Рене Декарт с его «Я мыслю – следовательно, я существую» задал всему человечеству критерий существования. Академичный Зигмунд Фрейд много позже уточнил, что кроме осознанного мыслительного процесса есть бессознательное, в котором содержатся стремления и инстинкты. А Фридрих Перлз, проживший яркую и наполненную событиями жизнь, рассказал своим современникам о том, что ориентиром для жизненных решений и выбора пути вполне могут (и должны) быть простые человеческие переживания.
Чувства имеют значение. Быть живым – значит быть чувствующим. Думать о жизни – значит существовать, сводить своё бытие к позиции отстранённого наблюдателя. Чувства расцвечивают наше существование, делают его полноценным и глубоким, принося с собой опыт, на котором мы можем строить качественно другие отношения с собой и с миром. Они указывают нам на верный выбор, служа своеобразными фонарями на нашем тёмном и довольно запутанном жизненном пути.
И именно с чувствами у современного среднестатистического невротика совсем беда. Большая часть их сдерживается и в контакт не попадает: мы не любим, не радуемся, не плачем при других, не выражаем своих зависти или досады на то, что у нас что-то не получилось. Мы держим лицо – безэмоциональное, мёртвое, которое кажется нам спокойным и полным достоинства. Мы ведём себя прилично, чтобы другие ничего о нас не подумали. Внутри мы тоже замираем, делим переживания на «плохие» и «хорошие», первые подавляем, вторыми гордимся. На этом месте сломано немало терапевтических копий, процессы описаны, выходы понятны.
А вот другая часть чувств, напротив, переживается интенсивно, экстремально, не очень соответствуя реальности и разрушая и своего носителя, и его окружение. Мы стыдимся так, что начинаем избегать мест и объектов, с которыми это переживание связано. Мы попадаем в ярость и начинаем внезапно и необоснованно воевать с теми, с кем раньше были тихими и покладистыми. Мы испытываем генерализованную, расползающуюся тревогу, от которой не можем спать и с которой не можем жить.
Для непроявленных чувств нужны навыки «слышать себя» и «проявлять себя». А вот для разного рода генерализованных эмоций нужен навык, который называется «контейнирование».
Генерализованное чувство – это переживание, которое не имеет границ. Вместо того, чтобы быть удержано и прожито в контексте и к объекту, которые вызвали это переживание, оно расползается на другие стороны жизни и на других людей, вызывая устойчивую и сильную реакцию, которую сложно остановить. Такие чувства мешают нам быть адекватными, лишают возможности свободного выбора и попросту истощают, поскольку требуют много энергии и принимают характер аффекта.
В детстве наши чувства контейнируют наши родители. Это взрослая задача: научить ребёнка справляться со своими переживаниями таким образом, чтобы не подавлять их, но и не превращать в аффект. Родитель впервые учит нас навыкам самоутешения, самоподдержки и нахождения границ. Вырастая, будем использовать их по отношению к себе уже стереотипно - или так же стереотипно будем мучиться их отсутствием.
Это происходит примерно таким образом: представьте себе, что вы ребёнок, который вернулся из детского сада расстроенный потому, что другой ребенок не принял вашу дружбу и предпочёл вашему обществу кого-то ещё. В такой ситуации вы испытываете генерализованные чувства – обиду, гнев, грусть, подозрения, что с вами что-то не так, желание мести. Вы не знаете, как называется то, что с вами происходит, и уж точно не знаете, что со всем этим делать.
В русской традиции родитель, конечно, говорит что-то вроде «Сам виноват, злиться не хорошо, на обиженных воду возят». Но так как мы пытаемся рассмотреть здоровый вариант, давайте попробуем представить себе здоровое родительское послание в такой ситуации. Оно будет примерно таким:
«Я вижу, что ты расстроен. Расскажи мне, что случилось, и я постараюсь тебе помочь, у меня есть для этого время. Да, то, что с тобой случилось, очень неприятно. Я понимаю твою злость и обиду, я бы точно так же чувствовал себя на твоём месте. Но ты можешь быть уверен, что с тобой всё в порядке: возможно, ты и сделал что-то не то, но у других людей есть свои чувства и интересы, которые не имеют к тебе никакого отношения. Возможно, твой друг даже не заметил, что сделал тебе больно, и ты сможешь завтра ему об этом рассказать. К сожалению, не все ведут себя так, как мы того хотим, и я уверен, что и ты сам не всегда делаешь то, чего хотят от тебя. А ещё я думаю, что за сегодняшний день произошло ещё много разных событий, которые могли бы поднять тебе настроение, ты хочешь мне от них рассказать?»
