johnbanes

Я ненавижу своих соседей. Соседи, что за дурацкое слово? Соседи, соседи, соссссседи. Жительница квартиры 667 утомленно вздыхает, когда мы встречаемся у лифта. Закатывает глаза, и всем своим видом демонстрирует дискомфорт от нахождения рядом со мной. Зарядить бы ей леща трескучего, чтоб не вздыхала.

Разумеется, она держит в руке поводок, сейчас модно превращать многоэтажки в псарни. Животное на поводке визгливо лает, ему мало внимания. Животное такого типа имеется практически в каждой квартире моего дома. Слишком скучная жизнь у обитателей нашего дома, если нет шпица, этой наглой, эгоистичной пародии на собаку. Шпиц прекрасен тем, что можно выпустить его из квартиры без поводка и вальяжно спускаться по лестнице, пока эта зверюга бежит впереди и обосцывает углы подъезда, а иногда даже откладывает маленькую, миленькую какашечку, которая настолько прекрасна в своей сути, что хозяева оставляют её лежать на том же месте, где она была сотворена, чтобы соседи смогли лицезреть сие чудо.

Мерзкое, липкое пятно песьёй мочи на первом этаже у лифта смердит на весь подъезд, но у него есть предназначение, тренировка людского терпения. Собачий кал на газонах вокруг подъезда, так же как и внутри него, хозяева этих небесных созданий убирать не утруждаются, во-первых - вельможам такого высокого уровня попросту недолжно прикасаться к дерьму и трудить поясницу сгибанием, во вторых - детям же нужно с чем то играться на улице. Когда собачке скучно в отсутствие хозяев она тренирует связки. Приятно слушать как её монолог резонирует внутри бетонной коробки и вторит сам себе. Она ведь просто ждет своих друзей, она так тяжко переносит одиночество. Она ждет и дожидается, люди наконец дома.

Злые, истеричные родители и такие же дети. Они орут, орут самозабвенно и с полной отдачей, особенно дети. Уникальность конструкции детской глотки позволяет ей издавать шум особенно высокой частоты, который прошивает бетон подобно противобункерной авиабомбе и падает прямо мне в мозг. Похоже, что дети в квартире надо мной устраивают гладиаторские бои, реалистичность визга рисует в моем сознании картины переломов, вывихов и рваных сухожилий, так они орут. Родители их очарованно смотрят бой топорами между чад и делают ставки. Когда битва окончена они празднуют игрой в боулинг и украшением стен картинами размером со спичечный коробок.

Моя мечта переехать в квартиру над ними, и я знаю способ эту мечту воплотить. Глухой ночью я надеваю свой черный балахон с глубоким капюшоном и наполняю желоб ритуального камня густой кровью темно-вишневого цвета. Зажгу свечи и буду вслух читать древние стихи для своего друга, снова и снова, пока камень не впитает всю кровь. С рассветом, силы покидают моё тело и изможденный я падаю на пол и засыпаю в центре пятиконечной фигуры из свечей, последняя капля испаряется на камне.

Тревожные сны терзают меня, из рыжего зарева предрассветного неба мчится исполинский черный поезд, его сопровождает душераздирающий крик. Этот вопль исходит от чугунного паровоза, из его трубы валит черный дым, у паровоза есть лицо. Это лицо вокалиста группы "Slayer". Он истошно орёт на меня, я скован этим оглушительным рёвом. Паровозик Том неизбежно надвигается, его крик причиняет нестерпимую боль, хлещет меня по лицу, вырывает волосы, одежду, кожа на лице натянута до предела, она рвётся и слезает с лица, груди, живота, рук и ног, улетает прочь. Непреодолимой силы волна срывает мышцы с костей и распыляет останки тела.

Я просыпаюсь в холодном поту, мой друг хочет больше крови, это совершенно ясно, он её получит. Снова балахон, снова свечи и камень, тягучая кровь стекает с камня на пол, читаю стихи громко и с надрывом, в дверь стучатся, я мешаю спать людям. Стук нарастает, крики, хлопки дверей, детский плач и рёв паровоза наяву, я теряю сознание.

Прекрасное солнечное утро будит меня, я лежу на полу в своём черном одеянии, обширная лужа крови растеклась по полу и моё лицо прилипло к линолеуму, когда кровь подсохла. Настроение отличное, хоть попытка оторвать щеку от пола причинила мне немало боли. Вид из окна тот-же, но едва заметно переменился. Неужели сработало? Босиком и в балахоне, с кровавой маской на лице я выбегаю из квартиры. Соседка у лифта как всегда закатывает глаза и вздыхает. "Как же ты меня заебала." я подхожу и отвешиваю ей звонкого чапалаха, по её крашеной рыжей хной башке. Я смотрю на номер этажа и ликую, он переменился, мой друг меня услышал!

О да! Наконец-то. Трясущимися руками я хватаю телефон и звоню в магазин кузнечного ремесла, мне нужно совершить покупочки.

- Алло, девушка, мне срочно нужна наковальня! Адская 13-666, оплата наличными, везите скорее.

Через два часа звонков по магазинам у меня покраснело ухо и болела голова, но дело было сделано, оставалось лишь дождаться доставку.

Новая, прекрасная наковальня красовалась в центре моей комнаты, а я расхаживал вокруг и не мог налюбоваться на неё. Вдоль стенки на деревянных подставках расположились клещи и молотки, газовая печь у окна, кожаный передник на вешалке, пора приступать.

Кузница. Я всегда мечтал ковать металл, и вот ещё одна мечта сбылась, слава Богу. Я раскаляю металлическую болванку и кладу на зеркальную поверхность новенькой наковальни. Рука поднимает молот над головой и бабах, бах, тах, дзынь, бздынь! Какое же наслаждение обрушивать тяжеленный молот на раскаленный металл, наковальня благодарно гудит под толстыми ударами. Я кую сутки напролёт. У меня не получается и я перековываю, снова и снова роняю молот о наковальню.

