115 постов
История — это всегда история государства, вне государства истории не существует. История же нашего государства, уж так сложилось, это история его войн. Сегодня, когда мы справляем 75-ю годовщину с момента начала нашей самой масштабной и важной войны, стоит поговорить о том, что нам дала эта трагедия.
...Вряд ли есть нужда дополнительно напоминать читателям, о каком событии идёт речь, разбирать причины войны, её ход и результаты. Тема настолько проработана, что трудно сказать что-то оригинальное. Поэтому есть предложение перенести акцент со слова «война» на слово «отечественная». Всё-таки войн в нашей истории было множество, а военное дело относится к роду занятий, в которых мы традиционно были успешны – немаленькие размеры нашей родины на это намекают. При этом отечественных войн среди них насчитывается немного. Чем они отличаются от обычных?
Считаем
С первой Отечественной понятно – это война 1812 года. Разумеется, и до того в нашей истории случались войны, когда вопрос вставал о самом существовании России как независимого государства (в Смутное время, например), но впервые термин употребили только в XIX веке. А теперь счёт менять уже поздно.
Второй Отечественной называют Первую мировую. Вернее, называли, сегодня термин подзабыт. Не только потому, что большевики немедленно переименовали её в «империалистическую». Во-первых, она была не совсем оборонительная, тут большевики правы. Во-вторых, мы её не выиграли. И не проиграли. Мы из неё просто вышли.
Для военной истории такие пируэты непривычны, только нас в данном случае интересует уже не военная история (победили/проиграли, захватили/потеряли), а история государства. А с точки зрения истории государства она свою функцию выполнила с лихвой.
Почему? Потому что, кроме обороны Отечества, такая война всегда приносила ещё и дополнительный сверхрезультат: Россия выходила из войны другой. Из Отечественной 1812 года она вышла «жандармом Европы» – архитектором европейской системы безопасности. Из Отечественной 1914-1918 годов – государством, которое начало разваливаться, но наконец-то прекратило разлагаться. Второе значительно хуже, а первое, как показала практика, – вполне обратимо. Уже через пять лет после Февраля у нас была сильно побитая войнами, но жадная до жизни страна.
Общий знаменатель
Чтобы понять, каков был сверхрезультат от Главной Отечественной войны, более привычной нам как Великая, нужно сделать небольшое отступление.
Известно, что увлекательное деление граждан нашей когда-то единой страны на национальности – штука преимущественно для внутреннего употребления. А бытовое восприятие украинцев, белорусов, жителей кавказских республик и Средней Азии во всём мире одно – русские. Не говоря уж о многочисленных национальных автономиях РФ, а также исторически ассимилировавшихся диаспорах.
Разгадка такого упрощенчества очевидна. Давным-давно существовала Российская империя, во главе которой стоял император всероссийский. «Русский» и «российский» в иностранных языках никто традиционно не разделяет, а потому граждане этой империи – русские.
Эта логика сохранялась до революции, а вот после неё осталась, вроде как, всего лишь данью традиции. Как ни крути, а замыкалась она на фигуру русского государя (не на личность, а на функцию, за ней стоящую). С исчезновением этой функции стало не совсем понятно: почему лезгин, бурят, узбек по-прежнему считаются русскими? Да и политика самоопределения не способствовала. В общем, пропал общий знаменатель. Ну, или не то чтобы пропал – просто раньше для наглядного пояснения этого знаменателя достаточно было указать на фигуру императора, и всё становилось понятно. А вот с пресечением монархии – уже не очень.
Казалось, что новым таким знаменателем стало социалистическое строительство и соответствующая наднациональная идеология. Они и стали. Но не хватало какого-то более доступного объяснения.
Война такое объяснение предложила. Оказалось, что для кричащих «Рус, сдавайся» немцев совершенно не важно: рус ты или не рус. Рус. Они лучше знают, им фюрер всё толково разъяснил. Тех, кто «юде, комисарен и официрен» – к стенке. Остальных – на стройки национал-социализма. Да что там, у Шолохова в «Судьбе человека» об этом очень доходчиво написано, а по написанному – экранизировано.
Война, а затем и победа, дали нам тот самый простой и понятный знаменатель. Она напомнила, что все мы – русские. А также казахи, чуваши и армяне.
...В июне прошлого года, незадолго до 74 годовщины начала войны, в Киргизии умерла Токтогон Алтыбасарова. В 1942 году ей было 17 лет, но она была не тинейджером, а председателем колхоза. В этот колхоз направили 160 детей, эвакуированных из блокадного Ленинграда. Колхозники их выходили, каждая семья заботилась о 2-3 детях, отдавая последнее. А сама Токтогон – обо всех сразу. И дети были спасены.
Сегодня, сталкиваясь с такими историями, мы можем только молчать в изумлении. А ведь всё просто: одних русских отправили к другим.
Это, конечно, не означает, что до войны никакой общности между разными национальностями в СССР не было. Но только на войне каждый житель нашей страны смог всем нутром почувствовать, как он зависит от всех остальных, не всегда верно говорящих на его языке. А они – от него. И что судьба в этом аду на всех одна, словчить, отмазаться – не выйдет.
В конечном счёте Великая Отечественная война создала нам – во второй раз за 30 лет – Отечество заново. И дала однозначное понимание того, кто мы такие для всего остального мира. Не только «эти странные большевики». А русские, в очередной раз совершившие невозможное.
А потому и день сегодняшний называется совершенно правильно – День памяти и скорби. Просто помнить нужно не только о том, что потеряли, но и то, что этими потерями приобрели. Ценность таких простых истин невероятно высока.
Место совещания: Кремль.
Цель: подведение итогов недавней войны с Финляндией.
Регламент: семь заседаний.
Выступающие: 46 человек - от командиров пехотных и артиллерийских полков до командующих армиями, фронтом и лично товарища Сталина.
Лейтмотив: резкая критика боеготовности Красной армии.
[Комкор Михаил Артемьевич Парсегов, начальник артиллерии 7-й армии]
- Мы нашего противника не знали, мы его знали вообще. Я, как начальник артиллерии Ленинградского военного округа (три года там сижу), читал данные по разведке УР (укрепленного района. - Авт.), где показано, что там есть столько-то огневых точек, но в сущности мы ничего не знали.
