ANTIFEJK

По итогам Первой мировой войны развалились Российская и Австро-Венгерская империи, а на их обломках стали возникать новые государства. Естественно, возникли сложности с установлением новых границ. В 1920 году Верховный совет Антанты рекомендовал в качестве восточной границы Польши демаркационную линию, предложенную тогдашним министром иностранных дел Великобритании лордом Джорджем Керзоном (правильно фамилия английского лорда произносится с ударением на первый слог). Линия соответствовала этнографическому принципу: к западу от неё находились земли с преобладанием польского населения, к востоку – территории с преобладанием литовского, белорусского и украинского населения. В историю она вошла как Линия Кёрзона.

В 1944 году на конференции в Ялте имел место следующий эпизод:

«Однако, заявил Сталин, линия Керзона была изобретена не русскими. Она была намечена Кёрзоном, Клемансо и представителями Соединенных Штатов на конференции 1919 года, куда Россия не была приглашена. Линия Керзона была принята против воли России на основе этнографических данных. Ленин с ней не соглашался. Он не хотел передачи Польше города Белостока и прилегающей к нему области» (Уинстон Черчилль, Вторая мировая война – Том 6, Часть вторая, Глава третья).

В 1939 г. Белосток и прилегающие к нему области оказались в составе СССР, но в 1947 г. Советский Союз передал эти территории Польше.

А вот в 1920 году ситуация для Советской России была очень неблагоприятная...

«... 17 августа [1920 года] Минская конференция, наконец, собралась. Советские представители на основании инструкций, данных им за несколько дней перед тем, предъявили свои условия. Они признавали независимость Польской республики. Они не требовали от Польши никакой контрибуции. Они соглашались с тем, чтобы польская граница была проведена в согласии с нотой лорда Керзона от 11 июля. Ничего не могло быть более благоразумного» (Уинстон Черчилль, Мировой кризис – Глава XII).

Сейчас границы между Польшей и Украиной, а также Польшей и Беларусью, проходят примерно по той самой Линии Кёрзона. Но в 1921 году по итогам войн, развязанных Польшей против Украины, Литвы и РСФСР в 1919-м и 1920-м, границы оказались значительно восточнее этой линии. Обратите внимание на тот факт, что поляки среди прочего отняли у Литвы Вильнюс. Забегая наперёд, скажу, что 17 марта 1938 года Польша при поддержке Германии выдвинула Литве в ультимативной форме ряд требований. В частности – отменить статью литовской конституции, указывающую, что столицей Литвы является Вильно (Вильнюс), угрожая, в случае отклонения требований, оккупировать страну.

Отдельно стоит упомянуть город Львов и восточную Галичину.

Уинстон Черчилль в своих мемуарах описал следующий эпизод имевший место во время Ялтинской конференции:

«Сталин сказал, что [...] нельзя позволить полякам захватить украинскую и белорусскую территории. Это было бы несправедливо. В соответствии с границей 1939 года земли Украины и Белоруссии были возвращены Украине и Белоруссии. Советская Россия придерживается границ 1939 года, потому что они справедливы с этнической точки зрения.

Иден спросил, означает ли это линию Риббентроп – Молотов. “Называйте её, как хотите”, – сказал Сталин. Молотов заметил, что эту линию обычно называют линией Кёрзона.

“Нет, – сказал Иден, – имеются существенные различия”.

Молотов сказал, что никаких различий нет. Тогда я взял карту и показал линию Кёрзона и линию 1939 года, а также линию, проходящую по Одеру. Иден сказал, что южная часть линии Кёрзона никогда точно не была определена.

Участники совещания разбились на группы и собрались возле моей карты и карты американцев; поэтому переводчикам трудно было вести записи.

Иден заявил, что линия Кёрзона должна была пройти восточнее Львова.

Сталин ответил, что эта линия на моей карте проведена неправильно. Львов должен остаться на русской стороне, и линия должна пройти к западу в направлении Перемышля. Молотов достанет карту с линией Кёрзона и описание к ней. Сталин заявил, что не желает никакого польского населения и что если где-либо окажется район, населенный поляками, он с удовольствием отдаст его.[...]

...Молотов представил русский вариант линии Кёрзона и текст радиограммы лорда Кёрзона, в которой перечисляются названия всех пунктов» (Уинстон Черчилль, Вторая мировая война – Том 5, Часть вторая, Глава пятая).

Сам же сэр Уинстон своё отношение к вопросу государственной принадлежности Львова описал следующим образом:

«Я неоднократно заявлял в парламенте и в других публичных выступлениях о своей решимости поддержать притязания СССР на линию Кёрзона в толковании Советского правительства. Это означало присоединение Львова к СССР» (Уинстон Черчилль, Вторая мировая война – Том 6, Часть вторая, Глава третья).

А вот мнение уже не союзника, а противника Советского Союза в войне – ниже цитата из воспоминаний Маршала Италии Джованни Мессе, командовавшего Экспедиционным итальянским корпусом, воевавшим в СССР. Освещая обстановку на оккупированных территориях, итальянский маршал, в частности, писал:

«В политическом плане ситуация усугублялась из-за перехода Восточной Галиции в Генерал Губернаторство, хотя по этнографическому положению региона её следовало включить в состав “Комиссариата Украины”» (Джованни Мессе, Война на русском фронте – VI глава).

Генерал Губернаторством называлась Польша во времена её оккупации Германией. Как видите, и итальянский маршал признаёт, что Львов и Восточная Галичина – это Украина. В 1939 году эти земли вошли в состав Украинской ССР, а сегодня является неотъемлемой частью независимой Украины.

К Линии Кёрзона мы ещё вернёмся, а теперь перейдём к первопричинам Второй мировой войны.

«Давайте писать историю войны не с 22 июня...» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 6).

Давайте!!!

Верховный главнокомандующий союзными войсками во Франции «Маршал Фош, услыхав о подписании Версальского мирного договора, удивительно верно сказал: “Это не мир. Это перемирие на двадцать лет”». (Уинстон Черчилль, Вторая мировая война – Том 1, Часть первая, Глава первая).

Уинстон Черчилль внёс огромный личный вклад в победу над германским нацизмом и имел доступ к секретной информации, как в ходе самой войны, так и в период между двумя войнами. За свою книгу мемуаров «Вторая мировая война» он был удостоен Нобелевской премии – этот факт говорит о мировом признании достоверности изложенного в ней.

Для того чтобы узнать, что он считал причиной Второй мировой, даже не обязательно читать все шесть томов его труда, а достаточно открыть первую страницу первого тома. Там написано:

«Часть первая. От войны к войне (1919 – 1939 годы).

Глава первая. Безрассудство победителей».

А в предисловии автора говорится:

«Я рассматриваю тома настоящего труда “Вторая мировая война” как продолжение истории Первой мировой войны, изложенной мною в книгах “Мировой кризис”, “Восточный фронт” и “Последствия”. Если данный труд будет завершён – вместе они составят летопись новой Тридцатилетней войны» (Уинстон Черчилль, Вторая мировая война – предисловие автора к первому тому).

Здесь даже комментировать нечего – имеющий мозг да поймёт!

Выдающийся английский военный историк и блестящий военный теоретик, генерал-майор Джон Фуллер, свою знаменитую книгу «Вторая мировая война 1939-1945. Стратегический и тактический обзор» начал так:

«Глава первая. Предвоенная обстановка

1. Непосредственные причины войны

Их проводят на места. Клемансо немедленно прерывает тишину. «Messieurs, la stance est ouverte”, – скрипит он и добавляв ещё несколько плохо подобранных слов. “Мы собрались здесь для подписания мирного договора…” Затем Сен-Кентен подходит к немцам и с исключительным достоинством подводит их к столу, на котором разложен договор… Они подписывают… Вдруг снаружи раздается гром орудийного салюта. Им извещают Париж, что второй Версальский договор подписан [...]

Так под грохот орудийного салюта была погребена Первая мировая война и зачата вторая. Хотя при изучении главных причин последней, впрочем, как и первой, видно, что нити тянутся через паровые двигатели и биржи к инстинктам первобытного человека, однако непосредственной причиной её был Версальский договор. И не потому, что он был суров или лишен здравого смысла, а потому, что Версальский договор нарушил условия перемирия от 11 ноября 1918 г. Важно помнить об этом, потому что именно этот недостойный поступок дал возможность Гитлеру сплотить вокруг себя всю Германию и оправдать в глазах немецкого народа любое нарушение Версальского договора, на которое он шёл» (Джон Фуллер, Вторая мировая война 1939-1945. Стратегический и тактический обзор – Глава первая).

Умудрённые опытом люди, жившие и работавшие в период между двумя войнами, накануне и во время Второй мировой войны не испытывали ни малейших сомнений относительно реальных причин её возникновения: причина Второй мировой войны - это Версальский мирный договор! Примечательно, что это мнение полностью разделяют те, кто был по другую сторону баррикад. Необходимо напомнить: во время трибунала над нацистскими преступниками в Нюрнберге, как подсудимым, так и их адвокатам было категорически запрещено упоминать о Версальском договоре.

Командующий военно-морскими силами Третьего рейха (Кригсмарине) вспоминал:

«... после Второй мировой войны, в ходе работы Нюрнбергского трибунала, союзники имели все основания запретить какие-либо дискуссии и даже упоминания о Версальском мирном договоре и его последствиях. Что касается политических обстоятельств, которые привели к национал-социализму и призыву к “сильному человеку”, к фюреру, который выведет Германию из этого положения, то они были всего лишь следствиями ситуации, созданной торжествующими победителями в 1918 году. Национал-социализм, мыслимый исключительно на таком фоне, только и твердил о несправедливом мире и, выдвинув соответствующую партийную программу, затронул струну, которая отозвалась эхом в сердцах каждого разочарованного немца тех дней» (Эрих Редер, Гросс-адмирал – Глава 9).

Генерал-полковник Вермахта Лотар Рандулич:

«Политические и психологические корни Второй мировой войны лежат в диктате Версаля. Из хаоса, оставленного Первой мировой войной, этот договор не мог создать настоящий новый европейский порядок и принести справедливый мир, ибо основывался исключительно на позиции силы и экономическом эгоизме победителей. Версальский договор отказывал побежденной Германии в признании её национального достоинства, уязвлял самолюбие немцев, отнимал у них важные жизненные позиции и вызывал убеждение, что созданное положение не может быть прочным» (Лотар Рендулич, Вторая мировая война на суше – Введение).

Немецкий генерал-лейтенант Курт Дитмар в разделе “Что привело ко Второй мировой войне” книги “Вторая мировая война на суше”, пишет:

«Всё то, что с тревогой предвидели дальновидные люди в Германии и других государствах, сбылось через двадцать лет после завершения Первой мировой войны. Мирный договор, которым в Версале окончилась Первая мировая война, нёс в себе ростки будущего конфликта.

Самой болезненной раной, нанесённой немецкому народу, были новые границы на востоке, и среди них – Польский коридор» (Курт Дитмар, Вторая мировая война на суше – раздел “Что привело ко Второй мировой войне”).

О том, что именно Польский коридор (или как его ещё называют Данцигский коридор) стал не только одной из основных причин, но и прямым поводом ко Второй мировой, написал в своих воспоминаниях и Константин Кромиади. Если кто забыл - напомню: Константин Кромиади - белогвардейский полковник, эмигрант, ставший, во время Второй мировой войны, ближайшим соратником, начальником штаба и начальником личной канцелярии генерала Власова. Да-да, того самого Власова.

«...война Гитлера против Польши началась из-за Данцигского коридора, которым версальские миротворцы в 1918 году отрезали Восточную Пруссию от остальной Германии и тем самым поставили Германию в прямую зависимость от новообразовавшейся Польши. Германский народ эту национальную обиду болезненно переживал, а поляки в вопросе пользования коридором не особенно шли навстречу немцам. В связи с этим, когда Гитлер со своими войсками двинулся на Польшу, народные массы отнеслись к его поступку с некоторым удовлетворением. Я бы сказал, что Данцигский коридор послужил в 1939 году поводом для возникновения Второй мировой войны, как и сараевское убийство послужило поводом к возникновению Первой мировой войны в 1914 году» (Константин Кромиади, За землю, за волю! – Часть I).

Кстати, первая часть книги воспоминаний Кромиади посвящена настроениям в Берлине и в целом в Германии в 39-м - 41-м годах. Сам он в эти годы проживал именно в Берлине.

«... тема сама по себе характерна и охватывает настроения не одних только берлинцев, тем более что Берлин того времени посещался немцами разных городов и концов Германии. Но, кто бы эти немцы ни были, весть о возникновении войны между Германией и Советским Союзом приняли холодно» (Константин Кромиади, За землю, за волю! – Часть I).

Буквально в следующем абзаце он повторяет это ещё раз:

«... возникновение новой войны, да ещё с такой громадной страной, как Советский Союз, немецкие обыватели встретили очень холодно. [...]

Короче говоря, если после раскассирования коммунистической партии и налаживания хозяйственной жизни страны германские обыватели чествовали своего Гитлера и гордились им, то начало войны против Советского Союза уже поколебало их веру в него, они уже почувствовали тяжесть ярма, которое он надел им на шею. С этого времени начинается подпольная критика поступков фюрера, того фюрера, о котором раньше можно было думать что угодно, но никто не решался высказать свою критику» (Там же).

Тот факт, что немцы в большинстве своём холодно восприняли весть о начале войны с СССР, является косвенным свидетельством того, что широкие массы не поверили в существование угрозы Германии со сборный Советского Союза.

Однако вернёмся к рассмотрению исторических событий имевших место между двумя мировыми войнами.

То, что образовалось на месте кайзеровской Германии, получило название Веймарская республика.

«Веймарская республика при всех её достоинствах и совершенствах рассматривалась как нечто навязанное врагом. Она не сумела завоевать преданность или захватить воображение германского народа. Одно время он пытался в отчаянии ухватиться за престарелого маршала Гинденбурга. Затем мощные силы устремились по воле волн. Пустота раскрылась, и через некоторое время в эту пустоту вступил неукротимый маньяк, носитель и выразитель самых злобных чувств, когда-либо разъедавших человеческое сердце, – ефрейтор Гитлер» (Уинстон Черчилль, Вторая мировая война – Том 1, Часть первая, Глава первая).

Виктор Суворов представил приход Гитлера к власти как результат некоего хитрого Сталинского плана. Владимир Богданович вообще изобразил “Старушку Европу”, как какую-то “сталинскую песочницу”. По Суворову – товарищ Сталин устраивает в Европе всё, что ему заблагорассудится: то “Гитлера-Ледокола” к власти приведёт, то руками этого самого Гитлера войну устроит в “нужное время” в “нужном месте” да ещё и с “нужным ему результатом”. Почему исконные, великие европейские игроки, Англия и Франция, допустили до того, что руководитель СССР “творит в Европе всё, что ему заблагорассудится”(?) – этот вопрос господин Резун обошёл вниманием.

Судя по всему, автор «Ледокола» считал, что просто обвинить СССР в подготовке к нападению на Третий рейх - недостаточно. В конце концов, германский нацизм во всём мире признан величайшим злом, а пойти войной против вселенского зла - это не так уж плохо. Потому для Виктора Суворова принципиально важно было ещё и наврать, что Сталин якобы причастен к возникновению этого самого вселенского зла, именуемого национал-социализмом Гитлера. Для этого он смешал в кучу и переврал сведения о событиях в результате которых Адольф Гитлер пришёл к власти.

В книге «Последняя республика» Владимир Резун так описал политические процессы в Германии конца 32-го - начала 33-го годов.

«... такая ситуация сложилась в Германии в конце 1932 года: гитлеровцы, как мы помним, на первом месте, социал-демократы – на втором, коммунисты – на третьем. Но ни гитлеровцы, ни социал-демократы, ни тем более коммунисты прийти к власти не могут.

В этой ситуации судьбы Германии, Европы и всего мира оказались в руках меньшинства – в руках германских коммунистов. Поддержат коммунисты социал-демократов – и гитлеризм рухнет и больше никогда не поднимется. А если коммунисты поддержат гитлеровцев, рухнет социал-демократия.

