iloyd

Сегодня в 9 утра скончался, возможно, самый близкий мой друг. Он умирал долго и тяжело. Издавал странные звуки, стонал, пищал, кряхтел, а напоследок подмигнул мне и погрузился во тьму. Я с трудом сдерживал слезы.
Как много он значил для меня! В нем было сосредоточено столько жизни, столько энергии, и все это было прервано такой нелепой и безжалостной смертью. Он был абсолютно незаменим, и ни с кем на этой земле мне не было так хорошо и интересно, как с ним.
Мы жили душа в душу, и у нас никогда не было даже малейших споров, чего не скажешь о некоторых других моих товарищах. Он всегда был весел, и никогда не задавал лишних вопросов. В самые тяжелые моменты моей жизни он непременно был рядом, утешал меня и лечил мои душевные раны.
Он помогал мне знакомиться с девушками, так как от природы человек я скромный. Он помогал мне познавать мир.С его помощью я обретал уверенность в себе и надежду на будущее. Он был больше, чем просто друг. Он был целым миром, этакой мини-вселенной.
Я знал его, в сущности, не так много лет, но эти годы полностью изменили мою жизнь. От него исходило такое притяжение, что не хотелось с ним расставаться ни на минуту. Именно к нему я спешил после учебы и работы.
В детстве мы часто играли с ним в различные игры, и частенько он выигрывал у меня, но выиграв, он утешал меня, предлагал сыграть во что-нибудь другое. Он учил меня, что даже проиграв, можно начать все заново, и эта его простая житейская мудрость навсегда поселилась у меня в сердце.
И вот он умер. Мир стал безнадежно пустым и унылым, и пустота нависла над ним. Звезды стали тусклее светить, потому что он был одной из этих звезд, я бы сказал, особой путеводной звездой. Нет, скорее, кометой. Кометой, что быстро пронеслась по жизни, и, подарив всем частичку себя, исчезла навсегда.
Я пишу, и слезы капают на бумагу. Жизнь потеряла всяческий смысл…
Вы спросите, что же это за друг, по которому я так убиваюсь? Элементарно, это – мой компьютер, который сломался этим утром…

Это было начало очередного учебного года в Хогвартсе, ничем не отличающегося от других. В кабинет директора постучали.
— Войдите!
— Профессор Дамблдор, звали?
— Вызывал! Прибыл тут один.
— Оформить?
— Оформить как надо.
— Понял.
— Понял?
— Да.
— Ну давай, свободен!
Конечно же, речь шла о новом преподавателе по защите от Тёмных искусств.
Спустя несколько часов Гарри и Рон уже сидели на банкете по случаю начала учебного года за гриффиндорским столом и обсуждали очень серьёзные вещи.
— Слушай, а… что сейчас замышляет Сам-Знаешь-Кто, ты не знаешь? Так, примерно, можешь почувствовать? — вдруг вскочил Рон, глядя на шрам друга.
— Ладно, подожди. Заткнись, подожди…
— Я говорю, что он замышляет?
— Сядь, сядь, подожди. Дай, блядь…
— Да мне вообще всё равно, что он замышляет там, чего там сейчас… Чё там творится, мне всё равно, понимаешь?
— Ну не пизди тогда, сядь.
— Сядь, сядь… Здесь особо не посидишь. Здесь стоишь — размышляешь, тоже вот так.
— Бля, всё это хуйня, бля, Волан-де-Морт, бля, похуй вообще. Шрам нихуя не действует, — огорчился Гарри. Очевидно, Тёмный Лорд уже закрыл своё сознание от него.
— Шрам, шрам…
— Вот сядь, попробуй, — решил Гарри угостить проходящую мимо Гермиону, чтобы сменить тему.
— Сядь, блядь, сядь. Сейчас попробую. Я раньше когда училась ещё нормально, я каждый день двадцать очков Гриффиндору зарабатывала…
— Да пиздишь ты.
— …До обеда, двадцать очков зарабатывала… Да бля, это как птичка гадит, вот знаешь, — скривилась Гермиона и взглянула вверх. И действительно, Букля, спеша доставить хозяину письмо, не выдержала и попала прямо Грейнджер на голову.
— Ну посиди хотя бы минутку…
— Давай я тебе… Да ладно, слушай, я тебе покажу, я как зарабатывала, вот смотри. Сначала… сначала я вот так тянула руку, вот раз, мягенько, а потом вот я вот так отвечала, смотри, — похвасталась Гермиона и процитировала наизусть едва ли не пол-учебника, когда троица шла по коридору замка. — Понимаешь? И так, значит, ну… очков двадцать перед обедом, вот… Но потом в гостиной у нас сливочное пиво появилось, и я перед обедом грамм двести потом принимала, уже перестала зарабатывать-то.
