постоянная охота. Что его поимка неминуемо принесёт за собой не одну дырочку в милицейских погонах. Но перестал бояться. Самонадеянность, произраставшая из годами оттачиваемого профессионализма, сплавленного с изрядной долей удачи, обычно неизменно к нему благосклонной, затуманила его разум. Никогда нельзя переставать бояться. Расплата не заставила себя ждать. Он сядет. Дело крепкое, а дурашливый молодой адвокат, к которому его ведут, сразу видно, что неопытный. Для того чтобы нанять другого, ему пришлось бы обо всём рассказать Татьяне. Он не станет. Пусть лучше так. Это раньше он был готов пойти на всё, чтобы добиться своего. Не теперь. Эта женщина заставила его измениться... Нет, не так: он сам захотел измениться после того, как она прочно вошла в его жизнь. На это ушло много времени. Изломанная судьба и истерзанная жизнь Хора приучили его никогда не верить людям и в каждом видеть подлеца, закамуфлированного в той или иной мере. Надо было покончить с прошлой жизнью сразу, как хотел. А не пытаться максимально обеспечить свою новую жизнь. Которой теперь просто не будет.

Какая глупость, кем он себя возомнил? Не подготовить смену своему адвокату, умершему от инфаркта полгода назад. Сам всегда всех учил, что есть категория дел, для которых не существует грифов «завтра» и «потом».

Он вздохнул.

Они пришли.

— К стене! — приказал конвоир.

Внутри комнаты для свиданий его ожидал совершенно не его адвокат. То есть молодой несерьёзного вида человек, которому, если опираться на его внешность, подошли бы профессии, например, маляра, художника или музыканта. А стройная миловидная женщина в деловом костюме серого цвета. С ледяным взглядом волевых глаз, спрятанных за очками с большими окулярами в чёрной оправе.

Он неуверенно сел напротив неё, подозревая, что произошла какая-то ошибка.

Их оставили одних.

Женщина молчала.

Осматривала его. Хорхеус, в свою очередь, её. Думал, как её ожерелье с зелёным камушком и простенькие часики на красном ремешке умудряются сочетаться со строгим деловым костюмом стального цвета.

— Вы не мой адвокат, — надоело ждать Хору.

— Пока нет.

— Тогда кто вы и зачем я вам нужен?

— Мне нужен ваш талант. Взамен я могу стать вашим адвокатом и вытащить вас из тюрьмы.

Хор откинулся на спинку стула и удивлённо уставился на женщину.

«Как в кино», — пронеслось в его голове.

— Что нужно делать?

— То же, что и делали всю свою жизнь, — воровать. Ещё — что скажут, но тут ничего особенного. Без подвоха и второго дна.

— А...

— Не стоит, по крайней мере сейчас, спрашивать, на кого вы будете работать. У вас три минуты для принятия решения.

— Я согласен, — не медля и трёх секунд, ответил он.

* * *

Перед тем как выйти, Алексей Горожанкин последний раз осмотрел себя в зеркало. На него смотрел невысокий молодой человек в прямоугольных очках. Длинные вьющиеся волосы, созвездие маленьких прыщей на лице. Галстук, пожалуй, не слишком подходящий для такого унылого места, как здание суда, ну да ладно. Он взял свой бежевый дипломат и вышел из дома. Суд совсем недалеко, из-за пробок лучше всего пройтись пешком. За то время, которое учился в школе, ни разу даже в шутку не задумался о карьере адвоката. Мечтал стать программистом. В совершенстве овладел языком программирования анаконда. Занял призовые места на нескольких олимпиадах... Но настоял отец, устав от бесконечных споров, он в какой-то момент сдался. Теперь пожинает плоды своего решения. Через два часа состоится суд над его первым клиентом. А он до сих пор не имеет понятия, как его выиграть.

Алексей прошёл пару кварталов и вышел на улицу Зелёную. Остановился, чтобы проверить, не забыл ли телефон. Именно в этот момент его и обогнала эта сногсшибательная девушка. Утончённая, фигуристая, в белой деловой блузе и чёрной строгой юбке. Жгучая брюнетка на высоченной шпильке. Он остановился, залюбовавшись так, что забыл про телефон. Ей удалось обогнать его не более чем на пятнадцать шагов, как правая шпилька сломалась, и девушка, подвернув ногу, зашаталась, стремясь сохранить равновесие. Он неуверенно подошёл к ней и неловко предложил ей свою руку, чтобы опереться.

Она взглянула ему в лицо.

Бывает так, что женщины, неплохо выглядящие с того самого ракурса, который вызвал у него столько восхищения, оказываются дурнушками на лицо. В японском языке даже есть специальное слово, описывающее эту ситуацию. Не понадобилось бы в этом случае. Лицо было просто бесподобно. Возможно, слишком ярко накрашены губы... Нет, в самый раз.

— Алексей? — удивилась она. — Не думала, что ещё раз вас увижу.

— Мы знакомы? — выдавил из себя молодой человек, сконфузившись.

— Конечно! Конференция «Актуальные вопросы создания правового государства». В апреле прошлого года в Калимории. Вы тогда ещё взяли у меня номер телефона, но так и не позвонили. Помните?

Горожанкин покраснел до корней волос. Окончание третьего, заключительного, дня конференции, обозначенного по традиции банкетом, он помнил плохо. Точнее, не помнил вообще. Виноват абсент. Отчасти текила в самом начале. Тем не менее забыть такую девушку?

— Вижу, вы забыли, — вздохнул она. — Николь. А вы — Алексей Горожанкин. Будем считать, что познакомились заново. Хотя я бы предпочла, чтобы поводом для нашего воссоединения послужила какая-нибудь другая ситуация...

— Ах, да! — воскликнул молодой человек, стараясь гнать о себя мысль о том, что он как всегда удручающе банален. — Скажите, как я могу вам помочь? Вы далеко живёте?

— Нет, вон тот отель через дорогу. Прилетела вчера из Калимории на встречу с клиентом.

— Могу ли я вам помочь дойти до номера?

— Бедной девушке ничего не остаётся, как принять предложение благородного рыцаря...

Спустя минуту он пришёл к тому, что взять девушку на руки для того, чтобы донести до отеля, — это единственно эффективный способ транспортировки.

— Чашечку кофе? — медленно и нежно предложила девушка своему спасителю, когда они наконец-то оказались перед вожделенной дверью её номера.

Красный, как рак, от напряжения и смущения Горожанкин судорожно сглотнул и кивнул в знак согласия.

— Присаживайся, — указала они ему на кресло после того, как они вошли. — Устал?

— Ни капельки. Как ваша нога?

— Прошла! — улыбнулась она, слегка приподняв ногу для того, чтобы продемонстрировать её молодому человеку.

Он сел в кресло. Она сварила кофе, и так запросто, как будто они были женаты не то чтобы недавно, то есть без подобострастности, но и не давно, тогда, когда ещё заботятся друг о друге без напоминания.

Зашла сзади и начала массировать ему плечи.

— У тебя очень приятные руки.

— Спасибо, — ответила она после того, как закончила шептать слова волшбы. Но, конечно, знала, что эти её обычные слова никто не услышит.

Молодой человек спал крепким, беспробудным сном. Нашка наложила ему руки на голову и принялась читать ещё одно заклинание. Горе-адвокату предстояло проспать до следующего утра. Это долго, необходима дополнительная волшба. К тому же надо не забыть про эффект похмелья.

Закончив, осмотрела комнату и начала быстро действовать. Времени было в обрез. Разобрала кровать. С одной из подушек сдёрнула наволочку. Смяла простыни, скинула покрывало и одеяло. Без усилий перетащила туда юриста. Хмыкнув, расстегнула его ремень. Стащила штаны вместе с трусами. Брезгливо закинула в угол комнаты. Снятую рубашку закинула в другой угол, пиджак повесила на кресло, которое перевернула на бок. Галстук, после того как задумчиво огляделась вокруг, повесила на люстру. Передумала, сочла слишком кичливым и перевесила его на вешалку в прихожей. Принесла из кухни два пакета. Подвинула журнальный столик поближе к кровати. Достала бутыль виски, распечатала. Налила на четверть в один, на треть во второй стаканы. Затем почти всю бутылку вылила в раковину на кухне, оставив совсем немного.