[...]

Если германские коммунисты поддержат Гитлера, то это будет означать убийство социал-демократии и самоубийство германского коммунизма.

Товарищ Тельман так и поступил – поддержал Гитлера» (Виктор Суворов, Последняя республика – Глава 6).

Во-первых, Резун в своей книге смешал в кучу информацию о выборах ноября 32-го года, по итогам которых партия Гитлера получила 196 мандатов; и выборах марта 33-го, на которых нацисты получили 288 мандатов - 53% мест в Рейхстаге. Во-вторых, он умолчал о том, что в Германии тогда было не три, а четыре политические силы. Кроме вышеназванных, были ещё националисты. Именно националисты, а не коммунисты, объединились с нацистами после ноябрьских выборов 1932 года. По результатам этих же выборов, партия Гитлера потеряла голоса колеблющихся избирателей, а коммунисты набрали больше голосов чем на предыдущих выборах. Любой политтехнолог скажет, что в условиях политического кризиса это можно расценивать как тренд, потому германские коммунисты были заинтересованы в скорейшем проведении новых выборов.

Как развивались те события и как Адольф Гитлер получил диктаторские полномочия – подробно описано в книге сэра Уинстона Черчилля - предоставим слово ему:

«Громадные массы избирателей были охвачены тревогой и брожением. В ноябре 1932 года по всей Германии снова, в пятый раз за один год, состоялись выборы. Нацисты понесли урон, и их 230 мандатов сократились до 196 – разница досталась коммунистам. Тем самым позиции Гитлера были ослаблены. 17 ноября Папен вышёл в отставку и канцлером вместо него стал Шлейхер. Гитлер вместе с Папеном и националистами объединились теперь против него, а коммунисты своей уличной борьбой с нацистами и своими антиправительственными забастовками содействовали тому, что дальнейшее его пребывание у власти стало невозможным. Папен решил воспользоваться своим личным влиянием на президента Гинденбурга. Не будет ли в конце концов наилучшим выходом из положения умилостивить Гитлера, взвалив на него всю ответственность и всё бремя власти? Наконец Гинденбург с неохотой дал свое согласие. 30 января 1933 года Адольф Гитлер вступил на пост канцлера Германии.

Все, кто собирался или мог оказать сопротивление новому порядку, скоро почувствовали на себе руку хозяина. 2 февраля всякие митинги или демонстрации германской Коммунистической партии были запрещены, и по всей Германии началось изъятие припрятанного оружия, принадлежащего коммунистам. Кульминационный момент наступил вечером 27 февраля 1933 года. В здании рейхстага вспыхнул пожар. Были вызваны отряды коричневорубашечников, чернорубашечников и их вспомогательные части. За одну ночь было арестовано четыре тысячи человек, в том числе члены Центрального Комитета Коммунистической партии. Проведение этих мероприятий было поручено Герингу, в то время министру внутренних дел Пруссии. Они служили подготовкой к предстоящим выборам и обеспечивали поражение коммунистов, самых грозных противников нового режима. За организацию избирательной кампании взялся Геббельс, которому не приходилось занимать ни ловкости, ни рвения.

Однако в Германии ещё имелись многочисленные силы, не желавшие подчиниться, оказывавшие сопротивление или проявлявшие активную враждебность гитлеризму. Коммунисты и те многочисленные немцы, которые в своей растерянности голосовали вместе с ними, получили 81 мандат, социалисты – 118 и националисты Папена и Гугенберга – 52. Гитлер же получил 17 миллионов 300 тысяч голосов, поданных за нацистов, и 288 мандатов. Только так – всеми правдами и неправдами – удалось Гитлеру получить на выборах поддержку большинства германского народа. Он имел в рейхстаге 288 мандатов против 251 мандата остальных партий, большинство всего в 37 мандатов. [...]

21 марта 1933 года в гарнизонной церкви в Потсдаме, близ гробницы Фридриха Великого, Гитлер открыл первый рейхстаг третьего рейха. В церкви сидели представители рейхсвера – символ непреходящей германской мощи – и старшие офицеры штурмовых и охранных отрядов, новые представители возрождающейся Германии. 24 марта большинство рейхстага, подавив или запугав всех противников, 441 голосом против 94 приняло решение о предоставлении канцлеру Гитлеру чрезвычайных полномочий сроком на четыре года. Когда объявили результаты голосования, Гитлер обернулся к скамьям социалистов и крикнул: “А теперь вы мне больше не нужны!”» (Уинстон Черчилль, Вторая мировая война – Том 1, Часть первая, Глава пятая).

Как несложно догадаться, именно коммунисты голосовали против предоставления Гитлеру особых полномочий, но их голосов не хватило,… и Адольф Алоизович стал диктатором.

И как же складывались отношения Гитлера и в целом нацистской Германии с внешним миром? Сейчас принято попрекать Сталина за то, что он “с нацистами договора подписывал”. А давайте рассмотрим то, как другие страны относились к гитлеровской Германии...

Отношения задались сразу – уже в июле 1933 года Франция, Англия, Италия и Германия подписали “Пакт четырёх”, предполагавший политическое сотрудничество между четырьмя державами в Лиге Наций. Правда, он был ратифицирован только в Италии, и потому так и не вступил в силу, но сам факт...

26 января 1934 года Польша первой из европейских держав подписала с Германией Декларацию о неприменении силы – это то же самое, что и пакт о ненападении, только назвали иначе.

«Германо-польский пакт позволил нацистам сосредоточить внимание сначала на Австрии, а затем на Чехословакии, что имело гибельные последствия для этих несчастных стран» (Уинстон Черчилль, Вторая мировая война – Том 1, Часть первая, Глава двадцатая).

Отказ Гитлера в марте 1935 года от соблюдения статей Версальского договора не вызвал сколь-нибудь существенной реакции со стороны Запада.

«[...] Франция, Великобритания и, безусловно, также Италия, несмотря на все разногласия между ними, считали необходимым выступить против этого явного нарушения мирного договора со стороны Гитлера. В Стрезе была созвана под эгидой Лиги Наций конференция бывших главных союзников, на которой были обсуждены все эти вопросы. [...]

Все были единодушны в том, что открытое нарушение торжественных договоров, ради которых миллионы людей отдали свои жизни, не может быть терпимо. Однако английские представители с самого начала дали понять, что они не считают возможным применение санкций в случае нарушения договора. Это, естественно, свело конференцию к одним словопрениям» (Уинстон Черчилль, Вторая мировая война – Том 1, Часть первая, Глава восьмая).

И это несмотря на то, что Англия и Франция обладали подавляющим военным превосходством над тогдашней Германией.

«Всё то, что было создано немцами вплоть до 1935 года, уступало по численности и мощи французской армии с её огромными резервами, не говоря уже о её многочисленных и сильных союзниках. Даже и теперь ещё твёрдое решение, опирающееся на авторитет Лиги Наций, поддержкой которой легко было заручиться, могло бы приостановить весь этот процесс. Германию можно было призвать к ответу в Женеве и предложить ей дать исчерпывающие объяснения и потребовать, чтобы она разрешила межсоюзническим расследовательским миссиям ознакомиться с состоянием её вооружений и с теми воинскими формированиями, которые были ею созданы в нарушение мирного договора. Или же, в случае её отказа, плацдармы на Рейне могли быть вновь оккупированы до тех пор, пока не было бы обеспечено выполнение мирного договора. При этом исключалась всякая возможность эффективного сопротивления со стороны Германии и было маловероятно, чтобы эта операция привела к кровопролитию. Действуя таким образом, можно было предотвратить Вторую мировую войну или, по крайней мере, оттянуть её возникновение на неопределенно долгий срок» (Уинстон Черчилль, Вторая мировая война – Том 1, Часть первая, Глава восьмая).

Но вместо этого, уже в июне 1935 года, было заключено Англо-германское морское соглашение. Сам факт подписание этого двустороннего документа означал согласие Великобритании с позицией Гитлера в его стремлении свести на нет действие статей Версальского договора. Формально – это соглашение ограничивало немецкий флот 35% от британского флота по надводным боевым кораблям и 45% по подводным лодкам, но фактически...

«Установление для германского флота предельных размеров, равных одной трети английского, означало, что Германии разрешалась такая судостроительная программа, которая должна была до предела загрузить её верфи по меньшей мере на десять лет. Таким образом, расширение германских военно-морских сил практически ничем не ограничивалось и не сдерживалось. Немцы могли строить новые корабли так быстро, как это позволяли физические возможности» (Уинстон Черчилль, Вторая мировая война – Том 1, Часть первая, Глава восьмая).

Свидетельствует гросс-адмирал Редер:

«Поскольку срок “замораживания” военно-морских вооружений, установленного Вашингтонским договором 1922 года и затем продлённого с некоторыми изменениями, должен был истечь в 1936 году, Великобритания, не имея никаких шансов на его продление, без всякого сомнения, должна была бы рано или поздно начать наращивать мощь своего флота. А это автоматически повлекло бы за собой пропорциональный рост нашего флота» (Эрих Редер, Гросс-адмирал – Глава 9).

Пикантность ситуации состоит в двух деталях. Во-первых, англичане этот договор заключили за спиной у союзников.

«... британская делегация просила не привлекать к соглашению много шума в прессе. Британцы не без оснований считали, что их бывшие союзники – в частности французы – не придут в восторг от заключения ими самостоятельного соглашения с Германией» (Эрих Редер, Гросс-адмирал – Глава 8).

Во-вторых:

«В проектировании новых линкоров преимущество немцев состояло в том, что они не были участниками Вашингтонского морского соглашения или Лондонской конференции. Они немедленно заложили “Бисмарк” и “Тирпиц”. И в то время как Англия, Франция и Соединенные Штаты были связаны пределом в 35 тысяч тонн, эти два огромных корабля должны были иметь водоизмещение свыше 45 тысяч тонн, так что, когда строительство их было закончено, они оказались самыми мощными кораблями в мире» (Уинстон Черчилль, Вторая мировая война – Том 1, Часть первая, Глава восьмая).

Генерал де Голль так охарактеризовал обстановку в Европе во второй половине 30-х годов ХХ века:

«В то время как Россия была всецело занята своей внутриполитической ситуацией, Америка держалась в стороне от европейских дел, Англия попустительствовала Берлину, чтобы Париж нуждался в её помощи...» (Шарль де Голь, Военные мемуары. Призыв 1940 – 1942 – Глава первая).

А почему Великобритания попустительствует Германии? Вот как сэр Уинстон Черчилль описывает принципы Британской внешней политики:

«На протяжении 400 лет внешняя политика Англии состояла в том, чтобы противостоять сильнейшей, самой агрессивной, самой влиятельной державе на континенте [...]

Заметьте, что политика Англии совершенно не считается с тем, какая именно страна стремится к господству в Европе» (Уинстон Черчилль, Вторая мировая война – Том 1, Часть первая, Глава двенадцатая).

По итогам Первой мировой войны сильнейшим европейским государством стала Франция. Именно её армия была самой многочисленной и боеспособной на Европейском континенте. Ни один европейский вопрос нельзя было решить без согласия Франции. Потому Великобритании нужно создать “противовес”, чтобы более эффективно влиять на европейские дела. Именно это имел ввиду Шарль де Голь, когда писал: «Англия попустительствовала Берлину, чтобы Париж нуждался в её помощи».

Английский генерал Фуллер прямо так и пишет:

«Со времен Тюдоров и до 1914 г. Британия стремилась сохранять равновесие сил, то есть разделять путём соперничества великие континентальные державы и сохранять равновесие между ними. [...]

Франция осталась сильнейшей в военном отношении державой в Европе, и потенциально судьба равновесия сил автоматически перешла в её руки. [...] Британия постепенно вернулась к своей традиционной политике и начала выступать в пользу Германии, чтобы создать противовес Франции» (Джон Фуллер, Вторая мировая война 1939-1945 Стратегический и тактический обзор – Глава первая).

Однако необходимо заметить, что и сама Франция не слишком-то стремилась сдержать устремления Гитлера.

Вот главнокомандующий германского военно-морского флота делится своими впечатлениями о взаимоотношениях Гитлера с Западом:

«Нельзя не сказать о позиции лидеров стран Антанты: уклоняясь от любых дискуссий с Веймарской республикой относительно пересмотра несправедливых статей Версальского договора, они без всяких колебаний пошли на подобную дискуссию с национал-социалистским государством Гитлера и предоставили ему всё то, в чём отказали политикам Веймара» (Эрих Редер, Гросс-адмирал – Глава 9).

Как видите, никто не чурался контактов с Германией Адольфа Гитлера. А сам Гитлер не стал ограничиваться только дружественными жестами.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Далее Резун-Суворов заводит речь о секретных пакетах в сейфах штабов частей Красной Армии и которые можно вскрыть только по распоряжению из Москвы.

«Пакеты лежат в сейфах каждого командира, но 22 июня 1941 года Сталин не дал приказа вскрыть Красные пакеты. По свидетельству Рокоссовского, некоторые командиры на свой страх и риск [...] сами вскрыли Красные пакеты. Но ничего они там нужного для обороны не обнаружили» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 19).

Опять пишет о свидетельстве, но цитаты не приводит. Смотрим, что написано в воспоминаниях маршала Рокоссовского.

«Около четырёх часов утра 22 июня дежурный офицер принёс мне телефонограмму из штаба 5-й армии: вскрыть особый секретный оперативный пакет.

Сделать это мы имели право только по распоряжению Председателя Совнаркома СССР или Народного комиссара обороны. А в телефонограмме стояла подпись заместителя начальника оперативного отдела шта[ба] арм[ии]. Приказав дежурному уточнить достоверность депеши в округе, в армии, в наркомате, я вызвал начальника штаба, моего заместителя по политчасти и начальника особого отдела, чтобы посоветоваться, как поступить в данном случае.

Вскоре дежурный доложил, что связь нарушена. Не отвечают ни Москва, ни Киев, ни Луцк.

Пришлось взять на себя ответственность и вскрыть пакет.

Директива указывала: немедленно привести корпус в боевую готовность и выступить в направлении Ровно, Луцк, Ковель» (Константин Рокоссовский, Солдатский долг).

И снова мы видим, что господин Резун вольно исказил смысл написанного в воспоминаниях полководца.

Жаль, что маршал ничего не поведал о цели выдвижения подчинённых ему войск в направление на Ровно, Луцк и Ковель, но об отсутствии в пакете “нужного для обороны” абсолютно ничего не свидетельствует.

Говоря о планах в сейфах командиров Красной Армии, господин Резун очередной раз прибегает к своему излюбленному методу – приводит цитату в сокращённом виде.

«“Конечно, у нас были подробные планы и указания о том, что делать в день «М»… всё было расписано по минутам и в деталях… Все эти планы были. Но, к сожалению, в них ничего не говорилось о том, что делать, если противник внезапно перейдет в наступление” (Генерал-майор М. Грецов. ВИЖ, 1965, №9 – с. 84).

Итак, планы войны у советских командиров были, но планов оборонительной войны не было» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 19).

А теперь проверим: что в действительности писал генерал-майор доктор военных наук Михаил Грецов. В «Военно-историческом журнале» №9 за 1965-й год на странице 84 напечатано следующее:

«Конечно, у нас были разработаны подробные планы и указания о том, что делать в день “M”, т. е. в день объявления мобилизации, было расписано всё по минутам и в деталях в плоть до того, когда и какие подразделения идут в баню, когда и где они получают снаряды, патроны и т.д., и, наконец, в сейфах каждого штаба хранились знаменитые пакеты с планом прикрытия, в которых точно было расписано, когда и куда нужно было двигаться войскам. Все эти планы были. Но, к сожалению, в них ничего не говорилось о том, что делать, если противник внезапно перейдёт в наступление» (Михаил Грецов, ВИЖ, 1965, №9 – С.84).

