Извозчиков в России было тысячи, но привилегии имел не каждый. Среди таксистов XX века существовала своя иерархия – от «ванек» до «лихачей».
Одни работали за копейки и были не престижны, а другие возили только господ и одевались шикарно, словно франты. Находясь в одной категории, они не любили друг друга, считая, что другие отнимают кусок заработка.
В стороне от них существовал еще один вид извозчиков – ломовики, с которыми уже никто не конкурировал.
Правила работы для частных извозчиков
Необходимость извозчиков не вызывала сомненья так же, как для современного человека наличие услуг такси. Это был единственный городской транспорт, на котором передвигались жители. Появление извозчиков потребовало и введение правил, которыми занимались Думы и земские управы.
Ими устанавливались требования к содержанию повозки, к внешнему виду извозчика и лошади, а также сбор, который нужно было уплатить за год. Он не должен был превышать 10 рублей.
С 1900 года земским учреждениям было позволено устанавливать таксу для извоза вне городской территории. Это было вызвано жалобой тех, кому приходилось выезжать за город в деревню или на дачи. Царицинские извозчики договорились и установили высокие тарифы, о чем свидетельствует жалоба на них в 1911 году.
К извозчикам выдвигались требования – содержать в чистоте повозку и лошадь, сам он должен быть одет в чистый тулуп зимой, ну а летом стандартная одежда – рубаха да штаны. У него должен быть номерной знак, который поначалу крепился на спину, а потом стали приделывать к заду повозки.
Извозчик должен стоять на бирже (место стоянки «такси»), быть трезвым и уважительным с клиентами. Оказывать непосредственную помощь полиции, если она кого-то преследует, а также бесплатно доставлять пьяных в полицию, а больных в больницу.
Практика частного извоза, видимо, существовала давно, и ее контролировали чиновники, что следует из билета, который получил в 1794 году некий Петр Абрамов в Петербурге. В нем указывались правила и требования, и они были даже жестче, чем в XX веке. Кроме тех, что остались, упряжь должна была быть выкрашена в желтый цвет.
Кафтаны и шубы разрешались на свое усмотрение, но шапки должны быть русскими с суконным вершком желтого цвета и опушкой из черной овчины. Летом – белые холстинные балахоны, а на головных уборах должна быть желтая перевязка.
Существовали и правила движения. Запрещалось в городе ездить быстро, от силы малой рысью, а на перекрестках притормаживать и осматриваться. На мостах никого не обгонять, а ехать чинно и порядочно.
Нельзя было объезжать дворцовых и других знатных господ, едущих в каретах. Останавливаться можно было только шеренгой и не более в два ряда. При этом не заезжать на пешие тротуары, не становиться под домами, чтобы люди могли свободно передвигаться.
Извозчики должны были записаться в съезжей и указать, как собираются работать – год или несколько месяцев. Если прерывали свою деятельность и хотели съездить домой, то обязаны были сдать номер и билет, а потом по возвращении получить их бесплатно. Но если их кому-то передавали, то платили штраф в случае раскрытия хитрости.
Также его бы пришлось оплатить, если не будет номера на спине, или без разрешения офицера вывез незнакомого ездока за город. Это предпринималось для того, чтобы кто-то беспаспортный не покинул город. А кого вывозили, то обязаны были и вернуть его назад.
Вести себя на улице извозчики должны были прилично – не свистеть и не кричать, а буйных пассажиров угомонить. Если не получалось, то должны отдать ближайшим караульным, иначе могли получить наказание.
«Ваньки» – наемные извозчики из крестьян
Крестьянам зимой туго приходилось в своих деревнях, поэтому, чтобы заработать копейку, отправлялись в город на заработки. Многие становились извозчиками, но пробиться в этот «бизнес» было не так просто. Самые злачные места были заняты, да и тягаться с городскими повозками было сложно.
Крестьяне приезжали работать на своих худых и уставших лошаденках, которые были задействованы на тяжелых работах. Упряжь и повозка также были примитивными, латаными, веревочными. Поэтому они не могли брать богатых клиентов, да к таким они бы и не пошли.
Считалось не престижно приехать на «ваньке», так называли извозчиков низшего класса, подчеркивая, что они выходцы из деревни. Но их по количеству было больше, чем местных. Так, в 1860 году отмечалось, что на 11 тысяч извозчиков только треть припадает на московских, остальные «ваньки».
Сезонные «ваньки» зарабатывали все же порой не так плохо – до 150-200 рублей, а потом уезжали домой и платили оброки и другие подати, покупали подарки членам семьи. От заработанных денег оставался пшик, потому что и в городе им нужно было как-то жить – снимать комнату в постоялом дворе, платить за корм лошади.
К тому же их услуги действительно были дешевыми – 20-40 копеек за извоз. Собирали попутчиков где придется – возле вокзалов, на улицах, потому что биржу нужно было оплачивать. Незнание города для начинающего извозчика било по карману. Недобросовестные пассажиры могли соскочить и скрыться где-то в проулке, или указать ближайшую улицу, а колесить по всему городу.
Извозчики ваньки - выходцы из крестьян. / Фото: pastvu.com
«Ваньки» отличались одеждой – это был простой армяк и всесезонная высокая шляпа-гречевник из овечьей шерсти. Его упряжь была такой же бедной – своеобразные «калибры» - дрожжи на вертикальных рессорах. Их услугами в основном пользовались кухарки, рабочие.
Возможно, в целях экономии чиновники с военными тоже ездили бы, но не тут-то было. Если гвардейский офицер приедет с «ванькой», то получит выговор, доктора просто не пустят в дом, а жандарм возле театра любого такого пассажира отгонит прочь.
В своем кругу их тоже не почитали, грубо с ними общались, и могли даже замахнуться кнутом. «Ваньки» были рады любому клиенту, и когда называли свою таксу, то даже снимали шляпу.
«Лихачи» и «голубчики» - извозчики высшей категории
Рост карьеры извозчика наблюдался за 5-6 лет. Тот же «ванька», проработав несколько сезонов, становился опытным, приобретал получше коня и упряжь, иногда брал в рассрочку, и уже становился «полулихачем».
Он превращался в степенного извозчика, который меньше работал, не искал, где подобрать клиента, лучше одевался. На бирже лихач имел колоду – место для коня с кормом в яслях. Работать выезжали ближе к обеду и ночью не занимались промыслом.
Лихачи призваны катать, а не ездить по делам, поэтому их клиентами в основном были знатные особы, любившие покутить, и девушки легкого поведения. Такие поездки оплачивались дорого, потому что подвыпившему клиенту, да еще и с барышней, не пристало торговаться, а чтобы показать себя, сорили деньгами.
Извозчиков-лихачей было видно издалека. Они себя относили к аристократам, поэтому одевались, как франты и щеголи – носили бархатную новую поддевку и шаровары, ситцевую рубаху, бобровую шапку и глянцевые сапоги. Своим видом они показывали, что являются хозяевами положения.
Их экипаж был изящный, с возможностью поднятия верха, если нужно прикрыть клиента. Здоровая и сильная лошадь могла развивать скорость и обеспечить быстрой ездой.
Извозчики лихачи стояли рангом выше в легковом извозе. / Фото: imghub.ru
«Полулихачи» недолюбливали «ванек», считая их голодными воронами, которые сбивают цену. Они быстро забывали, что сами несколько лет назад были такими же. Лихач мог заработать до 10 гривенников в день, а в среднем брал 3 гривенника.
За хорошую езду мог получить от пассажира гривенник сверху. Такие извозчики много времени проводили в трактирах, разговаривали с лавочниками, дворниками, городовыми, со слугами в отелях, узнавая информацию о богатых клиентах, которая потом ими использовалась для своего блага. Со временем «лихачи» становились ростовщиками и барышниками.
В московской газете за 1911 год писалось, как извозчики устроили проводы своему коллеге на Дмитровке Ефиму Быстрякову, решившему отойти от дел. Проработал он извозчиком 60 лет, скопил деньжат, купил поместье за 1,5 тысячи рублей, которое теперь оцениваться уже за 15 тысяч рублей.
«Голубчиками» называли тех же лихачей в зависимости от территории России. А название такое приклеилось из-за любви извозчиков прикрикивать на лошадей: «Давай, голубчики!».
