LyuElSy

— Нужно быть послушным, добрым, и верить в Спасителя всей душой. Если на протяжении жизни ты не сотворишь никакого зла, ни одна дурная мысль не посетит твою голову, однажды ты обязательно попадешь в этот сад и услышишь волшебную песню синей птицы.

Клара замолкает, взгляд ее затуманен, словно она смотрит прямо на тот сад, а потом в глазах появляются слезы. Она быстро смахивает их рукой и вскакивает, громко крича:

— Кто сегодня самый быстрый?

Дети с хохотом подхватывают игру и разбегаются в разные стороны, потому что воспитательница Клара теперь хитрый лис, который пробрался в курятник, а дети — маленькие цыплята, которым предстоит спасаться бегством, чтобы не попасть в коварные лапы.

К вечеру, когда всех детей забирают родители, Клара остается в саду и наводит порядок. Она складывает игрушки, подолгу задерживаясь на одном месте, и взгляд ее снова обращен куда-то далеко-далеко.

***

— Зачем пришла? — сварливо спросила Аделаида, уперев руки в круглые бока. На румяном лице читалось раздражение. — Знаю я таких, ни за что до конца не пойдешь. Иди-ка отсюда, пока не поздно.

Клара посмотрела ей прямо в глаза и твердо сказала:

— Пойду. Я всё сделаю.

Аделаида еще с минуту смотрела на неё, прежде чем посторонилась и впустила в дом.

— Запомни, обратного пути нет.

Клара покрепче прижала к себе Сару и вошла в дом, готовая разрыдаться от облегчения. Она так боялась, что ее не впустят.

— Всё будет хорошо, моя дорогая, обещаю, я всё для тебя сделаю, — зашептала она в макушку дочери.

— Давай её мне, — грубо оборвала Аделаида и перехватила Сару.

— Осторожнее, — вскрикнула Клара, когда головка дочери откинулась назад.

Аделаида бросила на нее гневный взгляд и процедила сквозь зубы:

— Уж я с детьми управляться умею, не учи! Теперь твое дело слушаться, ни слова поперек, поняла?

Клара кивнула, оседая на дрожащих ногах. Она шла пешком с Сарой на руках девять часов, и теперь, когда дочь у нее забрали, вместе с её худеньким тельцем исчезли и силы, поддерживающие Клару в последние два дня.

— Иди умойся, и поешь. Стефания! У нас новенькая, принимай! — крикнула Аделаида куда-то вглубь дома, а сама вышла, не позволив Кларе попрощаться с дочерью.

В комнату с другой стороны вошла невысокая женщина в таком же льняном платье в пол как у Аделаиды. Она с сочувствием посмотрела на Клару и протянула руку.

— Здравствуй, я Стефания. Пойдем, все тебе покажу. И не волнуйся, Аделаида знает, что делает, будешь слушаться, и всё получится.

Клара сдержала всхлип, вытерла глаза и поднялась.

***

— Театр! Театр! У нас будет театр! Чур, я буду синей птицей!

— А я бабочкой!

— А я хочу быть цветком, можно, Клара?

Дети кричат, взволнованные новостью. Клара улыбается, смотрит на малышей и вспоминает Сару. Еще немного — и они снова встретятся.

Представление назначено через семь дней, сразу после летнего солнцестояния. Дети знают историю наизусть, но не знают движений. Клара не волнуется, времени много, пьеса совсем короткая и они всё успеют.

***

— Ты давно здесь?

Клара чистила зеленый горошек, который собрала на огороде ранним утром.

— Через две недели будет год, — радостно отозвалась Стефания. Она варила кашу из кукурузной муки.

Клара не решилась задать новый вопрос, но Стефания и так поняла.

— Марселю шесть. У него была лихорадка. Аделаида его тоже забрала. Я успела, осталась последняя, она уже здесь. Через две недели я уеду с сыном навсегда. — Она широко улыбнулась. — И у тебя всё получится, только не затягивай. В первый раз всегда сложно, но ты же знаешь, за что платишь. Иначе бы сюда не пришла.

Клара вдохнула. Руки тряслись, горошек падал мимо миски.

— А как ты узнала про Аделаиду?

— Мне про нее мама рассказала. Сразу, как увидела меня с Марселем. И отправила сюда. А ты?

— Я в книге прочитала…

— Неужто про нашу Аделаиду в книге написано? — Стефания всплеснула руками.

— Не про нее, про сад…

Стефания подобралась, лицо ее окаменело.

— Не говори об этом, слышишь? Не любит Аделаида такого. И книгу ту сожги. Пойдем, поможешь детей кормить.

Она подхватила кастрюлю с кашей, Клара взяла тарелки и ложки. В большой комнате за столом сидело трое детей, маленькая Анна, шестилетний Густав, и семилетний Карл.

Анна улыбнулась при виде Клары и потянула к ней ручки.

— Идем, моя маленькая, будем кушать кашу, — Клара подхватила малышку и усадила к себе на колени, проигнорировав рассерженный взгляд Стефании. Набрала ложку каши и поднесла её к губам девочки, приговаривая: — Ку-ка-ре-ку, кричит петушок, зернышко курочкам в клюве несет, ам!