— Да как ты заебала, а, — не выдержал Рон.
— Да ладно тебе, что ты сердишься? Сердиться будешь — себе дороже, понимаешь? Мы здесь втроём с тобой и Гарри.
— Бля, шо это за вода льётся, а?
— Да льётся, блядь… Зальет нас, и всё.
— Бля, моча какая-то… Чё, канализация что ли? — наконец догадался Гарри, когда они проходили мимо туалета Плаксы Миртл, которая в очередной раз его залила.
— Зальёт, я те говорю, и всё, понимаешь? Ты сам-то зарабатываешь очки?
— Зарабатываю, бля!
— Вот я вижу — очкарик. Тебе, небось, хорошо в Хогвартсе, такому ботану-то.
— А сама-то ты, ёпта, не ботанка, что ли?
— Правильно! Только уже полгода я не занимаюсь, и стала тупая, блядь, как Гойл. А раньше была такая… Руку подниму, знаешь, так вот: оп! Подержу сначала чуть-чуть, потянусь. И потом на первый ответ — р-раз, и так двадцать очков Грифиндору. Заканчиваю ответ: оп! — потянусь так руками, спокойно… Ну ладно, я не хотела даже. Бля, хочешь — могу… могу помолчать. Не хочешь меня слушать.
— Да, лучше помолчи, а, пожалуйста, я прошу, а. Охуел я уже.
— Могу помолчать. Ты волшебник сильный, правильно? У тебя палочка волшебная, шрам…
На уроке защиты от Тёмных искусств новый преподаватель дал немысленное домашнее задание: отрабатывать друг на друге заклятие Круциатус. Но делать нечего, и неразлучная троица практиковалась в этом заклинании прямо в гостиной Гриффиндора.
— Я ещё раз попробую. Просто, бля, эта проблема меня очень волнует. Я смотрел одно воспоминание, чьё оно было — хуй его знает, не помню. Вот он видел, как судили этих, блядь, жертвы которых с ума сошли, эти, Фред и Алисия Долбоёбс… Ой, ёпта, Френк и Алиса Долгопупс. Какая хуй разница, бля, Френк и Алиса Долбоёбс… Вот такое же заклинание на них действовало, и они охуели просто. С ума… — поделился Гарри шокирующей новостью с друзьями.
— И чё с ними? — ахнула Гермиона.
— С ума сошли.
— А-а.
— Это пытка такая была.
— Да это Непростительное заклятие.
— Ну Непростительное, какая мне разница?
— Пожиратели, кстати, знаешь вот, я тоже читал… — вмешался Рон, открывая «Ежедневный пророк»
— Не, я вот нихуя не чувствую, мне вообще похуй… — брякнул Гарри, забыв на миг о блестящих навыках окклюменции Тёмного Лорда.
— В «Пророке» старики вот сто лет, и они каждое утро произносят специальное заклинание. Ну, выходят из своего селения там, ну они в деревнях же все живут, вот. Ну… ну как я вот с деревни родом, и… они тоже, ну все, считай… Вот у нас центральная деревня какая-то, я не знаю. Оттери-Сент-Кэчпоул, что ли. Ну вот, и они, значит, выходят все, старики, там, тётки старые. Они же бедные тоже, как у нас, бедность там. Ну вот, и они специальные вот делают такие…
— Тайдзицюанус! — догадалась эрудированная Гермиона.
— Ну какое-то там… заклятие какое-то, в общем, своё.
— Смотри, ёпта, — сказала она и продемонстрировала Чары молодости на проходящем мимо пятикурснике, вмиг помолодевшем года на три.
— Может, это… Ты знаешь, что ли, да? О, уважаю, сестрёнка!
— Тут от взмаха зависит главное. У тебя не получится нихуя, понимаешь? Надо заниматься месяцев двадцать, ёпта.
— Здорово, бля, у тебя получается. Наверное, и оценки, блядь, превосходные получаешь, да?
— Не пизди лучше, сядь.
— У нас ведь как говорят, пока заклинание действует, хоть тебе и сто лет, блядь, заклинание действует…
— Да действует заклинание, ёпта, действует! Сядь лучше.
— Да ладно, ну чего ты как этот прям. Я — у меня характер такой, мне до… Ну спокойный характер. Характер у меня спокойный… Вот так я на метлу… так вот… — слегка обиделся Рон.
Домашнее задание от Снегга на уроке зельеварения оказалось не легче: к следующему уроку необходимо было достать такой редкий ингредиент, как кожа василиска, а единственная особь во всём Хогвартсе находилась в Тайной комнате. Рон поспешил было открыть её силой, но Гарри остановил друга:
— Слышь, блядь, аккуратно, сейчас сломаешь, затопишь нас здесь всех, отойди, пожалуйста. Кстати, а если, глядя на эту змейку, прошипеть «Откройся»? Попробуем? Если вот на эту змейку зашипеть, и по трубе…
— Да. Ты змееуст прирождённый, ты войдёшь, понимаешь? А я в ванной старост тут буду сидеть.
