ANTIFEJK

Глава 10 «Ледокола» посвящена “Линии Сталина” и “Линии Молотова”, она содержит по большей части рассуждения, цифры и технические данные.

Несоответствие действительности содержания этой части писаний Суворова очень подробно раскрыта в 13-й главе книги историка Алексея Исаева «Антисуворов: Большая ложь маленького человечка». Кто желает – может ознакомиться. Там всё расписано детально, а здесь я приведу только несколько эпизодов из 10-й главы творения Виктора Суворова.

Сначала, доказывая неприступность линии имени Сталина, он пишет:

«“Линию Сталина” было невозможно обойти стороной: её фланги упирались в Балтийское и Чёрное моря» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 10).

А уже через несколько абзацев показывает ту же самую линию укреплений совсем с другой стороны:

«“Линия Сталина” была универсальной: она могла быть использована для обороны государства или служить плацдармом для наступления, именно для этого и были оставлены широкие проходы между УРами...» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 10).

Чисто формально – противоречия в утверждениях господина Резуна здесь как бы и нет. Но что с того, что нельзя обойти, если есть возможность наступать через те самые “широкие проходы”? Кстати, эти самые проходы имели ширину в сотни километров.

Дальше Виктор Суворов утверждает, что «... линию разоружили, а потом и сломали: она мешала массам советских войск тайно сосредоточиться у германских границ, она мешала бы снабжать Красную Армию в ходе победоносного освободительного похода миллионами тонн боеприпасов, продовольствия и топлива. В мирное время проходов между УРами было вполне достаточно и для военных, и для экономических нужд, но в ходе войны потоки грузов должны быть рассредоточены на тысячи ручейков, чтобы быть неуязвимыми для противодействия противника. Укрепрайоны как бы сжимали потоки транспорта в относительно узких коридорах [...]» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 10).

“Узкие коридоры” в обиходе именуют дорогами. И войска, и транспорт движутся именно по ним. Ряд бетонных ДОТов никак не мог помешать перемещениям своих войск. Дороги совершенно свободно пересекали линию укрепрайонов. В ходе боевых действий ДОТы воспрещали движение по дороге огнем. К “оборонительности” и “наступательности” просветы в линии УРов никакого отношения не имеют.

* * *

«Маршал Советского Союза Г. К. Жуков свидетельствует: “Укреплённые районы строятся слишком близко от границы и имеют крайне невыгодную оперативную конфигурацию, особенно в районе Белостокского выступа. Это позволяет противнику ударить из районов Бреста и Сувалки в тыл всей нашей белостокской группировки. Кроме того, из-за небольшой глубины УРы не могут долго продержаться, так как они насквозь простреливаются артиллерией” (Воспоминания и размышления, С. 194)» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 10).

Это, как вы поняли, речь уже о ”Линии Молотова”. Один из немногих случаев, когда Резун не исказил смысл цитаты. Но! Описанная Георгием Константиновичем ситуация имела место на знаменитом совещании высшего командного состава в конце декабря 1940 года, по итогам которого Жуков стал начальником генерального штаба Красной Армии. Суворов заостряет внимание читателя на том, что укрепрайоны строятся “не там”, но игнорирует тот факт, что Жуков обеспокоен именно возможностью нападения противника на эти УРы. И почему-то именно генерала Жукова, поднимавшего этот вопрос, уже в феврале Сталин назначил начальником Генштаба.

Конечно же Суворов “не замечает” и того факта, что в ходе этого совещания рассматривались также и вопросы обороны.

Ниже цитата из книги маршала Жукова:

«На совещании всё время присутствовали члены Политбюро А. А. Жданов, Г. М. Маленков и другие.

Были сделаны важные сообщения. Генерал армии И. В. Тюленев подготовил содержательный доклад "Характер современной оборонительной операции" [...]

Генерал-лейтенант А. К. Смирнов выступил с докладом на тему "Бой стрелковой дивизии в наступлении и обороне"» (Георгий Жуков, Воспоминания и размышления – Глава восьмая).

* * *

И снова о крепостях.

«Если противник может ударить из районов Бреста и Сувалки, то почему не использовать брошенные старые русские приграничные крепости Брест, Осовец, Гродно, Перемышль, Каунас? [...]

Итак, куда же смотрит ГВИУ – Главное военно-инженерное управление Красной Армии? “Начальник ГВИУ предложил использовать старые русские приграничные крепости и создать зоны заграждений. Это предложение так никогда и не было принято. Ни к чему, мол.” (И. Г. Старинов. Мины ждут своего часа. С. 177)» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 10).

Здесь Суворов дописался до того, что крепость Брест не используется и вообще является “брошенной”.

А как обстоит дело с другими крепостями?

Вот цитата из той самой книги о генерале Карбышеве, на которую Суворов уже ссылался ранее:

«Учитывая значительное отставание строительства новых укреплений, Карбышев настоял на создании комиссии для определения состояния старой Гродненской Крепости и возможности её включения в систему Гродненского укрепленного района. Он придавал большое значение этой крепости, расположенной на подступах к городу, на возвышенном правом берегу Немана. [...]

Карбышев вошёл научным консультантом в состав комиссии, которая пришла к выводу, что крепость восстановить целесообразно, но работа потребует значительного срока» (Евгений Решин, Генерал Карбышев – Часть первая).

Собираются использовать старые крепости, но на их восстановление необходимо время и средства. Стройматериалы с неба не падают.

* * *

«На строительстве “Линии Молотова” после прихода Жукова ничего к лучшему не изменилось. Наоборот, строительство некоторых укрепленных районов, например Брестского, было отнесено ко второй очереди (Анфилов, с. 166). Читателю, знакомому с советской действительностью, не надо объяснять значения слов “строительство второй очереди”. На практике это означает почти полностью замороженное строительство» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 10).

Читатели, знакомые с советской действительностью, знают, что такое срыв сроков поставки...

Суворов не отрицает факта строительства укреплений, но пытается показать, что строительство ведётся «фиктивно» – чтобы усыпить бдительность немцев.

«... германские войска видели интенсивное строительство, которое не останавливалось ни днем, ни ночью, причем ночами «русские строят свои доты при полном освещении».

Как же это понимать? Ужели такие идиоты, что строительные площадки у самой границы полностью демаскируют каждую ночь полным освещением?! И как связать вместе «строительство второй очереди» и «день и ночь при полном освещении»?! Неужели демонстрация? Именно так. [...]

Генерал-полковник Л. М. Сандалов в своих мемуарах (Пережитое. С. 64) передает слова коменданта Брестского укрепрайона генерал-майора К. Пузырева: “Вынос укрепрайона к самой границе – дело непривычное. Раньше мы всегда строили доты на некотором удалении от границы. Но тут ничего не поделаешь. Мы должны руководствоваться не только военными, но и политическими соображениями…”» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 10).

Демонстрация работ по укреплению обороны на участке, где планируется наступление – это военная хитрость. Военная хитрость и политические соображения, согласитесь, вещи разные – это, во-вторых. А во-первых, в оригинальном тексте у Сандалова всё несколько иначе.

«Следующий день ушел на ознакомление с Брестским укрепрайоном, комендант которого генерал-майор М. И. Пузырёв вместе со всем своим управлением находился тогда также в Бресте. Этот укрепрайон простирался главным образом на северо-восток от города по восточному берегу Буга. Работы по сооружению дотов развернулись там широким фронтом. Кроме строительного управления и специальных частей, переброшенных из Слуцка, округ прикомандировал в распоряжение генерала Пузырёва окружной инженерный полк и несколько корпусных саперных батальонов из восточной части Белоруссии.

Расспрашивая коменданта укрепрайона о количестве людей, работающих на строительстве каждого дота, о видах транспорта, которым подвозился на стройплощадки разного рода материал – песок, щебень, арматура, – я высказал предположение, что немцы, наверное, наблюдают за нами с вышек и часть дотов, несомненно, будет засечена их разведкой.

- К сожалению, – вздохнул Чуйков, – немецкая разведка знает об укрепрайоне в целом и расположении отдельных его дотов не только путём наблюдения, но и через свою агентуру. Выселить подозрительных лиц из пограничной зоны пока не удалось. Впрочем, разрушить дот, даже если известно, где он находится, не так-то просто.

- И потом надо иметь в виду, – добавил от себя Пузырёв, – что после окончания строительства все доты будут тщательно замаскированы. Попробуй отличи их тогда от окружающей местности. Правда, вынос укрепрайона к самой границе – дело непривычное. Раньше мы всегда строили доты на некотором удалении от границы. Но тут уж ничего не поделаешь. Мы должны руководствоваться не только военными, но и политическими соображениями, исходя из известного положения: "Ни одного вершка своей земли не отдадим никому..."» (Леонид Сандалов, Пережитое).

Как говорится, оцените разницу. И заодно ещё раз обратите внимание на тот факт, что работы по возведению оборонительных сооружений ведутся весьма активно.

