Сон чудовищ рождает разум
Блинчик был отличным – тонким, кружевным, аппетитным. Пятна румянца на его поверхности напоминали загадочные материки, а запах одурял и вдохновлял одновременно.
Зигфрид поправил салфетку на коленях, улыбнулся блину и нарисовал на нём ответную улыбку из джема. Сложил его несколько раз – улыбка скрылась, но Зигфрид всё равно знал, что она где-то там, и оттого было намного вкусней.
Откусив и прожевав, он поднял глаза. Весь вагон метро в молчаливом ступоре глядел на него.
- Извините, - сказал Зигфрид, разводя руками, - у меня вечно не хватает времени поесть дома.
Звон стекла отвлёк Зигфрида от попытки прочитать одну из книг без текста. Если удавалось достаточно хорошо сконцентрироваться, на белых страницах проступали буквы. Они складывались в те самые мысли, которые Зигфрид крутил в голове, но и это становилось развлечением в его комнате размером десять скук на пятнадцать.
Не то чтобы ему не нравилось размеренное существование. Просто он очень давно осознал себя в этой комнате и понял, что должен тут находиться и что этого никак не изменить. Он просто влачил себя сквозь время, испытывая странную тихую радость и не менее странную меланхолию.
«Стекло. Разбилось. Значит, вот как разбиваются стёкла, - подумал он. – Вот какой звук издаёт окно, когда сквозь него пробирается маленькая девочка».
Сквозь дыру в стекле ощутимо задувало. «Ветер, - подумал Зигфрид. – Движение воздуха – это ветер. Ещё оно может быть сквозняком, ураганом и дуновением».
Девочка, своим визитом подарившая Зигфриду столько новых впечатлений, спрыгнула с подоконника, громко стукнув подошвами сандалий по полу.
Она была милой, пугающей, трогательной и явно сумасшедшей.
- Сорок пятый этаж, - сказал Зигфрид, не особо надеясь на объяснение.
Некоторую часть своей вечности он посвятил изучению соседних небоскрёбов и по ним определил собственное положение. Зигфриды из других зданий занимались тем же.
- Не будь занудой, - отмахнулась девочка.
Она рассматривала его, будто прицениваясь. Обошла со всех сторон, осмотрела обувь, узел галстука, правый зрачок. Потом встала прямо перед ним и требовательно вытянула маленькую розовую ладошку:
- Пить!
- Что? – переспросил Зигфрид.
- Молока!
- У меня нет молока. Есть только книги и стены.
В её глазах, отталкивающе красивых и больших, похожих на те, что смотрят с крыльев бабочек, он прочёл нетерпение.
- Подумай молоко так же, как думал текст книг, - потребовала она.
Пожав плечами, Зигфрид послушно попытался. «Молоко, - старательно думал он. – Молоко».
Посреди комнаты с тихим вздохом возник холодильник. В полном безмыслии Зигфрид открыл его дверцу. На полках было пусто.
- Не совсем то, - сказала девочка. – Ты всерьёз веришь, что оно существует только в холодильнике? Думай именно молоко.
Зигфрид сначала представил свою комнату без холодильника. Удалось легко. Он ведь знал, что в комнате должны быть только книги и стены.
Потом он сосредоточился на молоке, стараясь не думать о том, кто эта девочка и что ей от него нужно в конечном итоге.
«Молоко, - думал он. – Белая жидкость, вкусная, жирная и густая, может быть холодной и горячей. Пенка. Вкусная и невкусная, лёгкая плёнка. Стакан, да, точно, стакан, стеклянный, с тонкими стенками, с какой-нибудь загадочной надписью на дне. Молоко. Навязчивая реклама, сложно открываемая пачка, вкус, запах, послевкусие».
- Неплохо, - сказала девочка, отпивая из стакана. Молоко. – Ты мне подходишь. Потренируйся пока, я ещё приду.
Он тренировался. Он придумал себе новое стекло, заменив им разбитое. Зачем-то придумал новую комнату и кое-какую обстановку. А потом вернулся к книгам.
Зигфрид зашёл в паб с заранее виноватым видом. Его друзья уже ждали. Возле каждого громоздилась целая гора фисташковых скорлупок.
- Извините, ребят, - сказал Зигфрид. – Даже не знаю, как это объяснить. Я посмотрел время на холодильнике.
- У тебя холодильник со встроенными часами? – спросил Артур.
