lesnih1

Самуилу Маршаку истинная любовь была подарена свыше. Он встретил Софью Мильвидскую на пароходе, который плыл к Святой земле.
Молодые люди не могли отвести глаз друг от друга, и кто-то из пассажиров даже провозгласил на идише: «Я вижу, эту пару создал сам Бог». Самуил Маршак и Софья Мильвидская отошли в сторону и вскоре уже общались так, словно знали друг друга всю жизнь.
Пара прожила, не расставаясь, больше сорока лет.

В 1911 году Маршаку 24 года – он корреспондент «Всеобщей газеты», отправляется с другом Яковом Годиным в командировочное путешествие на Ближний восток. Путешествовали в большой весёлой компании на пароходе. В пути декламировали стихи, пели песни и веселились как обычная молодёжь того времени.
Именно на одной из таких вечеринок Маршак читал стихи, и не мог
не обратить внимания на девушку в толпе, которая внимательно его слушала. После его выступления, она тут же подошла к его товарищам и попросила назвать автора только что прочтённых стихов.
И как не пытался Яков Годин завоевать симпатию красивой девушки и увести тему в другое русло, она не поддалась на его чары. Талант Самуила Маршака уже покорил её.
Во время путешествия они почти не расставались, а к моменту возвращения в Петербург они уже точно знали, что их встреча – это дар судьбы, который они просто не имеют права потерять. Правда, до свадьбы им приходилось мириться с частыми разлуками.
Соня — девушка редкой красоты, была хорошо образована. Она училась на химическом факультете женских курсов. Корреспондент Маршак ездил в командировки, так что целый год жених и невеста прожили, часто разлучаясь. Выручали письма. Маршак в них просил: «Верь мне всегда. Пусть у тебя не будет недоверчивости, и не дай Бог, подозрений. Жизнь не без облаков, не без туманов. Но ты будешь свято верить, что наше солнце всё-таки выглянет».
Софья верила. Она чувствовала, что Самуил — её судьба. Вскоре Самуил Маршак назвал Софью Мильвидскую своей женой. Оба собирались получить образование; обоим мешала процентная норма для евреев. Решили ехать в Англию — он договорился с петербургскими газетами и журналами, что будет слать корреспонденции, так что денег на оплату учебы хватило. В сентябре 1912 года уехали. Он сначала учился в политехникуме, потом в Лондонском университете. Софья выбрала факультет точных наук.
В 1915 году супруги вернулись в Россию, но не одни, а с дочерью, которую назвали Натанаэль.
Родители любили её бесконечно. Самуил записывал: «Девочка спит в своей корзинке, тихонько посапывает носиком. Я ей немного утром поплясал. Дитя — радость». Но родительское счастье длилось всего полтора года. Натанель опрокинула на себя кипящий самовар. Спасти её не удалось.
В те чёрные дни Самуил писал: «Сейчас мне и бедной Софье Михайловне хотелось бы одного: отдаться всей душой какой-нибудь интенсивной работе. Делу помощи несчастным и обездоленным. Больше всего мы желали бы помочь детям».
Во время Гражданской войны в Екатеринодаре, где оказались супруги, они помогали осиротевшим детям: организовали небольшой детский центр, где было жилье и столовая, а в театре ставили пьесы, которые писал Маршак. Так появился детский писатель Маршак.

Когда у супругов родился сын Иммануэль, они не спускали с него глаз. Но мальчик заболел скарлатиной. Врачи были бессильны. Маршакам оставалось только молиться. И случилось настоящее чудо - сын выздоровел!
Софья Михайловна помогала мужу во всех начинаниях, и самое главное, всегда заботилась о том, чтобы в их доме у мужа было желание и условия заниматься творчеством. Она стоически переносила любые невзгоды, а после появления на свет второго сына Якова приняла решение посвятить себя семье. Софья Михайловна была необыкновенно умна. Она понимала, насколько талантлив супруг и знала, что именно на ней лежит ответственность за его судьбу.
Поэтому, Самуил всю жизнь понятия не имел, что такое хозяйственные хлопоты и бытовые проблемы. Он обожал и боготворил свою Софьюшку, и самоотверженно заботился о своей семье.