Подобные манипуляции произвела с пивом. Наполнила пепельницу аккуратно принесёнными в пакетике окурками. Нарезала еду: сыр, колбасу, ветчину. Достала салаты в пластиковых ёмкостях, в которых их продают в супермаркетах. Открыла несколько консервов, наведя во всём съестном кромешный беспорядок. Не забыла выпачкать в еде пластиковые вилки и ложки. Хорошенько дёрнула штору, опрокинула торшер. Закинула пару окурков на балкон. Распечатала пару презервативов, выкинула их в унитаз, бросив открытой крышку стульчака. Пакетики из-под них бросила на видное место на полу. В ванне намочила самое большое полотенце, повесила на раковину. Лейку от душа сняла со своего места и швырнула в ванну. На кухне сложила остатки еды в холодильник, оставила его дверь приоткрытой. Перевернула табурет.

Придирчиво осмотрела квартиру, наводя последние штрихи. Осталась недовольна: касательно работы она слыла исполнительной перфекционисткой. На мгновенье, задумавшись, разлила немного пива и рассола от оливок на столик с закусками в комнате, а на кухне разбила бокал и вымазала обеденный стол и раковину кетчупом. Вот теперь классический беспорядок после возлияний и утех.

— Прощайте, Алексей, — насмешливо сказала храпящему молодому человеку и быстро покинула отель.

©Ярослав Калака

Глава I, Глава II, Глава III, Глава IV, Глава V

Они вышли на улицу. Маяк закрылся на замок так же, как это прежде произошло с мельницей, — самостоятельно. Теперь, после восхода лун, темнота перестала быть кромешной. Шагая вслед за остальными по дорожке, мощённой жёлтым то ли булыжником, то ли кирпичом, Константин с интересом оглядывался на окружающие его пейзажи, освещённые светом необычных ночных светил.

Дошли быстро, замок, хотя обычно бывает наоборот, оказался ближе, чем это казалось с вершины маяка.

Возле парадного входа царило столпотворение. На площади перед ним, освещённой по периметру довольно яркими фонарями, беседовали, кричали, смеялись и издавали звуки, соответствующие своей расе, самые различные существа гуманоидного и негуманоидного типа.

— Оу... Баграгриэль собственной персоной, как всегда, во главе кучки своего никчёмного сброда, — раздался сзади них насмешливый голос.

Ангел остановился и медленно покачал головой.

— Кайлос, — не поворачиваясь, ответил он, — даже твои прихвостни наконец-то узнали, чего ты стоишь на самом деле, и перестали тебе прислуживать? — и резко повернулся к собеседнику.

Чёрные, как смола, крылья. Довольно внушительные, что говорило о неплохом положении в родной иерархической системе, рога. Красные не так, как бывает у людей, а по-настоящему красные глаза. Цвета угля с сильной проседью волосы, стильно зачёсанные назад. Тонкие губы, застывшие в кривой улыбке. Слегка сиплый голос, который не мешал его хозяину в совершенстве пользоваться всеми оттенками интонации.

— Оу, кто это? — Кайлос сделал вид, что только что увидел Черпевского. — Тот самый новый Орфей, про которого не так давно все говорили? Юноша, ты снова заблудился там, где не следует? А я почему-то считал, что он посуше... Кстати, хочешь, я устрою тебе встречу с настоящим Орфеем? — наклонился он над Костей.

Зантия, до этого побледневшая, словно полотно, а теперь стремительно начавшая розоветь, с трудом скрывала бешенство.

— Изыди! — встала она между ним и Костей.

Баграгриэль медленно положил руку на рукоять меча. Протянул руки к своему оружию, длинной глефе, закреплённой на спине, Кайлос. Не прекращая зловеще ухмыляться.

— Пошёл вон! — бросила ему через плечо стремительно подошедшая к ним Еврисфея. — Немедленно. А то пожалеешь.

В своём истинном облике она была значительно выше и симпатичнее. И старше: на вид около сорока, может быть, сорока двух лет по земным меркам. Крылья за спиной были едва тронуты бледно-жёлтым оттенком. Как и у целой группы ангелов, стоящих неподалёку. Тех самых, от общества которых её оторвала назревающая стычка.

— Багри, сколько можно его задевать? — спросила она после того, как её приказ был выполнен. — Добром это не кончится. Идёмте. У нас мало времени. Необходимо уединиться, чтобы поговорить. Я всё приготовила.

Они свернули на одну из боковых тропинок. Быстро покинули освещённую зону, оставив шум и гам всеобщего оживления позади. Заброшенность тропинки позволила им, минуя оживлённые места, такие как подсвеченный музыкальный фонтан, который они обошли справа, через несколько минут выйти к уединённому флигелю.

Дверь сама распахнулась перед Еврисфеей. Внутри стоял грубый стол, вокруг — четыре табурета. Ещё деревянная скамья и лежак, который пытались аккуратно застлать шкурами. Очаг, на котором бурлил котелок с варевом. Это скромное жилище, напоминавшее сторожку лесника, освещалось светом трёх свечей, стоявших в подсвечнике. На столе лежала белая папка с оттиснённым на ней сложным символом.

Черпевский присел на скамью. Остальные расположились на табуретах.

Евресфея открыла папку:

— Здесь нас не смогут подслушать. Баграгриэль?

— Да?

— Возьми свидетельство о закреплении твоей оперативной группы... над нашей проблемой, — она протянула ему лист пергамента с сургучной печатью.

Черпевский заметил, что многочисленные буквы на пергаменте вели себя как живые: извивались и шевелились, тем не менее не теряя своей формы, а следовательно, и функции.

— Благодарю тебя.

— Это хороший шанс положить конец слухам...

— Слухам о чём?!

— У нас нет времени для ссоры, Багри, — примирительно заметила Еврисфея. — Прошу тебя, не заводись. Мы оба знаем, о чём я... Разреши мне продолжить.

Ангел вздохнул и кивнул.

— Хороший шанс с честью и славой окончательно вернуться в строй... Достань, пожалуйста, свой плуривенефициус и включи канал на пополнение... Отлично, — она в свою очередь достала свой прибор и произвела с ним короткие манипуляции.

— Тысячу единиц психокинетической энергии на твой счёт. Не правда ли, должно хватить?

— Щедро, — покачал головой Баграгриэль, на короткое время постаравшийся придать своей физиономии воодушевлённый вид.

В свою очередь Зантия удивлённо вскинула брови, а Нашка удовлетворённо улыбнулась.

— Это, — ангел Управления оперативного реагирования достала ещё одну бумагу с печатью и живыми буквами и протянула её молодому человеку, — официальное свидетельство о том, что Константин Викторович Черпевский является действующим фактотумом вашей оперативной группы... Как посмотришь, отдай документ Баграгриэлю, пусть пока побудет у него.

Костя передал документ, из которого понял только то, что он написан на незнакомом ему языке.

— А это твой билет на самолёт. И что, признаюсь, было не совсем просто, — виза. Спрячь их в нагрудный карман.

— Спасибо.

— Теперь о главном... — Еврисфея нахмурила и поджала губы — Управление произвело углубленную проверку и...

Повисла пауза.

— И что-то нашло, не так ли? — подсказал Баграгриэль. — Почему нельзя было с этого начать, Еврисфея? Тогда предыдущий разговор был бы гораздо более актуальным и полезным! Почему мы всегда барахтаемся в бюрократии, словно лягушки? Ведь при мне...

— Я не знаю, кто такие лягушки, — задумчиво заметила ангел из Управления.

Перебила небрежно и властно.

Было заметно, что она думает о другом.