Полковник Анфилов свидетельствует:

«Строительство укрепленных районов вдоль новой государственной границы осуществлялось высокими темпами. Для организации и руководства оборонительными работами были сформированы несколько управлений начальника строительства (УНС) и 138 строительных участков. В целях обеспечения рабочей силой были сформированы 84 строительных батальона, 25 отдельных строительных рот и 17 автобатов. Кроме того, на строительство привлекли 160 инженерных и саперных батальонов приграничных округов и 41 батальон из внутренних округов. Вместе с этими инженерными частями с весны 1941 г. на строительстве находилось 17 820 вольнонаёмных рабочих. Чтобы представить ежесуточный объем работ весной 1941 г., достаточно указать, что на строительстве оборонительных сооружений в укрепленных районах Прибалтийского особого военного округа ежедневно работали 57 778 человек, Западного особого военного округа – 34 930 человек и Киевского особого военного округа – 43 006 человек. Однако если сил было и достаточно, то средств, в связи с большим объёмом оборонительного строительства, явно не хватало. Вполне естественно, что промышленность не могла в короткие сроки обеспечить строительство всем необходимым. Из-за недостатка строительных материалов (цемент, щебень, дерево, арматура), механизмов, вооружения для дотов, коробов амбразур и другого оборудования тормозилось выполнение намеченных планов строительства» (Виктор Анфилов, Начало Великой Отечественной Войны – Глава вторая).

А Виктор Суворов пытается сформировать у читателя впечатление, что эти самые работы ведутся преднамеренно вяло. Далее он пишет:

«Всё у него [Жукова] всегда было правильно. И раньше, и позже. Но вот в первой половине 1941 года Жуков вдруг превратился в идиота и давал идиотские приказы. Ведь именно в момент прихода Жукова в Генеральный штаб, “укрепрайоны на старых границах по-прежнему разоружались, а строительство на новых границах велось черепашьим темпом” (Старинов. С. 178)» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 10).

Резун вставляет вырванную из контекста цитату из книги Старинова и подталкивает читателя к мысли, что темпы строительства оборонительных сооружений искусственно замедляются Жуковым, видимо с подачи самого Сталина. Однако обратимся к источнику, который цитирует Суворов.

«27 сентября [1940 года] был заключен Берлинский пакт между Германией, Италией и Японией. 12 октября гитлеровцы вступили в Румынию. Теперь от Балтийского до Черного моря перед нашими войсками стояли немецко-фашистские полчища. Во второй половине ноября Румыния, Венгрия и Словакия присоединились к Берлинскому пакту. [...]

Но укрепленные районы на старых границах по прежнему разоружались, строительство на новых границах велось черепашьими темпами. Столь же медленно у границы возводились противотанковые и противопехотные препятствия из-за недостатка средств заграждений» (Илья Старинов, Записки диверсанта – Часть III, Глава 4).

Вот так! Речь у Старинова идёт о темпах строительства системы обороны на новой границе осенью 1940 года – задолго до того как Жуков возглавил генштаб РККА. И главное – Старинов называет причину низких темпов строительства: недостаток средств заграждений. Не умысел Жукова, или Сталина, а технические проблемы тормозят возведение заграждений.

Почему разоружались укрепрайоны на старой границе? Потому что производить новое для новой «Линии Молотова» и содержать две линии укреплений являлось задачей непосильной для бюджета тогдашнего СССР.

Далее Виктор Суворов, ни на что не ссылаясь, чисто от себя, выдает рекомендации по обустройству “наступательной” фортификации. Он рекомендует не маскировать УРы, не делать их глубокими, не прикрывать ДОТы минными полями, не тратить много цемента и стали, и тут же пишет, цитируя Жукова:

«Чуть раньше, в августе 1939 года, великий Жуков на Халхин-Голе блистательно применил все эти правила: “Этими мероприятиями мы стремились создать у противника впечатление об отсутствии на нашей стороне каких-либо подготовительных мер наступательного характера, показать, что мы ведем широко развернутые работы по устройству обороны, и только обороны” (Жуков, С. 161). Японцев обмануть удалось, они поверили “оборонительным” работам Жукова и тут же поплатились, попав под его внезапный сокрушительный удар» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 10).

Выглядят так, что, мол, Жуков-то – не промах! Не хуже самого Виктора Суворова, понимает, как строить “наступательную фортификацию”.

Ну а что же на самом деле применил Георгий Жуков на Халхин-Голе, в ходе подготовки к удару по японцам? Какими мероприятиями он стремился создать у противника впечатление об отсутствии подготовки наступления? Вот что написал сам маршал:

«В целях маскировки, сохранения в строжайшей тайне наших мероприятий Военным советом армейской группы одновременно с планом предстоящей операции был разработан план оперативно-тактического обмана противника, который включал в себя:

– производство скрытных передвижений и сосредоточений прибывающих войск из Советского Союза для усиления армейской группы;

– скрытные перегруппировки сил и средств, находящихся в обороне за рекой Халхин-Гол;

– осуществление скрытных переправ войск и материальных запасов через реку Халхин-Гол;

– производство рекогносцировок исходных районов, участков и направлений для действия войск;

– особо секретная отработка задач всех родов войск, участвующих в предстоящей операции;

– проведение скрытной доразведки всеми видами и родами войск;

– вопросы дезинформации и обмана противника с целью введения его в заблуждение относительно наших намерений.

Этими мероприятиями мы стремились создать у противника впечатление...» (Георгий Жуков, Воспоминания и размышления – Глава седьмая).

Ну и далее по тексту. Как видите, у Георгия Константиновича вообще ни слова нет о фортификации или каких-то “оборонительных работах”. Опять прямая фальсификация в стиле Резуна!

Как же хорошо Суворов отозвался о деятельности Жукова на Халхин-Голе! Даже назвал его действия блистательными. А давайте-ка вспомним: чем собственно Георгий Жуков на этом самом Халхин-Голе занимался.

В период с июля по сентябрь 1939 года комкор Жуков скрытно подготовил и успешно провёл стремительную НАСТУПАТЕЛЬНУЮ операцию против японских войск в районе реки Халхин-Гол.

Виктор Суворов несметное количество раз повторял в своих книгах, что в оборонительной войне нужно рыть окопы, строить ДОТы, а потом ещё рыть окопы и ещё сооружать ДОТы – строить вторую линию обороны, а потом третью и так далее, и что разграждение, а равно продвижение вперёд в оборонительной войне абсолютно не нужно. Когда враг нападёт, то, подержав оборону на первой линии, надо отступать на вторую, а потом на третью и т.д. – он прямо так и пишет. По Суворову, оборонительная война – это строительство полос укреплений и постоянное отступление на новую линию обороны. Только так выпускник Киевского высшего общевойскового командного училища имени Фрунзе Владимир Богданович Резун представляет оборонительную войну! А наступают, по его утверждению, только в агрессивных, захватнических войнах. Но Жуков-то на Халхин-Голе наступал! Так, может, СССР напал на Японию в 39-м? Может, товарищ Сталин надумал начать “освободительный поход” в Азию? Почему автор «Ледокола», упоминая о событиях на Халхин-Голе, ничего не говорит об “агрессивных планах Сталина” на Дальнем Востоке? А потому что весной 1939 года японские войска вторглись на территорию Монголии и армия Монгольской Народной Республики вела сугубо оборонительную войну. Это никакая не аналитика, это, как говорится, медицинский факт. Красная Армия выступала на стороне Монголии в войне против японской агрессии. Окончательный успех в этой ОБОРОНИТЕЛЬНОЙ войне был достигнут в результате скрытно подготовленной и внезапно проведённой НАСТУПАТЕЛЬНОЙ операции – войска агрессора были разгромлены.

К слову, в июле 1939 года – в разгар боёв на Халхин-Голе – между Японией и Великобританией был заключён договор известный как «Соглашение Ариты – Крейги». По этому договору Англия признавала все захваты Японии в Китае, и тем самым, фактически оказывала дипломатическую поддержку японской агрессии против Монголии и её союзника СССР.

Американский адмирал Честер Нимиц, командовавший во время войны Тихоокеанским флотом США, в своей книге «Война на море 1939-1945» хот и не назвал страны и фамилии фигурантов, но всё же не двузначно указал на последствия британской политики на Дальнм востоке.

«В конце 1931 года после захвата Манчжурии Япония начала активную подготовку ко Второй мировой войне. Соединенные Штаты отказались признать изменения, происшедшие в результате применения силы, [...] но европейские страны не смогли поддержать позицию США, и это привело к тому, что в дальнейшем Япония ещё решительнее встала на путь агрессии. Единственное, чего опасалась Япония, - это вмешательства Советского Союза» (Честер Нимиц, Война на море (1939-1945) - Глава седьмая).

И опять же, просто к слову: в 1937 – 1939 годах США продали Японии военных материалов и сырья на сумму 511 миллионов долларов. Это примерно на 9 с половиной миллиардов долларов по курсу 2019-го года.

«В июле 1940 года конгресс принял закон, ограничивающий вывоз некоторых военных материалов: была приостановлена продажа Японии самолетов и авиационного бензина, однако экспорт железа и стали продолжался до осени 1940 года. Вывоз в Японию нефти был запрещен государственным департаментом только в июле 1941 года» (Честер Нимиц, Война на море (1939-1945) - Глава седьмая).

