RedOctive

Первый цикл коротких рассказов, которые входят в проект "Последняя история"

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ.
Глава 5. «Этот мир»

День 1.

Очнулся я практически моментально, но система вывода из “Сна” была повреждена, поэтому ноги и руки почувствовал не сразу. Большой каскад трубок с прикрепленными к ним проводами, издавая тихое шипение, медленно подавали прозрачную жидкость к разным отсекам, которые были подключены к большой капсуле, где находился я. Тело было прочно закреплено различными ремнями и перевязками, которые уже долгие годы удерживали моё тело неподвижным в тягучей жидкости, что защищала меня от смерти.

Забавно и страшно было наблюдать, как сквозь мутную жидкость понемногу начали прорезаться очертания внутренностей капсулы. Бежевого цвета угловатые стенки казались кем-то странным, но постепенно в памяти собирались слова и образы, которые давали описание окружению. “Эта штука - лампочка электроэнергии, а эта штука - смотровое окошко...” Понимание происходящего было заторможенным, и пока я вспоминал что есть что, в памяти стали мелькать моменты вчерашнего дня, как мне казалось вчерашнего, на самом деле прошло более ста лет. Точно сказать не мог: циферблат с датой и временем, который был виден из смотрового окна, почему-то не горел, так что сказать точную дату пока было весьма трудно. Засмотревшись на циферблат, огромным потоком картинок различной четкости нахлынули образы.

Нас завели в огромный зал, где находилось много людей, лиц которых я не мог вспомнить. Они столпились перед высокой сценой, где величавый, как я помнил, человек о чем-то громко и эмоционально рассказывал. Все это было мне не особо интересно. За корпусом где-то зашипела очередная трубка, и в правой руке я почувствовал тепло, как тогда, в толпе людей, я сжимал в своей руке ладонь жены и думал только о том, что наша спокойная и тихая жизнь закончилась и нас, как двух ответственных за нашу работу, закатают в банку и спрячут в погреб до лучших времен человечества.

Мы тогда работали в НИИ, молодые специалисты, попавшие в высшее подразделение научных деятелей. Отдел наш был с уклоном на разработку новейшего и секретного оборудования для военных, но только не вооружения, а различного рода техники для обеспечения безопасности и автономной жизни в суровых условиях, во время боевых действий, в том числе и ядерной войны. В начале нашей работы нам казалось всё это только крутые разработки, за которые хорошо платят, но никогда не пригодятся и будут собраны лишь в количестве нескольких единиц, которым суждено красоваться как выставочные образцы с ограниченным функционалом на очередной выставке вооружений, где хорошо одетый представитель НИИ будет важно ходить и рассказывать, каких высот достиг наш отдел в разработке автономных капсул и прочие красивые речи. Иным же единичным образцам суждено было бы пылиться на складах высших военных подразделений или изредка запускаться на очередных учениях элитных военных групп и отрядов. Образцы же с полным функционалом, позволяющим сохранять жизнедеятельность долгие годы, оставались бы только в засекреченных зонах нашего НИИ, доступ к которым имела только наша небольшая группа научных работников, руководители отдела и высшие правительственные лица.

Но теперь наши наработки уже не казались такими ненужными. Всю прошлую неделю коллеги вокруг были встревожены новостями о приближающейся атаке. Руководство не давало никаких объяснений, только в приказном порядке сообщало, чтобы мы в кратчайшие сроки подготовили как можно больше образцов капсул автономной жизни или как мы их называли сокращенно “КАЖ”. Догадываться о приближающейся опасности мы начали еще за полгода до начала всего этого. Большие инвестиции буквально рухнули к нам в отдел напрямую по распоряжению президента, с пометкой “Совершенно секретно”. Сначала мы были рады, когда финансирования и предоставления всех необходимых технологий, материалов и ресурсов, хватало сполна на разработку всех наших идей, что позволило достаточно быстро разработать первые образцы автономной капсулы со сроком ориентировочного жизнеобеспечения на 50 лет. Но первые опасения появились, когда к нам на тесты начали приводить заключенных, что были осуждены пожизненно. Конвоиры нещадно избивали, буквально заталкивали ногами заключенных в наших камеры. В их глазах, даже на большом расстоянии, за толстым, бронированным стеклом наших смотровых камер, были видны страх и ужас неведения, которые наполняли неимоверным грузом тоски всю нашу научную группу.

— Не переживайте, эти звери убивали, насиловали. Этот биомусор только так можно использовать, только тут от них есть польза, — говорил высокий военный, глава подразделения безопасности, который и приводил к нам заключенных.

Ни один из подопытных не выжил, “КАЖ”-и тестировали на случай отключения питания, отказа датчиков подачи и других экстремальных ситуаций.

Ценой их жизней мы доводили наши аппараты до идеала, и уже через три месяца “КАЖ”-и были практически доведены до предела. Автономность более ста лет, минимальные ресурсо- и энергопотребление, нам казалось, что мы создали научное произведение искусства. Последняя группа заключенных успешно прошла все испытания. Когда их вывели из сна в капсуле, все физиологические и психологические показатели были в норме, и после всех проверок их повели обратно к себе в камеры пребывания, только дойти они не успели. Всех подопытных вывели в коридор и расстреляли на месте, глава подразделения безопасности вывел нас всех, обошел и, заглянув каждому в глаза, сказал:

— Так будет с каждым, кто не сможет держать язык за зубами, без суда и следствия, а за молчание вас вознаградят жизнью и не только в данном понимании, — загадочно подытожил и приказал конвою убрать тела, мы же отправились отдыхать, работа была проделана огромная и такого рода финал явно не располагал к дальнейшему труду. Многим из сотрудников стало плохо, кого-то тошнило на месте.

В последние дни мы работали на износ: нам запретили выходить на улицу, связываться с кем-либо, разрешены были редкие перерывы на прием пищи и четырехчасовой сон. Многие продолжали работать даже в дремоте, настолько цикличный поток поглотил рабочих, доведя их действия до автоматизма. Помню как за два дня до начала всего, глава подразделения безопасности зашел к нам в отдел и сказал:

— Заканчивайте образцы, над которыми сейчас работаете, и можете идти отдыхать. Вы хорошо потрудились, спасибо. Вас не забудут, — он развернулся, направился к тяжелой, металлической лабораторной двери, легким движением открыл её и моментально скрылся из нашего вида. Вместо того, чтобы радоваться, что наш рабский труд закончился, каждого из сотрудников нашего отдела словно пронзил холод. Страх, паника, истерика, всё смешалось в каждом из нас, но мы были настолько уставшими, что сил хватило только выругаться про себя, да и вспышки эмоций были ни к чему, изменить всё было явно невозможно. Мы уже давно догадывались, скоро конец, и капсулы автономной жизни были собраны явно не для того, чтобы красоваться на выставочных павильонах.

Процесс выхода из “Сна” затянулся, ощущение тяжести и усталости начало заполнять тело, и я стал постепенно засыпать снова, теперь уже не как спасающийся от войны ученый, а как обычный человек. Последнее, что промелькнуло перед моими глазами, это лицо жены. Осунувшееся, но всё так же прекрасное, как в первый день знакомства, лицо смотрело опустевшими глазами, потерявшими всё: будущее, настоящее и прошлое.

День 2.

Проснулся я уже полностью ощущая затекшее тело. Жидкость в капсуле практически ушла, лишь небольшая лужа у стока немного отражала в себе мигание лампочки питания. Я остался висеть на эластичных ремнях, что причиняло небольшую, но в то же время приятную боль. Если чувствую - значит живой. Недолго приходя в себя, я около минуты пытался дотянуться до кнопки отключения фиксации, забывшими что есть движение, пальцами. Успешно нажав на кнопку, ремни стали постепенно прятаться в корпусе автономной капсулы, освобождая мое тело из столетнего пребывания в заточении, пряча меня от ужаса и страха, что творился на поверхности земли.

Когда ремни полностью исчезли, и я встал на пол, немного пошатнувшись, все же был удивлен, что тело не атрофировалось полностью, было лишь покалывание и слабость, как после изнурительной тренировки.

Пока я пытался выбраться ни боль в теле, ни притупленное восприятие, ничего меня не волновало, перед глазами всё так же осталось лицо жены. Было лишь одно желание - увидеть её снова.