«Ломовики» - особый вид извоза и извозчика
Ломовые извозчики не шли в сравнение ни с «ваньками», ни с лихачами. Они относились к другому виду – грузовому, в котором были задействованы иные лошади и люди. Ломовики выделялись фигурой – большие, здоровые и сильные мужики. Грубые и необразованные, но это было и неважно, потому что требовалась лишь сила перевозить тяжелые грузы.
Поэтому и повозки у них были большими и элементарно простыми, чтобы разместить нужный для перевоза товар. Колеса были шире поставлены, они подходили по размеру трамвайных путей, чем ломовики иногда пользовались. Так легче было перевозить, но полицейские за это их гоняли.
На телегах сзади делались площадки, чтобы легче брать на плечо груз, а также было много крюков для мелкой тары – ведер и корзин. Для сыпучего груза существовали специальные «колымаги» с полуцилиндрическими кузовами, а для длинного (доски, бревна) – «раздвижки».
Ломовики одевались просто и практично. Отличительной чертой их одежды был большой черный фартук и халат из серой дерюги. Несмотря на их вид, к ним все относились с уважением. Даже в строках стихотворения Николая Заболоцкого «Обводный канал» нет ни капли насмешки:
«Ломовики, как падишахи, Коня запутав медью блях, Идут, закутаны в рубахи, С нелепой важностью нерях»
Ломовики никогда не ездили верхом. Они степенно шли рядом, управляя ходом лошади и покрикивая на зевак или таких же извозчиков. У них часто вылетали нецензурные слова, но как они сами говорили: «без этого нельзя, это как покурить».
Заработок ломовика зависел от веса груза, от его ценности и хрупкости, поэтому иногда просто учитывалась ходка повозки, которая могла стоить 1,5 рубля. За 2,5 месяца зарабатывали от 35 до 70 рублей. Но их работа была самой травматичной из-за больших грузов.
Завершающая
С появлением транспорта потребность в извозчиках уменьшилась. Хотя еще многие с пренебрежением смотрели на автомобили. Был случай в 1909 году, который назвали «извозчик-мститель». Лошадь наскочила на автомобиль, да так, что и стекла посыпались.
Никто не пострадал, но зеваки потешались, а извозчик сказал: «не все же вам нашего брата давить». Последние повозки в единичном виде были еще в 50-х годах, а потом просто стали использоваться для развлечений.
На этом, пожалуй, все. Надеюсь вам было хоть на грамм интересно.
Лето и ранняя осень 1972 года во всей средней полосе России выдались очень жаркими. Не миновали они и маленького русского города Венева, находящегося в Тульской области. Пожары приносили с торфяных болот ядовитую гарь, которая буквально душила людей.
6 сентября «Скорая помощь» доставила в больницу очередного пациента - семидесятипятилетнего пенсионера Абрамова Бориса Николаевича.
Он рубил во дворе дрова и надышался убийственным воздухом. Принятые медицинские меры ненадолго помогли пициенту. Он пришел в себя, выпил предложенный стакан теплого молока и тихо ушел в мир иной.
Ничем особенным умерший Абрамов Б. Н. не выделялся. Разве только тем, что постоянно вел какие-то записи. Об этих записях один из Великих Учителей Востока сказал: «До сих пор не было еще написано рукой человеческой ничего, подобного им».
Морской офицер с великой русской реки:
Он увидел свет 2 августа 1897 года на берегу великой русской реки Волги в не менее великом и славном Нижнем Новгороде. Возможно, вид этих вод и повлиял на профессиональный выбор юноши из интеллигентной семьи. Проучившись два года в университете, он переходит из него в военно-морское училище и получает звание морского офицера.
Молодой офицер весь сосредоточен на своих внутренних исканиях. Поэтому трагически напряженная общественная жизнь тех лет проходит от него в стороне. И только апокалиптический 1917 год заставляет Бориса Абрамова задуматься: а как жить дальше? С кем быть? Его душа противится всякому противопоставлению людей по классовому или какому-то другому признаку. Поэтому он не принимает участия в братоубийственной войне, а уезжает в Харбин. Там, как известно, осело тогда много русских эмигрантов. Все они жили ожиданием быстрого возвращения. А его все не было и не было.
Харбинские искания:
Борис Абрамов, внешняя жизнь которого никогда не была на виду, ищет себе применения в Харбине. Он работает в разных химических лабораториях, демонстрирует незаурядные знания в технических науках, преподает в Политехническом институте.
Живя на Востоке, страстно увлекается восточными учениями. Он штудирует учения Будды, Конфуция и Заратустры, одновременно вникает в суть произведений Платона, старается нестандартно и глубоко подойти к тому, что написано в Библии. Постепенно в его сознании складывается впечатляющая мозаика Единой Основы построения мироздания. А тут еще попадает к нему и знаменитая «Тайная Доктрина» Блаватской. Она становится венцом тех знаний, которые он приобрел.
В 1929 году Борис Николаевич женится на русской женщине из Харбина. Его спутницей на всю оставшуюся жизнь становится Нина Ивановна Шахрай. Она тоже разделяет взгляды мужа, и их брак становится еще и духовным союзом. Как мечтают они о том, чтобы однажды увидеть человека, которого можно было бы назвать Учителем, своим гуру! Увидеть и пойти его путем, а не только путем мудрых книг. И такой Учитель появляется.
Кольцо ученичества:
В 1934 году в Харбин приезжают Николай Рерих и его сын Юрий. К тому времени слава Рериха уже стала всемирной.
Просвещенные представители русского общества в Харбине встретили гостя с большим воодушевлением.
Естественно, Абрамов был среди тех, кто сразу же потянулся к Николаю Рериху, к тому, что он говорит, к чему призывает. Вокруг удивительного путешественника и мыслителя формируется круг учеников, из которого Николай Константинович выделяет двоих: Альфреда Хейдока и Бориса Абрамова.
Обладающий провидческим даром Рерих вручает каждому из них кольца ученичества, привезенные из Тибета. Эти кольца вручил Рериху сам Владыка Шамбалы, Глава Гималайского Братства, поскольку ему были открыты пути кармы каждого человека, в том числе и Бориса Абрамова. Позже в записях Абрамова появятся слова: «Мы готовили тебя много столетий». Но это позже. А пока идут интенсивные занятия с Николаем Рерихом. Вот он, долгожданный гуру! Сколько доверительного, важного, интересного сообщает Учитель своим новым ученикам. Знания Бориса Абрамова начинают вдруг сверкать всеми огнями Жизни Вечной. А сам он превращается в стойкого последователя Учения Живой Этики, или Агни Йоги.
Николай Рерих уезжает в Индию. Но теперь уже связь между гуру и его ближайшим учеником становится настолько прочна, что превращается в фактически телепатическую. Борис Абрамов всегда говорил о том, что он никогда не чувствовал отъезда Учителя. А, напротив, постоянно ощущал его присутствие. Именно такая связь и складывается в эзотерических школах с незапамятных времен. И проходит она не через одну жизнь, а через множество воплощений. И уход в иной мир, на иные планы бытия Учителя или ученика ничего не меняет в их взаимоотношениях.
Кольцо ученичества способно сверкать даже в самой кромешной тьме. И в прямом, и в переносном смысле слова.
Безмолвие заговорило:
Еще до своего знакомства с Рерихом у Бориса Абрамова проявлялись способности особого видения мира. Он, например, мог предсказать приезд кого-то из знакомых, другие события.
В сороковые годы Абрамов начал записывать слова и целые фразы, которые приходили к нему из пространства. Это то, что Блаватская называла «Голосом Безмолвия». Звучание голоса иного плана бытия - необходимая стадия в развитии ученика, потому что на самом деле никакого безмолвия нет, а есть высшие планы пространства, контакт с которыми доступен только продвинутым сознаниям.
И все-таки Абрамов, хотя и знал обо всем этом, встретил новые свои способности с некоторой тревогой. У него появилось множество вопросов, сводящихся к главному: а не темный ли источник диктует ему откровения? Он написал письмо своему гуру - Николаю Рериху. Но ответ, пришедший очень быстро, получил не от Николая Рериха, а от его жены Елены Рерих. Именно при ее участии создавались книги Агни Йоги. Елена Ивановна сообщила харбинскому ученику Николая Константиновича, что источник его записей высок. Очень высок! Речь шла об одном из Махатм Великого Гималайского Братства. С тех пор главной наставницей Бориса Абрамова становится Елена Рерих. А передаваемые отдельные слова и фразы все более перерастают в длинные, полные глубокого вселенского смысла тексты. Абрамов заводит специальные тетради, где записывает эти сообщения для того, чтобы они в будущем стали общим достоянием.
