Полуавторского - потому что по мастерклассовым видосикам

Незабудка. Кстати, по английски она называется forget-me-not, незабывайка)

Красная яблоня

Шмележжжж и мимозы

Хурма. Ненавижу этот предательсковый фрукт, все время вязкое попадается((( вкусные только сухофрукты, и точка.

Просто яблоня

Фаленопсис. Я манала белые цветы рисовать =__=

Скетчбук, акварель, акварельные карандаши, белила, боль, страдание, психи

Ч е т в е р т а я часть, пишущаяся после долгого перерыва.

Возвратясь из долгого отсутствия поставил полный рюкзак впечатлений посреди комнаты (мне с детства виделся в этом особый смысл—мой сосед по квартире, возвращаясь из похода всегда оставлял рюкзак посреди на какое-то время неразобранным. Он дышал прелыми вещами и приключениями какое-то время. Это важно. ребенком наблюдал это) я прочел третью часть и удивился: нет, не скажу чему. Я начал чесать череп и редкие волосы. Я потрогал языком дырку в зубе. Где мои 16 лет? На... (курсив)

Не «на». Самолет летел, чахоточно покашливая выхлопной трубой.

— Гантенбайн, Гантенбайн, если женщина просит, бабье лето её... — жираф пожевал остывшую трубку и подняв на лоб замасленные очки взглянул вниз. Муха, застрявшая в окуляре, вылезла и потерла лапки у своего виска. — В Балаклаву стало быть? Что ж, и там найдется говно (думает муха). Помню как окурки и банки стукались о борта рыбацких лодок. Плюк! Плюк! Мухе тоже нужны впечатления. Иначе зачем Господь создал муху?

Или вот —вспомнил— шли по молу в Вернацце и Кракелюров решил промочить ноги, сел, слушал тот же хлюп лодочный (правда, вода прозрачна и в ней лучи) и вдруг кто-то кусает за пятку: мама! осьминог!

Ну почему? у нас банки из-под колы, а у них осьминоги.

Или нет, новостная лента приносит новость: господин Т. Пентагон переименовывает в министерство войны. Лена-лена, бум, бум, лена-лена, бум, бум... (курсив)

Но, самолет-то летит.

Я посмотрел комментарий к старой записи, в котором предложил автору развитие событий: мы вернемся в Зоопарк и заберем с собой розмарин. Чтобы и Вирсавий Давидович присоединился. Хо-хо. Где он, Вирсавий? Последний раз я видел его с трубочкой у torre Guinigi. Корни дубовой рощи тогда уже проросли сквозь фасад, в ожидании варваров. И варвары уже бежали по улицам, где-то внизу. Трогали девок и били уличные вазы. Впрочем, я спутал со сном. Это было во сне.

Короче, Склифосовский. Т.е. Вирсавий! Если ты еще не рассеялся на молекулы, вернемся за розмарином? Я нарисую горшок, места на крыльях хватит.

— Вообще я устал. (квадратура Марса и Юпитера... акцент на... вот это всёо-о... — слушаю чтобы не уплыть, а держаться. Не понимаю смысла, меня держат только вибрации говорящего.)

— Я продолжаю беседы с розмарином, но кажется он меня не любит, молчит. Вот томат общительный парень, но его век не долог (в Массандре я видел кусты розмарина, которым не меньше 100 лет, корявые стволы как у кипариса, может великие княжны терли их листики, как я теперь). Один раз, замерев возле куста, я увидел боковым зрением как дернулся помидор, после полива, дернулся другой раз, начал поднимать приникшие листья.

Вирсавий распался на молекулы, поскольку их вместе держало мое внимание. Сейчас я собрал его как Франкенштейн, но надо ли мне и дальше удерживать внимание? Для чего? Зачем вообще писать это. Удерживать тем самым мои (курсив) молекулы, которые уже давно разлетаются по своим частным, молекулярным делам?

Новая работа, по фотореференсу.

Смешанная техника (акварель, маркеры, цветные карандаши, мел в карандаше, белая гелевая ручка), акварельная бумага А4