Анна рассмеялась и проглотила кашу.

— Ты мама! — сказала она, прижимаясь Кларе под бочок.

Клара погладила ее по головке и зачерпнула новую ложку каши.

Стефания громко пыхтела и топала, расставляя тарелки перед мальчишками. Те сидели насупившись, искоса поглядывая на Анну и Клару.

— В одном лесу жили два рыжих лиса, Карл и Густав, — не смотря на мальчиков, начала историю Клара.

Мальчишки притихли, стараясь не пропустить историю про лисят с их именами.

— Однажды тетя Волчица позвала их в гости…

Клара рассказывала, не забывая кормить малышку, и скоро мальчишки смеялись так же задорно, как Анна.

— Зря ты это, — бросила Стефания, когда они мыли посуду. — Аделаиде не понравится.

— Она не запрещала, — ответила Клара. — Они же дети, что плохого в том, чтобы позволить им поиграть?

Стефания терла кастрюлю щеткой с таким усердием, что брызги летели в стороны.

— Не привязывайся. Ни к чему это, — отрезала она.

***

— Илли, ты становись тут. Ида, ты вот сюда, — командует Клара.

Дети послушно встают на свои места. Семь синих птиц с большими крыльями из ткани, которые Клара сшила сама.

Малыши нетерпеливо топчутся, машут ручками в ожидании репетиции. Клара садится за пианино и начинает играть. Цветочки кружатся посреди зала, бабочки порхают, звоня в маленькие колокольчики, а синие птицы встают в ряд и поют:

Нет места прекраснее нашего сада,

Тот, кто достоин, получит награду.

Если душа не ведает зла,

Приходи в сад волшебный, исполнится твоя мечта!

Маленький путник входит в сад и прижимает руки к сердцу, слушая пение.

— Молодцы! — хлопает Клара. — Вы замечательно справились, мои дорогие!

— Ура! — кричат малыши и окружают любимую воспитательницу.

***

В саду пахло цветами. Клара никогда прежде не чувствовала такого аромата, ей хотелось вдыхать и вдыхать его, забывая кто она, где и что ей нужно. Огромные чашечки цветов были размером с тарелку, мягкая трава опутывала ноги, словно приглашая присесть и отдохнуть от мирских забот, насладиться покоем и забыть о прошлом. В небо тянулись деревья, ровные, с налитыми соком фруктами самой разной формы и расцветки. Клара протянула руку — и на ладонь упал фиолетовый персик. Она откусила кусочек и тут же проглотила весь, настолько он был сладким.

А потом появились они. Пять синих птиц. Размером с куропатку, изящные, с отливающими индиго перьями, они кружили над Кларой и пели. От их песни слезы выступили на глазах, так печально они кричали.

— Глупая курица! — злой окрик заставил Клару подскочить.

Птицы с последним криком исчезли, а перед ней стояла Аделаида.

— Я велела тебе насыпать зерна и возвращаться!

— Простите, — отозвалась Клара, схватила ведро, о котором забыла, и высыпала крупную отборную пшеницу в кормушку, которую не заметила раньше.

— Не ходи сюда больше, — прикрикнула Аделаида и захлопнула за Кларой дверь.

Звуки, аромат и дурман как отрезало створкой. Клара стояла с пустым ведром, чуть покачиваясь. Синие птицы пели не так, как она ожидала.

Она вернулась в дом, где на неё маленьким вихрем налетела Анна.

— Мама, мама! — кричала девочка, заливаясь слезами. — Не хотю, не хотю!

Следом появилась Стефания и грубо вырвала Анну из рук Клары.

— Мама! — истошно кричала Анна.

— Что ты делаешь? Оставь ее! — Клара потянулась к девочке и замерла под разъяренным взглядом Стефании.

— Это мой ребенок! Даже не смей думать, что я тебе ее уступлю! Сегодня та ночь и она пойдет со мной, а ты, если хочешь увидеть Сару, отойди!

— Мама! Мама! — сучила ножками Анна, заходясь плачем.

— Замолчи! — прикрикнула на нее Стефания и понесла на улицу.

Кларе почудилось, что ее сердце умерло, когда Анна зацепилась за нее ручкой, а она отошла в сторону, давясь собственными слезами.

— Прости, прости меня, — говорила она, но Анны уже не было в доме, крики доносились со двора, а потом мгновенно стихли.

***

Клара играет на пианино, дети старательно исполняют свои роли, родители и зрители громко аплодируют и кричат «браво!». Пьеса удалась.

Семь синих птиц подбегают к Кларе с объятиями. Она собирает их в кружок и шепчет: «Хотите увидеть настоящих синих птиц? Хотите загадать свое желание?»

— Да! — кричат дети. Они не понимают, почему любимая воспитательница плачет.

«Тише! Это большая тайна, слышите? Никто из взрослых не должен об этом узнать!».

Дети затихают и раскрывают рты, предвкушая тайну.

«Я скажу, что мы должны будем сделать», — Клара вытирает глаза и обнимает своих малышей.