Молодой стране нужна была новая детская литература. И о Самуиле вспомнил Горький. Он предложил ему организовать детское издательство. Так 9 сентября 1933 года было создано крупнейшее в СССР специализированное издательство, выпускающее книги для детей и подростков — «Детгиз».
В годы репрессий Маршака не тронули. Когда арестовали практически всю редакцию «Детгиз», его друзей: Хармса, Введенского, Заболоцкого, у всех в деле значилось: «За связь с врагом народа Маршаком». В одном из расстрельных списков была и фамилия Маршака. Но самого Маршака Сталин вычеркнул из расстрельного списка: «Почему враг? Прекрасный детский писатель», - сказал он.
Было это или нет - сказать трудно, но через год Маршак получил Сталинскую премию.
Не смотря на угрозу ареста, Маршак не боялся хлопотать в кабинетах высоких начальников об арестованных коллегах. Он не давал против них показания.
Соратница Самуила Яковлевича, редактор издательства Александра Любарская, (ее, арестованную по ложному обвинению в шпионаже удалось освободить, благодаря хлопотам Маршака и Чуковского в 1938году) пишет:
«В 1937 году от Маршака потребовали, чтобы он отказался от друзей и учеников, которые были арестованы (среди них была и я), требовали, чтобы он назвал их врагами народа и вредителями. Но ни одним словом, ни одним уклончивым выражением не признавал он эти обвинения…»

В 1937 году против Самуила Яковлевича на партийном собрании выступили несколько писателей с заявлением, что тот является английским шпионом. Доказательств было достаточно: с 1912 по 1915 годы Маршак жил и учился в Англии и всю жизнь занимался переводами с английского. Измученный нападками, он отправился Москву, где жил и лечился в нервной клинике. Весной 1938 года Самуил Яковлевич осторожно вышел из дома, чтобы купить газету, и на первой странице увидел указ: правительство наградило его орденом Ленина.
Есть версия, что ему покровительствовал сам Сталин.
Сразу после начала войны Маршак решил пойти в ополчение, но в военкомате ему отказали: «Вас не призвали на службу ещё в 1914 году… У вас есть более мощное оружие — ваши стихи». Этим оружием Маршак сражался все военные годы.
Сборник стихов Маршака с рисунками «Кукрыниксов» вышел в издательстве «Детгиз», в 1942 году. За антифашистские карикатуры со стихами, авторы получили Сталинскую премию. На полученные деньги
«Кукрыниксы» вместе с Маршаком в том же году купили 47–тонный тяжелый танк КВ–1.
А чтобы их вклад в победу не затерялся в танковой бригаде, назвали его «Беспощадный», нарисовали на броне карикатуру и стихотворный наказ бить фашистов.

Маршак продолжал творить. Его радостную поэзию любила вся страна. А на семью обрушилась новая трагедия. В 1946году умер от туберкулеза младший сын, двадцатилетний Яша.
Маршак пережил это горе только благодаря переводам шекспировских сонетов. А Софья Михайловна страшного удара судьбы вынести не смогла. Она тяжело заболела и в 1953 году, ушла из жизни.
Любимая женщина, самый близкий и дорогой человек для Самуила Яковлевича. Умерла его единственная любовь. Он был с ней рядом до конца.
Гениальный учёный-физиолог Алексей Сперанский друживший с Маршаками много лет, сказал о ней:
«Тем, что Маршак осуществился Маршаком, мы обязаны Софье Михайловне».
Самуил Маршак пережил супругу на 11 лет.

Люблю, - но реже говорю об этом,
Люблю нежней, - но не для многих глаз.
Торгует чувством тот, что перед светом
Всю душу выставляет напоказ.

Тебя встречал я песней, как приветом,
Когда любовь нова была для нас.
Так соловей гремит в полночный час
Весной, но флейту забывает летом.

Ночь не лишится прелести своей,
Когда его умолкнут излиянья.
Но музыка, звуча со всех ветвей,
Обычной став, теряет обаянье.