Ученик становится Сотрудником:
В 1947 году уходит с земного плана бытия Николай Рерих, а в 1955 году следует за ним и его жена, Матерь Агни Йоги, как называют ее Великие Учителя.
Но остаются самые близкие их ученики, среди которых - Борис Абрамов. К началу шестидесятых годов, когда он возвращается из Харбина в Советский Союз, его записи все более приобретают форму стройных книг. Сам Борис Абрамов всегда подчеркивал при этом, что его беседы с Высокими Планами - всего лишь комментарии к учению Агни Йоги, данному через семью Рерихов, и прежде всего через Елену Ивановну.
И все же каждый, кто читал записи Абрамова, понимал, что это - потрясающий документ, направленный именно в Россию. Много раз говорили Абрамову об этом и Учителя. А потому он с особой тщательностью следил за любым словом, пришедшим Оттуда. Работал он исключительно по ночам. Потому что именно ночью граница между мирами становится наиболее прозрачной.
Иногда он «беседовал» часами. Можно представить себе, сколько подвижнического труда, сколько здоровья было потрачено на это.
О чем же были записи? Прежде чем сказать об этом и начать цитировать, стоит остановиться на окончательных источниках информации. Их было три. Гималайский Махатма, которого Абрамов называл в записях «Великим Владыкой», Елена Рерих, названная в записях «Матерью Агни Йоги», и Николай Рерих, которого Абрамов называл так же, как и при жизни - «Гуру».
Тысяча и одна ночь пророчеств:
На самом деле у Бориса Абрамова этих ночей было куда больше, чем у прекрасной героини арабских сказок. И каждая такая ночь приносила слушающему не просто информацию, а пророчества о будущем.
Вот, например, одна из записей, сделанная в мае 1966 года: «Слушай: войны не будет. Но события пойдут под знаками войны, настолько сильными, что многие предпочли бы войну ужасной тягости напряжения, не дающего разрядки». Это - о нас, живущих в эпоху странной, почти «теневой» Третьей мировой войны. Всюду взрывы, всюду кровь и баталии местного значения. И нет при этом таких масштабных сражений, как при «настоящей», зримой мировой войне!
А вот из откровений, прозвучавших раньше, в 1963 году: «Люди так часто сетуют на болезни, а между тем ничто так не утончает организм, как физические страдания. Субстанция, вырабатываемая страданием в веществе оболочек, светоносна и является благословением для страдальца, когда он освобождается от тела».
И это тоже обращено к нам. Не потому ли в мире сейчас так много болезней, что все человечество должно страдать ради очищения во имя грядущего! К тому же здесь прямо говорится о том, что дает страдание при переходе в иное измерение.
Вот еще из области медицины. И вполне конкретной: «Лечение лучами относится к области безграничных возможностей духа. К примеру, можно сказать, что синий луч понижает температуру, окружение себя синим светом тушит всякие ненормальные, повышенные термические процессы и воспаления в теле».
Или слова, пришедшие к Борису Абрамову июньской ночью 1967 года: «Гибель народов и целых цивилизаций уже не раз посещала планету. Все зависит от человечества в целом. Если при решении судьбы мира перетянет Чаша весов Света, то есть если большинство примкнет к нему и станет под его знамена, мир будет спасен, если победят силы тьмы и разрушения, планета погибнет, закончив свое существование гигантским взрывом. Суждена победа Света, но люди должны принять в ней участие, встав на стороне сил созидания, сил Света».
Много говорилось и об устройстве тонких планов, инобытии: «Там одна и та же сцена может быть очень прилипчивой и при этом быстро меняться, повторяясь в своих вариациях бессчетное количество раз. Предмет может быть виден со всех сторон. Расстояния легко преодолеваются. Пребывание там вообще отличается субъективностью впечатлений, переживаний и воспоминаний.» Специально говорится о преступниках: «Очень устойчивыми могут быть для убийцы сцены убийства, суда и казни». И далее: «Тонкий Мир поддается научному исследованию. Скоро людям будут даны некоторые аппараты для изучения тонких явлений».
Сообщалось Абрамову и о планетах, достигших куда более высокой стадии развития, чем Земля: «Там является достоянием всех ясновидение, яснослышание, способность действовать в тонком теле на различных планах существования, чтение и передача мыслей и так далее. Землетрясение там невозможно, ибо подземный огонь регулируется силой объединенной мысли всего человечества планеты. Не нужны машины и человеческие аппараты. Все строится и приводится в движение психической энергией человека. Земля все еще находится в состоянии войн. Там они совершенно немыслимы, ибо нет государств, нет денег, нет торговли, нет взаимовражды и нет темной иерархии и ее постоянного противодействия Эволюции. Нет богатых и бедных, нет даже болезней. Осуществлена формула: „Едино стадо и Один Пастырь“.
А сколько было сказано о России ярких, полных ободряющего значения слов: «Чем ближе сужденное время, тем более невозможным будет казаться осуществление предуказанного. Ибо пути земные и неисповедимые не совпадают. И все исполнится, все. В последнем великом столкновении народов победила Новая Страна (так Великие Учителя называют Россию), победила всему вопреки, победила, несмотря на чудовищную силу направляемой против нее военной машины. И тебе в самые трудные дни этой борьбы было многократно указано, что победит Новая Страна, Родина Ваша, ибо ей сужден путь победный во всем и над всеми врагами ее, явными и тайными. Величию ее будущего ничто не сможет преградою стать, ибо Мы Помогаем и ручательство Даем победы. Те, кто с нею идет, первыми окажутся на путях преуспеяния. Близится время великих перемен и великих событий».
Так же неоднократно сообщалось Борису Абрамову, что эти записи - не для его современников, а для тех, кто будет жить через тридцать лет. Для нас! Доказательством этого служит хотя бы то, что в те времена книги подобного содержания невозможно было представить изданными у нас. Даже невиннейшую из невинных книг доктора Моуди тогда давали почитать на одну ночь. Ведь в ней шла речь о «том самом»: о загробном мире, о жизни после жизни!
Судьба возвращенца:
Борис Абрамов всегда мечтал вернуться на Родину. И все-таки, когда в 1959 году он получил разрешение на въезд в СССР, у него сразу же возникло множество сомнений. Во-первых, что делать с тем кругом учеников, который сложился у него в Харбине? Там, в стране «научного атеизма», не слишком-то жаловали таких «искателей бессмертия»! Во-вторых, туда опасно было брать книги Агни Йоги, они могли бы прямым путем привести их владельца в места не столь отдаленные. А как же быть последователю Учения без книг Учения? И, конечно, вопрос о жилье. Это в Харбине был небольшой, но уютный собственный домик. А здесь был «развитой социализм» с его пропиской и очередями на получение даже самой убогой жилплощади.
Идеализм победил. К тому же и его Высокие Наставники советовали ехать в Россию, о которой они так много говорили ему.
Словом, Борис Николаевич и Нина Ивановна приехали в страну своей молодости. Тут-то и начались их очередные испытания. Сначала Абрамовы поселились в Новосибирске, в квартире семьи Кочеуновых. Но что это была за квартира! Двухкомнатная, где в двух проходных комнатах поселилось шесть человек!
Потом положение чуть облегчилось. В страну вернулся Юрий Рерих, в Подмосковье ему выделили дачу. Сосновый бор, тишина, пение птиц. Идеальные условия для того, чтобы переносить на бумагу мысли Оттуда. Но рай длился ровно месяц. Не прописан, и все тут! Не смог помочь и Юрий Николаевич, несмотря на весь свой авторитет. Вот если бы Абрамов был в фаворе у кого-нибудь из цековских бонз! Но, как известно, «волхвы не боятся могучих владык, а княжеский дар им не нужен».
Наконец в 1961 году Борис Абрамов и его жена осели в маленьком старинном русском городке Веневе в Тульской области. Пенсии у стариков были очень маленькие. И единственное, что их выручало, - возможность продавать вещи, привезенные из Китая.
И все это время до своего последнего часа Борис Николаевич делал записи. Исписывал новые и новые тетради. И даже накануне своего ухода из этого мира, 5 сентября 1972 года, он так же аккуратно, как и всегда, принял ночную информацию: «Мысленные построения, не видимые при жизни земной, становятся зримыми в Мире Надземном и играют решающую роль в дальнейшей судьбе человека».