— Наша воспитательница такая милая, — делятся друг с другом родители. — Дети ее обожают. Как хорошо, что она сюда переехала. Смотрите, как она за них болеет, плачет и плачет от счастья!

***

Клара не могла уснуть. В ушах стоял крик Анны, сердце так и не вошло в обычный ритм и стучало редко и глухо.

Через час после полуночи она услышала шум и выскользнула из кровати. В коридоре стояла сияющая Стефания, прижимая к себе бледного мальчика лет шести. Мальчик сонно улыбался, а она все гладила и целовала его, повторяя:

— Спасибо! Спасибо-спасибо!

Аделаида стояла рядом, вытирая грязные руки о фартук. Впервые Клара видела ее довольной.

— Ты честно заслужила, — сказала она. — А теперь уходите. Вам больше не место в моем доме.

Стефанию не пришлось просить дважды. Подхватив сына в одну руку, а чемодан в другую, она быстро вышла и затопала по дворовой плитке.

— Спать иди, — прикрикнула Аделаида, Клара вздрогнула и быстро вернулась в кровать.

Утром за столом сидели только мальчики. Клара не решилась спросить, куда делась Анна. Она боялась, что ответ ей не понравится.

***

Клара стоит под окнами дома Илли. Рядом тихо сопят шестеро малышей. Каждый из них тайком ускользнул из дома. Каждого она подобрала на улице, тепло закутала в шаль и повела за собой. Последней осталась Илли.

Ночь отступает, скоро станет совсем светло. Клара нетерпеливо стучит пальцами по оконной раме. Еще минута — и она уйдет с шестью малышами вместо семи. Но Илли не подвела. Окошко открывается, и девочка с пыхтением выбирается наружу.

Клара с облегчением выдыхает. Она строит свой небольшой отряд и тихонько выводит их из деревни, далеко и близко, прямо в волшебный сад.

***

— Семь, — веско проронила Аделаида. — Саре было семь лет. Ты должна привести семерых детей.

Клара забыла дышать.

— Пути назад нет. Дочь ты не получишь, так и знай. Пока не приведешь мне семь невинных душ. Время тает. Сроку тебе девять месяцев. Как и где ты их достанешь, меня не волнует. На кону не только ее жизнь, но и душа. Помни, ты сама отдала ее мне!

— Я приведу, — ответила Клара. Ее голос дрожал, а сердце умерло в третий раз.

Утром она собрала свой нехитрый скарб и отправилась в путь. Маленькая деревня недалеко от ее родного города, куда когда-то давно ее звали работать воспитателем. Там она решила искать малышей. Как Гамельнский крысолов она увлечет их музыкой и уведет за собой.

***

Дети не успевают устать, когда они уже на месте. Аделаида встречает их у порога, с радушной улыбкой провожает в дом и усаживает за стол.

Малыши галдят, обсуждают путешествие, делятся желаниями, которые загадают в волшебном саду.

— Не ожидала, — говорит Аделаида, лицо ее маслится как у кота от сметаны. — Рада, что ошиблась. Но это еще не всё, главное ночью. Готовься.

Клара тяжело прислоняется к стене. Малыши зовут её, спрашивают про птиц, она силится улыбаться и отвечать, а сама считает пульс. Он стал совсем редким.

Аделаида развлекает гостей. Угощает невиданными фруктами, поит вкуснейшим компотом и укладывает спать в маленькие кроватки.

В доме появилось две новых женщины и трое детей, но Клара не хочет с ними знакомиться и раздумывает, приходят ли сюда мужчины? Её муж точно бы не пришел. Он сдался сразу.

— Где Густав и Карл? — спохватывается она.

— Где надо, — отрезает Аделаида. — Иди приляг, силы к ночи понадобятся.

Клара ложится, но уснуть не может. Ей страшно. Она ждет эту ночь с надеждой и ужасом. Она думает о родителях, которые сейчас сбились с ног в поисках пропавших малышей. Думает об Анне. Думает, что станет с Илли, Идой и остальными. Думает, что ей никогда нельзя заходить в волшебный сад, за такое Господь должен покарать ее прямо на месте. И думает о Саре. Своей маленькой Саре, воспоминания о которой не стираются несмотря на много-много дней. Думает о ее холодных ладошках и приоткрытом ротике, из которого больше не доносится ни звука. Думает об ужасной ране на спине, переломавшей ее девочку пополам. Думает, что без нее жизнь бессмысленна. А самое страшное, она знает, что отдаст семь сотен детей взамен одной Сары, если потребуется.

Ночь приходит неожиданно. Клара всё-таки задремала. В комнате пахнет цветами из сада. Должно быть, у них дурманящий аромат, решает Клара. Малыши спят, так ни разу и не проснувшись. Маленькие чистые души.

Аделаида велит перенести их в сад.

— Не будем будить, так проще.

Клара бережно переносит одного ребенка за другим, пока они все не оказываются в саду. Там всё так же ярко светит солнце, только цветы теперь пахнут удушающе, сладко, гнилостно. Птиц нет, бабочки не летают, трава как сеть опутывает ноги. Аделаида прикрикивает и трава замирает.