Речь в статье идёт именно о планах прикрытия. Как обычно, Виктор Суворов просто извратил цитату и изобразил нужный ему вывод. Советские планы, как видно из сказанного в статье генерала Грецова, предусматривалт проведения мобилизации до начала боевых действий. Тоесть в так называемый угрожаемый период. Военным конфликтам в Европе, в период с 1939 по 41-й годы, предшествовали выдвижение требований, предъявление ультиматумов, переговоры и т.п. Очевидно, советское руководство предполагало, что накануне нападения, Германия выдвинет какие-то требования, или предъявит претензии, это и послужит сигналом для начала мобилизации, и приведения войск в состояние полной боевой готовности. Но немцы напали внезапно, без предъявления каких бы то ни было претензий.

* * *

Продолжая тему сталинских поступков в мае 41-го года, Резун-Суворов рассказывает читателям про выступление Сталина перед выпускниками военных академий РККА 5-го мая 1941 года. Суворов утверждает, что содержание этого выступления Сталина засекречено и никогда не публиковалось.

«Сталинские сочинения до сих пор держат первенство в мире по количеству изданных томов. Опубликовано многое, даже заметки на полях чужих книг: всё это драгоценные источники мудрости, а вот речь о войне с Германией так и осталась секретной на многие десятилетия» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 19).

Была ли эта речь Сталина засекречена, когда Резун писал «Ледокол»? Может, и была. Но сейчас эта речь опубликована в Интернете – её можно найти на сайте академика Яковлева.

https://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1011756

Ничего о нападении на Германию Сталин тогда не говорил. Общий смысл его выступления таков: наша армия кардинально изменилась – ещё недавно мы были слабые, а теперь мы сильные. Теперь в нашей армии многого танков и самолётов. Вот характерная цитата:

«Товарищи, вы покинули армию три – четыре года тому назад, теперь вернётесь в её ряды и не узнаете армии. Красная Армия уже не та, что была несколько лет тому назад. [...]

Мы перестроили нашу армию, вооружили её современной военной техникой» (Иосиф Сталин, Выступление перед выпускниками военных академий РККА в Кремле, 5 мая 1941).

Далее Сталин говорит о необходимости перестраивать сознание бойцов и командиров РККА в соответствии с новыми возможностями армии.

«Нам необходимо перестроить наше воспитание, нашу пропаганду, агитацию, нашу печать в наступательном духе. Красная Армия есть современная армия, а современная армия – армия наступательная» (Иосиф Сталин, Выступление перед выпускниками военных академий РККА в Кремле, 5 мая 1941).

Если рассматривать эти сталинские слова с точки зрения гипотезы Резуна, то выглядит довольно странно. Уже май 41-го – уже как бы пора нападать на Европу, а Сталин говорит ещё только о необходимости перестраивать пропаганду и агитацию в наступательном духе. Вообще-то, если он планировал нападение на лето 1941 года, то это уже давно пора было сделать.

Ещё в выступлении присутствует краткий анализ причин поражения европейских стран в войне с Германией. В общем-то, и всё.

Сталин говорил о том, что Красная Армия теперь способна на равных воевать с любым противником, что способна проводить наступательные операции и бить агрессора на его территории. Но Виктор Суворов настойчиво пытается внушить читателю мысль, что защищать страну можно исключительно сидя в глухой обороне. Он, как зацикленный, опять твердит про мины, проволоку и взорванные мосты, и снова цитирует Старинова.

«Наверное, на границах начнут всё же устанавливать мины, колючую проволоку, минировать мосты? Нет. Как раз наоборот. “В начале мая 1941 года, после выступления Сталина на приеме выпускников военных академий, всё, что делалось по устройству заграждений и минированию, стало ещё более тормозиться” (Старинов. С. 186)» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 19).

На этот раз Резун-Суворов цитату не извратил, но всё же вырвал её из контекста. В оригинале, Илья Старинов писал следующее:

«Будучи начальником отдела в ГВИУ, я продолжал поддерживать тесную связь с Центральным управлением военных сообщений. Там работал известный энтузиаст минноподрывного дела В. А. Антипин, и мне пришла мысль через него воздействовать на генерала И. А. Петрова, от которого в значительной степени зависело снабжение войск инженерными минами. Нашим союзником стал и заместитель начальника военных сообщений Красной Армии генерал Кондратьев. Он дал в ГВИУ заявку на 120 000 мин замедленного действия для железнодорожных войск. Заявка эта подверглась тысячекратному сокращению. ГВИУ смогло выделить военным железнодорожникам лишь… 120 МЗД. В начале мая 1941 года, после выступления Сталина на приеме выпускников военных академий, всё, что делалось по устройству заграждений и минированию, стало ещё больше тормозиться» (Илья Старинов, Записки диверсанта – Часть III, Глава 4).

Во-первых, речь идёт о минах, предназначенных для партизанской войны и диверсий, а мы уже говорили о том, что Красная Армия больше не планирует оставлять свою территорию агрессору, а потом на этой территории партизанить. Во-вторых, стоит обратить внимание на следующий факт: и сам Старинов, и его сослуживцы как-то не в курсе, к какой войне надо готовиться. Им что, вообще никак не дали установки на то, что нужны будут средства разминирования и разграждения? Что они всё за мины ратуют? И заместитель начальника военных сообщение РККА туда же: 120'000 тысяч мин замедленного действия заказывает. Если верить Виктору Суворову, то вся военная машина СССР в начале 1941 года должна только то и делать, что готовиться к агрессии против миролюбивого Гитлера.

Помните эпизод из книги Покрышкина, в котором он опрометчиво обещает хозяину квартиры, что скоро увидит столицу Румынии? Резун-Суворов преподнёс это как признак того, что даже младшие командиры Красной Армии уже знают, что произойдёт в ближайшем будущем. Выходит, что старший лейтенант Покрышкин, где-то в Молдавии, знает о планах товарища Сталина, а генерал, заместитель начальника военных сообщений Красной Армии, сидя в наркомате обороны в Москве, вообще не в курсе происходящего, и потому заказывает ни много ни мало 120'000 мин. Или генерал какую-то свою политику решил вести? Это никак не вяжется с выдумками Владимира Резуна.

А Старинов далее в своей книге сообщает:

«...М. В. Онучин, А. К. Сёмин, В. А. Антипин, Б. А. Эпов, Я. М. Рабинович, В. П. Ястребов, П. Г. Радевич, продолжали работать над совершенствованием минной техники...» ( Илья Старинов, Записки диверсанта – Часть III, Глава 4).

Если предстоит нападение на Германию, то почему этих специалистов не переориентировали на подготовку к так называемой “агрессивной войне”, о которой упорно пишет автор «Ледокола»?

Кстати, в своём окончательном варианте книга Ильи Старинова была издана в 1997 году – когда уже не было СССР, а «Ледокол» стал весьма популярен на постсоветском пространстве. Среди прочего полковник Старинов написал следующее:

«Некоторые утверждают, что внезапное вероломное нападение немцев якобы явилось ответом на подготовку Советского Союза к нападению на Германию. На самом же деле Советская Армия готовилась к отражению нападения» (Илья Старинов, Записки диверсанта – Часть III, Глава 4).

* * *

«Май 1941 года – это резкий поворот во всей советской пропаганде. До этого коммунистические газеты прославляли войну и радовались тому, что Германия уничтожает всё больше и больше государств, правительств, армий, политических партий. Советское руководство просто в восторге: “Современная война во всей её страшной красоте!” («Правда», 19 августа 1940 года).

Или вот описание Европы в войне: “трупная свалка, порнографическое зрелище, где шакалы рвут шакалов” («Правда», 25 декабря 1939 года). На этой же странице – приветственная дружественная телеграмма Сталина Гитлеру. Коммунисты убеждают нас, что Сталин верил Гитлеру и хотел с ним дружбы, а в качестве доказательства суют нам сталинскую телеграмму от 25 декабря: “Главе Германского Государства господину Адольфу Гитлеру”. Так вот, прямо под дружественной сталинской телеграммой – “шакалы рвут шакалов”» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 19).

Теперь ВСЕ номера газеты «Правда» есть в свободном доступе в Интернете. Давайте посмотрим: что же на самом деле написало в названных Резуном газетах.

Кто там “войну прославлял”, над воюющей Европой “насмехался” и что за “приветственная телеграмма”?

Слова про “войну во всей её страшной красоте” ко Второй мировой никакого отношения не имеют вообще – от слова “совсем”! Резун-Суворов вырвал их из заметки о мероприятиях, проходивших в Тушино 18 августа и посвященных Дню авиации. На второй странице газеты, в заметке под названием “Мужество, красота и сила”, журналист «Правды» описывает зрелищное мероприятие:

«Летели волнами могучие бомбардировщики, пылал внизу завод-макет, сооружённый на Тушинском поле, гремели залпы зенитных батарей – всё было почти как на войне. Почти – ибо вместо авиационных бомб взрывались петарды, а зенитные пушки посылали в воздух всего лишь пламя холостых зарядов. Однако всякий кто не видел войны во всей её грозной и страшной красоте, тот мог получить некоторое представление о том, что представляет собой современная воздушная война» («Правда» №230 (8276), 19 августа 1940 г. – С.2).

Слова “шакалы рвут шакалов” взяты из авторской статьи писателя Алексея Толстого, которая называется «За Родину! За Сталина!». Статья в целом не представляет никакого интереса: крикливая пропаганда без признаков аргументации, суть которой сводится к прославлению Сталина и социализма, и критике Запада и капитализма. Но, так или иначе, никакого прославления войны там нет и близко. И выдернутые Суворовым слова, в контексте выглядят вот так:

«Нравственная высота коммунизма взращена на любви к человеку и к жизни.

Ложь, провокации, предательство, обнажённый цинизм, грабёж и массовое убийство стали заповедями буржуазного строя, капиталистического Синая.

От этого порнографического зрелища, от этой трупной свалки, где шакалы рвут шакалов, мы, советские люди, отворачиваемся с презрением. И вместе с ними миллионы и миллионы людей узнают, что есть добрая сила, разбивающая рабские цепи... » («Правда» №355 (8040) от 25 декабря 1939 г. – С.4).

Теперь по поводу телеграммы Сталина Гитлеру. Напомню:

«На этой же странице – приветственная дружественная телеграмма Сталина Гитлеру. Коммунисты убеждают нас, что Сталин верил Гитлеру и хотел с ним дружбы, а в качестве доказательства суют нам сталинскую телеграмму от 25 декабря: “Главе Германского Государства господину Адольфу Гитлеру”. Так вот, прямо под дружественной сталинской телеграммой – “шакалы рвут шакалов”» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 19).

Действительно, текст телеграммы напечатан на этой же странице газеты, прямо над статьёй Толстого. Не знаю кто там кому её суёт, только телеграмма эта – строго говоря – не приветственная, а благодарственная. Дело в том, что накануне Сталину отмечал 60-летие, и получал поздравления, в том числе и от глав и министров иностранных государств. А 25 декабря «Правда» публикует сталинские «спасибо», тем, кто его перед этим с днём рождения поздравил. Благодарность не только Гитлеру – и главе Монголии, и министру иностранных дел Турции, и президенту Словакии, и другим официальным лицам.

А буквально через один абзац Владимир Богданович написал:

«Сначала Сталин пактом Молотова-Риббентропа открыл шлюзы Второй мировой войны и радовался, видя, как “шакалы рвут шакалов”...» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 19).

Пакт Молотова-Риббентропа – это, обширная тема для отдельной книги, но мы рассмотрим её настолько кратко, насколько это возможно. И хотя начать придётся издалека и очень существенно отойти от собственно «Ледокола», этот абсолютно вопрос необходимо рассмотреть.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Глава 18-я книги «Ледокол» уникальна тем, что Суворов не исказил и не переврал ни одну из трёх приведённых в ней цитат.

Здесь речь идёт в основном о военной теории, приводятся фрагменты из работы маршала Тухачевского и редакционного предисловия к докладу маршала Егорова, напечатанного в 10-м номере Военно-исторического журнала за 1963 год.

«...механизированные корпуса должны располагаться в 50-70 км от границ с тем, чтобы с первого же дня мобилизации перейти границу» (М. Н. Тухачевский, Избранные произведения – Т. 2, С. 219).

«Выполнение задач армий вторжения необходимо возложить на весь Первый стратегический эшелон» (ВИЖ, 1963, №10 – С. 31).

Цитаты полностью соответствуют контексту, но необходимо помнить следующее: войны не начинают военные – войны начинают политики. Обязанность военачальников – быть готовыми к любой войне. Генералы, как профессионалы, обязаны уметь вести все виды боевых действий. Они должны уметь и правильно обороняться, и правильно наступать. Их дело – в любой момент выполнить любой приказ высшего политического руководства страны.

Политика не отменяет необходимости уметь воевать. Президенты ядерных держав на встречах пожимают друг другу руки, а в это время генералы, как в Пентагоне так и в Генштабе вооруженных сил России, непрерывно работают над совершенствованием планов ядерной войны между двумя державами, в том числе планов войны ядерной – это даже не скрывается. А военные теоретики обеих армий усердно трудятся над повышением эффективности методов вооружённой борьбы, в том числе с применением ядерного оружия. Они пишут научные труды на эти темы, защищают диссертации и, естественно, периодически делают доклады перед командирами и коллегами. Да, кстати, китайские генералы заняты тем же.

В свою очередь конструкторы делают оружие всё сложнее и эффективнее… И этому процессу нет конца, потому как нет предела ни техническому совершенству оружия, ни совершенству методов его применения, ни совершенству методов вооружённой борьбы.

Поэтому не надо предавать чрезмерного значения тому, что военные специалисты пишут сейчас и писали в 30-х годах в своих работах и докладах. Это вечный процесс развития военной теории, а не планы политиков. И то, что генералы и маршалы на закрытом совещании, в своём узком кругу, обсуждают, как эффективнее проводить наступление, совсем не означает, что руководство страны отдаст им приказ о нападении. Опять же, даже готовясь к сугубо оборонительной войне, жизненно необходимо отчётливо представлять себе приёмы войны наступательной – это чтобы спрогнозировать действия нападающего и выработать методы противодействия.

В приказе народного комиссара обороны №30 от 21 января 1941 года «О боевой и политической подготовке войск на 1941 год» в частности говорится:

«В текущем году отработать следующие общевойсковые темы (каждую тему в масштабе полка, дивизии и корпуса):

– оборонительный бой в зимних и летних условиях с организацией заграждения в предполье;

– наступательный бой на полевую оборону в зимних и летних условиях с преодолением полосы заграждений» (Приказ НКО №30 от 21.01.1941 – ЦА МО РФ Ф. 4, оп. 11, д. 81, л. 22-33 – Цитируется по «Приказы народного комиссара обороны СССР: 1937 – 21 июня 1941 г». – Москва: ТЕРРА, 1994, С.208).

Для того чтобы научить войска эффективно действовать в обороне, необходимо ясное представление о том, что будет представлять из себя удар противника. Так как нет возможности пригласить генералов вероятного противника, чтобы они поделились информацией о том, как они будут проводить наступательные операции, то даже при сугубо оборонительных намерениях, необходимо прорабатывать вопросы наступления.

Ну и третья цитата из 18-й главы «Ледокола»:

«“Воинские части, убывшие перед войной к государственной границе… увезли с собой весь неприкосновенный запас обмундирования и обуви” (Тыл Советских Вооруженных сил в Великой Отечественной войне. 1941-1945 гг. – С. 216)» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 19).

Вообще-то Владимир Богданович все-таки не удержался и совсем немножко поработал с этой цитатой. В оригинале написано: «... воинские части, убывшие перед войной к государственной границе на лагерные сборы, увезли с собой весь неприкосновенный запас обмундирования и обуви...»

Фразу про лагерные сборы Виктор Суворов решил убрать из предложения. Вопрос о причинах переброски частей Красной Армии к западным границам СССР мы подробно рассмотрим совсем скоро.

Войска забрали с собой неприкосновенный запас имущества. Означает ли это, что готовилась именно агрессивная война? Они что, все эти шинели, ботинки, портянки и исподнее должны были потащить с собой в Европу? Или в оборонительной войне вещевое имущество не нужно? Разве мобилизованных в 1941-м году – уже после нападения Германии – не надо было одевать и обувать? Кто-то скажет, что оно же там всё погибло или досталось немцам – это взгляд на историю постфактум. А весной 1941 года никто не собирался отступать до Москвы и Сталинграда, теряя при этом территорию, людей и неприкосновенные запасы вещевого имущества.