- Я Америку не открываю, но то, что мы должны делать, мы не делаем или плохо делаем. В мирное время у нас боец должен быть там, где ему положено быть. Если он телефонист, то его место быть телефонистом и с утра до вечера заниматься этим делом, а то получается так, что по штату 15 телефонистов, а в наличии 9, 6 из них на кухне, остальные - еще где-нибудь. С этим надо покончить, и тогда дело пойдет лучше. Это относится и к командному составу.
[Реакция Сталина благожелательна]
- У артиллерии есть своя музыка. Правильно, есть.
[Комбриг Петр Степанович Пшенников, командовавший 142-й дивизией]
- До 47% красноармейского состава не знало материальной части положенного ему оружия. Это главным образом относилось к станковым пулеметчикам и ручным пулеметчикам. До 60% личного состава, призванного из запаса, не стреляло в течение трех последних лет. Командный состав не знал друг друга и бойцов, и наоборот.
[Сталин]
- Боевая подготовка называется.
[Комбриг Петр Степанович Пшенников, командовавший 142-й дивизией]
- Когда это было, чтобы командир отдавал один и тот же приказ два раза и, несмотря на это, приказ не выполнялся.
Пшенников решительно потребовал пересмотреть весьма либеральный Временный Дисциплинарный устав образца 1925 года и усилить права командиров. Сталин, судя по всему, обратил внимание на комбрига: Петру Степановичу присвоили очередное воинское звание комдива и уже в апреле 1940 года назначили командиром корпуса. В мае 1941 года генерал-лейтенант Пшенников стал командующим армией.
[Комдив Михаил Петрович Кирпонос, командовавший 70-й стрелковой дивизией]
- В мирное время мы готовились воевать только летом, потому что зимой при 15-градусном морозе мы не выводили в поле нашего бойца.
[Сталин]
- Вот это позор.
[Кирпонос]
- При 15-градусном морозе у нас не разрешалось выводить бойцов на занятия в поле, затем бойцы также не выводились и в ненастную погоду. Мне кажется, что от этого мы должны решительным образом отказаться...Вот один из основных недостатков, за который мы и поплатились в этой войне.
[Комбриг Степан Ильич Оборин, начальник артиллерии 19-го корпуса]
- А у нас наоборот было, как только мороз, если организуешь учение, то на тебя начинают наседать. Я сам испытал это, особенно в 1938 г. Если начинаешь организовывать учение в морозы, то начинают выискивать обмороженных, если их нет, говорят, - не может быть, а если находят, то тебя начинают прорабатывать и в особом отделе, и в политотделе и командир чувствует, раз так, то чего же лезть на рожон, и он сидит себе и молчит, и все помалкивают. Нужно наоборот в 30 мороза организовывать учение, и чтобы при этом никаких обмороженных не было бы; как может обморозиться молодой человек 21 года. Вот я был в старое время в учебной команде в селе Спасске на Дальнем Востоке, 40 мороз, а на тебе фуражечка блином и шлепаешь и не смей обморозиться, а если отморозишь ухо, то на два часа под арест
[Сталин]
- Правильно.
[Выкрик из зала]
- В каждой роте нужно завести хорошего фельдфебеля.
[Оборин]
- У нас большая недоработка в части маскировки и инженерного оборудования, я считаю, что нас избаловал несерьезный противник. Если бы мы воевали с немцами, то у нас была бы хорошая маскировка.
[Сталин]
- Правильно.
[Оборин]
- У нас не было серьезного противника и со стороны авиации, и со стороны артиллерии.
[Сталин]
- Нас поляки избаловали, а потом финны.
[Оборин]
- Правильно. Вот в германскую войну, раньше, мы прекрасно маскировались.
В конце выступления комбрига Оборина вождь задал ему вопрос.
[Сталин]
- Надо ли восстановить звание генерала?
[Оборин]
- Для поддержания авторитета нашей Красной Армии и великой страны считаю, что нужно ввести генеральское звание. Чем мы хуже других?
[Заместитель наркома обороны командарм 1-го ранга Григорий Иванович Кулик]
- Следовательно, в мирное время мы должны заниматься штабами армии, причем, если взять дальше, то положение такое же со штабами корпусов, дивизий, полков. Они имели такие же недостатки, они были слабенькими, люди у них были плохо расставлены, тов. Щаденко.
[Кулик]
- Нам пришлось перед операцией людей переставлять, людей не знали, и подчас мы, тов. Щаденко, решали этот вопрос заочно и формально.
[Щаденко]
- Мы с вами за 1,5 месяца 100 дивизий укомплектовали.
[Кулик]
- Я хочу быть правдивым... Вы формально это делали, конкретно не изучали людей. Это мы увидали на театре военных действий, когда нам пришлось впопыхах расставлять людей, причем ведь надо правильно расставить людей. Вот посмотрите, сколько пришлось заниматься перестановкой людей, пришлось перед организацией войны переставлять людей, организовывать Ставку, организовывать фронт. Все это не было продумано и, если честно сказать, здесь вмешался тов. Сталин и взялся по-настоящему нам всем вправлять умы, а мы могли бы над этим подзадуматься раньше.
Чтобы покончить с кадровой "вакханалией", будущий Верховный Главнокомандующий был вынужден применять "ручное управление". Рассчитывать на то, что с этой задачей справится нарком обороны маршал Ворошилов, Сталину не приходилось. 7 мая 1940 года "первый красный офицер" Ворошилов был освобожден с поста наркома обороны и получил почетное назначение - заместителем председателя СНК СССР и председателем Комитета Обороны при СНК СССР. Наркомом обороны стал Маршал Советского Союза Тимошенко, возглавлявший войска Красной армии в войне с Финляндией.
[Начальник Управления снабжения Красной армии корпусной комиссар Андрей Васильевич Хрулев]
- На основе указаний тов. Сталина в питании армии буквально открывается новая эра, которая облегчит тылы армии и работу командного состава по обеспечению бойцов в бою.