Дети лежат в ряд. Бездвижные, тихие. И вдруг начинают шевелиться. Клара зажимает рот рукой, чтобы сдержать крик. У малышей отрастают перья, руки превращаются в крылья, а ноги в лапы. Вместо детей перед ними синие птицы, красивые, с темными перьями, отливающими индиго.

Они просыпаются и печально смотрят на Клару. Из их глаз стекают голубые слезы.

— Красота, какая красота, — разевает рот Аделаида. И сует Кларе нож в руки. — Идем! — зовет она.

Клара идет за ней, и птицы плетутся следом, словно им на шею надели веревку.

Они приходят к раскрытой могиле. Там, на дне, лежит Сара. Точно такая же, какой Клара принесла ее сюда год назад. Клара кидается к дочери и сильнее ощущает гнилостный запах. Там, в могиле она видит корни цветов. Каждый растет из мертвого ребенка.

— За этих выкуп не дали, — поясняет Аделаида, хватает одну синюю птицу и кидает ее Кларе. — Режь горло!

Клара мотает головой, она не может дышать, птица выскальзывает из рук и падает в могилу.

— Режь! — страшно кричит Аделаида. — Их уже не спасти, а свою дочь ты еще можешь забрать!

Клара наклоняется над могилой и трясущимися руками поднимает птицу.

— Давай! Горло! — кричит Аделаида.

Клара втыкает нож. Птица трепещет, жалкий клекот доносится из ее клюва, и горячая кровь течет по рукам Клары прямо на Сару.

— Хватит! — Аделаида вырывает у нее птицу и припадает к ране, жадно высасывая кровь. Отбрасывает птицу в сторону и кидает Кларе новую. — Теперь эту!

Клара не чувствует своих слез. Гнилостный запах смешивается с запахом крови. Она размазывает ее по лицу, а потом видит что-то в могиле. Сара открывает глаза!

— Быстрее!

Клара судорожно втыкает нож в следующую птицу, ей уже неважно, кто это и что, она не видит их слез и не слышит их жалобных криков. Все ее внимание на Саре.

Новые капли крови — и девочка шевелит пальцами.

— Сара! — плачет Клара и режет новую птицу.

Аделаида выпивает их до дна. Обмякшие тушки падают на землю и пропадают в зарослях травы.

— Вкусно-вкусно-вкусно, — слышит Клара тихий шелест. Но она слышит и другой звук — Сара садится в могиле и тянет к ней руки.

Когда кровь седьмой птицы орошает ее, Сара выбирается наверх и прижимается к матери.

— Доченька, моя любимая доченька! — Клара покрывает ее поцелуями, не веря глазам. Ощупывает личико, ручки, ножки, добирается до спины и видит, что раны больше нет.

Сытая Аделаида издает утробный звук и тянет ее к выходу.

— Пора!

Сара сонно хлопает глазками и улыбается, прижимаясь к Кларе.

— Мама, мамочка, я так скучала.

— Спасибо! — говорит Клара Аделаиде, ни на секунду не выпуская дочь из объятий. — Спасибо-спасибо-спасибо!

— Теперь вы должны уйти, — ворчит Аделаида, и Клара радостно кивает.

Подхватывает дочь на руки и уходит в ночь, отстукивая последние шаги в волшебном саду на дворовой плитке.

Когда дом исчезает из виду, она слышит как оживает ее сердце. Оно стучит быстро, громко, и живо. Синие птицы исполнили ее мечту — вернули ей дочь.

— Наверняка жена того странного человека, который продал им дом, забыла эту шаль. Мама бы такое не надела. Выбросим завтра, — пристроив шаль на стуле у шкафа, Алексей снова взялся за книжку.

— Пап, — Данила подтянул к себе коленки и с мольбой взглянул на него, — можно я сегодня посплю с вами?

Чуть поджав губы он сразу улыбнулся:

— Конечно, сынок, — подхватил Даню на руки и понёс в свою спальню. — Но это только сегодня! Ты же у меня настоящий мужчина?

Данила важно кивнул и прижался плотнее к его груди и зашептал:

— Пап, мне показалось, что там в шкафу были чьи-то красные глаза.

— Тебе показалось, Дань, — Алексей успокаивающе похлопал сына по спине.

* * *

— Уснул? — шëпотом спросила Вера.

— Да, — Алексей осторожно перекатился на край кровати и тихо встал, — отнесу его в детскую.

— Может, пусть уже тут спит? Вдруг разбудишь, испугается?

— Мы же не для этого дом купили, Вер! — укоризненно зашептал Алексей, — Пусть привыкает к самостоятельности, шесть лет уже пацану, мужик почти, — он улыбнулся, аккуратно подхватывая худенькое тело сына. — Мужичок мой, — нежно прошептал, глядя в спокойное личико.

— Только свет оставь, вдруг проснётся ночью, — Вера сонно потерла глаза.

Заметив её жест, Алексей шутливо погрозил пальцем:

— Не спать! Мы ещё переезд не отметили!

— Не сплю, — Вера улыбнулась, — давай скорее!

Алексей кивнул и понёс сына в детскую. Деревянные полы приятно холодили босые ноги и тихонько поскрипывали при каждом шаге.

