JobBobPuk

В 2014 году в небольшом городке во французских Пиренеях умер Александр Гротендик, один из самых выдающихся ученых XX века, человек, изменивший математику так, как никто до него. Ему было 86 лет, последние 25 из которых он прожил в уединении, писал, практиковал медитацию и пас коз. Лауреат математических премий Филдса и Крафорда, он сжег некоторые рукописи и запретил публиковать свои работы.

Честный мальчик, не знавший запретов

Жизнь Александра Гротендика, великого ученого ХХ века, удивительна так же, как его происхождение. У него много лет не было гражданства ни одной страны мира. Он стал одним из основателей Института высших научных исследований (IHÉS), входил в загадочное общество французских математиков Бурбаки, дал импульс развитию алгебраической геометрии на годы вперед и получил медаль Филдса в 1966 году — в общем, сделал достаточно, чтобы вписать свое имя в историю математики XX века.

Его жизнь драматична, как и его решение покинуть математическую среду — и то и другое было предопределено обстоятельствами его судьбы, происхождения и взглядов.

Александр Гротендик родился в Берлине 28 марта 1928 года. Его отец, Саша Шапиро, родом из небольшого городка Новозыбкова, был профессиональным революционером. Как и многие еврейские юноши в начале ХХ века, Шапиро активно занимался политикой: был анархистом и яростно боролся с самодержавием в 1905 году. Был арестован, сослан, сидел в тюрьмах, несколько раз сбегал, во время одного из арестов лишился руки. Это был пламенный человек с большой харизмой. В 1914 году он провел год в одиночной камере, в 1917-м был освобожден как герой революции, но анархистские взгляды развели его с большевиками.

В 1921-м Шапиро оказался в Париже, где вращался в кругу Нестора Махно, дружил с художниками и писателями. В начале 20-х годов перебрался в Берлин, где встретил Ханку Гротендик из Гамбурга, голландку из состоятельной протестантской семьи. У обоих были дети от предыдущих браков, а Ханка была замужем, но это никого не смутило.

С 1926 года Саша Шапиро и Ханка Гротендик начали жить вместе. Он работал уличным фотографом (для анархиста работать на эксплуататоров было неприемлемо), но мечтал о литературе. Ханка в 20-е годы писала для левых газет Гамбурга.

Официально оформлять отношения по государственным правилам анархисты Шапиро и Гротендик не стали, так что, когда у них родился Александр-младший, ему досталась фамилия матери, а не еврейская фамилия отца. В будущем это спасет ему жизнь.

После прихода нацистов к власти родители Шурика (так его называли дома) переехали во Францию. В 1934-м они отправились воевать с фашистами в Испанию, дочку сдали в интернат, а сына отправили в Гамбург. Шурик стал одним из приемных детей пастора-антифашиста Вильгельма Хейдорна.

Жена Хейдорна Дагмар в мемуарах напишет, что Александр был мальчиком свободным, абсолютно честным и не знавшим запретов. За пять лет у Хейдорнов, у которых было четверо своих детей и несколько приемных, Гротендик получил лишь несколько писем от матери и ни слова от отца.

Разлука с родителями была для него очень болезненной. Жизнь в доме со строгими устоями после предельно либеральной атмосферы собственной семьи тяготила мальчика. Тем не менее Александр сохранит связи с Хейдорнами на всю жизнь: будет им писать и навещать в Гамбурге.

В 1938 году, как напишет Гротендик в автобиографии «Урожаи и посевы», он впервые почувствовал очарование математики. Особенно ему нравилась геометрия, окружность он находил совершенной. Когда ему исполнилось 11, оставаться в Гамбурге стало небезопасно: черты лица выдавали в нем еврея.

Хейдорн переправил его в Париж, где его встретили родители. Но война пришла во Францию, семью интернировали: Шапиро погиб в Освенциме в 1942 году, а Ханку и Александра отправили в лагерь для интернированных немцев — об этом Ханка написала автобиографический роман «Eine Frau».