И последнее о Монголии. В предисловии к «Ледоколу» Виктор Суворов написал:

«До Второй мировой войны все суверенные государства мира, кроме СССР, по сталинскому делению, считались капиталистическими» (Виктор Суворов, Ледокол –Предисловие).

Монгольская Народная Республика была социалистической страной с 1924 года. Мелочь, конечно, но всё равно нагрешил против истины.

* * *

«Весной и летом 1941 года Гудериан снова занят оборонительным строительством теперь уже на советской границе. Если Гудериан строит бетонные коробки по берегам пограничной реки, то это совсем не означает, что он намерен обороняться» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 10).

Это Суворов старается создать у читателя впечатление, что действия советских и немецких генералов накануне 22 июня абсолютно симметричны. Откуда он взял информацию о том, что генерал Гудериан «строил бетонные коробки», абсолютно непонятно. В воспоминаниях самого Гейнца Гудериана нет никаких упоминаний об участии в строительстве. Нет вообще – от слова «совсем».

Вот что писал генерал о весне и начале лета 41-го года:

«Готовясь к выполнению, предстоящих трудных задач, я с особым рвением занимался обучением и вооружением дивизий, находившихся под моим командованием. Я настойчиво указывал войскам на то, что предстоящая кампания будет значительно тяжелее, чем кампания в Польше и на Западе. В целях сохранения военной тайны я не мог говорить ничего другого...» (Гейнц Гудериан, Воспоминания солдата – Глава IV).

Также он упоминает об учениях, проводившихся в этот период.

«У Верховного командования, несмотря на опыт Западной кампании, не было единого мнения относительно использования танковых соединений. Это сказывалось во время различных учений, которые организовывались с целью уяснения предстоящей задачи и подготовки командиров к её выполнению» (Там же).

Ни о каких строительных работах в книге Гудериана не говорится.

P.S. к 3-й части.

Строительство системы укреплений известных как Линия Сталина началось в 1927 году. А проектировалась она вообще в середине 20-х. На тот момент никому в страшном сне не могли присниться немецкие танковые клинья 41-го года. В тогдашней Веймарской Германии вообще не существовало танковых войск. Линия Сталина проектировалась в расчёте на то, что ей придётся отражать атаки польской кавалерии. именно Польша в 20-х и начале 30-х годов считалась наиболее вероятным противником Советского Союза.

По немецким данным, составленным после захвата Линии Сталина, в 1941 году, всего на этой линии, не считая Карельского УРа, было 142 каземата и позиции для полевой артиллерии калибра 76 мм (4,8%), 248 казематов и бункеров для противотанковых пушек калибра 45 мм (8,4%) и 2572 каземата и бункера для пулемётов (86,8%). Как видите, подавляющее большинство ДОТов Линии Сталина имели пулемётное вооружение и соответственно не могли противостоять танкам. В Полоцком УРе не было артиллерийских позиций; а в Мозырьском, Коростеньском, Литическом и Рыбницком укрепрайонах отсутствовали позиции для противотанковой артиллерии.

Линия строилась для того чтобы из пулемётов косить вторгшихся польских улан, а не останавливать немецкие танки – это во-первых. Во-вторых, бетонные укрепления Линии Сталина были рассчитаны на то, чтобы выдерживать многократные попадания артиллерийских снарядов калибром до 155 мм. Но в период со времён их проектирования и до 1941 года, механизация и моторизация войск очень сильно шагнула верёд. В результате, летом 41-го артиллерия немецких корпусов имела в своём составе орудия калибром 170 мм (17 cm K.Mrs.Laf) и 210 мм (21 cm Mrs.18). ДОТы Линии Сталина просто не были рассчитаны на обстрел и артсистем такого калибра. Так что не могла откровенно устаревшая Линия Сталина остановить немецкое наступление.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

А теперь перейдем к главному – к проверке цитат в книге «Ледокол». Для удобства восприятия начнём разбор не с 1-й главы, а с 9-й. Никакого подвоха здесь нет. Мы рассмотрим содержание предыдущих глав, но несколько ниже. Просто именно с 9-й главы “скромный собиратель цитат”, как он сам себя называет, Виктор Суворов начинает действительно обильно приводить “фрагменты из открытых источников”.

«Накануне войны советские железнодорожные войска не готовили рельсы к эвакуации и взрывам, не вывозили запасы из приграничных районов. Наоборот, прямо на границах они создавали мощные запасы рельсов, разборных мостов, строительных материалов, угля. Там эти запасы и захватила германская армия. Не только германские документы свидетельствуют об этом, но и советские источники. Начальник отдела заграждений и минирования инженерного управления РККА Старинов описывает пограничную станцию Брест 21 июня 1941 года: “Солнце освещало горы угля возле железнодорожных путей, штабеля новеньких рельсов. Рельсы блестели. Все дышало спокойствием” (Мины ждут своего часа. С. 190)» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 9).

Патетическая какая картина с “освещёнными солнцем горами угля”. Но давайте сразу проверим: что же всё-таки написано в книге, на которую ссылается господин Резун, что там за “штабеля угля и горы новеньких рельсов” в Бресте 21 июня. Уточню, что книга Старинова «Мины ждут своего часа» впервые увидела свет в 1964 году, а в 1997 – ещё при жизни автора – была издана расширенная версия книги под названием «Записки диверсанта», первый раздел которой называется «Мины ждут своего часа».

Итак, накануне войны Илья Старинов действительно направлялся из Москвы в Брест для участия в учениях.

«Тёплым, душным вечером 19 июня мы выехали из Москвы, чтобы представиться в Минске командованию, а затем продолжать путь в Брест, в штаб будущих учений» (Илья Старинов, Записки диверсанта – Часть IV, Глава 1).

Пообщавшись в Минске с командующим и штабистами округа, Старинов с коллегой «...отправились в гостиницу, выспались и ранним утром 21 июня, в субботу, выехали поездом в Кобрин, где располагался штаб 4-й армии, прикрывавшей брестское направление... [...]

Начальник инженерного управления устроил нас на ночлег в собственном служебном кабинете. Условились, что поутру вместе поедем в Брест» (Там же).

Как несложно догадаться, проснулся автор книги утром 22 июня от грохота взрывов – немецкая авиация бомбила Кобрин.

«Узнав от беженцев, что фашистские войска перешли границу и в Бресте идёт бой, мы с Колесниковым направились в Буховичи, в штаб 4-й армии, где нам сообщили, что в 5 часов 25 минут из штаба Западного особого военного округа получена телеграмма, требующая поднять войска и действовать по-боевому.

– Надо срочно возвращаться в Минск, Илья Григорьевич, – забеспокоился Колесников. Ехали через Пинск. Добрались до него около полудня» (Илья Старинов, Записки диверсанта – Часть IV, Глава 1).

НЕТ в книге полковника Старинова фраз про “освещенные солнцем горы угля” в Бресте 21 июня. Нет и быть не может! Не был Илья Григорьевич там 21 июня 41-го года, он вообще туда не добрался.

А ещё в книге Суворова есть такие слова о Старинове:

«Итак, этот матерый диверсантище появляется 21 июня 1941 года прямо в районе тех самых брестских мостов, которые имеют столь важное значение для обороны советской территории. [...]

Но прибыв в Брест, Старинов узнаёт, что учения – это только предлог. Учения отменены (а может быть, и не планировались вовсе). Если не учения и не подготовка обороны, то что же диверсанту такого ранга делать на самой границе? Он так и не узнал причину своего визита в Брест» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 11).

Это – прямая фальсификация. И в Бресте полковник Старинов не был, и учения никто не отменял. Дальше в писаниях Резуна лжи будет только больше!

Буквально в следующем абзаце Суворов-Резун пишет:

«Вот маршал Советского Союза Г. Кулик (тайно прибывший в Белоруссию) разговаривает с полковником Стариновым, который тогда был начальником отдела заграждений и минирования Главного инженерного управления РККА: “Миноискатели давай, сапер, тралы давай!” (Мины ждут своего часа. С. 179). А ведь маршал о германской территории говорит: на советской территории уже все мины обезврежены и заграждения сняты» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 9).

Запомнили? “В Белоруссии”.

Хотя Суворов не написал прямо, что этот разговор происходит в 1941 году, но цитата из книги Старинова в «Ледоколе» подана в таком контексте, что читатель, не знакомый с оригиналом «Записок диверсанта», поневоле подумает: это маршал Кулик говорит непосредственно накануне войны.

А теперь – то, что написано у Ильи Старинова на самом деле:

«В начале зимы 1940 года во дворе Второго дома НКО я столкнулся с Г. И. Куликом. Он недавно получил звание маршала и был в то время заместителем Наркома обороны. Кулик узнал меня:

– А-а-а… Сапер! Чего здесь? Нельзя было упускать подвернувшийся случай.

– Работаю в ГВИУ, товарищ Маршал Советского Союза… Все о минах хлопочем. Хотел с Вами поговорить…

– Зайди…

В кабинете я напомнил заместителю Наркома о случае на заминированной дороге в Финляндии.