— Кажется, нас надули, — проворчал Алексей под нос, прикидывая во сколько обойдëтся ремонт старого дома.

Открыв плечом дверь в детскую, он наощупь положил сына на кровать и включил ночник. Поцеловав Данилу, укрыл его одеялом и развернулся, чтобы выйти, но замер на месте.

Шаль со стула исчезла, а дверца шкафа, которую он оставил открытой, теперь была плотно закрыта.

Тело прошиб холодный пот, а мозг принялся искать рациональное объяснение — конечно, это Вера убрала шаль и закрыла шкаф. Только вот Вера всё время была рядом.

Сердце пропустило удар, а воздух вдруг стал вязким и плотным.

Алексей медленно пошёл к шкафу, убеждая себя, что внутри ничего нет. Вот сейчас он откроет дверцу, увидит пустые полки с кучей замшелых тряпок и разноцветной шалью сверху, улыбнётся, чувствуя себя дураком, и пойдёт к Вере. Вот сейчас...

Он протянул руку и потянул на себя дверцу.

Послышался громкий скрип, дверца чуть отворилась и с хлопком закрылась снова. Алексей, не успев понять, что происходит, инстинктивно дëрнул снова. Дверца не поддалась, будто изнутри её кто-то держал.

— Эй! — крикнул Алексей, чувствуя себя идиотом из дешëвого хоррора.

— Уходи! — ответил из шкафа мужской бас.

Алексей вздрогнул и попятился.

— Что... Кто? Эй! — только сейчас он понял, что к ним залез вор и спрятался в детском шкафу. — Вера! — заорал он, — Вызывай по...

Голос оборвался на полуслове, в комнате поднялся чëрный вихрь, обвившись вокруг Алексея, сдавил ему грудь и лишил возможности кричать.

— Х-х-х... — хрипел он, пытаясь освободиться, а дверца шкафа отворилась и из него выползло чудовище из детства — тот самый монстр из шкафа, которого очень давно маленький Алëша так боялся.

Лохматая шерсть волочилась по полу, длинные лапы с острыми когтями клацали по доскам, хвост тянулся шлейфом. Узкую морду было сложно различить за шерстью, видно было только кроваво-красные глаза и клыки, с которых свисала слюна.

— Х-х-х, — Алексей выпучил глаза, силясь вылезти из воздушного захвата.

— Да тихо ты, ребёнка разбудишь, — шикнуло чудовище и Алексей даже разглядел в раздражении вздернутые брови. — Отпущу сейчас, если орать не будешь. Не будешь?

Алексей закрыл рот и кивнул. Чудовище махнуло лапой и воздух вернулся в обычное состояние.

— Идём, поговорим, — чёрная лапа небрежно махнула, приглашая Алексей в шкаф.

— Там? — скрипучим голосом произнёс Алексей, с опаской поглядывая в шкаф.

— Да, — отрезал монстр и снова легонько взмахнул лапой. Алексея подхватило и потащило в темноту.

* * *

Кресло-качалка мерно покачивалось, издавая монотонный приятный скрип. Завернутое в разноцветную шаль чудовище уютно устроилось в нём, ловко вывязывая длинными спицами маленький носочек.

Алексей потëр глаза — вокруг было темно, но каким-то образом он отчетливо видел каждую деталь.

Сам он сидел на пушистом зелёном коврике, рядом стояли оранжевый диван и ещё одно кресло-качалка. Стен не было, пространство просто размывалось за пределами "комнатки", превращаясь в непроглядную тьму.

— Видишь ли, Лëшенька, — густой бас совершенно не подходил чудовищу и создавалось ощущение, что говорит кто-то другой. — Я очень стар. И устал. И хочу пару веков спокойно посидеть в своей тьме и повязать. Меня одна бабушка научила, очень увлекательно, знаешь ли. Тоже как-нибудь попробуй.

Алексей молча хлопал глазами.

— Я выбрал самый старый дом, и самый старый шкаф, чтобы никто меня не беспокоил, понимаешь? — голос звучал спокойно и ровно, но в тоне чувствовалось раздражение и угроза. — Я люблю шкафы, в них уютно, особенно в старых. Ну и пугать легче, сам понимаешь. Так вот, я хотел просто немножко отдохнуть. Даже если я монстр, я имею право на отдых. И на хобби тоже, верно?

Алексей сглотнул и кивнул.

Чудовище продолжало стучать спицами, не поднимая с вязания глаз.

— Но что произошло, как ты думаешь?

Так как пауза затянулась, Алексей понял, что вопрос был не риторическим, и попытался ответить.

— Дом заселили? — получилось неуверенно и жалко.

— Да, Лëшенька, дом заселили. Проклятые людишки так и норовят пролезть в любую глушь, нигде от вас не скроешься, даже если захочешь, — слюна летела в стороны, а тон теперь был сварливым и злым. — Но я не отчаялся, Лëшенька. Я дал им ещё один шанс, оставить меня в покое. Я предупредил этих мерзких, кожистых бледнолицых, что хочу побыть один! Велел им убираться прочь и оставить меня в покое! На пару веков, иначе мне придётся приняться за старое, придётся призвать своих детей, вновь захватить земной мир и снова устроить бойню! — чудовище отложило вязание и орало на Алексея, сверля кровавыми глазами. — Разве я много просил? А? Уголок. Один!  Захудалый! Уголок!