Через несколько месяцев непрерывной ковки я таки довожу до конца свой замысел, стены квартиры черны от копоти, у меня отросла борода, весь подкожный жир сгорел, ладони стали тверже наковальни, а мышцы на руках вздулись и распухли. Результат - десять комплектов рыцарской брони. Вечером я позвал в гости друзей и мы разодевшись рыцарями танцевали до утра, пока под нами не проломился пол.

Конец.

1. Лезвие топора воткнулось в деревянный пень на котором только что была разделана целая корова и двухметровый обвальщик мяса по имени Олеженька облегченно выдохнув стёр гигантской рукой пот со лба. Олеженька посмотрел на часы подвешенные на выходе из цеха разделки, шестнадцать двадцать, ещё сорок минут и можно идти домой, наконец-то.

В голове Олеженьки плыли приятные мысли о холодном пиве и партейке в контру с пацанами. Корова разделана, и покурить не грех значит, подумал Олеженька, заодно и ещё десять минут убью. Вышел из цеха и прошёл через павильон рынка до центрального входа, открыл дверь и оказался на раскалённой июльским солнцем площади перед Комаровским рынком. Затянулся сигаретой, к июльскому зною примешивалась какофония автомобильных сигналов, гудело большинство машин проезжающих мимо центрального рынка города Минск. Машины сигналили, люди хлопали в ладоши, Олеженька разминал уставшие за день махания топором мускулы и затягивался зажатой в зубах сигаретой, на которой уже трещала смолой оранжево-красная "ёлка". Надо сказать, что вокруг Олеженьки очень быстро стало пусто, так как выглядел он пугающе, огромный пузатый мужик, весом под сто двадцать кило, коротко стриженая голова размером со спелый арбуз, плечи - косая сажень, белый халат с пятнами крови, и ещё одна деталь сбивающая с толку любого осмелившегося найти её - лицо. А лицо Олеженьки - это душевное, доброе лицо ребенка с ясными голубыми глазами, пухлыми губами и носом картофелиной. И вот это чудо размахивает руками у центрального входа центрального рынка центрального города страны, кстати находящейся в центре Европы.

Олеженька докурил сигарету, затушил её о край урны и отправился назад в павильон, заканчивать рабочий день. В цеху встретил кладовщицу Ольгу Викторовну, которой задал вопрос:

- Тёть Оль, чего все сигналят на улице?

- Так выборы же скоро.

- А сигналят чего?

- Да там что-то посчитали не так, не допустили кого-то, ну как обычно.

- Понятно.

Олеженька переоделся в свою привычную футболку и шорты, обул зеленые кроксы, накинул на плечо рюкзак и попрощавшись с тётей Олей пошёл к выходу.

2. Чёрный бмв х6 мчался по проспекту Независимости, за рулем сидел лысеющий усталый мужчина пятидесяти лет с черными кругами под глазами, мужчина изо всех сил давил на газ и вёл по громкой связи напряженный разговор с начальством:

- Первый раз что-ли, майор? - надменно спрашивал голос из динамиков.

- Товарищ полковник, не ожидал сегодня никто такого поворота, пять лет назад эти дебилы даже не почесались.

- Расслабились вы, в этом квартале про деньги забудь и своим скажешь, что Егорыч лично будет приговоры подписывать, реши вопрос и про "не ожидал" тоже забудь, квартир наполучали, а работать не хотите. - из динамиков пошли короткие гудки.

Майор густо проматерился.

- Колхозники блядь! Быдло немытое, повылазили крысы! Сука я вам ладоши повыламываю, похлопаете ещё! Стоя аплодировать будете! - распалялся майор.

Бмв резко затормозил у припаркованного посреди перекрытого кольца площади Победы автозака блевотного зелёного цвета. Возле автозака в растерянности совещались омоновцы в количестве десять человек. Майор выскочил из своей машины и не здороваясь пошёл отчитывать подчиненных.

- Какого хера вы тут мнётесь как выпускницы?! Сука построились! Становись!

Омоновцы выстроились шеренгой.

- Потенциально опасная обстановка складывается в центре столицы, а вы уже забыли за что вам деньги плотють?

- Никак нет. - послышалось из строя.

- В этом месяце без премии. Все! А теперь за работу! Вот чего они там столпились и пялятся на вас?! - майор указал рукой в сторону жиденькой толпы молодежи неподалеку.

Молодежь хлопала в ладоши и улюлюкала.

- Всех упаковать! Вперед.

Шеренга тронулась с места и милиционеры принялись за работу. В страхе потерять работу сотрудники органов хватали первых попавшихся сограждан и под крики "позор" тащили людей к передвижной тюрячке.

Молодой сержант в краповом берете увидел перед собой стодвадцатикилограмового гиганта в зеленых кроксах, сглотнул, мысли ускорили свой бег, инстинкты били тревогу но ощущение сверлящего затылок взгляда майора взяло верх над здравым смыслом и сержант потянулся к гиганту и схватил того за лямку рюкзака.

- Отпустите пожалуйста. - голубые глаза смотрели прямо в душу сержанта.

- Пройдёмте. - ответил сержант голубоглазому великану.

- Чё ты с ним нянчишься?! - взревел на сержанта подошедший сзади майор с черными кругами под глазами. - А ну двигай, туша! - рявкнул брызжа слюной майор на Олеженьку.

- За что вы меня задерживаете?

- Позор! Позор! - скандировала толпа.

- Пасть закрой, высерок! - сказал майор.

- Вы не имеете права так со мной разговаривать.

- А ну, взяли! - крикнул майор на сержанта в краповом берете и попытался заломать руку Олеженьке.