И никаких конкретных слов об уходе. А зачем они тому, кто знает, что сброс физического тела только дает новые, удивительные возможности для духовной работы?
И вот 6 сентября 1972 года Абрамов надышался ядовитой гари, потому что долго рубил дрова. А рубил дрова потому, что дом был без удобств. Как и вся его жизнь.
«Мистика в жизни великих», Леонид Володарский, Ольга Володарская, 2008г.
В сентябре 1837 г. император Николай Павлович вместе с императрицей и цесаревичем прибыли в Севастополь, намереваясь ознакомиться с состоянием дел на Кавказе, Закавказье, а заодно и в Крыму. К этому времени в Петербурге уже была подготовлена реформа управления и нового устройства обширных южных районов Российской империи. Однако, нововведения встретили неожиданное противодействие со стороны должностных лиц на местах.
Так, командир Отдельного Кавказского корпуса и главноуправляющий гражданской частью и пограничными делами Грузии, Армянской области, Астраханской губернии и Кавказской области генерал от инфантерии Григорий Владимирович Розен всячески противился продавливаемой сверху реформе, считая, что планы грандиозных преобразований подготовлены без учёта местных реалий и требуют серьёзного пересмотра. При этом, сам того не ведая, генерал Розен разворошил осиное гнездо – предваряющий реформу титанический труд большого количества сановников получил высочайшее одобрение, а денежные премии, звания, титулы и ордена уже были вручены. Действия Розена были расценены многими как чистое вредительство, поэтому в заоблачных кулуарах появилось мнение, что неплохо бы избавиться неуживчивого генерала.
На Кавказ была послана инспекция во главе с отцом реформы сенатором Павлом Ганом и генерал-лейтенантом Илларионом Васильчиковым, по всей видимости, имевшая главной целью вскрыть злоупотребления и дискредитировать барона Розена.
Герой Отечественной войны 1812 г. генерал от инфантерии Г.В.Розен. Государственный эрмитаж. Мастерская Дж.Доу. Изображение из открытых источников.
Одновременно, флигель-адъютант Пётр Катенин положил на стол Николаю Павловичу рапорт своего брата полковника Павла Катенина, служившего ранее в Эриванском полку под началом князя Дадианова (зятя генерала Розена). Причиной отправки жалобы послужил личный конфликт между Павлом Катениным (тоже далеко не подарком) и Дадиановым. Причём последний, пожаловался на «дурное поведение» подчинённого своему тестю барону Розену, а тот сослал Катенина служить в Кизляр. В поданных на имя императора документах описывались многочисленные хозяйственные злоупотребления полкового командира. Николай Павлович, сторонник насаждения жёсткой армейской дисциплины, читал и только хватался за голову.
В качестве небольшого отступления здесь будет уместно сказать несколько слов о командире Эриванского полка полковнике Александре Леоновиче Дадианове. Он был выходцем из симбирской ветви грузинского княжеского рода Дадиановых. В 16 лет князь начал службу подпрапорщиком лейб-гвардии Преображенского полка. В 1821 г. был назначен адъютантом к генералу Паскевичу, с которым участвовал в войнах против Персии и Турции на Кавказе.
За время службы Дадианов зарекомендовал себя как блестящий офицер и бесстрашный солдат. Князь был награждён за боевые отличия при осаде Сардар-Абада золотой шпагой, при взятии Эривани – орденом святой Анны 3-й степени, при взятии Карса – орденом святой Анны 2-й степени. Алмазные знаки к ордену Дадианов заработал уже за взятие Ахалциха.
В 1829 г. Дадианов был отправлен в Петербург с донесением о взятии Эрзурума и разгроме турецкой армии. В столице к князю отнеслись весьма благосклонно, он был произведён в полковники, пожалован флигель-адъютантом к императору и, в неполные 29 лет, получил под начало Эриванский полк.
Столь быстрая карьера, по всей видимости, вскружила голову Дадианову. Прибыв на новое место службы, князь был буквально ослеплён возможностями, которые открыла перед ним полновластная должность на окраине империи, далеко от столичного надзора и строгостей гвардейских частей российской армии. Как впоследствии установила комиссия 1837 г., Дадианов направил все ресурсы полка на личное обогащение. Конечно, корни злоупотреблений уходили во времена прежнего командира, но именно Дадианов поставил незаконную хозяйственную деятельность на широкую ногу.
По приказу командира полка солдаты и рекруты выгонялись рубить лес и косить траву, а добытые таким образом дрова и сено сбывались на рынках Тифлиса. Вместо постройки казармы князь на казённые деньги оборудовал мельницу и отписал её в своё владение. Две сотни рекрутов без обуви и обмундирования вовсе не обучались военному делу, а пасли стада овец, волов и верблюдов принадлежащих князю Дадианову. Солдатские жёны также были определены на работы, а при малейшей провинности женщин нещадно секли розгами.
«…занимаясь поставкою провианта и постройкою разных в казну строений, от всех хозяйственных оборотов [Дадианов] имел важные денежные выгоды, никогда не употребляя наемных рабочих, а одних нижних чинов вверенного ему полка, не производя им часто никакой платы, или плату не согласную с утвержденными сметами. Таковое незаконное употребление нижних чинов, сопряженное с большим для них трудом, лишило полковника Дадианова заняться нравственным и фронтовым образованием полка, который в сих отношениях находится в весьма слабом состоянии…»
Как ни странно, все эти вопиющие подробности были не известны командованию в Тифлисе. Да и кто бы дерзнул доложить наверх о злоупотреблениях – удачная женитьба в 1836 г. на дочери генерала Розена возводила князя в ранг неприкасаемых. Однако, вечно такое продолжаться не могло и информация о безобразиях в полку попала на стол к Николаю Павловичу.
Судя по всему, император прибыл на Кавказ с уже готовым планом мер по отношению к барону Розену и князю Дадианову. Как писал впоследствии Николай Павлович:
«…Розен исполнен благих намерений; но его непомерная слабость причина большей части зол; ибо хорошо делают те только, кои из собственного подвига что-то делают, взыскивать же он не умеет. Однако надо ему отдать справедливость, что на него лично никто не жалуется, но все говорят про его слабость…»
Дадианов здесь сыграл роль инструмента, с помощью которого отстранили от дел неуживчивого генерала.
Всё шло своим чередом и ничего не предвещало грозы, когда император изъявил желание провести смотр Эриванского полка. Смотр, так смотр, и ничего не подозревающий командир прибыл с полком в Тифлис.
11 октября 1837 г. Эриванский полк был выстроен на Мадатовской площади в ожидании Его Высочества. После проведения смотра, падкий на позёрство Николай Павлович, подозвал к себе Розена и Дадианова. Император хмуро посмотрел в глаза князю, после чего публично, громко и с расстановкой стал выговаривать ему своё крайнее неудовольствие.
Обернувшись к генерал-губернатору Тифлиса Михаилу Брайко, император распорядился снять с Дадианова эполеты полковника, флигель-адъютантские аксельбанты и ордена. Однако Брайко, находясь в страшном волнении, слишком долго и церемонно отстёгивал знаки отличия. Тогда, раздражённый Николай Павлович, приказал сорвать регалии, что было выполнено генерал-адъютантом Алексеем Орловым, который «всегда готовый в таких случаях сыграть роль палача, подбежал и начал рвать так, что клочья полетели в разные стороны». К месту экзекуции подлетела фельдъегерская тройка, куда быстро затолкали поникшего, оборванного и обесчещенного князя Дадианова. После чего арестант под конвоем был препровождён в Бобруйскую крепость.
Интересно, что вся эта история развернулась на глазах супруги Дадианова и её матери, Елизаветы Дмитриевны Розен, приглашённых на смотр в качестве почётных гостей. Обе дамы были настолько впечатлены развернувшимся действом, что попадали в обморок. Сам барон Розен «почернел и изменился до неузнаваемости». Тем не менее, Николай Павлович решил подсластить горькую пилюлю, пожаловав флигель-адъютантское звание старшему сыну генерала – поручику Александру Розену. Хотя всем было понятно, что после такого публичного унижения отставка командующего Отдельным Кавказским корпусом не за горами. Барон Розен был уволен с должности по собственному прошению 30 ноября 1837 г.
