alvie

В ясный солнечный полдень около кирпичного дома на улице Чкалова затормозил грузовой автомобиль. Шофер, оглядевшись, достал папиросы. К нему подбежала молодая женщина, заговорила быстро и виновато.
- Давайте в темпе, - прервал ее шофер.
- Буквально три минуты. Женщина исчезла в подъезде. Невдалеке среди листвы темнел высокий памятник. У постамента хлопотали фиолетовые голуби.
Женщина вернулась, на этот раз - с чемоданом.
- Уже несут.
Впереди, обняв громадную, набитую слежавшейся землей кастрюлю, шел режиссер Малиновский. Лицо его слабо белело в зарослях фикуса.
Режиссер устал.
Два пролета он тащил эмалированную кастрюлю на вытянутых руках. Затем обнял, прижал ее к груди. Чуть позже - к животу. Наконец, утопая в листве, Малиновский изящно подумал:
"Ну прямо Христос в Гефсиманском саду!"
Следом двое мужчин энергично тащили комод. Руководил майор Кузьменко, брюнет лет сорока в застиранной офицерской гимнастерке. Студент Гена Лосик прислушивался к его указаниям: - Вывешивай! Я говорю - вывешивай! Теперь - на ход! Я говорю - на ход! Спокойно! М-мм, нога! Ага, торцом! Чутьчуть левее! Боком! Стоп!.. Комод был шире лестничной площадки. Вынесли его чудом. Майор подмигнул Лосику и сказал:
- Принцип: "Не хочешь - заставим!" Высказывался он немного загадочно. Шофер, не оборачиваясь, посмотрел в сияющее круглое зеркальце.
- Пока лежите так, - сказал он. Мужчины, оставив груз на тротуаре, скрылись в подъезде. Высокая молодая женщина прощалась с дворничихой. Шофер читал газету. Малиновский, откинув левую руку, тащил чемодан. Лосику досталась связка картин, завернутых в осеннее пальто. Майор Кузьменко укрепил веревками ящик от радиолы, набитый посудой, захватил торшер с голубым абажуром и легко устремился вниз.
Редко и охотно занимаясь физическим трудом, майор чувствовал при этом легкое возбуждение, как на стадионе. Двадцать лет армейской жизни научили его элементарным, ясным представлениям о мужестве как о физическом совершенстве. То есть о готовности к войне, любви или работе, которую надлежало производить с азартом, юмором и благодушием.
Познакомились они в апреле. Варя тогда лишь мечтала о новой квартире. Жила она в бывшей "людской". Единственное окно выходило на кухню. Кухня была набита чадом, распрями и запахом еды. Кузьменко все отлично помнил...
В трамвае красивую женщину не встретишь. В полумраке такси, откинувшись на цитрусовые сиденья, мчатся длинноногие и бессердечные - их всюду ждут. А дурнушек в забрызганных грязью чулках укачивает трамвайное море. И стекла при этом гнусно дребезжат.
Майор Кузьменко стоял, держась за поручень. Мир криво отражался в никелированной железке. Неожиданно в этом крошечном изменчивом хаосе майор различил такое, что заставило его прищуриться. Одновременно запахло косметикой. Кузьменко придал своему лицу выражение усталой доброты. Потом он наклонился и заговорил:
- Мы, кажется, где-то встречались?
Хоть женщина не обернулась, Кузьменко знал, что действует успешно. Так хороший стрелок, лежа на огневом рубеже и не видя мишени, чувствует - попал!
На остановке он помог Варе сойти. При этом случилось веселое неудобство. Зонтик, который торчал у нее из-под локтя, уткнулся майору в живот.
- Шикарный зонтик, - сказал он, - импортный, конечно?
- Да... То есть нет... Я приобрела его в Лодзи.
- Ясно, - сказал Кузьменко, редко выезжавший дальше Парголовского трамплина.
- Двадцать злотых отдала.
- Двадцать? - горячо возмутился Кузьменко. - Чехи утратили совесть!
- Если что понравится, я денег не жалею.. Кузьменко тотчас проделал одобрительный жест в смысле удальства и широты натуры.
Они свернули за угол, миновали пивной ларек.
- Рашен пепси-кола, - сказал майор.
У Вари Кузьменко быстро огляделся. Низкая мебель, книги, портрет Хемингуэя...
"Хемингуэя знаю", - с удовлетворением подумал майор.
Справа - акварельный рисунок. Башня, готовая рухнуть. Где-то видел ее майор. В сумраке школьных дней мелькнула она, причастная к одному из законов физики. Запомнился даже легкий похабный оттенок в названии башни. А держит башню, мешает ей упасть - обыкновенное перо, куриное перышко натурального размера. (Весь рисунок не больше ладони.)
Загадочная символика удивила майора.
"Неужели перо?"
Вгляделся - действительно, перо.
- Барнабели, - произнесла в этот момент женщина у него за спиной.
Кузьменко побледнел и вздрогнул.
"Уйду, - подумал он, - к чертовой матери... Лодзь... Барнабели... Абстракционизм какой-то..."
- Работа Кости Барнабели, - сказала женщина. - Это наш художник, грузин...
Она боком вышла из-за ширмы.
В мозгу его четко оформилось далекое слово - "пеньюар".
- Грузины - талантливая нация, - выговорил Кузьменко.
Затем он шагнул вперед, энергично, как на параде.
- Вы любите Акутагаву? - последнее, что расслышал майор.

