aljuriy

Жили-были дед и бабка. Спали рядом – для порядка. Дед давно уж позабыл, как он бабку то любил. Отношенья их фактически развивались платонически. Ну да сказка не об этом - сказ про то, как прошлым летом, приключилось с ними чудо. Впрочем, забегать не буду. Обскажу все по порядку – я записывал в тетрадку.

Жили скромно – без достатка. Ели редьку, пили квас. Вот такой нехитрый ужин каждый день: из раза в раз. Вот на этой грустной ноте и начну я свой рассказ.

Раз «нашло» на старика: «В доме где-то точно была неучтенная мука». Он на бабку строго смотрит, та тихонько взгляд отводит.

- Да, муки немножко есть. Есть да не про вашу честь. Ты своей немытой рожей ее трогать не моги. Собиралась я испечь к именинам пироги.

- Что за гнусную змею я пригрел в своем дому. Или ты меня не знаешь? Ну-ка быстро подь сюда - чтобы не позже получаса на столе была еда. Может ты не понимаешь? Я сейчас убью кого-то! Объясняю по-английски: вери хангри – жрать охота.

- Все исполню сей же час. Ты испей покуда квас. Для такого дурака испеку я колобка. Все равно зубов уж нету – хоть полижешь шарик этот.

- Вот и ладно, вот и чудно. Так бы сразу. Что те трудно? Нелегко меня понять? Думаешь мне не противно – грубой силой угрожать? Только знай, моя голубка. Ты в моих приоритетах стоишь сразу за желудком. Хоть ты лбом об стенку бей – понимаешь, кто главней?

Бабка горестно вздохнула, на него рукой махнула, положив на сгиб другой. Получился жест плохой. Замесила молча тесто, разогрела в печке место. И скатав то тесто в шар, прямо в пыл его и в жар, на ухвате поднесла и заслонкой печь закрыла. Вот такие вот дела.

Колобку старик был рад, обе ноздри подставляя и вдыхая аромат.

- Соблюдала ль в рецептуре ты, старуха, каждый пункт? Не хочу я отравиться, потребляя в одиночку хлебобулочный продукт?

- Ешь, касатик, дорогой. Если что-нибудь случится – марганцовка под рукой. Не волнуйся – откачаем. Не успеем? Закопаем! Что в лице ты изменился? Ты бы, Вася, помолился.

- Ладно, хватит бредни слушать – time is up, пора покушать.

Вилку дед рукой берет - начинает в шарик тыкать, тот от ужаса орет:

- Помогите, караул. Дед мне вилкой бок проткнул. Это что ж за вашу мать. Ты нарушил герметичность – буду в дождь я протекать.

Дед слегка на пол осел, шок такой, что голос сел. Он спросил его, сипя:

Ты того… Ты чей, дитя?

- Ваш, родимые мои. Ваш снаружи - свой внутри. Ведь из вашего я теста слеплен был. Мне все известно.

- Чудо, чудо приключилось. Без любви дите родилось. Прошлогодняя мука подарила нам сынка. Бабка, срочно все остатки в унитаз слей, без оглядки. Хватит нищету плодить – нам и так несладко жить. Хлебобулочный сынок прямо с печки прыг да скок. Буду с вами вместе жить: я ваш сын – прошу любить. Одного вполне нам хватит – хоть и шарик, но не катит.

- Извиняюсь, прерывая вашей радости моменты, я хочу сказать вам твердо: я подам на алименты. Я предвижу осложненья, раз я только начав жизнь – получил такую грубость.

- Ты брат – круглый? И катись. Ты кати-кати отсель. Позабудь о нас совсем. Вот отцовский мой наказ: - Вон отсюда, сей же час. Жалко хлеба, слова нет. Но ведь я не людоед. Не могу поднять я вилку на родимую кровинку. Хоть ты режь меня с боков – не могу я есть сынков. Но и видеть мочи нету – прочь иди. Катись по свету.

Колобок, вздохнув протяжно, молвил тихо:

- Все неважно. Если с толком рассудить, как мне с вами дальше жить? Подрумяненный мой бок станет горла поперек. И однажды по весне, за свою съедобну сущность, я рискую оказаться в виде гренок на столе. Без меня вы не скучайте. Не вернусь я – так и знайте.

Колобок скатился на пол, бормоча тихонько матом. Его мягкие бока покалечились слегка. Разогнавшись по полу, он подпрыгнул и адью. За забором, где трава, донеслись его слова:

- Жадность фраера погубит. Я ушел – судьба рассудит.

По тропинке, в лес густой, он катился, собирая разный мусор головой. Песню бодро напевал, там, где не хватало рифмы, крепким словом разбавлял. А навстречу ему заяц: серый, маленький мерзавец.

- Кто таков? Чего здесь бродишь? Почему без шапки ходишь? Без задержки, просто так, мне по случаю знакомства дай на водку ты пятак.