— Мелкие земноводные из мира Кости, Протоса, — тихо подсказала Зантия. — В Прайме тоже есть.

— Ты прекрасно знаешь, Баграгриэль, — так же устало продолжала Еврисфея, — что запрос по конкретной задаче невозможен без закрепления за ней оперативной группы. Уверяю, он был сделан сразу же, как вы были утверждены...

— Речь идёт о рядовом поиске по базе, Еврисфея! Не могу понять, — повысил голос Багри, — почему такая мелочь требует необходимого соблюдения установленной номенклатурной процедуры?! Ты хочешь сказать, что теперь в Управлении все и всегда соблюдают правила, Еври? Да в таком случае я даже рад... — он осёкся.

Она устало взмахнула рукой:

— Иногда я рада, что хоть кто-то не меняется. Все знают, что правила всегда были... не для тебя... Пару слов насчёт закрепления. Expressis verbis1, Габриэль внезапно заинтересовался этой задачей. Она больше не второстепенная. А я обещала. Зря, весьма глупо и опрометчиво. Было безумно трудно закрепить именно вашу группу за ней. Пришлось употребить почти всё своё влияние. И я прошу всех, — она выпрямилась и посмотрела на Зантию, — не подведите меня. Это касается и тебя, Константин из Протоса... А насчёт экспрессии, то могу я спросить, в чём моя вина?

Воцарилось молчание.

Баграгриэль мгновенно остыл:

— Ладно. Спасибо тебе, Еври... Ты же знаешь: мы всегда работаем на совесть. Делаем всё возможное, а иногда и невозможное. Сколько бы я ни ворчал.

Зантия и Нашка в знак согласия закивали головами.

Вслед за ними, осторожно и нелепо, — Константин.

— Отлично. А теперь к делу. В деле годовалой давности фигурирует одна из стюардесс вашего рейса, некая Аглая Ферро. Ничего особенного. Она просто была в месте, используемом членами Зелёного Дракона в качестве штаб-квартиры в Калимории. В каких-либо связях не замечена. Чем вызвано её пребывание там, неизвестно. Вот выписка из дела, — она достала ещё одну бумагу. — На ней гриф секретности, поэтому ознакомься с ней, Багри, запомни и верни. Вот все контакты, — она достала толстый файл и положила его на стол, — остальных членов экипажа, а также Урсулова и его друзей. То есть всех покрытых. В Боевом управлении на него ничего особенного не нашли, но мы же знаем, что там всегда был, есть и, к сожалению, будет тотальный хаос. Изучите, должно пригодиться. Теперь расчёты аналитического отдела. Для эффективного выполнения задачи рассчитан потребный наряд агентов. Состоит всего из двух специалистов, которых с помощью стандартных операций, Багри, — она сделала ударение на слове «стандартных», — легко удастся привлечь к сотрудничеству. Вот материалы на них, — она достала ещё кипу пергаментных листков с пляшущими буквами. — Практические рекомендации и описание вариантов необходимых манипуляций, направленных на достижение цели по привлечению на свою сторону, выделены красным маркером. Пока всё.

— Ну что же, — невозмутимо заметил Баграгриэль, просматривая бумаги, — уже хоть что-то, с чем можно начинать... Кстати, пока не забыл, есть один маленький нюанс. Пожелание нашего новоиспечённого фактотума.

— Да?

— Мы не можем отправить нашего агента из Санта-Виктории обратно домой морем — круизным лайнером? Конечно, если он там окажется?

— Морем? Круизным лайнером? В смысле, таким большим пассажирским кораблём с множеством палуб?

— Да. Это условие Константина, — ответила за шефа Зантия.

— Я поняла. Океанским лайнером, значит... Да, я недавно была в одном мире, где билет с одного конца их вселенной на другой стоит дешевле, чем билет на этот ваш корабль... Ладно, что-нибудь придумаем. Хорошо, я запомнила. Морем так морем.

К этому времени Баграгриэль достал свой пергамент, перьевую ручку, карандаш и принялся делать на нём заметки, сверяясь с бумагами.

— А теперь нам необходимо переговорить о своих делах, — вздохнула Еврисфея. — Держи, — протянула она Косте маленькую глиняную фигурку. — Это глиф. Перенесёт тебя прямо домой. Умеешь пользоваться?

— Да, — ответил Черпевский, чувствуя прилив лёгкой обиды и тоски.

— Счастливо, фактотум.

— Завтра... Точнее уже сегодня ровно в шесть часов утра. Без опозданий. Возле Триумфальной арки в Редгарде. Это ведь рядом с твоим домом? — Баграгриэль в задумчивости потёр свой лоб, не отрывая взгляда от пергамента. — Поможешь нам.

— Да, рядом. Хорошо, в шесть часов возле Триумфальной арки. До встречи.

В ответ ему сосредоточенно и нетерпеливо закивали. Ангел из Управления уставилась в свою папку, все остальные — в розданные ею бумаги.

Он вздохнул и сломал фигурку. Последнее, что услышал, — это слова Еврисфеи:

— Есть тут у меня, Багри, одна идея...

Перемещение произошло молниеносно. Спустя мгновение он снова смотрел на трещины той самой стены напротив своего дивана.

©Ярослав Калака

Глава I, Глава II, Глава III, Глава IV

Они вышли из бара и сели в поданную машину. Узенький микроавтобус с тонированными окнами. Маленький кругленький шофёр. Сразу ясно: такой не задаст ни одного вопроса и предпочтёт не увидеть ничего, кроме, пожалуй, чаевых.

Ночь подарила им свободу перемещения. Доехали быстро в какой-то посёлок расположенный рядом с Редгардом, прежде Черпевский никогда в нём не был.

Отпустили машину. Торопливым шагом в непроглядной тьме дошли до древней мельницы. Костя даже не предполагал, что такие ещё сохранились. Дощатой, хоть и с оторванными крыльями. Энергичное кваканье лягушек указывало на близость водоёма. Как и несусветное обилие комаров.

— Не забудь напустить заклинание невидимости, — тихо сказал Багри Нашке и достал из кармана огромный кованый железный ключ.

Та кивнула, отошла в сторону и тихим певучим голосом начала произносить заклинание, заранее вытянув вперёд руки. Какой древний язык на этот раз? Косте показалось, что это была латынь. Вскоре что-то щёлкнуло, и силуэт мельницы исчез, полностью слился с окружающим мельницу мраком.

К этому моменту Баграгриэль открыл такой же огромный, под стать ключу, навесной замок. Они вошли внутрь. Короткий лязгающий звук дал понять, что мельница снова заперта. Зантия произнесла заклинание, и маленькая огненная полоска, вылетевшая из её ладони, зажгла факел, прикреплённый к центральной мачте. Костя огляделся по сторонам. Ничего необычного. Старинные жернова, поломанное колесо, ржавые шестерни разной величины, полусгнившие бочки и прочий хлам, покрытый толстым слоем пыли, в беспорядке валялся вокруг.

По окружности округлой стены когда-то была деревянная лестница. Вела куда-то наверх, трудно разглядеть. Истлела трухой и обвалилась вниз давным-давно. Багри вытянул вперёд левую руки и негромко начал произносить заклинание. Костя знал это заклинание, оно называлось Scalаm vitae.

Он ещё не успел закончить, как послышался едва уловимый звук. Такой, как будто миллиард термитов вдруг решили одновременно пообедать. Впрочем, по крайне мере теперь они были совершенно ни при чём. Сила заклинания заставила ожить мириады пылинок. Одна за другой они приобретали способность двигаться и начинали роиться вплоть до тех пор, пока каждая не нашла свое прежнее место в восстановленной деревянной лестнице.

— Идём, — сказал Баграгриэль и первым наступил на скрипучие ступеньки.

Наверху отпер тем же ключом маленькую дверцу, за которой скрывалась небольшая комнатка. Прежде чем войти, он зажёг карманную зажигалку, а Зантия погасила факел заклинанием Obscura nocte.