ИЗ ГОЛУБОГО ДНЕВНИКА ЗВЯГИНОЙ ВАРИ
"Знаешь ли ты, мой современник, что дни недели различаются по цвету! Это утро казалось мне лиловым вопреки резкому аллегро дождя, нарушавшему минорную симфонию полдня.
Возвращаясь домой, я ощутила призывный, требовательный флюид, Я не выдержала и с раздражением подняла глаза. Передо мной возвышался незнакомец - широкоплечий, с грубым обветренным лицом.
- Вы акварельны, незнакомка.
Художник! Я была удивлена. В подсознании родилась мысль: как неожиданно сочетаются физическая грубость и душевная тонкость. Особенно в людях искусства. (Мартин Иден. Аксенов.) Разумеется, я отказалась ему позировать, но в деликатной форме, чтобы икс не счел меня консервативной. Ведь обнаженная фигура прекрасна. Лишь у порочного человека вид обнаженного тела рождает грязные ассоциации.
- Я только любитель, - произнес незнакомец, - а вообще я - солдат. Да, да. Простой солдат в чине майора. Забывающий у мольберта в редкие часы досуга о будничных невзгодах... Я только любитель, - повторил он с грустью.
- Искусство не знает титулов и рангов, - горячо возразила я. - Все мы - покорные слуги Аполлона, обитатели его бескрайних владений,
Он взглянул на меня по-иному. А когда мы выходили из трамвая, спросил:
- Где вы купили этот прелестный зонтик?
Я назвала влиятельную торговую фирму одной из европейских стран. Разговор шел на сплошном подтексте. Незнакомец деликатно касался моего локтя. В его грубоватом лице угадывалась чувственная сила. Отдельные лаконичные реплики изобличали тонкого бытописателя нравов. Когда мой спутник рассеянно перешел на английский, его выговор оказался безупречным. Возле него я чувствовала себя хрупкой и юной. Если бы нас увидел Зигмунд Фрейд, он пришел бы в восторг!
У порога незнакомец честно и открыто взглянул на меня. Без тени ханжества я улыбнулась ему в ответ. Мы направились в комнату, сопровождаемые зловещим шепотом обывателей.
Две рюмки французского вина сблизили нас еще теснее. Окрепшее чувство потребовало новых жертв. Незнакомец корректно обнял меня за плечи. Я доверчиво прижалась к нему.
Случилось то, чего мы больше всего опасались..."

Накануне переезда Варя позвонила двенадцати мужчинам. Раньше всех пришел Кузьменко.
- На днях твою подругу видел, - сказал он. - Ну, эту... Как ее?.. Нервная такая...
- А, Фаинка... Она мне тридцать пять рублей должна с июня. Не говорила, когда меряет?
- Не говорила.
- Вот стерва!
- Я ее из троллейбуса видел, - сказал Кузьменко.
- Хочешь чаю?