Это не было лестью. Сталин не считал для себя зазорным вникать во все детали обеспечения полноценного питания красноармейцев в боевой обстановке. Оценив все преимущества пищевых концентратов, дал указание на их разработку. И лично опробовал: положил в горячую воду концентрат и уже через три минуты ел кашу. Но проблема армейского снабжения во время войны с Финляндией заключалась не только в отсутствии концентратов или сухарей. Проблемы носили системный характер.
Армейское начальство не сумело наладить учет личного состава и военного имущества, это не позволяло оперативно распоряжаться немалыми ресурсами, маневрировать ими, быстро перебрасывая из одного военного округа в другой. Расхождение между цифрами Хрулева и теми, на которых настаивал командующий фронтом, составило 200 000 (!) едоков. Хрулев потребовал, чтобы к нерадивым учетчикам были беспощадно применены железные меры. Сталин его перебил.
[Сталин]
- Не железные, а человеческие.
[Хрулев]
- Тут, может быть, и ребра нужно кое-кому поломать.
[Сталин]
- Без этого не обойдешься.
[Комдив Павел Иванович Батов, командовавший во время Зимней войны 3-м стрелковым корпусом]
- У нас с дисциплиной неблагополучно на сегодняшний день. Это не только в звене рядового, младшего командующего состава, а это есть в любом звене и категории начальствующего состава.
[Комбриг Юрий Владимирович Новосельский, командир 86й стрелковой дивизии]
- Командиры дают беспредметную команду: "За мной вперед!" вместо того, чтобы сказать: "Иванов, двигайтесь, ползите туда-то, сделайте то-то". Если людям хорошо подавать команду, они все сделают.
[Сталин]
- Командный состав должен работать головой... Вот почему у нас командный состав, средний командный состав оказался в таком положении. Он не приучен думать, он приучен читать приказы и преклоняться перед ними. Но разве можно в приказах все уместить.
Подводя итоги Совещания, вождь сделал неутешительный вывод: в Красной армии единицы культурных, квалифицированных и образованных командных кадров. И это неминуемо сказывалось на подчиненных.
[Сталин]
- У нашего бойца не хватает инициативы. Он индивидуально мало развит. Он плохо обучен, а когда человек не знает дела, откуда он может проявить инициативу, и поэтому он плохо дисциплинирован. Таких бойцов новых надо создать, не тех митюх, которые шли в гражданскую войну. Нам нужен новый боец. Его нужно и можно создать: инициативного, индивидуально развитого, дисциплинированного.
[Командарм 2-го ранга Григорий Михайлович Штерн, командующий 8-й армией]
- Нечего греха таить, товарищи, начинали мы с вами в этой войне не блестяще. И то, что мы добились относительно быстрой, в труднейших условиях, исторической победы над финнами, этим мы обязаны прежде всего тому, что тов. Сталин сам непосредственно взялся за дело руководства войной, поставил все в стране на службу победе. И "штатский человек", как часто называет себя тов. Сталин, стал нас учить и порядку прежде всего, и ведению операций, и использованию пехоты, артиллерии, авиации, и работе тыла, и организации войск.
[Сталин]
- Прямо чудесный, счастливый человек! Как это мог бы сделать один я? И авиация, и артиллерия...
[Штерн]
- Тов. Сталин, только Вы, при Вашем авторитете в стране, могли так необыкновенно быстро поставить все на службу победе и поставили, и нас подтянули всех и послали лучшие силы, чтобы скорее одержать эту победу. Это же факт, что мы использовали артиллерию, как Вы нам говорили, за авиацию Вы нас били очень крепко, и авиация резко подняла свою работу, начав действовать, как Вы указали, и все прочее, ведь все здесь это знают, было именно так, как я сейчас сказал.
[Сталин (командарму 2-го ранга Михаилу Прокофьевичу Ковалеву)]
- Тов. Ковалев, вы человек замечательный, один из редких командиров гражданской войны, но вы не перестроились по-современному... Вы способный человек, храбрый, дело знаете, но воюете по-старому, когда артиллерии не было, авиации не было, танков не было, тогда людей пускали и они брали. Это старый метод. Вы человек способный, но у вас какое-то скрытое самолюбие, которое мешает вам перестроиться. Признайте свои недостатки и перестройтесь, тогда дело пойдет.
[Сталин]
- Наша современная Красная Армия обстреливалась на полях Финляндии, - вот первое ее крещение. Что тут выявилось? То, что наши люди - это новые люди. Несмотря на их все недостатки, очень быстро, в течение каких-либо 1,5 месяцев преобразовались, стали другими, и наша армия вышла из этой войны почти вполне современной армией, но кое-чего еще не хватает. "Хвосты" остались от старого. Хорошо что наша армия имела возможность получить этот опыт не у германской авиации, а в Финляндии с Божьей помощью. Но что наша армия уже не та, которая была в ноябре прошлого года, и командный состав другой, и бойцы другие, в этом не может быть никакого сомнения.
[Сталин]
- Вот мы 3 месяца и 12 дней воевали, потом финны встали на колени, мы уступили, война кончилась. Спрашивается, кого мы победили? Говорят, финнов. Ну, конечно, финнов победили. Но не это самое главное в этой войне. Финнов победить - не бог весть какая задача. Конечно, мы должны были финнов победить. Мы победили не только финнов, мы победили еще их европейских учителей - немецкую оборонительную технику победили, английскую оборонительную технику победили, французскую оборонительную технику победили. Не только финнов победили, но и технику передовых государств Европы. Не только технику передовых государств Европы, мы победили их тактику, их стратегию. Вся оборона Финляндии и война велась по указке, по наущению, по совету Англии и Франции, а еще раньше немцы здорово им помогали, и наполовину оборонительная линия в Финляндии по их совету построена. Итог об этом говорит.
Мы разбили не только финнов - эта задача не такая большая. Главное в нашей победе состоит в том, что мы разбили технику, тактику и стратегию передовых государств Европы, представители которых являлись учителями финнов. В этом основная наша победа.