Таким или похожим образом взрослый как бы помещает переживание ребёнка в себя, как в контейнер, и возвращает его обратно с границами, опорой на реальность и поддержкой. Так чувство перестаёт быть генерализованным и становится переживаемым. Теперь ребёнок может как-то обойтись со своей злостью, обидой и печалью без того, чтобы их подавлять и без того, чтобы начать чувствовать себя в принципе отверженным или по умолчанию злым. Выносимые чувства принесут ему новый опыт, который научит его лучше общаться с людьми, миром и самим собой.
Так как с большинством из нас так никогда не разговаривают, мы должны научиться этому самостоятельно. У процесса контейнирования есть три главных составляющих:
- понимание того, что происходит
- нахождение границ переживания
- самоподдержка.
Чаще других трудности контейнирования мы испытываем по отношению к стыду, гневу и тревоге.
Генерализованный стыд – это трудно выносимое или невыносимое переживание того, что со мной что-то не так. Такой стыд не даёт возможности измениться или извиниться, поскольку силён настолько, что его можно только избегать. Мы все попадали в такие ситуации: мы избегаем людей, с которыми связаны наши постыдные переживания, мест, в которых мы вели себя не так, как хотели бы, деятельности, в которой проявились так, что не вызвали у окружающих идеальной поддержки. Один мужчина мне рассказывал о том, что никогда больше не заходил в магазин, в котором ему стало плохо и он должен был обратиться за помощью. Другой – что никогда не показывает свои тексты другим людям, поскольку однажды получил критику. Третий – что избегает отношений, поскольку не уверен в своих сексуальных умениях после одной запоминающейся ночи.
Недавно я была на караоке-вечеринке. Там были люди, поющие профессионально, были и те, кто пел в своё удовольствие, даже если это было не красиво и не правильно. Там была девушка, которая где-то в середине вечера спела одну-единственную песню – нежную колыбельную на польском языке, красивую и проникновенную, но не очень подходящую к настроению вечера, в котором царил громкий рок. Она не получила громких оваций и ушла вскоре после своего выступления, ни на кого не глядя и не поддавшись уговорам компании, с которой она начала вечер.
Это как раз и называется генерализованным, несконтейнированным стыдом. Скорее всего, это чудесная девушка с мягким голосом не умеет справляться с ним самостоятельно и потому нуждается в большом количестве внешней поддержки, которая как бы задаст ей границы. Допустим, она спела бы плохо, но выбрала бы более подходящую песню – тогда по лицам других она бы ощутила, что несмотря на плохое исполнение, она всё равно признана и любима. А тут получилось наоборот.
В такой ситуации, обладая навыками контейнирования стыда, она могла бы сказать себе следующее:
«Похоже, что я выбрала не ту песню. Я знаю, что я хорошо пою, и я вижу, что в баре есть два человека, которым тоже это нравится, но остальные скучают и разговаривают. Что ж, каждый может ошибиться, возможно, я слишком многого требую от этой публики или от себя. Я хочу уйти, но это от обиды, которая не очень адекватна. Я могу остаться и попеть ещё, меня не выгоняют, мои друзья рады, что я здесь. Или я могу просто остаться и слушать других – мне необязательно петь лучше всех или вообще выходить на сцену, чтобы чувствовать себя принятой».
Другое сложное для контейнирования чувство – это гнев. Генерализованный гнев – это ярость, которая проявляется на малозначительные стимулы и остаётся ещё долго после того, как сама ситуация будет закончена.
Так девушка, злясь на своего отца, который никогда в жизни не давал ей опоры и поддержки, злится на всех, кто так же не предлагает ей идеальной опоры – на друзей, у которых могут быть свои дела, на терапевта, который заболел и отменил встречу, на мужа, который недостаточно поддерживает её в её начинаниях и на Бога, который не слышит её и не заботится о ней так, как она того заслуживает. Этот гнев проявляется в обидах и претензиях к близким, а так же в том, что при любой оплошности другого она разрывает контакт и долго и трудно его потом восстанавливает.
