Только что Путин выступил перед нацией на фоне нового памятника, посвященного битве подо Ржевом: солдат, по стихотворению Гамзатова, превращается в журавлей. Одни удивлялись неприятному виду президента, но другие, более внимательные, заметили, что и солдат не слишком–то хорош. Почему? Я не скульптор и не искусствовед, но всё же я архитектор, а архитектура тоже искусство пластическое, так что я могу объяснить дело достаточно профессионально.

Поверхностные ассоциации: дементор

Многие заметили, что солдат живо напоминает зловещих персонажей саги о Гарри Поттере, дементоров, а также и назгулов из саги о Кольце. В чем дело? Их объединяет то, что они являются оболочками, принявшими форму человека, но на самом деле пустыми; не имея ничего видимого и ощутимого под слоем ткани, они как бы движутся зловещей силой. У дементоров и назгулов пустоту выдает то, что капюшон спереди приоткрыт, но лица за ним нет. У солдата всё еще хуже – фальшивая оболочка включает в себя лицо, и если бы солдат сидел в окопе, то трудно было бы понять, что перед нами нечисть; но как только солдат поднялся над землей, стало видно, что у него нет массивного тела – загляните в него снизу, и вы увидите внутреннюю сторону его оболочки. Кроме того, у нашего солдата нет еще и ног, вся нижняя часть его пустотелой фигуры–обманки распадается на отдельных журавлей. В общем, вид демонический и страшный.

Символический замысел и бестолковое исполнение

Ладно, отстанем от дементора. Представим, что пустотелые солдаты – это нормально. По исходному стихотворению, солдаты, с кровавых не пришедшие полей, не в землю нашу полегли когда–то, а превратились в белых журавлей.

На нашем памятнике всё наоборот. По общему художественному закону, когда какое–либо произведение изображает событие, разворачивающееся во времени, то все участники движутся от прошлого к будущему, то есть развернуты спиной к прошлому, лицом к будущему. Таким образом, если солдат превращается в журавлей, то журавли должны разлетаться от солдата. Но на нашем памятнике журавли летят наверх, глядя на солдата, причем по мере поднятия вверх они летят всё плотнее и плотнее. Таким образом,скульптор изобразил нечто противоположное: журавли слетаются и собираются в массу, превращаясь в огромного фальшивого, пустотного солдата.

Для примера посмотрим вот на этот памятник, весьма шаблонный и дурацкий. Даже его создатели знали, как в пластике выражается последовательность событий: если солдаты разных времен смотрят направо, то и время идет слева направо, то есть самый древний из солдат стоит слева. А вот авторы ржевского мемориала этих элементарных правил не уразумели.

Не меньше проблем и с тем, что в стихотворении много солдат превращается в много журавлей, то есть, по всей видимости, один солдат становится одним журавлем. Это почтенный сказочный мотив – вспомним хотя бы царевну–лягушку. Можно ли допустить, чтобы царевна превратилась во множество лягушек, а после целования всех лягушек они снова собрались бы в одну царевну? Как–то не верится.

А между тем, наш солдат воспроизводится (в кошмарном виде дементора) из нескольких десятков журавлей. Выходит, что множество солдат не в землю нашу полегли когда–то, а превратились в множество белых журавлей, а затем эти журавли собрались в одну огромную оболочку, имитирующую одного гигантского солдата. Видимо, чтобы призвать граждан РФ голосовать за обнуление.

Глубже: вербальная и пластическая идея

Если залезть в дебри искусствоведения поглубже, то мы заметим, что проблема не только в сходстве с дементором. Памятник буквально воспроизводит (опустим то, что это получилось кое–как) вербальную идею стихотворения Гамзатова – солдаты превращаются в журавлей, но в нем отсутствует специфическая для скульптуры пластическая художественная идея.

По существу дела, памятник является технической объемной иллюстрацией к стихотворению, не относясь к искусству скульптуры в той же мере, что картинки в инструкции по монтажу посудомоечной машины не относятся к художественной графике. Да, пропорции тела верные, да на солдата в целом похоже – ну так ведь и посудомоечная машина в инструкции тоже нарисована в верной пропорции. Искусство же заключается не в том, в нем есть нечто специфичное, что вне данного искусства существовать не может.

Если объяснить короче, то вербальную идею иногда можно выразить в скульптуре, но проще, понятнее и ярче она выражается словами. А пластическую идею, наоборот, иногда можно изложить словами, но она сильнее, понятнее выражается в трехмерном объекте, то есть в скульптуре.

Есть вербальные идеи, плохо передаваемые (или вовсе не передаваемые) пластическими средствами. Например, в бронзе тяжело изваять огонь, пар, дым, разноцветные объекты, полупрозрачные объекты. Увы, солдата, разлетающегося на отдельных журавлей, изобразить в бронзе можно, но выйдет плохо, лучше и не начинать - что мы и видим на примере ржевского мемориала. Вербальная идея (в принципе не обязательная для памятника) всегда должна быть такой, чтобы она была выразима доступными пластическими средствами.