Сержант изо всех сил дернул лямку рюкзака, лямка хлопнула и оторвалась от рюкзака. Следующий хлопок прозвучал от выписанной сержанту оплеухи деревянной мозолистой ладонью превосходящей по размерам саму голову бесстрашного сержанта. Сержант отлетел в кусты, краповый берет кувыркнулся в воздухе и упал на раскаленный асфальт. Толпа взорвалась овациями, у майора "взорвалась жопа", его колотило от злости и майор, будучи и сам бесстрашным защитником закона, повторил ошибку своего нокаутированного коллеги, он ударил Олеженьку кулаком прямо в картофелеобразный нос. Олеженька отшатнулся и сделал шаг назад, из носа потек красный ручеёк. Майор заходил на второй удар вкладывая в него всю свою ненависть к этому злополучному дню, к начальству, к подчиненным, к немытому быдлу, майор забыл что такое сопротивление, его мозг атрофировался на многие годы спокойной служивой жизни, лишь тоненькая ниточка связывала мозг майора с реальностью, в которой он больше не разбирался. На противоход майору со свистом ехал товарный поезд, кулак Олеженьки врезался в лицо майора, не в какую-то конретную его часть, нет, кулак просто покрыл всю площадь лица с черными кругами под глазами. Свет погас, от сокрушительного удара последняя ниточка связи с реальностью порвалась в гнилом мозгу майора, блаженная улыбка поселилась на его лице навсегда.

В 2012 году я попал в 72 гвардейский объединенный учебный центр или по народному "печи". В школе специалистов связи меня должны были научить быть механиком-телеграфистом ЗАС (засекречивающая аппаратура связи). Школа была недавно отремонтирована и в оружейках еще не было оружия, однако солдат было уже около пятисот человек.

На второй или третий день пребывания в печах я уже во всю постигал искусство засекреченной связи. Возвратившись с занятий из учебного корпуса в компании двух спецназовцев из известной в Беларуси пятой бригады, которые так же были отправлены в печи обучаться секретной связи, мы застали в расположении нашей роты интересную картину. На полу, прямо у входной двери лежала гора различного вооружения, в основном это были АК-74, автоматов наверное сто, так же несколько РПГ-7, парочка РПК-74. Вторая куча состояла из драных и очень тажелых армейских бронежилетов, стопки касок и подсумков с магазинами к автоматам. Дневальный на тумбочке, весьма бледный, но стойко переносящий тяжести воинской службы выслушивал из телефонной трубки ор дежурного по части и бешено вращал глазными яблоками.

- Товарищ прапорщик! - позвал дневальный командира нашего взвода и протянул ему трубку.

Далее состоялся весьма напряженный телефонный разговор командира взвода с дежурным, после которого прапор кинул трубку на телефонный аппарат и повернулся на пятках к нашему трио зависшему в дверях. Прапор выглядел напуганным.

- Давайте сыночки, быстрее, экипируйтесь! - не тратя времени на излишние объяснения начал тараторить комвзвод.

Прапор схватил первый попавшийся в куче АК и всучил его мне. Выдал по автомату и растерянным от такого поворота событий моим товарищам десантникам, напялил на нас броники, каски, приказал прицепить на ремни подсумки с магазинами, на шею каждому повесил по противогазу.

- А теперь бегом ребятушки.

Надо сказать, что такая бесцеремонная процедура получения боевого оружия обескуражила нас, молодых солдат, только прошедших курс молодого бойца в своих частях, где процесс получения вооружения выглядел совершенно иначе. Сначала роту новобранцев вели в казармы, где располагались основные силы части, там старшие товарищи получали под роспись закрепленное за ними оружие из оружейной комнаты, ставили в журнале свои росписи, после передавали оружие "духам", которые в свою очередь так же расписывались в журнале.

А тут все иначе, на тебе Петя автомат и бегом получать к нему патроны.

Странной показалась и интонация с которой говорил комвзод, которого за предыдущие дни мы успели узнать как человека весьма жесткого и не особо любезного с бойцами.

И вот мы вчетвером гремя ботинками по лестничным пролетам сбегаем с четвертого этажа школы и сломя головы несемся за нашим командиром в штаб. Студеный январский воздух морозит волоски в носу и жжет легкие, я пожалел что выкурил две сигареты перед возвращением в роту. Забежали на второй этаж штаба, за решеткой помощник дежурного уже открыл сейф и вынул из него деревянные дощечки с насверленными отверстиями, в отверстиях торчали патроны, по шестьдесят штук в каждой дощечке.

- Заряжай! - крикнул мне помощник дежурного и я косолапо прямо в солдатских варежках принялся вытаскивать из подсумка магазин.

Сзади по каске прилетела затрещина от прапора.

- Да кто так делает, слоняра, шапку сними!

Я снял шапку, прапор вытряхнул в нее патроны из дощечки и оттолкнул меня от окошка выдачи. Десантники получили свои порции патронов в шапки и мы втроём расположившись на столике принялись шпиговать магазины боевыми патронами, которые я видел второй раз за службу. Пока мы снарядили себе по одному полному магазину прапор натолкал патронов уже в четыре и рассовал их нам по подсумкам.

Напряжение росло, информации больше не становилось. Суматоха нагоняла странные мысли, странно было и то что во всей дивизии куда то пропали все военнослужащие. Казалось нас тут было всего шесть человек, я с двумя спецназовцами, прапор и дежурный с помощником, для двух часов дня было поразительно тихо.

Мы снова вчетвером выскочили из штаба и побежали. Бежали долго. Становилось тяжело дышать и было очень жарко в зимней форме. Из нашей четверки казалось только прапор был достаточно хорошо подготовлен к подобному сценарию, потому что даже у крепышей-десантников уже сбилось дыхание и автоматы болтались где то на сгибе локтя.

- Давайте родненькие, поднажмите! - подбадривал прапор.

Перед мысленным взором вставали картины из увиденных в детстве фильмов про великую отечественную войну. Вот мы вчетвером с автоматами калибра 5.45 лежим в чистом заснеженном поле, а на нас катят лязгая гусеницами и коптя небо черным дымом вражеские танки.

"Хрен-ли мы сделаем-то с автоматами?! Хоть бы противотанковое ружье выдали!" проносилось у меня в голове.

"Они сражались за Родину" в полной мере разыгрался в моих мыслях, даже воображаемая картинка стала черно-белой.

- Ну давайте, давайте! Еще немного!

В конце пути нас ждал толстый генерал в каракулевой шапке и с секундомером в руках.

- Долго, очень долго. Моя бабка быстрее реагирует. - сказал генерал недовольным тоном.