Внутри было пусто. Только необходимое для ритуала: правильно расставленные свечи, сложная система геометрических фигур, линий и символов, начерченная на полу и стенах мелом, кадильницы с фимиамом.

— За работу, — сурово произнёс Баграгриэль после того, как закончил зажигать свечи.

Всё трое засуетились, забегали вокруг. Стоило торопиться: заклинание маскировки не продержится слишком долго. И тогда кому-нибудь из них (кроме Кости, конечно) придётся выходить на улицу, чтобы повторить его снова.

Константин отошёл в сторону и прижался спиной к дощатой стене, чтобы не мешать.

Зантия разжигала фимиам. Баграгриэль и Нашка практически одновременно начали читать заклинание, возвращающее истинный облик. Черпевский отлично запомнил с самого первого раза: существа, которые никогда не были людьми, могут перемещаться между мирами только в своём истинном облике. Естественно, Зантия была лишена такой необходимости.

Спустя положенный срок Баграгриэль превратился в высокого, статного ангела с огненным мечом, белоснежными крыльями и лицом юноши, которому не исполнилось ещё и двадцати.

По земным меркам Нашка выглядела ещё моложе — не старше пятнадцати-шестнадцати лет. Её аккуратные рожки с предыдущего случая, когда молодой человек видел её настоящей, стали как будто немножечко иссыхать. А в иссиня-чёрных крыльях нет-нет, но начали кое-где появляться серенькие, а иногда даже светло-серенькие пёрышки. Тем не менее метаморфозе её превращения предстояло преодолеть ещё не одну сотню лет, чтобы вступить в заключительную стадию.

Когда всё было готово, они взялись за руки и встали по центру в круг. Справа Костину руку держала Зантия, слева — Нашка. Все, кроме Кости, принялись нараспев произносить слова неведомого ему гимна. Больше всего это напоминало мелодичное песнопение. Насколько он помнил, дальше приятного будет мало.

Так и вышло. Сначала зажглись ярким голубым светом начерченные вокруг символы и линии. Голубой свет струился вокруг, уверенно захватывая пространство. Подсвечивал частички пыли и дыма из кадильниц. Постепенно он набирал силу, мощь и... сознание. Наступил момент, когда он начал проникать внутрь. Косте, как и в прошлый раз, стало казаться, что воздух вокруг каким-то неведомым образом сменила вода, которая давно заполнила лёгкие. Не выдержав попытки ею дышать, они разрываются, вслед за ними желудок и сердце, глаза и уши, всё остальное, даже мышцы. Всё, кроме мозга, пока, наконец, дело не дошло и до него. Хотелось больше всего закричать. Если бы это было возможным! Почему вокруг ничего не видно? Ах да, у него же лопнули глаза...

Всё закончилось через мгновение.

— Опыт приходит с практикой, — холодно поучала его Зантия. — Тебе необходимо научиться не сопротивляться. Разве так трудно расслабиться? Тогда всё переносится легко. Отдай мою руку.

— И мою! — попросила Нашка.

Только теперь Черпевский осознал, с какой силой сжал руки девушек.

Они стояли в тех же позах и местах, только по центру огромной линзы. Мельница осталась в родном мире Константина, в этом это был маяк.

— Баграгриэль, я всё время хотел спросить...

— Да. Это сильно упрощает перемещение, если места для порталов выбраны в обоих мирах похожими друг на друга. Хотя бы немного. Есть ещё нюансы, но о них позже. Вопрос был об этом?

— Да.

Они вышли на балкон. Тепло. Прекрасно ощущалось, что всё вокруг другое. Воздух. Звуки. Вообще всё. Тёмная южная ночь, покрывавшая их, и та умудрялась быть индивидуальной и особенной. Вверху мерцали звёзды. Ни одного знакомого созвездия. А прямо перед ними расстилалась уютная морская бухта, в которую впадала река. Рядом с ней чёрной грозной громадой высился силуэт замка, называвшегося Фантасмагориумом.

Постоянно раздираемые различного рода конфликтами, планы Мультивселенной всегда были и будут заинтересованы в наличии и, более того, в процветании мест, поставивших во главу своего существования нейтралитет.

Хотя, с другой стороны, невероятно строго соблюдаемый нейтралитет был всего лишь внешней вывеской одного из самых загадочных мест мироздания. Фантасмагориум интриговал, подкупал и восхищал. Пожалуй, не было ещё существа, разочарованного после знакомства, даже поверхностного, с замком, полным неожиданностей, загадок и тайн.

На какой-то момент всё вокруг стихло. Воцарилась практически абсолютная тишина. Естественная только для пещеры. Тут Костя заметил, что его спутники переглядываются между собой. Ждать долго не пришлось.

Прозвучал оглушительный залп. Настолько неожиданный, что Черпевский вздрогнул. Через несколько мгновений всё небо расцвело — грандиозное представление начал салют. Похоже, пиротехнику запускали одновременно из нескольких мест, расположенных по окружности бухты. По силе воздействия эффект затмевал все зрелища, которые ему приходилось видеть. Этапы пиротехнического действа, с каждым разом усложняясь, поражали воображение. Звучала музыка, настолько органично слившаяся с искромётной феерией, творившейся в небе, что Константин не заметил момента, когда она начала звучать. Постепенно она набрала мощь и, усиливаясь и отражаясь от воды, пленила окружающее пространство своей гармонией. Невозможно сказать, кто дополнял друг друга, являясь главенствующим: она или череда ярких залпов, переплетающихся друг с другом; каждый новый подхватывал эстафету непрерывности у предыдущего, тем не менее ведя в небе свою головокружительную цветную игру.

Полная жизни и весёлой энергии музыка уже не намекала, а требовала своих танцоров, превратившись, по сути, в танец. Не заставили себя долго ждать. С разных сторон, подчиняясь строго установленному порядку, в центр бухты по воздуху ринулось сразу пять групп существ. Несмотря на ночь, разглядеть участников каждой из них ничего не стоило.

Девушки с крыльями, как у стрекоз, оставляли за собой след люминесцирующей пыльцы. Пегасы освещались с помощью магии, над каждым из них блекло сиял светло-серый шар, создающийся специальным заклинанием; красным цветом, как будто раскалены, светились подковы. Грифоны подсвечивались более замысловатой магией, заставляющей мерцать каждое пёрышко. Фениксы и пещерные виверны в силу своей природы в подобных заботах не нуждались.

С каждой секундой, приближаясь к кульминации, накал представления усиливался. Существа закружились в головокружительном вихре, образуя единое целое с музыкальной и световой составляющей действа. Салют закончился; вместо него стали видны мерцания целого сонма устройств, расположенных по всей округе. С их помощью над морем создавались целые голографические действа, искусно дополняемые танцорами.

— Ух! — не выдержав, Костя издал вздох восхищения. — Вот это да!

Картина действительно восхищала и поражала, повергала душу и сердце зрителя в сладкий и томительный трепет. Вернее, целый калейдоскоп связанных между собой картин, повествовавших о событиях, вероятно, исторически значимых для этого мира.

— Соединение магии и вашей лазерной технологии, — прокомментировал Багри. — Нравится?

— Очень! — честно признался Костя.

Света стало достаточно, чтобы разглядеть: водяная гладь бухты изобиловала лодками и небольшими судёнышками со зрителями. Вскоре, сразу же после того, как голографическое представление, поддерживаемое музыкальным и танцевальным сопровождением, закончилось, на них сначала робко начали зажигаться огоньки. Костя не сразу понял, что это такое. И только тогда, когда небесные фонари как по команде пустились в небо, покачал головой, удивляясь собственной глупости.