- В том-то и дело, что нет. Там электронное табло, которое показывает температуру в холодильной и морозильной камерах. Совсем как часы.
Зигфрида потрепали по плечу и усадили за столик.
- Так что, выходит, ты опоздал на пятьдесят градусов, а?
В следующий раз она пришла не через окно. Через мгновение темноты – Зигфрид моргнул, а потом понял, что глядит на неё.
- Привет, - сказал он.
- Привет. Ты ведь тот, с кем я в прошлый раз разговаривала?
Зигфрид пожал плечами.
- Я считаю, что холодильник – единственный источник молока.
Девочка кивнула. Её взгляд был цепким, как медвежий капкан. Зигфрид не мог похвастаться таким уж богатым жизненным опытом, но он размышлял целую вечность и был уверен, что маленькие девочки не должны так смотреть.
- Как тебя зовут? – спросил он.
- Это тебе решать, - сказала девочка. И вытащила из кармана с вышитой клубничкой блокнот. – Вот, тебе лучше прочитать это. Проще будет понять.
Блокнот явно пережил многое. Растрёпанный, потерявший обложку, он поразил Зигфрида. В нём были слова. И чтобы прочитать, их не требовалось предварительно создавать.
"Памятка Зигфриду, написана Зигфридом.
Ты – вектор.
Любой твой поступок, даже любая мысль оказывают влияние на этот мир. Но последствия настолько непредсказуемы, что нет смысла на них оглядываться. Наш мир не так существенен, как внешний. Наш мир – разум одного человека.
Я называю его внешним Зигфридом, он себя – просто Зигфридом.
Ты будешь управлять его жизнью. Он во многом самостоятелен, но нуждается в цели. Ты воплощаешь эту цель. Веди его к счастью, к тому, что ты считаешь благом.
Твои ценности станут его ценностями, насколько позволит его личность, на которую тебе не повлиять, разве что постепенно и исподволь".
Зигфрид оторвался от чтения и поглядел на девочку. Она с ногами сидела на его кровати и листала одну из пустых книг.
- Что ты читаешь?
- Свои мысли.
Он заглянул в книгу. Слова были написаны мелко; грязно-серые, цвета много использовавшейся тряпки, они ютились по одному или парами в самом углу страницы.
«Насилие», - было написано на одной странице.
«Смерть, смерть, смерть!» - вопила другая.
«Молоко».
«Гниль».
«Взрыв внутренностей».
Девочка улыбалась, показывая щербинку между передними зубами. Зигфрид даже не знал, чего хочет – погладить её по голове или вытолкнуть в окно. Просто возникший импульс, ничего серьёзного.
Но – захотелось.
- Я буду звать тебя Френни, - сказал он.
Просто «Шизофрения» звучало слишком громоздко для такой кнопки.
- Слушайте, - сказал вдруг Зигфрид, - а вам не кажется, что это всё бессмысленно? Мы ведь живём низачем, без особой цели. Просто живём.
- Понятно всё, - улыбнулся в кружку Артур. – Зигу больше не наливать.
- Нет, ну правда. Абсолютно подвешенное состояние – никаких целей и стремлений, нельзя же так.
- И что? Не стреляться же из-за этого, - философски пожал плечами Виктор.
- Так не должно быть, - упорствовал Зигфрид.
- Но так есть, - ответили ему.
Зигфрид помог Френни взобраться на подоконник. Ему было не по себе от высоты и от того, как близко Френни стоит к краю, как смотрит вниз.
- Я надеялся, у тебя тут воздушный шар или какой-нибудь там перелётный гусь. – Он взял её за локоть, ограждая от возможного падения. – Осторожней.
Френни не обернулась. Её волосы колыхались на ветру неестественно медленно, плавно. Как у утопленницы.
- Ты думаешь, если в подсознании человека некое психическое расстройство упадёт с метафорического сорок пятого этажа, ему что-то будет? – спросила она.
Зигфрид не знал, что ответить, но руку не разжал.
- Мы наверняка можем спуститься вниз не настолько быстрым способом, - осторожно сказал он.
- Можем. Залезай.
Зигфрид вскарабкался на подоконник. Земля отдалилась всего лишь на метр, но страх возрос многократно. Стена небоскрёба казалась изогнутой, как брюхо гигантской змеи, внизу плескалась темнота.
- Я бы даже сказал, что предпочтителен самый медленный способ из всех возможных, - Зигфрид очень надеялся, что в голосе не звучит тот ужас, что вызывает у него высота, а главное, то, чем эта высота кончается.