- Стариковский я сынок: хлебный шарик – колобок. Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел. Я ищу здесь смысл жизни, но пока что не нашел. Шапку сроду не носил – сколько дней себя я помню, с лысым куполом ходил. Денег нет – ну хоть ты лопни. Понял, мелкий серый гопник?

- Твой задиристый характер мы на нет сейчас сведем. Земляков по лесу кликну и толпой тебя побьем. Раскатаем тебя в блинчик: сменим плоскостью объем.

- Эх, в «качель тебя тудыть». Разогнался слишком быстро – будет больно тормозить. Из-за денежной пятерки неохота с хулиганом разводить гнилые «терки». Я, пожалуй, покачусь. И не стой как медный всадник – я обратно не вернусь. Ради мира на земле сохраню нейтралитет – для меня пушистый заяц нулевой авторитет.

Подмигнул он правым глазом, взял разгон, прибавил газа, и исчез в густой траве, оставляя массой тела борозду в сырой земле. Заяц челюсть подобрал, смачно плюнул, вслед послал пожелания в пути, показав интимный орган, тот на кой ему идти.

Только зайца пошлый выкрик в воздухе лесном умолк, как дорожку преграждает новый странник – серый волк.

- Здравствуй, миленький дружок, без начинки пирожок. Ты, вообще какого пола? – Задает вопросы волк.

Колобок, поднявши брови, в изумлении свистит.

- Дядя волк. Дозволь вопросик: и давно ты трансвестит?

Волк застенчиво краснеет, на щеках румянец рдеет.

- Ты, джигит, откуда взялся? Как об этом догадался?

- Так понять немудрено: для таких не нужно бирки – сразу видно, что говно. Когти лаком ты изгадил, губы смачно напомадил. Да и юбки той покрой откровенно не мужской.

- Ты познать мужскую сущность хочешь? Я б тебя тогда развлек. Дам тебе я десять баксов – понимаешь мой намек. Ты чего в кусты полез – я обманывать не буду, я тебе не МТС.

- Тетя волк, имей в виду – посторонние предметы внутрь себя я не введу. Однополых отношений и подобных извращений не приемлет моя суть – тут уж, волк, не обессудь. Кстати, тут недалеко, заяц есть один такой. Деньги любит, так что ты прям к нему шары кати.

Скрылся волк за поворотом, колобок пришел к болоту. Рядом с ним сидит лиса, по всей шкуре волоса.

- Здравствуй, рыжая подруга. Спляшем вместе буги-вуги. Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел. Я от зайчика смотался, с глупым волком распрощался. И теперь, краса-девица, на тебе хочу жениться. Стой, за сердце не хватайся. Это шутка – не пугайся.

- Повтори погромче, брат. Я настрою аппарат. К старости совсем оглохла – слышу слабо, вижу плохо. Уж не так теперь и звонки барабанов перепонки.

Колобок подходит ближе, а лиса нагнулась ниже. Он почти уже орет, а она его берет, и без всяких промедлений натурально прямо жрет. Колобок пищит от страха, посылает ее всяко (для ребят, кто любит мат - есть отдельный вариант). Не прошло пяти минут, как был сожран без остатка хлебобулочный продукт.

Подводя моральный смысл в окончании стиха, мы заметим однозначно:

- Без лоха и жизнь плоха.

(с) 2007

Где-то около Парижу, где-то там, отсель не вижу, жил крестьянин и вдовец, славной дочери отец. Рядом с ним, на склоне лет, крася жизнь лишь в черный цвет, умным людям не нужна, проживает без прописки его новая жена.
И от браков предыдущих двух имея дочерей, их она пиарит жестко, типа всех они главней. Дочки — вылитая мама, на двоих ума три грамма. Да и тот пустить во благо не умеют — только гадят. Дочь крестьянина, девчушку, нарекли в рожденье Лушкой. Но потом, как всем французам, «Зо» добавили снаружи. Злая мачеха и сестры не давали ей проходу: принеси сестрица воду. А откуда в среднем веке быть в домах водопроводу? Так, за каждой каплей влаги ходят к речке у оврага. А потом скандал заводят: дескать долго Лушка бродит, мы от жажды помираем, ничего знать не желаем. Как придет их водонос, начинается разнос:

— Ты, подруга, где была? Я от жажды чуть жива. Нет в тебе к нам состраданья и у нас одно желанье — наказать тебя построже: и по почкам и по роже.

Лушка в ужасе стоит, на отца сквозь плач глядит. А отец, главою сник: он в постели лишь мужик, а случись вдруг что покруче — натуральный подкаблучник. Так идет за годом год, Лушка уж добра не ждет. Сестры все сильней наглеют: бьют девчонку, не жалеют. Заставляют выполнять то, о чем боюсь сказать.