К тому же не все войска забирали с собой всё своё имущество. Вот генерал-майор Лобачёв описывает сборы 16-й армии из Забайкалья на запад весной 1941-го года:

«Вместе с командующим округом приехал представитель окружного интендантства. Когда наша армия находилась в сопках, ей оказывалось всяческое внимание, а теперь интендант настаивал, чтобы имущество и часть вооружения, которое мы хотели взять с собой, были сданы.

–Новый округ о вас позаботится, незачем тащить всё отсюда.

– Вы считаете возможным отправлять армию к новому месту службы в наихудшем виде? – спросил я.

– Я считаю, что придут другие и придется заботиться о них, – ответил он» (Алексей Лобачёв, Трудными дорогами).

От интенданта зависит: возьмёт ли армия с собой своё имущество, или отправится “в наихудшем виде”. И не только имущество, а ещё и часть вооружения оставляют! Если готовится “исторический”, “судьбоносный”, “освободительный поход”, то довольно странно, что оснащённость войск, готовящихся принять в нём участие, ставится в зависимость от какого-то интенданта из Забайкальского округа.

Мы скоро очень обстоятельно поговорим о причинах переброски частей Красной Армии к западной границе СССР и о планах действий этих войск. А сейчас ещё раз вернёмся к вопросу: “нужно ли в оборонительной войне вещевое имущество?” Генерал-полковник Гальдер, оценив количество добра, попавшего в руки немецких войск в приграничных районах СССР, уже 24 июня записал в своём дневнике:

«Однако наличие многочисленных запасов в пограничной полосе указывает на то, что русские с самого начала планировали ведение упорной обороны пограничной зоны и для этого создали здесь базы снабжения» (Франц Гальдер, Военный дневник – запись 24 июня 1941 года).

* * *

19-я глава в «Ледоколе» посвящена попыткам доказать, что Сталин занял должность председателя Совета Народных Комиссаров только потому, что собирался уже в 1941 году напасть на Европу. Почему Сталин не занял эту должность в сентябре 1939 года? Этого Виктор Суворов не объясняет, хотя упорно настаивает в своей книге на том, что именно в сентябре 39-го Сталин якобы “преднамеренно вступил в войну”.

Резун утверждает, что Сталин, до того как занял пост председателя Совнаркома, якобы не нёс никакой ответственности. Интересно, кто это там собирался Иосифа Виссарионовича к ответственности привлечь? Прям так и рисуется картина: сидит Сталин в кабинете и думает: не буду никаких должностей занимать, а то ещё чего гляди, в суд на меня подадут... А уж если говорить о той ответственности, которую он сам мог осознавать, то это ответственность перед ближайшими товарищами по партии, а их названием должности не обманешь – они точно знали: кто здесь главный. Да и если на то пошло – весь народ знал: кто в стране главный.

Автор «Ледокола» пишет:

«... Сталин в мае 41-го принимает на себя официально бремя государственной ответственности. [...] С этого момента он не только принимает все важнейшие решения, но и несёт за них официальную ответственность» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 19).

К этим словам Резуна мы очень скоро ещё вернёмся. А пока рассмотрим цитаты, при помощи которых он пытается обосновать свои рассуждения.

«17 лет не брал Сталин в свои руки инструментов государственной власти, а тут вдруг… Зачем?

По свидетельству адмирала флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова (в то время адмирал, нарком ВМФ СССР): “Когда Сталин принял на себя обязанности Председателя Совета Народных Комиссаров, система руководства практически не изменилась” (ВИЖ, 1965, №9, с. 66). Если практически ничего не меняется – зачем Сталину нужен этот титул?» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 19).

Николай Кузнецов – тогдашний народный комиссар Военно-Морского Флота (сокращённо – нарком ВМФ), в своей статье писал не о том, о чём говорит Суворов. Вот что напечатано в 9-м номере Военно-исторического журнала за 1965 год:

«В первое время он [Сталин] относился ко мне, как к новому наркому, снисходительно, но вскоре стал строг, официален, малодоступен. Письменные наши доклады он нередко оставлял без ответа. Приходилось ждать случая, чтобы вновь поднять те же вопросы при личном разговоре. Но когда такой случай будет?

В 1941-м году, когда И.В. Сталин принял на себя обязанности Председателя Совета Народных Комиссаров, система руководства практически не изменилась. Во всяком случае, я не могу сказать, что она стала лучше. Сталин сам, не перепоручая никому, руководил наркоматом обороны. Положение наркома Военно-Морского Флота было более сложным. Флотом занимались В.М. Молотов [...] и А.А. Жданов [...]. А флотские вопросы были, как правило, связаны с общими военными делами, решать которые они не брались» (Николай Кузнецов, ВИЖ, 1965, №9 – С.66).

Как видите, адмирал Кузнецов пишет не о глобальных вещах, а о проблемах сугубо административного характера, с которыми ему приходилось сталкиваться, будучи наркомом ВМФ.

Дальше Резун делает вид, что призывает в свидетели Ивана Баграмяна:

«Советские маршалы говорят другими словами, но то же самое: назначение Сталина связано с внешними проблемами (Маршал Советского Союза И. X. Баграмян. Так начиналась война. С. 62)» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 19).

Есть указание на источник, но нет цитаты как таковой. Думаю, все уже поняли, что если Суворов передает своими словами, то при сверке с первоисточником нас непременно ждёт сюрприз. И действительно ждёт! Вот что в действительности написал маршал Баграмян:

«Последний весенний месяц не принёс потепления в международных отношениях. Советское государство готовилось к отпору. Именно так мы в штабе округа расценили назначение И. В. Сталина Председателем Совета Народных Комиссаров» (Иван Баграмян, Так начиналась война).

Здесь – как говорится – без комментариев.

А теперь вернёмся к словам о том, что Сталин в мае 1941 года “принял на себя бремя государственной власти”. Лукавый Суворов всё расписал так, что читатель непременно сделает вывод: до мая 41-го Сталин занимал высший пост в партии, а теперь занял и высшую государственную должность. Хотя напрямую Суворов не называл новую должность Сталина “высшей”, вывод, из написанного им, напрашивается сам собой. Резун навязывает читателю мысль: раз в руководстве страной и в положении самого Сталина ничего не изменилось, значит, товарищ Сталин занял высший государственный пост накануне агрессивной войны, чтобы войти в историю как “официальный покоритель Европы”.

«“Освободительный поход” Сталин намерен возглавить лично в качестве главы советского правительства» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 19).

На тот момент, совсем недавно – в 1936 году, принята новая Конституция. Создавалась и принималась она под непосредственным руководством самого Сталина и вошла в историю как “Сталинская конституция”. Газеты того времени её прямо так и называли.

Если уж он сам решил, что высшая государственная должность – это Председатель Президиума Верховного Совета СССР, то логично было бы эту должность ему и занять, готовясь стать “покорителем Европы”. Потому что именно эта должность официально являлась должностью главы государства. Извините за тавтологию!

В интернете есть архивный документ – протокол беседы заместителя наркома иностранных дел СССР В.Г. Деканозова с послом Германии в СССР Ф. Шуленбургом от 9-го мая 1941-го года. В нём присутствует следующий фрагмент:

«Шуленбург сказал, что за время, прошедшее со времени нашей последней встречи, имело место большое событие – новое назначение тов. Сталина. Шуленбург считает, что этот факт имеет большое значение. “Сталин – теперь глава партии и глава государства” – [сказал он] [...]

Я заметил, что т[оварищ] Сталин стал во главе Правительства СССР, а не государства» (АП РФ. Ф. 3. Оп. 64. Д. 675. Лл. 162–168. Цитируется по материалам сайта «Фонд Александла Яковлева»).

https://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1011781

Кстати, Председателем Совета Народных Комисаров Сталин был назначен именно указом Президиума Верховного Совета.

Аж до 1977-го года официально считалось, что в Советском Союзе есть глава Коммунистической Партии, а есть Глава Советского государства. С 1965 по 1977 годы Председателем Президиума Верховного Совета был Николай Подгорный – в западных СМИ его называли президентом СССР. Леонид Брежнев стал первым секретарем ЦК КПСС в 1966-м, а должность Председателя Президиума Верховного Совета СССР занял только 16 июня 1977-го года, став после этого первым лицом Советского Союза и де-факто, и де-юре. На Западе этот акт поняли так: фактическому главе государства придан официальный статус. При этом никакой “третьей мировой войны” Леонид Брежнев начинать не стал.

ПРОДОЛЖЕНИЕ 8 ЧАСТИ: "Ледокол" на чистой воде (часть 8.2) - полный разбор лжи книги Виктора Суворова

Следующая - 17-я глава в книге Резуна, посвящена подготовке войны в Карпатах.

«Жуков лично требует от командования армии досконального знания карпатских перевалов, и не только по описаниям, но на практике. Он приказывает “направить осенью через перевалы по всем более или менее проходимым маршрутам специально скомплектованные группы, составленные из различных боевых машин и транспортных средств, чтобы убедиться на практике в возможности преодоления их танками, автомашинами, тракторами, гужевым транспортом и вьючными животными” (Маршал Советского Союза И. X. Баграмян. ВИЖ, 1967, №1, с. 54). Речь идёт о 1940 годе. Гитлер воюет во Франции, повернувшись спиной к Советскому Союзу, а Жуков проводит эксперименты по преодолению горных перевалов» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 17).

Это уже даже как-то неприлично! Виктор Суворов пишет, что речь идёт о 1940 годе, что Гитлер “воюет во Франции, повернувшись спиной к Советскому Союзу”, а в цитируемой статье говорится:

«В конце октября меня вызвал к себе генерал Парусинов.

– Вот что, товарищ Баграмян, – начал он сухо.

– Пора Вам приступить к знакомству с театром военных действий и с войсками. Для начала хорошенько изучите характер реки Сан и особенности организации обороны на её восточном берегу» (ВИЖ, 1967, №1 – С.53 – 54).

Во-первых, обратите внимание на тот факт, что генерал акцентирует именно на обороне восточного берега пограничной реки.

Во-вторых, описаны события КОНЦА ОКТЯБРЯ 1940 года. Если кто забыл – напоминаю: немцы начали наступление на Францию 10 мая и победили Францию за 43 дня. К октябрю 40-го года они уже давно там не воюют.

Далее речь идёт о карпатских перевалах на территории СССР. Подчёркиваю: Баграмян не занимается разведкой, он проверяет возможность преодоления перевалов на нашей территории.

Цитировать не буду, потому что слишком уж обширные фрагменты статьи пришлось бы приводить. Суть такова: полковник Баграмян два дня ехал по горным дорогам и в результате прибыл в штаб 72-й дивизии. Проверка возможности преодоления перевалов проводится для того, чтобы убедиться в том, что в случае начала войны, наша 72-я дивизия не окажется отрезанной от баз снабжения и от основных сил.

Происходящее на перевалах Суворов представил прям-таки с Голливудским размахом:

«...эксперименты в горах продолжаются. Возможности каждого рода войск, каждого типа боевых и транспортных машин в условиях карпатских перевалов изучаются на научной основе. Устанавливаются и тщательно проверяются стандарты, отрабатываются рекомендации войскам. Время преодоления различными типами машин карпатских перевалов тщательно фиксируется и анализируется» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 17).

Вся эта, нарисованная Резуном грандиозная картина кипучей деятельности вызывает улыбку после ознакомления с описанием её результатов маршалом Баграмяном:

«... мы тронулись на ближайшие перевалы через Карпаты, где проводился эксперимент по их преодолению различными боевыми и транспортными машинами. Итоги его окончательно убедили меня в том, что весь конский состав дивизий, предназначенных для действий в Карпатах, желательно было бы заменить местной породой лошадей...» (Иван Баграмян, ВИЖ, 1967, №1 – С.55).

А ближе к концу 17-й главы «Ледокола» Резун вообще написал:

«... Баграмян с секундомером тренирует танкистов на перевалах» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 17).

Вот так! Этот прием также нередко используют и недобросовестные политики и продажные СМИ: шла речь об одном, а в итоге переключились совсем на другое. И многие даже не замечают – “пипл хавает”.

Речь у Баграмяна шла об испытаниях с целью определения возможности и времени преодоления перевалов лошадьми, автотранспортом и боевыми машинами, но Суворов невзначай переквалифицировал эти эксперименты в “тренировки танкистов”.

Ещё раз напоминаю: в цитате говорится о Карпатских перевалах, через которые проходят пути сообщения наших передовых частей, находящихся в горах, на границе, с основными силами армии. Баграмян упомянул о лошадях, но в Карпатах нет кавалерийских частей. Имеются в виду именно обозные лошади, участвующие в снабжении войск, обороняющих перевалы.

Теперь о частях и командирах 12-й армии, в составе которой служит полковник Баграмян осенью 1940 года. В результате включения в состав СССР Северной Буковины, частью территории Советского Союза стали Восточные Карпаты, что привело к необходимости увеличения количества горнострелковые частей в Красной Армии. Никаких агрессивных намерений это не выдаёт – изменение географии СССР потребовало изменения состава вооружённых сил. Горнострелковые дивизии создавались путём переформирования из обычных стрелковых. На командных должностях оказывались в том числе и выходцы с Кавказа. В Красной Армии офицеров-кавказцев было много и найти командиров с кавказскими фамилиями можно было практически в каждой части РККА. Но в случае с 12-й армией Резун хочет убедить читателя в том, что здесь, что ни командир, то кавказец. Это, мол, Сталин создаёт из джигитов “горную армию” для вторжения в Карпаты.

«В других армиях тоже встречаются грузины, армяне, азербайджанцы. Но в 12-й армии это чувствуется особенно ясно. Фамилии офицеров типа Парцвания, Григорян, Кабалава, Гусейн-заде, Саркошьян мы встречаем десятками и сотнями» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 17).

В 6-м номере «Военно-исторического журнала» за 1973 год есть статья генерала Арушаняна, посвящённая боевым действиям 12-й армии в начальный период войны. Там на 61-й странице перечислены соединения, входящие в состав армии, и названы фамилии их командиров. Командиры корпусов – Кирилов Н.К., Галанин И.В., Соколов Д.А.; командиры дивизий – Губин С.Д., Ткаченко С.А., Прошкин Н.И., Салихов М.В., Горбенко И.В., Шепетов И.М., Червинский А.Н. Что-то не слишком много кавказских фамилий….

* * *

А вот как описывается в «Ледоколе» история назначения полковника Баграмяна на должность начальника оперативного отдела 12-й армии:

Командующий округом генерал армии Г. К. Жуков отыскал среди преподавателей военной академии своего давнего друга армянина, полковника И. X. Баграмяна, и послал его начальником оперативного отдела (планирование войны) в штаб не какой-то, а именно 12-й армии» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 17).

И опять Резун-Суворов умудрился нагрешить против истины. В той же самой статье Баграмян вспоминает, как он добился перевода из академии в войска.

«В августе последнего предвоенного года я всё-таки обратился за поддержкой к Г.К. Жукову. Письмо к нему получилось кратким в виде рапорта: “Вся армейская служба прошла в войсках, имею страстное желание возвратиться в строй” и т.д. Закончил так: “Согласен на любую должность”» (Иван Баграмян, ВИЖ, 1967, №1 – С.49).

Как видите, не Жуков отыскал Баграмяна, а наоборот. Вроде мелочь, а опять неправда у господина Резуна. И кстати, очень скоро вы увидите, что в 12-й армии Баграмян прослужил совсем недолго.

Ну и, конечно же, снова о планах! Виктор Суворов всеми силами старается внушить читателям два тезиса:

1. Бывают либо планы наступления, либо планы обороны. И никаких других.

2. У Красной Армии в 1941-м году были исключительно планы наступления.