- Так нельзя. Без вектора человек долго не проживёт и ничего толкового не совершит.
Френни провела носком сандалии по воздуху, который тут же задрожал, сгустился. Неприятный звук резанул уши, в глазах у Зигфрида зарябило. Полупрозрачная тропа пролегла от окна к теряющейся вдали земле. Френни спрыгнула с подоконника и пошла по ней, ступая уверенно и просто.
Зигфрид помедлил.
- Что это? – спросил он, присев на корточки и изучая странную дорожку.
Френни остановилась, обернулась с явным нетерпением.
- Это визг. Какая разница, что это, если по нему можно идти?
Он сделал шаг. Тропа чуть проседала под ногами, но держала вес. И никуда не исчезала.
Окна небоскрёбов были черны до слепоты, лишь в некоторых виднелись лица прижавшихся к стёклам Зигфридов. Под их пристальными взглядами Зигфрид шёл, догоняя Френни и сжимая в руках блокнот одного из предшественников и свою самую любимую книгу без текста.
Они шли долго. Бесконечно долго. Казалось, даже дольше, чем Зигфрид существовал в замкнутой комнате, не ожидая звона стекла и визита странной девочки.
Обступающие с обеих сторон небоскрёбы были абсолютно безликими, словно копии копий, забывшие сами себя. Уже трудно было понять, в каком из них жил когда-то один из миллиона Зигфридов, один из несметного числа возможных векторов, который теперь получил свободу и ответственность. От этой мысли становилось и хорошо, и колко в груди.
Они шли. Френни насвистывала себе под нос что-то ужасно немелодичное. Тропа подрагивала в такт её свисту, становилась то скользкой, то вязкой, кренилась и изгибалась. То ли танцевала, то ли пыталась сбросить досадную помеху.
- Добро пожаловать в мир упавшей восьмёрки, - Френни сделала жест руками, указывая на всё вокруг – на небо цвета палитры неряшливого художника, на небоскрёбы, на крылатую гору вдали. – Этот район мы называем Манхэттеном. Тут живут Зигфриды.
- Понятно. А куда мы идём?
- В пустыню Управления.
Зигфрид окинул взглядом улицу, полную небоскрёбов, как кукурузный початок – зёрен.
- В пустыню? Далеко идти придётся.
Зигфрид поправил салфетку на коленях, улыбнулся блину и нарисовал на нём ответную улыбку из джема. Сложил его несколько раз – улыбка скрылась, но Зигфрид всё равно знал, что она где-то там, и оттого было намного вкусней.
Откусив и прожевав, он поднял глаза. Весь вагон метро в молчаливом ступоре глядел на него.
- Извините, - сказал Зигфрид, разводя руками, - у меня вечно не хватает времени поесть дома.
Звон стекла отвлёк Зигфрида от попытки прочитать одну из книг без текста. Если удавалось достаточно хорошо сконцентрироваться, на белых страницах проступали буквы. Они складывались в те самые мысли, которые Зигфрид крутил в голове, но и это становилось развлечением в его комнате размером десять скук на пятнадцать.
Не то чтобы ему не нравилось размеренное существование. Просто он очень давно осознал себя в этой комнате и понял, что должен тут находиться и что этого никак не изменить. Он просто влачил себя сквозь время, испытывая странную тихую радость и не менее странную меланхолию.
«Стекло. Разбилось. Значит, вот как разбиваются стёкла, - подумал он. – Вот какой звук издаёт окно, когда сквозь него пробирается маленькая девочка».
Сквозь дыру в стекле ощутимо задувало. «Ветер, - подумал Зигфрид. – Движение воздуха – это ветер. Ещё оно может быть сквозняком, ураганом и дуновением».
Девочка, своим визитом подарившая Зигфриду столько новых впечатлений, спрыгнула с подоконника, громко стукнув подошвами сандалий по полу.
Она была милой, пугающей, трогательной и явно сумасшедшей.
- Сорок пятый этаж, - сказал Зигфрид, не особо надеясь на объяснение.
Некоторую часть своей вечности он посвятил изучению соседних небоскрёбов и по ним определил собственное положение. Зигфриды из других зданий занимались тем же.
- Не будь занудой, - отмахнулась девочка.
Она рассматривала его, будто прицениваясь. Обошла со всех сторон, осмотрела обувь, узел галстука, правый зрачок. Потом встала прямо перед ним и требовательно вытянула маленькую розовую ладошку:
- Пить!