Посмотрим, для примера, на памятник студентам Геттингенского университета, погибшим на Первой мировой войне. Вербальная идея есть: скорбящие соратники несут тело погибшего. Но это только малая часть того, что говорит нам памятник. Сколько в нем еще другого, важного, выраженного специфическими для скульптуры пластическими средствами! Как ярко, например, дан контраст между озверением несущих тело (переданным не только через мускулистость, но и через искажение пропорций фигур) и чистым, тонким, вдумчивым лицом того, кто повернулся к зрителю. Смерть одновременно показана не только как горе, но и как покой – в то время как фигуры живых пропитаны изнеможением. И это далеко не все пластические идеи, вложенные в памятник. Он открыт для интерпретаций, и каждый может увидеть в нем что-то свое, найти памятнику другое объяснение. Вы вдумываетесь в настоящее художественное произведение - и оно начинает раскрываться перед вами.

Всё это богатство художественных идей, сложность и неоднозначность интерпретаций напрочь отсутствуют в ржевском солдате. Он не более чем огромный дурацкий манекен, насаженный на основание вышки сотовой связи. Стыдно ваять такую дрянь.

Что делать? Рекомендую всем посмотреть великолепный фотопроект "Горе побежденных" (vova.pomortzeff.com/german/ru), посвященный немецким памятникам погибшим в Первую мировую войну. Это очень большое искусство, всё экспрессивно, свежо, эмоционально, весьма разнообразно. Я не думаю, что сегодня надо работать именно так, прошло 90 лет, искусство сегодняшнего дня должно быть другим. Но иметь таланты и уметь творить надо и сегодня.

Со стены мемориального комплекса уже пропадают таблички с именами жителей села Старая Кобуска, погибших в годы Великой Отечественной

- Вот мой отец... Здесь его фамилия.... - Николай Чебан гладит рукой полинявшие от непогоды буквы «В.З.Чебан» его сын. Он сам давно уже старше своего отца, погибшего в 1945-м в Чехословакии. - Ему было 35, когда он погиб. А вот брат отца, Абрам Захарович...

Нам в редакцию позвонил житель села Старая Кобуска Новоаненского района Дмитрий Дунай. Он всю жизнь выписывает «Комсомолку», страшно сказать, уже 58 лет!

- Приезжайте! - попросил нас Дмитрий Леонтьевич. - Мы уже не знаем, что делать!

И мы поехали.

«Получил пинок под зад от румынского жандарма, когда подкармливал евреев в гетто»

До Старой Кобуски, оказывается, не так просто доехать. Одна дорога из-за ремонта моста закрыта, трясемся по другой — проселочной. Село — небольшое, около 2400 жителей. Но село выглядит пустым. Понятно, почему: кто - в поле, кто — за границей, на заработках. Дмитрию Леонтьевичу — 84 года. Несмотря на возраст, он бодр и активен.

Мы стоим у сельского воинского мемориала. Вернее, у того, что от него осталось. Гипсовый солдат, устало прислонившийся к винтовке, похож на окруженца, перешедшего через линию фронта, к своим спустя месяц блужданий по немецким тылам. Только этот солдат, хоть и вышел к своим, но встретили его тут неласково. Гипсовая штукатурка везде облезла, осыпается от одного прикосновения руки, его лицо настолько изъедено ветрами, дождями и снегами, что может вызвать только оторопь и вселяет страх. Вечный огонь, обрамленный пятиконечной звездой, давно потух, его уже не разжечь. Мемориальные дощечки еще висят, правда, одна из них исчезла. А ведь на них выбиты имена жителей Старой Кобуски, которые не вернулись с войны. Всего 72 человека, вернее, аж 72 человека, крестьянина, которые могли бы заниматься самым мирным трудом на земле, растить детей и выращивать урожай, давить виноград, женить сыновей, а дочурок выдавать замуж, а потом возиться с внуками...

- Этому памятнику уже более 30 лет, - вздыхает Майя Куптор. - Я без слез не могу смотреть, во что он превратился сегодня...

Женщина, на самом деле, отворачивается, чтобы утереть набежавшие слезы.

- Я сам кишиневец, родился на улице Измаильской, 94! - с гордостью говорит Дмитрий Дунай. - Мне было семь лет, когда война началась. Помню, как немцы и румыны бомбили Кишинев в 41-м и как наши бомбили в 44-м, в субботу, как раз перед Троицей. Помню, как на улице Сфынтул Георге в Кишиневе сгоняли в гетто евреев и цыган. Тысяч сорок человек. Горожане их подкармливали. Их в гетто неделю продержали, в потом ночью построили в колонну, вывели на Измальскую улицу и пешком погнали в Дубоссары, где и расстреляли. Я еще пинком по заднице от румынского жандарма получил, когда полез в гетто, чтобы дать хлеба голодным. Это же люди... Как все это не помнить?!

Дмитрий Леонтьевич еще помнит, как встречали советские войска в 1944 году:

- Люди плакали! Цветы кидали!

При советской власти памятник и сам мемориальный комплекс всегда был в порядке.