* * *

В этом славном государстве на уколах и лекарстве доживал свои деньки их король Второй Луи. Рядом с немощным Луи цельный день казну воруют лизоблюды-холуи. Царь, хотя и слаб на тело, все ж кумекает по-делу. Что от этого раскладу недалече до распаду. Всю монаршескую долю умыкнут, дай только волю. На наследных-то сынков, первых лишь средь дураков, нет надежды — все болваны, все женились слишком рано, разбежались кто куда, не осталось их следа. Правда, младшенький сынок холост был — не вышел срок. Королевских хоть кровей, но на женщин он не смотрит — любит только лошадей. Он зовет к себе сыночка:

— Под венец пойдешь и точка.

— Папа, папа, как же так? В чем пред вами провинился, где напорот был косяк?

— Дело тут не в косяках. Ты наследник — это факт. Я, как только склею ласты, все тебе оставлю царство. Будешь править холуями, их обкладывать … (здесь цензура помогла и от мата сберегла). Чтоб не позже рождества стал я дедом, раз иль два. Внук в семье предмет полезный — ты ведь тоже не железный. А случится тому стать, что ты будешь помирать — тут внучок и пригодится, чтобы царство передать. А невеста для того, чтоб родить тебе его. Эх, стратег во мне пропал. Оцени, блин, перспективу, что тебе нарисовал.

Не снимая ног с дивана, дал указ женить болвана. И летят царя гонцы в царства разные концы. В рог трубят, бьют в барабан, привлекают местных дам. Объявляют им указ: нужна баба нам зараз. Чтобы с виду не дурнушка, на квадратный сантиметр максимум одна веснушка. Цвет волос роль не играет, принц и лысых уважает. Та, кого он изберет, не поздней чем в этот год от него должна родить. Царь решил — тому знать быть.

На заманчивые речи собралась толпа под вечер. Тут и старые и дети, тут красавицы и эти.., как помягче их назвать, чтобы дать вам всем понять, на приличия не глядя, назовем их просто … (ммм… дяди?) И у каждой на лице неуклонная решимость прописаться во дворце. Так всего один указ породил в простом народе столь громадный резонанс. И гонец, поверх всех глядя:

— Первыми уходят … Здесь-то что вы позабыли? Не найдете в браке счастье, раз уж честь не сохранили. Не смотрите свысока — за окном не век двадцатый, тут лишь средние века. И мужик, что жмется с краю — принц таких не уважает. В общем, уточню заказ: без болячек, без зараз. Старых тоже не берет — вдруг она на брачном ложе от любви его помрет?

В результате исключений, возрастных ограничений, после строгого отбора, перед ним осталось двое. Оглядев их беспристрастно, он подумал и сказал:

— Вот, возьмите приглашенья — в воскресенье будет бал. Ждем вас там во всей красе и с улыбкой на лице. Остальные не грустите: все, что надо подрастите, по базарам походите — там себе мужей ищите.

И толпа, понурив лица, собралась уж расходиться. Но гонец окинул взором этих девок беспризорных, открывает свой ларец, достает в златой обложке приглашенье во дворец.

— Всем, кому не повезло, не спешите омрачать грустной маскою чело. Вот на всех один билет — я достал его на свет и хочу его отдать. Кто билет готов сей взять?

Тут же вся толпа сорвалась и к гонцу, взалкав, погналась. Хитрый парень тот билет, размахнувшись, кинул в свет. Тут же кучею малой был накрыт билет златой. Топот, крики, шум и гам — натуральный балаган. Наконец из самой кучи показалась та, что круче. Над собой билет подняв, издает предсмертный клич: точно в области затылка опускается кирпич. В общем, что тут говорить — подлость трудно победить.

* * *

— Дочки милые мои. Наш король, Второй Луи, приглашает нас домой. Вот наш пропуск во дворец — я так рада, «шопесец». Скоро очень ласты двинет наш король, Луи-вдовец. И пред смертью очень хочет сына выдать под венец. Так что, девки, станьте в строй те, кто спит и видит быть Луевою женой. И от счастья главный ключик подарил слепой нам случай. Так что, милые мои, такова вот сэляви. Где там Золушка, блин, ходит. Пусть вам платье приготовит, пусть причешет вас, умоет — к светской жизни подготовит.

До вечерних петухов, не жалея потрохов, платья дочкам одевали, так что швы на них трещали. А в обхвате эти дочки как селедочные бочки. А с такой большой девицы можно запросто свалиться. Из одежд, из разных дыр выпирал подкожный жир. Проклиная этот свет, все наводят марафет. Дело к вечеру идет — время жмет, судьба не ждет. Кое-как их нарядили, на телегу усадили, и мамаша на прощанье раздает всем указанья:

— Ну-ка, Золушка моя, видишь вон стоит бадья. В ней работы «дофига». Ты там все перебери, лысый черт тебя дери. Гречку влево, сечку вправо — чтоб все честно, без обмана. Ты же знаешь что обманы — это соль на мои раны. Я обман не потерплю — палкой жестко отлуплю. Как закончишь ты с зерном — начинай борьбу с говном. Наши десять поросят гадят там, где захотят. Ты за ними уберешь, дашь им есть, воды нальешь. Подои буренку нашу, навари на завтра кашу. Все в избушке уберешь, ляжешь спать, ядрена вошь. Чтобы четко, без базара, сделала, что я сказала. Отдыхай не очень часто — ну а мы пошли за счастьем. Нам сегодня повезет — поглядит пускай народ на красавиц молодых, дочек миленьких моих.