Обозлённый император сразу же отписался светлейшему князю генерал-адъютанту Ивану Фёдоровичу Паскевичу:
«Общая зараза своекорыстия, что всего страшнее, достигла и военную часть до невероятной степени, даже до того, что я вынужден был сделать неслыханный пример на собственном моём флигель-адъютанте. Мерзавец сей, командир Эриванского полка кн. Дадиан, обратил полк себе в аренду, и столь нагло, что публично держал стада верблюдов, свиней, пчельни, винокуренный завод, на 60 т. пуд сена захваченный у жителей сенокос, употребляя на всё солдат; в полку при внезапном осмотре найдено 534 рекрута, с прибытия в полк неодетых, необутых, частью босых, которые все были у него на работе, то есть ужас! За то я показал, как за неслыханные мерзости неслыханно и взыскиваю…»
Следственное дело по злоупотреблениям Дадианова продолжалось до 1840 г. Решением военного суда полковника приговорили к лишению чинов, орденов, княжеского и дворянского достоинств и отданию в рядовые. Император, ознакомившись с приговором, смягчил наказание, определив князю в качестве места пребывания город Вятку. По ходатайству генерала Розена вскоре ему было дозволено воссоединиться с семьёй и безотлучно жить в Москве. В 1856 г. император Александр II, по случаю коронации, возвратил Дадианову чин полковника в отставке, ордена, дворянство и княжеский титул.
P.S. Остался последний вопрос: Что же стало с реформой Закавказья? Как и предсказывал барон Розен, она полностью провалилась. Отец преобразований сенатор Павел Васильевич Ган был отправлен в отставку. Как впоследствии говорил Николай Павлович: «вижу, что Ган всегда меня обманывал; я всегда убеждён был в одном: что он человек с отличнейшими дарованиями, но заносчивый хитрец, недостойный доверия…»
«Азовский проект» Петра I: Северо-Восточное Приазовье во внешней и внутренней политике России конца XVII — начала XVIII века.
В 1696–1711 гг. Пётр I предпринял в Северо-Восточном Приазовье уникальную попытку реализовать масштабный колонизационный проект, призванный обеспечить продвижение России в Чёрное море. Заключение Константинопольского мира с Османской империей и начало Северной войны в 1700 г. лишь отсрочили воплощение этих планов. За 15 лет на берегах Азовского моря была создана новая административно-территориальная единица с многотысячным населением, основана первая в истории России военно-морская база и построен ряд крепостей. В это же время был получен ценный опыт пограничного взаимодействия с Османской империей и Крымским ханством, но попытка нормализовать конфликтогенную ситуацию в регионе не удалась. Из-за военного поражения царя в Прутском походе 1711 г. «Азовский проект» потерпел крах и на три столетия оказался в тени громких побед России над шведами и территориальных приобретений на Балтике, что предопределило и его историографическую судьбу.
Читает лекцию: Пётр Аваков, историк, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник отдела гуманитарных исследований Южного научного центра РАН.
Моё приветствие. Серия спонтанных исследований продолжается и на этот раз в поле изучения попал совершенно неожиданный объект, к сожалению, утраченный, но имеющий за собой огромную историческую ценность, принадлежащий династии, которая жива по сей день. Как и в прошлом исследовании речь будет идти о иностранных подданных, представителей королевства Хорватия. Незапланированно открылась эта интересная тайна, выяснилось, что по улице Восход, задолго до возведения здесь одноимённого жилищного комплекса существовал шедевральный по исполнению дом, именуемый в народе просто и ёмко – дача Елачича. О том, какой была жизнь, судьба и след хорватской династии в Казани и кому из Елачичей принадлежала эта роскошная дача расскажет это исследование.
Глава I (1740 – 1888)
«Хорватский штаб-лекарь, переводчик в экономическом управлении, действительный статский советник».
Познание рода начинается с событий XVIII века и помощником в поисках корней Елачичей несомненно станет хорватский портал, именуемый «croatianhistory», который детально раскроет древо и хронологию событий связующих наш город с представителями австро-венгерской империи. Далее кратко, но подробно.
«Франц Лука (1720 - >1776)
Около 1740 года Франц или Франц-Лука (° 1720 г. в Вене/Австрия – после 1776 г. в Москве/Россия) переехал в Санкт-Петербург, Россия. Там он изучал медицину и окончил ее в 1743 году в Петербургской общей больнице. Он участвовал в качестве врача в трех экспедициях в Китай (1747, 1754–1756 и 1757–1764 гг.). В 1756 г. он был хирургом главной больницы в Москве, затем в 1764 г. хирургом общей больницы в Петербурге.
У него был сын Йозеф-Антон, несомненно, названный в честь двух братьев Франца-Луки».
«Йозеф-Антон
Йозеф-Антон был переводчиком в экономическом управлении региона Дерп-Пернау (сегодня Тарту в Эстонии). В 1802 году он работал в Kaiserliche Universität zu Dorpart (Императорский университет Дерпта) чтецом и переводчиком с русского языка для официальной переписки. Этот университет только что был вновь открыт Александром I после того, как он был закрыт более века после аннексии региона Петром Великим. В 1804 году он был назначен учителем русского языка в гимназию в Дерпте».
«Франц Леопольд (° 1808 г. в Дерпт-Тарту / Эстония - 1888 г. в Казани / Россия) учился в Виленском университете (сегодня Вильнюс - Литва), где в 1832 году получил степень доктора медицины. В 1834 году он стал профессором медицины Казанского университета., где он специализировался по офтальмологии. После девятимесячной учебной поездки за границу (Берлин, Вена, Париж, Мюнхен), во время которой он приобрел медицинское оборудование, он основал Казанскую университетскую клинику, за что в 1845 году получил поздравление министра. В 1859 году ему было присвоено звание почетного профессора и почетный член университета с 1864 г.
До этого все Елачичи были католиками. Чтобы иметь возможность жениться на Марии Разумосковской, православной русской, Франц-Леопольд (или Франц Осипович Иеллачич по-русски) принял православие.
В браке с Марией Константиновной Разумовской (1821–1881) у него было четверо детей».
Портрет Франца-Леопольда Иосифовича Йеллачича.
Их этого же источника необходимо дополнить следующей информацией:
«В конце 1741 года Елизавета, дочь царя Петра Великого, толкнула сторонников власти в русские руки, свергла юного царя Ивана VI (несколько месяцев младенца, внучатого племянника Петра Великого), сменившего Анну VI. и таким образом стала царицей Елизаветой.
Именно в такой обстановке около 1740 года Франц-Лука Елачич прибыл в Санкт-Петербург. Похоже, он хотел уйти от церковной карьеры и таким образом попытал счастья в этой открывающейся Западу России.
Франц-Лука, его сын и внуки оставались католиками и проживали в западной части России, в Санкт-Петербурге или в аннексированных странах Балтии. Именно его последний внук, Франц-Леопольд, сделал шаг к интеграции, женившись на русской и приняв православие. Франц-Лука породил русскую ветвь, Франц-Леопольд укоренил ее. Все русские Елачичи происходят от Франца-Леопольда и жили в России до революции 1917 года».
Так же следует добавить цитаты из труда Степана Радича «THE RUSSIAN BRANCH OF OUR JELACIC'S» (Hrvatsko Kolo, Zagreb, 1909, p. 278-304.)
Историческая справка:
Сте́пан Ра́дич (хорв. Stjepan Radić; род. 11 июня 1871, Требарево Десно, около Сисака, ныне Хорватия — 8 августа 1928, Загреб) — австровенгерский и югославский политик хорватского происхождении, основатель Хорватской народной крестьянской партии, позднее переименованной в Хорватскую крестьянскую партию (Hrvatska Seljačka Stranka, 1905).
«Открыв большой «Русский энциклопедический словарь» (изд. Брокгауз-Ефрон, СПб., 1894), вы найдете на стр. 636 следующие интересные строки: «Хорват Елачич прибыл в Россию около 1740 года. В 1742 году он поступил в главный петербургский сухопутный госпиталь врачом-практиком, через год выдержал экзамен на суб-врача, и как раз в течение следующего года он был участником караванной экспедиции врача, которая направлялась в Китай и где находился до 1747 года. В начале 1754 года в Китай отправился новый караван под предводительством Владикина, и Елачич снова сопровождал его. как врач, а кроме этого Петербургская академия поручила ему привезти оттуда интересные книги и материалы, а медицинский отдел попросил привезти 1/4 фунта [веса] корня под названием «жень-шэнь» и исследовать свойства соответствующего растения. В Пекине Елачич получил 25 лотов [вес] «жень-шэнь», но руководитель каравана Владыкин отобрал их у него. Елачич получил выдержки из французских и португальских иезуитских описаний этого корня, которые, среди прочего, был описан в Документах (Актах) Французской Академии уже в 1718 году. Елачич вернулся из этого путешествия в 1756 году, а затем начал работать в главном московском госпитале оператором. В 1754 году «Сибирским рескриптом» был организован новый караван в Китай, для сопровождения которого вновь был назначен Елачич. Он вернулся в 1764 году, после чего стал оператором главного петербургского госпиталя сухопутных войск..."