Со стороны бухты и берегов, на которых тоже столпились, стали доноситься крики. Черпевский почувствовал, что все чего-то ждут. Украдкой взглянул на своих спутников, смотревших на огненные точки, спешащие в небеса. Каждый смотрел по-своему. Баграгриэль задумчиво, видимо, думая о своём, время от времени оборачиваясь на светящиеся окна Фантасмагориума, как бы проверяя, не погасли ли они. Зантия, как всегда, с достоинством и лёгкой укоризной. Нашка с широкой улыбкой, полной озорства; происходящее её искренне веселило, наверняка она и сама бы с удовольствием приняла участие в воздушном танце.

Всеобщий возглас восхищения разнёсся над бухтой. На горизонте показался краешек огромного по земным меркам бледно-голубого небесного светила, восходящего над морем.

— Праздник Слияния лун, — объяснил Баграгриэль. — Две луны встречаются вместе, чтобы неразлучно провести ночь на небосклоне.

Действительно, через некоторое время ещё одна волна всеобщих громогласных возгласов подчеркнула восход второй, блёкло-оранжевой, луны. Она была на переднем плане, меньше первой и отстояла от неё так, что воображаемая горизонтальная линия делила обе луны точно пополам: центр окружности маленькой луны совпадал с одной из точек окружности луны большой. Конечно, если спроецировать их на плоскость.

— Пора, — произнёс Баграгриэль и накинул на свою полную вьющихся белоснежных волос голову такой же белый капюшон.

Они спустились этажом ниже в уютную спальню, освещённую светом, струящимся из трёх керосиновых, ламп. Был аккуратно заправленный топчан, жестковатая на вид кушетка и гамак. Три тумбочки, столик с нарезанным сыром и яблоками на глиняных блюдах.

Внизу, на самом нижнем этаже, в камине горел жёлто-оранжевый огонь. Рядом с ним плетёное кресло-качалка. У стены — комод и несколько стульев. Посередине громадный стол, на котором в беспорядке располагались следующие вещи: фолианты с пожелтевшими от времени страницами, различная алхимическая утварь, из которой Косте были известны только принадлежности для возгонки, секстант, писчие принадлежности, коллекция стеклянных пузырьков с содержимым разных цветов. Его поверхность освещали сразу несколько фонарей, подвешенных к балкам потолка. Впрочем, к этим самым балкам потолка были подвешены не только они. Копчёная утка, массивный кусок солонины, скорее всего карбонад, засоленная баранья лопатка, несколько маленьких кусочков мяса в оболочке приправ, пахнущих так аппетитно, что Черпевский сразу же вспомнил, что в рамках своей диеты целый день ничего не ел.

— Хочешь перекусить? — спросил Багри, поймав его голодный взгляд.

— Нет, спасибо.

— Зантия, сделай ему, пожалуйста, Покров, — попросил он.

Зантия кивнула. Хорошенько натёрла одна о другую свои руки. Поставила свои ладони одна напротив другой, так что между них ещё поместилась бы зажигалка, но не спичечный коробок. Локти параллельно полу, подбородок поднят, веки прикрыты. Тихо, еле различимым шёпотом принялась читать заклинание. Сначала ладони опутал серебристый туман, который вскоре развеялся, оставил межу ладонями что-то вроде яркого, потрескивающего света.

Внезапно она открыла глаза и резким тоном приказала Косте:

— Сядь в кресло-качалку.

Он сел.

— Расслабься. Будет немного неприятно.

— Хорошо.

Как же тут расслабиться, когда предупредили, что ждать ничего хорошего не стоит? Черпевский наоборот сжался, но тут же овладел собой и расслабился.

Ничего особенного. Вначале. Затем неприятные ощущения стали усиливаться: мозг как будто сжимали невидимым обручем, а затем, разочаровавшись, взяли в тиски. Всё равно — ничего особенного. Словно надели коронку, но только не зуб, а на сознание.

— Потерпи, — посоветовала Зантия всё тем же ледяным тоном после того, как закончила произносить слова ритуала на неизвестном Константину языке и убрала руки с его головы. — Неприятные ощущения скоро пройдут. Зато ты теперь полностью защищён от проникновения в твой разум.

— Спасибо.

— Не за что.

— Поторопимся, — потребовал Багри.

Глава I, Глава II, Глава III

День не складывался. Когда человек твёрдо решил худеть, его бесит всё. Дело в том, что Константин Черпевский не только решил худеть. Этим, ставшим ему привычным, занятием он занимался уже несколько лет. А в том, что он впервые за эти самые несколько лет действительно воплощал своё решение в реальность.

Нельзя сказать, что ему докучал избыточный вес. Более того, состояние его фигуры вообще не стоило характеризовать таким словом, как полнота. Так, вполне умеренная упитанность. Которая, к слову, нравится женщинам гораздо чаще, чем худоба. Не какое-нибудь огромное пузо, обычная, кстати, вещь для мужчины его лет, а вполне себе аккуратный круглый животик. Которого-то и нет, ну почти нет, если напрячь мышцы пресса и втянуть его внутрь.

Дело было совершенно в другом. Почти всю свою бурную жизнь Черпевский мечтал о покое. И как только он его нашёл, тут же, как это часто бывает, начал терять себя. Когда-то он читал об одном счетоводе, который всю Вторую мировую войну пролетал на бомбардировщике. Мечтая вернуться в свою маленькую уютную конторку. Когда война закончилась и он вернулся, ему стало безумно скучно жить. Как человеку, привыкшему едва ли не каждый день рисковать своей жизнью, научить себя просто сидеть за столом наедине с бумагами, которые полны сухих цифр?

Поиски себя Константин решил начать с возвращения своей обычной угловатой фигуры. Чтобы лицо превратилось действительно в лицо, а не в сытую довольную физиономию. Которой, кстати, быть довольной нет никаких особых причин.

Сегодня его недовольство просто фонтанировало. Переругавшись почти со всеми, кого встретил на протяжении этого безумно долгого дня, он наконец-то вернулся домой, в своё скромное жилище на улице Зелёной. Которая, как известно, считается одной из центральных улиц Редгарда. Подмёл и вымыл пол, принял душ. Навёл порядок во всей квартире — на протяжении всей своей жизни предпочитал жить в чистоте.

За такими нехитрыми хлопотами наступила ночь. Костя присел на диване в обнимку с громадной кружкой кофе. Без сахара. Лениво раздумывая, лечь спать сразу или посмотреть на ночь какой-нибудь фильм. С одной стороны, он зверски устал, с другой, завтра собирался никуда не ходить и мог выспаться вволю.

Он смотрел на стену перед собой. Одни и те же трещины на штукатурке. Такие же, как и вчера. Позавчера. Неделю назад. Месяц. Год.

Глубоко вздохнул и прикрыл веки. Прозвучал звонок в дверь. Черпевский подскочил на месте. Не разлил кофе только потому, что почти весь его выпил. Уж что-что, а звонок у него был громогласный. Правда, пользовались им крайним редко.

Не дожидаясь, пока откроют, в комнату вошла Нашка.

— Доброй ночи, Константин!

От удивления Черпевский открыл рот и вытаращил глаза.

Естественно и непринуждённо, как будто именно так всё и должно было происходить, подошла к нему и провела рукой возле лба молодого человека. Считала его психоэмоциональный настрой.

— Оу... Так вот о чём мы грезим, мой старый добрый милый шалун! — промурлыкала она и щёлкнула пальцами.

По щёлчку её одежда на ней полностью исчезла. Любуясь эффектом своей сногсшибательной красоты, Нашка несколько раз продефилировала взад-вперёд и даже повертелась перед ним.

Константин облизал вмиг высохшие губы.

— Нашка, — наконец с укоризной сказал он. — Сколько мы не виделись? А ты дразнишь меня, как будто бы ничего не изменилось и мы распрощались только вчера.

— Не обольщайся, это иллюзия. На самом деле я ещё круче.

— Щёлкни пальчиками, пожалуйста, обратно. Я хочу тебя обнять. Кстати, приветствую в своём скромном жилище. Не желаешь перекусить или чего-нибудь выпить?

Она послушалась, и они обнялись.