- Что? – переспросил Зигфрид.
- Молока!
- У меня нет молока. Есть только книги и стены.
В её глазах, отталкивающе красивых и больших, похожих на те, что смотрят с крыльев бабочек, он прочёл нетерпение.
- Подумай молоко так же, как думал текст книг, - потребовала она.
Пожав плечами, Зигфрид послушно попытался. «Молоко, - старательно думал он. – Молоко».
Посреди комнаты с тихим вздохом возник холодильник. В полном безмыслии Зигфрид открыл его дверцу. На полках было пусто.
- Не совсем то, - сказала девочка. – Ты всерьёз веришь, что оно существует только в холодильнике? Думай именно молоко.
Зигфрид сначала представил свою комнату без холодильника. Удалось легко. Он ведь знал, что в комнате должны быть только книги и стены.
Потом он сосредоточился на молоке, стараясь не думать о том, кто эта девочка и что ей от него нужно в конечном итоге.
«Молоко, - думал он. – Белая жидкость, вкусная, жирная и густая, может быть холодной и горячей. Пенка. Вкусная и невкусная, лёгкая плёнка. Стакан, да, точно, стакан, стеклянный, с тонкими стенками, с какой-нибудь загадочной надписью на дне. Молоко. Навязчивая реклама, сложно открываемая пачка, вкус, запах, послевкусие».
- Неплохо, - сказала девочка, отпивая из стакана. Молоко. – Ты мне подходишь. Потренируйся пока, я ещё приду.
Он тренировался. Он придумал себе новое стекло, заменив им разбитое. Зачем-то придумал новую комнату и кое-какую обстановку. А потом вернулся к книгам.
Зигфрид зашёл в паб с заранее виноватым видом. Его друзья уже ждали. Возле каждого громоздилась целая гора фисташковых скорлупок.
- Извините, ребят, - сказал Зигфрид. – Даже не знаю, как это объяснить. Я посмотрел время на холодильнике.
- У тебя холодильник со встроенными часами? – спросил Артур.
- В том-то и дело, что нет. Там электронное табло, которое показывает температуру в холодильной и морозильной камерах. Совсем как часы.
Зигфрида потрепали по плечу и усадили за столик.
- Так что, выходит, ты опоздал на пятьдесят градусов, а?
В следующий раз она пришла не через окно. Через мгновение темноты – Зигфрид моргнул, а потом понял, что глядит на неё.
- Привет, - сказал он.
- Привет. Ты ведь тот, с кем я в прошлый раз разговаривала?
Зигфрид пожал плечами.
- Я считаю, что холодильник – единственный источник молока.
Девочка кивнула. Её взгляд был цепким, как медвежий капкан. Зигфрид не мог похвастаться таким уж богатым жизненным опытом, но он размышлял целую вечность и был уверен, что маленькие девочки не должны так смотреть.
- Как тебя зовут? – спросил он.
- Это тебе решать, - сказала девочка. И вытащила из кармана с вышитой клубничкой блокнот. – Вот, тебе лучше прочитать это. Проще будет понять.
Блокнот явно пережил многое. Растрёпанный, потерявший обложку, он поразил Зигфрида. В нём были слова. И чтобы прочитать, их не требовалось предварительно создавать.
"Памятка Зигфриду, написана Зигфридом.
Ты – вектор.
Любой твой поступок, даже любая мысль оказывают влияние на этот мир. Но последствия настолько непредсказуемы, что нет смысла на них оглядываться. Наш мир не так существенен, как внешний. Наш мир – разум одного человека.
Я называю его внешним Зигфридом, он себя – просто Зигфридом.
Ты будешь управлять его жизнью. Он во многом самостоятелен, но нуждается в цели. Ты воплощаешь эту цель. Веди его к счастью, к тому, что ты считаешь благом.
Твои ценности станут его ценностями, насколько позволит его личность, на которую тебе не повлиять, разве что постепенно и исподволь".
Зигфрид оторвался от чтения и поглядел на девочку. Она с ногами сидела на его кровати и листала одну из пустых книг.
- Что ты читаешь?
- Свои мысли.
Он заглянул в книгу. Слова были написаны мелко; грязно-серые, цвета много использовавшейся тряпки, они ютились по одному или парами в самом углу страницы.
«Насилие», - было написано на одной странице.
«Смерть, смерть, смерть!» - вопила другая.
«Молоко».