И я умолк подобно соловью:
Свое пропел и больше не пою.

У. Шекспир. Сонет 102. Перевод С. Маршака

«Великие истории любви»

Эта фотография впервые была опубликована в 1922 году в журнале National Geographic. Подпись гласила: «Монгольская женщина, приговоренная к голодной смерти». Конструкция с человеком внутри представляет собой что-то среднее между узким ящиком и чемоданом с одним отверстием для головы. Рядом стоят две мисочки, скорее всего, для воды или еды, но наполняют ли их — вопрос без ответа…

Так казнили людей в Монголии сто лет назад. Снимок был сделан за семь лет до его публикации, в 1913 году, французским фотографом Стефаном Пассе. Нанял его банкир-миллионер Альбер Кан, создатель проекта «Архивы планеты». С 1908-го по 1931 год сам миллионер и его помощники ездили по миру и фотографировали обычаи разных народов. Не обошли стороной и Монголию. Как потом рассказывал Кан, на «тюрьму» они наткнулись в пустыне, в отдаленной части Монголии. Миски никто целенаправленно не наполнял, хотя заключенному не запрещалось просить еды или воды у других людей.

Часто те, кто жалел приговоренного, лишь продлевали его мучения: еды и воды оказывалось недостаточно, чтобы утолить голод или жажду, но хватало, чтобы не умереть прямо сейчас. Путешественники с Запада могли бы освободить пленницу, но не сделали этого, потому что придерживались правила: нельзя вмешиваться в систему правопорядка другой культуры. В подлинности снимка сомнений нет, остается лишь вопрос — за что несчастную обрекли на такие мучения? Официально читателям журнала была озвучена версия, что женщину наказали за прелюбодеяние, однако историки и антропологи до сих пор сомневаются, так ли это на самом деле — у кочевых народов Азии представления о морали век назад очень сильно отличались от европейских. НЕ ПРОПУСТИТЕ:  Интересные факты о городе Родос, Греция Этот вид казни монголы переняли, судя по историческим документам, от китайцев — в соседней стране таким образом наказывали политических преступников.

Источник: ВсеЗнаешь.ру

Фото больных проказой женщин

Проказа — хроническая бактериальная инфекция, поражающая нервы конечностей, носа, кожу, глаза и верхние дыхательные пути. Из-за отсутствия методики лечения болезнь переросла в эпидемию. Больные лепрой люди были обречены на ужасные мучения. Их тело постепенно распадалось, кожа гнила, начиналась гангрена, человек слабел, слеп и терял способность дышать.

Больные проказой.

Средневековая миниатюра Прокаженному выдавалась специальная одежда, скрывающая тело и лицо. Чтобы здоровые люди слышали о приближении больного, ему полагалось носить с собой трещотку или колокольчик. После Третьего Латеранского собора 1179 года прокаженные изолировались в специальные приюты, называемые лепрозориями, которых к началу XIII века насчитывалось 19 тысяч. Приют святого Лазаря В Средневековье, как на Западе, так и на Востоке, пр Текст взят с сайта Новости в фотографиях - BigPicture.ru оказа была распространенной болезнью, например, от нее страдал король Иерусалима Балдуин IV. В Иерусалиме прокаженные лечились в лепрозории за пределами города, возле ворот святого Стефана. Покровителем приюта был святой Лазарь. Католическая церковь признает шесть святых с таким именем, но небесным заступником лепрозория считался Лазарь из Вифании — воскресший из мертвых в книге Иоанна. Или больной проказой нищий Лазарь, который нашел свое место на небесах.

Реконструкция внешнего вида рыцаря ордена Святого Лазаря

В лепрозорий Иерусалима принимали всех прокаженных и особенно братьев военно-монашеских орденов, которые уходили туда добровольно. В уставе тамплиеров говорилось: «Когда с братом случится так, что волей Господа нашего он станет прокаженным и сие будет доказано, благоразумные обитатели дома должны предупредить его и молить уволиться из дома и направиться к Святому Лазарю, дабы надеть облачение братьев Святого Лазаря». Живые мертвецы в бою Из-за того, что рыцари заболевали проказой и уходили в орден Лазаря, постепенно в нем образовалась военная прослойка. Номинально прокаженные были уже мертвы, а для профессионального воина гибель в бою была лучше, чем медленное гниение и смерть в мучениях. Боевое крещение орден Святого Лазаря прошел в 1187 году, во время захвата Саладином Иерусалима.