– Вы тогда не дождались разминирования, товарищ маршал… Мины попортили всем много крови. А выходит, их недооценивают у нас и теперь! Откинувшись в кресле, Кулик укоризненно покачал головой и, хитро улыбаясь, погрозил мне пальцем:

– Но! Но! Не в ту сторону гнешь, сапер! Мины твои: нужны, никто не спорит. Да не так уж много их. нужно, как вы там у Хренова подсчитываете,

– Но, товарищ маршал…

– Ты погоди!.. Повторяю, не так много их нужно. И не такие сложные, как вы предлагаете. Ну, были у белофиннов сложные мины, факт. Так ведь и простые имелись? Зачем же непременно выдумывать что-то сложнее финских мин? Прямо говорю тебе, сапер: не выйдет у вас это дело. Мины – мощная штука, но это средство для слабых, для тех, кто обороняется. А мы – сильные. Нам не так мины нужны, как средства разминирования. Миноискатели давай, сапер, тралы давай!» (Илья Старинов, Записки диверсанта – Часть III, глава 4).

События происходят не в Белоруссии, а в Москве, и не в 41-м, а в начале зимы 1940 года.

Апологеты Суворова очень не любят когда его называют фальсификатором. Но если это не фальсификация, то что?

Почему маршал Кулик говорит, что мины – это для слабых, а мы сильные и нам нужны средства разминирования – это будет подробнейшим образом освещено ниже.

* * *

«Накануне войны никто в Красной Армии не думал о заграждениях, все думали о преодолении заграждений на территории противника. Вот почему под прикрытием Сообщения ТАСС от 13 июня на западной границе появились (тайно) советские маршалы и ведущие эксперты по вопросам разграждений» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 9).

«...командующий Западным особым военным округом [...] генерал армии Д. Павлов. Он сердито замечает, что вопросам разграждений уделяется недостаточное внимание» (Там же).

Резун, в свойственной ему манере, сначала просто пишет неправду, а потом превратно излагает эпизод из книги всё того же полковника Старинова.

Вот Илья Старинов с коллегой 20 июня 1941 года знакомят генерал-полковника Дмитрия Павлова с планом предстоящих учений. В книге «Записки диверсанта» это описано так:

«Показали командующему [генералу Павлову] программу испытаний. Он посмотрел её, недовольно заметил, что инженеры опять взялись за свое: слишком много внимания уделяют устройству противотанковых заграждений и слишком мало – способам преодоления их» (Илья Старинов, Записки диверсанта – Часть IV, глава 1).

То есть, из наркомата обороны предлагают план испытаний, в котором большая часть времени посвящена устройству противотанковых заграждений – это значит: обустройству обороны, и в первую очередь, именно обороны противотанковой. В том, что командующему округом Павлову не нравится такая диспропорция в планах учений, нет ничего удивительного. Ведь сам генерал Павлов – танкист – вполне естественно, что его больше интересует отработка преодоления противотанковых препятствий, чем приёмы борьбы с танками. Кстати, это речь о тех самых учениях, про которые Виктор Суворов написал, что их отменили.

* * *

«Но интересная вещь: в оборонительной войне вопросам разграждений вообще не надо уделять никакого внимания. Нужно создавать только заграждения и, опираясь на них, изматывать противника, а затем быстро отходить к другой, заранее подготовленной, линии заграждений» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 9).

“Гениально”!!! Просто слов нет! Вот так себе, отходим от одной линии заграждений к следующей, а потом к следующей, и так далее... – пока не упрёмся в Тихий океан! Даже КОНТРнаступленю нет места в оборонительной войне – если верить Владимиру Богдановичу. А как же возвращать свои территории, утраченные в результате отходов “к другим, заранее подготовленным, линиям заграждений”?

Виктор Суворов упорно пытается внушить читателю мысль, что оборона – это сидение в окопах и ДОТах и отступление к новым рубежам обороны, а любое продвижение вперёд – это элемент исключительно агрессивной, завоевательной войны. Воспринимать это как истину, могут только люди, которые совершенно, даже поверхностно, не знакомы с азами оперативного искусства и никогда не интересовались деталями крупных военных операций.

В качестве косвенного обоснования правильности тех взглядов на оборону, которые он пытается навязать читателю, Владимир Богданович ещё в 4-й главе написал:

«... в 1943 году на Курской дуге, Красная Армия готовилась к отражению наступления противника. За короткий срок на огромном фронте советские войска создали шесть непрерывных полос обороны протяжённостью в сотни километров каждая и общей глубиной 250-300 километров. [...] Так в чистом поле в очень короткое время была создана поистине непреодолимая оборона » (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 4).

Либо автор «Ледокола» не поинтересовался историей знаменитого сражения, либо счёл, что ход битвы на Курской дуге не слишком хорошо знают большинство тех, кто будет читать его книгу.

Пример он привёл далеко не лучший для его “гипотезы” об обороне. Известно, что на южном фасе Курской дуги немцы оборону прорвали, и спасать положение пришлось наступательными действиями армии Ротмистрова. Это был контрудар под Прохоровкой.

А в целом, ход событий в Курской операции в Википедии описывается так:

После начала немецкого наступления 5 июля Ставка Вepxoвногo главнокомандования приказала почти всем фронтам перейти к активным наступательным действиям. Сделано это было для того, чтобы лишить противника возможности маневрировать своими резервами и перебрасывать на курское направление войска с других участков фронта.

Генерал-лейтенант В. И. Чуйков, участвовавший во главе 8-й гвардейской армии в июльском наступлении Юго-Западного фронта, отмечал: “Юго-Западный фронт должен был начать наступление на Барвенково; Южный фронт – из района Матвеев Курган на запад, на Сталино и далее на Мелитополь; Брянский фронт – на Орёл; Западный фронт – на Карачев. В такой обстановке немецкое командование лишалось всякой возможности маневрировать резервами”.

А немецкий генерал Раус в своих воспоминаниях написал: «В конечном счёте, именно наступление Красной Армии вдоль реки Миус и у Изюма не позволило 4-й танковой армии продолжить наступление до рубежа Псёл – Пена. 24-й танковый корпус был введен в бой на южном крыле и у группы армий “Юг” больше не было стратегических резервов. Инициатива теперь принадлежала русским. Наступление на Курск было отменено…».

Ещё при организации и планировании обороны Курского выступа в марте 1943 г. Ставка Верховного Главнокомандования предусматривала переход в наступление войск левого крыла Западного, Брянского и Центрального фронтов. 12 июля Западный и Брянский фронты перешли в стратегическое наступление (по заранее разработанному плану под кодовым наименованием “Кутузов”) в районе города Орла. В результате, над немецкой 9-й армий нависла угроза окружения.

«[...] русские сумели создать не только сильную оборону на участке наступления, но и накопить восточнее и севернее Орла настолько крупные резервы, что уже на шестой день немецкого наступления ударили во фланг и тыл северной ударной группировке 9-й армии. Под угрозой окружения 9- я армия вынуждена была через три дня боев прекратить наступление, отойти на исходные позиции и бросить основную массу своих сил для отражения ударов русских войск восточнее и севернее Орла. Неудавшееся наступление, которое должно было “дать в руки немцев инициативу на весну и лето”, окончилось тем, что инициатива теперь окончательно и при тяжелых обстоятельствах перешла в руки противника [...]» (Курт фон Типпельскирх, Итоги Второй Мировой войны – раздел “Безыдейность руководства войной”).

Как видите, исход крупной ОБОРОНИТЕЛЬНОЙ операции решался посредством наступательных действий советских войск.

Уже в самые первые недели реальной оборонительной войны, летом 1941 года, возникла необходимость наступать, чтобы разблокировать войска Западного фронта, попавшие в окружение. Об этом подробно будет рассказано ниже.

А что касается рассказов майора Резуна о том, что можно защититься от агрессии, “создавая только заграждения” и плодя бесчисленные бетонные коробки (ДОТы), не заботиться о наступательных возможностях своей армии, то приведу мнения авторитетных генералов с солидным опытом.

В октябре 1936 года Шарль де Голь говорил председателю совета министров Франции Лену Блюму:

«Уже в 1918 не существовало непреодолимой обороны. А ведь какой прогресс достигнут с тех пор в развитии танков и авиации! В будущем массированное использование достаточного количества боевых машин позволит прорвать на избранном участке любой оборонительный барьер» (Шарль де Голль, Военные мемуары: Призыв 1940-1942 – Глава первая).

Де Голь в 36-м году говорил, что массированным ударом можно будет прорвать любой оборонительный барьер. В 1939 году его прогноз полностью оправдался.

«С сентября 1939 года наступление танков, если оно проводилось быстро передвигающимися бронетанковыми силами, столь часто имело полный успех на каждом театре военных действий, что общественное мнение и военная мысль стали рассматривать оборону как несостоятельный способ действий и уверились в том, что любое наступление ведёт к успеху» (Безил Лиддел-Гарт, Вторая мировая война – Часть IV, Глава 12).