После того как в большом зале нам объявили, что за наши труды и старания нам выделили места в наших же творениях, как молодым и ценным, даже через сто лет, сотрудникам, мы не знали, что думать. С одной стороны нам дарована жизнь, как и обещал глава безопасности. С другой же, даже в случае успеха, если мы переживем приближающуюся катастрофу, и ничего с нами не случится за это время, только это будет уже другая жизнь. Мы так и не поедем отдыхать на море, как хотели с женой, с плотным рабочим графиком можно было только мечтать о таком отдыхе. Я так и не успел прибить новую полку под цветы, выбросить старый палас и поменять лампочку в ванной. Раньше это казалось такой мелочью, но теперь будто вся вселенная рухнула из-за этого. Не успел не просто это сделать, не успел порадовать жену. С этим грузом опустошения я шел в очереди на пути, как нам говорили, к спасению, рядом шла жена и шепотом подбадривала меня, мол мы сделали отличные аппараты и всё будет хорошо. Были в ее голосе нотки грусти, которые раскрывали то, что она сама не верила в это.

Пройдя в помещение, где хранились капсулы жизнеобеспечения, по количеству человек в очереди я просчитал, что мне досталась моей же сборки капсула. Жена шла позади меня, немного обернувшись, я начал шептать:

— Встань на мое место, тебе достанется моя капсула, я её как раз собрал после сна, она должна быть без дефектов, — после этого я добавил, — Это не обсуждается.

Жена покорно прошла вперед меня в очереди, и после того как она заняла мое место, я услышал, как она начала всхлипывать.

Когда очередь дошла до нас, жена повернулась ко мне, и мы обняли друг друга.

— Всё будет хорошо, я люблю тебя,— сквозь слезы сказала она.

— Я тоже тебя люблю, встретимся после сна, — ответил я и поцеловал её.

Мир окончательно провалился, я не мог думать ни о чем, перед глазами застыло её лицо сквозь смотровое окно капсулы.

Через несколько минут крепили фиксирующими ремнями и меня, я закрыл глаза, и время остановилось.

Двери капсулы открылись, и холод потянул по ногам. Глаза уже почти привыкли смотреть четко, и взору открылись знакомые стены лаборатории нашего НИИ. Привычные лампы освещения почти все были выбиты, а те что остались, тускло горели, слабо освещая стоявшие рядами бывшие хранилища людей. Переступая порог, ноги немного подкосились, и я упал на бетонный пол. С трудом поднимаясь, обнаружил рядом с собой осколки стекла и вырванную панель управления капсулой. Ужас наполнил меня до кончиков пальцев. Что есть силы я подскочил к соседней капсуле, где должна была быть моя жена. Признаков того, что система работала не было, и чувствуя как адреналин разрывает меня изнутри, я открыл дверцу капсулы и не обнаружил там никого. Слезы мгновенно подступили, попытавшись выдавить из себя крик отчаяния, я закашлял. Её больше нет, мира больше нет. Только я и пустота.

Оглянувшись, оказалось, что вокруг и остальные капсулы были пусты. Все мысли смешались, я не знал что делать, облокотившись на дверцу, я сел рядом и заплакал. В голове пустота, только образ жены. Почему-то я вспомнил нашу свадьбу. Друзья, родственники, веселье и мы вдвоем, это был самый светлый день моей скучной и однообразной научной жизни. Всё исчезло в один момент.

Начиная замерзать, и попытавшись встать, я обнаружил рядом с собой ящик, в котором оставил свои вещи перед погружением в капсулу. Ящик был вакуумный с кодовым замком, открыть его не составило труда, её день рождения я помнил как свое имя. Вещи на удивление сохранились хорошо, и с трудом я начал их надевать. Одежда была сильно измята, но пахла также, как и тогда, духи жены въелись в структуру ткани и легким запахом привели меня в чувства.

— Надо разобраться что произошло, и почему я тут один, — дрожащим голосом я приободрил сам себя и медленно пошел в сторону пульта управления.

Пройдя опустевшее помещение с капсулами жизнеобеспечения, впереди я увидел знакомую винтовую металлическую лестницу, что вела к двум дверям - на выход и в кабинет управления. К моему огорчению лестница была в ужасном состоянии, конструкция медленно гнила долгие годы, некоторые ступени лежали рядом на полу. Медленно я начал подниматься, каркас трясся, и ржавчина хлопьями осыпалась на пол. Пару раз оступившись, но удержавшись, мне всё таки удалось подняться на верх. Дверь в кабинете управления была открыта, но картина, которую я увидел, была не из приятных. Вся панель управления была уничтожена словно взрывом. Стекло от мониторов, как и сами мониторы, лежали по всей комнате в груде обломков вещей, обрывки бумаг также застилали забытое всеми помещение, многие из них рассыпались при малейшем прикосновении. Пройдя около половины комнаты в тусклом свете ламп освещения, мне открылась ужасная картина: практически вжатые в угол, я увидел два скелета, на первый взгляд, двух высоких и широкоплечих мужчин. От чего мурашки моментально пробежали по всему телу. Подходить ближе было страшно, не потому, что они могли ожить, скорее не хотелось узнать в них кого-то знакомого. Осмотрев комнату, больше ничего не привлекло мой взгляд, и я решился отправиться дальше.

Прошёл знакомые коридоры нашего отдела, которые стали мрачные, с облупленной краской, толстым слоем пыли, слабо освещаемые и невероятно пустые. Буквально “вчера” тут кипела жизнь: ученые и техники бегали по этажам, обсуждая технические моменты, споря о применение нужной детали, смеясь над очередной шуткой. Теперь же лишь одиночество и звук моих шагов были главными действующими лицами в нашем НИИ.

Дойдя до зоны отдыха, мой взгляд привлекла единственная кровать, которая была заправлена, словно только что обслуживающий персонал подготовил её для сна сотрудника, что остается в ночную смену. Самое удивительное, в последний день перед погружением на ней спал я. Подойдя к кровати, я снял защитную пленку, что покрыл толстый слой пыли, прилег и закрыл глаза. Странное ощущение, словно этого всего и не было, словно я сейчас открою глаза, а рядом сидит жена и с улыбкой на лице показывает мне очередную смешную картинку из интернета. Всё закончилось, больше нет никого вокруг. Сколько я тут протяну? Есть ли кто-то кроме меня? Есть ли смысл вообще что-либо делать? Повернувшись на бок, я по привычке засунул руку под подушку и нащупал что-то шуршащее. Это оказался прозрачный герметичный пакет, в котором был листок бумаги. С трудом разобравшись с упаковкой, я достал, как по итогу оказалось, письмо. Глаза наполнились слезами, когда взгляд поймал знакомый и глубоко любимый почерк.

“Любимый… Я так и знала, что засунешь руку под подушку, ты всегда так любил делать…

Мы пережили ядерные удары, мир стал ужасным, мало чего осталось, мало людей осталось…

Мы вышли из сна намного раньше тебя, выжили не все, не все капсулы выдержали, из нашего отдела остались только мы с тобой…

За нами пришли военные, сказали собираться и нас отвезут в новый город в руинах, там есть мало-мальская инфраструктура, поэтому им нужны люди и ученые...

Я умоляла оставить меня с тобой, но мне сказали, в случае чего, даже силой заберут или застрелят. Твоя капсула была нестабильна, но я верила в то, что ты проснешься. Единственное, что я смогла сделать, доказать, что ты один из разработчиков капсул и будешь полезен, чтобы тебя не отключили от питания…

У одного из военных я выменяла за свою золотую цепочку карту расположения города, надеюсь ты меня простишь за это, это твой подарок. В отделе хранения питания я припрятала еды на две недели, по расчетам должно хватить на дорогу с запасом...

В соседнем помещении есть вся необходимая экипировка, в женском туалете в бачке пистолет…

Я не знаю, через сколько ты очнешься, ориентировочно по последним показаниям через пол года, но я буду ждать тебя даже в последнюю секунду своей жизни…

Написала самое основное, больше не могу, боюсь заметят...

Советую поспать перед тем, как отправляться в путь, в первый прием пищи может тошнить, не беспокойся…

Люблю и жду тебя…”

Слезы сильнее наполнили глаза, казалось, когда в мире всё уже потеряно, появилось надежда. Она жива, и я пойду до конца, чтобы её найти. Сейчас постараюсь выспаться и буду готовиться к выходу, предстояло самое главное испытание моей жизни.

День 3.

Выспавшись, позавтракав, к моему удивлению даже не тошнило, хотя консервированная еда была очень отвратная, я начал собираться согласно инструкциям жены. Примерно за три часа я собрал всё необходимое, проверил экипировку и был готов отправляться в путь. По старой традиции я “присел на дорожку” и снова прочитал письмо жены. Из рюкзака с вещами я достал блокнот со старыми записями, пролистал до чистых листов и начал писать это.