Вот что он пишет на страницах своего «Ледокола»:

«Баграмян, отвечающий за планы войны, свидетельствует: “Изучая оперативные планы, я был поражен следующим фактом: наша пограничная армия не имеет плана развертывания и прикрытия границы”. “Изучая планы” означает, что сейф оперативного отдела 12-й армии не был пуст. Там были планы. С ними нельзя было просто бегло ознакомиться. Это были сложные документы, которые надо было изучать. Но вот среди планов войны оборонительных планов не было» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 17).

Во-первых, Резун пользуется тем, что большинство его читателей не знакомы с армейской бюрократией. Мол, если нет оборонительных планов, то есть только наступательные планы. В действительности планы в сейфах штабов есть очень разные. У военных ничего не делается экспромтом, на всё есть план. Например: «План подъёма по тревоге», в котором подробно расписано: кто кому и что должен сообщать, кто куда должен явиться и кому куда “бечь”. Этот план не является ни наступательным, ни оборонительным. Есть “Мобилизационный план”, есть план “Санитарной и ветеринарной эвакуации”, “План проведения сборов начсостава, полевых поездок и учений” и ещё разные планы, которые ни к наступлению, ни к обороне отношения не имеют, потому что они – на любой случай.

Во-вторых, Резун приводит цитату из Баграмяна, но не указывает источник. Откуда эта цитата? Иван Христофорович – автор трёх книг; а ещё масса статей им написана.

Нужно проверить: в какой момент времени нет плана прикрытия границы. Но где искать приведенные слова?

Можно не сомневаться, большинство читателей «Ледокола» сами для себя решили, что планов прикрытия нет непосредственно накануне войны. Именно к такому выводу их и подталкивал Виктор Суворов. Однако посмотрим, что пишет сам маршал Баграмян в той самой статье в «Военно-историческом журнале» за январь 1967 года.

«Моя служба в 12-й армии была недолгой. В середине декабря 1940 года я получил выписку из приказа наркомата обороны о своём назначении на должность начальника оперативного отдела – заместителя начальника штаба Киевского Особого военного округа. Именно в это время в оперативном отделе срочно дорабатывались намётки нового плана прикрытия государственной границы. Теперь мне вплотную пришлось заняться этим вопросом, решения которого с таким нетерпением ждали в войсках» (Иван Баграмян, ВИЖ, 1967, №1 – С.55).

И далее маршал Баграмян повествует:

«В начале февраля после доработки план прикрытия вновь был доложен командующему. Согласно этому плану прикрытие границы предусматривалось обеспечить главными силами армий располагавшимися в приграничной полосе. Они-то и должны были принять на себя удар агрессора.

В распоряжении командования округа в глубоком тылу оставались основные силы войск округа» (Иван Баграмян, ВИЖ, 1967, №1 – С.59).

После захвата немцами Югославии, в план прикрытия опять вносились изменения – это тоже описано в статье Баграмяна. Так или иначе, а на момент начала войны план прикрытия границы в Киевском округе был! И тому есть свидетельства. Вот как описывает генерал Арушанян, бывший на тот момент начальником штаба 12-й армии, события раннего утра 22 июня 1941 года:

«... генерал М.А. Пуркаев вызвал меня к аппарату “Бодо” и передал условный сигнал для ввода в действие плана прикрытия государственной границы. [...]

Наша армия [...] должна была прикрыть Станиславское и Черновицкое направления.

Военный совет и штаб армии разработали подробный оперативный план прикрытия государственной границы. Согласно этому плану армия имела оперативное построение в два эшелона: первый составляли стрелковые корпуса для создания прочно обороны, второй – механизированный корпус для нанесения мощного контрудара в случае прорыва противника» (Баград Арушанян, ВИЖ, 1973, №6 – С.60).

Кстати, Виктор Суворов далее в «Ледоколе» делает ссылку на эту самую статью в 6-м номере Военно-исторического журнала за 1973 год, но эпизод с планом прикрытия он, конечно, “не заметил”.

И ещё, обратите внимание на построение 12-й армии в обороне: во втором эшелоне есть мехкорпус в составе двух танковых и одной моторизованной дивизий. В случае прорыва противника, танки при поддержке мотопехоты должны оперативно выдвинуться и нанести контрудар. То есть крупное танковое соединение является важной составной частью оборонительных порядков армии. К этому ещё вернёмся, когда будем разбирать утверждения господина Резуна о том, что танковые соединения якобы нужны “только для агрессии”.

В первые недели войны войска Киевского Особого военного округа оборонялись грамотно и достаточно эффективно. На момент когда в Белоруссии противник продвинулся на 500 километров, на Украине наши войска отступили только на 150 км. Хотя в той же 12-й армии, как указывает в своей статье генерал Арушанян, имело место «до 35 проц. некомплекта личного состава» (Баград Арушанян, ВИЖ, 1973, №6 – С.61). При этом 12-я армия удерживала свои позиции до 30 июня, а в ночь на 1 июля начала организованное отступление – в соответствии с приказом командующего фронтом.

Суворов, используя довольно обтекаемые выражения, подталкивает читателя к мысли о том, что две армии, которые он назвал “горными”, то ли бежали, то ли погибли в первые дни войны.

«Если бы Советский Союз к войне не готовился, то в Карпатах не оказались бы две армии, их не пришлось бы в панике из этой мышеловки выводить, и они не попали бы под удар германского клина в момент их отхода с гор» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 19).

Его слова совершенно не соответствуют действительности.

Вот свидетельство немецкого генерала:

«Группа армий “Юг” медленно продвигается вперед, к сожалению неся значительные потери. У противника, действующего против группы армий “Юг”, отмечается твёрдое и энергичное руководство. Противник всё время подтягивает из глубины новые свежие силы против нашего танкового клина. Резервы подходят как на центральный участок фронта, что наблюдалось и прежде, так и к южному флангу группы армий» (Франц Гальдер, Военный Дневник – Запись 26 июня 1941 года).

Это начальник штаба сухопутных войск Вермахта написал 26-го июня. А вот что тот же генерал Гальдер пишет в своём дневнике уже 27-го числа:

«... русское командование на Украине [...] следует отдать ему должное, [...] действует хорошо и энергично» (Франц Гальдер, Военный Дневник – Запись 27 июня 1941 года).

Красная Армия на Украине в первые недели войны отступала, но вела упорные оборонительные бои, наносила контрудары и вследствие этого избежала крупных окружений. Катастрофа в Белоруссии приведшая к образованию “дыры” в центре советско-германского фронта, пагубно сказалась на общем положении дел. С этого момента положение войск Юго-западного фронта стало непрерывно ухудшаться.

* * *

Мы уже видели, как Виктор Суворов приписывает авторам то, чего они не писали и писать не могли, как он вырывает фразы из предложений и подставляет эти фразы в совершенно другой контекст, как меняет время и место событий, описанных в приведенной цитате. А сейчас познакомимся с новым приемом господина Резуна-Суворова.

Продолжая развить тему службы Баграмяна в 12-й армии, он пишет:

«Интересно описание учений 12-й армии, на которые приезжает лично Жуков. Отрабатываются только наступательные задачи, причём на картах война идёт на германской территории. Первое, с чего начинается проигрыш на картах: форсирование советскими войсками пограничной реки Сан. Военная игра идёт не против некоего вымышленного противника, а против реального, с использованием совершенно секретной разведывательной информации» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 17).

“Интересное описание учений 12-й армии”. Действительно интересное! Так отчего же господин Резун – великий любитель цитат – не привёл это описание в «Ледоколе»? Для начала скажу, что про “реального противника” и “совершенно секретную разведывательную информацию” в статье маршала Баграмяна нет ни слова. Это Суворов от себя добавил.

Также он утверждает, что игра на картах начинается с форсирования пограничной реки Сан.

А теперь цитата из статьи Ивана Христофоровича – такая, как она есть:

«Командно-штабное учение было посвящено отработке вопросов организации и осуществления прорыва обороны противника с последующим форсированием крупной речной преграды (реки Сан)» (Иван Баграмян, ВИЖ, 1967, №1 – С.52).

Вот так Владимир Богданович Резун “случайно перепутал” последовательность задач на учениях. Сначала прорыва обороны, а потом форсирования Сана.

«В 1941 году в Карпатах не было войск противника, достаточных для агрессии, и советское командование это хорошо знало (Генерал-лейтенант Б. Арушунян, ВИЖ, 1973, №6 – с. 61)» 

(Виктор Суворов, Ледокол – Глава 17).

Резун обозначил ссылку, но не ставит кавычек. Это что? Явно – не цитата!

В статье генерала Арушаняна таких слов нет! Нет вообще - от слова “совсем”. Нет ничего даже похожего.

Вот эта статья перед вами - можете её прочитать.

И если вы её прочитаете, то тут же убедитесь в лживости следующего утверждения Виктора Суворова:

«Концентрация двух советских армий в Восточных Карпатах имела катастрофические последствия. Никто эти армии, конечно, с фронта не атаковал. Но удар 1-й германской танковой группы на Ровно ставил перед советским командованием дилемму: оставить две армии в Карпатах, и они погибнут там без подвоза боеприпасов и продовольствия, или их срочно отводить из этой мышеловки. Было принято второе решение. Две горные армии, не приспособленные для боя на равнинах, имея облегченное вооружение и множество ненужного на равнинах снаряжения, побежали с гор и тут попали под фланговый удар германского танкового клина» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 17).

Ничего подобного. В статье описывается то, как 12-я армия вела оборонительные бои и отступала только после получения приказа об отступлении.

* * *

«В советских дивизиях появились группы особо подготовленных альпинистов-скалолазов. Но в Восточных советских Карпатах им явно делать нечего. Чтобы их применить в деле, нужно было двинуть советские войска на запад, причём на несколько сотен километров. Все те факторы, которые делают Восточные Карпаты неудобными для агрессии с запада на восток, делают их удобными для агрессии с востока на запад:

1. Войска уходят вперед в горы, но их линии снабжения остаются на советской территории, в основном на очень ровной местности» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 17).

Линии снабжения ”потянутся” за войсками, так что когда войска уйдут в горы на сотни километров, то эти самые линии снабжения будут проходить по горным дорогам, и уже не будет иметь никакого значения тот факт, что начинаются эти самые линии на равнинах.

А далее вообще неописуемый фрагмент из «Ледокола»:

«Сидеть на месте две армии не могли, им двоим тут нет места, в обороне они не нужны и к обороне не приспособлены. Единственный путь использовать эти армии в войне: двинуть их вперёд» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 17).

Это как понимать? С чего это вдруг две армии, являющиеся составными частями вооруженных сил одного государства, не могут долго находится рядом? Погрызутся что ли?

Значительную часть 17-й главы «Ледокола» Владимир Богданович Резун посвятил тому, что доказывал: обычные стрелковые дивизии лучше для обороны в горах, чем горнострелковые. Мол, если горнострелковые, то это, стало быть, для наступления. В частности, было у него вот такое утверждение:

«Повторяю, что две армии в Карпатах в 1941 году для обороны были совершенно не нужны. Но если бы кому и пришло в голову использовать их для обороны, то и в этом случае не надо было переформировывать тяжёлые стрелковые дивизии в легкие горнострелковые» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 17).

А через несколько страниц вдруг пишет следующее:

«Самое главное в действиях советских горных армий – внезапность и скорость. Если они успеют быстро захватить перевалы, то обычным полевым войскам сбросить их будет непросто» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 17).

То, что Суворов называет в данном контексте “обычными полевыми войсками” – это есть не что иное, как те самые стрелковые дивизии. По какой причине захваченные, чужие перевалы наши горнострелки будут удерживать успешно и обычным полевым войскам противника будет их сбросить непросто, а на своих родных перевалах они к обороне не пригодны?

Ведь очевидно же, что на чужих, захваченных перевалах оборонительные позиции придётся обустраивать поспешно, что на стороне противника будет фактор знания местности; а на своих перевалах оборону можно подготовить заблаговременно и тщательно, и местность свою изучить досконально. Вон и полковник Баграмян уже “проверил с секундомером”: какие транспортные средства и с какой скоростью смогут подвозить обороняющимся провизию и боеприпасы. Так почему это где-то будет легче держать оборону, чем на своей территории(?), если дома и стены помогают. Где логика?!

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Эпиграфом к главе 14 «Ледокола» Резун выбрал следующие слова из устава Красной Армии 1939 года:

«Рабоче-крестьянская Красная Армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий» (Полевой устав РККА 1939 г.).

Сейчас этот устав 1939 года (ПУ-39) тоже есть в Интернете – находим и читаем.

«Оборона нашей Родины есть активная оборона. На всякое нападение врага Союз Советских Социалистических Республик ответит сокрушающим ударом всей мощи своих вооруженных сил. Наша война против напавшего врага будет самой справедливой из всех войн, какие знает история человечества.

Если враг навяжет нам войну, Рабоче-Крестьянская Красная Армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий» (Полевой устав РККА 1939 года – Глава первая, Пункт 2).

Как видите, в уставе 39-го года пишут про оборону и про то, что «если враг навяжет войну...».

* * *

Глава 14 книги «Ледокол» про Дунайскую и Пинскую военные флотилии, а точнее – про то, что эти самые флотилии “не нужны в оборонительной войне”. А равно и про “сугубо агрессивное” предназначение Днепровско-Бугского канала.

«Немедленно после “освобождения” Западной Белоруссии, от города Пинока к Кобрину Красная Армия принялась рыть канал длиной в 127 км. Канал строили зимой и летом. [...]

Зачем? Торговать с Германией? Но торговля шла Балтийским морем и железными дорогами. Торговые корабли большой грузоподъемности разойтись в канале не могли. Да и долгим путь получается: из Днепра – в Принять, из Припяти – каналом – в Мухавец, оттуда в Буг, по которому, кстати, тогда коммерческого судоходства не было, а из Буга можно попасть в Вислу. Нет, это явно не коммерции ради. Это чисто военный канал» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 14).

В действительности история канала началась ещё в XVIII веке. В 1775 году по указанию короля Речи Посполитой Станислава Августа Понятовского было начато строительство канала, который соединил Пину с Муховцем и связал Пинск (реками Буг и Висла) с Балтикой.

В советское время история продолжилась. Этот маршрут стал одним из основных торговых путей между Польшей и СССР. В послевоенные годы грузооборот по этой транспортной артерии достигал 1,8 миллиона тонн в год, в том числе экспортно-импортный – до 900 тысяч тонн.

Сейчас, согласно Европейскому соглашению о важнейших внутренних водных путях международного значения, канал является частью магистрального Днепровско-Вислянского водного пути. Так что его экономическое значение несомненно. И польские короли, и советские генсеки, и белорусский Батька, и лидеры ЕС – де-факто и де-юре – признавали и до сих пор признают, что канал этот нужен именно коммерции ради.

Теперь, собственно, о Дунайской и Пинской флотилиях. Обе они были сформированы в 1940 году из кораблей Днепровской военной флотилии.

Уже во втором абзаце 14-й главы Виктор Суворов преподносит читателю техническую информацию о кораблях Днепровской флотилии, совершенно не соответствующую действительности:

«... на Днепре в начале 30-х годов была создана Днепровская военная флотилия, которая к началу Второй мировой войны насчитывала 120 боевых кораблей и катеров, включая восемь мощных мониторов, каждый водоизмещением до двух тысяч тонн, с бронёй более 100 мм и пушками калибра 152 мм» (Виктор Суворов, Ледокол - Глава 14).

Сейчас вся информация о речных мониторах Советского Союза есть в свободном доступе в Интернете. Потому мы легко узнаём, что речные боевые корабли вооруженные ста пятидесяти двух миллиметровыми орудиями в СССР действительно были – это, построенные ещё до революции, мониторы типа “Шквал”. Только вот службу они несли за многие тысячи километров от Днепра, Дуная и Пинска, а именно, на реке Амур. В составе, соответственно, Амурской военной флотилии. Максимальная толщина брони у амурских мониторов типа “Шквал” – 76 мм, полное водоизмещение – 1082 тонны.

Технические характеристики мониторов входивших в состав Днепровский, а после июня 1940 года, Дунайской и Пинской военных флотилий, ещё скромнее. Самой мощной артиллерией обладал, входивший в состав Дунайской флотилии, монитор “Ударный” – единственный корабль проекта СБ-12. Его главным калибром были два 130-миллиметровые орудия. Остальные мониторы располагали артиллерией главного калибра 102 и 76 мм.