Алексей непроизвольно кивал и отползал назад, пока не упёрся в тьму, сквозь которую его тело не проходило.

— Но вы же никогда не думаете о других, верно? Вас интересуют деньги и какая-нибудь нора, пригодная для жилища, которую получится на них купить. Вы не станете думать о других себе подобных, которые пострадают от монстра, если поселятся в этом доме, верно?

— Нет, я, мы уйдём! Никому не скажем и не продадим дом!

Чудовище скрестило лапы на груди, подперев одной подбородок и уставившись куда-то во тьму.

— Видишь ли в чем проблема... Я это уже слышал совсем недавно. И я поверил. Я поверил! — заорало оно так, что волосы у Алексея встали дыбом.

— Я... Мы... Честно...

Чудовище сделало глубокий вдох и вернулось в кресло, снова принявшись за вязание. Очень скоро носочек был довязан.

— Посмотри, — оно протянуло пару полосатых детских носков Алексею, — правда, завораживает? Это же как жизнь, нить судьбы, ты берешь и вывязываешь что тебе захочется. Но вы рвете свои нити! — снова заорало оно и тут же спокойно продолжило: — Но такая прелесть, да? Данилу придутся впору. Грустно, когда вещь не используется.

Оно задумчиво постучало себя по щеке.

— Признаюсь честно, если бы не мальчик и этот чудесный узор носочков, я бы вас убил. Но мне так хочется увидеть, как они будут смотреться на его ножках...

— С-спасибо, — выдавил Алексей, крепко сжимая в руке спасительные носки и проклиная в душе прежних владельцев дома, втюхавших им дом за бесценок, зная про монстра.

— Убирайтесь. Я больше не желаю вас видеть в своём доме. — чудовище подлетело прямо к Алексею, так что он почувствовал запах мокрой шерсти и смрада изо рта: — Никого не желаю видеть, понятно? — процедило оно, сверкая краснотой глаз.

— Д-да, — сглотнул Алексей и в следующий миг оказался у кровати Данила.

Шкаф был плотно закрыт, но ему показалось, что он слышит мерный стук спиц из-за дверцы.

Утерев холодный лоб, он встал и поднял сына дрожащими руками. Данила сонно захлопал глазами, обвил его шею руками и снова уснул. Алексей потопал в спальню.

Жена дремала над книгой. Он пристроил сына в центре кровати, и осторожно забрал книгу. Вера зашевелилась и открыла глаза.

— Проснулся? — спросила она, указывая взглядом на Даню.

— Да, — Алексей лёг и приобнял жену, протянув руку над сыном.

— Завтра мы уезжаем.

Вера с улыбкой кивнула и снова заснула.

* * *

— Так почему вы продаёте дом? — девушка в салатовом костюме с алыми губами, представляющая риэлторскую фирму "Этажи" оторвалась от бумаг и выжидающе смотрела на Алексея.

— Аллергия, — соврал он, — на древесину.

Она недоверчиво хмыкнула.

— Нынешнее поколение — дети пластика, — зачем-то продолжил врать Алексей, — им не подходят натуральные продукты и воздух без химии, — он покрутил рукой: — вся эта цветочная пыльца, понимаете?

— Мы хотим сказать, — поддержала Вера, — что для детей тут не лучшее место.

— Ага, — протянула риэлтор. — Ну всё, сегодня начну показ, думаю, за такую цену уйдёт быстро. Вы остаётесь здесь или...

— Мы уезжаем! — хором ответили Алексей и Вера.

Девушка нахмурилась, скривила губы, изображая улыбку.

— Тогда мне будут нужны ключи.

* * *

— Может, нам не стоило его продавать, ты ведь сказал, что монстр разозлится? — Вера с беспокойством смотрела на Алексея.

— На нас он тоже разозлился, — раздражённо буркнул он в ответ, — но отпустил же? Даже носки мне подарил. И новых отпустит. Он на отдыхе, сам сказал. А нам где-то жить надо, мы же все деньги в этот дом вложили, сама знаешь.

Вера вздохнула.

— Ты прав. Но всё же мне не по себе.

— Всё будет хорошо, не волнуйся. Продадим дом и уедем отсюда подальше, никакой монстр не достанет, — он притянул к себе жену и крепко её обнял.

* * *

Чудовище раскачивалось в качалке, постукивая спицами и мурлыкая на ходу выдуманную нескладную песенку:

Как хорошо во тьме сидеть,

Вязать и петь, вязать и петь...

Судьбы нитями управлять,

Сплетать и рвать, сплетать и рвать...

Где-то за тьмой хлопнула дверь и послышались людские голоса. Чудовище прищурило глаза и издало раздраженный рык. Вмиг в лапах оказался сине-белый клубок, нить от которого тянулась куда-то далеко во тьму.

— Лëша, Лëша, думал, я отпущу тебя просто так?