В лагере Александру разрешили посещать лицей в соседнем городе. В лицее его, плохо говорившего по-французски, принимали за немца, часто били. Однажды Шурик сбежал из лагеря, решив убить Гитлера, но его поймали. Благодаря связям Ханки Шурика удалось вытащить из лагеря и переправить на юго-восток Франции, в Пиренеи (запомните это): там, в городке Шамбон-сюр-Линьон, швейцарская благотворительная организация втайне от нацистов прятала еврейских детей. Они жили в пансионе Foyer Suisse и посещали частную школу Collège Cévenol. Во время нацистских рейдов Шурику приходилось прятаться в лесу и проводить там по несколько дней без еды и воды.

После освобождения из лагеря Ханка перебралась в Монпелье и нашла сына. В 1945-м Александр получил аттестат зрелости и поступил на математический факультет Университета Монпелье.

Дерзкий, юный, гениальный

Студентом Гротендик был, что называется, блестящим, но не без странностей: курс астрономии не сдал вовсе, теоретическую механику — посредственно, но зато блистал в абстрактных математических дисциплинах. Лекции он посещать перестал, так как решил, что они не соответствуют его уровню ожиданий. Вместо этого он самостоятельно занялся проблемами длины, площади и объема и заново открыл теорию интеграла Лебега.

Когда в 1948-м Гротендик приехал в Париж, чтобы продолжить учебу, с собой у него было рекомендательное письмо от преподавателя математического анализа в Монпелье. Гротендик явился на семинар «бурбака» Анри Картана в Высшую школу, где его открытие теории меры Лебега произвело впечатление.

Картан принял Гротендика, двадцатилетнего выпускника провинциального вуза с плохим французским, в свой семинар. Гротендик быстро восполнял пробелы в образовании. Семинар был полон идей, а Франция тогда была одной из ведущих математических держав мира. Трудолюбие и талант Гротендика оценили по достоинству, он получил уважение и поддержку старших коллег. Впоследствии он будет вспоминать о годах в Париже как о чудесном времени.

Сохранились воспоминания о том, как вел себя Гротендик на семинаре Картана

Эмиль Борель, будущий знаменитый математик, которому тогда было чуть за двадцать, болтал с Шарлем Эресманном, звездой французской математики. Молодой человек подошел к Эресманну и без предисловия спросил: «Вы специалист по топологическим группам?» Эресманн, не желая показаться нескромным, ответил, что да, он кое-что знает о топологических группах. Молодой человек настаивал: «Нет, мне нужен настоящий специалист!»

В 1949-м, в 21 год, Гротендик переехал в Нанси, один из центров математической французской мысли: там работали несколько членов общества Николя Бурбаки. От одного из них, Лорана Шварца, он получил 6 (в других источниках — 14!) нерешенных задач, каждая из которых тянула на диссертацию. Александр Гротендик решил их все, с блеском защитил диссертацию «Топологические тензорные произведения и ядерные пространства». В 22 года он стал звездой французской математики.

В 1950 году Гротендик работал временным научным сотрудником в CNRS (Национальном центре научных исследований), откуда его уволили три года спустя как апатрида (человека без подданства). Для получения французского гражданства он должен был отслужить в армии. Но Гротендик — сын своих родителей, беженец, полуеврей и убежденный пацифист — отказался.

Он даже думал устроиться плотником (это многозначительная профессия), чтобы прокормить мать, но его пригласили работать за границу.

Неравенство Гротендика

В 1953-м Гротендик уехал в Бразилию, оттуда перебрался в США; работал в Канзасе и Чикаго. Его работы по топологическим векторным пространствам до сих пор значимы в физике и вычислительной математике: они устанавливают связь между неравенством Гротендика и парадоксом Эйнштейна — Подольского — Розена в квантовой физике.

В те годы Александр увлекся топологией и алгебраической геометрией — работы в этих областях его и прославили. В 1956 году Гротендик вернулся во Францию: в 1957-м от лагерного туберкулеза умерла его мать, и он тяжело переживал ее уход.

Он женился (от первого брака у него будет трое детей), в 1958 году стал профессором в Институте высших научных исследований (IHÉS). Он много и плодотворно работал: совместно с математиком Серром Гротендик ввел несколько понятий, которые перевернули развитие алгебраической геометрии.

Его называли чуть ли не главным теоретиком математики ХХ века, классическим автором больших идей

В 1960-е годы Гротендик возглавил работу коллектива математиков над двумя огромными монографиями — «Основания алгебраической геометрии» (1774 страницы, совместно с Жаном Дьёдонне), ее впоследствии назовут «Евангелием от Гротендика», и «Работы семинара по алгебраической геометрии» (6521 страница!). «Работы» будут выходить в 1960–1969 годах в нескольких томах.