- Каждый год ко Дню Победы подкрашивали, реставрировали, - делится со мной Анатолий Сырбу, служивший в железнодорожных войсках, строивших Байкало-Амурскую магистраль. БАМ навсегда в его сердце, как и СССР, как и память о той войне - А как Союз распался. Перестали! Кончился Союз и памятник никому оказался не нужен.

Еще лет десять после этого памятник, да и весь мемориальный комплекс, еще держался без ремонта и реставрации.

- Куда мы ни обращались, все без толку! - продолжает Дмитрий Леонтьевич. - Потому и позвонил вам, так как всю жизнь выписываю «Комсомолку». Я никогда никого не беспокоил по личному поводу, но тут ведь дело такое...

И День Победы у нас в селе торжественно уже давно не празднуется. - вздыхает Майя Куптор. - И школьники не приходят возложить цветы к памятнику советскому солдату...Привести их сюда и что они увидят?!

«Люди готовы отдать последнее, чтобы вернуть памятник в прежнем виде!»

Николай Чебан гладит загрубевшей стариковской рукой выцветшие на мемориальной доске буквы, составляющие все, что осталось от солдата Василия Чебана, павшего в Чехословакии, освобождая Европу от фашизма:

- Мы ведь последние остались, кто знал этих людей, погибших во время Великой Отечественной. Там фамилии моих родственников, соседа, который я помню.

На реставрацию памятника необходимо примерно 30 тысяч леев.

- Мы даже решили собирать деньги сами, всем селом, - говорит Дмитрий Леонтьевич. - Но село у нас такое бедное, так обокрали во время приватизации, не дай Бог, работы у людей нет...Но стыдно же пойти к старухе и попросить у нее 15 леев! Люди готовы отдать последнее, но не стоит у них брать деньги!

Да, село — небогатое. Это видно хотя бы потому что в самом центре, недалеко от здания примарии есть две точки, где продают одежду и домашнюю утварь сэконд-хэнд. Детская обувь стоит 15 леев, мужская рубашка — 15. Эти торговые точки и формируют современный стиль моды жителей села Старая Кобуска.

- Мы необходимую сумму никогда не соберем! - машет рукой Дмитрий Леонтьевич. - А односельчане каждый меня спрашивают: «Когда памятник будете делать?» Что им отвечать? Может, нам Россотрудничество поможет, слышали, что есть такая организация в Кишиневе...

- Есть у нас в селе унионисты, которые с радостью бы уничтожили этот памятник. Их крайне мало. Но они командуют и в примарии, и везде, - вступает в разговор Дмитрий Дунай.

- Я, как бывший военнослужащий, не могу смотреть на это уродство, поэтому День Победы еду праздновать в Шерпены, - говорит Анатолий Сырбу.

- Я с внуком прихожу сюда, рассказываю ему, что был Советский Союз, была война, эти люди погибли за Родину. Внук вечером спрашивает маму: «Вот мне бабушка рассказала. Что, могут придти к нам и нас убить?!». - рассказывает Майя Куптор.

- Что мы нашим детям оставим?! - спрашивают старики. - Последний ветеран войны, Чебан Петр, три года назад умер. Надо же детям показать, какие люди жили когда-то, что они совершили, как они умирали за Родину!

Источник ( с видео и комментарием примара села)

60 лет назад, 5 ноября 1957 г. в Болгарии открыт памятник советским воинам-освободителям - знаменитый «Алёша»

Как то чаще вспоминается солдат из Трептов-Парка. А ведь да, есть и Алеша. Помню, в школе учили песню.

Идея соорудить на холме Бунарджик монумент в честь советских воинов-освободителей родилась у жителей Пловдива ещё в 1948 году. Инициатива целиком исходила «снизу», от народа, без всякой рекомендации «сверху». 9 мая 1948 года был создан Общегородской инициативный комитет по строительству памятника советским солдатам, в состав которого вошли общественные деятели, архитекторы, художники, писатели и преподаватели. Возглавил его начальник Пловдивского военного гарнизона, генерал Асен Греков. В тот же день была сделана символическая кладка основания памятника.

Прообразом памятника является рядовой сводной роты 3-го Украинского фронта Алексей Иванович Скурлатов, бывший стрелок 10 отдельного лыжного батальона 922 стрелкового полка, переведённый из-за тяжёлого ранения в связисты. В 1944 году он восстанавливал телефонную линию Пловдив — София.

В Пловдиве Алексей Иванович подружился с рабочим телефонной станции Методи Витановым, участником болгарского Сопротивления. Методи Витанов передал фотографию Алексея скульптору Василу Родославову и тот создавал памятник, основываясь на этом изображении.

В 1966 году поэтом Константином Ваншенкиным и композитором Эдуардом Колмановским была написана песня, посвящённая пловдивскому памятнику, которая так и называлась — «Алёша». До 1989 года эта песня являлась официальным гимном города Пловдив.

https://masterok.livejournal.com/4010530.html?utm_referrer=h...

https://ru.wikipedia.org/wiki/Алёша_(памятник,_Пловдив)