Острый коготь подцепил нитку и разорвал её. Оторванный кончик почернел и начал осыпаться прахом.

Чудовище встало, потянулось и размяло лапы и хвост.

— Отдых отменяется, — пробасило оно, — сначала почистим мир.

А где-то далеко врачи скорой помощи не успели спасти мальчика в сине-белых носках.

— Нет, не сестры!

— У меня уже есть сестра!

— Мне не нужна еще одна сестра!

— Пусть она уходит!

— Она злая!

Анна вздыхает.

— Я с ней поговорю. Но и вы постарайтесь, мы теперь семья.

Девочки переглядываются, фыркают хором и выходят, не выпуская ладошки друг друга.

Анна откладывает шитье и глядит в окно. Падчерица сидит на скамейке у ворот и улыбается, щурясь на солнце. Милое личико можно назвать красивым, если бы не глаза — светло-сиреневые, с черной дужкой по краю, зрачки, кажутся мертвыми.

Анна старается гнать такие мысли, но ее девочка тоже пугает. Покладистая, Василиса безропотно выполняет все поручения, никогда не спорит и не ругается, но смотрит с такой злобой, что и слов не надо.

Анна понимает, что для падчерицы она с родными дочерьми чужие, и старается изо всех сил стать ей матерью. Но Василиса не дается, на вопросы не отвечает, в играх участвует нехотя, и есть всегда уходит к себе. Анна пыталась заставить ее хотя бы обедать за общим столом, но Василиса терпеливо высиживала всю трапезу вместе со всеми, так и не притронувшись к еде. А потом забирала свою тарелку и всё равно уходила в комнату.

— Оставь ты ее, она всегда нелюдимкой была, — говорил Михаил, новый муж. — Как Настасья преставилась, так Василиса и со мной разговаривать перестала. Думал, поженимся, сестры появятся, оттает. А нет, похоже не помогло. Да ты не переживай, четверо на одну не смотрят.

Но Анна переживала. А когда девочки стали жаловаться на сводную сестрицу, совсем отчаялась. Не проходило и дня, чтобы Маруся с Глашей не прибегали рассказать, как Василиса их снова напугала. То выскочит из-за угла, то бормочет что-то, то встанет и смотрит на них, ни слова не говоря, своими жуткими глазами. И девочки, как они говорили, каменели под ее таким взглядом, шевельнуться не могли. И казалось им, что они мертвые уже, как призраки. А другие люди их и не замечают, пока они под Василискиным взглядом стоят.

Два года прошло, как Анна с Михаилом поженились. С грустью она наблюдала, как Глаша с Марусей подурнели. Густые прежде волосы посыпались, пришлось обрезать и под косынку спрятать. Румяные щечки побледнели, пухлые прежде ручки и ножки стали как спички. То ли дело Василиса — с каждым днем как яблочко соком наливается, хорошеет. Даром что мала совсем, а мальчишки уже заглядываются, и глаза неземные их не пугают. Мила она со всеми, разговорчива. По дому одна управляется, и просить не надо, уже всё сделано. Анна только удивляться могла, как у нее времени и сил хватает все переделать.

Глаша с Марусей лежат весь день, только на солнышке греются, все так же избегая сводной сестрицы. А Василиса всё равно мимо пройдет, заботливо покрывало поправит, прохладного молока принесёт, улыбается. Только в ее улыбке Анне угроза мерещится. Оттаяла девочка, да Анна ее заботы теперь боится.

Время летит, девочки в девушек превратились. Глаша с Марусей как жерди, ни платья подобрать не получается, ни кос заплести. Деревенские их страшилами называют и просят пугалами в поле поработать, парни смеются, про замужество и речи нет. Озлобились девочки, и Анна с ними. А Василиса ласковой кошечкой всем мурлычет, губками алыми женихов завораживает, а замуж не спешит. Анна уж и рада от нее избавиться, всё ей кажется, что падчерица у ее девочек всю красоту и счастье забрала. Но упрямится девка, не пойду вперед старших, говорит, примета, мол, плохая.

Михаил дочь поддерживает.

— Правильно Василиса говорит, нехорошо это, вперед старших сестер. В девках потом останутся.

А сам собирается в другое государство надолго.

— Ты, Анна, с дочками к лесу в избу переезжай, пока меня тут не будет. Там рядом тетка Василисина живёт, помогать будет, если что вдруг случится.

Не хочет Анна к лесу, страшно, людей рядом нет. Но муж настаивает, мол, спокойнее ему так.

Новый дом очень большой, у каждой девушки своя комната. Рядом лес, воздух можно пить, такой он вкусный. Тишина, только птицы щебечут и ветер качает деревья.

Василиса повеселела пуще прежнего, в глазах ее временами что-то плещется, пугая Анну до холодной дрожи.

— Ах, матушка, можно я к нам тетушку позову? — просит падчерица, когда отец уехал.

Анна хмурится, слышала она про эту тетушку от деревенских, поговаривали, ведьма она страшная, людей ест.

— Не принято так, Василисушка, не моя она родня, а отца твоего дома нет. Вот вернется, там и позовем.