Кому-то это может показаться странным, но наступательные действия (к таковым относятся, контрудары и контратаки) с целью удержать линию обороны против превосходящего противника – это вполне естественный тактический приём. Ниже, без комментариев, цитаты описывающие действия весьма уважаемых и опытных военачальников.

Итальянский маршал Джованни Мессе:

«Утром, 22 августа [1942 года] , итальянские войска выдержали ещё одну сильную атаку неприятеля. Бой продолжался целый день до наступления темноты. [...] Вновь прибывшие силы помогли частично разрешить критическую ситуацию в армейском корпусе. Решение привлечь пополнение к оборонительным мероприятиям без других подкреплений на широком участке линии фронта стало бы легкомыслием с моей стороны, так как они всё равно не создали бы нужного эффекта в борьбе с непрерывными атаками противника. Поэтому я принял единственно правильное на тот момент решение и перешёл от обороны к наступательным действиям» (Джованни Мессе, Война на русском фронте – XX глава).

Уинстон Черчилль о том, как немецкие войска под командованием фельдмаршала Кессельринга, обороняются в Италии против сильно превосходящих войск союзников:

«Собрав и перебросив две дивизии из спокойных секторов, [Кессельринг] начал ожесточенные контратаки. В результате истощения 5-й армии немцам удалось удержать свою линию» (Уинстон Черчилль, Вторая мировая война – Том 6, Часть первая, Глава четырнадцатая).

Дуайт Эйзенхауэр об оборонительно тактике фельдмаршала Эрвина Роммеля. А Лис пустыни таки был выдающимся полководцем.

«[Перед высадкой в Нормандии] Монтгомери, зная, что Роммель, его старый противник по боям в пустынях Африки, будет руководить обороной немцев, предсказывал, что действия противника будут характеризоваться постоянными контратаками, осуществляемыми любыми силами, какие окажутся у него под рукой, – от дивизии до батальона даже роты. Монтгомери исключал возможность того, что противник под руководством Роммеля будет выбирать естественные оборонительные рубежи и спокойно и терпеливо наращивать максимально возможные силы, чтобы затем предпринять решительное контрнаступление на наши войска в прибрежной зоне. Его предсказания полностью подтвердились» (Дуайт Эйзенхауэр, Крестовый поход в Европу – Глава 14).

Русский и белогвардейский генерал Антон Деникин о боевом эпизоде Первой мировой воны.

«Положение дивизии было необыкновенно трудным. Австрийцы, вводя в бой всё новые силы, распространялись влево, в охват правого фланга армии. Сообразно с этим удлинялся и мой фронт, дойдя, в конце концов, до 15 километров. Силы противника значительно превосходили нас, почти втрое, и обороняться при таких условиях было невозможно. Я решил атаковать. С 21 авг. я трижды переходил в наступление, и тремя атаками Железная дивизия приковала к своему фронту около трёх австрийских дивизий и задерживала обходное движение противника» (Антон Деникин, Путь русского офицера – Часть четвёртая).

Немецкий генерал-лейтенант, инженер Эрих Шнейдер так написал о ценности мощных оборонительных линий во Второй мировой войне.

«Ни одно долговременное укрепление, на которое было затрачено большое количество умственного труда, техники, материалов и рабочей силы, не оправдало в прошедшей войне даже приблизительно тех надежд, которые возлагали на него создатели. Даже такой мощный форт, как Эбен-Эмаэль, был легко взят группой отважных сапёров-парашютистов, взорвавших его бронеколпаки усиленными подрывными зарядами. Линия Мажино с её мощными укреплениями была взломана в наиболее слабом месте танками генерала Гудериана, а позднее прорвана в нескольких местах фронтальной атакой пехоты. Недостроенный и плохо укрепленный “Атлантический вал” был разбит авиацией и корабельной артиллерией союзников во время их вторжения в Европу и атакован в местах прорыва воздушными десантами. Севастополь и Брест были вначале подвергнуты усиленной артиллерийской обработке и только затем взяты пехотой. Немецким войскам не удалось задержать противника и на линии Зигфрида, ибо организовать устойчивую оборону было невозможно, а постоянного гарнизона уже не существовало. Опыт войны показал, что в современных условиях никакие оборонительные сооружения не могут задержать наступающего противника. Мощные бетонированные доты потеряли всякий смысл» (Эрих Шнейдер, Итоги Второй Мировой войны – раздел “Техника и развитие оружия в войне”).

Позволю себе дополнить авторитетного немецкого генерала и напомнить, что ни Линия Маннергейма на Карельском перешейке в 1940 году, ни Линия Барлева на Синайском полуострове в 1973-м, не смогли остановить наступающего противника.

И, в заключение темы, описание штурма укреплённой линии от ветерана войск СС:

«С высот пулемёты вели точный огонь по амбразурам дотов, а миномёты своим огнём перед амбразурами “ослепляли” их гарнизоны, позволяя сапёрам и пехоте преодолеть находящиеся перед ними заграждения из колючей проволоки и приблизиться к дотам. Я видел, как на удобное для стрельбы по укреплениям расстояние подъезжали трёхосные тягачи с 37-мм противотанковыми и лёгкими 75-мм пехотными орудиями на прицепе, как из них выпрыгивали расчёты, наводили орудия и вели огонь по тем дотам, которые не могла взять пехота» (Герберт Крафт, Фронтовой дневник эсэсовца – раздел “Солнцеворот 1941 г.”).

* * *

Далее Виктор Суворов пишет о деятельности советских военных инженеров накануне войны:

«Прибыв на западную границу, он [генерал Карбышев] развернул кипучую деятельность: присутствовал на учениях по форсированию водных преград (что в оборонительных боях не требуется) и по преодолению новейшими танками Т-34 противотанковых препятствий (что тоже в оборонительной войне не нужно). 21 июня он выехал в 10-ю армию. Но перед этим “Карбышев с командующим 3-й армией В. И. Кузнецовым и комендантом Гродненского УРа полковником Н. А. Ивановым побывали на погранзаставе. Вдоль границы, у дороги Августово-Сейно ещё утром стояли наши проволочные заграждения, а когда они проезжали вторично, заграждения оказались снятыми” (Е. Г. Решин. Генерал Карбышев. С. 204)» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 9).

То, что в оборонительной войне возникает необходимость наступательных действий с целью возврата ранее оставленной своей территории (или для прорыва кольца окружения, или с целью окружения наступающего противника), только что говорилось.

Теперь – о работе Дмитрия Карбышева. Редкий случай для Суворова: он не извратил смысл написанного в книге Решина. Проволочное заграждение действительно сняли. Кто снял? По чьему приказу? С какой целью? И вообще, какое собственно отношение имеет Карбышев к произошедшему – в оригинальном тексте не поясняется. Но зато по соседству с этими словами много написано о деятельности генерала в районе западной границы.

«Учитывая значительное отставание строительства новых укреплений, Карбышев настоял на создании комиссии для определения состояния старой Гродненской Крепости и возможности её включения в систему Гродненского укреплённого района. Он придавал большое значение этой крепости, расположенной на подступах к городу, на возвышенном правом берегу Немана. Она контролировала переправы через реку» (Евгений Решин, Генерал Карбышев – Часть первая).

«20 июня 1941 года для разбора штабного учения командующий 10-й армией (штаб её находился в Белостоке) генерал-майор К. Д. Голубев собрал командиров корпусов. В это время из Гродно в Белосток позвонил Карбышев и сообщил, что он вместе с начальником инженерного управления округа генерал-майором инженерных войск П. М. Васильевым прибудет 21 июня в 10-ю армию для ознакомления с состоянием крепости Осовец и Осовецким укрепленным районом. [...]

Рано утром 21 июня Карбышев и Васильев приехали в штаб 10-й армии. Генерал Голубев, которого Карбышев хорошо знал по академии, рассказал о состоянии оборонительных работ в Осовецком укрепленном районе» (Там же).

«Еще 9 июня, по приезде в Минск, в штабе Западного особого военного округа его командующий генерал Павлов, беседуя с Карбышевым, упомянул о комиссии Ахутина. Она была создана сразу же после освобождения Западной Белоруссии. Главное командование Красной Армии поставило перед комиссией серьезную задачу: выяснить возможность использования шлюзов Августовского канала для затопления так называемого Белостокского выступа, затопления и заболачивания территории, на которой расположен Осовецкий укрепленный район. Ведь он стратегически чрезвычайно важен. [...]

Ахутин определил наиболее выгодные объекты в случае затопления. Как его практически осуществить. Как сделать непроходимой не только для пехоты, но и для танков пограничную полосу в 4100 квадратных километров» (Там же).

Совершенно очевидно, что Карбышев уктивно занимается вопросами обороны. В начале лета 1941 года, на западной границе СССР ведутся работы по строительству укрепрайонов и подготовке к затоплению и заболачиванию местности – явно не к наступлению. Но этого господин Резун естественно “не заметил”.