Под зеленым крестом святого Лазаря сражались как здоровые, так и больные братья, которые шли в бой с открытыми забралами. Сарацины боялись заразиться и приходили в ужас от такого противника. Прокаженным воинам терять было нечего, и они дрались как безумцы. Часто такие рыцари использовались как «пушечное мясо». Воины Лазаря добровольно принимали на себя главный удар сарацин, чем спасали здоровых товарищей и подороже продавали свою жизнь.

Больные бойцы принимали участие в битвах при Ла-Форби в 1244, Мансуре в 1250, Рамле в 1252 годах. Отчеты тех времен говорят, что рыцари ордена Святого Лазаря всегда сражались в первых рядах. После ухода крестоносцев из Палестины орден Лазаря осел во Франции и продолжал ухаживать за прокаженными по всей Европе. Орден в Европе Когда в 1340-х годах в Европу пришла чума, прокаженных начали считать предвестниками Черной Смерти. Теперь к ним относились не только с брезгливостью, но и с ненавистью. Отразилось это и на отношении к ордену Лазаря. Со временем национальные ветви организации потеряли связь, влились в другие орденские организации или распались. Однако это не самая страшная для монашеского ордена судьба. Например, братьев тамплиеров сжигали на кострах.

Рыцари ордена Святого Лазаря В ХХ веке орден возобновил свою работу. Сейчас братство Святого Лазаря насчитывает семь тысяч членов. Действуют орденские отделения в тридцати странах мира, а в его ряды принимают как мужчин, так и женщин. Своей задачей братья и сестры Святого Лазаря считают помощь бедным, пожилым и наркозависимым людям.

Карета скорой помощи ордена Святого Лазаря

Для попадания в орден нужно быть христианином-католиком и иметь рекомендации от одного действительного члена. Символом ордена так и остается мальтийский крест зеленого цвета.

bigpicture.ru

Мрачный гений музыки, Никколо Паганини был труден характером, некрасив собой, очень болезненен, но после концертов женщины буквально вешались на него, а мужчины готовы были ему прощать популярность у дам. Это породило слухи, что он продал душу дьяволу или практикует сатанизм. Незнакомые с Паганини люди распускали сплетни, в которых он представал сущим негодяем — хотя музыкант занимался благотворительностью. Судьба скрипача была такой же сложной, как и его характер, и первое явно породило второе.

Мальчик, рождённый ради чужой мечты

В один прекрасный день Антонио Паганини, итальянский лавочник, срочно послал за доктором. Прибывший врач развёл руками: мальчик по имени Никколо был явно мёртв. Отец замучил его, запирая на долгие часы в тёмный сарай без куска хлеба — учиться играть на скрипке. Тереза Паганини, мать несчастного ребёнка, ничего не видела из-за слёз.

Купили маленький гроб. Но похоронить Никколо не похоронили: во время церемонии прощания он вдруг очнулся, сел в гробу и глядел вокруг с ужасом в глазах. Мать кинулась целовать его и поскорее накормила. Уже на следующий день отец вложил ему в руки скрипку.

В Италии музыкант мог получать очень хорошие деньги, но и играть он должен был очень хорошо: слух у зрителей был идеальный, и конкурентов хватало.

Антонио Паганини сам с юности мечтал стать знаменитым музыкантом, он обожал играть на мандолине в свободные часы и, быть может, этой мандолиной когда-то очаровал свою жену. Но карьеру в музыке сделать он не смог. Молодость проработал грузчиком, поднакопил кое-каких деньжат и открыл лавочку. Все свои амбиции перенёс на первенца — но у сына не оказалось ни проблеска музыкального таланта. Жена утешала: якобы ей был сон, что одарённым окажется следующий ребёнок. Следующим был Никколо.