Звали этого Елачича Франьо Лука, и он получил образование у венских иезуитов, откуда бежал в Россию. Один из его потомков, Франьо Йосипович Елачич, был известным хирургом (1808-1888) и как профессор Казанского университета имеет большую заслугу в основании Казанской клиники, как мы узнаем из той же энциклопедии».
Далее мы двигаемся к казанскому периоду Елачичей и детально разбираем все важные моменты пребывания и деятельности непосредственно Франца-Леопольда Иосифовича Йеллачича.
Франц Осипович Елачич (Франц-Леопольд Иосифович Йеллачич; 1808—1888, Казань) — российский хирург, потомок Франца-Луки Йеллачича. Действительный статский советник; заслуженный профессор Казанского университета.
Родился в Дерпте 7 (19) августа 1808 года в католической семье выходцев из австрийских славян.
Окончил Императорский Виленский университет в 1832 году со степенью доктора медицины. Для усовершенствования в науках был отправлен за границу. После возвращения в Россию, в 1834 году был избран советом Казанского университета ординарным профессором по кафедре хирургии (с 1 августа 1837 — кафедры оперативной хирургии и окулистики); с 19 июня 1835 по июль 1836 года был деканом медицинского факультета. Летом 1837 года был отправлен в заграничную командировку.
С 15 марта 1841 года состоял в чине статского советника. Сыграл выдающуюся роль в открытии университетской клиники и в 1845 году получил благодарность министра за её «благоустройство и процветание». С 30 декабря 1848 года был (без жалованья) консультантом городской больницы. Весной 1859 года, после выслуги 25 лет, намеревался оставить университет, но «по усиленным просьбам факультета и совета» отозвал прошение об отставке и 25 сентября был оставлен на следующее пятилетие, а 30 сентября получил звание заслуженного ординарного профессора. С 11 января 1856 года состоял в чине действительного статского советника.
Имел в Казани каменный двухэтажный дом, в селе Никифорово Тетюшского уезда — 177 душ крестьян и 1200 десятин земли.
В апреле 1861 года оставил Казанский университет. Славился и как искусный хирург и диагност-терапевт. В 1881 году был консультантом в Родионовском институте благородных девиц.
Умер в Казани 12 апреля 1888 года.
Был женат на Марии Тимофеевне Разумовской (?—13.11.1881). Их дети: Николай (05.09.1841—?), Юлия (12.04.1843, Петербург — 1913, Москва); Михаил (26.04.1845—?), Александр (21.02.1847—?), Любовь (15.03.1853—?). Род был внесён в 3-ю часть дворянской родословной книги Казанской губернии по определению Казанского дворянского депутатского собрания от 24 июня 1854 года и утверждён указом Герольдии от 4 октября 1854 года. Годы жизни: 1808–1888 гг.
После окончания в 1832 г. университета в городе Вильно (ныне Вильнюс) работал там же.
В 1832 г. был командирован в Вену, Париж, Берлин для изучения работы лечебных заведений и приобретения хирургических инструментов.
В 1834–1861 в Казанском университете: профессор, заведующий кафедрой оперативной хирургии и окулистики, одновременно декан медицинского факультета (1835–1836 гг.), заслуженный ординарный профессор (1859 г.).
Впервые в России в 1844 г. произвёл удаление поражённой раковой опухолью матки через влагалище (совместно с А.А.Китером), в 1847 г. применил эфирный наркоз.
Как врач-практик был широко известен в Поволжско-Уральском регионе.
«Казанское дворянство 1785-1917 гг».
Дальнейшее повествование отдельными выписками и историческими справками, а также трудами будет касаться в первую очередь Франца Иосифовича Елачича. К слову, в вышеуказанном дворянском перечне Михаил Францевич выделен не просто так, хотя исходя из заголовка может сложиться определённый вывод.
Сайт Казанского Государственного Медицинского Университета в разделе «история кафедры хирургии» содержит информацию о Ф. Елачиче:
«— с 1833 г по 1861 г профессор Елачич Франц Осипович (звание доктора медицины получил в Виленском университете в 1832 г). Он был деканом факультета и профессором кафедры хирургии и окулистики. Профессором Елачичем в 1837 г для Казанского императорского университета и его клиник был закуплен за границей набор хирургических инструментов и «врачебных машин».
Леонид Девятых в своей статье «Что за человек был профессор Елачич» описал очень важные детали его профессиональной деятельности и черты характера:
«Елачич, – вспоминал доктор А.И. Ильинский, – при отличном знании медицины вообще и хирургии в особенности, производил самыя большия и сложныя операции с свойственною ловкостию и большим успехом. Камнесечение (литотония) делалось им в 5 минут и столь ловко, что, посещая в 1861-63 гг. заграничныя клиники, я видел те же операции, производимыя лучшими еврпейскими хирургами… и я должен отдать предпочтение Елачичу: он делал камнесечение, грыжесечение, резекции, ампутации и проч. гораздо быстрее, отчетливее и чище, нежели знаменитейшие заграничные хирурги».
«Он был домашним врачом самых аристократических казанских семей: Молоствовых, Толстых, Депрейс, Осокиных, Мельгуновых. Все желали оперироваться только у него, и Франц Осипович никому не отказывал, беря за операции, смотря по ее сложности, от 500 до 1000 рублей и более. Университетскую клинику на 12 коек он превратил как бы в свою частную лечебницу, наполнив ее только своими пациентами, которым и делал, конечно, платные, операции. К нему приезжали оперироваться со всего Поволжья и соседних губерний и даже из Сибири, и денежки в карман Елачича текли рекой.
«Он наживал громадныя деньги, – писал журнал «Русская старина» в 1894 году. – Вскоре он приобрел в Казани дом (двухэтажный и очень симпатичный, под русскую старину, на улице Ново-Горшечной, ныне Бутлерова – Л.Д.), купил имение и обладал громадным капиталом. Вместе с этим быстро двигался и по службе: чины и ордена сыпались на него в изобилии…»
Это был довольно симпатичный человек с тихим уравновешенным голосом, более всего любящий свою работу и деньги. Нет, не так: деньги и свою работу. Несмотря на то, что в 1859 году он, по 25-летней выслуге, был оставлен на службе еще на пятилетие, в 1861 году он вышел в отставку – работа в университете отвлекала от врачебной практики, приносившей ему львиную долю от общих доходов.
«Еще в конце восьмидесятых годов, – вспоминал А.И. Ильинский, – незадолго до своей смерти, Елачич ездил на практику за город, уже за меньшее вознаграждение, нежели то, которое получал в бытность свою профессором. Так велика была страсть его к наживе! Этим же объясняется и то, что последние годы, по окончании профессорскаго поприща, он занялся коммерческими оборотами, которые давали ему большие прибыли, нежели сокращавшаяся день ото дня практика. В последние дни своей жизни Елачич осунулся и захирел, но не переставал дрожащими руками собирать и считать свои богатства».
Он дожил до глубокой старости. И умер в Казани весной 1888 года тихо и незаметно, истаяв как свечечка, которую нерадивые хозяева попросту забыли потушить».