Водоизмещение мониторов Дунайской и Пинской флотилий, было от 387 тонн – у “Ударного” до 130 тонн – у кораблей типа “Житомир”. Наибольшая толщина брони – 30 мм.

Боевые корабли класса монитор, хоть как-то похожие на то, что описал Виктор Суворов – это мониторы проекта 1190 – тип “Хасан”. Их полное водоизмещение 1900 тонн, бронирование лба башен – 100 мм. Но, во-первых, вооружены они были пушками калибра 130 миллиметров. Во-вторых, первый из этих мониторов (собственно “Хасан”) вступил в строй в декабре 1942 года. В-третьих, и это главное, мониторы проекта 1190 изначально предназначались для Амурской военной флотилии и соответственно несли службу на Дальнем Востоке.

Откуда автор «Ледокола» взял информацию о речных монстрах водоизмещением "до 2000 тонн" с бронёй “более 100 мм” и пушками калибром 152 миллиметра на Днепре в начале 40-х годов – это одному Богу известно. Проще говоря, Владимир Богданович очередной раз попал пальцем в небо, и ввёл читателей в заблуждение.

* * *

«В случае оборонительной войны вся Дунайская флотилия с первого момента войны попадала в ловушку: отходить из дельты Дуная некуда – позади Чёрное море. Маневрировать флотилии негде. В случае нападения противник мог просто из пулеметов обстреливать советские корабли, не давая им возможности поднять якоря и отдать швартовы. В оборонительной войне Дунайская военная флотилия не только не могла по характеру своего базирования решать оборонительные задачи, но оборонительных задач и не могло тут возникнуть! Дельта Дуная – это сотни озер, это непроходимые болота и камыши на сотни квадратных километров. Не будет же противник нападать на Советский Союз через дельту Дуная!» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 14).

Планы действия Дунайской флотилии, давно рассекречены и опубликованы в Интернете. На сайте «Архив Александра Яковлева» выложен такой документ как “Директива наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной Армии командующему войсками Одесского военного округа” от 20 мая 1941 года. Которая предписывает, к 25 мая разработать “детальный план обороны государственной границы от Коржеуцы, до устья рукава Килия и Черноморского побережья от устья рукава Килия до Керченского пролива”. В этой директиве упоминается и Дунайская военная флотилия, которая во взаимодействии с 14-м стрелковым корпусом и частями погранвойск, должна была «оборонять госграницу на фронте Леово до рукава Килия и Черноморское побережье от рукава Килия до Днестровский лиман, не допустив вторжения и высадки противника на нашу территорию; прекратить плавание судов противника по р. Дунай» (ЦА МО РФ. Ф. 16. Оп. 2951. Д. 258 – цитируется по материалам сайта «Архив Александра Яковлева»).

https://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1011829

Под судами противника подразумевается в первую очередь одноимённая румынская флотилия, базирующаяся на Галаци, Браилов.

Так что оборонительные планы очень даже были, и вообще, и для Дунайской флотилии – в частности.

Несколько слов о сайте «Архив Александра Яковлева». Напомню, что академик Яковлев Александр Николаевич – это ближайший сподвижник Михаила Горбачёва, один из идеологов “перестройки”; сказавший в 2005 году, что “несмотря на нищих в переходах, на войны на окраинах, на беженцев, на безработицу, на новых русских со всеми их прелестями — сегодня страна лучше, чем 15 лет назад”. Его сложно заподозрить в симпатиях к большевикам. На сайте его фонда, опубликованы боле 12000 рассекреченных архивных документов. Мы ещё много раз обратимся к этим документам.

Вообще-то, данный разбор «Ледокола» посвящён главным образом проверке цитат, но в 14-й главе цитирования крайне мало.

Пинская флотилия, по мнению Суворова, также не может быть использована для обороны. Однако в реальности 15 июля 1941 года мониторы Березинского отряда “Винница”, “Витебск” и “Житомир”, а также бронекатера своим мощным артиллерийским огнем поддерживали сухопутные части 2-й армии, наступавшие вдоль правого берега Березины на Бобруйск. Контрудар советских войск приостановил немецкое наступление, но 23 июля противник подтянул подкрепления и, наведя у села Паричи переправу, начал сосредоточивать силы для последующего наступления. Вечером 26 июня эта переправа была уничтожена огнём мониторов Пинской флотилии.

Пинская флотилия в течение двух месяцев принимала активное и, на общем фоне, вполне эффективное участие в оборонительных боях. Действия советских речных боевых кораблей удостоились упоминания в дневнике начальника штаба сухопутных войск Вермахта.

«6-я армия очень медленно продвигается к Киеву.[...] Оказывают противодействие и мониторы противника» (Франц Гальдер, Военный дневник – запись 8 августа 1941 года).

* * *

Параллельно с рассказом о “ненужности” канала и двух флотилий господин Резун подводит читателя к мысли о том, что Сталин нацелился на Румынию – единственный для Германии источник нефти, и бедному Гитлеру ничего не остаётся, кроме как начать “превентивную” войну против СССР.

«Великий британский военный историк Лиддел Гарт [...] установил, что германский план в июле 1940 года был очень простым: для того чтобы защитить Румынию в случае советской агрессии, надо нанести германский удар в другом месте, отвлекая внимание Красной Армии от нефтяных полей» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 14).

Сэр Бэзил Генри Лиддел-Гарт – это действительно великий человек, это фигура мирового масштаба в вопросах истории Второй мировой войны. Его книги о величайшей из войн, наряду с книгами Черчилля, Типпельскирха и Фуллера, во всём мире считаются хрестоматийными.

Страстный любитель цитирования Виктор Резун-Суворов почему-то не приводит цитат из трудов выдающегося британского историка. Чего так? Посмотрим сами: что ж там писал Лиддел-Гарт?

«План войны против России был уже набросан к началу сентября 1940 года...» (Безил Лиддел-Гарт, Вторая мировая война – глава 12).

В сентябре 40-го года ещё не было никакого скопления советских войск на границе.

Немецкий генерал Вальтер Варлимонт – заместитель начальника штаба оперативного руководства Главного командования Вермахта (ОКВ) на страницах своей книги «В ставке Гитлера» так описал реакцию офицеров штаба ОКВ на известие о предстоящей войне с СССР – летом 1940 года.

«... [начальник штаба генерал] Йодль прошёлся по вагону, чтобы убедиться, что все двери и окна закрыты, а затем без всякого вступления объявил, что Гитлер решил “раз и навсегда” избавить мир от опасности большевизма, осуществив внезапное нападение на Советский Союз, которое намечено на ближайшее время, то есть на май 1941 года.

Эффект от слов Йодля был как удар током. Мы ужаснулись ещё больше, когда из ответов на первые же наши вопросы поняли, что нет необходимости доводить сначала до конца войну против Англии и что победа над Россией, последней “влиятельной силой на континенте”, – это наилучший способ заставить Англию заключить мир, если не доказана возможность добиться этого другими средствами. Возражали почти хором...» (Вальтер Варлимонт, В ставке Гитлера - Часть третья, Глава 3).

В следующей цитате из работы Лиддел-Гарта речь идёт о событиях ноября 1940 года.

«...Гитлер собрал некоторых своих подчиненных и ясно дал им понять, что собирается вторгнуться в Россию. Их попытки отговорить его от этой авантюры не имели успеха» (Там же).

Лиддел-Гарт называет план Гитлера авантюрой и пишет о том, что подчинённые пытаются отговорить фюрера от вторжения в Советский Союз. Будь у германской разведки данные о подготовке СССР к нападению на Рейх – никаких возражений и попыток отговорить, просто не могло бы быть.

Ну и заканчивает Лиддел-Гарт главу своей книги, посвященную подготовке Германии к нападению на СССР, следующими словами:

«Трудно сказать, насколько Гитлер был уверен в том, что русские не готовы к его удару, поскольку он скрывал свои мысли даже от приближенных. Еще 7 июня германский посол в Москве сообщал: “Наблюдения показывают, что Сталин и Молотов, которые одни отвечают за русскую внешнюю политику, делают все возможное, чтобы избежать конфликта с Германией”. В то же время Гитлер часто повторял, что нацистские представители в Москве – самые плохо информированные дипломаты в мире. Своих генералов он пичкал сообщениями, будто русские готовятся к нападению, которое необходимо срочно упредить. После перехода границы немецкие генералы убедились, как далеки были русские от агрессивных намерений, и поняли, что фюрер их обманул» (Безил Лиддел-Гарт, Вторая мировая война – глава 12).

* * *

15-я глава «Ледокола» посвящена морской пехоте.

«Советская морская пехота 22 июня 1941 года получила боевое крещение в оборонительных боях, защищая военно-морскую базу Лиепая. База находилась менее чем в ста километрах от германских границ, но не имела никакой сухопутной обороны и к обороне не готовилась. [...]

Морская пехота находилась в Лиепае так близко от германских границ, что уже в первый день войны участвовала в оборонительных боях, хотя, конечно, создавали морскую пехоту совсем не для этого. В оборонительных боях простая пехота лучше морской» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 15).

На 22 июня 1941 года в составе Балтийского флота существовала одна (1-я) бригада морской пехоты. В день начала войны 1-я бригада начала собираться в полном составе в Таллине. В первые бои подразделения бригады вступили в связи с прорывом немецких войск в Эстонию 9-15 июля: сводный отряд морпехов участвовал в ликвидации прорыва в районах Марьямаа; другой отряд вёл бои севернее Пярну, удерживая позиции до середины августа. Части 1-й бригады отступили к Таллину, участвовали в обороне столицы Эстонской ССР, а в период с 27 по 29 августа их остатки были эвакуированы из Таллина в Кронштадт.

Продолжая тему, автор «Ледокола» повествует о предвоенных учениях на Черноморском флоте.

«Совместным тренировкам флота и войск 9-го особого стрелкового корпуса Москва уделяла исключительное значение. Эти тренировки проходили под наблюдением специально прибывших из Москвы командиров высокого ранга.

Один из них, вице-адмирал И. И. Азаров, открыто свидетельствует: все участники учений чувствовали, что учения проводятся неспроста и скоро придется полученные навыки использовать в войне, не на своей территории, конечно (Осажденная Одесса. С. 3-8)» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 15).

Любопытный момент: Резун ссылается на книгу и даже указывает страницу, но не приводит никакой цитаты. Кавычек нет – значит, это не цитата, а текст от себя. В книге адмирала Азарова написано не так, как пытается представить автор «Ледокола».

«Война неумолимо приближалась к нам. Почти каждый разговор в нашей, военной, среде, с чего бы ни начинался и где бы ни происходил, неизбежно сводился к обсуждению положения в Европе, на Балканах, в Африке, наполнялся беспокойством о состоянии обороны нашей страны. Иногда в откровенных беседах некоторые товарищи рассуждали, насколько реально категорическое заверение в том, что будем воевать малой кровью и бить врага на его собственной территории. Но большинство из нас удивлялись, слыша такие рассуждения, и неодобрительно смотрели на товарищей, которые высказывали их» (Илья Азаров, Осаждённая Одесса).

А вот что Азаров пишет о разговорах между моряками и красноармейцами:

«В кают-компании, в кубриках, на палубе [...] завязывались разговоры о возможности войны. Командиры и политработники, ссылаясь на заверения Сталина и Ворошилова, высказывали убеждение, что мы будем воевать только на территории того, кто поднимет против нас оружие» (Там же).

Учения показали, что уровень готовности флота оставляет желать лучшего.

«...в ходе учений выявилось неудовлетворительное положение с обеспеченностью флота десантными кораблями и судами специальной постройки.

Если не считать незначительного количества канонерских лодок типа “Красный Аджаристан”, вступивших в строй в 20–30 годах, мы не имели десантных кораблей, отвечавших новейшим требованиям перевозок войск и боевой техники. А из высадочных средств были только баркасы, катера и шлюпки» (Илья Азаров, Осаждённая Одесса).

Ну и наконец – о реальном результате тех самых учений по высадке стрелков с боевых кораблей на берег.

«Кто мог предположить, что на этих же самых кораблях нам вскоре придется прорываться сквозь кольцо блокады к осажденной Одессе и эти же самые красноармейцы и командиры будут с благодарностью вспоминать последнее учение, предотвратившее многие жертвы» (Там же).

Навыки, приобретенные личным составом, пригодились в реальной, оборонительной войне.

22 сентября 1941 года в Восточном секторе обороны Одессы советские войска нанесли комбинированный контрудар: в районе Григорьевки в тыл противника был выброшен воздушный десант и высажен морской десант (1929 военнослужащих 3-го полка морской пехоты), на линии фронта начали наступление 157-я и 421-я стрелковые дивизии. В результате операции были освобождены 120 км² территории и несколько населённых пунктов и разгромлены 13-я и 15-я румынские пехотные дивизии.

А ещё раньше, в июле 41-го, десантные операции активно проводились при обороне полуострова Ханко, который СССР получил в аренду по условиям Московского мирного договора с Финляндией. Самая крупная высадка была произведена 25 июля у маяка Бенгтскяри.

Это всё в ходе оборонительной войны.

* * *

В 16-й главе Суворов рассказывает про армии прикрытия. Разбирать всё, что он написал в главе 16, здесь не будем, потому что это ОЧЕНЬ долго и утомительно. Поговорим только об одной армии.

«... среди трёх исключительно мощных армий одна выделяется особо – 9-я. [...] Она ещё не полностью укомплектована. Она как каркас небоскрёба, который ещё не завершён, но своей исполинской массой уже закрывает солнце. В июне 1941 года 9-я армия была недостроенным каркасом самой мощной армии мира. В её составе шесть корпусов, включая два механизированных и один кавалерийский» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 15).

О том, что эта самая армия прикрывает ни много ни мало 650 км (прописью: шестьсот пятьдесят километров) границы, автор «Ледокола» упоминать не стал.

По мнению Суворова 9-я армия так страшна, что пытается наступать даже после 22-го июня.

«Генерал-полковник П. Белов свидетельствует, что даже после начала германских операций на советской территории в 9-й армии “на каждую оборонительную задачу обычно смотрели как на кратковременную”» (ВИЖ, 1959, №11 – с. 65)» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 16).

Необходимо понимать, что на тактическом уровне части и подразделения в ходе оборонительной операции нередко ведут локальные наступательные действия. Мы уже рассматривали локальные наступательные действия в ходе обороны Одессы – десант в район Григорьевки.

В статье Павла Алексеевича Белова “Кавалеристы на Южном фронте”, опубликованной в 11-м номере «Военно-исторического журнала» за 1959 год, говорится:

«Корпус являлся легкоуправляемым подвижным соединением, и его наиболее сильное качество заключались в способности к манёвру. В первые месяцы войны, при отсутствии сплошного фронта, создавалась возможность для манёвра. В коннице не любили оборону, и поэтому наиболее слабым местом оказалась инженерная подготовка, и в первую очередь самоокапывание. На каждую оборонительную задачу обычно смотрели как на кратковременную, предпочитая использовать природные складки местности, чем рыть окопы» (ВИЖ, 1959, №11 – С.65).

При этом генерал Белов в своей статье отмечает, что одна из основных задач его кавалерийского корпуса в первые недели войны – это “оборонительные действия в составе армии во взаимодействии с другими соединениями армии”. То есть речь идёт о том, что кавалеристы предпочитают в ходе оборонительной операции произвести рейд по тылам наступающего противника, внезапно атаковать колонну наступающих вражеских войск на марше и тому подобное. А вот рыть окопы, а потом отстреливаться из этих окопов от наседающего врага - этого кавалеристы не любят.

Коли уж Суворов цитировал написанное генералом Беловым, то уделим этой публикации в «Военно-историческом журнале» ещё немного внимания. В статье Павла Алексеевича есть несколько моментов имеющих прямое отношение к теме начала войны.