Роль Гротендика здесь, безусловно, самая важная: он не только автор всех текстов, но и их идеолог и вдохновитель. В 1966 году за эти работы Александру Гротендику будет присуждена Филдсовская премия.

Был ли Гротендик самым великим математиком XX века, сказать невозможно. Но он был, наверное, единственным, к кому сообщество математиков (не целиком, но многие) относилось как к божеству. Он мыслил фундаментально, привнеся в математику новый стиль, и очень сильно отличался от других.

«Наш гений свихнулся»

Гротендик был человеком с активной гражданской позицией — радикалом, пацифистом и нонконформистом — и действовал в соответствии со своими убеждениями.

В 1966 году Александр Гротендик отказался приезжать в СССР на математический конгресс, где ему должны были вручать Филдсовскую премию: он был возмущен процессом Синявского и Даниэля. Противник войны во Вьетнаме, в 1967-м он отправился туда читать лекции студентам эвакуированного в джунгли Ханойского университета. Эти поступки принесли ему, кроме математической известности, славу радикала.

Наступил 1968 год, студенческие волнения охватили Париж. Гротендик был поражен, что часть его коллег поддержала не бунтующих студентов, а буржуазное правительство. В мае 1968 года он приехал в Прагу защищать Пражскую весну, оттуда — в Париж. Но ему 40, а молодым анархистам 20, и, несмотря на схожесть взглядов, профессора не приняли за своего.

В 1969-м наступает кульминация: Гротендик узнал, что Институт высших научных исследований, его любимое место работы, финансируется военными

Для пацифиста это было неприемлемо. Он стал всюду видеть лицемерие и ложь — замечал, что знаменитые профессора воруют идеи у студентов, а работы молодых ученых не допускают к публикации. Это возмущало Гротендика и в конце концов отвратило от научной среды. Мир стал представляться ему насквозь прогнившим местом.

В 42 года он развелся с женой, перестал печатать труды по математике («Работы семинара» останутся незавершенным изданием). В 1971 году он получил французское гражданство и престижную позицию в Коллеж де Франс, а через год выяснилось, что вместо курса математики профессор читает лекции «Нужно ли вообще продолжать научные исследования?».

Он уехал в Монпелье, пытался преподавать в университете, но и там его многое удручало. Удалившись из науки, Гротендик продолжил заниматься математикой, биологией, писать мемуары. С новой женой и соратниками он создал коммуну. Занятия математикой Гротендик чередовал с медитацией, иногда совмещая их (позднее он опишет свои занятия как «йогу Римана — Роха — Гротендика».) Выступал за закрытие атомных электростанций, вместо того чтобы доказывать новые математические теоремы. О нем говорили: «Наш гений свихнулся».

В 1988 году ему присудили премию Крафорда (вместе с Пьером Делинем), но Гротендик от нее отказался.

В 1984 году он сделал попытку вернуться в большую науку и опубликовал «Эскиз программы» — математический текст, содержащий несколько новаторских идей, например исследование римановых пространств с помощью теории «детских рисунков». Но CNRS не предоставил ему места профессора.

Теория «детских рисунков» тем не менее дала начало целой ветви исследований. В 1985 году Гротендик закончил 929-страничное автобиографическое произведение «Урожаи и посевы», но ни одно издательство не отважилось его опубликовать. Несколько копий Гротендик отправил своим друзьям и ученикам.

В 1991 году он переехал в деревню Лассер в Пиренеях, где подрабатывал пастухом и сторожем (один из самых знаменитых ученых мира) и отказывался поддерживать какие-либо социальные связи.

В деревенский дом Гротендик привез коробки бумаг, написанных после 1970 года, когда он перестал печататься. В 1991 году он отдал пять из них своему ученику Жану Маглуару на хранение, но в 2010 году запретил публикацию содержащихся в них записей (коробки хранятся нетронутыми в университете Монпелье). В 2010 году любимому ученику Люку Иллюзи Гротендик написал, что полностью запрещает распространение, электронное или бумажное, всех своих работ.