В апреле 1940 года будущий Верховный с оптимизмом смотрит в будущее. Всегда враждебно настроенная к Российскому государству Польша повержена и стерта с политической карты; в центре Западной Европы идет "странная война", в которой, как полагал Сталин, надолго увязла Германия: "Там, на западе, три самых больших державы вцепились друг другу в горло..."
В сложившейся ситуации Сталин полагал, что у него есть не менее двух лет для подготовки Красной армии к большой войне. Анастас Иванович Микоян спустя многие годы признался: "... у Сталина было такое твердое убеждение: нападение Германии на нас неизбежно, но война с ней начнется где-то в середине или в конце сорок второго года, когда, по его расчетам, Гитлер поставит на колени Англию, ибо воевать на два фронта нацистский фюрер не решится".
Ни сам Сталин, ни аплодирующие ему военачальники не могли знать, что 14 июня 1940 года, ровно через два месяца после начала работы Совещания, германская армия без боя займет Париж. Это смешает все карты: у Сталина больше не было в запасе двух лет, война могла вспыхнуть в любую минуту. Оставалось лишь оттянуть любой ценой ее начало.
Поздним вечером 21 июня Молотов вызвал германского посла графа фон дер Шуленбурга в Кремль. Вместе с ним едет советник Густав Хильгер. Встреча началась в 21:30. Советский нарком начал беседу с заявления протеста против систематических нарушений границ германскими летчиками. Шуленбург получил официальное письменное заявление:
«Советское правительство должно отметить, что нарушения советской границы германскими самолетами за последние два месяца… не только не прекратились, но продолжают увеличиваться и приняли систематический характер, достигнув за указанный период времени 180 случаев».
В ответ немецкий посол заявил, что ему известно только о пересечении границы советскими самолетами. Шуленбург не лгал: перелеты границы советскими самолетами действительно регулярно фиксировались немцами. Незадолго до разговора в Кремле, два советских истребителя и три разведчика северо-западнее Бреста углубились на 16 км в расположение 2-й танковой группы. Однако характер и частота таких полетов не шла ни в какое сравнение с немецкими вторжениями в советское воздушное пространство.
После пикировки по перелетам границы от Молотова посыпался целый град вопросов: почему в Германии не было опубликовано сообщение ТАСС от 13 июня, в котором СССР заявлял о незыблемости пакта о ненападении? В чем заключается недовольство Германии в отношении СССР? Молотов спрашивал Шуленбурга, не может ли он дать объяснение этим явлениям, включая отъезд сотрудников германского посольства.
Хильгер позднее вспоминал: «Вопросы Молотова поставили посла Шуленбурга в крайне неловкое положение. Ему не оставалось ничего иного, как заявить, что он не располагает никакой информацией».
Молотов заявил, что нет причин, по которым германское правительство могло бы быть недовольным Советским Союзом. Шуленбург повторил, что он не в состоянии ответить на поставленные вопросы и лишь обещал телеграфировать о сказанном ему в Берлин.
Отказ от комментариев и гробовое молчание в ответ на сообщение ТАСС 13 июня 1941 года были частью немецкой кампании дезинформации, вводившей советское руководство в заблуждение относительно ближайших планов Германии в отношении СССР.
Телеграмму с сообщением о беседе Молотова с Шуленбургом действительно передали из германского посольства в Москве в 01:17 22 июня с грифом «вне очереди, секретно». Но это уже не имело никакого значения. В посольство Германии в Москве уже передавалась другая пространная телеграмма, от Риббентропа Шуленбургу. В ней содержалось заявление в адрес советского правительства. Завершалась телеграмма словами: «Прошу Вас не вступать ни в какие обсуждения этого сообщения».
Маршал Г.К. Жуков вспоминал:
«Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик – немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня. Я тотчас же доложил наркому и И.В. Сталину то, что передал М.А. Пуркаев.
– Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль, – сказал И.В. Сталин.
Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге они договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность».
Немедленного решения на совещании не последовало. Сталин сомневался в достоверности сведений, сообщенных перебежчиком. Нарком обороны С.К. Тимошенко высказал мнение, которое поддерживали все присутствующие люди в военной форме: перебежчик говорит правду.
Высшее военное руководство отстаивало идею немедленно дать в округа директиву о приведение войск в боевую готовность и введении в действие планов прикрытия государственной границы. Однако Сталин счел этот вариант преждевременным. Даже простой подъем по тревоге создавал опасность, что на каком-то участке границы будут нанесены авиаудары по немецкой территории или произведен ее обстрел артиллерией.
В этом случае был бы создан казус белли, оправдывающий немецкое вторжение в глазах мирового сообщества. Крупномасштабные боевые действия в этом случае начались бы не 22 июня, а на три-четыре дня позже, после обширной пропагандистской кампании в прессе, разоблачающей «красных варваров». Как мы знаем сегодня, немцы такой вариант не рассматривали. Но вечером 21 июня на совещании в Кремле это было совсем не очевидно.
Сообразно этим предположениям директива была доработана. В итоге в войска направили документ, оставшийся в истории как Директива №1 (на реальном документе номер проставлен не был). В нем говорилось:
«1. В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев… Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам… быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников».
Также приказывалось в течение ночи на 22 июня скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе и рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию.
Германскому руководству удалось существенно облегчить себе жизнь, заручившись поддержкой Финляндии. Без использования баз в финских водах операция по блокированию Финского залива минными постановками граничила с безумием: немецким кораблям нужно было преодолеть почти всю Балтику с юга на север. Ни о какой скрытности не могло быть и речи – немецкие минные заградители были бы неизбежно обнаружены советской воздушной разведкой. Возможность до поры до времени спрятаться в финских шхерах значительно упростила задачу. Командиры немецких минных заградителей получили приказы о проведении операции еще 8 июня 1941 года. Группами по нескольку кораблей заградители с замаскированными орудиями и под торговым флагом переходили из Германии в Финляндию с 12 по 18 июня.