— Какой ванной ещё?
— Какой ванной?
— В какой ванной старост-то, бля, здесь не ванная, бля.
— А чё тут? — демонстрировал Рон чудеса тупости и склероза.
— Хуй знает, умывальник какой-то. Нет, туда не вылезешь, там барьер, вон там заклятие произнесено, три луча идут, блядь. Как ёбнет — всё, пиздец. Только и останется… — огорчился Гарри. Видимо, придётся всем троим пойти на следующий урок зельеварения неподготовленными.
Тем временем в Азкабане Сириус Блэк решил поговорить с Родольфусом Лестрейнджем по душам:
— Джеймс мне всегда… Джеймс-то говорил, что у меня всё нормально будет, а мать говорила, блядь, что ты разъе… этот… разъебай! Вот она мне так говорила.
— Кто разъебай?
— Мне, ну моя мать, блядь, а Джеймс говорил, бля, что всё хорошо будет. И вот, блядь, ну сидим здесь с тобой как два… гоблина. Понимаешь? По-гоблински сидим! И жрать не хочется, спать не хочется…
По пути из туалета Плаксы Миртл Гарри размышлял о словах завхоза Филча, сказанных в адрес миссис Норрис непосредственно перед тем, как она окаменела: «Бля, пить хочу, блядь, умираю, пить. Там какая-то моча течёт. Пробовала пить эту воду вообще?» Интересно, что бы они могли значить? Но тут пришло письмо от Дамблдора с просьбой явиться к нему на индивидуальный урок, где директор покажет ему, как Волан-де-Морт появился на свет.
— Не хочется мне ничего. Мне… Я тока вот вспоминаю когда чё-нибудь приятное, вот у меня настроение сразу хорошее, — задумчиво произнёс Дамблдор и перенёс очередное воспоминание в Омут памяти.
— Уже всё, охуел уже от Ваших воспоминаний, сэр, — сказал Гарри как можно вежливее.
— Чё-нить такое, то вспомню, или там, как это, ну… Ну всякое, в общем вспоминаю. Трансфигурацию преподавал я сначала. И там, ну… И там как раз… Я когда, знаешь, хорошее вспоминаю перед сном, как поебалась Меропа Мракс тогда вот, первый раз поебалась, в деревне.
— Ну как?
— Да хули, я сейчас расскажу, блядь — шрам заболит, потом будешь тут, блядь… орать всё.
— У кого заболит, у Вас, что ли?
— А у тебя что, не заболит, что ли?
— С какого хуя у меня должен заболеть шрам? От Ваших воспоминаний, что ли, у меня должен шрам заболеть? — рассердился Гарри. — Профессор, — добавил он, чтобы загладить свою грубость.
— Вдвоём сидим тут, блядь, — констатировал седовласый волшебник и пригласил нырнуть его в Омут, что тот и сделал.
— Ну давайте, рассказывайте, давайте.
— Ну… Приворотное зелье выпил, блядь, ну, склянку, — указал Дамблдор на красивого магла Тома Реддла старшего.
— Угу.
— С одной дурой, — указал он на некрасивую Меропу.
— Угу.
— Ну, а потом поебалися.
— Бля, охуительное воспоминание просто. У меня просто шрам так разболелся, что, блядь, сейчас на стену лезть буду. Всё что ли, просто поебались и всё?
— Ну быстро так, десять минут всего ебались-то. А действие зелья потом сразу, блядь, закан… закон… закончилося. Быстро волшебство рассеялось, я… ну когда подглядывал просто…
— Бля-я-я, ну и воспоминания у Вас! — рассмеялся Гарри.
— Ну ты Мальчик-Который-Выжил, блядь, тебе такие истории… Тоже такое, видимо, что-то было… Да ладно, ты с меня всё время будешь смеяться… — вконец смутился директор.
— Да не буду я смеяться, давайте, рассказывайте, как Вы держали… свечку.
У Гарри Поттера действительно были куда более важные воспоминания, чем процесс зачатия Волан-де-Морта. Об одном из них он поведал Рону на уроке травологии, правда, уже без всякого Омута:
— Квиддич, квиддич… Ну я больничное крыло потом вспоминаю после матча, как там противник, типа Пуффендуя такой… Слизь, что ли? Не помню ничего…
— Ну, Слизерин.
— Там я спал, блядь. Без костей в руке залез под одеяло и поспал.
— Охуенно.
— На метле был тоже. Бладжер тоже был. А везде, по всему полю бладжеры, понимаешь?
— Не, я у «Норы» играл один раз, заебись было, — тоже пустился