В частности он пишет:

«Накануне войны располагавшийся в Бессарабии 2-й кавалерийский корпус имел в своём составе лишь две кавалерийские дивизии. Одна из них – 5-я кавалерийская имени Блинова дивизия, которой командовал полковник Баранов В.К., размещалась в 120 – 140 километрах восточнее пограничной реки Прут. Другая – 9-я Крымская кавалерийская дивизия стояла у самой государственной границы на реке Прут» (ВИЖ, 1959, №11 – С.53).

... и далее:

«Корпус содержался по штатам мирного времени, имея незначительный некомплект в людях, конском составе и танках» (Там же).

Сам командир корпуса генерал Павел Белов в момент начала войны отдыхал в одном из санаториев Одессы.

Виктор Суворов любит проводить параллели между происходящим в Вермахте и Красной Армии в мае - июне 41-го года: мол, и те, и другие всё делают одинаково, потому что готовятся к нападению. Он даже пишет, что советское нападение должно было начаться через две недели.

Помните цитату из книги немецкого генерала Гудериана в которой говорится как он весной и в начале лета 1941 года, “готовясь к выполнению, предстоящих трудных задач, с особым рвением занимался обучением и вооружением дивизий, находившихся под его командованием”? Это – военачальник готовится сам и готовит вверенные ему войска к агрессивной войне. А теперь сравните с тем, как в Красной Армии готовятся начать “покорять Европу через две недели”: войска рассредоточены, половина кавалерийского корпуса в 120 – 140 километрах от границы, корпус укомплектован по штатам мирного времени, при этом ещё и немножко недоукомплектован, а командир в санатории на отдыхе.

А как во 2-м кавалерийском корпусе обстоит дело в вопросе состояния техники?

«Танковые полки в кавалерийских дивизиях были вооружены танками БТ-5 и БТ-7, у которых моторесурс уже был на исходе. Имелись планы перевооружения новыми танками Т-34, но до начала войны они реализованы не были. В результате, уже вскоре после начала военных действий танки стали выходить из строя по техническим неисправностям и ударная сила дивизий резко снизилась» (ВИЖ, 1959, №11 – С.66).

Ну прямо “сию минуту готовы накинуться на беззащитную Германию”.

* * *

Виктор Суворов упорно подсовывает читателю выдернутые из контекста цитаты.

«Гораздо более интересное сообщение о настроениях в 9-й армии делает трижды Герой Советского Союза маршал авиации А. И. Покрышкин (в то время старший лейтенант, заместитель командира истребительной эскадрильи в составе 9-й армии). Вот его разговор с “недорезанным буржуем”, у которого освободители отобрали магазин. Дело происходит на территории “освобожденной” Бессарабии весной 1941 года.

– О, Букурешт! Увидели бы вы, какой это город!

– Когда-нибудь его увижу, – ответил я убежденно.

Хозяин широко раскрыл глаза, ожидая, что я скажу дальше. Надо было менять тему разговора» (А. И. Покрышкин. «Небо войны» – С.10)» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 16).

Автор «Ледокола» преподносит всё так, как будто весной 41-го, планы по “завоеванию Европы” уже не являются секретом для младших и средних командиров РККА (Покрышкин, на момент событий, – ещё не маршал авиации, а только старший лейтенант ВВС). И даже, вроде как, некоторые из них так и хотят своими знаниями похвастаться, но вынуждены себя сдерживать.

То, что было сказано – это, безусловно, важно. Но зачастую большее значение имеет другое: кто сказал, кому сказал и при каких обстоятельствах.

В книге события развиваются следующим образом: старший лейтенант Покрышкин с сослуживцами наблюдали, как из воздушного пространства СССР в направлении Румынии улетал немецкий самолет-разведчик. Естественно, лётчики-истребители были весьма раздосадованы положением дел, при котором нарушитель спокойно фотографирует объекты на нашей территории, а возможности перехватить его нет. «Его прерывистый тяжёлый гул, от которого родное небо вдруг словно стало чужим, заставил меня сжать кулаки» – пишет знаменитый советский ас.

Здесь же произошел следующий диалог с командиром:

«– Был бы здесь самолёт, я бы его, гада, сейчас сфотографировал!

– Он уже над Прутом, – со вздохом отозвался Иванов. – Чтобы перехватить такого, нужен самолёт порезвее [чем] И-16. Да и не разрешают их сбивать. Последние слова командира вызвали у нас недоумение.

– Как же так? Почему не имеем права сбивать, если они летают над нашей территорией?

– Не может быть этого!

– Средь бела дня фотографирует, и нельзя его пугнуть по-настоящему?

Мы возбужденно смотрели на командира, словно это он завел такой порядок в пограничной полосе и сам мог его изменить.

– Таково указание свыше, – с грустью в голосе пояснил Виктор Петрович. – Дипломатия… [...]

Сознавая эту несправедливость, мы искали ей оправдания и не находили. По всему чувствовалось, что участившиеся полёты фашистов над нашей территорией предвещают что-то страшное» (Александр Покрышкин, Небо войны).

И вот, сразу после этого случая, Покрышкин приходит к себе на съёмную квартиру...

«Мы снимали комнату у бывшего крупного торговца. Свои два больших дома он сдавал внаем жильцам. Хозяев мы видели редко. [...]

Возвратившись домой, я хотел заняться укладкой вещей в дорогу, как в дверь постучали. Вошёл хозяин. Сегодня старик бодрее, чем всегда. Он остановился передо мной в решительной позе и, ткнув пальцем в потолок, спросил:

– Видели их?

– Кого? – пожал я плечами, хотя сразу понял, о чём идёт речь.

– И ваши ничего им не могут сделать. Ничего! – горячо продолжал хозяин. – Как-то в разговоре с вами, господин офицер, я наугад сказал, что через год немец будет здесь. И не ошибся. Год прошёл – и вот он появился.

– Что ж, – притворно вздохнул я, – всё складывается по-вашему. Может быть, и магазин вам скоро вернут.

– Не шутите, господин офицер. Я всегда считал вас серьёзным человеком. О них, – он снова указал в небо, туда, где недавно пролетел немецкий авиаразведчик, – мы, евреи, кое-что знаем. Немец мне возвратит магазин? Ай, зачем вы это говорите!.. Я старый человек и готов дожить свой век при какой угодно власти, только не при Гитлере.

– Но вы же рады тому, что немцы пролетают над Бельцами?

– Кто вам сказал, что я рад?

– По вас вижу.

– Зачем так говорить? Я думаю о Румынии. Там остались мои братья, сестра. Раньше я виделся с ними каждое воскресенье, а теперь… О, Букурешт! Увидели бы вы, какой это город!

– Когда-нибудь его увижу, – ответил я убежденно.

Хозяин широко раскрыл глаза, ожидая, что я скажу дальше. Надо было менять тему разговора» (Там же).

То есть, мало того, что молодого лётчика разбирает злость из-за невозможности пресекать полёты чужих самолётов над территорией его страны, так ещё и крупный торговец (то бишь, классовый враг) говорит об этом с плохо скрываемым злорадством и намекает на возможность потери недавно возвращённых территорий. И ответить-то Покрышкину в данной ситуации нечего: действительно летают безнаказанно. Вот он и огрызнулся таким образом. Но тут же стало ясно, что подкрепить свою браваду нечем и пришлось менять тему разговора.

Кстати, хозяин квартиры – немолодой, умудрённый опытом еврей, который явно уверен в превосходстве немцев над СССР, вряд ли вот так запросто поверил бы, что Красная Армия способна в ближайшее время “посмотреть на столицу Румынии”. Покрышкин сказал, что увидит Бухарест. Учитывая то, на фоне каких событий происходит разговор, логичнее предположить, что хозяин “широко раскрыл глаза” от мысли: “а не собрался ли этот Сталинский сокол перелететь на ту сторону?..”

А вообще, что хотел Виктор Суворов доказать этой цитатой из книги «Небо войны»? То, что советские военные в звании всего лишь старшего лейтенанта уже осведомлены о планах Сталина?

Так или иначе, а даже сам Резун не приводит других примеров того, что младшие командиры РККА что-то знают о каких-то там “планах нападения”. Он и в случае с Покрышкиным не утверждает такого напрямую. Просто слова, сказанные будущим маршалом авиации в запале, Резуну подходят. Вот он и вставил их в текст «Ледокола».

Мы ещё вернёмся к этому эпизоду, когда будем говорить о том, что знают и как действуют накануне войны генералы Красной Армии.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Так как в предыдущей части мы несколько отошли от проверки цитат и заговорили о технике, то стоит вспомнить и о других технических вопросах, которые “освещены” в «Ледоколе». Кстати, именно то, что касается техники, едва ли не лучше всего запоминается, и многие, прочитавшие книги Виктора Суворова, до сих пор верят в “автострадные танки”. Во всяком случае, лично мне в дискуссиях не раз задавали вопрос: “А зачем в СССР разрабатывался автострадный танк?”

«В 1938 году в Советском Союзе начаты интенсивные работы по созданию танка совершенно нового типа “А-20”. Что есть “А-20” ни один советский военный учебник на этот вопрос не отвечает. [...] Я долго искал ответ на вопрос и нашел его на заводе №183. Это всё тот же локомотивный завод, который, как и раньше, кроме локомотивов, даёт побочную продукцию. Не знаю, правильно ли объяснение, но ветераны говорят, что изначальный смысл индекса “А” – автострадный. Объяснение лично мне кажется убедительным» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 3).

Недавно в России был принят на вооружение новейший истребитель пятого поколения. Название Су-57 этот самолёт получил одновременно с принятием на вооружение, а до этого именовался Т-50. Почему “Т”, а не “Су”? Со времён СССР, буквенный шифр “Т” присваивается всей технике, которая разрабатывается в КБ имени Павла Сухого. Знаменитый истребитель Су-27 на этапе разработки назывался Т-10С (ничего общего с танком Т-10!).

В Советском Союзе всем конструкторским бюро были присвоены буквенные шифры для обозначения разрабатываемой им техники. Например, КБ горьковского завода № 92 (“Новое Сормово”), которым руководил Василий Грабин, имело индекс “Ф”. Первая пушка, разработанная в этом конструкторском бюро под руководством Грабина, называлась Ф-22.

А теперь угадайте: какой буквенный шифр присваивался разработкам конструкторского бюро танкового отдела того самого Харьковского завода № 183, в котором создавался танк известный как А-20? Правильно! Это - буква “А”. И не был А-20 никаким “танком нового типа”, а являлся дальнейшим развитием колёсно-гусеничного семейства БТ. Вот приняли бы его на вооружение, и стал бы он называться БТ-8 или БТ-9. Но ещё до завершения работ по этой машине, была решена та самая проблема, которая являлась единственной причиной, вынуждавшей делать танки колёсно-гусеничными. Это проблема малого ресурса танковых траков. Пока шли работы над А-20, металлургическая промышленность СССР освоила выплавку стали Гадфильда. Срок службы траков советских танков увеличился в разы, вследствие чего от сложной колёсно-гусеничной схемы отказались раз и навсегда.

Малый срок службы гусеничных лент – единственная причина, побуждавшая разработчиков усложнять конструкцию ходовой части таков и делать их колёсно-гусеничными. Пока эта проблема не была решена, колёсно-гусеничные боевые машины разрабатывались и в США, и в Великобритании, и в Чехословакии, и в Польше, и в Швеции и даже в Новой Зеландии. Правда, в нейтральной, миролюбивой Швеции этими разработками занимались немцы – в обход запретов Версальского договора.

Фото: Шведский танк L-30

Фото: Польский танк 10TP

Фото: Новозеландский танк Скофилда (Schofield Tank)

После появления траков, срок службы которых стал удовлетворять военных, в СССР работы по танкам колёсно-гусеничной схемы были прекращены, в том числе и по А-20. На вооружение был принят созданный параллельно в этом же КБ “чисто гусеничный” танк, который на этапе разработки имел шифр А-32. После принятия на вооружение РККА, А-32 стал именоваться Т-34.

Рассказ Виктора Суворова про “автострадные” танки – это дно технической безграмотности.

* * *

«Советские дивизии и корпуса, вооруженные танками БТ, не имели в своем составе автомобилей, предназначенных для сбора и перевозки сброшенных гусеничных лент: танки БТ после сброса гусениц должны были завершить войну на колесах, уйдя по отличным дорогам в глубокий тыл противника» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 3).

Вообще-то, по здравому размышлению, бросать гусеницы и уезжать навстречу новым боям на колёсах – это очень неразумно. А если придётся где-то взламывать оборону противника и для этого разворачиваться в боевой порядок на пересечённой местности? А если перед этим ещё и ливень был?...

Автомобилей для “сбора и перевозки сброшенных гусеничных лент” в частях действительно не было, да и быть не могло – потому что никто и не думал разбрасываться гусеницами посреди дороги. При переходе на колёсный ход, гусеничные ленты танков БТ силами экипажа укладывались на надгусеничные полки – как на фото ниже. Так что, рассказывая про “грузовики для сбора гусениц”, господин Резун пробил очередное дно некомпетентности.

* * *

«Гаубица отличается от пушки крутой навесной траекторией. Гаубица хороша для выкуривания из окопов и траншей обороняющихся войск противника. Если готовимся к наступательной войне, производим гаубицы, к оборонительной – пушки...» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 8).

Все рассказы Виктора Суворова (и не его одного) про “оборонительное” и “наступательное” оружие – это полный вздор. “Мирным” (“оборонительным”) или наоборот – “агрессивным” (“наступательным”) оружие бывает только в лукавых мудрствованиях политиков и пропагандистов. В реальности же, и в наступательной, и в оборонительной войне, необходимы все виды оружия. “Оборонительные” системы ПВО нужны для прикрытия районов сосредоточения войск перед наступлением и путей подвоза предметов снабжения наступающим; а “наступательные” танки необходимы для нанесения контрударов по прорвавшим оборону силам агрессора. Многие спросят: а как же мины? Уж мины-то – это только для обороны. Мины необходимы и при наступлении. Например, частям и подразделениям, которые будут обеспечивать фланги наступающей группировки, придётся отражать удары противника.

Май 1941 года – Вермахт готовится к нападению на Советский Союз, а начальник немецкого штаба сухопутных войск генерал-полковник Франц Гальдер пишет в своём дневнике:

«Мины: Роммелю 25 тыс. противотанковых и 15 тыс. противопехотных мин (из расчета по три противотанковые и две противопехотные мины на погонный метр). Трем группам армий: 295 тыс. противотанковых и 496 тыс. противопехотных мин (из того же расчета). Кроме того, на складах: 288 тыс. противотанковых и 497 тыс. противопехотных мин (из того же расчета). В саперных частях мины также включены в штатное имущество» (Франц Гальдер, Военный Дневник – запись 16 мая 1941 года).

Три группы армий, упомянутые в записи генерала Гальдера, – это те самые группы “Юг”, “Центр” и “Север”, которые 22 июня вторгнутся в СССР. Мины им нужны сотнями тысяч. Так что мины – это никакое на “миролюбивое” и не “оборонительное” оружие.

А теперь, собственно, о гаубицах. Если вы, готовясь к оборонительной войне, придерживались логики господина Резуна и наделали исключительно “оборонительных” пушек, то напавший на вас агрессор, вооружённый “наступательными” гаубицами, будет беспрепятственно “выкуривать из окопов и траншей” ваши обороняющиеся войска и, в том числе, уничтожать позиции ваших пушек. К чему это приведёт(?) – вопрос риторический. Если у вас нет гаубиц, стреляющих по навесной траектории, то вам нечем будет вести контрбатарейную борьбу и подавлять гаубицы противника, которые обстреливают вас с закрытых (находящихся за складками местности) позиций. Вывод: гаубицы также необходимы в обороне, как и в наступлении.

Но это ещё не всё... Выступая перед выпускниками военных академий 5 мая 1941 года, Сталин в частности сказал:

«Раньше было большое увлечение гаубицами. Современная война внесла поправку и подняла роль пушек. Борьба с укреплениями и танками противника требует стрельбы прямой наводкой и большой начальной скорости полета снаряда – до 1 тыс. и свыше метров в секунду. Большая роль отводится в нашей армии пушечной артиллерии» (Иосиф Сталин, Выступление перед выпускниками военных академий РККА в Кремле, 5 мая 1941 г.).