А вот немцы очень даже заметили. Ещё раз приведу запись в дневнике начальника штаба сухопутных войск Германии генерала Гальдер, от 22 мая 41-го года:

«Демонстрация снимков, сделанных эскадрильей Ровеля над пограничными районами русских. Ясно видны большие работы по усилению обороны (особенно отрывка противотанковых рвов) вдоль границы. Многочисленные траншеи для кабельных линий связи свидетельствуют о наличии сплошного оборонительного рубежа. Аэрофотоснимки подтверждают наше мнение о решимости русских удержаться на границе» (Франц Гальдер, Военный Дневник – Запись 22 мая 1941 года).

Более тридцати лет прошло со дня первого издания книги Виктора Суворова «Ледокол» на русском языке. Миллионы людей прочитали эту книгу и поверили. Как же! “Блестящий разведчик-аналитик” “всё доказал”: взял информацию из открытых источников, сопоставил, проанализировал, “всё понял” и “пытается рассказать всем правду”. Должен признать, что я и сам, на протяжении более чем 15 лет, был убеждённым приверженцем “гипотезы” Виктора Суворова и полностью верил в искренность этого..... субъекта.

Большинство читателей решили, что в «Ледоколе» представлены неопровержимые доказательства в виде фрагментов из книг советских военачальников, из газеты «Правда», из «Военно-исторического журнала» – официального печатного органа министерства обороны СССР; и никто не стал проверять то, насколько приведённые автором фрагменты соответствуют контексту. А предположить, что смысл этих самых цитат может быть искажён до прямо противоположного тому, который они несли в первоисточнике – это даже в голову не могло прийти порядочному человеку.

Оппоненты Виктора Суворова опровергают его логические построения, но для большинства приверженцев «Ледокола» логика не имеет значения: главное для них это то, что “блестящий разведчик-аналитик” привёл бесчисленное множество “доказательств” из “открытых источников”. Некоторые почитатели трудов господина Суворова даже готовы признать, что он допустил неточности в деталях, но при этом неизменно утверждают: “В главном-то он прав”. Люди верят в честность автора «Ледокола» и даже не могут себе представить то, до какой степени можно искажать фрагменты из чужих книг и статей, вставляя их в свой текст.

Гитлер – возможно, величайший злодей в истории человечества, но надо признать, что он таки много чего понимал в психологии масс. В своей книге Адольф написал:

«Рядовые люди скорее верят большой лжи, нежели маленькой. Это соответствует их примитивной душе. Они знают, что в малом они и сами способны солгать, ну а уж очень сильно солгать они, пожалуй, постесняются. Большая ложь даже просто не придет им в голову. Вот почему масса не может себе представить, чтобы и другие были способны на слишком уж чудовищную ложь, на слишком уж бессовестное извращение фактов. И даже когда им разъяснят, что дело идет о лжи чудовищных размеров, они все ещё будут продолжать сомневаться и склонны будут считать, что вероятно все-таки здесь есть доля истины. Вот почему виртуозы лжи [...] всегда прибегают именно к этому методу. Лжецы прекрасно знают это свойство массы. Солги только посильней – что-нибудь от твоей лжи да останется» (Адольф Гитлер, Майн кампф – Часть первая, Глава X).

Именно так произошло с «Ледоколом». По сегодняшний день множество людей верят в то, что написано в этой книге только потому, что не могут представить себе такого уровня цинизма. Они полагают: “Вероятно, все-таки здесь есть доля истины!” И получается всё в точности так, как описал основатель Третьего Рейха.

Автор этого материала проверил практически все цитаты из «Ледокола» на предмет их соответствия контексту, из которого они были взяты. И далее подробно изложены результаты этой проверки. Кроме того, в ходе прочтения, вы получите возможность ознакомится с архивными документами, которые полностью объясняют и намерения руководства СССР накануне 22 июня 1941 года, и мотивацию действий Сталина, а также высшего руководства РККА, и причины поражений в начальный период войны. Документы, в том числе содержащие планы командования Красной Армии, давно рассекречены и опубликованы в Интернете на достойных доверия ресурсах (все ссылки будут представлены), но их в большинстве случаев почему-то обходят стороной. Равно как и есть в свободном доступе в Сети почти все книги, газеты и журналы на которые ссылался и которые цитировал автор «Ледокола», так что проверить добросовестность цитирования может каждый.

В общем, большинство почитателей писаний господина Суворова даже не догадываются, ЧТО на поверку представляет из себя его «Ледокол».

Просто, забегая наперёд, приведу один яркий пример:

«...вот описание Европы в войне: «трупная свалка, порнографическое зрелище, где шакалы рвут шакалов» (“Правда”, 25 декабря 1939 года)» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 19).

Статья в «Правде», на которую ссылается Суворов, не имеет к войне абсолютно никакого отношения. Там говорится вообще не о том. В этой авторской статье писатель Алексей Толстой гневно разносит “мировую реакцию” во главе с Англией и жёстко критикует нравы, царящие в западном мире.

«Ложь, провокации, предательство, обнажённый цинизм, грабёж и массовое убийство стали заповедями буржуазного строя, капиталистического Синая.

От этого порнографического зрелища, от этой трупной свалки, где шакалы рвут шакалов, мы, советские люди, отворачиваемся с презрением» («Правда» №355 (8040) от 25 декабря 1939 г. – С.4).

Можно как угодно относиться к таким обвинениям в адрес капиталистического мира, но о войне в Европе там речи нет вообще – от слова “совсем”. Виктор Суворов сознательно врал. И это не исключение, это именно правило Владимира Богдановича.

Напомню, что настоящее имя Виктора Суворова – Владимир Богданович Резун.

Перед тем как перейти к детальному разбору книги «Ледокол», давайте взглянем: а что написали немцы о кануне и начале войны? Мемуары и воспоминания немецких генералов и фельдмаршалов давно опубликованы на русском языке, но вот их почему-то Виктор Суворов не цитирует. Нужно оговориться, что нередки случаи, когда на такие цитаты, люди реагируют высказываниями наподобие: “А Вы это не в оригинале читали?”, “А может быть, там неправильный перевод?” и т.д. – вплоть до прямых предположений о том, что написанное автором при переводе на русский язык было якобы “злонамеренно искажено по требованию КГБ”. Но ведь тот же Виктор Суворов в совершенстве знает русский, немецкий и английский языки, а также имеет доступ как к изданиям на языках оригиналов, так и к русским переводам. Он уже давно (ещё во времена существования Союза) мог бы отдельной книгой издать подборку доказывающую, что в СССР при переводе преднамеренно искажали написанное немцами и англичанами. Это была бы БОМБА! Ну, пусть даже не отдельной книгой, но хоть бы пару–тройку примеров некорректного перевода мог бы привести в своих трудах. Но ничего подобного нет.

Авторское право существует давно. Любая попытка исказить смысл написанного, а тем более дописать что-то “от себя” в книге, которая издаётся многотысячным тиражом, немедленно повлекут за собой скандал – суд – штраф и позор! Так что всякие измышления на тему умышленного искажения при переводе – это абсурд и признак невежества. В чём только коммунистов не обвиняли, но ещё никто не представил доказательств фальсификации ими перевода книг иностранных авторов.

Возьмём цитату из 17 главы «Ледокола»:

«Если бы Советский Союз к войне не готовился, то в Карпатах не оказались бы две армии, их не пришлось бы в панике из этой мышеловки выводить, и они не попали бы под удар германского клина в момент их отхода с гор. Если бы к войне не готовились, то севернее Карпат германские танковые массы встретились не с облегченными дивизиями, бегущими с гор...» (Виктор Суворов, Ледокол – Глава 17).

Речь идёт об участке фронта, на котором действовала немецкая группа армий “Юг”. В июне 41-го этой группой армий командовал генерал-фельдмаршал Герд фон Рундштедт. После войны знаменитый британский историк Безил Лиддел-Гарт много общался с пленными немецкими военачальниками, в том числе и с фельдмаршалом фон Рундштедтом. Эти беседы послужили основой для книги Лиддел-Гарта «По другую сторону холма», в которой он описал взгляд на войну немецкого генералитета. В частности, Лиддел-Гарт приводит следующие слова бывшего командующего немецкой группой армий “Юг”:

«Во-первых, наше наступление, как казалось, застало русских врасплох. На моем участке фронта мы не заметили признаков готовящегося наступления, хотя дальше кое-что и обнаружили. В районе Карпат у них располагалось 25 дивизий, обращенных в сторону Венгрии, и я ожидал, что эти дивизии повернут и ударят по моему правому флангу. Но вместо этого они отступили. Отсюда я пришел к выводу, что они не готовы к наступательным действиям и что Верховное командование русских не планировало начинать наступательную операцию, по крайней мере в ближайшее время» (Герд фон Рундштедт, цитируется по Безил Лиддел-Гарт, По другую сторону холма – Глава XV).

Сам фельдмаршал фон Рундштедт письменных воспоминаний не оставил. Но о нем есть книга, которую написал его друг и боевой товарищ, многолетний начальник оперативного отдела его штаба, генерал пехоты Гюнтер Блюментритт (немецкое звание генерал пехоты соответствует советскому званию генерал-полковник). Ниже цитаты из этой самой книги.