— Идём, Костя, нам следует поторопиться. Нужна твоя помощь. Тебя все ждут.

— Багри и Зантия?

— Да.

* * *

Расплавленный воск одной из свечей вырвался на волю, закапал на стол. Баграгриэль подвинул пергамент поближе к Косте и в задумчивости потёр свой лоб.

— Тебе придётся сесть на самолёт.

— Нет. Ни за что. Прости меня, Баграгриэль, но все вы прекрасно знаете моё отношение к воздушному транспорту. В целом и в частности.

— Костя, — подняла на него свои пронзительные синие глаза Зантия, — ты же никогда не летал гражданскими судами.

— Благодарю, мне хватило военных.

— Это твоё окончательное слово?

— Да. Сожалею, — он скривился, представив стену напротив дивана. — Нет, правда, сожалею искренне.

Все её, до единой, трещины на ней... Бытует мнение, что любой страх возможно перебороть. Страх летать, которым всегда страдали все мужчины из Костиной семьи, он перебарывал целых пять лет, то время, когда его род занятий предусматривал постоянные полёты в качестве пассажира на разнообразных самолётах и вертолётах. В процессе этого самого перебарывания, после того как однажды его вертолёт пытались сбить, а самолёт, которым он летел, чудом не разбился на посадке, фобия наряду с хроническим характером приобрела пару новых качеств: крайнюю остроту и завидную устойчивость.

— В полёте подают спиртные напитки, — заметила Нашка.

— Я сейчас не пью.

— Да ну? — удивился Багри. — С каких это пор?

— С тех самых, как начал худеть.

— Ну да. Тем более, Костя, стоит ли бояться, имея таких друзей, как мы?

— Друзья, которым ничего ни стоит забыть про твоё существование? Друзья, которым даже невозможно позвонить? Прямым текстом: вы вспомнили обо мне только потому, что я понадобился. А теперь лицемерно говорите о дружбе. Сторону, имею в виду мировоззрение, случаем, не поменяли?

Воцарилось молчание.

— Стоит ли бояться смерти, ты хотел сказать? — продолжил молодой человек. — Вам легко говорить. К тому же, подозреваю, что со смертью как и с парашютными прыжками. Во второй раз только страшнее. Оказывается, с годами её боишься больше и больше. Привыкаешь жить, знаете ли. Очень рад был вас всех повидать. Мне пора, — Черпевский встал из-за стола и задвинул за собой стул. — Всё сказанное не касается вас, Зантия.

— Костя, разреши тебя на пару слов, — попросила та, к которой почему-то не относилось всё сказанное.

Они отошли к барной стойке.

— Как ты думаешь, у неё получится? — спросила Нашка Баграгриэля.

— Я не думаю, а знаю. Конечно же, получится.

Вскоре за стол вернулся нахмурившийся Костя. Придвинул к себе пергамент.

— Его хотят сбить, верно?

— Мы не знаем, — ответила Зантия. — Но полностью исключать такую возможность не то чтобы слишком безрассудно, но всё же довольно преждевременно...

— Расскажите с самого начала, — попросил Черпевский, поморщившись, — Всё, что известно. Честно говоря, ненавижу обтекаемые формулировки.

Баграгриэль легонько постучал обратной стороной карандаша по поверхности стола.

— Слушай внимательно. Значит так...

— Ничего не желаете? — к столу подошёл официант.

Багри поднял голову. В глазах заплясали грозные огоньки. Ненавидел, когда его перебивают. Склонив голову, он посмотрел на сотрудника ресторана так, что тот ретировался молниеносно. Споткнувшись, чуть не упал возле барной стойки.

«Как же по ним соскучился!» — подумал Костя, вздохнув.

— Завтра... — Баграгриэль в задумчивости потёр свой лоб.

Черпевскому был хорошо знаком этот жест.

— Только давайте договоримся сразу, — серьёзно сказал он, воспользовавшись паузой. — Говорите всё, что вам известно. Не надо напускать туману, как тогда на крыше. Я хочу понимать, в чём участвую, раз согласился. А то я вас знаю. Самое главное — и вы меня.

Багри криво усмехнулся, но, подумав, всё же кивнул головой:

— Завтра в двадцать один час двадцать пять минут из аэропорта Редгарда взлетает самолёт. Рейс Редгард — Калимория — Санта-Виктория. Всё дело в том, что совершенно случайно, не так ли, Зани? Сегодня утром мы помогли... Зантия, объясни.

— Сегодня утром, Константин, мы с Нашкой помогли одной девочке. Запомни её имя — Антонина. Родители Тони поругались и расстались. Отец девочки сейчас в Санта-Виктории. После того, как мы маленько...

— Пошалили, — подсказала Нашка.

— Помогли, — с нажимом продолжила Зантия, покосившись на Нашку, — её мама заказала билеты на этот самый рейс, про который мы говорим. Соответственно, это вызвало стандартную проверку нашего Управления оперативного реагирования...

— Которое, — подхватил Багри, — оказывается, давно занимается этим бортом. Не к ночи упомянутые его ведут... Сделать из этого тайну у них не получилось. Как ни старались. Сознание нескольких будущих пассажиров они мощно покрыли. Так, что не подступиться. Но даже не это самое интересное, такое нет-нет да случается... По разным причинам с обеих сторон. Обескураживает и интригует тот факт, что покрыто также сознание всех членов экипажа. Последний раз подобное закончилось провокацией, повлекшей за собой Фракийско-полданскую войну в вашем мире...

— Хорошо. В чём моя роль?

— На борту будет три покрытых пассажира. Полностью покрытый экипаж. Никому из нас к самолёту тать подступиться не даст. На это потратили неимоверное количество ресурсов. За всё это время наше Управление так не смогло найти никакой прямой опасности. И до сегодняшнего дня вообще не собиралось принимать какие-нибудь меры. Логика понятна: по их проверкам всё чисто, то есть ровным счётом ничего... Но зачем-то он им нужен? Что-то ведь они готовят?

— То есть, грубо говоря, за всё это время Управление полностью бездействовало?

— Ты осознаёшь несоразмерность объёма как вновь поступающих задач, так и постоянной работы с количеством оперативных групп?

— Как будто что-то изменилось с тех пор, как... Прости, я немного забылся. Не стоило об этом вспоминать...

— Ничего.

— Они следили за этими членами экипажа или за кем-нибудь из трёх будущих пассажиров?

— Ты забыл, что мы с татью чувствуем присутствие друг друга? Для этого была нужна оперативная группа с сетью агентов — аборигенов вашего мира. Без обид, но по большому счёту для Мультивселенной он непроглядная периферия, Константин. Нельзя сказать, что мы здесь обладаем настолько развитой агентурной сетью, чтобы позволять ей заниматься второстепенными задачами. Ну, или теми, что кажутся таковыми.

— Ясно. Так что о них известно?

— Касательно экипажа — ничего. Что касается троих, за полтора месяца купивших билеты на борт, кстати в разное время, мой мальчик, то все они — сначала бывшие военные, затем бывшие наёмники. Связаны между собой, и давно. Предположительно, их лидер — некий Роман Урсулов, бывший в разное время командиром у двух остальных, имена которых нам неизвестны. Ныне он сотрудник небольшого охранного агентства.

Он замолчал и скрестил свои руки в кожаных перчатках на груди.

— Начнём с него, сир? — спросила Нашка.

— Да. Но нам необходимо дождаться официального закрепления за этой проблемой, Костя, — пояснила Зантия.

Пламя свечей отражалось в её синих бездонных глазах.

— Мы немного отвлеклись, — констатировал Черпевский. — Так в чём моя роль?

— На борту будет девочка, Тоня, — ответила Зантия. — Она — родничок, причём в гораздо большей степени, чем ты. То есть я могу установить с ней весьма устойчивую телепатическую связь. В крайнем случае, а ты понимаешь, что вы будите лететь очень долго, даже если не к ночи упомянутые будут блокировать, то во сне выдать ей необходимую информацию смогу всегда. У них будет экипаж, три пассажира, каждый из которых может натворить всё что угодно. Конечно, не ясна степень их связи с татью... Теоретически кто-то из них, даже все, может и не знать, что они покрыты.