Я плюнул на асфальт. Сегодня стать героями нам не выпало шанса. Почувствовал себя глупо. Мы уставшие и разочарованные поплелись назад в штаб отдавать патроны. Хорошо хоть противотанковое ружье не дали, а то еще и его на себе переть пришлось бы.

Конец.

Часть первая - часть первая

Грандиозное зрелище - исполин "Владимир" выходит из дока ведомый маленьким буксиром "Друг". На причале люди, машут нам, прощаются. Стоим на палубе строем, небо разражается громом, это палят береговые орудия, они говорят "в добрый путь", белый дым застилает побережье. Звучит команда "по-местам", матросы разбегаются, заводятся дизельные моторы, морской гигант набирая скорость вжимается железным брюхом в воду всё сильнее, "Владимир" плавно идет по водной глади раздвигая ее и оставляя за собой бурлящий след. Вот уже берег едва виден с мостика, вот он и совсем пропал, кругом лишь холодная синева Баренцева моря. От соленого воздуха радуется душа, брызги, пена бьется о борта, хорошо ведь! Закуриваю. Ах как хорошо.

Отряд 17 разместился в одном отсеке с боевыми пловцами. Здесь отдыхают еще пятеро диверсантов из команды подводников, поглядывают недоверчиво, следят за каждым нашим движением. Четверка младших боевых пловцов совсем пацаны, восемнадцать - девятнадцать лет, выглядят зашугаными, глазки бегают. Пятый, командир их, старый уже дед с рябым лицом и вовсе внимания не обращает на нас, читает из затертой библии псалмы, бубнит себе под нос. Расположились, распихали всё добро, едва места хватило, отсек превратился в склад. По дороге в гальюн столкнулся с рябым командиром пловцов, в узком коридоре не разойтись. Дед смотрит мне прямо в глаза пристально, губами шевелит без звука, терпеливо жду. Уступает дорогу, говорю спасибо и иду опорожняться. Перед ужином собираю ребят на нижней палубе в хвосте лодки, замасленный парнишка моторист увидав нас скрылся между дизелей.

- Пистолеты и ножи держать при себе. - говорю бойцам

- Обижаешь, командир.

- Ладно, ладно, за соседями приглядывайте. Особенно за главным, с корявой рожей, разойтись.

Благо мужички у меня смекалистые, опытные, вопросов лишних не задают, расходятся. Встречаемся у капитана. На ужин приглашены - я с отрядом и старший помощник капитана, вспоминали былое, решали насущное. Каюта капитана вызвала бурный интерес всех присутствующих, каких только диковин тут не было. Капитан ходил в море уже более тридцати лет и бывал в неисчислимом количестве ситуаций и передряг. Тут мы видели человеческий череп необыкновенной, арахисообразной формы, видели фиолетовый кристалл издающий слабое свечение и тепло. Кристалл этот со слов капитана был поднят им со дна Марианской впадины во времена его службы испытателем глубоководных плавательных аппаратов. Тут-же, рядом с кристаллом на полке увековеченное в эпоксидной смоле здоровенное насекомое, доселе невиданное, вселяющее ужас своим видом. Под стеклом угрюмо поблескивая серым металлом покоится личный пистолет кайзера Вильгельма с накладками слоновой кости на рукояти и фамильным гербом. Отдельные впечатления оставил просмотр фотоальбома капитана, кадры со всего света рассказывали невероятные истории - поедающие человечину папуасы, японские гейши ласкающие взглядом, кровожадные мексиканские аборигены, поднимающаяся из жерла вулкана кровь земли - магма, разбросанные взрывом экспериментального снаряда трупы, идущий ко дну крейсер "Кёнигсберг" и многое, многое другое. Вечер выдался насыщенным. Раздухарившись от пары бутылок шотландского, матерых офицеров армии и флота потянуло меряться калибром. Кителя и тельняшки полетели на пол. Настало время демонстрации боевых ранений! Оказалось что дырок от пуль, осколков, обломков техники и прочего на всю нашу компанию такое количество, что если их собрать, эти самые пули и осколки в единый снаряд да шахнуть им по "Владимиру", потонул бы "Владимир". Но самыми дырявыми оказались братья финны. На первый взгляд эти огромные скандинавы чуть менее чем полностью состояли из шрамов всевозможных форм и размеров. Пьём за них, пьём за флот, пьём еще.

И снится мне как иду я по ночной Москве, шумный концерт впереди манит огнями и музыкой, приятно веет шашлычком. Из толпы на встречу ко мне выходит Ксения, на ней красивое белое платье с голубыми цветами, русые волосы собраны на затылке. Ксюша улыбается мне открывая взгляду белоснежные зубы. Она берет меня за руку, мы входим в толпу. Люди вокруг испаряются становясь едким дымом, я задыхаюсь, кашляю, ничего не видно. Дым застилает всё вокруг, невозможно дышать, я падаю на колени отпуская руку Ксении. Кашель всё сильнее разрывает мою грудь, я вскакиваю в холодном поту на своей койке. Горит дежурная лампочка красного цвета, из темноты меня сверлит взгляд командира пловцов, не спит хрен старый, пялится. Тяжело дышу, с верхней койки опускаются ноги в ботинках, доктор-американец спрыгивает со своего спального места и внимательно смотрит на меня.

- Давно это у вас, комрад?

- Один раз было когда в Североморск летели, раньше никогда.

- Скверный кашель, не похож ни на что известное мне.

- Пройдет. - улыбаюсь доктору.

Доктор не выглядит веселым, открывает аптечку, выдает пилюлю.

- Благодарю вас, Макс.

- Попытайтесь поспать. - доктор запрыгивает на свою койку, подтягивает ноги и ложится почти без звука.

Встаю, иду в гальюн, еще шатает от выпитого, но чутье работает безотказно. Спинным мозгом чую движение по-пятам. Крутой поворот коридора дает возможность для маневра. Резко делаю шаг влево и скрываюсь между трубами аварийной откачки воды, затаил дыхание. Опускаю руку в сапог, нащупываю нож. Шуршит одежда совсем рядом со мной. Ступаю назад на палубу и оказываюсь в десяти сантиметрах позади моего преследователя. Руки с хирургической точностью совершают навсегда вшитые в память движения, два удара в корпус справа и слева точно по почкам, от таких ударов у жертвы перехватывает дыхание и она не может даже пикнуть, удар под колено, прихватываю падающее тело за воротник, нож к горлу, теперь можно поговорить.

