
IcyBarmaleika
Петиция
Женщины просят запретить мужчинам пить пиво, рыбачить и смотреть порно
Запой
Ребята, девчата, кто был?
Очень хорошо и понимаю, что это тупик
Вахта, потом в него
Потерял жену, дочек, не выкарабкаться, вроде не слабак, но поплыл
Скажите кроме обращения к наркологу, понимаю, что отказ от водки, но кто прошёл, как проще выйти прошу вас
Заложники безумной ночи
Офисный планктон, обычно серый и безликий, в эту ночь преобразился в похотливую стаю. Корпоратив вырвался из-под контроля, словно джинн из бутылки дешевого виски. Сначала робкие танцы под "Руки Вверх" сменились откровенными ласками в темных углах.
Секретарша Леночка, обычно краснеющая от любого комплимента, теперь извивалась на коленях у начальника отдела продаж, словно змея, околдованная дудочкой фаллоимитатора. "Ой, какой вы… сильный," - прошептала она, задыхаясь, и ее голос тонул в оглушительном биении клубной музыки.
Бухгалтерша Ирина Петровна, мать двоих детей и хранительница семейного очага, целовала взасос программиста Васю, чья девственность трещала по швам, словно старый диван под весом похоти. "Ты мой маленький алгоритм счастья," - хрипела она, срывая с него рубашку.
В туалетах, на столах, в кабинете директора - везде кипела жизнь, пропитанная запахом дешевого алкоголя и животной страсти. Мораль была выброшена в окно, словно ненужный мусор. Корпоратив превратился в оргию, где каждый утолял свой первобытный голод.
Директор, обычно грозный и непоколебимый, валялся под столом, обнимая ножку стула, словно возлюбленную. Его галстук, символ власти и успеха, теперь болтался на люстре, как повешенный неудачник. "Я… я король мира!" - бормотал он, пуская слюни, и его слова звучали жалко и нелепо.
В углу, под мерцающим светом диско-шара, развернулась настоящая драма. Молодой стажер, вчерашний студент, пытался отбиться от напора разгоряченной кадровички. "Ну, котик, не ломайся," - ворковала она, запуская свои когти в его волосы, - "Сегодня ты сдашь свой первый экзамен по взрослой жизни!" Он отбивался, как мог, но ее опыт был сильнее, а ее страсть – неутолима.
Кульминацией этого безумного шабаша стал стриптиз от главного инженера. Его пузо, обычно скрытое под строгим костюмом, теперь тряслось в такт музыке, вызывая то смех, то восхищенные вздохи. "Вот она, сила русского инжиниринга!" - провозгласил он, срывая с себя последние остатки приличия, и зал взорвался аплодисментами.
Утро наступило внезапно, как удар обухом по голове. Похмелье терзало тела и души, а стыд полз по венам, словно яд. Вчерашние любовники отворачивались друг от друга, пряча глаза. "Что это было?" - витал в воздухе невысказанный вопрос, но никто не решался произнести его вслух. Корпоратив закончился, оставив после себя лишь осколки разбитых надежд и горький привкус разочарования. Но в глубине души каждый знал: эта ночь навсегда останется в их памяти, как напоминание о том, что даже в самом сером и унылом офисе может вспыхнуть искра безумия.
Случай в магазине
Холод кафельной плитки обжег сквозь тонкую ткань брюк. Пятерочка. Символ сытости, достатка, надежды на вечерний чай с печеньем, вдруг обернулся кошмаром. Липкий, предательский ужас сковал движения, парализовал волю.
Она стояла, прислонившись к стеллажу с подсолнечным маслом, и казалось, время остановилось. Мир вокруг – шум тележек, гул голосов, звон кассы – превратился в невыносимый, давящий гул. В глазах защипало от слез. Слезы стыда, бессилия, отчаяния.
Ведь еще утром она была полна сил и планов. А сейчас… сейчас она – сломленная, униженная женщина, запертая в клетке собственного тела и страха. Как выйти? Что сказать? Куда бежать от этого липкого, зловонного позора?
В горле пересохло, сердце бешено колотилось, отбивая чечетку страха в ребрах. Она чувствовала, как щеки заливаются краской, как чужие взгляды, кажущиеся ей сейчас всевидящими, прожигают насквозь.
И вдруг, в этом море отчаяния, она увидела женщину. Обычную женщину, с уставшими глазами и доброй улыбкой. Женщину, которая, казалось, видела ее насквозь. Женщину, которая просто подошла и тихо спросила: "Вам плохо?"