В статье «По следам потерянного портрета Н.И. Лобачевского» под авторством Георгиева П.В. наш герой упоминается как лечащий врач Лобачевского:
«К несчастью, вскоре занемог и второй сын Лобачевского, Николай. Вот что сам он писал о своей болезни в своих воспоминаниях: «Недавняя смерть брата внушала серьезные опасения и за мое здоровье. Елачич принялся меня лечить, и я сделался истинным страдальцем. Шпанские мушки сменяли одна другую, и моя грудь была совершенно истерзана. Девять месяцев Елачич упорно преследовал мысль, что у меня должна быть чахотка. Весною меня увезли в Слободку. Из пухлого, круглого юноши я сделался скелетом и с трудом переходил из комнаты в комнату. Отец слабел, но безусловно веруя в непогрешимость Елачича, ожидал, что вскоре лишится и второго сына. Лишиться двух взрослых сыновей было для отца тяжелым ударом… Истинно преданный нашему семейству и глубоко уважавший отца доктор Н. А. Скандовский заметил ошибку Елачича и стал советовать матушке бросить лекарства и дать мне полную свободу. Я стал быстро поправляться и по совету того же Скандовского и настаянию матушки в октябре месяце 1854 г. уехал в Херсонскую губернию и поступил в Стародубский кирасирский полк. Отъезд мой сильно повлиял на отца. Ему было так же тяжело отправить сына в военную службу, как и лишиться его навсегда».
Непосредственная же история появления портрета такова. С 1854 г. сын Лобачевского, Николай Николаевич Лобачевский, служил в Стародубском кирасирском полку. По воспоминаниям последнего, отец часто спрашивал о нем и однажды, дней за двадцать до смерти, обратился с просьбой к жене свозить его к дагерротипщику, чтобы снять портрет и отослать его сыну. Николай писал об этом в своих воспоминаниях следующее: «Отец сильно тосковал обо мне. Но в Слободке как будто к нему возвратилось здоровье и веселость. Он крайне обрадовался, получив из Перекопа от меня письмо, что я произведен в офицеры и совершенно здоров, несмотря на тяжесть жизни во время Севастопольской войны. Но это кажущееся улучшение здоровья было только небольшим проблеском его страдальческой жизни. Из Слободки он возвратился совершенно слепым, дряхлым стариком. Кроме Ф. И. Елачича и Н. А. Скандовского, почти никто из профессоров его не посещал».
Книга «Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского Казанского университета за сто лет (1804—1904)» содержит описание трудовой деятельности и отмечает его труды за годы работы в стенах университета.
Статья газеты «Реальное время» - «Гид по улице Бутлерова: шахматы, промышленность и Арбузов — скрипач» от 31.01.2024 определяет знакомый многим казанцам дом, в котором жил Франц Елачич:
На здании висит памятная доска: «В этом доме в 1840—1888 гг. жил выдающийся медик, заслуженный профессор и почетный член Казанского Университета Елачич Франц Осипович». Франц Иосифович Йеллачич родился в Дерпте (современная Эстония), учился в Виленском университете, а также за границей. В 1834-м его избрали ординарным профессором по кафедре хирургии в Казани, также он год был деканом медицинского факультета, без жалования трудился консультантом городской больницы. В 1859-м хотел выйти в отставку, но коллеги уговорили его отозвать прошение, так что он ушел из университета только в 1861-м. После был консультантом в Родионовском институте благородных девиц, умер в 1888 году. Его сын Михаил был членом Окружного суда, в 1906-м получил орден Святого Станислава».
И снова возвращение к англоязычной статье, фрагмент открытия доски задокументирован и подтверждён фотографией.
«Мемориальная доска Франку Осиповичу Елачичу была открыта примерно в 1994 году в Казани, Россия, его правнуком Мишелем Йеллачичем., живущим во Франции. Огромное спасибо за фото его племяннику, которого тоже зовут Мишель Иеллачич.
Как только этот Франьо Елачич женился на православной русской, он принял православную веру (по законам того времени), а до этого времени наши Елачичи были католиками. Сын Франьо - Александр Франчевич Елачич, был известным юристом и главой исключительно уважаемой и образованной семьи русских Елачичей. У него было пятеро взрослых сыновей, двое из них отличились литературной и просветительской деятельностью.
Русские Елачичи сохранили свои хорватские традиции и особенно гордятся своим знаменитым баном [наместником] Елачичем. Они уже побывали в Опатии, а также посетили Загреб и, конечно же, в первую очередь памятник Елачичу [на главной площади Загреба]. Александр Елачич — либерал английского характера, как и почти все русские мыслители 60-х годов прошлого [19] века. Их сыновья принадлежат к разным политическим лагерям, но все они очень важные и необычайно образованные люди».
Об открытии мемориальной доски упоминает прямой потомок – Мишель Елачич, проживающий в данный момент во Франции, он подробно рассказывает историю рода в ролике «Авторский проект "Шаг в прошлое" - 14 Международный выпуск Бугульма-Франция». Но к большому моему сожалению не упоминает сына Франца Елачича, Михаила.
Также следует упомянуть о новости описанной в газете «Бизнес онлайн», статья «Как Алексей Созинов и Адель Вафин не поделили конюшни Франца Елачича» от 10.08.2015 года говорится о дополнительном фонде, рядом с домом Франца Иосифовича.
«…две виднейшие стоматологические поликлиники республики — федеральная при КГМУ и главная республиканская стоматология — сошлись в непримиримом споре, выясняя, кто из них имеет больше прав на небольшое здание по улице Бутлерова, где сейчас проходят практику студенты-медики. Одним из аргументов в арбитраже стало даже письмо правнука бывшего декана медицинского факультета Казанского императорского университета, которому строение принадлежало в XIX веке».
«Споры разгорелись вокруг одного из корпусов — одноэтажного нежилого здания общей площадью 170,5 кв. метров. В 2ГИС оно обозначено как Бутлерова, 16, корпус 2. Причиной спора послужило то, что на здание бывшей конюшни, которое по документам находится в федеральной собственности, неожиданно в этом году был выдан параллельный документ о том, что оно находится в республиканской собственности».
«Особую примечательность спору придает то, что комплекс зданий по улице Бутлерова, 16 имеет давнюю историю, связанную с медициной. Когда-то он принадлежал знаменитому профессору Францу Елачичу (мемориальная доска установлена на фасаде комплекса), декану медицинского факультета Казанского императорского университета в 1835 - 1861 годах. Как писали СМИ XIX века, профессор, зарабатывая очень хорошие деньги на частной практике, приобрел в Казани дом — двухэтажный и «очень симпатичный», под русскую старину, на улице Ново-Горшечной, ныне Бутлерова. Что касается спорного корпуса, то до революции в нем располагалась конюшня».
«В ходе заседания судья Илгиз Хасаншин даже зачитал письмо праправнука знаменитого лекаря. Приехав из Франции в Казань в начале 90-х прошлого века для торжественного открытия мемориальной доски, тот написал в то время мэру Казани Камилю Исхакову, что считает необходимым «с целью сохранения ансамбля здания нашего родового дома» оставить бывшие конюшни — лабораторные фантомные классы (в которых студенты учатся лечить зубы на макетах голов — прим. ред.) во владении медуниверситета».
Глава II (1870 – 1906)
«Удельная слобода, ивановская стройка, дачи и резиденции»
От объёмной информации о биографических данных династии перейдём в географическое поле исследования и вернёмся к той самой великолепной резной даче, которая по уверениям историков находилась в области перекрёстка нынешних улиц Восход и Восстания. Нет точной даты постройки этого строения, однако предположительная дата сноса – это 1915 год. Многие источники уверяют, что дача была упразднена до революции и принадлежала она Михаилу Францевичу Елачичу, о котором более подробно будет написано позже. В этой части исследования акцент будет направлен на историю развития слобод и строек, вкратце будут охвачены и постройки, принадлежащие видным жителям города тех лет.
В статье «Маршрутный лист. Что исследовать в Московском районе» под авторством Динары Валеевой от 09.09.2020 говорится следующее: «Между парком у ДК и улицей Воровского располагалась Удельная слобода — так называемая казанская лесная дача. Участки сдавали под застройку, образуя новые названия районов — Удельная стройка, Кизическая стройка. Одной из самых известных дач был резной деревянный дом высокопоставленного судебного чиновника Елачича на перекрестке нынешних улиц Восстания и Восход. Сейчас на этом месте стоит ЖК «Восход».
Статья «Два века казанской дачи» под авторством Фариды Бикташ от 11.07.2021 указывает на предположительную дату:
«Известно, что в 1870-х годах в Кизицах располагалась дача фрейлины Елизаветы Лавинской и дача Елачича (современный район улицы Шамиля Усманова). В сосновом Удельном лесу построил дачу табачный торговец и фабрикант Бабакай Иосифович Саатчи, на озере Лебяжьем — Ахметгарай Хасани».