Таким образом, в финских территориальных водах бросил якорь 31 корабль кригсмарине. Все было готово к проведению крупномасштабной операции по минированию выходов из Финского залива. Заградители вышли из шхер на постановку 21 июня в 21:40. Мины посыпались с направляющих в воды Балтики в 22:59, за четыре часа до начала боевых действий на суше. Постановка первого заграждения было закончена в 23:39, второго – в 00:40. В пятом часу утра корабли вернулись в базы на финском побережье.
Помимо директивы в адрес сухопутных войск, последовали соответствующие распоряжения в адрес флотов. Нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов отдает директиву: «Немедленно перейти на оперативную готовность №1». Несколько позже, в 01:12 22 июня, нарком направляет на флоты куда более пространную директиву № зн/88. В ней во многом копировался документ, направленный сухопутным войскам приграничных округов:
«В течение 22.6–23.6 возможно внезапное нападение немцев. Нападение немцев может начаться с провокационных действий. Наша задача не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно флотам и флотилиям быть в полной боевой готовности встретить возможный удар немцев или их союзников. Приказываю, перейдя на оперативную готовность №1, тщательно маскировать повышение боевой готовности. Ведение разведки в чужих территориальных водах категорически запрещаю. Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».
Тем самым, предыдущий простой и всем понятный приказ во многом дезавуировался. В директиве появляется лукавое словосочетание «не поддаваться на провокации» и предложение тщательно маскировать повышение боевой готовности. В обстановке перехода от мира к войне это могло привести к весьма печальным последствиям. К счастью, советский флот не был приоритетной целью немецкой авиации в первые часы войны.
Днепропетровск. Общежитие медицинского института
Из воспоминаний Ибрагима Друяна, тогда студента-медика: «Я распахнул окно. Внизу тысячами огней сверкал город. Вместе с прохладным ночным воздухом в комнату ворвались приглушенные гудки автомобилей. Ниже, на втором этаже, негромко играл патефон, и пели девушки. Днем зацвели липы, и теперь, ночью, их запах был особенно свеж и приятен. Я отошел от окна, включил репродуктор. Черная тарелка на стене несколько мгновений молчала, потом из нее полились чарующие звуки вальса Штрауса. Прекрасная, мирная музыка…»
Липецк. Берег реки Воронеж
Из воспоминаний командира взвода 565-го отдельного саперного батальона 294-й стрелковой дивизии Семена Данича: «Дивизия располагалась в лесу под Липецком: офицеры жили в палатках, а солдаты в шалашах. Из нашего училища в эту дивизию было направлено 16 человек, и временно, пока шли назначения, мы жили дружной командой в одной палатке. У кого-то из наших ребят возникла идея отметить окончание училища. Идея всем понравилась, и организацию пикника поручили самому опытному и старшему из нас по возрасту лейтенанту Дерешеву. Пикник решили провести на красивом острове посреди реки Воронеж, ниже Липецкого металлургического завода. Заготовили закуски, шампанское, с помощью знакомой девушки пригласили весь ее выпускной класс. Праздник начался вечером 21 июня и продолжался до утра 22 июня. Шампанское лилось рекой – я, кстати, тогда его первый раз попробовал. Казалось, что веселится весь город – такой был шум и радостный хохот. Такого веселого и красиво оформленного кострами праздника я больше не видел за всю свою долгую жизнь…»
Брестский укрепрайон
Из воспоминаний Владимира Осауленко, пулеметчика 18-го отдельного артиллерийско-пулеметного батальона 62-го Брестского укрепленного района: «Примерно в полночь вернулись с танцплощадки ребята. Ко мне подошел мой второй номер Решетило:
– Володя, ты знаешь, мне очень неприятную вещь сказала моя подружка. Она сказала, что нам завтра будет очень плохо!
– Почему?
– Завтра начнется война».
Оса. Молотовская область
Из воспоминаний Василия Брюхова, в дальнейшем генерала-танкиста, Героя Российской Федерации: «20 июня 1941 года в десятых классах прошли выпускные вечера, поэтому 21 июня, в субботу, мы ватагой, – парни, девчата, – забрав нехитрую утварь и продукты, отправились на берег реки Тулвы для отдыха на два дня. Здесь мы ловили рыбу, варили уху, собирали землянику, играли в футбол, валялись на траве, уединялись в кустах и, боясь прикоснуться друг к другу, мечтали о будущем и фантазировали. Ночью мы не спали, а кто уснет – просыпается весь мазаный, хохот стоит. Или «гусара подставляли»: возьмем, вату подожжем и положим под нос спящему – он как дурной вскакивает. И «велосипед» делали: он спит, мы ему между пальцами тонкие газетные бумажки вставим и подожжем. Он крутит ногами, вскакивает. Опять хохот!».
Кобрин. Штаб 4-й Армии
Город Чижев. Штаб 169-го полка 86-й стрелковой дивизии
Поднятые по тревоге части 86-й стрелковой дивизии выступили к назначенным позициям на границе. Штаб дивизии выехал на полевой командный пункт. По своей инициативе, не дожидаясь расшифровки указаний «не поддаваться на провокации», командир 86-й стрелковой дивизии Герой Советского Союза полковник Михаил Арсентьевич Зашибалов отдал приказ вскрывать «красные пакеты». Плановых 9 часов на подъем войск по тревоге уже не оставалось: далеко не все части успевали даже выйти из городков и казарм. В выгодном положении находились танковые части. Им не нужно было занимать оборону на границе, первой задачей мехкорпусов был выход из городков в леса, в резерв армий.
Заключенный с Германией пакт предоставил СССР паузу на подготовку к войне. Однако главный вопрос «когда?» весной 1941 года оставался без ответа. Задача эффективной обороны страны не так проста, как может показаться стороннему наблюдателю. Ни одна страна мира не может содержать в мирное время неопределенно долго многомиллионную армию для большой войны. Поэтому в мирное время вооруженные силы разделяются на три группы. Первая – это войска, постоянно находящиеся на границе. В СССР они составляли первый эшелон трех приграничных (особых) военных округов: Прибалтийского, Западного и Киевского. Вторая группа – войска в глубине построения приграничных округов. Они уже не могут быть немедленно использованы против внешнего вторжения, им требуется время на выдвижение непосредственно на границу. Наконец, третья группа – это войска в глубине страны. В приложении к СССР третья группа разбросана на огромном пространстве во внутренних округах – в Орловском, Московском округах, в Поволжье, на Урале и Северном Кавказе. Для их выдвижения требовалось уже значительное время, исчислявшееся неделями. Поэтому ответ на вопрос «когда?» о войне с немцами требовал ответа минимум за несколько недель до начала боевых действий.