Раз товарищ Сталин большую роль отводит пушечной артиллерии, то-таки готовится к обороне – если исходить из логики самого Виктора Суворова.

«Самое главное требование к противотанковой пушке – способность пробивать любой танк противника. В 1941 году советская 45-мм пушка такой способностью обладала. Кроме неё, была создана 57-мм противотанковая пушка. Её не выпускали просто потому, что для неё не было достойных целей» (Виктор Суворов, День М – Глава 15).

Противотанковая пушка калибром 57 миллиметров, о которой идёт речь, – это, знаменитая ЗиС-2, конструкции Василия Грабина. Байка о том, что её сняли с производства якобы из-за того, что она была “чрезмерно мощной”, что “пробивала немецкие танки насквозь, не причиняя им вреда”; и сегодня можно услышать даже в документальных фильмах и передачах. Последнее утверждение – следствие просто пещерной технической безграмотности. Внутри танка минимум свободного пространства: всё занято приборами, механизмами, агрегатами, боекомплектом и собственно танкистами. Абсолютно невозможно чтобы снаряд пробил лобовую броню, прошёл через отделение управления, через боевое отделение, потом через моторное отделение, и при этом ничего не зацепил и не нанёс критических повреждений ни танку, ни экипажу.

Пушка ЗиС-2 была снята с производства в 41-м совсем по совершенно другой причине. Причину эту назвал в своей книге воспоминаний маршал Дмитрий Устинов, который во время войны был народным комиссаром вооружения СССР.

«В соответствии с постановлением ГКО был издан приказ по наркомату. Для того чтобы обеспечить выполнение программы выпуска 45-мм и 76-мм пушек с заводов временно снимался ряд заказов, в том числе на 25-мм и 85-мм зенитные пушки, 57-мм противотанковую пушку, 107-мм горный миномёт и некоторые другие. [...]

В некоторых публикациях вопрос о снятии с производства 57-мм противотанковой пушки (ЗиС-2) в конце 1941 года объясняется чересчур упрощённо, а порой и неверно. Временное прекращение выпуска этой артиллерийской системы было обусловлено критической обстановкой начала войны. Для отпора врагу требовалось большое число противотанковых орудий. Обеспечить выпуск их необходимого количества можно было только по уже освоенной и налаженной технологии. А её в тот момент ещё не было» (Дмитрий Устинов, Во имя победы – Глава четвёртая).

Далее, Устинов приводит диалог, имевший место 22 июля 41-го года, между маршалом Куликом, главным конструктором пушки ЗиС-2 Василием Грабиным, и первым заместителем председателя совнаркома, то есть первым заместителем Сталина в правительстве, Николаем Вознесенским.

«– Скажите, Василий Гаврилович, – спросил маршал Кулик Грабина, – почему выпуск ЗиС-2 идёт так туго? Ведь пушка принята на вооружение и пущена в производство ещё в мае. А завод выдал пока считанные единицы орудий. В чём дело?

– Основная причина заключается в том, что завод не может освоить как следует изготовление ствола из-за его большой длины. При обточке ствол гнётся. Но я уверен, что скоро мы решим эту задачу.

– Ваш ответ, товарищ Грабин, – сказал [1-й заместитель председателя Совнаркома] Н. А. Вознесенский, – ещё раз подтверждает, что переход к серийному производству новой системы требует времени. А его-то у нас как раз нет» (Там же).

Никакая не “избыточная мощность”, а проблемы чисто технологического характера стали причиной того, что производство пушки ЗиС-2 было временно прекращено в 1941 году.

В заключение разговора о гаубицах и пушках, замечу, что господин Резун до неприличия упростил тему типов артсистем и возможностей их боевого применения. На самом деле, не одними только пушками и гаубицами жива артиллерия и не так однозначны их характеристики, как описано в «Ледоколе». Есть пушки-гаубицы и гаубицы-пушки, и есть пушки способные стрелять по навесной траектории. Советская дальнобойная 122-миллиметровая пушка А-19 образца 1931/37 годов эффективно стреляла с закрытых позиций и успешно вела контрбатарейную борьбу, в том числе и с гаубицами противника; а тяжёлая советская самоходно-артиллерийская установка СУ-152 проявила себя, как эффективный истребитель тяжёлых немецких танков и САУ, во время оборонительной фазы операции на Курской дуге. Хотя основным вооружением СУ-152 была гаубица-пушка МЛ-20С.

* * *

«В начальном варианте Ил-2 был двухместным: лётчик ведёт самолёт и поражает цели, а за его спиной стрелок прикрывает заднюю полусферу от атак истребителей противника. Ильюшину позвонил лично Сталин и приказал стрелка с пулемётом убрать, Ил-2 выпускать одноместным. Ил-2 нужен был Сталину для ситуации, в которой ни один истребитель противника не успеет подняться в воздух…» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 3).

Откуда Владимир Богданович взял информацию о том, что “позвонил лично Сталин и приказал ...” – это остаётся непонятным: сам он ничего не пишет об источнике информации. Вообще, безосновательные утверждения о том, что едва ли не всё в СССР в 30-е – 40-е годы, делалось именно “по личному приказу/распоряжению/указанию самого Сталина”, встречаются сплошь и рядом. Однако, это явное преувеличение: один человек физически не мог проконтролировать всё происходящее в огромной стране.

Писатель-публицист Феликс Чуев, в свое книге посвящённой Сергею Илюшину, так описал историю “исчезновения” бортстрелка с самолёта Ил-2:

«..Коккинаки испытал двухместный штурмовик, с двумя кабинами – для лётчика и стрелка. Военные потребовали увеличить дальность полёта, скорость и потолок, облегчить самолёт и для этого убрать кабину стрелка» (Феликс Чуев, Ильюшин – Часть 2).

Знаменитый авиаконструктор Александр Яковлев, в своей книге воспоминаний "Цель жизни", пишет о том же:

«... Ильюшина заставили переделать двухместный штурмовик Ил-2 в одноместный. Военные считали, что скорость Ил-2 и высота его полёта малы и, ликвидируя вторую кабину со стрелком-радистом и оборонительным пулемётом, имели в виду облегчить машину, улучшить её аэродинамику и получить некоторое увеличение скорости и высоты полёта» (Александр Яковлев, Цель жизни – раздел “Великий перелом“).

Кстати, на этом претензии комиссии наркомата обороны к самолёту не закончились.

«Вспоминает Д.В. Лещинер:

“Прибежал Ильюшин:

– Дима, не берут штурмовик! Обзора не хватает.

Просидели ночь, опустили нос самолёта вместе с двигателем. Получили нужный обзор, и самолёт завершил госиспытания”.

Так Ил-2 стал “горбатым”. Это прозвище сопровождало штурмовик всю войну.

“Мы и опустили двигатель, и перекомпоновали маслорадиатор, всё было в таком темпе сделано!” – вспоминает Ю.М. Литвинович» (Феликс Чуев, Ильюшин – Часть 2).

Не Сталин был против двухместного Ил-2, против были военные.

«Сколько ни бился Ильюшин, доказывая необходимость на борту воздушного стрелка, который будет прикрывать заднюю полусферу от истребителей противника, ничего не помогало. Он писал в ЦК, а 7 ноября 1940 года сам отнёс письмо на имя Сталина. В начале декабря его вызвали в Кремль.

– Товарищ Ильюшин, военные считают, что делать надо одноместный штурмовик,– сказал Сталин.

– Если бы я всё время слушал военных, товарищ Сталин, я бы сделал самолёт, который имел бы идеальные характеристики, но никогда бы не оторвался от земли!

Он продолжал отстаивать двухместный вариант, но армия настояла на одноместном,– он, дескать, и так защищён броней. К тому ж, если два человека, потери будут больше, а стрелка ещё и учить надо» (Феликс Чуев, Ильюшин – Часть 2).

Здесь уместно сделать отступление и привести цитату из книги маршала авиации Александра Голованова.

«Последнее слово в обсуждаемых вопросах принадлежало Верховному, но мне ни разу не довелось быть свидетелем, чтобы он противопоставлял свои мнения большинству, хотя по ряду вопросов с некоторыми военными товарищами не бывал согласен и решал вопросы в пользу интересов дела, за которое высказывалось большинство» (Александр Голованов, Дальняя бомбардировочная...).

На всякий случай замечу, что книгу воспоминаний, в которой многие страницы посвящены встречам и взаимоотношениям с И. В. Сталиным, маршал Голованов написал уже после смерти Генералиссимуса. Её никак не хотели издавать в СССР: целый ряд эпизодов в книге, в частности касающихся личности Сталина, не соответствовал тогдашней “генеральной линии партии” и совершенно не укладывался в ту официальную историю войны, которая была сформированы во времена Никиты Хрущёва. В 1975 году Александр Голованов обратился с письмом в ЦК КПСС и лично к Леониду Брежневу с просьбой проявить уважение к его маршальскому званию и издать воспоминания отдельной книгой. Своё обращение он закончил словами: «Я прошу предоставить мне возможность опубликовать уже готовую, написанную мной книгу, за правдивость которой готов нести ответственность». Увы… При жизни автора книга издавалась со значительными купюрами и не отдельным изданием, а в литературном журнале «Октябрь» фрагментами, на протяжении аж пяти лет. Впервые мемуары были изданы отдельной книгой только в конце 1980-х годов, а их полная версия увидела свет только в XXI веке – в 2004 году. В издание вошло и то самое письмо в ЦК.

Сегодня книга Александра Евгеньевича Голованова «Дальняя бомбардировочная...» есть в свободном доступе в Интернете, и она стоит того, чтобы быть вами прочитанной.

* * *

«Итак, каким же рисовался Сталину идеальный боевой самолёт, на разработку которого он отвлекает своих лучших конструкторов, как создателей бомбардировщиков, так и создателей истребителей? Сам Сталин объяснил своё требование в трех словах – самолёт чистого неба. Если это не до конца ясно, я объясню в двух словах – крылатый шакал» (Виктор Суворов, День М – Глава 3).

Цитата не из «Ледокола», а из «Дня М», но сути это не меняет: Суворов пытается создать у читателя впечатление, что СССР вооружается исключительно “наступательным” оружием. В качестве образцового “самолёта-шакала” Владимир Богданович описывает японский палубный торпедоносец “Накадзима” B5N.

«По виду, размерам, лётным характеристикам “Никадзима” Б-5Н больше похож на истребитель, чем на бомбардировщик. Это даст ему возможность проноситься над целью так низко, что с кораблей и с земли видны лица пилотов, так низко, что промах при сбросе смертоносного груза практически исключен. “Никадзима” Б-5Н – низконесущий моноплан, двигатель один – радиальный, двухрядный, с воздушным охлаждением. В некоторых самолетах экипаж из трех человек: пилот, штурман, стрелок. Но на большинстве – только два человека: самолёты используются плотными группами, как рои разъяренных ос, потому совсем не обязательно в каждом самолете иметь штурмана. Бомбовая нагрузка самолёта – меньше тонны, но каждый удар – в упор. Оборонительное вооружение самолета Б-5Н относительно слабое – один-два пулемета для защиты задней полусферы. Оборонительного вооружения на ударных самолетах много не надо по той же причине, по которой не требуется сильного истребительного прикрытия [...] Б-5Н – самолёт чистого неба, в котором самолётов противника или очень мало, или совсем нет» (Виктор Суворов, День М – Глава 3).

Это он к тому, что “Накадзима” B5N очень похож на советский самолёт Су-2. Именно эти машины Виктор Суворов называет “шакалами”. Логика господина Резуна в данном случае не замысловата: раз японские “Накадзима” B5N приняли активное участие в нападении на Перл-Харбор и вообще, Япония – агрессор во Второй мировой войне, а у СССР есть очень похожий самолёт, то это должно означать, что Советский Союз тоже готовился стать агрессором.

Изначально нужно заметить: когда автор «Ледокола» обосновывал “агрессивную сущность” штурмовика Ил-2, он делал упор в первую очередь на отсутствие оборонительного вооружения. Мол, раз убрали бортстрелка, то значит, этот самолёт задуман для внезапного нападения и дальнейших действий в условиях “чистого неба”, без необходимости защищаться от истребителей противника. Это и есть доказательство “агрессивных намерений”. Тот факт, что на Су-2 и “Накадзима” B5N бортстрелки и оборонительное вооружение были всегда, Виктор Суворов оставил без внимания.

Самолёт, похожий на советский Су-2, Владимир Богданович разглядел только в Японии. Однако, в 30-х и начале 40-х такие “шакалы” водились в военно-воздушных силах очень многих стран. В британских королевских ВВС – это легкий бомбардировщик “Фэйри Бэттл”. В Польше – легкий бомбардировщик “Карась”. В Соединённых Штатах – это “Нортроп” А-17 “Nomad”, составлявший в конце 30-х ядро ударной авиации ВВС США. Американский “шакал” производился в различных модификациях, в том числе за пределами США:

– 8А-1 (В5А) – вариант А-17 с мотором "Меркьюри" XXIV, строился в Швеции;

– 8A-3N – экспортный вариант А-17А для Нидерландов;

– 8А-5 (А-33) –экспортный вариант А-17 для Норвегии;

– 8А-4 – экспортный вариант А-17 для Ирака;

– 8А-2 – экспортный вариант А-17 для Аргентины;

– 8А-3Р – экспортный вариант А-17А для Перу.

Вот такие “исконно агрессивные” страны заинтересовались “самолётами чистого неба”. Особенно пугающе выглядят “крылатые шакалы” в руках такого “знатного агрессора” как Перу.

А-17 был не единственным самолётом такого типа, созданным на родине братьев Райт. В сентябре 1936 года Советский Союз приобрёл в США лицензии на постройку другого самолёта “Валти” (“Vultee”) V-11 в вариантах штурмовика (V-11G) и легкого бомбардировщика (V-11GB), а также два полностью собранных образца-эталона. В конце апреля 1937 года оба самолета морем отправились в СССР. Советский Су-2 не был копией “Валти” V-11, но создавался по образу и подобию американского “крылатого шакала”.

На самом деле, никакие это не “шакалы”, ничего чрезмерно агрессивного в этих крылатых машинах нет. В 30-е годы все увлекались легкими одномоторными бомбардировщиками способными выполнять функции штурмовиков и разведчиков. С началом Второй мировой войны выяснилось, что возможности одномоторной схемы для этого класса самолётов исчерпаны.

«Авиаконтруктор В.Б. Шавров написал самую полную и, на мой взгляд, объективную историю развития советской авиации. Все остальные авиаконструкторы – его соперники, и потому Шавров не скупился на критику. Но создателей Су-2 он не ругает; ”Хотя от Су-2 было взято всё возможное, и его авторов не в чем было упрекнуть, самолёт соответствовал реально возникшим требованиям лишь до войны” (История конструкций самолетов в СССР. 1938 – 1950. С. 50). Другими словами, всё было хорошо, к создателям самолёта невозможно придраться, до 21 июня 1941 года Су-2 соответствовал требованиям, а на рассвете 22 июня соответствовать требованиям перестал» (Виктор Суворов, День М – Глава 11).

Вот и вернулись мы к проверке добросовестности цитирования. В книге «День М» Виктор Суворов продолжает в том же духе, что и в «Ледоколе». В данном случае он заканчивает цитирование там, где ему выгодно, и навязывает читателю нужный ему вывод.

А Вадим Шавров уже в следующем предложении поясняет, что имеется в виду:

«Однако, хотя от Су-2 было взято всё возможное и его авторов не в чем было упрекнуть, самолёт соответствовал реально возникавшим требованиям лишь до войны. Тогда быстро выяснилось, что такой тип разведчика и ближнего бомбардировщика уже изжил себя, принципиально устарел и стал не нужен. Его функции повсеместно и прочно перешли к двухмоторным скоростным самолётам типа Пе-2 и Ту-2, имевшим скорость около 550 км/ч» (Шавров В.Б. (1978) История конструкций самолётов в СССР (1938 – 1950 гг.). Москва: Машиностроение, С.47 – 48).

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