- Кажется у нас проблема? - жду, даю отдышаться.

Заглядываю сверху в искривленное от боли рябое лицо главного пловца, гримаса исчезает, выражение становится абсолютно спокойным и безмятежным.

- Зачем пошел за мной, почему следишь? - скручиваю воротник в кулаке, дед задыхается, рябая морда багровеет.

- В тебе чёрт сидит, майор. - хрипит он.

- Тем и ценен. - усмехаюсь, отпускаю воротник.

Встает кряхтя, смотрит тревожно. - Шутник однако, а знаешь кто еще видный шутник ?

- Открой секрет.

- Антихрист. - старик округляет глаза, смотрит филином.

- Кабы я был Антихрист, давно бы армией командовал, а не по подлодкам шарился в потьмах. Тьфу.

- Шути, шути. - дед держась за отбитые почки хромает назад откуда пришел.

- Куда? От меня-то чего хотел?

Старый не поворачиваясь отмахивается и удаляется. Стою призадумавшись пару секунд и иду дальше. Восседаю в гальюне, читаю висящую на стене газету. "Наше дело правое!" гласит заголовок статьи, под статьей фотография Молотова и Риббентропа. Да уж, друзья навек. Возвращаюсь в отсек, картина маслом - на полу у ящиков с оружием валяется один из пловцов, держится за живот, выражение лица жалостливое, изо рта течет кровь. Рядом с ним распластался без сознания белобрысый финн, второй финн в проходе, целится из пистолета в деда. Дед в свою очередь держит ствол у виска доктора, доктор лежит в койке смирно, руки по швам. Инженер, топограф и снайпер отсутствуют, так же отсутствуют оставшиеся трое пловцов.

Становлюсь рядом с финном, вынимаю из-за ремня трофейный маузер, держу дулом вниз. Обращаюсь к деду:

- В чем дело?

- Ты и твои бойцы покинете лодку .

- Бойцы где?

Смотрит на часы. - На мостике.

- И?

Молчание. Старый истово вращает глазами, видать думает. Начинает нашептывать молитву. Дуло его пистолета сильнее вжимается в голову доктора.

- Слышь! Деревня! В себя приди! Что делать-то будем? - громко обращаюсь к новоиспеченному террористу. - Ты под трибунал пойдешь, тебе это ясно?

- Не боюсь трибунала, мука вечная и геенна огненная - вот что страшно! - почти визжит дед, закатывает глаза. - Архангел Гавриил говорил со мной и низвергнуть тебя в ад приказал! - голова доктора уже прижата пистолетом к самой стенке, дуло срывает кожу на виске, течет кровь.

Улучив момент финн вышагивает вперед и подошва его ботинка сорок последнего размера таранит заходящегося в религиозном экстазе деда прямо в нос, старик кубарем катится назад, брызжет кровью и роняет пистолет. Подскакиваю к доктору, финн пытается поднять своего брата. Доктор спрыгивает с койки и опускается на колено рядом с братьями, аптечка уже в его руках. Сумасшедший смех режет слух, дед из-за пазухи вытащил гранату и воздев с ней руку вверх булькает кровавыми соплями издавая это отвратительное подобие смеха.

- Все к праотцам отправимся! - кричит, рвёт чеку и с гранатой в руке скатывается по лестнице на нижнюю палубу, к моторам.

- Hullu vanha kusipää! - матерится финн.

Хватаю финна за рукав, бежим вниз за дедом. Видим как тот ковыляет к открытому моторному отсеку, за дверью ходят вверх-вниз огромные шатуны дизельной установки "Владимира". Грохот ботинок по металлической лестнице привлекает внимание деда, оборачивается, скалится, рожа разбитая, нос сплющен, подлинный безумец. Пятится к моторам, ситуация патовая. Где носит команду этой чертовой лодки?! Позади деда возникает замасленный моторист и обрушивает на его седую голову тяжеленный гаечный ключ, старый теряет сознание и падает на колени, граната летит об пол.

- Граната! Ложись!

Моторист исчезает среди гремящих моторов. Дед словно в последней молитве стоит на коленях в проходе, голова и руки безвольно повисли, его медленно кренит вбок и наконец он заваливается прямо в работающий мотор. Шатун подхватывает обмякшее тело и беспрепятственно затягивает туловище между движущихся шестерен перемалывая его в фарш. Кровавый душ орошает мотор. От рябого остаются лишь ноги в штанах зацепившихся ремнем за выступ на шатуне. Ноги подлетают вверх-вниз в такт работы мотора. Вспышка. Взрыв. В ушах свист - контузия. Воет сирена. Пожар. Поднимаю финна, лыбится акульей улыбкой, рукой зажимает живот, из-под пальцев сочится кровь. Моторы останавливаются, в дыму отважный моторист сражается с огнем, бегут на подмогу подводники, пожар сдается и наконец совсем потушен. Вижу рядом своих бойцов, вся команда здесь, подхватывают на руки, несут наверх. В глазах темнеет, отключаюсь.

Открываю глаза, первое желание - снова отключиться, в голову бьёт тараном контузия, боль адская. Перед глазами всё плывет, вижу расплывающийся фиолетовый кристалл слабого свечения и богомерзкую тварь в эпоксидном прозрачном кубе, я в каюте капитана. Капитан сидит за столом, суровое лицо его сосредоточено, скрипит по бумаге перо. Рядом на стуле скучает доктор Макс. Пытаюсь пошевелиться. Боль прибивает голову к подушке тысячетонным прессом.

- Как вы, комрад?

- Подыхаю.

- О, об этом не беспокойтесь. - доктор берет лежащий наготове рядом с ним шприц и без церемоний вводит его содержимое мне в вену. Огонь заполняет меня изнутри. Боль уходит, картинка стабилизируется.

- Пресвятая, ох, хорошо то как! - собираюсь с мыслями. - Доложите обстановку.