До конца весны 1941 года группировка Красной Армии оставалась типичной для армии мирного времени. Производившиеся перемещения носили локальный характер и не изменяли ее принципиально. Объяснялось это оценкой обстановки политическим и военным руководством страны. Сообщения разведки носили размытый характер и не давали однозначного ответа о планах потенциального противника, т.е. Германии, и ее реальных и возможных союзников – Румынии, Венгрии и Финляндии. Советские разведчики зимой 1940–1941 гг. сообщали о возможном нападении на СССР «после окончания войны с Англией». В марте 1941 года назывались сроки то «в апреле», то «в мае», то «в течение 4–6 месяцев». Однако прошел апрель, прошел май, а нападение не состоялось.
Ситуация стала стремительно накаляться только в июне, когда доклады разведки становились все тревожнее. Радикальные же меры были приняты только в середине июня 1941 года. Началось выдвижение войск из глубины страны, но оно уже безнадежно запоздало. Когда говорят о «внезапности» германского нападения, речь идет именно о нехватке времени на принятие адекватных мер.
С середины июня армия непосредственно на границе усиливалась, но не претерпела качественных изменений. К 21 июня группировка советских войск осталась в тех же трех эшелонах мирного времени, с некоторым смещением в сторону границы. В итоге, в первом эшелоне Германия успела развернуть на советских границах 77% своих пехотных, 90% танковых, 94% моторизованных дивизий и 100% авиасоединений, оставив в резерве до 12% имевшихся сил и средств, выделенных для проведения операции «Барбаросса».
Напротив, в группировке советских войск в первый эшелон успели развернуться только 43% дивизий. Еще 25% входило в состав вторых эшелонов округов и 32% еще находились в подчинении Главного Командования. Последние еще находились в пути или даже в местах постоянной дислокации во внутренних округах. Никакого влияния на бои на границе они оказать не могли. Таким образом, у немецких сил вторжения был существенный численный перевес – в первый день войны Красная Армия могла ввести в бой лишь около 40 дивизий против 100 немецких.
Именно необходимостью выигрывать время на выдвижение войск диктовались суровые окрики из Москвы «не поддаваться на провокации». По той же причине считалось нецелесообразным постоянно держать войска в укреплениях на границе. По неосторожности или поддавшись на провокацию, солдаты могли открыть стрельбу, вызвав тем самым политический скандал. Непредвиденное перерастание пограничного конфликта в войну ставило Красную Армию в заведомо проигрышную ситуацию. Большие расстояния и менее развитая дорожная сеть не позволяли подвозить войска к границе тем же темпом, что и немцы.
Генерал-губернаторство, Польша. Моторизованные корпуса 3-й танковой группы вермахта сменили пехотные соединения на границе с СССР
Одной из причин неудач советской разведки во вскрытии немецких планов является жесткий режим секретности, с самого начала окружавший операцию «Барбаросса». Точная дата наступления до последнего момента оставалась достоянием узкого круга лиц в высшем руководстве Третьего рейха. Гитлер утвердил 22 июня как дату нападения еще 30 апреля 1941 года, затем она была подтверждена фюрером через месяц, 30 мая. Однако только 10 июня командующий сухопутными силами Германии генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич направил в войска директиву, в которой 22 июня определялось как день нападения. Последней поворотной точкой становилось время 13:00 21 июня. В этот час предполагалась передача одного из двух кодовых сигналов:
- сигнал «Дортмунд». Он означал, что наступление, как и запланировано, начнется 22 июня, и что можно приступать к открытому выполнению приказов;
- сигнал «Альтона». Он означал, что наступление переносится на другой срок.
Таким образом, даже имевший доступ к сверхсекретной информации советский разведчик вряд ли мог до середины июня сообщить точную дату вторжения.
Москва. Генеральный секретарь исполкома Коминтерна Георгий Димитров звонит советскому министру иностранных дел В.М. Молотову
Лидер болгарских коммунистов Димитров просит, чтобы переговорили со Сталиным о создавшемся положении и необходимых указаниях для компартий в связи со слухами о предстоящем нападении Германии на СССР. Молотов отвечает:
– Положение неясно. Ведется большая игра. Не все зависит от нас. Я переговорю с И.В. Если будет что-то особое, позвоню!
Димитров записывает разговор с Молотовым в дневник и подчеркивает слова о большой игре.
Москва. Сообщение агента «Курт»
Генерал-губернаторство, Польша. Немецкие танковые соединения получают приказ выдвигаться на исходные позиции к границе для наступления на СССР
С целью обеспечения секретности, таблицы плановых сигналов в немецких войсках о начале операции включали в себя даты от 22 до 30 июня. Даже если бы эти документы попали в руки советских агентов, ответа о точной дате вторжения они бы не дали. Окончательные дата и время нападения сообщались в армии и корпуса в последний момент.
Передача условного пароля состоялась на два часа раньше намеченного срока. Уже в 11 утра 21 июня командующий 2-й танковой группой Гудериан был извещен о том, что завтра его войска перейдут границу с СССР. До полудня условный сигнал передавался в подчиненные Гудериану корпуса. Заревели двигатели танков, тягачей и тяжелых автомобилей. Начались последние передвижения к советской границе. Этот процесс охватывал всю массу собранных у границы германских войск.
Маневры германских войск не остались незамеченными. Командующий 3-й Армией генерал-лейтенант В.И. Кузнецов докладывал в штаб Западного особого военного округа, что «проволочные заграждения вдоль границы у дороги Августов, Сейны, бывшие еще днем, к вечеру сняты». Также в Москву сообщалось о шуме моторов по другую сторону границы. Позднее их определили как работу танковых двигателей. Однако в действительности это был звук немецких тяжелых тягачей, выводивших на позиции мощные артиллерийские орудия в Сувалкском выступе.