— Просто кто-нибудь должен быть с нашей стороны, — серьёзно подытожила Нашка. — А у нас была возможность оценить твои способности.

— Да, но тогда... — неуверенно начал Костя, — кстати, хорошо, я сяду в самолёт. Но тогда как я пойму, что делать? Через девочку? Сколько ей лет?

— Самолёт вылетает не через пятнадцать минут, — ответил Баграгриэль. — Мы надеемся на результат усилий, которые предпримем.

— Ей шесть лет, — ответила на вопрос Черпевского Зантия. — С половиной.

— Замечательно! Ну конечно! Даже не удивлён!

— Вот и славненько, — хлопнул по коленям Багри, игнорируя иронию молодого человека. — Пора. По Фантасмагориуму соскучился, Костя?

— Ого! — только и мог сказать молодой человек, сразу же успокоившись.

Его глаза заблестели.

«Начинается», — запела душа Кости. Витиеватый рисунок трещин на стене его квартиры, тот самый, на который ему приходилось пялиться каждый вечер, лёжа на диване, растаял без следа. Скрылся от его мысленного взора. Как бы он ни хотел себе в этом признаться, естественно, боялся. Что приключение закончится, так и не успев получить продолжение после такого многообещающего начала.

— Совсем забыл, — сказал он. — Согласен, но только с одним условием.

— Да? — ответил Багри, одновременно морщась и вздыхая.

Надеялся, что договор уже заключён.

— Обратно домой, ну, если мы, конечно, долетим до этой самой Санта-Виктории, я поплыву на корабле. Пассажирском. Как он правильно называется? Кажется, океанский лайнер? Это можно устроить?

Глава I, Глава II

Согласились. Поняла сразу, как с её глаз сняли повязку.

Она находилась в обширной комнате. Сидела в одном из кресел напротив стола. Комната казалась просторной, несмотря на обилие предметов и мебели, которыми была обильно обставлена. На одной из стен располагались охотничьи трофеи — головы убитых животных. Одна из них когда-то принадлежала крокодилу. Другие яку, льву, носорогу, медведю, жирафу и, без сомнения, пантере. Помимо этих, ещё головы других животных. Кожаные кресла, громадный старый глобус, как пить дать с тайником внутри. Шкафы, много шкафов. Одни с книгами, другие с разными экспонатами.

Аглая заметила, что в качестве центрального экспоната выступает небольшая статуэтка. Чувствовалось — необычайная древность, ценность которой подчёркнута весьма искусной подсветкой. Статуэтка весьма схематично и архаично изображала женщину с грубыми чертами лица, большим пузом и огромными обвислыми грудями.

Хозяин сидел за огромным столом, заваленным бумагами и книгами. С высоким, вычурным семисвечным подсвечником посередине. Его красные свечи бесшумно горели несмотря на то, что на улице день. Впрочем, небольшие оконца под высоким потолком, наглухо задраенные с помощью жалюзи, не пропускали свет снаружи. Освещение происходило с помощью нескольких торшеров и ламп, расположенных по периметру.

Самым парадоксальным образом нелепое рыхлое брюшко и огромные навыкате глаза, толстые губы и коротенькие ручки, маленький узенький лоб и лысина, окружённая жиденькими рыжеватыми волосами, придавали их хозяину вид добродушный и простецкий. Напоминал школьного учителя в конце долгого рабочего дня. Видимо, географии, раз неподалёку глобус, а на дальней стене — огромная политическая карта мира. Аглая Ферро к своим двадцати пяти годам обладала достаточным жизненным опытом, чтобы знать, что самые жуткие злодеяния в этом мире творятся именно такими добродушными на вид людьми. Даже знала отличительный признак — окружающим всегда их почему-то жаль.

Ей хотелось рассмотреть головы животных ближе. В детстве она однажды разорвала котёнка, чтобы посмотреть, что внутри. А когда ей было семь, она впервые испытала в деле силу своей красоты. Заставила мальчика убить своего пса, которого он любил... Меньше, чем её. Ей было интересно, что у него в голове. Оказалось, что мозги отнюдь не серые. Пока они находятся там, где им положено. А нежно-розовые. Серыми становятся при окислении воздухом. Подобно тому, как темнеет мякоть яблока, оказавшаяся без кожуры.

— Виски? — предложил хозяин.

— Благодарю вас.

— На два пальца будет достаточно?

— На четыре.

Она не жаловала выпивку, как, впрочем, и всё, что могло хоть на йоту покуситься на совершенство её красоты. Не пила годами. Сейчас почувствовала, что ей это необходимо.

Выпила. Даже не зажмурилась и не отёрла губы. Молча смотрела на собеседника.

На какое-то мгновение ей показалось, что он замешкался. Она прогнала эту мысль, не может быть.

— Всё это время, Аглая Филипповна, мы... очень серьёзно изучали ваше предложение... И, так сказать, изучили. Простите, мы ведь деловые люди, верно?

Аглая молчала.

— Пристально изучали вашего друга... Простите, будет точнее, ваших друзей. И действительно, все они, скажем так, готовятся к исполнению... э...

— Нашего плана.

— Да, нашего плана.

— Как мне вас называть?

— Марк Эдуардович.

— Марк Эдуардович, — она хорошо понимала, что именно он представляет собой крайнюю инстанцию, которую ей предстоит увидеть, мнение предыдущих её партнёров по переговорам неактуально, — ранее возникали споры касательно системы, с помощью которой я гарантирую свою безопасность и неприкосновенность после того, как моя миссия будет исполнена. И оплаты. Все остальные детали операции были неоднократно и точно оговорены... Они не изменились?

— Они неизменны.

— Превосходно.

— Вы захватили с собой смартфон?

— Да, меня уже спрашивали.

— Проверьте баланс вашего банковского счёта... Того самого, специального...

Ферро пыталась совладать с собой, унять начинающуюся дрожь в пальцах, запуская банковской приложение. И всё же была шокирована, увидев сумму на счёте. Подобие приглушённого стона вырвалось из груди.

— Мне не хочется вносить в нашу гармоничную беседу такую пошлую банальность, но тем не менее обязан... напомнить. Вы отдаёте отчёт, что произойдёт с вами... С вашей неземной красотой, к примеру, с вашей бархатной эластичной кожей... или такими лучистыми голубыми глазами? В том случае, если хотя бы с малой частью груза что-либо произойдёт?

— Разумеется, представляю. Скорее всего, вы выпотрошите меня, как крокодила, голова которого висит на той стене.

— Надеюсь, полное взаимопонимание в наших... маленьких переговорах завершится абсолютным взаимопониманием в наших же делах.

— Несомненно.

Они помолчали. Одновременно её распирали сразу два чувства: восхищение от увиденных в телефоне цифр и жуткий, липкий страх. Перед тем, что предстоит сделать. От мысли, что, сколько ни готовься, в реальной жизни всё может пойти не так.

Одна из свечей неожиданно треснула. И опять принялась гореть бесшумно. Аглая знала, что свечи трещат потому, что при изготовлении внутрь воска попали мельчайшие капельки воды. Приметы тут ни при чём.

«Без сучка. Без задоринки. Без треска», — подумала про себя.

Они ещё помолчали. Следовало в последний раз оговорить все детали и ничего не упустить.

— Будьте добры, ещё немного виски, — попросила она.

* * *

Несколько часов кипела работа. Пока пергамент, к слову, весьма обширный, не был почти полностью заполнен схемами, символами и заметками.

— Нам нужен кто-нибудь четвёртый, — без обиняков сказал Багри, сделав очередной глоток. — Человек. Который сможет стать обычным пассажиром рейса. Купить билет и сесть на самолёт. Без него нам никак не управиться. Нас не к ночи помянутые к борту без боя не подпустят. Тем более у них тоже наверняка будут агенты.