Это очередной поразительный поступок, подобного которому не знала мировая наука: известный ученый полностью порвал с научным сообществом, совершенно удалился от мира, жил один в небольшом доме в крохотной горной деревне. И писал.

Математик Александр Гротендик скончался 13 ноября 2014 года в больнице Сен-Жирона, городка в предгорьях Пиренеев, в возрасте 86 лет.

Был ли Гротендик сумасшедшим? Молва всегда стремится заклеймить как чудака или умалишенного того, кто не подпадает под общепринятые определения, не стремится к славе, карьере, живет отшельником, бежит от общества. Несомненно одно — Александр Гротендик был выдающейся личностью, обладал большим талантом и жил так, как считал нужным.

https://mel.fm/istorii/8147623-alexander_grothendieck

…Был самый конец 1918 года. Голод и холод сковали страну, раздираемую гражданской войной. У камина в своей усадьбе Холомки, что под городком Порховом на востоке Псковщины, немолодой князь перебирал листы, исписанные цифрами и формулами. Позвал дочь: «Соня, поди сюда!» Княжна – кудрявая, чернобровая — вопросительно посмотрела на отца. Тот подержал пачку бумаг в руках, как бы взвешивая, помедлил — и положил её в огонь.

Пламя тоже помедлило, расступилось перед этими листами, но вскоре верхние из них стали чернеть, съёживаться и обращаться в пепел. Отец и дочь смотрели в огонь. «Знаешь ли, Соня, что это было?» — спросил князь. Та молча помотала головой. «Это были плоды моих бессонных ночей, и сначала я думал, как отшлифовать моё изобретение, а потом – как его уничтожить без следа», — сказал он.

Только потом, спустя многие годы, после смерти отца, на чужбине, княжна поняла смысл этих слов. Возможно, тот миг спас миллионы жизней, которые могли стать жертвой нового оружия.

Княжна-цокотуха и паук-большевик

Князь Андрей Григорьевич Гагарин, первый ректор и фактически создатель Санкт-Петербургского Политехнического института, профессор, инженер и изобретатель, сжёг эти бумаги абсолютно осознанно.

Его дочь Софья Андреевна рассказывала художнику Владимиру Милашевскому, одному из частых гостей Холомков, что отец её сделал крупное изобретение, которое, по его словам, могло принести смерть и страдания людям, поэтому он, как честный человек и христианин, решил уничтожить свой труд, чтобы он не попал в руки военных.

Некоторое время Милашевский хранил тайну Гагариных, но потом, уже после отъезда княжны из усадьбы, рассказал о ней товарищам по несчастью, с кем делил стол и кров в Холомках. Усадьба Гагариных была национализирована практически сразу, но семье князя позволялось в ней жить до 1924 года, а к Гагариным добавилась ещё целая толпа «обломков» Серебряного века, покинувших голодный Петроград и перебравшихся в Холомки в «Народный дом имени тов. Ленина» — таков был официальный статус усадьбы.

Среди обитателей этой коммуны (она называлась Художественной колонией и просуществовала два года – с 1920 по 1921) были и Осип Мандельштам, и Корней Чуковский, и вышеупомянутый Милашевский, и Михаил Зощенко, и Владимир Ходасевич, и Николай Радлов, и другие представители творческой интеллигенции.

Любопытно, что именно здесь Чуковский написал опубликованную только в 1924 году «Муху-цокотуху» — возможно, глядя на княжну Софью.

Девушка была хорошенькая и не робкого десятка: когда началась Первая Мировая, Софья прошла курсы сестёр милосердия и верхом, вброд через реку Шелонь, отправлялась работать в больницу усадьбы Строгановых, а революционных грабителей она отпугивала личным браунингом – семейные ружья, хранившиеся в петроградской квартире, были у Гагариных отобраны.

Неудивительно, что именно Софье Андрей Григорьевич показал процесс уничтожения рукописи. Княжна, с одной стороны, заведовала «Народным домом» от Порховского уисполкома (уездного исполкома), с другой – не могла примириться с новой властью, разметавшей её семью: отец умер, пятеро братьев кто погиб, кто эмигрировал, они с матерью всё время жили под страхом выселения из дома и кормились на скудную уездную зарплату Софьи.