Янов-Полесский, Пинская область Белорусской ССР. Депортация
Тересполь, Генерал-губернаторство, Польша
21.06, 19:05
Москва. Совещание в Кремле
Советско-германская граница
Командиры рот выдвинутых к границе с СССР немецких дивизий построили своих подчиненных. Они зачитали им обращение Гитлера, начинавшееся словами: «Солдаты Восточного фронта! У наших границ выстроилось до 160 дивизий русских». Это была умышленная ложь, очевидная командующим групп армий, но неочевидная ротным командирам.
Цифра в 160 дивизий значительно превышала данные немецкой разведки о группировке противника. Однако возникшее на листе бумаги обилие дивизий Красной Армии требовало решительных действий. Гитлер сообщал своим солдатам, что «…в спасении нуждается вся европейская цивилизация и культура. Немецкие солдаты! Скоро, совсем скоро вы вступите в бой – в суровый и решительный бой. Судьба Европы, будущее германского рейха, само существование народа Германии находится теперь в ваших руках».
Не все немецкие солдаты жаждали принять участие в спасении цивилизации и культуры путем военного вторжения. Выслушав своего ротного командира, сапер Альфред Лисков бросился к границе, переплыл Буг и сдался советским пограничникам. Запинаясь от волнения, он сказал, что 22 июня на рассвете немецкие войска должны перейти границу.
Через три часа ефрейтор Альфред Лисков был доставлен в отряд. На первом допросе он показал, что служил в 221-м саперном полку 75-й дивизии. В армию призван из запаса в 1939 году. Считает себя коммунистом, является членом Союза красных фронтовиков. Во второй половине дня его командир роты лейтенант Шульц отдал приказ и заявил, что сегодня ночью после артиллерийской подготовки их часть начнет переход Буга на плотах, лодках и понтонах. Как сторонник советской власти, узнав об этом, он решил бежать и сообщить о том, что утром начнется война.
В книге памяти Республики Башкортостан имеется следующая запись: «Лисков Альфред Германович. Родился в 1910 году в Германии, немец. Образование среднее, беспартийный. Арестован 15 января 1942 года, реабилитирован 16 июля 1942 года».
Все банкеты или другие мероприятия с участием чиновников различного уровня будут проходить без распития алкогольных напитков
Власти КНР запретили китайским чиновникам всех уровней распивать спиртные напитки во время официальных банкетов. Запрет, введенный властями, стал результатом внутреннего расследования Центральной комиссии по проверке трудовой дисциплины, инспекторы которой посчитали, что употребление алкоголя чиновниками вредит службе государству.
Согласно опубликованным инструкциям, все банкеты с участием чиновников различного уровня будут проходить без распития алкогольных напитков. Исключение будет сделано для встреч с иностранными делегациями и для банкетов, организованных для привлечения инвестиций, пишет «Сина синьвэнь».
В тексте указано, что несоблюдение введенного ограничения будет считаться серьезным нарушением трудовой дисциплины. Нарушители будут строго наказаны. Решение китайских властей было принято гражданами КНР неоднозначно.
«Многие чиновники могут делать выводы о человеке, наблюдая за ним во время распития алкогольных напитков, кроме того совместное распитие алкоголя считается эффективным инструментом для укрепления доверия между людьми», — сообщил журналистам главный инженер алкогольного завода Golden Seed Winery в провинции Аньхой.
Многие граждане приветствуют решение властей. По их мнению, запрет на алкоголь позволит пресечь коррупцию и «вернет чиновников из ресторанов в собственные кабинеты».
На днях Владимир Путин заявил, что Россия не является сверхдержавой, и что сверхдержава на планете, «наверно, только одна – США». Собственно, это не сенсация, а констатация. Что, однако, не мешает нам в ряде случаев активно игнорировать этот статус и его носителя, не опасаясь последствий.
Сегодня, когда мы справляем 60-ю годовщину ракетного ядерного щита, стоит поговорить о том, что быть сверхдержавой – это ещё не быть всесильной. И о том, как мы это доказали.
Этапы большого пути
Для начала немного дат. Задачу развивать ракетостроение советское правительство предметно поставило в 1946 году. Первая ракета (Р-1, реплика немецкой Фау-2) была запущена уже в 1948-м, а принята на вооружение в 1950-м. Первую ядерную бомбу СССР испытал в 1949 году. Но лишь в 1956 году всё это удалось совместить.
После Р-1 была Р-2 – по сути та же ракета, но с вдвое большей дальностью (270 и 550 км). Разработка Р-3 (3000 км) была неудачной – оказалось, что в конце 1940-х годов для такой дальности ещё не существовало технологий и материалов. Поэтому занялись освоением более скромных расстояний (1200 км) Она-то и стала основой нашего первого варианта щита.
Саму Р-5 наши ракетчики сделали за три года (1949-1952). Ещё два потратили на испытания и доводку, и уже к началу 1955 года ракета была готова. Задержка в полтора года с принятием на вооружение связана с разработкой ядерной боевой части.
1. Повторение и осознание того простого факта, что даже в середине прошлого века за одну примитивную по нынешним меркам ракету отвечало 5 человек, возглавлявших к тому же научные коллективы. Ракеты создаются коллективами, а не гениями-одиночками.
2. Скопировать можно только одну ракету и только один раз. Дальнейшее развитие (увеличение дальности, массы боевой части), как правило, влекут комплексную переработку исходного изделия. Для этого уже мало просто уметь копировать, нужно понимать.
Главные ракетчики
И, конечно же, нам никуда не уйти от Лаврентия Берии, знаковой фигуры нашей оборонной промышленности. В дополнение к атомному проекту в мае 1946 года он получил и ракетный. Кто-то возразит: так ведь Георгий Маленков ракетную тему курировал, Берия в соответствующий комитет даже не входил.