Зачем всё это я записал, наверное чтобы освежить мозги в полном одиночестве. Всё что произошло в этих стенах, здесь же и оставлю. Может через много лет, кто-то найдет эти записи и задокументирует для истории. Не знаю, чем всё закончится, но я буду идти до конца, ведь всё что у меня осталось, это воспоминания и надежда.

Читающий, найди своё и иди за ним.

На этой планете мы разрушили всё ради денег, власти и чёрт знает чего ещё.

Всё, что спасет человечество - это любовь. По крайней мере спасет меня.

Первый цикл коротких рассказов, которые входят в проект "Последняя история"

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ
Глава 4. «Первый день»

— Ты посмотри! Будет всё, как до “Тех дней”! Помнишь, как мы смотрели видео-хроники, там молодежь ходила по улицам и слушала музыку с магнитофоном на плечах? Мы будем, как настоящие люди, свободные и такие же веселые!

С довольным лицом сказал высокий, широкоплечий военный своему товарищу. Они стояли в небольшом коридоре перед лабораторией, ожидая свою очередь для проверки радиационных костюмов на герметичность. Воодушевленный военный широко улыбался, как ребенок, так что шрам на его щеке своеобразно принял форму второй улыбки. Он медленно переворачивал в руках старый магнитофон, внимательно рассматривая каждый скол и царапины. Своего рода предмет антиквариата, он достал два дня назад при вылазке на прокладку кабеля для освещения, из-под груды, покрытой толстым слоем пыли, вещей, оставленных в очереди на пути к спасательному бункеру много лет назад. Толпы молящих и жаждущих спасения, держали последние сохранившиеся ценности в руках, пытаясь пронести их с собой. Из-за ограниченного количества мест и помещений, пронести с собой такие вещи, как магнитофон и прочие безделушки было нельзя, военные у главных ворот порой с силой забирали и скидывали рядом имущество, оставляя всё на пути к спасению. Так же как и людей, которым не хватило места в спасательном бункере.

Теперь у потомков выживших были свои мечты и фантазии. Каждый из них представлял по-своему, чем они будут заниматься, когда наконец-то увидят свет солнца, который они видели только на видео-хрониках и на нескольких из сохранившихся картин и иллюстраций из книг. Каждый начал ощущать гордость, но и большую ответственность за огромную честь быть первыми из выживших в бункере, что снова заселят истерзанную и забытую людьми планету.

Всё началось, когда по системе старого трубопровода, что использовался при строительстве системы бункеров, запустили миниатюрного робота-копателя. За сутки преодолев засыпанную землей и опломбированную металлом систему труб, и выбравшись, как мелкий зверек из норки на поверхность земли, он начал сканировать радиационный фон. На вторые сутки на последнем заряде аккумулятора робот сумел отправить последний сигнал, после чего отключился.

Задорный гул и восторженные крики разорвали обыденную, тихую и цикличную жизнь спасательного бункера, что наряду со многими другими по всей земле защищал человечество от вымирания, но теперь пришел момент выжившим покинуть его и наконец-то вернуть жизнь на землю. Когда ученые приняли и расшифровали сигнал, то получили цифру “0.4”. Это означало 0,4 микрозиверт в час, что являлось допустимой нормой радиационного фона, безопасного для человека.

После недолгого празднования, в срочном порядке было проведено собрание, где было решено в кратчайшие сроки подготовить всё необходимое для начала операции по выходу на поверхность. Так же голосованием было принято послать пятерку лучших бойцов первыми, для разведки, но меньшая часть населения бункера настаивала, что выходить нужно всем, опасаясь что после, остальные уже не смогут выбраться. Когда накал спора начал доходить до его предела, старожитель бункера, звонким ударом самодельной трости о металлическую дверь, вынудил опешить и замолчать всех участников спора. 77-ми летний бывший военный, давно уже отошедший от службы, решивший хоть как-то быть полезным в старости, стал ходячей энциклопедией для всех жителей бункера. Он прочитал все книги и помнил практически все термины, даты и события, но если в чём-то сомневался и казалось что подзабыл, знал где хранятся все книги и быстро находил ответы на нужный вопрос. Несмотря на демократическое устройство жизни в бункере, все негласно его считали лидером и своеобразным вожаком, прислушиваясь к его мнению, ведь в любой спорной ситуации старик пытался разобраться досконально и предельно справедливо. За это его сначала в шутку, но вскоре уже и серьёзно, все стали называть “Вождем”. Он был первым родившимся под землёй, и уже с детства поставил себе цель вернуться на поверхность земли, о которой так красочно и завораживающе рассказывали ему родители.

— Давайте немного подумаем над всем сказанным и подытожим, — сказал старик, — Представим, что там кто-то уже есть: люди, звери или еще чего похуже! Так и положат нас толпой и толку от нашего спасения? Выжить в бункере, чтобы так просто умереть? Пусть вам будет дано сохранить себя во всей целости духа, души и тела до возвращения, — неполной цитатой закончил старик.

Утвердив решение выпустить сначала разведывательную группу, выжившие начали подготовку и сбор всего необходимого. Хоть и появились слухи, что несогласные решили не повиноваться мнению большинства и силой выйти на поверхность, но в них никто не хотел верить, все были воодушевлены предстоящим праздником “Дня возврата”.

Третьи сутки прошли в активной работе. Примерно четверть людей занималась сбором оставшейся пищи, воды и медикаментов, остальные же участвовали в разборе завала перед военным хранилищем и вскрытием дверей. Ещё с начала жизни в бункере, информационный плакат с планом помещений указывал на наличие большого военного склада, двери которого огромной надписью предостерегали от преждевременного их открытия до того момента, когда придется вернуться на поверхность. Когда через семь часов все преграды были устранены, и заржавевшие двери открыли перед собой вид огромного склада, взору людей представились, мирно ждавшие своего часа, упакованные в огромные вакуумные чехлы, приборы, одежда, оружие и многие другие вещи, необходимые для выживания в неизведанном и давно забытом мире. На удивление жителей бункера, несмотря на вековой слой пыли, всё находилось в идеальном состоянии. Вождь первый зашел в хранилище и, разорвав первый попавшийся пакет с бинтами, достал один из них, покрутил в руках и начал разворачивать. Бинт оказался невероятно чистым, плотным и лишь только пара ниток выпала из, казавшейся нереальной, даже неземной, марли. Такого, выросшие в этих стенах, не заставшие света солнца, свежего воздуха люди никогда не видели. Тяжелый воздух хранилища вселял в каждого из присутствующих надежду, но работы предстоит ещё много.

Принявшись разбирать и вытаскивать запасы, постепенно опустошая склад, вскоре под светом фонарей на дальней стене показалась большая, но коряво написанная красной краской надпись. “От потерявших всё - тем, кто сможет всё сотворить сначала”. Рядом находился черный двухметровый в высоту и трехметровый в ширину ящик, где трафаретным алфавитом было написано “Семена”.

— Оставим это лучше здесь, вдруг у нас всё-таки не получится, хотя бы у других будет шанс, — вдумчиво сказал старик и провел рукой по ламинированному листу со списком семян, прикрепленному к корпусу ящика. — Лучше мы тогда вернемся за ним, когда освоимся.

На четвертые сутки склад почти опустел, единогласным решением договорились оставить часть провизии, на случай отступления. То, что перенесли со склада, описали и принялись распределять между жителями бункера. Каждому досталось по полному комплекту химзащиты, бронежилет и шлем с тепловизором. Также, в зависимости от возраста и физического состояния, было распределено вооружение. В запасе на военном складе хранилось от полуавтоматических пистолетов, до штурмовых винтовок и взрывчатки.

На пути к выходу из бункера пролегала сеть переходных тоннелей, которые ответственно закрывали за свинцовыми дверями последних выживших от смертельной дозы радиации и холода после ядерной зимы. Тоннели были забаррикадированы и обесточены практически сразу после заселения бункера людьми, поэтому на четвертые сутки начали прокладку кабелей и монтаж освещения до основного выхода из бункера, попутно разбирая завалы. Под завалами находили старые, брошенные вещи, которые поспешно оставляли спасающиеся, в суматохе от приближающейся опасности. Там были детские игрушки, рюкзаки с вещами и консервными банками, от которых почти ничего целого не осталось, всё давно прогнило или разрушилось от ржавчины.

В одной из кучи вещей находился старый кассетный магнитофон, потертый с множеством царапин, но на удивление целый и, как казалось подобравшему его военному, до сих пор рабочий. Он хотел в это верить, ведь при просмотре старых видео-хроник его завораживали до оцепенения кадры с музыкальных выступлений и концертов. Он засыпал и просыпался с мыслью о том, что когда они вернутся на землю, он найдет сохранившиеся кассеты, диски и виниловые пластинки и наконец-то послушает их все. Нужно было видеть его взрослые, пустые глаза, которые наполнились детским задором и удивлением, когда среди груды вещей, он обнаружил магнитофон. Взяв в руки, он вытер его от пыли и под упреки товарищей, что эта вещь не нужна и будет только балластом, он положил его к себе в рюкзак, надеясь, что магнитофон вскоре ему пригодится.