Керосин для Рюриковича

Что именно сжёг профессор Гагарин? Доподлинно этого мы уже не узнаем – рукопись хранилась в единственном экземпляре. В Первую мировую войну князь заведовал отделом оптики в техническом артиллерийском комитете – ведь он был артиллеристом по образованию. А в молодости очень увлекался прикладной астрономией.

Внук князя А.Г. Гагарина, профессор Технического университета Андрей Петрович Гагарин, много занимался наследием деда, когда оно стало доступно. К сожалению, Андрей Петрович умер в 2011 году, но о семейной легенде мы успели у него спросить:

— Я не могу точно сказать, что именно дед сжёг тогда в камине, об этом не сохранилось достоверных сведений, и все разговоры на эту тему – только предположения. Он был изобретателем, но, судя по многочисленным публикациям, не в области лазеров. У него очень хорошо получались разные механические приспособления, например, так называемый «пресс Гагарина». Но период жизни деда после Октябрьской революции плохо известен. Неудивительно, что мы что-то можем не знать о том смутном времени».

В пользу того, что Гагарин был занят чем-то очень важным, свидетельствует особое внимание, которое уделял ему Ленин.

Глава новой страны вовсе не страдал сентиментальностью по отношению к «бывшим» — известна его безжалостность к представителям непролетарского населения. А тут он вдруг оставляет князю дом (пусть и формально национализированный), пишет «охранную грамоту», по которой Гагарина и его семью нельзя брать в заложники, более того, предписывается «давать ему керосину необходимое количество для его занятий», которые Ленин считал «для Республики полезными». Ждал вождь трудового народа, что князь из рода Рюриковичей (как утверждают его биографы) разработает для Красной Армии нечто очень ценное.

Но «Охранная грамота» была выдана Андрею Григорьевичу только в январе 1920 года, тогда как описываемый труд полетел в камин намного раньше. Увы, сам Андрей Григорьевич очень недолго пользовался «охранной грамотой» — в том же 1920 году он скончался, прожив всего 65 лет, и был похоронен неподалёку, у церкви в селе Бельское Устье, рядом с полностью разорённой соседской усадьбой. А дворец, из которого в 1924 году были выселены остатки гагаринской семьи – княжна Софья и княгиня Мария Дмитриевна, — на долгие годы забыл о прежних хозяевах.

Холомки нихт капутен

Сейчас в Холомках снова людно. С 2006 года здесь шла работа – приводили в порядок дворец. Его взял на баланс Политехнический институт (ныне университет) – тот самый, у истоков которого стоял князь Гагарин. Теперь здесь Учебно-исторический заповедник «Усадьба А.Г. Гагарина «Холомки»». Здание полностью восстановлено и выглядит блестяще.

Это далось нелегко: за годы бесхозности там пострадала крыша, по всем углам текло, стены стали крошиться, поскольку, как потом выяснилось, и водоотведения нормального не было. До полной заброшенности в доме был детский санаторий, но здание никогда не ремонтировалось капитально, денег на обслуживание выделялось в обрез.

Увы, кирпич дворца был не лучшего качества от рождения: ведь Гагарин построил здание всего за один год перед Первой мировой. Для местных кирпичных заводиков это было большой удачей – такой заказ сразу. Вот и гнали количество в ущерб качеству. Увы, князь, отлично надзиравший за строительством здания института, не доглядел за собственной усадьбой.

Проект выполнил дальний родственник Гагарина – архитектор Иван Фомин, который тогда ещё не стал знаменитым. Здание в неоклассическом стиле получилось строгим и величественным, прекрасно вписалось в пейзаж сосновых холмов над Шелонью, но прочностью не отличались. Ещё десять лет назад, глядя на погибающий дом, не верилось, что немецкую оккупацию он пережил целёхоньким.

Старые сотрудники бывшего санатория, которые по-прежнему живут в послевоенных домишках на территории усадьбы, рассказывают, что в самый разгар разрухи приезжали два старика – бывшие лётчики «Люфтваффе».

Они показывали старые снимки, где люди в немецкой форме стояли на ступенях дворца, — здесь был госпиталь. Потом, качая головой, старики сказали, глядя на разрушающееся здание: «Холомки капутен! Вы сделали то, что нам не удалось».

Возможно, сейчас эти старики порадовались бы, увидев возрождённое здание. Политех помнит своего ректора, а нам всем, возможно, стоит быть благодарным князю Гагарину за то, что научные и государственные амбиции в нём не одержали верх над человеколюбием.