Так сказав, махнув рукой, укатила вместе с ними нарушать царя покой. Наша Золушка рыдает, в миске гречку выбирает. Не прошло и полчаса, как раздались голоса:

— Здравствуй, девочка моя. Недовольна тобой я. Что, потупившись глазами, умываешься слезами?

— Здравствуй, крестная моя. От обиды плачу я. Задали мне тут работы, не управлюсь до субботы. Не управлюсь — палкой бьют. Мой не ценят тяжкий труд. Сами ездят во дворец, им лафа, а мне писец. Славный беленький зверек был обещан, если в срок не управлюсь я с работой. Так что доля нелегка.

— Вот же сучьи потроха. Не могу их наказать — это же чужие люди, не положено влезать. Но тебе я помогу — всю работу на бегу сделаем в один присест. Я ж волшебница сих мест. Я здесь главная по чуду — как скажу, так все и будет. Раз-два-три-четыре-пять, ну-ка силы колдовские быстро девке помогать.

И в течении минуты все рабочие маршруты были пройдены «на раз». Проявило мастерство доброй тетки колдовство.

— Тетя, милая моя, как тобой довольна я. Без твоих волшебных чар не избегла бы я кар. Стыдно мне тебя просить, но не сможешь ли еще раз мне сегодня услужить.

— Для меня все эти трюки не трудней чем с попы звуки. Говори свое желанье, приложу к нему старанье. Но хочу предупредить: с криминалом я в «завязке», тут не в силах подсобить.

— Что ты, тетя, бог с тобой, просьба будет не такой. Я хочу хотя б глазком посмотреть на тот дурдом, что творится во дворце, где сейчас мои сестрицы, нарумянив свеклой лица, поедают буженину из банкетного меню, соблазняя между делом королевскую родню.

— Платье, кучера, карету наколдую я тотчас. Только есть одна загвоздка, незначительный нюанс. Ровно в полночь все предметы станут тем, что есть сейчас. Станет тряпкой половой платье с белой бахромой. Кучер в крысу превратится, станет тыквою карета. Ты, подруга, подпиши тут, что согласная на это. Постарайся ты до срока «ноги сделать» из дворца, чтоб никто бы не увидел настоящего лица.

— Все понятно, все «всосала», будет все как ты сказала.

— Время чтоб не шло впустую, отвернись, я поколдую. Я креветка, я медведь, появись тотчас на свет: платье в шелке, в жемчугах, кучер в красных сапогах. И для пущего веселью сбрызни все Коко Шанелью. Во дворе поставь карету. Пусть появится все это.

Все, что тетка колдовала, появилось, как сказала. Золушка таращит очи — удивилась она очень. Платье было от кутюр: стразы там сплошной гламур. Во дворе стоит карета, краше в мире ее нету. Кучер в красных сапогах и с гаванскою сигарой в позолоченных зубах.

— Вау, супер, это мне? Я согласна — «дайте две».

— Ну а туфли в этот миг для тебя пусть наколдует мой способный ученик.

— Эй, Удодик, где же ты? Поищи ты там ботинки для моей родной кровинки. А всего будет лучшей, если ты нам раздобудешь пару миленьких туфлей.

— Это я в один момент. Сейчас достану инструмент.

— Тетя, тетя, умоляю — я интимных-то различий у мужчин пока не знаю. Если я одним глазком посмотрю на это чудо, то случиться может худо. Потеряю я сознанье от такого созерцанья.

— Эх, Удодик, эх злодей — нет пока тебя дурней. Ты давай-ка выражайся при племяшке поясней.

— Извините, тетя фея. Я и сам уже краснею. Я тут палкой поколдую, пошепчу там и подую. Вот, держите ваш заказ: туфли будут в самый раз.

Нашу Золушку одели, сверху брызнули шанели, в дальний путь благословили и в карету посадили.

* * *

На балу наша девица всех заставила дивиться. Принц, как только углядел, натурально обалдел. Танцевал с ней до упаду и заигрывал «как надо». После красного вина наша девица-краса им была покорена.

— Как вас звать, — спросил неловко.

— Называйте Незнакомка.