Продолжение рассказа Сергея Довлатова в комментариях

Это не рассказ о несчастной любви или очередное унылое сообщение. Здесь я хочу обсудить стереотип о том, что "хорошие парни никому не нужны, девушки выбирают только плохих".
Сколько же было сообщений на эту тему, сотнями исчислялись комментарии от сторонников подобного мифа, зеленые плюсы мощным потоком поднимали сочувствующие тексты. А я вам скажу, что хороших парней не бывает.
Не спешите возмущаться и причислять меня к безумным феминисткам, ведь это еще не все.
Все мы прекрасно понимаем, что наша реальность мало чем похожа (а точнее совсем не такая) на мир Уолта Диснея, где добрые герои живут на цветочном поле и поют акапелла с местными животными, пока злые и неприятные личности обдумывают свой мерзкий план в самой темной дыре вселенной. Это до смешного простая прописная истина. Почему же, шагая навстречу чувствам прекрасным, мы об этом забываем и начинаем все делить на черное и белое?
Да и вообще, как определить хорошего человека? В социальном плане здесь все просто: соблюдает закон, в меру воспитан и отзывчив, творит добро и не совершает зла. Но как только дело касается личных отношений, обозначение хорошего человека из абсолюта скатывается до весьма абстрактных и расплывчатых понятий. Хороший парень может обладать полным пакетом стандартных добродетелей, спасать людей из пожара, ухаживать за больными животными, искренне любить всех окружающих. Но помимо этого у такого чудесного человека могут быть такие качества как занудство, неряшливость, отсутствие чувства юмора, неуверенность в себе, прилипчивость, слабая эрудированность и другие. Делают ли эти черты характера человека плохим? В понятии абсолютном конечно же нет. В относительном - завести отношения будет очень сложно.
Помимо этого существуют понятия индивидуальные. Проще говоря, насколько ваши тараканы хорошо сочетаются с обитателями фауны в голове у вашего любимого человека. И это как раз и называется в народе "сердцу не прикажешь". К примеру, вы окружили девушку заботой и готовы ради нее на край света, а она вздыхает о своем соседе, который плевал на всех. Зато она знает, что он с упоением цитирует Бродского и перечитывает его каждый день перед сном. И даже такая мелочь может сделать из настоящего оболтуса прекрасного принца. Что будет этой деталью никогда не угадаешь. Но в такой ситуации не виноваты ни вы, ни девушка, ни сосед и даже не Бродский. Просто так сошлись звезды.
Поэтому, если в очередной раз вам не повезло, и вы с обидой и горечью пишите о том, что от такого хорошего парня она ушла к последнему чудаку, встаньте и подойдите к зеркалу. Присмотритесь повнимательнее и без лишних эмоций критически оцените себя и свое поведение, что же такого могло оттолкнуть от вас даму сердца. Найдите этот отпугивающий элемент и продумайте способы его устранения. Это будет лучшим решением проблемы. Но такой фокус нужно поделывать с искренним желанием изменить что-то в себе. Иначе чуда не произойдет.
Если же ничего найти не удалось и дело не в вас, то нужно найти в себе силы продолжать движение дальше. И ни в коем случае не жалеть себя, в этом чувстве можно застрять на очень долгое время.
Устраняйте погрешности, оставайтесь самими собой, и, я вас прошу, не покрывайтесь толстой коркой цинизма и недоверия, за ними еще успеете спрятаться.
Любви вам и взаимных чувств.

А может и так. Может в действительности это на самом деле обычное явление. Все то, что происходит вокруг нас. Все те вспышки счастья и чувств, взрывающиеся в один вечер, и растворяющиеся утром.

А может это нормально. Вот так жить, раз за разом встречаясь с тобой и снова отдаляться. В своих мыслях прокручивать тысячи ситуаций и где-то внутри понимать, что это всего лишь небольшие истории, которые даже не дотягивают до полноценного рассказа.

В этом, двадцать первом, становится совершенно нормально целовать человека без чувств, подавать надежду, когда на самом деле абсолютно безразлично. Встречаться, ходить, как влюбленные, а после улыбаться друг другу в электронных сообщениях и продолжать жить двумя, абсолютно разными жизнями.

В этом двадцать первом отсутствие гордости и свобода сливается в единое слово. Здесь все настолько относительно и недолговечно, что можно часами смотреть в ее лицо и так и не осмелиться задать вопрос «кто я для тебя?». Ты просто боишься услышать правду и разрушить то хрупкое, мерзкое, но такое уютное пространство, дойдя до абсолютной пустоты.

Здесь каждый делает то, что хочет. Среда без обязательств,зона индивидуальной свободы. Ты засыпаешь в теплых объятиях, а утром задумчиво рассматриваешь пейзаж в окне троллейбуса, задыхаясь в одиночестве. Потому что прекрасно понимаешь, что это ни к чему не приведет.

В двадцать первом все как на ладони – кто кого любит, кто с кем… Но одновременно все чувства спрятаны в один большой сундук, выскальзывая оттуда тихо и осторожно.Нет громких слов, красочных фраз, криков, окрашенных всеми красками чувств. Все здесь говорится полушепотом, под тускнеющим светом крадущегося вечера. Полутона, полузвуки, получувства. Полулюди со своими полусердцами, в которых еле бьется полулюбовь.

Каждому веку присущи свои особенности. Двадцать первый , пожалуй, самый развитый, но самый бесчувственный. Внешне он проявление яркости,а внутри скрывается гнетущая серость с отголосками красок на палитре времени.Чувства, которые плещутся у тебя внутри, где-то рядом с легкими, но не находящие выхода наружу.Чувства,которые могли бы затопить половину населения в Пекине, но даже их не хватит,чтобы изменить отношение другого человека.

И ты можешь часами смотреть на ее имя в социальной сети и заполнять поле пустого сообщения разными словами, но так и не осмелишься отправить. Ты просто удалишь все буквы одной клавишей. Именно так поступают в двадцать первом с ненужными чувствами – стирают их с белого экрана. И только один электронный механизм знает обо всех твоих переживаниях.

Но когда-нибудь двадцать первый встряхнется от всей нерешительности, поднимется над серостью и людской глупостью. И только тогда истинные чувства выплеснутся из всех мониторов компьютерными шрифтами и понесутся к своим адресатам. Быть может, это случится завтра, или через месяц.Представь, сколько людей станут счастливыми. И сколько найдет ответы на терзающие их вопросы.

Надеюсь, что это произойдет именно здесь, в двадцать первом,веке, в периоде времени под знаком свободы и равенства. Не в двадцать втором,который мы так и не увидим.