На пятые сутки, когда освещение было установлено, группа ученых начала подготавливать технику для вскрытия дверей. По тому же трубопроводу, по которому отправили робота-копателя на разведку, также отправили еще трех роботов, на которые закрепили взрывные устройства. Они должны были пробраться до дверей с наружной стороны и взорвать себя, чтобы ударной полной прочистить выход. Многотонной свинцовой двери, которая выдерживала ядерный удар, эти взрывы были нипочем, а стены и опоры выхода были испытаны множество раз, так что жители бункера не беспокоились, что их засыплет обвалом после детонации. Так же были подготовлены летательные дроны, для быстрой разведки прилегающей территории, и небольшие транспортеры для перевозки оборудования и приборов. Все эти помощники достались выжившим из военного хранилища, все приборы и роботы были в идеальном состоянии и функционировали, необходима была только подзарядка.

После того, как все три взрыва прогремели, началась финальная подготовка ко “Дню возврата”. Затворы и замки дверей медленно, но верно открывались, с каждой секундой вселяя надежду на новую жизнь. Когда остался последний поворотный затвор ригельного механизма, начались последние подготовки к выходу первопроходцев.

Шестые сутки начались с подготовки пятерых разведчиков. Собрав полную экипировку и проверив в лаборатории радиационные костюмы, лучшие из лучших начали сбор всего необходимого. Проверка всего оборудования прошла отлично, все датчики и роботы-помощники были исправны.

— Да оставь ты этот магнитофон! Как все проверим — вернемся за ним, и будешь свои кассеты искать! — Брезгливо сказал счастливому обладателю новой-старой вещи один из военных.

— А вдруг мы не вернемся или еще чего? Он мне не помешает, зато мне будет спокойно, тем более я его повешу через плечо, так что все важное будет у меня под рукой, короче не возникай, всё будет чётко! — Задорно подмигнув глазом, ответил счастливый владелец пока что бесполезного, но очень греющего душу магнитофона.

— Бойцы, на выход! — Раздался где-то из-за стены голос, и собравшаяся пятерка, упаковав последние необходимые оборудование и боеприпасы, вышли в большой зал, где столпились все жители бункера.

В главном зале, в окружении населения бункера, к военным подошел Вождь и тихим голосом сказал:

— Ребята, выходите без страха, вы - наша надежда, будущее всего человечества, я так давно ждал этого момента, это лучший подарок для нас, который можно представить!

После недолгих инструкций и спустя несколько минут, отряд и небольшая группа инженеров были уже у последних ворот. Дожидаясь, когда последняя створка двери откроется, разведчики проверяли экипировку. Вскоре донесся гулкий, пробирающий до костей, скрежет петель огромной двери бункера, вселял страх перед чем-то неизведанным, загадочным, но желанным. Огромная дверь приоткрылась, и все замерли в ожидании, так что восторженные крики почти моментально смолкли.

— Наверное, так мы появляемся на свет, — в шутку сказал один из бойцов и, улыбаясь, посмотрел на своих товарищей.

За спиной раздался выстрел, не теряя улыбки, боец упал вперед лицом, оставив на своих товарищах только брызги крови, рядом с телом упал окровавленный магнитофон. Остальные члены отряда моментально рассредоточились: один из них, ловким перекатом, спрятался за робота-транспортера. Раздался хлопок, и в глазах потемнело. Последнее, что оставшиеся бойцы услышали, это крик Вождя: “Предатели!”

Открыв глаза, один из разведчиков увидел рядом с собой старика. Попытавшись встать, он понял, что не может пошевелиться, и тело наполнила жгучая боль. Боец лежал в госпитале бункера, в дальнем углу комнаты копошилась медсестра.

— Ты не двигайся дружище, — тихо сказал Вождь, — Все уже позади, ты скоро поправишься. Тебе, наверное, интересно, что произошло? А вот мы не углядели за бунтом. Те, кто были против того, чтобы первыми отправить вас, тайно решили, когда откроем дверь - устроить диверсию и силой выйти, а мы дураки же сами им дали оружие. Тебе повезло больше остальных, тебя просто откинуло взрывом до стены, заряд был небольшой, и тебя прикрыл робот-транспортер. Помимо твоих товарищей погибло еще двое инженеров и трое бойцов. Как бы я ни старался всем привить чувство справедливости, любви друг к другу, всё равно жажда быть главнее и иметь больше, чем остальные, никуда не делась. Всё это копится от воспитания, а так как среди первых жителей были и те, кто просто купил себе место, забрав его у более достойного инженера или медика, вот семя и дало свои плоды. Да, они вышли, и судя по всему удачно, после всего произошедшего мы оперативно отправились за ними, и я тебе скажу, что земля жива! Мы скоро все выйдем! — воодушевленно закончил старик, и взглянув на часы, продолжил, — Так, я слишком тебя загрузил, отдыхай, ты почти сутки был без сознания.

Вождь медленно начал подходить к дверному проему, и остановившись, сказал.

— Все началось как раз шесть дней назад, сегодня получается воскресенье, значит пора отдохнуть всем нам, завтра будет много работы. И нас ждет “Первый день”...

Первый цикл коротких рассказов, которые входят в проект "Последняя история"

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ.
Глава 3. «Тоннель»

Сложно было сказать, какой сейчас месяц, год, десятилетие. Не одно поколение выживших уже успело родиться, вырасти и упокоиться в этих холодных, оставленных миром на поглощение плесенью тоннелях, созданных секретными службами, как раз для таких целей. Для экономии ресурсов, в частности бумаги, было принято решение не вести подсчет дней, а сохранить ценные, как никогда, чистые листы для научных записей и инструкций. Поначалу пытались записывать на стенах и всем, что можно, но скоро уже перестало хватать места и точные даты были утеряны. Но только так, сохраняя ценную бумагу, можно было передать будущим поколениям схемы работы генераторов электричества, работающих от подземных вод, порядок фильтрации воды, принцип выращивания растений и многое другое, что было так необходимо на глубине нескольких километров от поверхности опустошенной, выжженной и одинокой земли.

Лучшие умы - инженеры, биологи, химики, техники, оставшиеся для поддержания жизнедеятельности, собрав все знания мира, создали обособленную, автономную и малозатратную по ресурсам и технологически развитую, на несколько поколений вперед, закупоренную капсулу жизни, погребенной до лучших времен человечества.

Возможно, это и были лучшие времена. Централизованное общество - без войн, социальных предрассудков и слоев населения уже годами идеально функционировало, сохраняя старые знания и создавая что-то новое.

— Ну и бредятина — закрывая потрепанную потрепанную, но довольно хорошо сохранившуюся книгу с историей бункера, буркнула себе под нос, невысокая, но из-за большого количества экипировки боевого костюма, казавшаяся нереально большая, участница разведывательной бригады последних выживших, “Централизованного общества”.

— Нет в человеческой природе желание жить мирно, уже сотни лет у нас в генофонде преобладает принцип победы, неважно какими способами. — Продолжила Она переключившись с изучения рабочего стола почивших ученых на взлом небольшого сейфа, что стоял в опустевшем, покрытым сажей помещением лаборатории, бывшем помещением лаборатории. Сейчас от бывшей чистоты и гула приборов анализа не осталось и следа. Разбитые стекла, сломанная мебель, следы от осколков и пуль на стенах, давали понять, что в очередной раз грубая сила оказалась эффективнее научных доводов и аксиом.

— Опять ты за свою философию, — откликнулся мужской голос из соседней комнаты, — Да, возможно человечество порой слишком жестоко, но добрых дел оно совершает больше.

— Например уничтожить мирную жизнь на земле или уничтожить автономный мир, который не позволил бы человечеству исчезнуть, который мы с тобой сейчас пытаемся тщетно восстановить — с укором и ноткой сарказма ответила Она неожиданно появившемуся в дверном проеме высокого, но плотного напарника-медика, всё время позитивного, похожего на хиппи как внешне, так и по складу ума. Длинные волосы и повязка на лбу - единственное, что было доброго в его виде и сильно контрастировало с его военной экипировкой. Он осветил фонариком комнату, поморщился от увиденного, среди разрухи от мебели, кусков бетона и толстого слоя пыли, виднелись человеческие кости ученых, оставшихся тут с тех пор, когда при захвате помещений лабораторного отсека им в комнату закинули пару гранат, “чтобы наверняка”.