— Я хоть сейчас уже готов засылать своих сватов. На прек

Жил-был поп – имел приход. А приход давал доход. В общем, с тех доходов, при желанье, мог купить он пароход. Но, блюдя высокий сан, он показывать не стал свой огромный капитал. По ночам, таясь от близких, в огороде зарывал. Незаконно заимевши денег полную суму – грех работать самому. Для ведения хозяйства, для домашних всяких дел – он соседа мужичонка в батраки нанять хотел. Но как только о зарплате разговоры завели, поп бледнеет, пузо крестит, говорит:

- Я на мели. И уже вторые сутки – в супе только кость от утки. Моя служба, бога для, не приносит ни рубля. А на брюхо, что под рясой – ты смотреть-то не изволь. То давно уже не брюхо - то давно уже мозоль. Та мозоль – мои доходы от поповского прихода. Я натер ее, радея перед богом за Рассею. Так что, как ни рассуди – нет доходов впереди. Нечего с меня тут взять. Но зато могу пред богом за тебя похлопотать. Отслужу молитву срочно – Бог простит тебя заочно. В этом деле я талант. У меня давно налажен сверхъестественный контакт.

- Денег мне не предлагай, не возьму – ты так и знай. Много я от этих денег в жизни горя повидал. Не хочу, чтоб в отношенья затесался капитал. Я прошу об одолженье, за труды, за все движенья, я хочу на Новый год, получить с тебя расчет. И к последней то субботе, дам тебе щелчка я по лбу три раза и мы в расчете. Так что мысли свой резон – пять секунд в башке трезвон, но взамен за эту малость, обеспечу тебе радость. А работаю я верно: мало ем, не пью, наверно. Буду рыбу я ловить, мыть, стирать, клопов давить. Не гнушаюсь я работы абсолютно никакой – все готов я переделать своей собственной рукой. Как тебе такой работник: столяр, каменщик и плотник? На все руки я мастак и работаю «за так». Лучше за условья эти ты не сыщешь в целом свете. Долго думать не резон – на таких дешевых слуг начался уже сезон. Само время поспешать – а то можно оплошать. Будешь ты тогда в бессилье локти рук своих кусать.

- Ох, и круто торг ты начал. Скажем прямо – озадачил. Вроде мастер ты способный – но и лоб ведь не казенный. Сильно я здоровьем хворый, и хожу уже едва – но зато я сэкономлю целый рубль али два. Хоть и бога я слуга, но коммерческая жилка мне не меньше дорога. На условия согласный, вот тебе моя рука. Значит к завтрему утру, жду тебя я ко двору. Будешь жить в моем бараке: там коровы, там собака. Там не будет тебе скучно. Да, смотри, не тронь животных – все посчитаны поштучно.

А на завтра наш Балда, наш работник «хоть куда», часиков примерно в восемь, уж на поле сено косит. Целый день везде снует: тех накормит, тем нальет. До вечерних петухов он работать был готов. Все в хозяйстве успевает, проливая семь потов.

Предвкушая час расплаты, поп трясется середь хаты. Как Балду мне обыграть – не теряя своей чести, самому не пострадать. Ведь Балда все делал скоро, все наказы совершал - ни один в контракте пунктик он пока не нарушал. Что же делать – как же быть, время близится платить. Попадью зовет к себе:

- Помоги, мой мил дружок. Ведь на мне висит должок. За ударные труды он зарядит вот сюды. Прямо в лоб три раза вдарит. Пожалеет он едва ли. Я на днях, пока он спал, ему бицепс измерял. Свету белому не рад: будет больно – это факт.

- Пусть нарушит ваш контракт. Ты задай ему работу, чтобы срочно, до субботы, должен он с чертом связаться. Черт с ним должен рассчитаться. Черт нам «подложил свинью»: занял денег и адью. На текущий то момент, набежал большой процент. А теперь пришла расплата, пусть дает мешок он злата. В разговоре не жалей зажигательных речей. Не доставит в срок, так что ж - трудовой контракт порвешь. Выгоняя до субботы, не давай ему расчета. А решит в «бутылку лезть» - ты ему на то ответь: я претензию твою что-то как-то не пойму. Не исполнил ты к субботе поручению мою. Ты меня, Балда, подвел – на тебя за это зол. У меня одно желанье: чтоб навеки ты ушел.

- Ну, старуха - ну сильна. Как же в этом тощем теле скрылось столько-то ума. Я сейчас к нему пойду, правду ложью разведу. И Балду вокруг я пальца непременно обведу.

Поп идет искать Балду, сочиняя на ходу, сказ о том, как черт болотный затевает с ним вражду. Дескать, этот зверь рогатый, от его поповских денег незаконно стал богатый. А ведь время то идет, черт долги не отдает. Поручает он Балде оказать ему посильно помощь в этакой беде. В поле поп Балду находит, рожу делает попроще, грустных глаз с него не сводит, издалече речь заводит:

- Как здоровьице твое, как питанье, как жилье? По ночам не беспокоит ваше тело комарье?