Молчит Василиса, только взгляд полыхает, того и гляди сожжет.

Уходит в свою комнату, прихватив тарелку с едой.

Анне совестно, впервые Василиса попросила о чём-то, а она отказала. Родных повидать девушка хочет, что в том плохого? Пошла она к ней в комнату, да и застыла возле двери. Слышит, как падчерица с кем-то говорит. И так жутко ей стало, неужто с головой плохо у Василисы? Но нет, слышится ещё голос, тихий, холодный да страшный:

— Не плачь, моя девочка, всё уладится, только меня с собой всегда носи.

Анна обмерла, шевельнуться боится, волосы на голове движутся. С кем Василиса говорит? Может, она ведьма, как её тетка?

— Посмотри-ка за дверь, милая! — слышится снова страшный голос.

Не успела Анна уйти, дверь распахнулась и Василиса встала перед ней, сверлит глазами, а в зрачках настоящее пламя полыхает.

— Что вы хотели, матушка? — сама говорит, улыбается, только улыбка та недобрая совсем, руки в бока, а из кармана платья виднеется маленькое сморщенное личико куклы, с такими же, как у Василисы, глазами.

— Я... Я прощения попросить хотела, — шепчет Анна, а сама пятится. — Зови тетушку, доченька, неправа я была.

А сама думает, куда бы уйти, как спастись. Не сулят добра взгляды двух пар глаз.

— Спасибо, маменька, сейчас же в лес пойду, тетушке добрую весть сказать.

— Иди, доченька, иди! А мы пока с девочками обед приготовим, гостью встречать.

Только Василиса за ворота, как Анна дочек родных собирает.

— Уходим, родные, скорее, пока Василиса не вернулась! В село, к людям, под защиту батюшки. Сердце у меня не на месте, чувствую, беда будет.

Глаша с Марусей быстро собрались, но как только во двор вышли, видят, скачет красный всадник на большом коне, жаром дышит, после него одна зола остается. Анна дочек обняла, стоят, не знают, что делать. Всадник вокруг дома три круга проскакал и исчез. А земля за воротами дымится, и шагу по ней ступить нельзя.

— Что это, матушка?

— Что теперь?

Девушки смотрят на Анну, она бежит к колодцу, воды набирает, землю поливает, сверху дрова кладет, мост делает, чтобы черную полосу перейти.

Дочки помогать кинулись, да сил у них нет, слабые совсем. А тут новый всадник скачет — черный, на черном коне. Не успели они спрятаться, как он тоже вокруг двора три раза обернулся и темнота наступила непроглядная.

— Где ты, матушка? Маруся?

— Глаша! Матушка,

Кое-как друг друга во тьме нашли, еле в дом смогли вернуться, сели втроем у двери и ждут, сами не зная чего, молитвы читают и плачут.

Сколько времени прошло, неизвестно. Только слышится скрип, треск, и видят они Василису. Идет девушка, в руках кол несет, а на кол тот череп человеческий насажен, да не простой, живой. Скалится, а из глазниц пламя светит ярче светильников.

— Василисушка! — плачет Анна. — Помоги, страшное тут творится! Злое!

— Мы не творим зла и чужды всему злому, потому что не ведаем зла, — отвечает череп и смотрит на Глашу, а из глазниц огненный ручей прямо в девушку перетекает.

— А-а-а, — кричит Глаша, закрывает глаза руками, но поздно, искры пляшут на щеках, съедают кожу, бегут по телу, оставляя после себя одни черные кости.

— Глаша! — кричит Маруся, а череп уже на нее глядит, огненной рекой поливает.

— За что? — кричит Анна, когда от дочерей только кости остались, а череп в ее сторону поворачивается.

— У бога спрашивай, матушка. Я лишь волю исполняю. Сначала маменькину, теперь тетушкину. Напрасно ты за папеньку пошла, напрасно мне матерью быть хотела. Маменька никуда не ушла, со мной она всегда, а ты ее место заняла.

С этими словами достала она куколку из кармана. Сморщенное личико глядит на Анну сиреневыми мертвыми глазами, улыбается.

— Спасибо тебе за заботу, — говорит, — теперь мы сами справимся.

Чувствует Анна, как жжет её огонь дьявольский, раздирает сначала кожу, а потом и мясо. Кричит, умирая в мучениях страшных. А за воротами новый всадник скачет, белый. Светло стало, день ясный. Василиса черные кости собирает да за домом закапывает. Куколку сажает за стол, на мачехино место. Скоро и тетушка прилетит, жениха искать будут. Пора, засиделась в девках.

— Мужа будем из царской семьи брать, — скрежещет куколка. — Такую красоту как ты, Василисушка, только царевичу доверить можно.

Тетушка мужа племяннице быстро привела. Видит царевич девушку красоты неземной, сердце от любви обрывается.

Василиса скромно взгляд опускает.

Тетушка невесту нахваливает:

— Красивая, работящая, добродетельная. Никогда никому дурного слова не скажет, зла не сделает, настоящий ангел.

— Ангел, — соглашается царевич, берет невесту под руки и везет в свой дворец.

И куколка тут же. Куда без маменьки, кто сироту защитит?