- Осколочное ранение в живот и контузия у капитана Корхонена, жить будет, у младшего Корхонена сотрясение мозга, у капитана Насонова перелом левой лучевой кости, остальные в полном порядке. Так-же не критично ранен помощник моториста. Двое пловцов мертвы, остальные нейтрализованы. Я иду к Корхоненам, вы отдыхайте.

Сажусь на койке. Держусь за голову, еще гудит, но уже не так сильно.

- Макс, подожди. С тобой пойду.

- Есть разговор, - говорит капитан лодки.

Смотрю на доктора: - Позже подойду, - доктор выходит из каюты.

Серые глаза капитана внимательно изучают меня, смотрит поджав губы.

- Заварил ты кашу, майор.

- Я заварил? Твои ящеры! Устроил секту в трюме. - Повышаю голос на капитана, тут же остываю, вдыхаю глубоко. - Мы с тобой не пацаны, капитан, оба понимаем что моей вины тут нет. Что дальше?

- Побило взрывом проводку, один двигатель надо ремонтировать, стоять нам сутки, к нам уже идет корабль, везет запчасти, заберет арестованных, тебя приказано доставить в пункт назначения.

- Пункт назначения тот-же?

- Да.

- Когда прибудем?

- Если никого больше по моторному отсеку не размажет, три недели.

- Видел, да? Спятил дед.

- Но профессионал был высшего класса.

- Выпить надо.

Капитан достает пол-бутылки шотландского, льет по железным кружкам, пьем. Встаю, жмем руки, выхожу из каюты. Останавливаюсь у лестницы ведущей на крышу рубки, на улицу. Люк открыт, в проёме - звездное небо. Поднимаюсь, морозный воздух отрезвляет, вахтенный матрос шмыгает носом, смотрит через бинокль в бездну ночи, заслышав меня отвлекается от наблюдения, кивает мне, угощаю его папироской, курим. Шумит безмятежно море, купол ночного неба усеян блестящими звездами. "Владимир" слегка покачивается. Я смотрю на звезды и все кажется не важным.

Капитан Корхонен сидит в постели, ест крекер, крошки сыплются на перебинтованный живот, полукругом сидят напротив него остальные разведчики, галдят, радуются. Вхожу в отсек как раз когда здоровенный финн активно жестикулируя и плюясь крошками в подробностях рассказывает товарищам как мотор перерабатывает человеческую плоть. Народ охает, кто-то кривится. Прислонившись плечом к деревянным ящикам, стою, слушаю, Корхонен замечает меня, вскакивает с койки, держась за живот шагает ко мне, хохочет, сгребает меня в кучу медвежьей хваткой, стоим обнявшись. Команда аплодирует. Обнимаемся, делимся подробностями. Парни рассказывают - пловцы с появлением их старшего поднялись с кроватей с оружием в руках, взяли в прицел спящих. Из моих не спали братья Корхонен, бдили, как было приказано. Один из пловцов получил от лежащего в койке финна удар ногой в живот такой силы, что у него лопнула селезенка, пловцу помочь не успели, умер от внутреннего кровотечения. Лягающийся финн был отключен ударом приклада. Второй Корхонен, старший, успел встать в проходе с пистолетом, он видел как по очереди пловцы увели инженера, снайпера и картографа на мостик к капитану, дабы прямо оттуда высадить их на резиновой лодке в море, а потом обезвредив оставшихся, тоже высадить их в лодку. Что-ж, пловцы сильно просчитались. Позже, от арестованных мы узнали, что рябой давно двинулся на всём божественном и смог внушить свои мысли молодой команде диверсантов, убивать нас не велел, грех на душу не брать. После допроса с пристрастием стали известны новые подробности. Избавившись от нас, пловцы планировали взять в плен капитана и завладеть "Владимиром", вскрылась измена еще нескольких матросов, фанатичная паутина опутывала команду лодки ловко и коварно. Послали якута к капитану лодки, долго ждать не пришлось. Появление капитана сильно напугало арестантов, один обмочился, один заплакал, третий чуть не потерял сознание.

- Говори, сучий сын. - капитан за шею поднял сидящего на полу связанного пловца, того который заплакал, спустя мгновение плачущий моряк уже не доставал ногами пола, казалось капитан прожжет в несчастном юнце дыру своим взглядом. - Червяк! - капитан два раза стукнул болтающегося у него в руке пловца затылком о металлическую стенку.

Отряд 17 затаив дыхание наблюдал за происходящим.

- Зачем судно хотели захватить?! Говори убогий! - трясет морячком как тряпкой.

- Мы. М-м-мы.

- Крысеныш!

- Старик хотел лодку через Гибралтар провести. - от испуга и удушья заплаканные глаза пловца выпучиваются как у тропического зверя долгопята.

- На кой вам в Африку? - рычит капитан.

- В Турцию! - жалобно пищит паренек.

- В Турцию?! На кой вам в Турцию?! Отвечай!

- Господи, что ся умножиша стяжающии ми? Мнози востают на мя, Господи, почему умножились теснящие меня? Мнози глаголют души моей несть спасения eму в Бозе eго! - без памяти тараторит морячок.

Капитан отбрасывает ополоумевшего пловца в сторону, будто тот сделан из папье-маше. Хватает следующего диверсанта, так же легко вздымает его над полом, со штанов висящего в воздухе парнишки капает моча. Капитан едва сдерживается, что бы не вырвать трахею несчастному.

- Обосцаный весь. - шипит сцепив от гнева зубы и швыряет обосцаного поверх молящегося.

Третий пловец повисает в воздухе против разъяренного капитана.

- Что в Турции? - немного поуспокоившись задает вопрос капитан.

Бледный моряк поводит взглядом на своих товарищей и язык его развязывается:

- Оплот мусульманского отребья, в Турции-то, враги господни там живут, пируют толстопузые, вонючие. Товарищ капитан первого класса, по плану был прорыв в порт Анкары и подрыв судна у берега.

Капитан становится серого цвета, отпускает расколотого диверсанта, стеклянным взглядом обводит нас и говорит:

- Больные какие-то. - уходит.

Конец второй части.

1.