Современники слышали, но не уверены

Научный сотрудник Учебно-исторического заповедника Любовь Сорокина здесь с самого начала восстановления. Теперь она водит экскурсии – как ни странно, сюда едут, причём в основном школьники. Устраивает детские праздники, но обязательно с экскурсом в историю Гагариных, оформила что-то типа усадебного музея, участвует в создании краеведческих сборников – и всё это за зарплату меньше 8 тысяч. Любовь Сорокина тоже, разумеется, знает о легендарном сжигании бумаг.

— Известно, что Андрей Григорьевич Гагарин был в высшей степени порядочным человеком, он и из ректоров был уволен за то, что не сдал жандармам организаторов студенческих беспорядков в Политехе. Видимо, он понял, что его изобретение могло нанести человечеству страшный вред, поэтому поступил как настоящий ученый и верующий человек.

***

Возможно, именно пересказ немногого, что знала княжна Софья Андреевна об этой истории, стал основой фантастического, на первый взгляд, произведения «Гиперболоид инженера Гарина» (1927). Алексей Толстой, будучи абсолютным гуманитарием, не мог легко придумать смертоносное оружие — он ссылается на изобретателя подобной «штуки», якобы умершего в Сибири.

Судьба княжеской семьи

Княгиня Мария Дмитриевна Гагарина, урождённая Оболенская, вела дневник – он был опубликован в 2014 году Политехническим университетом. Еще четырнадцать лет после смерти мужа она жила в России, пока в 1934 году её не выкупили за огромные деньги у новой власти сыновья Сергей и Григорий — княгиня смогла уехать в США, где и умерла в 1946 году.

Рукопись была выкуплена из частной коллекции тогдашним губернатором Псковской области Андреем Турчаком, когда коллекционеры выставили документ на продажу и издана отдельной книгой. В книге приведено репринтное воспроизведение страниц дневника и расшифровка текста, не всегда хорошо читаемого.

К сожалению, это только часть дневников княгини, с октября 1917 года по 12 мая 1918-го, где остальные части — пока никто не знает. Княгиня описывает трагические события вокруг усадьбы и в Петрограде: «Мне сдаётся, что бедная Россия теперь как корабль, потерпевший крушение, понемногу глубже и глубже тонет в пучине, а мы все барахтаемся кругом на случайных обломках, которые носятся по волнам по воле стихии. Холомки такой обломок, пока ещё довольно устойчивый, но, конечно, каждую минуту волна может и его захлестнуть, а может, с Божьей помощью, и выкинуть на берег!».

В семье было шестеро детей. Старший, Андрей, сначала учился в отцовском Политехе. После революции 1905 года уехал учиться в Германию, вместе с младшими братьями Сергеем и Львом. Участвовал в Первой Мировой войне. Остался в России и уже в 1923 году был первый раз арестован ОГПУ «в связи с отказом сотрудничать». После череды арестов и ссылок был расстрелян в 1937 году.

Второй сын, Сергей, окончив всё тот же Политех, служил в Министерстве иностранных дел. Ему удалось уехать с семьёй в Париж, оттуда — в США. Погиб в 1941 году от несчастного случая в своём доме. Третий сын, Лев, был военным, через Крым выбрался из России, но умер в Константинополе от тифа в 1921 году.

Четыре дуба, уцелевших от аллеи, которые посадил А.Г. Гагарин.

Единственная дочь Гагариных Софья некоторое время была главным хранителем родительского имения в Холомках. В 1924 году её с матерью оттуда выселили, а в 1927 году ей удалось уехать в США — при участии личного друга Сталина Авеля Енукидзе, который помог многим «бывшим» покинуть Советскую Россию.

Софья сумела вывезти очень много семейных документов – теперь их хранят потомки её племянников (своих детей у княжны не было). Четвёртый сын, Григорий, тоже военный, был приговорён к расстрелу после покушения Фанни Каплан на Ленина, но ему удалось бежать на оккупированную немцами территорию и оттуда уехать в США.

Младший сын Гагариных, Пётр, во время революции ребенок, позже учился и работал в Ленинграде. В 1935 году большевики приговорили его к ссылке в Казахстан, а в 1938-м расстреляли. Его сын, Андрей Петрович — стал профессором Политеха.