- Благодарствую, хозяин. Нет особых притязаний. Что касаемо еды - мне б поменьше лебеды. Был бы очень благодарен, коль из мяса суп был сварен. Раз пошел об этом спор - ты б подушку мне припер. А то, знаешь, спать на сене очень вредно гигиене. Ну, да что я говорю - я на днях от вас свалю. Мне осталось по контракту три денька всего пахать-то. До сегодняшней субботы, ну а там рассчет и все тут. Как с тобою рассчитаюсь - я отсюда выметаюсь. Очень трудная работа на такого живоглота.

- Ты пока работник мой - помоги мне, дорогой. А исполнишь порученье - рассчитаюсь я с тобой. Сейчас пойди на Вешкин пруд, там нечистые живут. Там покличешь Люцифера - передай "долги не ждут". Занимал уже давно денег целое ведро. А теперь по документам - знай мол честь, верни с процентом. Пусть не медлит и не ждет, а в мешок пусть соберет. После встречи с супостатом, жду тебя я с результатом. Как исполнишь, что велю - я тебя благословлю. Рассчитаюсь в тот же миг - без уловок, без интриг.

- Значит должен этот черт, золотых монет мешок? И неясно, что он ждет - вот уже который месяц вам долги не отдает? Я у этого врага обломаю все рога. Пусть оброк он собирает, если шкура дорога.

Прекращая монолог, он тотчас идет в запруду, выручать поповский долг.
- Эй вы, черти, все сюда, вылезайте из гнезда: хватит вам людям вредить. Я сегодня не настроен политес здесь разводить. Жду не больше получаса, нету времени запаса. Чтобы вас поторопить, буду воду я крестить. Ведь от крестного знамения будет польза несомненная. Вы же господа враги - ну, Христос мне помоги.

Наш Балда рукой махает, громко "отче наш" читает. Осеняет он крестом весь антихристов притон. В нем вода уже бурлит, под водою гул стоит. На поверхности пруда показалась голова.

- Стой, Балда, погодь чуток, не крести ты наш порог. Навалил ты бурелом - там у нас, уже повсюду началась борьба со злом. Что же делать, как нам быть - может можно твое дело как-то мирно порешить?

- Нет уж, вражеское племя - завершилось ваше время. Видно богу то угодно - порешить вас всех сегодня. Христианская-то вера бьет похлеще револьвера. Ну-ка, сбегай до начальства - позови мне Люцифера.

Черт нырнул в глубину вод, а Балда снаружи ждет. На поверхности пруда кто-то машет.
- Подь сюда. Я чертей начальник главный. Успокойся, православный. Объясни ты мне подробно, чем тебе мы неугодны? Я готов с тобой дружить - чем могу тебе служить?

- Вот, ведь могут, коль прижмет - черта лысого найдет. Пошуршали по сусекам и прислали мне на встречу делового человека. В общем так, брат-Люцифер, хочешь верь, хочешь не верь - денег мне мешок отмерь. Не сифонь ты мне мозги - возвращай скорей долги. Должен ты на сей момент кучу злата, плюс процент. Будешь знать, мать-перемать, как долги не отдавать. Жалко мне свои усилья изводить на шантрапу - вот тебе мешок для злата, собирай оброк попу.

- Ты, Балда, знать обалдел - не имел с попом я дел. Извини за тавтологию, ты кончай тут "болтологию". Про какой-такой должок распускаешь здесь слушок. Ничего ему не должен. Я сейчас до адвоката - разговор в суде продолжим.

- Спорить с вами не с руки - прощевайте, мужики. Я, пожалуй, пару раз прочитаю "Отче наш". Мне за каждого черта бог простит грехов полста. Так что можешь лезть обратно - я себе и сам приятный.
- Стой, мужик, куда спешить - вижу ты настроен твердо нас сегодня порешить.Я сейчас к своим вернусь - может быть договорюсь. Да мне только пять минут.

- Ты мешок то не забудь.
Пять минут прошли за миг, черт пред ним опять возник.
- Мы, Балда, посовещались, скажем честно - сомневались. Посему, вот наш вам сказ - есть чертенок среди нас. С виду вроде не атлет, но его быстрее нет. Очень шустрый этот плут. Пробегает стометровку он всего за пять секунд. Если ты его обгонишь - значит будет посему. Весь мешок набьем мы златом, лично все с себя сниму. До копейки рассчитаюсь, у друзей перезайму. Ну а если наш дружок будет первым, то должок аннулируем тотчас, а с тебя возьму я клятву, что отстанешь ты от нас.

- На условия согласный - подпишу сей документ. Только есть одна загвоздка, незначительный момент. Бегать будет мой братишка: младший серенький Зайчишка.

- Ну раз младший, то давай - здесь вот подпись проставляй. По судейскому свистку побежите вы к леску. От леска сюда обратно - эта мысль тебе понятна? Объясняю вроде внятно - ну давай, иди за братом.