Серебристое крыло "Боинга" мягко режет тонкие облака над аэропортом Буэнос-Айреса, самолет садится. Здесь ближайшие два года я буду поправлять свое здоровье, подорванное тремя годами нахождения в Антарктиде в составе разведгруппы, прикомандированной к научно-исследовательскому центру некоторой правительственной организации название и деятельность которой засекречены.

Пять лет назад получив звание майора и должность командира специального отряда №17 при КГБ СССР, мне выдали запечатанный конверт, не знакомя с моим отрядом, посадили в "воронок" и отвезли на военный аэродром под Москвой. К самолету подъезжали уже в сумерках, к моему удивлению, это американский транспортник Дуглас С-47 Скайтрэйн, моторы его уже работают, а лопасти гонят воздух с равномерным гулом, который всегда так успокаивающе действует на меня. В аэропорт меня сопровождает агент или какой-то "шпион" приставленный ко мне в отделе кадров. Этот весьма угрюмый тип с острым, гладко выбритым лицом, и вселяющим непонятную тоску по дому взглядом одет в черный кожаный плащ и черную шляпу, ну прямо как с картинки из пособий по разведывательному делу сошел. Агент кивает мне на дверь авто, я понимаю что мы приехали. За окном вижу ожидающих меня двух офицеров,в форме без опознавательных знаков, но судя по их выправке и взгляду, это генералы или видавшие виды князья, уж не знаю, скорее генералы конечно, один в советской форме, другой в форме ВВС США. Предстаю пред ними, ветер стремится сорвать с наших голов фуражки. Советский генерал хватает мою руку и крепко сжимает, американец хлопает меня по плечу. Генералы выглядят измотанными, небриты, под глазами мешки, но глаза эти полны огня, на форме пятна от пота, июнь 1940 года в Москве выдался жарким.

-Майор, давай в самолет.

Поднимаюсь по трапу, генералы топают за мной, запирают дверь, гул моторов становится потише, тут можно говорить. В салоне самолета слабый свет, пахнет новой обувью и оружейным маслом, вдоль бортов сидят суровые мужики, шесть, все добры молодцы, в них вижу больших мастеров своего дела, каким бы оно ни было. Так и есть, американский генерал на чистом русском представляет мне отряд 17, командиром которого мне быть, а защищать Родину нам в Антарктиде, где как выразился американец "грязные наци" уже расковыряли землю до самого ядра и ищут там одному сатане известно что.

Здороваюсь с бойцами коротким "Здорово, мужики", бородатые лица кивают в ответ. Рассаживаемся, генералы садятся справа и слева от меня, поясняют план :

-Значит сейчас летим на остров Северный, Новая Земля, там грузитесь на Владимира...

-Владимира?

-Подводная лодка ВМФ СССР типа Т5 "Владимир", не перебивай, и так мозги кипят.

-Есть.

-Ну да, так вот, на Владимира значит, на этом Владимире вас доставят на побережье Антарктиды, остальные инструкции в конверте, команда у тебя слаженная, мужички только вернулись с северного полюса, снаряжение получите позже, вопросы?

-Что в Антарктиде делать будем?

-Охрана, разведка, понял, да?

-Понял,да.

-Ну, бывай майор!

Генералы встают и пожав руки всем присутствующим покидают самолет.

Смотрю на своих мужичков, собираю их военные билеты распухшие от множества записей и печатей, впечатляет, все офицеры, с высокими наградами, тут инженер из скандально известного КБ в Москве, врач американец, топограф китаец, два разведчика из Финляндии и снайпер якут. Команда что надо, давно работают вместе, прекрасно подготовлены, прошли огонь и воду, в билетах записи со всевозможных фронтов войны 1914 года и других горячих точек послевоенного времени, билеты возвращаю владельцам, жмем руки, шутим, смеемся.

Познакомились, пора отдохнуть, в хвосте самолета здоровенная куча полярной одежды и плотно набитые рюкзаки, нахожу тот на котором моя фамилия, располагаюсь на нем, укрываюсь курткой и под плавный гул моторов уплываю, уплываю, проваливаюсь в сон.

Во сне я вижу цветущие улицы Киева и Одессы, своего дядьку который учил охотиться с луком, здоровенного школьного хулигана, что бил меня беспощадно, и Ксению. Ксения улыбается мне, зовет плавать в море, я иду за ней в воду, но море не вода, это море пепла, серого летучего пепла, который поднимается в воздух и забивая рот, ноздри душит меня, я захожусь приступе кашля отчего просыпаюсь. Сажусь, тру глаза, трогаю себя за шею и грудь, вроде все нормально, чего это я раскашлялся, да еще так сильно, что проснулся? Выглядываю в иллюминатор, уже светло, летим в облаках.

Бойцы дремлют развалившись на рюкзаках. До посадки еще около часа, начинаю будить отряд, ребята быстро приходят в себя, копошатся по рюкзакам, достают тушенку, хлеб, надо-бы подкрепиться. Якут кидает мне банку тушенки, вскрываю ее ножом и с него закусываю, добрая тушенка, одно мясо.

Самолет кружит над нашей Новой Землей, полосу замело. Еще вчера мы вылетели из плавящейся под солнцем Москвы и вот уже вокруг необъятные просторы безкрайнего севера, а завершив последние сборы, мы пересечем весь шар земной по пути на южный полюс.

Таки сели, принимаемся выгружать барахло, тут многое, валенки, тулупы, рюкзаки высотой в человеческий рост собранные заботливыми сотрудниками министерства обороны, деревянные ящики с новейшими разработками - костюмы с автономным подогревом, очки в которые видно теплое, живое тело, многие другие чудеса инженерной мысли. Особенно мне полюбились небольшие ранцы, способные от химической реакции выдавать тугую струю горячего воздуха. Надеваешь такой ранец, становишься на лыжи, и за пол часа проходишь 30 километров, потом требо менять химический элемент - небольшой черный брусок, но весом пять кило, таких с собой много не взять.

