Ночь перед Самайном
- А ведь, говорят, это все с болот пошло… - молодой парень поправил котомку на плече и взглянул на своего спутника – кряжистого взрослого мужчину, шагавшего рядом.
- Что «все»? – угрюмо поинтересовался последний. Ему, в отличие от юношеских суеверных мечтаний, хотелось поскорее оказаться в какой-нибудь теплой таверне. Гнусное это дело – путешествовать осенью, пусть даже и на городскую ярмарку. Вдвойне гнусно, когда дело идет к холодной, промозглой ночи. Волшебной ночи.
- Ну, мертвяки эти, огни… - парень ненароком запнулся, видать, и сам ощутил тягость этого времени суток. – Люди говорят, что как болота эти появились – не от добра же, а после войны – так оттуда «гости» являться начали. К осени больше всего, как сейчас…
- Типун тебе на язык, Ренд, накличешь еще! – мужчина прикрикнул на сей раз построже, кажется, всерьез опасаясь за свою шкуру. – «Вот, как сейчас»! Додумался тоже, к Волшебной ночи нечисть поминать. За огнями в холмы уйти хочешь?
- Да ну, вот про холмы – ерунда это, сказки бабьи. Видел разве кто, как из них выходят? – юнец и сам распалился, неожиданно решив отстоять свою точку зрения. – Сам-то забыл, как Геда увели позапрошлой осенью?
- Не забыл, то-то и говорю, чтоб не поминал всуе. Нам здесь еще твоих мертвяков не хватало. – заворчал старый, но, видя, что молодой его спутник махнул рукой, не стал продолжать ссору, а просто прибавил шагу. Все равно до темноты уже не успеют к городу, так хоть место хорошее для ночлега найдут…
А Геда жаль, конечно. Молодой совсем был, видный парень – и в деле у него все спорится, и словом добрым помочь может. Да только поспорил он как-то сгоряча, что к празднику трав целебных принесет. Так и ушел, а когда кинулись к вечеру – только нож его на пеньке лежит, да вдали на трясине огоньки чудные пляшут. Побоялись идти тогда, в ночь-то… А наутро Гед сам вернулся – за одну ночь из веселого парня стал седым слабоумным дедом и лепетал все про духов с огнями волшебными да людей холодных, неживых. А через три месяца и сам стал холодным. Увели его мертвяки, значится.
- Заночуем здесь, – мужчина свернул с дороги, направляясь к краю небольшой рощи. – До города мы все равно не успеем, а коль повезет, да рассказами тишину тревожить не будем – до утра переждем. Сходи, набери веток для костра. – обратился к спутнику, расстилая пока свой плащ на земле. Парень же на замечания только фыркнул и, проворчав себе что-то под нос о чрезмерно верующих стариках, скрылся за деревьями. Мужчина же, сложив свои вещи на расстеленном плаще, взял нож, намереваясь позаимствовать у ближайшей растительности трут для растопки костра. Мелодию же тихо звучащей песни из перелеска он воспринял как шутки юноши и вновь нахмурился, намереваясь высказать тому по возвращении.
Набрать веток – дело нехитрое, но поди набери их в этом редком перелеске, чтоб на всю ночь хватило. Пареньку долго пришлось рыскать в поисках хорошего сушняка, прежде чем он сумел набрать хоть какую-то охапку хвороста. Сгребая ветки, юноша поспешил обратно к стоянке, уже успев основательно промерзнуть – ночной холод подкрался слишком быстро.
- Ну и где тебя носит? – не разглядев мужчину, вывалил ветки рядом с расстеленным плащом, принимаясь сооружать основу для костра. «Отлить небось пошел. Сам пугался, а как припекло…» - усмехнулся собственным мыслям, пытаясь рукой в потемках нашарить огниво и кресало.
- Хватит уже, Лагерт, а то все дрова отсыреют! – снова окликнул спутника, так и не найдя искомое. – Подь сюды, верни огниво хотя бы, старый! – юноша даже привстал, оглядываясь. Да куда бы деться чертовому Лагерту? Вокруг все как на ладони, да и он вроде не баба, чтоб кусты искать… Еще и музыка эта, насмехается над ним, что ли?
- Лагерт! – вслед за криком и музыка тренькнула громче, чудным эхом разливаясь по округе. Парень завертел головой, пытаясь разобрать источник звука, но тщетно – мелодия словно окутывала отовсюду, звуча манящими и веселыми нотками в голове. Парень поежился – темно, неуютно без пламени, да и холод этот еще
будто зима наступила. Конский храп, прозвучавший вслед за музыкой, и вовсе заставил шарахнуться назад – кто же поедет в такую темень…
***
- Побойтесь люди! Спрячьтесь в домах, почтите мертвых! Люди! Побойтесь! – нищий в драных одеждах хватает прохожих за руки. Кто-то испуганно шарахается, кто-то кидает монету – на, мол, отвяжись, полоумный – но старик не унимается, вереща на всю площадь. Но люди заняты, сегодня – канун праздника и столько стоит успеть сделать к ночи, чтоб вечером сесть за стол, а детям раздать конфеты. Куда там до россказней нищего безумца, что со страхом в глазах вещает о каких-то бреднях?
- Уймись, Ренд, не то заберут же. – какой-то сердобольный «товарищ по несчастью» пытается оттащить старика прочь с оживленной улицы, а то ведь задавят еще ни за что. – Не неси чушь, а то попадешься стражникам, упекут за милую душу.
- Ты не понимаешь! – в выцветших старческих глазах светится неподдельный ужас. – Ты не видел их огни! Ты не знаешь, что они мертвы! Они… Они на земле, сегодня, ночью! – полоумный заходится в рыданиях.
А люди спешат. Людей дома ждет сытный ужин, детей – сладости и радостный смех. Никто уже давно не жжет костры и не заклинает Богиню-мать и Бога-отца.
Вот только чудная музыка, что звучит из ниоткуда, нет-нет, да и уведет кого-то за холмы, мерцающие холодными огнями.