— Вполне возможно, — кивнула девушка с жёлтыми волосами. — Более полную информацию я предоставлю после того, как ваша оперативная группа будет официально закреплена за задачей.

Зантия с Нашкой переглянулись.

— Итак, посмотрим ещё раз, — предложил он, и все трое склонились над пергаментом. — Есть предложения, кого мы можем привлечь?

— В наших силах подыскать для вас человека, — задумчиво сказала Еврисфея. — Но это будет нелегко.

— Спасибо, но мы справимся сами, — ответил Багри.

— Разрешите, милорд? — спросила Зантия.

— Да.

— Вы помните Константина Черпевского?

— Это с которым мы спускались в Абисс? Конечно, помню.

— Почему его?

— Мне с ним будет нетрудно поддерживать телепатическую связь. К тому же у меня есть пара соображений. Достаточно весомых. В настоящий момент боюсь, что говорить о них преждевременно.

— К тому же он живёт в паре кварталов отсюда, — закончила Нашка. — И мы же ему помогли? — закончила она неуверенно. — Вроде как?

— Ну, не то чтобы помогли, — заметил мужчина, вздыхая в кривой ухмылке.

— Точнее, не помогли, — грустно улыбнулась Зантия. — Не стоит делать вид, что забыли. Мы все прекрасно помним, чем всё закончилось.

— Хм! Вы о том самом молодом человеке из Протоса, Багри? — поинтересовалась Еврисфея. — Тогда с той историей вы знатно прогремели.

— Это было давно, — с деланым равнодушием пожал плечами Багри. — Надо стремиться к новым... берегам. Я правильно использовал это выражение, Зантия?

— Да, всё верно, если, конечно, речь шла только о грамматике.

— Значит, решено... Нашка, сходишь?

— С удовольствием.

— Мне пора, — поднялась Еврисфея. — Билет на самолёт вашему протеже мы организуем. Как и визу. Спасибо за угощение, Баграгриэль. И до свиданья.

— Благодарю вас за проявленную благосклонность, миледи. Сочту за честь увидеть вас снова. Кстати, несмотря на заверения, всем нам станет спокойнее, когда нас официально утвердят в качестве оперативной группы по решению... нашей общей проблемы, — оглянулся он по сторонам, хотя прекрасно знал, что они в зале одни.

— Насчёт этого не волнуйтесь. Даю моё слово!

— Ещё. Времени, мягко говоря, в обрез. А мы до сих пор знакомы с делом разве что в общих чертах.

— Это верно. Согласна. Тогда, раз уж так, не станем ждать завтрашнего дня, а встретимся этой ночью в Фантасмагориуме... Полагаю, часа через два-три, так устроит? Имею в виду местный масштаб времени.

— Договорились.

— И отныне держим друг друга в курсе событий.

— Непременно.

— До встречи, — попрощалась она и ушла.

Баграгриэль обвёл взглядом присутствующих:

— Мы давно не работали в условиях подобной нехватки времени. С другой стороны, я успел соскучиться по подобному веселью! Успеть что-то сделать практически невозможно. Борт, как мы помним, вылетает завтра в двадцать один час двадцать пять минут... Laboremus!

* * *

— Пельмени. Вот эти, — указал он пальцем. — И бутылку водки. Вон ту.

Роман Урсулов закончил ещё один рабочий день. Завтра прилетает она. Скорее бы завтра!

Как правило раздражённого вечером охранника эта мысль грела необыкновенно. Он сгрёб покупки в пакет и побрёл домой. Путь пролегал через парк.

Наступила ночь, и место, по которому пролегал его обычный маршрут до дома, в котором он жил, пользовалось дурной славой. Конечно, следует пройти по освещённому проспекту, но так расстояние будет длиннее. Но если кому и бояться, то точно не ему. Почти двухметровая гора мышц с огромной кучей боевого опыта за широченными плечами.

Обычно его не трогали. Насупившись, смотрели исподлобья, провожая взглядом. Кривились и сплёвывали.

Не сегодня.

Причина подкупала простотой: гопников собралось на удивление много, восемь или девять человек. Не разглядеть, слишком темно... Из облаков выглянула луна. Семь человек. Стояли прямо на его тропинке и не думали сходить. Семь человек — это не три и даже не четыре. Роман почувствовал начало паскудной истории. Следовало хотя бы попытаться договориться.

Внезапно его охватила ярость. У него дома целый плакат с изображением его возлюбленной, Аглаи, на стене. Ещё приклеен с ней же целый ворох фотографий вокруг него. Он соскучился по ним и хочет, как у него заведено каждым вечером, как следует рассмотреть. И плакат, и фотографии. И позвонить любимой. А они преградили ему путь.

Вперёд послали, как водится, шестёрку. Шкет, наглый, как обезьяна, засунув руки в карманы, что-то напевая под нос, нагло приблизился к нему. Сунул свою рожу ему в лицо. Урсулову перехотелось договариваться.

— А что это мы несём? — приторно осведомился он.

Охранник бросил пакет себе под ноги. Сделал щелчок левой рукой перед лицом парня, чтобы отвлечь, и тут же нанёс точный удар правой. Ребром ладони возле уха, где косточка, соединяющаяся челюсть с черепом, отличается хрупкостью.

Гопник взвыл, бессильно зашамкал непослушной челюстью и, схватившись за рот, упал на колени, продолжая издавать булькающий вопль.

«Шесть», — подумал Роман.

Короткий замах ногой, удар по зубам, и шкет исчез с дорожки. Несколько его выбитых зубов веером полетело в компанию. Это послужило сигналом.

Бросились на него сразу, без паузы, одновременно всей бестолковой толпой. От первого Урсулов увернулся, второго со всей силы ударил в зубы, безрезультатно. Тут же получил сзади по печени, по бокам, по голове.

Отступил, прислонился спиной к стволу дерева и выбрал момент всеобщего замешательства, вырубил ещё одного ударом снизу в подбородок. И ещё одного, тоже снизу, совсем уже классическим ударом, направленным посередине расстояния от подбородка до уха. От такого удара мозг жертвы делает резкий рывок сразу в двух плоскостях. Результат — потеря сознания.

Осталось ещё четыре. Тот самый крепыш, ровня ему по габаритам, хорошенько саданул ему в глаз. Урсулов чуть не взорвался от гнева. Он что, завтра встретит её с фингалом? Словно раненый медведь, раскидал парней и со всего размаха двинул берцем крепышу в голень. Предсказуемо обездвижил. Отступив, накинулся на хилую троицу. Те предпочли спастись бегством. Нанести урон всё же успели. От проникающего удара кастетом охранника спас телефон, лежащий в нагрудном кармане. Принял удар на себя, превратившись в лепёшку, из которой сыпались осколки экранного стекла.

Вернулся к крепышу, опирающему на ствол дерева. Сзади и со всей силы нанёс удар в печень. Крик дал понять, что он не промазал. Ещё один удар. И ещё. Серия ударов. Достаточно. Органа внутри уже не существует. На его месте — фарш из печени.

Не обращая внимания на рухнувшего на землю без сознания крепыша, Роман Урсулов вернулся на дорожку и нашёл свой пакет с пельменями и водкой.

«Хорошо, что взял белый, — подумал он. — Заметен издали».

Поднимая его, понял, что сзади кто-то стоит. Снова выпустил из пальцев пакет и, обернувшись, ринулся к тёмной фигуре на тропинке в десяти шагах от него. Ринулся, намереваясь сбить с ног. Он пробежал половину пути, когда понял, что никого нет. Никто не стоит ни на дорожке, ни рядом с ней. Ему померещилось.

Он вернулся к пакету, схватил его и самым быстрым, на какой только был способен, шагом отправился к себе домой.

©Ярослав Калака

Если окажусь в плюсе, новые главы будут выходить по вечерам понедельника, среды и пятницы.