— Тебе помочь? — Спросил хиппи, аккуратно прокравшись за спину своей спутнице.

— Не, сейчас открою. — Ответила ему “расхитительница сейфов” и через пару щелчков сейф открылся и скрипя затхлой дверью показав, что уже долгое время пустовал.

— Да вы смеетесь надо мной? — Риторически Она спросила в пустоту сейфа и с обидой хлопнула массивной дверцей, так что лимбовый замок немного вышел из пазов.

— Ну не расстраивайся, — по-доброму, как маленькому ребенку, сказал медик-хиппи, положив руку девушке на плечо, — Ты же у нас всё-таки стрелок, а не поисковик, чего шаришься по углам?

— Да побыстрей закончить дело и идти обратно, “Черти” давно всё уже тут вынесли, мы только рискуем приходя в этот отсек. — Она повернулась к медику и показательно смахнула его руку с плеча. В свете фонарика было отчетливо видно её выстиранный костюм. Хоть немного в пыли, но серый комбинезон с блестящими пуговицами, был приготовлен как на парад, единственное, что объясняло, почему он не парадный, это порванный от пуль бронежилет и шлем с двумя вмятинами чуть выше козырька.

— Ладно, сказала Она, — Пойдем обратно, скажем, что тут ничего не осталось и будем собирать всех на обратный курс. — Резким движением сдернув из за спины автомат, щелкнув тумблер на шлеме, после чего из под козырька шлема появилась защита глаз с тепловизором.

Покинув помещение лаборатории, не успев сделать и десяти шагов, прогремел взрыв. В той стороне тоннеля, где оставалась группа поисковиков с остальными стрелками.

Следующие минуты растянулись в вечный, непрекращающийся бег на место происшествия, тоннель был не более ста метров, но двум напарникам он показался многокилометровым, будто на пол разлили вязкую жидкость, мешающую не только быстро передвигаться, но и пахнущую так, что слезы моментально наполнили глаза, а в голове, будто психотропные вещества рисовали в сознании такие страшные картины, на которые человеческий разум был не способен.

Не добежав пару метров до конца тоннеля, несущаяся впереди девушка-стрелок, остановилась как вкопанная и жестом показала медику остановиться позади нее и не высовываться. Поймав мушку прицела, девушка медленно продолжила двигаться в сторону выхода, где виднелась приоткрытая дверь переходного отсека и доносился запах чего-то жженого.

Аккуратно открыв дверь открылась картина, которую больше всего Она боялась увидеть.

Весь переходной отсек был в крови и частях человеческих тел, ударная волна взрыва разбросала их по стенам. Не выжил никто, лишь только кровь понемногу текла из того что осталась от группы поисковиков, одежда тлела и дым понемногу уходил в вентиляционные отверстия.

— Как так? Почему они собрались именно тут, инструкции запрещают скапливаться большими группами! — Думала она про себя, медленно пробираясь сквозь остатки тел, пытаясь добраться до противоположной стены отсека.

— Похоже на то, что их поймали и согнали вместе, так почему же они не сообщили, не передали сигнал тревоги? — продолжая хаотично думать, Она прокралась до двери в следующий тоннель, взвела курок и глубоко вдохнув она сделала первый шаг в неизвестность.

Перешагнув порог, в глаза ударил яркий белый свет, выжигающе-ослепляющий даже через закрытые глаза, неимоверно чистый, такого, какого Она никогда не видела в своей жизни, подземной жизни.

Постепенно свет становился всё менее ярким, боль в глазах уменьшалась и как на полароид фотографии, медленно начали появляться очертания, но чего именно, Она не могла угадать. С каждой секундой, пока зрение восстанавливалось, тело до кончиков пальцев начал заполнять ужас и непонимание происходящего, от чего было тяжело двигаться. Лишь только спустя несколько минут отчетливо стало видно что-то неестественно светлое, голубого цвета. То, что Она никогда в живую не видела, лишь только на старых, уже выцветших картинках из книг, где описывали историю человечества до ядерной войны.

С трудом повернув голову, девушка поняла, что грязные, залитые кровью стены тоннеля куда-то исчезли, Она ощущала, как лежала на чем-то влажном, но удивительно теплом. Тело и руки, постепенно начали поддаваться и первым делом Она попыталась ощупать себя и поняв, что исчезли автомат и полный комплект экипировки, изо всех сил попыталась встать, но получилось у нее не сразу. Руки, словно резиновые, выворачивались в разные стороны под тяжестью тела. С трудом перевернувшись, руки в очередной раз отказали, от чего она упала лицом на землю. Земля оказалась мягкая и после очередной попытки подняться, Она поняла, что это песок, такой же чистый, мелкий и светло-желтый, как тот, с помощью которого они в лаборатории фильтровали воду. Через некоторое время, ей всё-таки удалось сесть, рассмотреть себя и что происходит вокруг. Она была в белом платье, которое, на вид, максимально просто сшито, даже не имея рукавов, но из плотной ткани, что не пропускал легкий ветерок, который развевал её темные, длинные волосы. Место вокруг пугало и завораживало одновременно, перед ней метрах в пяти - шести, был водоем, с чистой водой, волны которого умиротворенно перебирали песчинки и мелкие ракушки вдоль берега.

— Наверное это море, — подумала Она и на секунду перестала бояться, почувствовала такое же умиротворение как и волны, что постепенно подбирались всё ближе и ближе.

Тишину шипения волн разорвал истошный крик, крик боли и ужаса всего мира, собранного в одной точке. Крик глушил, заставляя внутренние органы выворачиваться наизнанку. До тошноты и кашля, до слез в глазах и головной боли. Девушка не замечала, что это кричала она. Секундой после, Она уже бежала от моря, ноги заплетались и тонули в песке, слезы заполнили глаза, мешая отчетливо видеть путь перед собой. Через пару минут силы покинули её, еле дыша тело девушки рухнуло на спину, как тряпичная кукла, и перед глазами снова открылось голубое, но уже немного разбавленное облаками небо. Постепенно страх начал отступать и появлялись первые мысли.

— Я что, умерла? Как же так? В тоннеле никого же не было, тепловизор ничего не показал! Как я сюда попала? Что это за место? — Хаотичные вопросы в умиротворенной тишине разрывали разум. Закрыв глаза, Она попыталась сосредоточиться и успокоиться. Картина морских волн не покидала её, Она чувствовала, что-то знакомое, пусть и прожив всю жизнь в бесконечных, темных, сырых тоннелях, что блекло подсвечивали аварийные лампы. Моря и чистого неба, она никогда не видела, но знала, что они существуют, несмотря на все книги и рассказы старших о выжженной земле и бесконечном радиационном фоне.

Почему-то ей вспомнилась мама, что собирала её на уроки по стрельбе приговаривая,

— Учись стрелять, моя дорогая, дальше будет только хуже и защитить тебя, кроме себя самой, никто не сможет, а ты сможешь защитить тех, кто слабее. — Она была права как всегда.

Когда ресурсы начали постепенно заканчиваться начался разлад в “Централизованном обществе”, люди разделились на две фракции, “Свет” и “Черта”.

“Свет” преследовали идею о том, как завещали ученые из прошлого, что время прошло и жизнь на земле уже безопасна и пора “выбираться на свет”, усердно подготавливая людей для вылазки на поверхность. Среди участников “Света” были оставшиеся ученые, медики и часть военных, решивших примкнуть к желающим покинуть “капсулу жизни”.

Другая же фракция - “Черта”, своим названием, подводили черту между земным и подземным миром, утверждая, что жизни на поверхности никогда теперь не будет и стоит бросить все усилия на поддержание жизнедеятельности и разработке новых технологий и ресурсов. По-большей части фракция состояла из военных и техников, но и некоторые ученые разделяли их мировоззрение.

По-началу фракции жили мирно в противоположных отсеках подземного города, обмениваясь едой, водой и ресурсами. Но в скором времени из-за ухудшения качества еды передаваемых “Светом”, из за ухудшающихся качеств техники и других изделий изготавливаемых “Чертой”, фракции перешли к диверсиям и налетам с захватом отдельных секторов. То “Черти”, как их называли участники одной группировки, захватывали лаборатории, то “Светыши”, как их называли участники другой группировки захватывали склады с металлом и пластиком.