«Гниль».
«Взрыв внутренностей».
Девочка улыбалась, показывая щербинку между передними зубами. Зигфрид даже не знал, чего хочет – погладить её по голове или вытолкнуть в окно. Просто возникший импульс, ничего серьёзного.
Но – захотелось.
- Я буду звать тебя Френни, - сказал он.
Просто «Шизофрения» звучало слишком громоздко для такой кнопки.
- Слушайте, - сказал вдруг Зигфрид, - а вам не кажется, что это всё бессмысленно? Мы ведь живём низачем, без особой цели. Просто живём.
- Понятно всё, - улыбнулся в кружку Артур. – Зигу больше не наливать.
- Нет, ну правда. Абсолютно подвешенное состояние – никаких целей и стремлений, нельзя же так.
- И что? Не стреляться же из-за этого, - философски пожал плечами Виктор.
- Так не должно быть, - упорствовал Зигфрид.
- Но так есть, - ответили ему.
Зигфрид помог Френни взобраться на подоконник. Ему было не по себе от высоты и от того, как близко Френни стоит к краю, как смотрит вниз.
- Я надеялся, у тебя тут воздушный шар или какой-нибудь там перелётный гусь. – Он взял её за локоть, ограждая от возможного падения. – Осторожней.
Френни не обернулась. Её волосы колыхались на ветру неестественно медленно, плавно. Как у утопленницы.
- Ты думаешь, если в подсознании человека некое психическое расстройство упадёт с метафорического сорок пятого этажа, ему что-то будет? – спросила она.
Зигфрид не знал, что ответить, но руку не разжал.
- Мы наверняка можем спуститься вниз не настолько быстрым способом, - осторожно сказал он.
- Можем. Залезай.
Зигфрид вскарабкался на подоконник. Земля отдалилась всего лишь на метр, но страх возрос многократно. Стена небоскрёба казалась изогнутой, как брюхо гигантской змеи, внизу плескалась темнота.
- Я бы даже сказал, что предпочтителен самый медленный способ из всех возможных, - Зигфрид очень надеялся, что в голосе не звучит тот ужас, что вызывает у него высота, а главное, то, чем эта высота кончается.
- Так нельзя. Без вектора человек долго не проживёт и ничего толкового не совершит.
Френни провела носком сандалии по воздуху, который тут же задрожал, сгустился. Неприятный звук резанул уши, в глазах у Зигфрида зарябило. Полупрозрачная тропа пролегла от окна к теряющейся вдали земле. Френни спрыгнула с подоконника и пошла по ней, ступая уверенно и просто.
Зигфрид помедлил.
- Что это? – спросил он, присев на корточки и изучая странную дорожку.
Френни остановилась, обернулась с явным нетерпением.
- Это визг. Какая разница, что это, если по нему можно идти?
Он сделал шаг. Тропа чуть проседала под ногами, но держала вес. И никуда не исчезала.
Окна небоскрёбов были черны до слепоты, лишь в некоторых виднелись лица прижавшихся к стёклам Зигфридов. Под их пристальными взглядами Зигфрид шёл, догоняя Френни и сжимая в руках блокнот одного из предшественников и свою самую любимую книгу без текста.
Они шли долго. Бесконечно долго. Казалось, даже дольше, чем Зигфрид существовал в замкнутой комнате, не ожидая звона стекла и визита странной девочки.
Обступающие с обеих сторон небоскрёбы были абсолютно безликими, словно копии копий, забывшие сами себя. Уже трудно было понять, в каком из них жил когда-то один из миллиона Зигфридов, один из несметного числа возможных векторов, который теперь получил свободу и ответственность. От этой мысли становилось и хорошо, и колко в груди.
Они шли. Френни насвистывала себе под нос что-то ужасно немелодичное. Тропа подрагивала в такт её свисту, становилась то скользкой, то вязкой, кренилась и изгибалась. То ли танцевала, то ли пыталась сбросить досадную помеху.
- Добро пожаловать в мир упавшей восьмёрки, - Френни сделала жест руками, указывая на всё вокруг – на небо цвета палитры неряшливого художника, на небоскрёбы, на крылатую гору вдали. – Этот район мы называем Манхэттеном. Тут живут Зигфриды.
- Понятно. А куда мы идём?
- В пустыню Управления.
Зигфрид окинул взглядом улицу, полную небоскрёбов, как кукурузный початок – зёрен.
- В пустыню? Далеко идти придётся.