«Рундштедт с самого начала был категорически против войны с Россией. Он довольно хорошо изучил Восток ещё в Первую мировую войну, и полученный опыт позволил ему сделать определенные выводы. Это была, с его точки зрения, непонятная страна с тяжёлым климатом, безграничными пространствами и плохими дорогами, а русский солдат был вообще непредсказуем. Именно поэтому Рундштедт поинтересовался у Гитлера, понимает ли тот, какой риск берет на себя, нападая на Россию. Главнокомандующий сухопутными войсками Браухич и начальник Генерального штаба Гальдер тоже испытывали серьезные опасения. Следует заметить, что во время Первой мировой войны Гитлер не был на Восточном фронте. Рундштедт полагал, что если бы русские хотели напасть на Германию, то они сделали бы это в тот момент, когда все немецкие армии находились на Западном фронте» (Гюнтер Блюментритт, Фельдмаршал фон Рундштедт. Войсковые операции групп армий “Юг” и “Запад”. 1939-1945 – Глава 7).

Даже вопрос не стоит об угрозе со стороны СССР. Очевидно, что будь у немецких военачальников, информация о приготовлении Красной Армии к нападению – ни о каких сомнения, опасениях и тем более категорических возражениях не могло бы быть и речи!

«В первые дни после пересечения границы тяжелые бои велись только в отдельных пунктах. Немецкие части быстро продвигались по вражеской территории, не встречая, к немалому удивлению, сильного сопротивления. Это обстоятельство лишний раз подтверждало мнение Рундштедта, что русские не готовились к нападению на Германию в 1941 году. Русские были явно захвачены врасплох, о чем свидетельствует немало признаков, в том числе перехваченные радиограммы. Но скоро ситуация в корне изменилась; с каждым днём борьба по всему фронту становилась всё ожесточённее» (Гюнтер Блюментритт, Фельдмаршал фон Рундштедт. Войсковые операции групп армий “Юг” и “Запад”. 1939-1945 – Глава 7).

Бывший командующий группой армий “Юг” не стал автором книг, однако он написал предисловие к книге Блюментритта. Среди прочего, там говорится:

«Я прочел его рукопись и полностью согласен со всем изложенным в ней» (Герд фон Рунштедт, Предисловие к книге «Фельдмаршал фон Рундштедт. Войсковые операции групп армий “Юг” и “Запад”. 1939-1945»).

Немецкий генерал Курт фон Типпельскирх не так знаменит, как фон Рундштедт, но он – один из тех, чья книга об истории Второй мировой войны признана во всём мире. Слово ему:

«То, что Советский Союз в скором будущем будет сам стремиться к вооруженному конфликту с Германией, представлялось в высшей степени невероятным по политическим и военным соображениям; однако вполне обоснованным могло быть опасение, что впоследствии при более благоприятных условиях Советский Союз может стать весьма неудобным и даже опасным соседом. Пока же у Советского Союза не было причин отказываться от политики, которая до сих пор позволяла ему добиваться почти без применения силы замечательных успехов. Советский Союз был занят модернизацией своих устаревших танков и самолетов и переводом значительной части своей военной промышленности на Урал. Осторожные и трезвые политики в Кремле не могли замышлять наступления на Германию, которая имела на других фронтах лишь небольшие сухопутные силы, а свою мощную авиацию могла в любое время сконцентрировать на востоке. К тому же русские в 1941 г. чувствовали, что они были слабее немцев. Конечно, от русской разведки не укрылось, что центр тяжести военной мощи Германии всё больше перемещался на восток. Русское командование принимало свои контрмеры. 10 апреля Высший Военный Совет под председательством Тимошенко решил привести в боевую готовность все войсковые части на западе. 1 мая были проведены дальнейшие неотложные военные приготовления и приняты меры для защиты советской западной границы. 6 мая Сталин, который до сих пор был только генеральным секретарем коммунистической партии, хотя и самым могущественным человеком в Советском Союзе, стал преемником Молотова на посту председателя Совета Народных Комиссаров и, таким образом, официально возглавил правительство. Этот шаг означал, по крайней мере формально, усиление авторитета правительства и объединение сил. Изменения политики русских по отношению к Германии в связи с этими событиями ожидать не следовало. Напротив, Советский Союз по-прежнему стремился к тому, чтобы точно выполнять свои обязательства по торговому соглашению.

Советский Союз подготовился к вооруженному конфликту насколько это было в его силах. На стратегическую внезапность германское командование не могло рассчитывать. Самое большее, чего можно было достигнуть, – это сохранить в тайне срок наступления, чтобы тактическая внезапность облегчила вторжение на территорию противника» (Курт фон Типпельскирх, История Второй Мировой Войны – Глава V).

Самый цитируемый на просторах бывшего СССР немецкий генерал Гейнц Гудериан выразил своё отношение к намерению Гитлера напасть на Советский Союз следующим образом:

«14 июня Гитлер собрал в Берлине всех командующих группами армий, армиями и танковыми группами, чтобы обосновать своё решение о нападении на Россию и выслушать доклады о завершении подготовки. Он сказал, что не может разгромить Англию. Поэтому, чтобы прийти к миру, он должен добиться победоносного окончания войны на материке. Чтобы создать себе неуязвимое положение на Европейском материке, надо разбить Россию. Подробно изложенные им причины, вынудившие его на превентивную войну с Россией, были неубедительны» (Гейнц Гудериан, Воспоминания солдата – Глава VI).

Командующий группой армий “Центр” генерал-фельдмаршал Фёдор фон Бок так описывал одно из событий 20 июня 1941 года:

«Меня посетил господин X., только что вернувшийся из Москвы. Он рассказал мне о ситуации по ту сторону границы. Руководящие люди в России считают, что война с Германией неизбежна. Господин X. надеется, что они не сомневаются также и в том, что Россия потерпит поражение. Но Сталин, возможно, не так уж и опасается военного поражения в европейской части России. Быть может, он надеется отступить за Урал и ждать там, когда страны западной демократии доконают Германию? Коли так, он даже может этому поспособствовать, взвалив заботы о прокорме многомиллионного населения в европейской части России, а также многочисленных русских военнопленных на плечи Германии! Более того, Сталин может найти необходимые для продолжения войны сырьё и людские ресурсы на востоке от Урала, если уж нам придёт в голову его преследовать» (Фёдор фон Бок, Я стоял у ворот Москвы – 20/6/41).

Никаких намёков на подготовку СССР к нападению. Фон Бок рассуждает о том, будет ли Красная Армия упорно сопротивляться в европейской части страны или сразу откатится “за Урал”.

Мы узнали мнение командующих группами армий “Центр” и “Юг”. Командовавший группой армий “Север” фельдмаршал Вильгельм Риттер фон Лееб, не оставил письменных свидетельств о своей оценке диспозиции РККА на 22 июня 1941 г., но есть косвенное свидетельство начальника штаба сухопутных войск Германии:

«Утренние донесения за 23.6 и полученные в течение ночи итоговые оперативные сводки за 22.6 дают основание сделать вывод о том, что следует ожидать попытки общего отхода противника. Командование группы армий “Север” считает даже, что такое решение было принято противником ещё за четыре дня до нашего наступления» (Франц Гальдер, Военный дневник – запись 23 июня 1941 года).

Написанное в дневнике генерал-полковника Гальдера свидетельствует: в штабе фельдмаршала фон Лееба считают, что на их участке Красная Армия готовилась к отходу в глубь своей территории.

22 июня 1941 года Гитлер, выступая по радио, говорил о необходимости покончить с так называемой “большевистской угрозой”. Среди тех, кто слушал его выступление, был и немецкий военнослужащий Курт Мейер. Он – никакой не рабочий-коммунист, не антифашист и воевать пошёл не по принуждению. В июне 41-го Курт Мейер – штурмбанфюрер (майор) СС, командир разведывательного батальона дивизии “Лейбштандарт СС Адольф Гитлер” – элита из элиты вооружённых сил Третьего рейха.

Во время одного из боёв в Греции, когда его подчинённые залегли под плотным пулеметным огнём противника, Мейер бросил в них гранату, после чего они были вынуждены покинуть укрытие, пошли в атаку и взяли перевал Клиссура. Этот эпизод он сам описал в своей книге «Немецкие гренадеры».

В общем, если бывают люди с железной волей и железным характером, то у Курта Мейера воля и характер были вольфрамовые или титановые. К концу войны он был кавалером Рыцарского креста с дубовыми листьями и мечами (это как у нас трижды Герой Советского Союза), бригадефюрером СС и генерал-майором войск СС, командиром 12-й дивизии СС «Гитлерюгенд». На момент назначения на должность командира дивизии, ему было 33 года. Он стал самым молодым дивизионным командиром не только войск СС, но и всех немецких вооружённых сил.

В декабре 45-го Мейер был приговорен к смертной казни канадским трибуналом, но впоследствии смертная казнь была заменена пожизненным заключением, а 7 сентября 1954 года он получил помилование.