Осваивал инструмент Никколо быстро и уже в раннем возрасте сочинял и исполнял довольно трудные вещи, и это вскружило голову его отцу. Он решил, что мальчика надо как-то особо муштровать, чтобы тот стал непременно знаменитым. Когда методика с сараем и голодовками показала себя не очень состоятельной — то есть, после «смерти» сына — Антонио задумался и подыскал мальчику в учители настоящего музыканта, скрипача Джованни Черветто.

Вероятно, учитель по своим методам недалеко ушёл от горе-педагога Антонио Паганини, поскольку Никколо потом всю жизнь избегал упоминать его имя и, вероятно, даже не считал за учителя. Возможно, ко взрослому возрасту отец и Черветто отбили бы у мальчика всякое желание держать в руках скрипку, но юным виртуозом заинтересовались сразу двое: композитор Франческо Ньекко и капельмейстер собора Сан Лоренцо Джакомо Коста. Они обращались с пареньком уважительно, мягко наставляли его, а Коста взял к себе в оркестр на работу.

Нельзя сказать, что одержимость отца прошла для Никколо бесследно. Всю жизнь он страдал от слабого здоровья, заложенного, вероятно, суровым обращением в детстве; его также одолевали приступы мрачности. Кроме того, он был потрясающе необразован, что для знаменитого музыканта, каким он стал со временем, было едва простительно: писал с орфографическими ошибками, «плавал» в вопросах истории, хотя нахватался кое-каких знаний, чтобы с грехом пополам поддерживать разговор. Похоже, отец не отпускал Никколо даже в школу.

Некоторые просто рождены для славы

Талант юноши, только начавшего музыкальную карьеру, тем временем, надо было развивать. Решено было отправить Паганини-младшего в обучение в Парму, к знаменитому скрипачу Алессандро Ролле. Для этого Никколо дал дебютный концерт в генуэзском театре Сант-Агостино. Денег с одного концерта не хватило, но меценат маркиз Джан Карло ди Негро организовал ещё одно выступление, во Флоренции, и Никколо, наконец, смог отъехать в Парму.

Но в Парме отец и сын Паганини столкнулись с закрытой дверью спальни: Ролла болел, собирался болеть ещё долго, никого не принимал и когда начнёт принимать, неизвестно. Ситуация была печальна. Предстояло уйти из дома Роллы несолоно хлебавши. Но Никколо медлил. Он увидел на столике скрипку и ноты; сочинение его заинтересовало, и он, взяв чужую скрипку, начал наигрывать. То были ноты авторства самого Роллы; больной сразу их узнал и поднялся с постели, чтобы увидеть таинственного музыканта. Он не смог скрыть потрясения, увидев всего-то навсего подростка. «Мне нечему учить этого молодого человека», сказал Ролла отцу Паганини.

Ролла передал Никколо композитору Фернанду Паэру, Паэр, в свою очередь, Гаспару Гиретти, и под руководством Гиретти Никколо достиг совершенства и как скрипач, и как композитор. По крайней мере, тогда казалось, что лучше уже некуда. После Гиретти Паганини стал очевидной и неоспоримой звездой. Он колесил сначала по городам, потом по странам. Многие возмущались ценой на билеты на его концерты; он в ответ поднимал цены ещё выше. Те, кто всё же приходил, убеждались, что этот скрипач отличается от любого другого. Его руки стоили больше, чем он выручал за концерты: они были бесценны…

Конечно же, со славой пришло и женское внимание. Никколо всегда окружали почитательницы, он легко заводил любовниц. Самой известной из них стала певица Антония Бьянки. Пара сложилась такая странная, что о ней все судачили. Паганини считался некрасивым, Бьянки — наоборот. Оба открыто изменяли друг другу: Антония объясняла, что бесконечные болезни мужа (кашель, ревматизм, приступы лихорадки и кишечных колик) оставляют ему мало сил на то, чтобы её удовлетворять. Однако удивительным образом этих сил хватало на других женщин.