ОКНА РОСТА — красная сатира и агитаци

я

«Моя работа в РОСТА [Российское телеграфное агенство — прим. авт.] началась так: я увидел на углу Кузнецкого и Петровки (…) первый вывешенный двухметровый плакат. Немедленно обратился к заву РОСТОЙ, тов. Керженцеву, который свёл меня с М. М. Черемных — одним из лучших работников этого дела. Второе [совместное с Черемных] окно мы делали вместе. Дальше пришёл И. Малютин, а потом художники: Лавинский, Левин, Брик, Моор, Нюренберг и другие…». Так Маяковский устроился работать в плакатный отдел РОСТА — сочинял доступные широкой публике сатирические стихи и рисовал плакаты о последних сводках с фронта.

В 1919—1921 гг. москвичи могли увидеть творчество РОСТА на витринах бывших магазинов, только теперь вместо рекламы папирос и печенья там висело: «Герой труда — для буржуев удар!», или (во время советско-польской войны): «Украинцев и русских клич один — не будет пан над рабочими господин!». А вот ещё, на излёте борьбы с белыми: «Что делать, чтоб сытому быть? Врангеля бить!»

Дело шло хорошо. Художники работали от зари до зари, рисовали вручную, и уже в 1920 году выпускали по несколько плакатов в день. А затем Гражданская война закончилась, и ОКНА РОСТА остались в прошлом — на своё законное место на витринах вернулась торговая реклама.

Маяковский и Родченко — «реклам-конструкторы»

И пускай писатели считали рекламу делом чуть ли не недостойным, и пускай Борис Пастернак называл такие стихи «бессодержательностью», Маяковского это не смущало. Он относился к рекламе как к искусству, которое оказывает действенную помощь людям. «Ни одно, даже самое верное дело не двигается без рекламы», — говорил он. И первым из больших поэтов ворвался в рекламу.

В 1923 году Маяковский познакомился с Александром Родченко — талантливым художником-плакатистом. Они основали неофициальный дуэт «реклам-конструкторов» и начали творить для Моссельпрома, Резинотреста, Чаеуправления, Госиздата, Ленгиза, ГУМа и прочих предприятий. Поэт писал веселые, хлёсткие и императивные слоганы, а художник оформлял их в оригинальном и незабываемом конструктивистском стиле. Советский плакат тех лет с «лесенкой» Маяковского ни с чем не перепутать.

Особенно удачным получился слоган для разных товаров треста «Моссельпром» — «Нигде, кроме как в Моссельпроме» — папиросы, хлеб, масло, пиво, квас и лимонад, макароны и колбасы, кофе и какао, конфеты и шоколад… Всё, что производил трест.

За несколько лет работы «реклам-конструкторы» создали около полусотни плакатов, сотню вывесок, фантиков и упаковок. Брали при этом немало по советским меркам (до 200 рублей за плакат), но слишком мало, если бы речь шла о рекламе в капиталистическом обществе. Маяковский признавался: «За «Нигде, кроме» я получил три рубля. Это в Америке за такие строчки платят сотни и тысячи долларов. У нас все должны честно получать за свой труд».

Не забывал поэт и о Гражданской войне. На фантиках карамели «Красноармейская звезда» красовались строки: «Вздумалось лезть генералу Деникину — красноармеец Деникина выкинул», или: «Врангеля шлют помещики вскоре — скинули Врангеля в Чёрное море».

От торговой рекламы середины 1920-х Маяковский перешёл к социальной. Писал «санитарные стихи» — «Мой руки», «Сор — в ящик», «Товарищи люди, будьте культурны, на пол не плюйте, плюйте в урны»; «То, что брали чужие рты, в свой рот не бери ты»… Поэт призывал не опаздывать на работу, проветривать комнату перед сном, мыть руки, бросить курить, пить. Участвовал в кампании за трезвость:

Алкоголики, —

воспряньте!

Неуместна

ваша паника!

Гляньте —

пиво хлещет

анти-

алкогольная компанийка.

В 1930 году Маяковский представил на выставке «20 лет работы» своё наследие, в том числе афиши и плакаты. Словно предчувствовал, что настало время подводить итоги. Из трёх залов один был полностью занят рекламой.