Например, полтора года назад после конфликта с бабушкой, в котором та сказала «Можешь вообще не приходить, если тебе это тебе так не нравится», она и не приходит. И не звонит. И не пишет. На бабушкины звонки не отвечает. Если та пишет ей смс – отвечает формально, в стиле «И что?» или «Не знаю». На контакт не идёт. В целом это довольно типичная для неё реакция, просто бабушка, в отличие от всех остальных её знакомых и бывших друзей, попавших в опалу, не сдаётся.
Человек, у которого есть генерализованный гнев, может резко и грубо разрывать отношения и в целом иметь очень узкий социальный круг. Гнев заставляет его разрушать там, где можно растить и развивать. Развитые навыки самостоятельного контейнирования могли бы превратиться в такой диалог с собой:
«То, что произошло между мной и бабушкой, не заслуживает молчания на полтора года. Она не идеальна и наговорила мне грубостей, как и я ей. Но она всё это время проявляет ко мне интерес и желание общаться, так что, возможно, мои выводы о том, что она меня не любит, были преждевременными и основывались лишь на том, что меня в тот момент разозлило. Даже если мне до сих пор обидно – я могу сказать ей об этом и дать ей возможность объясниться или извиниться. Кроме моего гнева, у меня есть и тепло к ней, и благодарность. Возможно, мне стоит больше слушать эти чувства и выйти с ней на контакт. Даже после полутора лет молчания она меня примет».
И, наконец, тревога. Расползающаяся тревога – серьёзный минус к качеству жизни. В приступе тревоги человек не есть, не спит, не может работать, не может полноценно переключаться на другие дела и состояния. Любимые фильмы ему не в радость, на новых книгах не получается сосредоточиться. Генерализованная тревога, в отличие от стыда или гнева, приходит не короткими волнами в ответ на стимулы, а может занимать часы, дни и недели после того, как стимулирование произошло.
Например, молодой мужчина, который мучается приступами тревоги после того, как от него ушла жена. Конечно, у него есть основания для горя, боли и грусти. С ним случилась катастрофа, потеря опоры, после которой ему ещё долго нужно будет восстанавливаться и учиться жить дальше.
Но здоровому процессу горевания может мешать генерализованная тревога: навязчивые мысли о том, где она и с кем она, почему так произошло, что он мог сделать раньше и что он ещё может сделать сейчас. У него растёт напряжение, пропадает сон и аппетит. Он начинает бояться смерти, рака, громких звуков, боится садиться за руль, всерьёз опасается за своё психическое состояние после того, как у него появляется непрекращающийся шум в ушах, с которыми доктора ничего не могут сделать. Работать он может лишь настолько, чтобы не потерять своё место. С друзьями не встречается. Оставшись один, он может только ходить из комнаты в комнату, из угла в угол, гоняя внутри одни и те же мысли, плача, злясь или пребывая в тяжёлой подавленности.
Это очень сложное состояние. Контейнирование в этом случае должно быть не разовым, а многодневным, настойчивым, с большим количеством самоподдержки. Текст – примерно такой:
«Я сейчас имею право на то, чтобы быть несчастным. Со мной произошло очень страшное, очень стрессовое событие, и мне ещё долго предстоит иметь дело с его последствиями. Я не должен быть весёлым, работоспособным, общительным. Но я должен о себе позаботиться, поскольку её уход не отменяет необходимости жить дальше, которая, возможно, позже превратиться в желание жить дальше и делать что-то новое. Она не любит меня, да, но это не значит, что я не достоин любви. Я сделал много плохого, но и много хорошего. Я обычный человек, и причина её ухода – не только во мне, но и в ней самой. Я чувствую сейчас много всего, в основном – боль, гнев и страх, но я могу чувствовать и благодарность, и тепло, и искреннее пожелание счастья. И у меня есть не только эта история: есть мои друзья, которые волнуются за меня сейчас и готовы быть рядом, есть мои родители, которым я нужен. Я всё так же люблю спорт. Мне всё так же нравится мясо на углях. Пожалуй, сегодня мне стоит сходить с друзьями в какой-нибудь бар с хорошей кухней, даже если мне этого совсем не хочется. Мне будет легче. А завтра я попробую понять, что мне делать завтра. Мне не обязательно сейчас решать, как мне прожить всю следующую жизнь. Мне нужно просто продержаться один день, а потом следующий, и так далее».
Никто не должен разрушаться только потому, что он живой, а значит, чувствующий. Чувства делают нас лучше. А мы должны сделать их выносимее.
Источник:http://anastasiadolganova.ru/publikaczii/%D0%BA%D0%BE%D0%BD%...