Наш Балда в лесу поймал пару зайцев. Этот фокус он еще с пеленок знал. Одного на старте пустит, а второго незаметно возле финиша отпустит. Зайцы с виду близнецы, резвые как жеребцы. Одного потом удавит - спрячет в воду все концы.

Черт на старте зависает - перед долгою пробежкой он копыта разминает. Люцифер дудит в свисток - черт, помедливши чуток, резво скорость набирает, зайца сразу обгоняет. Скрылся заяц наш в пыли - лишь черта рога мелькают где-то в призрачной дали. Незаметно от других, он достал другого зайца - тот все понял и притих. Перепрыгивая лужу, черт бежит - язык наружу. Возвращается обратно - сам себе совсем приятный. Весь довольный, вот дурак, рожею своей сияет как начищенный пятак. А на финише его ждет уже большой облом. Там сидит второй наш заяц, щиплет травку, ржет, мерзавец. Правда ржет совсем уж тихо, не накликать чтобы лихо. Рядом с ним стоит Балда, не бежавший никуда. Зайца он любовно гладит:

- Вот спасибо, младший братик. Победил черта ты ловко - заслужил, держи морковку. Ну так как, друг Люцифер, мой бегун был самый лучший. Вас, чертей, он одолел. И поэтому, сейчас, получить хочу от вас окончательный рассчет - да смотри не ошиб

Во лесу, да на опушке, жили козлики в избушке. Мать-коза и семь голов, хоть и мелких, но козлов. У них не было отца, только мать и та коза. То ли летчик он полярный, толь разведчик легендарный. Но скорей всего они – плод греха, продукт любви. Без отцовского ремня подрастала ребятня.

Мать все время на работе: там стирает, гладит, сушит. Вкус, почувствовав халявы, дети дома бьют баклуши. Подрастают малыши – все трудней их обслужить. Их запросы возрастают: и донашивать за старших вещи, больше не желают. Одному велосипед, кто постарше – тем мопед. Ну, какой к чертям мопед, когда в доме хлеба нет? Но разбалованный отпрыск в пол копытами колотит. Потерявший стыд сынок бьет рогами в потолок:

- До других мне дела нет, подавай сюда мопед. А не справишь мне обновку – объявлю я голодовку. Приползу я помирать прямо под твою кровать.

- Дожилась, на старость лет мне такой кордебалет. Все, не будет вам мопеда. Руки мыть и марш обедать. Хватит мозг мне полоскать – все за стол, садимся жрать. Если кто-то спорить будет – вот ремень, он нас рассудит. На обед у нас трава, на десерт у нас халва. Клевер свежий – с огорода. Все для вас, все для народа.

После вкусного обеда, по закону Архимеда, тело, втиснутое в воду, неминуемо потонет. Ну а может и всплывет. Тут кому как повезет. Ну а времечко не ждет. И коза, жуя траву, раздает детям ЦУ:

- На работу я пойду. Вот вам дети мой зарок: дверь закройте на замок. Никому не открывайте – все враги, вы так и знайте. Уголовный элемент выжидает свой момент. Вы, ребята, не зевайте – дверь чужим не открывайте.

В это время, в том же месте, ну, примерно, метров двести, волк один в кустах лежал – за избушкой наблюдал.
- Так, коза уже ушла. Дверь, поди-ка, заперла. Ну, да что там говорить – мелких просто обдурить.

Он подходит до дверей:
- Открывайте поскорей.
- Кто за дверью, обзовись. Да скорей поторопись.
- Это мамочка пришла, молочка вам принесла.
Отвечает старший брат:
- Что-то голос грубоват. Нашей мамы голосок не похож на сей басок.
- Простудилась я, сынок. Не могу кричать я звонко.
- Побожись на кукушонка.

- Слышь, козел, кончай базар. Открывай, кому сказал. Ты ж разумный молодец – не оттягивай конец. Все равно я внутрь проникну и тогда вам всем капец. Всех порву до одного.
- Нету дома никого.

Волк решил, что эту хату не удастся взять нахрапом. Надо мозг пошевелить, полушария включить и придумать, как же быть – как козляток надурить? Голос нужно изменить – может дверью прищемить? Или проще – скушать мела. Мел поможет – это дело!

Мел невкусный, им давясь, волк подумал: «Отродясь не жевал такой отравы, да к тому же без приправы. Ну, припомню я козлам – ух и трепку им задам». Поругавшись «подзаборно», волк стучится в дверь повторно:

- Это мамочка пришла. Молочка вам принесла.
- Голос звонкий. Это мать – надо дверь ей открывать.
- Стой, смотри ты в щель под дверью – черный волос. Я не верю. Нашей мамы волос белый. Это волк пришел обедать.