И в этом простом вопросе, в этой искренней заботе, она почувствовала проблеск надежды. Надежды на понимание, на сочувствие, на то, что даже в самой темной бездне отчаяния можно найти руку помощи.
Добрая женщина взяла ее за руку. Ее прикосновение было теплым, уверенным, словно якорь, брошенный в бушующее море. "Пойдемте со мной", - сказала она, и в ее голосе не было ни осуждения, ни брезгливости, только искреннее желание помочь. Она отвела ее в тихий уголок, подальше от любопытных взглядов, усадила на стул и достала из сумки бутылку воды.
Глоток прохладной воды немного успокоил ее. Она посмотрела в глаза этой незнакомой женщине и увидела в них отражение собственной боли. Боли, которую, как она думала, никто не сможет понять. И в этот момент она почувствовала, что не одинока. Что в этом огромном, равнодушном мире есть люди, способные на сострадание.
Сбивчиво, сквозь слезы, она рассказала о своем унижении, о страхе, который сковал ее. Женщина слушала молча, с пониманием кивая головой. А потом просто обняла ее. Крепко, по-матерински. И в этом объятии она почувствовала исцеление. Почувствовала, что мир не рухнул, что есть надежда на лучшее. Со всеми случается, просто обосралась...
Любовь не боится ничего
Запах тления и гнили должен был оттолкнуть, вызвать тошноту, ужас. Но вместо этого он ощущал притягательную сладость, терпкий аромат увядания, манящий в неизведанное. Её глаза, некогда живые и яркие, теперь затуманены пеленой смерти, но в них все еще мерцала искра – искра тоски, одиночества, тоска по утраченной жизни.
Он видел, как она бродит по развалинам, её движения рваные и неуклюжие, словно она заново учится ходить. Но в каждом её шаге, в каждом повороте головы он чувствовал отголоски её прошлой грации, отзвуки той красоты, что была погребена под слоем мертвой плоти.
Он знал, это безумие. Любить существо, лишенное души, обреченное на вечное скитание. Но когда её холодные пальцы коснулись его руки, он почувствовал не отвращение, а странное, щемящее тепло. Тепло утраченной надежды, тепло отчаяния, тепло разделенной судьбы.
Он видел в ней не монстра, не ходячий труп. Он видел в ней тоску по свету, по любви, по жизни. И он поклялся, что станет её светом, её любовью, её жизнью. Он обнимет её, не боясь заразы, не боясь смерти. Он будет рядом, пока последний луч солнца не погаснет в их мертвых сердцах. Потому что даже в агонии разложения можно найти красоту. Даже в объятиях смерти можно почувствовать жизнь. Даже в зомби можно увидеть душу.
Он знал, что мир осудит его. Назовет безумцем, извращенцем, сумасшедшим. Но что ему до чужих мнений, до их страхов и предрассудков? Они не видели того, что видел он – искру жизни в мертвых глазах, отчаянную мольбу о любви в немом крике. Они не чувствовали той странной, болезненной связи, что возникла между ними, связи, сотканной из отчаяния и надежды.
Он прижимал её к себе, чувствуя холод её кожи, запах разложения, но вместо отвращения в его сердце рождалась нежность. Он гладил её волосы, некогда шелковистые и блестящие, а теперь спутанные и безжизненные. Он шептал ей слова утешения, слова любви, зная, что она не понимает их, но веря, что она чувствует их сердцем, тем маленьким, мертвым сердцем, в котором еще теплится искра надежды.
Он готов был отдать всё, лишь бы вернуть ей хоть частицу утраченной жизни, хоть мгновение счастья. Он готов был разделить с ней её вечное скитание, её боль, её одиночество. Он станет её щитом от жестокого мира, её опорой в этом кошмаре. Он будет любить её, даже если это безумие, даже если это грех.
И когда солнце, уставшее от этого мира, начнет клониться к закату, он возьмет её за руку, и они вместе уйдут в вечную тьму, вдвоем, навсегда. Потому что любовь, настоящая любовь, не знает границ, не боится смерти, она живет вечно, даже в царстве мертвых.
Губит людей не пиво
Разговоры о том, в какое время пиво было вкуснее — в эпоху СССР, в бурные девяностые или в наши дни — не утихают уже давно. Каждое поколение находит свои доводы и ностальгические образы, но я, побывавший во всех этих временных отрезках, могу поделиться личными впечатлениями. И, не скрывая, скажу — наибольшее удовольствие я получил от советского пива. Оно отличалось своей лёгкостью и мягкостью, не давило крепостью, как это часто бывает с современными бюджетными сортами, от которых бывает сложно допить бутылку до конца из-за неприятной спиртовой ноты.