Через 12 лет после окончания войны вышла в свет книга его воспоминаний, в которой есть и такие слова:

«Новость о нападении на Советский Союз поразила нас как удар молнии. Находясь в Чехии, мы слушали по радио, как Адольф Гитлер оправдывал свое решение стремлением окончательно разделаться с большевизмом, угрожающим всему миру. С дурным предчувствием того, что нам может достаться та же лихая доля, что и нашим отцам, ставшим жертвой войны на нескольких фронтах в 1914–1918 годах, мы готовились к самой жестокой из войн, в которой когда-либо приходилось участвовать солдатам» (Курт Мейер, Немецкие гренадеры).

Он пишет: “Гитлер ОПРАВДЫВАЛ своё решение”; и называет начало войны “НАПАДЕНИЕМ на Советский Союз”. Можно не сомневаться: будь у Мейера основания считать, что Германии грозила агрессия со стороны СССР, то много раз смотревший в глаза смерти, выслушавший в своё время смертный приговор, этот генерал СС нашёл бы другие слова для описания того, как он воспринял известие о начале войны против Советского Союза.

Следующее свидетельство, от человека которого, в отличии от Курта Мейера, нет нужды представлять:

«...группировка советских сил на 22 июня не говорила в пользу намерения в ближайшее время начать наступление.

Группа армий Ворошилова, противостоявшая нашей группе армий “Север”, имела на границе только 7 дивизий [...] Обе другие советские группы армий (Тимошенко и Будённого) также были глубоко эшелонированы, хотя в них части, действовавшие в пограничной полосе, были значительно сильнее.

Более всего будет соответствовать правде утверждение о том, что развертывание советских войск, начавшееся уже с развёртывания крупных сил ещё в период занятия восточной Польши, Бессарабии и Прибалтики, было “развёртыванием на любой случай”. 22 июня 1941 г. советские войска были, бесспорно, так глубоко эшелонированы, что при таком их расположении они были готовы только для ведения обороны» (Эрих фон Манштейн, Утерянные победы – Часть третья, Глава 8).

Генерала-фельдмаршала Манштейна, по итогам Второй мировой войны, назвали лучшим оперативным умом Германии. Его мнение о диспозиции войск – это предельно авторитетное мнение: “советские войска были, бесспорно, так глубоко эшелонированы, что при таком их расположении они были готовы только для ведения обороны”.

Все попытки Резуна-Суворова оправдать Гитлера и представить его несчастным и наивным человеком, которого злой и коварный Сталин обманул, “загнал в угол” и тем самым “вынудил” начать “превентивную” войну, опровергаются свидетельствами представителей Третьего Рейха.

Первым человеком, который выпустил в мир мысль о том, что Советский Союз якобы готовится напасть на Германию, был никакой ни Виктор Суворов, а Адольф Гитлер. Он ещё до нападения рассказывал своим полководцам об “угрозе со стороны СССР”, чтобы объяснить им своё стремление начать войну на востоке, не завершив боевые действия против Англии. И это при том, что все его фельдмаршалы и генералы – ветераны Первой мировой войны и они все знают, к чему ведёт война на два фронта.

На сегодняшний день известно достаточно, чтобы задаться вопросом: а верил ли сам Гитлер в то, что говорил своим военачальникам о “готовящемся нападении со стороны СССР”?

Вот Виктор Суворов пишет:

«Гитлер понял, что Сталин готовит вторжение, но не оценил сталинского размаха» (Виктор Суворов, День М – Глава 25).

Для того, чтобы такое “понять”, Гитлеру была необходима информация. Он же не мог из окна Рейхсканцелярии своими глазами видеть происходящее у восточной границы Рейха. Основной источник информации – это разведка. Разведок у Гитлера было две: военная разведка – Абвер, и политическая разведка – это VI управление (“СД-Заграница”) в составе Главного управления имперской безопасности. То самое VI управление РСХА, в котором служил штандартенфюрер СС Штирлиц; правда, в «Семнадцати мгновениях» оно ошибочно названо “VI отделом”.

Вначале 1941 года, Абвер возглавлял адмирал Вильгельм Канарис, а Главным управлением имперской безопасности руководил группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции Рейнхард Гейдрих. Оба они не дожили до конца войны и не оставили мемуаров, но есть книги написанные их подчинёнными. Вот цитата из воспоминаний “шефа Штирлица”, бригадефюрера СС и генерал-майора войск СС Вальтера Шелленберга:

«Гитлер постоянно требовал от Канариса и Гейдриха новых сведений о мерах, предпринимаемых русскими по организации отпора» (Вальтер Шелленберг, Лабиринт – раздел “Накануне войны с Россией”).

Почему-то Гитлер не требует ни сведений о предполагаемом времени начала нападения, ни о возможном направлении главного удара противника, а только об организации отпора.

Полковник Абвера Оскар Райле, возглавлявший во время войны немецкую разведку во Франции, написал в своей книге следующее:

«...адмирал Канарис и полковник генштаба Пикенброк, шеф I отделения Абвера, стали свидетелями, как Гитлер в высокопарных выражениях объявил, когда и как Советский Союз будет уничтожен в ходе блицкрига.

Но Канарис не хотел всерьёз верить, будто Гитлер может быть настолько ослеплен, чтобы начать войну с Советским Союзом до заключения мирного договора с западными державами. [...] В качестве подтверждения этих сведений я могу привести тот факт, что Канарис и Пикенброк ещё незадолго до начала кампании в России послали на Дальний Восток в транссибирском экспрессе майора, позднее подполковника Эйзентрегера. Восемь часов спустя, как он оказался на китайской территории, началась операция “Барбаросса”. Эйзентрегера [...] несомненно, не отправили бы в длительную поездку по Сибири, если бы Канарис был убежден, что Гитлер всерьёз говорит о нападении на Советский Союз» (Оскар Райле, Секретные операции Абвера).

Много говорится о том, что советская разведка не верила в нападение, что лично Сталин не верил в начало войны. Немецкая разведка(!), в лице своего шефа Вильгельма Канариса, не верила в нападение Германии на СССР до окончания войны на западе! А ведь именно Канарис должен был бы докладывать Гитлеру о приготовлениях Красной Армии к агрессии против Рейха, если бы таковые имели место быть. Но, очевидно, что у руководства Абвера отсутствуют подобные сведения в 1941 году.

Существовала в Германии ещё одна структура, добывающая развединформацию – это авиаразведка Люфтваффе. Официальное наименование – “Разведывательная авиагруппа при главнокомандующем военно-воздушных сил”, но чаще упоминается как “группа Ровеля” или “эскадрилья Ровеля” (полковник Теодор Ровель – создатель и командир этого авиаподразделения). Самолёты-разведчики именно из этой группы постоянно нарушают воздушное пространство Советского Союза в первой половине 1941 года. С результатами фоторазведки регулярно знакомятся высшие военные чины Германии.

Начальник штаба сухопутных войск генерал-полковник Гальдер пишет в своём дневнике 22 мая:

«Майор Вестерберг (отдел аэрофотосъемки штаба генерал-инспектора войсковой авиации):

Демонстрация снимков, сделанных эскадрильей Ровеля над пограничными районами русских. Ясно видны большие работы по усилению обороны (особенно отрывка противотанковых рвов) вдоль границы. Многочисленные траншеи для кабельных линий связи свидетельствуют о наличии сплошного оборонительного рубежа. Аэрофотоснимки подтверждают наше мнение о решимости русских удержаться на границе» (Франц Гальдер, Военный дневник – запись 22 мая 1941 года).

Собственно, вернёмся к вопросу о том, верил ли сам Гитлер в то, что Советский Союз приготовился к нападению на его Рейх.

Партийный и государственный деятель нацистской Германии, пресс-секретарь Национал-социалистической партии (НСДАП), имперский шеф прессы Отто Дитрих так вспоминал события утра 22 июня:

«В тот час, когда по его команде немецкие войска продвигались от Балтийского моря к Белому, Гитлера не покидали мрачные предчувствия. Он выслушал по радио официальное объявление о начале Русской кампании, предваренное только что состряпанной мелодией для фанфар [...], знаменующей будущие победы. Как мне рассказывали, часа в три утра он сказал одному из своих ближайших соратников: “У меня такое чувство, будто я открыл дверь в темную комнату, не зная, что находится за этой дверью”» (Отто Дитрих, Двенадцать лет с Гитлером – Часть первая, Глава 3).

“Не зная, что находится за дверью”... А совсем недавно убеждал своих генералов и фельдмаршалов, что “за дверью” находятся приготовившиеся к нападению “большевистские орды”. Судя по всему, сам Гитлер не верил в то, что говорил своим подчинённым, ради оправдания решения начать войну на два фронта.

В первой половине августа 41-го года, во время совещания в штабе группы армий “Центр”, произошёл следующий случай, описанный в воспоминаниях генерала Гудериана:

«...я указал Гитлеру на то обстоятельство, что русские имеют большое превосходство в танках, которое будет увеличиваться, если потери в танках у нас будут одинаковые. У Гитлера тогда вырвалась фраза: “Если бы я знал, что у русских действительно имеется такое количество танков, которое приводилось в вашей книге; я бы, пожалуй,