Статья газеты «Бизнес Онлайн», в которой приводится рассказ Сергея Саначина «Кто бы лет 50 назад подумал, что исчезнет Казанский мясокомбинат – этот кормилец города? А «Точмаш», «Татваленок», «Теплоконтроль»?» от 23.06.2012 подробно описывает развитие слобод и строек.
«Долгое время самой северной окраиной в пределах генеральной межи города были именно они. А, если точнее, – пустырь и кладбище Кизической слободки (ныне – квартал между Ленской и Тверской улицами). Далее, за городской чертой (примерно за ул. Тверской) шли земли Управления Государственных Имуществ и Удельного Ведомства.
Эти земли лишь с 1895 года начали сдаваться в аренду желающим здесь поселиться, и в течение 4-5 лет тут возникли самостоятельные, не связанные с Кизической, слободы под общим названием «Новых Строек». Впоследствии из них выделились самостоятельные слободы, эдакие прообразы сегодняшних поселков ИЖС – Ивановская стройка (район Московского рынка), Новая стройка (район магазина «Океан»), Савиновская стройка (еще восточнее), Удельная (часть будущей слободы Восстания севернее ул. Соловецких юнг), Новая Ивановская стройка (восточнее Ивановской и Удельной, за ул. Декабристов).
ИВАНОВСКАЯ И УДЕЛЬНАЯ СЛОБОДЫ БЫЛИ ПРИСОЕДИНЕНЫ К КАЗАНИ В 1924 ГОДУ
Сейчас трудно провести грань между Удельной и Ивановской слободами, потому как Удельная фактически прилепилась к Ивановской и выросла от нее. И некоторые соединившиеся улицы, вошедшие в Ивановскую стройку, получили названия Удельных: Удельная, Удельная 1-я, Удельная 2-я.
С Ивановской стройки вообще началось освоение здесь загородных земель Удельного ведомства (если говорить о западной стороне ул. Декабристов). Это отчетливо иллюстрирует фрагмент «Плана окрестностей гор. Казани», на котором пока еще нет Удельной слободы, и на ее месте – против Церковно-учительской школы или Инородческой семинарии (впоследствии – дирекция Авиастроя; ул. Декабристов, 172) - только лишь началась застройка.
А отчего пошло такое ее название? Есть предположение, что от имени переселившегося из Казани служащего Казанского отделения Государственного банка личного почетного гражданина М. И. Иванова.
Статья «Были Удельные, стали Союзными: история Казани в названиях улиц» авторства Александра Тетерина от 20 февраля 2021 года проекта «Казанские истории» рассказывает о судьбе удельных улиц:
«За Казанкой с этой стороны было несколько слобод: Гривка, Козья, Кижицкая, Удельная (в районе современного перекрестка улиц Декабристов и Гагарина)... Удельное ведомство (государственное учреждение Российской империи, с 1797 по 1917 год осуществлявшее управление имуществом императорской семьи: удельными землями, имениями, а до 1863 года также удельными крепостными крестьянами), которому принадлежала земля, продало ее Казани, и постепенно город стал сдавать участки вновь приобретённой территории под застройку.
В 1927 году почти все улицы Удельной слободы, в том числе улицы Удельные, были переименованы в улицы Союзные».
Дальнейшая справка содержит интересующую нас информацию, далее важными тезисами:
8-я Союзная улица (Казань)
История
Улица возникла в составе Удельной слободы не позднее 1920 года под названием 5-я Удельная; во второй половине 1920-х годов переименована в 8-ю Союзную улицу. Решением Казгорисполкома от 19 октября 1964 года переименована в улицу Восход.
Первоначально улица имела малоэтажную деревянную застройку.
№ 16а — «дача Елачича» (снесена). Построена до революции для члена Казанского окружного суда Михаила Елачича; в советское время в ней располагался детский дом, а затем детский сад № 95.
Перекрёсток 8-ой и 9-ой союзных улиц на плане Казани от 1939 года. Это современное расположение улиц Восход и Восстания, выделенная красным площадь - место расположение бывшей дачи Елачича (Современный ЖК «Восход»). На 1942 год место ещё представляло собой небольшую сосновую рощицу (красная точка) с несколькими строениями, возможно остатками дач или уже строящимся детским садом, но резной дачи Елачича уже давно нет.
Комментарий пользователя социальной сети Татаьяны Гришинойотчасти раскрывает детали её биографии:
«Школа в 60 годы ещё не существовала. Она была построена на месте нашего дома по адресу 6-ая Союзная дом 16, рядом был детский сад, а в нем чудесный деревянный терем. Когда-то в нем размешалась дача Елачича.
Данный район до революции назывался районом Удельных дач, а улицы как на западе назывались по номерам. Позднее все удельные улицы превратились в Союзные. Так, например, улица 13 союзная со временем была переименована в улицу Восход. 6 союзная проходила от Восстания до телецентра.
Наш дом тоже был чьей-то дачей, в советское время здесь находились различные организации типа домоуправлений, а мы жили в крохотном мезонинчике, служащем для украшения. Это была летняя дача, никаких удобств не предусматривалось, не было отопления, воды, страшный туалет во дворе.
Улица не сохранилась, на ее месте появилась Шамиля Усманова. Деревья, сосны, которые росли у нас во дворе, до сих пор ещё стоят в школьном дворе».
В 1912 году Российская Империя на Бородинском поле с большим размахом готовилась отметить 100-летний юбилей кампании 1812 г. Широкое празднование должно было напомнить разночинной публике о былом единении царя и народа, о духовных скрепах, богоизбранности русского мира и уменьшить разрыв между властью и обществом. Как водится, царь решил отдать должные почести и представителям народа, распорядившись к юбилейным торжествам отыскать ветеранов или очевидцев войны. В попытке выслужиться перед начальством чиновники были готовы выполнить любую бредовую идею самодержца.
- Не извольте беспокоиться, доставим самых замечательных стариканов. Они у нас не токмо Наполеона, Петра Великого вспомнят !!!
Очевидцы событий и участники боевых действий в кратчайшие сроки были найдены (назначены) и представлены Николаю II в ходе празднеств.
Князья Иоанн Константинович (справа) и Гавриил Константинович (слева) с ветеранами и очевидцами событий.
Сидят слева на право:
- Аким Винтанюк (возраст 122 года !!!) – фельдфебель Волынского пехотного полка, единственный участник боевых действий доживший до юбилея;
- Пётр Лаптев (возраст 118 лет !!!) - очевидец следования Наполеона и его армии через Свенцяны;
- Степан Жук (возраст 110 лет!!!) - очевидец событий 1812 г;
- Гордей Громов (возраст 112 лет !!!) - очевидец следования французских войск через село Красное;
- Максим Пятаченков (120 лет !!!) - очевидец пребывания французских войск в городе Кирсанов;
Кроме того, есть фотография, на которой, среди представленных царю, числится благообразная старушка 107 лет от роду (хотя в литературе встречаются упоминания о 138 годах !!!), очевидица войны, утверждавшая что видела самого Наполеона !!!
Дожить до столь преклонных годов! Это невероятно! – воскликнет скептик. Ну почему же невероятно, спокойно ответит знакомый с русской действительностью обыватель:
- «У нас писарь в уезде был, в пачпортах год рождения одной только циферкой обозначал. Чернила, шельмец, вишь, экономил. Потом дело прояснилось, его в острог, а пачпорта переделывать уж не стали, документ, всё-таки. Ефимичев, купец, третьего года рождения записан от Рождества Христова, Куликов – второго, Кутякин –первого. - Да, много их тут долгожителей» (цит. из худ. фильма «Формула любви»)
Появление на празднествах ряженых ветеранов сильно позабавило московских обывателей, вызвав язвительные насмешки в адрес местного чиновничества. Уже в эмиграции Александр Куприн описал этот курьёзный эпизод в рассказе «Тень Наполеона». В нём со слов некоего губернатора описывались поиски очевидцев:
«Показывали мне этих Мафусаилов, и чёрт! – ни один никуда не годится. Или врут, как лошади, или ничего не помнят, черти! Найденный, в конце концов, «замечательный старик» складно излагал то, что от него требовалось, но в итоге разошёлся: «Какой он был-то, Наполеон-тот? А вот какой он был: ростом вот с эту берёзу, а бородища - по самые колени и страх какая густая, а в руках у него был топор огромнейший.
Как он этим топором махнет, так, братцы у десяти человек головы с плеч долой! Вот он какой был! Одно слово – ампиратырь!».