Отвечают волку дети:
- Зря старался – веры нету. Зря выкидывал коленца - коллективный интеллект не под силу отщепенцам. И от наших от ворот, вам, волчара, поворот. Ты б уже отсюда смылся – все равно обед накрылся.

Волк тотчас бежит обратно. Весь в раздумьях неприятных. Что же это за напасть – ведь с такими кренделями можно с голоду пропасть.
Я придумал – выход есть. Нужно перекрасить шерсть.
Через час, в листве густой, волк, от всех зверей скрываясь, брел опять к козлятам в дом, белой шерстью выделяясь.

Мама ваша пришла – молочка вам принесла.
Дверь открыта – волк внутри.
Все, ребята, сэляви. Чтоб себя не утруждать – лезьте сами ко мне в пасть. Не пойдете добровольно – буду силу применять. В этом деле важна скорость. Да и очень тянет жрать.

Завершив свой монолог, только лапой за порог, хвать козленка, хвать другого – в пасть обоих. Что такое? Шесть уж в брюхе копошатся, не пора ль отсель смотаться? Вдруг охотники нагрянут – эти ж гады не отстанут, пока шерсть не продырявят. Ноги тяжко передвигая, улыбаясь и икая, волк смотался из избы, понаделав там беды.

Из последних из силенок, из-под шкафа, тихо блея, вылез маленький козленок, самый младший их ребенок.
- Ой, вы братцы, дорогие. Ой, козлятки молодые. Как же это понимать? Кто же опыт поколений будет мне передавать? Не смогли свои вы тушки от преступника сберечь. Если тщательно подумать, то из этого убийства можно выгоду извлечь. Я теперь сиротка бедный – я единственный наследник состояния козы. И моя наследства доля увеличилась в разы.

Тут к избушке мать походит, задыхаясь на ходу, попой чувствуя беду. Двери в доме на распашку, все в избушке вверх тормашками. Опустевшая изба говорит красноречиво то, что здесь была борьба. Ее младшенький сынок все рулеткой здесь обмерил, пройдя вдоль и поперек.

- Так, сюда поставим примус. Примус в доме – самый цимес. Здесь двуспальную кровать, чтоб с подружками играть. Пианино продадим – ни к чему мне, понт один. Музыкального гиганта волк сожрал со всем талантом.

- Почему постель измята? Что случилось, где ребята? Где мои козлята-крошки, их не видно у окошка. Почему такой бардак в доме – надо все убрать.

- Понимаешь меня, мать. Тут такой случился шухер, в двух словах не рассказать. В общем, волк их всех покушал. Я ж твои наказы слушал, затаился под диван, когда серый их жевал. Ты, маманька, нос утри, понимаешь, что случилось? Нас не семь, не пять, не три. Весь козлиный твой приплод волк сожрал в один заход. Так что я теперь один, твой наследник, младший сын.

- Ой, вы деточки мои. Я так сильно вас любила, всех лелеяла, холила. Все прекрасные собой, а особенно шестой. Все умны как на подбор, а особенно второй. И таланты хоть куда: первый, третий. Вот беда. Как, скажите, дальше быть? Для кого теперь мне жить? Надо срочно что-то делать. Иль к охотникам сходить?

Путь к охотникам лежал через горный перевал. Для того, чтобы ее просьбу быстро рассмотрели, коза все предусмотрела. Чтоб карательный отряд в лес за волком отослать, две бутылочки перцовки, две коробочки махорки были к просьбе в самый раз. Ведь известно всем на свете: не подмажешь – не поедешь.

Просьбу быстро рассмотрели, прочитали, утвердили. И пока там «суть да дело» - на троих сообразили. Завязавши башмаки, в путь собрались мужики, ибо медлить в этом деле вовсе даже не с руки.

Волк особо не скрывался – он в теньке, в кустах валялся. И примерно к воскресенью ждал конца пищеваренья. Шутка ль дело, шесть козлов – организм к такой подставе вовсе даже не готов. Нужно, чтоб там все сложилось, коксовалось, уплотнилось. Наш карательный отряд, к встрече с этим супостатом был, конечно, очень рад. Волк, напротив, испугался, хвост поджал, к земле прижался:

- Извините, заблуждался. Жрать хотел, проголодался. Я ошибку осознаю – отпустите, умоляю. Бог свидетель моих слов: обещаю, что не буду, есть ни белок, ни козлов.

- Прекращаю я дебаты. Цельтесь в голову, ребята. Поскорей его убейте, только пузо не заденьте. Там внутри мои ребятки, мои бедные козлятки.

Как обычно здесь бывает – волк конечно умирает. И контрольным, точно в ухо, волк лишен не только слуха. Волку пузо раскроили, от дерьма козлят отмыли. Веселятся и ликуют, только младший сын горюет. Его радужные мысли оборвал контрольный выстрел. Его праздничный пирог вновь разбит на семь кусков.
Тут и сказочке конец. Опускаем занавес.