Она принадлежала к рядам “Света”, хоть будучи настоящей и хладнокровной убийцей, мастером своего дела, готовясь с раннего возраста убивать, хоть и не понимала, зачем в закрытом подземном городе нужны военные, когда защищаться было не от кого, кроме как от нехватки воды или полезных материалов. Теперь Она понимала для чего всё это нужно…

Её мечты о том, когда люди всё таки вернутся на землю, начав заново историю человечества были глубоко спрятаны под оболочкой ненависти к тем же самым людям, которые погубили саму землю, которые разрушили спокойное существование подземной жизни ради выгоды меньшинства и так немногочисленного населения выживших. Так же и среди желающих покинуть подземный город, было немало тех, кто хотел централизировать власть, разделить жителей и наградить различными привилегиями управляющих “Новым миром”.

— Вставай, нечего тут лежать, мы тебя все заждались уже — Рассеял поток воспоминаний знакомый добродушный голос, — Мы, значит, тебя подготовили, только отвернулись, а ты уже бежишь сломя голову, я еле догнал!

Девушка с трудом открыла глаза и увидела знакомую длинноволосую голову медика-хипстера, который улыбался так же по-доброму как и в последние моменты перед взрывом. Он был одет в широкую футболку и шорты, такие же белые и из такого же материала как и её платье, волосы были чистые и следов от пребывания под землей не было и следа.

— Где мы? — С трудом проговорила девушка осипшим от крика голосом, ухватившись за протянутую руку её спутника, медленно встала и закинув руку за его плече, повисла еле стоя на ногах.

— Мы там где и хотели - на земле! Видишь как тут круто, нет больше холода, сырости и низких потолков! — Поддерживая её за талию, медик повел её в сторону виднеющегося вдалеке леса, откуда тянулась тонкая полоска дыма.

— Мы умерли? Как я сюда попала? Что происходит? — через силу продолжала она сыпать вопросами, пытаясь поднять голову и посмотреть товарищу в глаза.

— Это наша новая жизнь, это наш первый день, не напрягай мозг, береги силы, скоро сама всё узнаешь. — Так же по-доброму улыбаясь, как кот из детского мультфильма, ответил ей хиппи, — Давай ускоримся, облака натянуло, скоро будет дождь...

Первый цикл коротких рассказов, которые входят в проект "Последняя история"

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ
Глава 2. «Холод»

— Да уж… — сказал машинист, тщетно пытаясь зажечь зеленую, потертую зажигалку, почти уже онемевшими от холода пальцами, — даже последней сигаретой не дадут перед концом насладиться.

— Да хватит Вам, — немного всхлипывая, почти что заплакав, но как всегда четко, словно отвечая на уроке выученное наизусть стихотворение, ответила ему проводница, — нечего курить в кабине, тем более может наша “последняя надежда” не выносит табака.

“Последняя надежда” безуспешно пытался настроить только что ожившую рацию в кабине машиниста, чтобы наконец-то выйти на связь и узнать, что происходит в Большом городе.

«Удачно я попал, — подумал он про себя, — не зря учился в институте, если бы еще пары не прогуливал по радиотехнике - цены бы мне не было», — язвительно, с пренебрежением Он отчитывал себя, будто совесть разрывала его пополам в лице стоявших за спиной машиниста и проводницы, но вспомнив первый месяц этого курса, когда молодой, вечно спящий на лекциях аспирант, просто включал проектор с ужасного качества видео-лекциями, так как лектор был снова в отъезде по делам “секретной важности”. Это его немного успокоило.

«Что можно было там выучить? Даже при всем желании, учить никто не собирался, а разбираться самому было сложно», — все больше и больше Он пытался находить себе оправданий, чтобы наконец-то взять себя в руки, хоть и самих рук Он почти уже не чувствовал.

Рисковать Он не мог, оставался последний предохранитель и по словам помощника машиниста, заряда аккумулятора осталось часа на два - три, поэтому заменив все перебитые провода, Он смотрел пустыми глазами на вывернутую наизнанку панель, по третьему кругу проверяя всё ли правильно Он сделал.

— Ну вроде всё, — дрожащим, то ли от нервов, то ли от холода голосом разорвал Он повисшее в воздухе напряжение, — будем пробовать?

— Рано еще, давайте часа через два, — немного вдумчиво сказал машинист, посмотрел на часы и продолжил. — Обычно в это время должна быть пересменка, вдруг не услышат нас.

— Да мы тут уже окоченеем за два часа, — всё так же строго, четко, но уже с мало-заметным напряжением в голосе, возразила ему проводница, — И скоро нечем будет греться.

— Нам рисковать нельзя. Сейчас всем греться, через два часа встречаемся тут же и помощника позовите, он-то уже выспался, остальным ни слова. Говорите, что всё почти готово и надо погреть предохранитель, — подытожив, машинист открыл дверь в соседний вагон и жестом пригласил их выйти.

Они покорно поплелись, пробираясь сквозь полуразрушенные вагоны, с оставленными вещами, которые уже покрылись тонкой коркой инея. Миновав несколько вагонов, они постучались в забаррикадированную дверь. С другой стороны послышались щелчки, оттуда повеяло теплом, и из медленно открывающейся двери начали доноситься неразборчивые голоса и тихонько потрескивающий костер.

Когда поезд встал в этой глуши, окруженной лишь полями и редко стоящими одинокими деревьями, более менее успокоив немногочисленных пассажиров (не сезон был для массовых путешествий, как оказалось это и к лучшему), машинист принял решение выбросить из технического вагона складируемые там вещи. Усилиями мужской половины была на скорую руку собрана печка-буржуйка и выведена по имеющимся трубам на воздух. Места было мало, но хватило всем, жаловаться тем более никто не собирался, все прекрасно понимали, что в такое время нужно быть сплоченным коллективом. Все комплекты белья раздали пассажирам, а теми, что остались про запас, заткнули все отверстия в полу. Немного, но это спасало от постепенно заползающего в каждую щель, пробирающего до костей холода.

Новоиспеченный радиотехник, встречая ожившие, как после анабиоза взгляды, присел рядом с печкой, потёр почти отказавшие пальцы рук и засмотрелся на вьющийся огонек, который казался ему самым живым в этой бесконечной мерзлоте. Следом прошла проводница, грациозно переступая через раскиданные доски и элементы бывшей отделки вагона-ресторана, присела там же рядом и обняла свои колени. Машинист затянув и защелкнув за собой массивную дверь, утепленную на скорую руку, осмотрел оставшихся пассажиров; спокойно, но в приказном тоне сообщил:

— Рация почти готова, сейчас погреем предохранитель и пойдем обратно, сильно не надейтесь, вероятность, что нам кто-то ответит, крайне мала.

Из еле разборчивого пятна сидящего друг к другу, освещаемой светом огня, донесся мужской голос:

— Так может придумаем всё-таки запасной план? Или же заведем этот гребаный поезд и поедем вперед? Или…

— Нельзя, — всё таким же спокойным голосом, ничуть не медля, перебил его машинист, — мы не знаем что там. Есть ли там кто в живых? А если там радиация? Тогда нам проще тут остаться, менее мучительно будет. А если нам вообще в другую сторону лучше ехать? Давайте не делать резких движений и не переводить тепло, — подытожил он.

В вагоне воцарилась тишина, лишь потрескивание огня и свистящий ветер за стенкой не давали до конца успокоиться всем сидящим на полу людям. Они хотели верить, что это коллективный кошмар, помутнение разума: от усталости, от нервов; будто заехали в аномальную зону, вот-вот проедут её и проснутся. Но увы нет, надежда уходила так же быстро, как подступал холод.

Машинист протиснулся поближе к печке, минут десять погрел руки, взглянул на часы, и развернувшись, прокрался к двум спящим рядом пассажирам, который были накрыты большим количеством простыней. Потом он аккуратно пнул одного из них. Из-под груды тряпья послышался гулкий стон помощника машиниста.

— Вставай давай, нужно подготовить всё, — грозно буркнул машинист лежащему, и переведя взгляд на “последнюю надежду”, произнес: — Подремли немного, возможно силы тебе понадобятся не только проводки соединять, — машинист неуклюже подмигнул, как в комедийном кино, но от этого стало еще страшнее.

— Ложись, — повернув голову к радисту сказала проводница, — тебя надо перевязать, рана слишком глубокая, возможно уже заражение.

Нужных лекарств как обычно не было, пришлось довольствоваться бинтами и бутылкой водки, припрятанной им самим.

Будущий связной между “мирами” устроился на место помощника машиниста, укутав ноги в тряпье и закрыв глаза, расстегнул куртку, за которой на животе зияла рана от неудачного падения при экстренной остановке поезда, когда прогремели первые взрывы.

Пока шла перевязка, боли он особо не чувствовал, но понимал, что ему становится всё хуже и хуже. Оставались только мысли, которые разрывали его молодую, требующую вечеринок и игры за компьютером, голову, но о них он сейчас не думал.