Достаточно вспомнить «Жигулевское» времён Советского Союза. Тогда его крепость варьировалась в пределах 3,5–3,8% по объему, в отличие от нынешних 4,5–4,6%, что уже меняет восприятие вкуса. Но дело даже не в градусах. Главная разница кроется в компонентах, из которых варили напиток. Сегодня немногие обращают внимание на состав, а зря. Такое понятие, как несоложенное сырье, сейчас малоизвестно, но именно оно когда-то играло важную роль.
Советское пивоварение имело свою особенность, которая не сразу бросается в глаза — активное использование несоложенного сырья. Смысл в том, что наряду с классическими компонентами — солодом, водой, хмелем и дрожжами — в состав пива нередко входили рис, кукуруза, ячмень и другие добавки. Их количество могло достигать половины от всей массы солода. В первую очередь такая мера была продиктована стремлением сократить расходы, но на деле это неожиданно привело к созданию оригинального вкуса. Появлялись интересные полутона — от лёгкой карамельной сладости до ноток полевого сена, хвои и свежей выпечки. Такие оттенки формировали особую атмосферу, которую невозможно было спутать ни с чем.
Удивительно, но подобный подход позволил не только экономить, но и творчески интерпретировать западные сорта пива, создавая на их основе собственные вариации. Конечно, в наши дни использование несоложенных компонентов чаще встречается в крафтовом пиве, где производители ищут нестандартные решения и стремятся выделиться. Но в масс-маркете эта практика практически ушла в прошлое.
Ещё один момент, который сложно не заметить — резкое сокращение доли хмеля в современных сортах пива. Особенно это касается популярных светлых лагерных вариантов, в которых хмелевая горечь почти незаметна. Вероятно, это связано с изменениями вкусовых предпочтений потребителей. Сегодня в моде лёгкие, нейтральные, легко пьющиеся сорта, в которых преобладает солодовая основа. Пивоваренные компании, реагируя на спрос, подстроились под эти ожидания. Кто-то даже считает, что за этим стоит ещё и банальная экономия — чем меньше хмеля, тем ниже себестоимость.
Если оглянуться назад, советское пиво совершенно иначе раскрывалось на вкусовом уровне. В том же «Жигулевском» чувствовался насыщенный, терпковатый привкус, уходящий в хвойно-травянистую палитру. Такое возможно было благодаря использованию нескольких сортов хмеля, включая Подвязный и Ранний Московский. Эти разновидности придавали пиву характерную кислинку, цветочную горчинку и глубину. Кроме них, применялись и другие сорта, выращенные в СССР — Истринский, Волынский, Дубский и прочие. Они были разработаны как альтернатива знаменитым европейским хмелям и вполне успешно справлялись со своей задачей.
Интересно, что несмотря на значительное расширение ассортимента хмеля в мире сегодня, его реальное присутствие в массовом пиве стало минимальным. Это сильно повлияло на общий вкус, который сейчас часто воспринимается как плоский и однообразный.
Говоря о вкусе, нельзя не затронуть тему свежести. В СССР пиво разливали исключительно живое, непастеризованное, и оно хранилось крайне недолго. В некоторых случаях оно начинало скисать буквально за пару дней. Кто-то может посчитать это признаком некачественного продукта, но на деле всё упиралось в логистику, санитарные условия и технологии. В ранние годы действительно случались проблемы — нарушение чистоты, плохая вода и неидеальная транспортировка влияли на срок годности. Однако со временем, особенно ближе к 80-м, система наладилась.
По всей стране появились местные пивзаводы, что позволило доставлять напиток быстро и малыми партиями. Пиво пили свежим, не успевшим испортиться. Отсюда и ощущение настоящего вкуса — насыщенного, живого, с характером.
Современное пиво, напротив, в подавляющем большинстве случаев пастеризуется. Оно может храниться до года, но при этом теряет то самое живое содержание, ради которого его и любили. В результате на выходе получается напиток, в котором трудно уловить индивидуальность. В нём порой проступают неприятные спиртовые ноты, а тело кажется водянистым и лишённым характера. Именно поэтому у тех, кто пробовал пиво в Советском Союзе, остались такие яркие, тёплые воспоминания. Не потому, что раньше было лучше вообще — а потому, что пиво действительно отличалось.