В конце концов Бьянки родила сына, которого назвали Ахиллом. В отцовстве сомневались буквально все, кроме самого Паганини. Он о ребёнке мечтал давно и в отцовство погрузился с головой. Когда Ахиллу исполнилось три, его родители разошлись в разные стороны; Никколо добился опеки над мальчиком и дал ему свою фамилию (конечно же, отношения с Антонией были незарегистрированы). Чтобы обеспечить мальчика и его будущее, Паганини работал, как проклятый.

Жадина и сатанист

Гастрольные чёсы и дорогие билеты — все вокруг упрекали Никколо в жадности. А жадный Никколо раздавал половину билетов бесплатно — студентам-музыкантам, а часть вырученных денег высылал родственникам и отдавал на благотворительность. Чтобы не тратить лишнего на себя (а значит, больше отдать другим), одежду он покупал у старьёвщиков. Обвиняли Паганини и в грехе потяжелее — в том, что он, якобы, некогда убил человека и на каторге продал душу дьяволу за то, чтобы тот сделал его гениальным скрипачом. Так впечатляли зрителей сочетание неповторимой по искусности игры (а многие зрители понимали толк в скрипичной музыке), болезненной внешности и мрачного характера.

Слухов добавляла и эксцентричная манера музыканта работать корпусом и руками. Он разработал собственные позы и движения, которые давали ему особый простор работы со скрипкой. В результате многие уверяли, что на их глазах скелет скрипача искривлялся и менял форму, локоть руки выворачивался в противоположную сторону, кисть отделялась от остальной руки и ходила по скрипке сама по себе. Впрочем, сейчас есть гипотеза, что Паганини страдал болезнью Марфана, которая действительно делает суставы немного слишком свободными, и от неё и умер, потому что она вызывает аневризму аорты.

Чтобы понять всё мастерство Паганини, стоит знать о нём два факта. Однажды на спор он проиграл мелодию на шёлковом шнурке от лорнета; в другой раз недоброжелатели перерезали ему все струны на скрипке, оставив, по счастью, одну целой — и он отыграл весь концерт на этой струне так, что зал ничего не заметил. Ещё на одном выступлении опоздавший скрипач схватил инструмент, не проверив настройки. Во время самой игры оказалось, что скрипка с роялем аккомпаниатора серьёзно расходятся; но этот факт успел заметить только аккомпаниатор. Николо так быстро перерассчитал аппликатуру скрипки, каждое своё движение под каждую ноту, что зал опять ничего не заметил.

Паганини умер от туберкулёза в неполные пятьдесят семь лет. Последние месяцы болезни он не выходил из дома и почти не вставал, целыми днями просто полулежал и перебирал пальцами струны скрипки. Гроб с его останками закапывали несколько раз — и выкапывали из-за угроз местных жителей, чтобы перевезти труп Паганини дальше и попытаться закопать снова. Буквально все в Европе были уверены, что Никколо — сатанист, и, казалось, бедному скрипачу уже не найти покоя — ни один город не соглашался осквернить его останками свою землю. Ахилл Паганини измучился, пока сумел похоронить отца.

Согласно завещанию скупого, нелюдимого, всех, казалось, ненавидящего желчного старикана Никколо все его скрипки — замечательные, дорогие музыкальные инструменты — отошли нескольким талантливым студентам и… его недругам, тем музыкантам, с которыми они ругали друг друга в глаза и за глаза, но чьё мастерство не вызывало у Никколо, видимо, сомнений. Любимую скрипку он подарил родному городу, Генуе; она получила прозвище «вдовы Паганини». В завещании Никколо также запретил сыну как-либо тратить деньги на похороны: делать их пышными, заказывать реквием… Он всегда предпочитал тратить на других, а не на себя.

Кофе из 60 зёрен, омлет из 10 яиц и другие причуды Бетховена – гениального композитора, который не слышал музыку, наводят на мысль, что, пожалуй, все выдающиеся музыканты волей-неволей удивляют людей и в быту.

Текст: Лилит Мазикина