Холод, окружающий маленькую горстку выживших людей, был не такой жуткий по сравнению с тем, что творилось у Него в душе. Он вспоминал родителей, как в последний раз со словами: “Да я тут умнее всех вас, не надо мне указывать, что делать”, — хлопнул дверью и ушел на очередную попойку с друзьями, после чего, не понимая как, оказался в другом городе, в связи с чем ему и пришлось оказаться в этом, то ли счастливом, то ли злополучном поезде. Суть конфликта можно было долго разбирать, вечный вопрос “отцов и детей”, но его больше терзало изнутри, словно весь холод распространяется из глубины памяти, то, что он был дерзок, нахален и так не успел извиниться.

Так же как он и не успел извиниться перед своей девушкой, безумно любившей его, несмотря на разгульный образ жизни, не щадящий ни кошелька, ни здоровья, ни их отношений. Она будто не замечала его встреч с “одноклассницами и коллегами по работе”, бесконечно, наивно как ребенок веря, что Он одумается, остепенится и будет жить с ней, как нормальная семья.

Теперь бы Он всё отдал за то, чтобы изменить свою жизнь: вернуться, чтобы наконец-то помочь достроить палисадник на даче, который отец просил его доделать уже второй год, но времени из-за постоянных “гулянок” так и не находилось; послушать истории матери с её работы, какие плохие начальники и какой хороший новый бухгалтер, который перенастроил ей компьютер, чтобы наконец-то сидеть в социальных сетях, после блокировки их системным администратором. И наконец-то сводить единственную, кто верил в него до конца, в дорогой ресторан, в который она никогда бы себе не позволила сходить, дав ей тем самым понять, что она будет теперь с ним в счастье и в достатке.

“Не успел”, — последние слова, застрявшие в его голове, оборвались тихим, но оставшимся таким же приказным голосом машиниста:

— Вставай, время пришло, мы уже всё подготовили.

“Последняя надежда” вскочил будто на построении в армии, но потом оглянувшись вспомнил, где он, и снова ощутил боль от раны и холод, который всё больше заполнял помещение технического вагона.

Машинист снова оглядел всех людей, что с последнего его возвращения стали уже более разговорчивыми и с большим блеском в глазах, и сказал:

— Мы запустили на щадящем режиме двигатели поезда, как только свяжемся с городом, мы дадим команду отцепить остальные вагоны и поедем, топлива должно хватить с запасом, но рисковать лишним балластом не будем.

Машинист снова взглянул на новоиспеченного радиста, схватил его за плечо и сказал:

—Ну, погнали!

Шел второй час, заряд аккумулятора был уже на исходе, из рации доносился только хрип радиоволн, с каждой минутой вселяющий лишь больше страха, чем надежды. Нагнетающую тишину разорвал всхлипывающий крик проводницы:

— Что же ты, тварь, тянешь? Когда ты уже настроишь это гребаное радио?— от былого самообладания и спокойствия не осталось ни следа.

— Заткнись, —немного повысив голос, но всё так же спокойно, перебил её машинист. — Сейчас паника нам ни к чему, не отвлекай его! Продолжай искать, дружище, не слушай её, — повернув голову он сказал радисту, но тот так и не обернулся.

— Да он уже второй час сидит, уткнулся в эту херню, ни ответа, ни привета! Лишь только время тратим, толку от этой рации, сейчас превратимся в ледышки и всё! Уже третьи сутки мы торчим в этом чертовом поле, я хочу домой! Мне надо найти дочь! Как ты не понимаешь этого? — окончательно потеряв все самообладание, проводница в истерике начала кричать на машиниста. С каждым новым словом из её глаз проступали новые и новые слезы, которые, вскоре нарастающим потоком потекли по её щекам.

— Прекратить крики! —уже больше повысив голос, машинист сделал шаг навстречу и взял её за плечи, — у меня тоже жена, сын и маленькая дочка там, мысли, что их уже нет, разрывают меня изнутри, мне хочется бросить всё и бежать туда сломя голову, как тупой болванчик, но я не могу позволить себе бросить и подставить под удар тех кто здесь! Ты же прекрасно знаешь, что тут тоже есть дети и тупо заявиться в город, которого может уже и нет - это самоубийство.

Компенсирующую нарастающий холод, жаркую обстановку в кабине машиниста прервал хрустящий, неразборчивый звук из рации, заставляющий замереть всех. Продолжая подкручивать регулятор частот, кабину заполнила музыка, классическая музыка. Удивлению присутствующих не было предела, они втроем молча слушали знакомую с детства всем мелодию.

— И что это значит? — уже тихим, но всё еще плачущим голосом спросила проводница.

— Это Чайковский. «Зима», — наконец-то вслух сказал новоиспеченный радист, попытался встать, но ощутил невозможную тяжесть тела и режущую боль в районе живота. Расстегнув свою куртку Он понял, что уже с начала его работы, в течении двух часов, он истекал кровью, но сосредоточившись, и боясь снова всё испортить, Он полностью погрузился в работу, не чувствуя боли. Но силы покидали его всё быстрее и быстрее.

Машинист и проводница закинули его руки на свои плечи и потащили радиста в технический вагон. Положив его рядом с печкой, машинист ударил пару раз “последнюю надежду” по щекам и тревожно произнес:

— Сигнал есть, значит его кто-то передает, ты продержись, дружище, мы скоро приедем.

— Удачи вам, — сквозь зубы ответил радист. — Я наверное снова не успел…—

Он закрыл глаза и лишь слышал, что где-то рядом засуетились люди.

Первый цикл коротких рассказов,  которые входят в проект "Последняя история"

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ.
Глава 1. «Мой праздник»

Он долго рассматривал себя в затемненном зеркале шкафа-купе. Переминаясь с одной ноги на другую, немного кряхтя и щелкая засидевшимися в офисе суставами, Он изучал каждую деталь своего пятничного “алкогольного мундира”, проверяя не обманули ли его в химчистке.

— Да уж... — сказал он довольно и важно, как недалекий персонаж из какого-нибудь мультфильма, — Как всегда отлично сработано, ни одного пятна! Думал, что после прошлой пятницы, я растерял всю удачу.

“Удачей”, Он называл свой старый, но на удивление отлично сохранившийся, деловой, но не слишком пафосный костюм, который сопровождал его на каждой вечеринке, днях рождениях и корпоративах. Черный, приталенный, с немного потертыми, но всё ещё блестящими, серебристыми пуговицами.

В нем Он чувствовал себя кем-то между тайным агентом и моделью с глянцевого журнала.

Костюм был отлично выглажен — спасибо, уже хорошо знакомой девушке из химчистки, с которой Он познакомился именно там. Поначалу, ему было стыдно еженедельно приносить свой костюм, то в засохшей грязи, то в разноцветных сухих красках, то в каплях своей или чужой крови, то в саже, но как-то раз разговорившись, с милой и очень любознательной работницей химчистки, Он стал охотно делиться с девушкой причинами различных загрязнений на его вещах.

Каждый вечер понедельника, она встречала его со словами “Ну, вещай новый трешак!”, жадно слушала, по-детски смеялась, а иногда и ужасалась над очередным приключением, и как говорила она сквозь слезы, то ли от радости, то ли от грусти, “Точно как в кино, продай кому-нибудь права на экранизацию”.

Делиться ему собственно было больше и не с кем, те, кому Он мог рассказать о своих приключениях, компания друзей, в них же и участвовали, зачастую являясь первопричиной по-разному завершающихся историй.

Давнишние друзья - компания которая приносила ему сколько бед, столько и радости. Познакомился Он с ними еще в начале своей работы после института, удивительно попав, без опыта работы, на хорошее место с дальнейшими перспективами. Поначалу Он чурался сотрудников, занимаясь усердно бумажками, дабы оправдать надежды руководства, но постепенно начал обосабливаться в рабочем кругу. Примерно в то же время в организацию набрали таких же как Он, молодых, горячих, но без опыта ребят, что впоследствии стали его друзьями. Как оказалось, они раньше друг друга знали, пересекались в одном дворе, когда Он приезжал к бабушке в гости, что помогло им создать быстро рабочий костяк, которого начали потихоньку бояться коллеги, а если честно, то и некоторые руководители.

Дерзкие, умные, с агрессивным подходом, беспринципные, не знающие “коммерческой”, а вскоре и человеческой пощады — они быстро начали развивать производство, что помогло им в течении нескольких лет занять руководящие должности.

Как говорят, “как человек работает - так он и отдыхает”. А отдыхала эта компания знатно, начиная в ночных клубах или ресторанах, они могли закончить в драке на футбольном поле, закрытой извращенной вечеринке или даже в другом городе. Отдыхали как в последний раз.