Но вот как было на самом деле: «Фактически ракетостроением руководил Лаврентий Берия. Георгий Маленков не занимался организационными и производственными вопросами был формальным председателем комитета». Это подтверждает и Борис Черток (конструктор-ракетчик, один из соратников Королёва). По его словам, руководители комитета (Маленков, Булганин) лишь подписывали подготовленные аппаратом документы. Реальным же создателем отрасли, кроме конструкторов, конечно же, был Берия. И Сталин.
Сергей Королёв: «[Сталин] много спрашивал и много пришлось говорить... Чувствовалось, что он имеет полное представление о ракетах... Его интересовали скорость, дальность и высота полёта, полезный груз, который ракета может нести. Особенно с пристрастием он расспрашивал о точности попадания в цель».
Самый главный резерв
Принятие на вооружение Р-5М означало не просто ещё один тип оружия для Советской армии. Первоначально, ещё с 1946 года, соединения с ракетным вооружением передавали в состав Резерва Верховного Главнокомандования. Логично, поскольку в РВГК как раз и входили подразделения с одной общей чертой: возможностью решать стратегические задачи, переломить ход боевых действий на участке фронта: гвардейские миномёты («Катюши»), артиллерия прорыва, штурмовые инженерно-сапёрные бригады, авиация дальнего действия (по факту, формально не относилась).
Но развитие ракетной техники, (появление ракет средней дальности с ядерной боевой частью) показало, что её потенциал гораздо шире, чем просто ударная сила Резерва. Если точнее – это такая дубинка, само наличие которой отбивает охоту нападать. Поэтому уже в 1959 году ракетные соединения свели в отдельный род войск – РВСН. Первым стратегическим назначением (1958-1959) стало размещение двух дивизионов с Р-5М в Восточной Германии.
Зачем нам ракеты?
Столь активная разработка средств доставки «аргументов» объясняется просто: к моменту создания РВСН военно-политическое командование США заботливо шлифовало не то пятый, не то шестой план ядерной атаки на СССР, его союзников по Варшавскому блоку, а также Китай.
План остался всего лишь планом, но причина этого отнюдь не в миролюбии, а в концепции: предусматривалось не только нанесение тотального урона нашей армии, военной промышленности и населению, но и исключение возможности ответного удара. Для чего было необходимо гарантированно накрыть большое количество целей – год от года оно росло и даже увеличение количества ядерных зарядов в США с 2400 (1955) до 22000 (1961) не гарантировало успеха. А затем, примерно с начала 1970-х, смысл в этой гонке исчез. Количество МБР у нас и мощность зарядов в них не оставляли шансов на безнаказанный удар. А не безнаказанно – американцам не интересно.
С тех пор меняются только технологии. К настоящему моменту РФ готовится принять на вооружение уже пятое поколение МБР («Сармат», гиперзвуковые боевые блоки, атака с суборбитальных траекторий, повышенная точность), защита от которой потребует от США качественного увеличения расходов и времени на создание ПРО. А мы тем временем придумаем что-нибудь ещё.
Не потому что мы кровожадные. А потому что снова поменять ПРО на планы ядерной атаки – не так долго, как может показаться. К тому же это неплохо усмиряет попытки сверхдержавы вмешиваться в наш суверенитет.
***
Когда возникает вопрос: «Зачем нам такие расходы на космос?», то ответ – перед глазами. Мирный космос есть лишь обратная сторона ракет, дремлющих в пусковых шахтах. И позволяющих мирно дремать всем нам.
При существующих и установленных ими «правилах игры» бьют не там, где «правы», и даже не там, где «наиболее болезненно». Откуда им знать, что для нас болезненно, а что нет? При существующих правилах нас будут бить везде, где это можно будет сделать безнаказанно, вот и все.
Что с этим со всем делать?
А все просто: перестать жевать сопли.
Помните, как удивились и обиделись евробюрократы из разного рода «европейских парламентских структур», типа ПАСЕ, когда мы им мало того, что дали понять, что нам и «не очень-то и надо», и, что самое главное, приостановили (по мне так лучше бы и вообще прекратили) финансирование этой странной организации?
А теперь, внимание, вопрос: как отнесется IAAF к тому, что российская сторона приостановит действие всех финансовых, для начала, контрактов? Ну, там, права на телетрансляции (уж точно права на телетрансляции легкоатлетических соревнований на ближайшей Олимпиаде в Рио), спонсорские контракты, да и вообще лишит «мировую легкую атлетику» пресловутых «русских денег», которых там, поверьте, немало. И предложит городу и миру, допустим, на эти же деньги проведение открытого легкоатлетического форума на своей территории, причем с такими призовыми фондами, что «звезды мирового олимпизма» трижды подумают, ехать им на соревнования под эгидой IAAF или на этот гипотетический Открытый чемпионат России.
Ну вот есть же «бриллиантовая лига» в мировой легкой атлетике. И почему бы не появиться «нефтяной», допустим, или «газовой»?
И это будет дешевле, и чем Олимпиада в Сочи, и даже чем создание, допустим, хоккейной Континентальной лиги, в которой, несмотря на все возмущенные вопли европейского спортивного чиновничества, уже вполне себе успешно выступают не только русские хоккейные клубы.
Мы уверены, что IAAF это очень активно не понравится.
По крайне мере, понравится значительно меньше, чем теперь, когда мы старательно подставляли одну щеку за другой (а щёк у нас много), выполняя все возможные и невозможные требования и IAAF, и ВАДА, а о нас за это вытерли ноги с фантастической формулировкой «недостаточно антидопинговая атмосфера в стране». И – даже без голосования, с прекрасным пониманием того, что все происходящее всего лишь грандиозный фарс. И единственное, в чем была хотя бы какая-то логика - в том, что фарс совершенно «безнаказанный». Потому как в этом и есть логика «наших западных партнеров»: они бьют там и только там, где не предполагают нарваться на какой-либо ответный удар.
И точно не стоит думать, что этот «удар» последний.
К этому просто надо быть готовым и выстраивать систему международных отношений (и не только в спорте), чтобы у «наших партнеров» не было искушений и иллюзий, и вот тогда можно будет хотя бы атлетам хотя бы относительно спокойно спать.