Стоим у кучи барахла смотрим по сторонам, кажется нас не ждали. Подлодки не видать, но подожди, вижу приближающийся грузовичок, ого, да это же новейший ГАЗ-ААА. Веселый водитель, прапорщик годов пятидесяти, с носом-картошкой и смеющимися глазами машет шапкой из кабины "эгей, орлы, здорово", здороваемся. Есть время покурить, угощаемся папиросами у водителя, крепкие. Водитель нам понравился, хороший мужик, помог погрузить ящики в кузов, и все шутки-прибаутки у него, пританцовывает, гогочет, мы с него чуть животы не надорвали. Бойцы запрыгивают в кузов, я в кабину. Едем получать оружие, ГАЗик подкатывает к маленькой бетонной будке похожей на гриб переросток. В шершавой стенке металлическая дверь с вентилем. Водитель орет в рацию, так что слышно в Москве "Приехали орлы", "Что?", "Да приехали тебе говорят, отворяй хату!", "Что?!", "Да дверь отворяй чтоб тебя!"

- Вот тетеря глухая, - обращаясь ко мне. - Что за люди. Здесь вам оружие дадут, я дале поеду, вещички ваши отвезу куда следует.

Подходим до гриба, вентиль на двери медленно крутится с ужаснейшим скрипом, дверь открывается и показывается косматая голова в круглых очках, парень молодой, лет 25, в белом халате, запыхался, видать бежал, кивает "за мной", спускаемся в казематы.

Электрические лампы под серым потолком тихонько потрескивают, пахнет плесенью, шагаем громко, сильное эхо, идем долго. Снова дверь с вентилем, молодой в очках тянет дверь на себя, отворяет, заходим.

Мамочки, база подлодок. В центре , против ворот высотой в шесть этажей в доке стоит великан "Владимир", царь-подлодка, зрелище, стоим разявив рты. По бокам от Владимира, в доках поменьше, словно приспешники стоят еще лодки. Бухают кувалды, от сварщиков летит расплавленный металл, визжат сверла, суетятся матросы. Муравейник. Вижу нашего водилу, бежит к нам, улыбка до ушей, тычет пальцем в потолок, там на высоте 15 метров кран-балка несет к подлодке подвешенный его ГАЗик.

-Ну шо? Получили? - спрашивает

-Только пришли.

-Алё! Валера! - орет на молодого. -Ты людей то отведи куда положено, ага? - и снова мне. - Ща всё будет.

Снова идем за Валерой, осматриваемся. Подходим к ангару, стены маталлические, блестящие, дверей нет, в стене дыра, Валера сунет в дыру руку по локоть, шурует рукой в дыре, шелчок, с шипением стенка отъезжает в сторону открывая проход внутрь. Снова потрясение, внутри ангар куда больше нежели показалось снаружи, под ярким светом прожекторов трудятся еще два десятка ребяток в белых халатах, крутят в руках чертежи, что-то жгут, стреляют из замысловатых пушек в стену, записывают результаты.

Валера подводит отряд к большому столу накрытому брезентом, срывает покрывало, на столе автоматы, винтовки, пистолеты, пулеметы.

-Всё подготовлено специально для вас, товарищ Майор, выбирайте, разбирайте, можете взять хоть всё

Начинаем осматривать вооружение, всё сплошные новейшие образцы, модульные дополнения, навесные гранатометы для автоматов, скорострельные затворы для винтовок, удлиненные стволы, улучшенные прицелы, здесь же тир, можно испытать собранные экземпляры. Приказываю каждому собрать по автомату и винтовке плюс две снайперские винтовки и два пулемета на отряд.

Вооружившись до зубов идем в тир, через пол часа стрельб дальняя бетонная стенка тира, где крепились разного рода мишени, превращается в груду дымящихся обломков. Жирной точкой в конце сего действа становится выстрел из пулемета "Максим" с прикрученой к его стволу бандурой неким красным светящимся сгустком, который стирает в пыль останки бетонной стены. Отдача отбрасывает стрелявшего финна на пару метров, удивляемся, смеемся. Сотрудники в белых халатах стряхивают с себя пыль и кашляют, постреляли знатно.

-Такой вооружений может застафлять бояться любой грязный наци. - с довольной улыбкой говорит финн, поднимаясь на ноги и поправляя белые волосы

Закончив последние модификации своих новых игрушек и нагрузившись улучшайзерами всех мастей под завязку, стоим посреди ангара как всадники апокалипсиса. Подбегает Валера, просит разгрузиться и проследовать на примерку формы. Разгружаемся, следуем. Валера показывает висящие на вешалках комбинезоны из твердой но гладкой ткани крупного плетения. Множество карманов, застежек, резинок на этих комбинезонах. Облачаемся, начинаем бегать, бороться, тягать друг-друга за воротник, комбезы безусловно крепкие и удобные. Валера показывает как с помощью специальных клапанов установить постоянную температуру внутри комбеза, так что бы лишнее тепло от движения аккумулировалось и cнова грело когда движения нет.

- Но что если боец лежит в снегу и не двигается несколько часов, так и околеть недолго. - подмечает китаец

-Форма уже испытана в условиях полярной зимы при максимально низкой температуре -82 градуса. - отвечает Валера. - Комфортная температура окружающей среды, не требующая никаких манипуляций с клапанами -60, при температуре -82 без движения тело начнет остывать через два часа, еще через два часа температура внутри комбинезона опустится до нуля, но ноль может сохраняться в закрытом костюме двое суток и дольше.

-Валера, приложи инструкции ко всем своим подаркам, пожалуйста.

Что-ж, пора грузиться и отплывать, последние приготовления, проверки. Прощаемся с Валерой, водителем, пыльными лаборантами. Идем в док, вижу капитана "Владимира", знакомимся, от рукопожатия у бывалых разведчиков хрустят кости, дело ясное, редкий морской волк, слово весит сто пудов, взгляд серых глаз пронизывает насквозь, с таким капитаном не страшно ни в космос, ни в Антарктиду. Капитан приглашает присоединиться к вечерней трапезе в его каюте, благодарю за приглашение, обещаю быть с командой к назначенному часу, расходимся.

Конец первой части, продолжение следует, прошу не судить слишком строго, это первый текст который я решил выложить на обозрение.