Вот и сегодня он стоял рассматривая себя в зеркале, одеваясь, Он был готов к очередным похождениям, сначала, как обычно воодушевленный, но по прошествии нескольких минут, задорное настроение куда-то улетучивается.

Всю неделю ему было как-то тоскливо.

Утро понедельника не задалось, когда его свеже-приобретенная иномарка не завелась. Не разобравшись в работе сенсорной панели управления, тем самым забыв выключить габаритные огни, пока Он проводил очередные бурные выходные, аккумулятор благополучно разрядился, окончательно похоронив дебютную поездку на работу в новеньком автомобиле. Вызвав такси, попутно отписывая в корпоративный чат причины его задержки, раздавая задания сотрудникам и пролистывая подколы от друзей в стиле “Хах, лошара”, дождавшись нужной машины, Он погрузился на заднее сиденье, пытаясь с телефона подключиться к удаленному доступу рабочего компьютера.

— Доброго Вам утра! — донесся голос со стороны водительского сиденья.

— Утро доброе не бывает, — откликнулся пассажир, не обращая внимания и продолжая беспорядочно нажимать на экран.

— Да как же это не доброе? Погода сегодня хорошая, атмосферное давление в норме, на выходных все отдохнули, теперь пора работать на благо людям!

— Угу, на благо, — буркнул себе под нос пассажир, — благими делами дорога в ад.

— Зря вы так! — таксист, пока ждал зеленого сигнала светофора, повернув немного голову продолжил, — Сейчас самое время делать добрые дела, слышали, что в новостях говорят? Жуть какая-то то и гляди скоро некому помогать будет.

— Я новости не смотрю, глупая трата времени, — так и не подняв головы снова буркнул сквозь зубы, безуспешно пытаясь работать, — что же это Вы не пошли волонтером?

— Да я пошел бы, но после того, как наш завод расформировали, кормить чем-то семью надо, а кроме того, как водить и обрабатывать металлические детали я ничего не умею, да и поздно чему-то новому учиться, хоть так помогу себе и людям, например такому, как Вы, что судя по всему, опаздывает на работу.

— Так Вы же за это деньги получаете, — пассажир немного отвлекся, чтобы посмотреть на очередного “философа за рулем”.

— Зато честно, не накручиваю лишнего, не грублю и если надо, помогу дотащить вещи, многие говорят, что стыдно тут работать, уточняя, что это хобби или временная работа, но стыдного я тут ничего не вижу, все зависит от подхода к работе и чистоте мыслей.

«Да,» — подумал про себя Он, — «давненько я таких альтруистов не встречал,» — и тут же выпалил.

— Неужели и бабушкам помогаете? — ответ водителя застал врасплох.

— Конечно, и бабушкам, и детям, и кошкам, и собачкам, — удачно остановившись на очередном светофоре, водитель протянул какой-то клочок бумаги.

Как оказалось, это была визитка, дешево сделанная, на тонкой бумаге, но с стильно-минималистичным оформлением. Взяв ее в руки, Он повертел её в пальцах, на ней красовался цветной логотип общественной организации «Помогай всем», на обратной стороне, как обычно адрес, номера телефонов и сайт.

— Зайдите на сайт, посмотрите фотографии, я — там активный помощник, вот только как с работы уволили, деньгами помочь не могу, поэтому только делами на выходных.

Неожиданно показались знакомый КПП, что означало окончание поездки.

— Всё, — сказал таксист, — мы на месте, удачного дня вам и продуктивной работы.

— Ага, — бросил пассажир выпрыгивая с заднего сиденья и пулей устремившись в открывшиеся перед ним ворота.

Про визитку Он вспомнил уже вечером дома, снимая с себя свой рабочий костюм, случайно вылетев из кармана, она слевитировала аккуратно на центр ковра, демонстративно напоминая о себе. Зацепившись глазом, Он поднял ее с пола, снова повертел и только собравшись смять, все же решил посмотреть сайт, что рекомендовал таксист, проверить, был ли это глупый развод ради денег.

«В наше время доверять нельзя никому.» — подумал Он и принялся за поиски.

Через пару минут ожидания включения компьютера, быстро вбив сайт в поисковую строку, Он уже листал фотографии с отчетами о проделанной работе и просьбами о помощи.

Лица таксиста Он, конечно же, не запомнил, поэтому пришлось заниматься интуитивным поиском, но не долго. Лысый, но с большими усами, невысокий, средних лет мужчина, улыбался почти с каждой фотографии субботников в приюте для животных.

«Да уж,» — подумал Он про себя, — «таксист-альтруист не наврал.»

Внезапный звонок телефона оглушил, заставив неестественно дернуться на стуле, Он протянул руку и только взяв телефон в руки, звонок неожиданно замолк, так же как и появился.

«Опять наверно боты дозвоны делают, чтобы деньги списать,» — сказав про себя и сбросив пропущенный звонок, Он с удивлением обнаружив, что рассматривал фотографий с субботников приюта уже полтора часа.

— Вот это я засиделся, — пробубнил Он себе под нос, ужин уже остыл, вспомнив, что неимоверно хочет есть, выключил компьютер и отправился на кухню.

Греть еду не было желания, как и наслаждаться ею, так же не хотелось смотреть долгожданный матч любимой футбольной команды, в повторе с воскресной игры. Что-то щелкнуло у него где-то в глубине, чуть выше желудка, будто открыли старую бутылку из под вина, а там оказался кислый, уже пахнущий совсем не благородно уксус.

Решив, что это всё-таки голод, Он принялся быстро уплетать, уже не так аппетитно выглядящий ужин

И так день за днем рабочей недели копился тот самый пресловутый голод. Голод - по чему-то, что позабыто где-то в детстве, объяснить того, что Он не мог. Вечерами, вместо просмотра любимых телепередач или игры в новенькую приставку, почему-то хотелось зацепиться хоть краешком мысли, своей насыщенной жизни, за что-то чистое, но к сожалению была одна только грязь и мерзость.

После рабочего четверга, в вечерней поездке домой, Он зацепился глазом за стоящую вдоль дороги, большую рекламную вывеску, нового, технологичного интернета с кричащим заголовком “Шаг вперед!”.

«Лаконичный лозунг,» — подумал Он, — «полностью описывает меня, я так же двигаюсь только вперед, не думая о других, легко шагаю по головам. Помню, даже как-то подставил мелкого предпринимателя, ради мелочной выгоды, так, ради веселья… Да черт с ним, завтра пятница! Завтра будем веселиться!»

Вот и в эту пятницу Он готовился как следует, как на последний праздник., Забрал свеже-вычищенный и выглаженный костюм, забронировал места в элитном ночном клубе на всю компанию, принял ванную с различными добавками и травами, которые он привез из недавней поездки в Китай, что вышли ему в кругленькую суммы, но после местных чаев, к свежему уму Он вернулся ещё не скоро.

Перейдя к финальному этапу - погружения своего тела в “латы кутежника”, Он лишний раз задумался, почему так любил свой старый, но всё еще свежий, костюм. Он называл его “Удачей”. Что бы не происходило, в какие бы ситуации Он не попадал - всегда выходил “сухим из воды”, лишь только с похмельем и небольшими синяками. Друзья порой шутили, что Он слишком романтизирует, но все же, было что-то сверхъестественное в его старом компаньоне. Попал костюм к нему так же сказочно, случайно оказавшись в черном пакете, который Он обнаружил в своих вещах при переезде в старую обшарпанную однушку после института. Так и не покидал костюм его до сих пор, хоть на прошлой неделе думал, что в очередной раз расстанется с ним, убегая от стаи бродячих собак по центральному парку через кусты.

Наконец-то собравшись, внимательно рассматривая себя в затемненном зеркале шкафа-купе, переминаясь с одной ноги на другую, немного кряхтя и щелкая засидевшимися в офисе суставами, изучал каждую деталь своего пятничного “алкогольного мундира”, жадно пытался поселить где-то чуть выше желудка желание повеселиться сегодня как в последний раз. Странное предчувствие, ощущение тянущего, словно двумя спорткарами в разные стороны страха, не давало оторвать взгляд от зеркала, будто он смотрел в него последний раз.

В гнетущей тишине раздался звонок, он одернул из дремоты.

— Але, ну ты че там, опять в ванне уснул? Мы подкатили, быстрей давай! — Задорный голос, предвкушающий веселье, заставил быстро натянуть свеже-начищенные туфли, выключить свет, но на секунду задержаться, еще раз посмотреть в зеркало, но уже не на костюм, а себе в глаза, будто в последний раз…