Показательный разнос подчиненных в самом разгаре.
– Упустили?! – Сыч неистовствует. – Почему сразу не посмотрели?
На увеличенном изображении – летящее на обочину тело. При стоп-кадре и достаточном приближении явно узнается цель номер два.
– Был почти в руках. Дармоеды!
Опущенные головы. Подледное настроение. Жалкое оправдание:
– Выполняли приказ – брать «Ладу»…
– А думать – отдельно надо приказывать?!
Дармоеды умолкают окончательно.
Одна из групп с согласия босса отправляется прочесывать район предполагаемого нахождения Матвеева. Пусть поздно, но шанс есть. Шанс всегда есть, если не сидеть сложа руки. А если попутно включать голову – шансов становится очень много.
Побитые для острастки Саня и Тоха, представленные главе холдинга как Александр и Антон, изображают понурых осликов – свесили ушки и носы, смотрят в пол и стараются быть прозрачными. Печальное, душераздирающее зрелище. Они уже все рассказали. Антон немного, Александр, протрезвевший после первого же удара, намного больше.
– Лиза, говоришь? – хмыкает Сыч, глядя сквозь как бы действительно ставшего невидимым Саню.
Саня быстро кивает.
– Елизавета Крамер? – повторяет Сыч имя и фамилию девушки, за которую Саня бился с Кириллом.
До дармоедов доходит. Сотрудница «Риэлтинга». У дома недавно выставлено и образцово мерзнет наблюдение. А она в это время…
Из-за своего стола на все это с интересом смотрит Жанна.
– Найти? Доставить? Допросить? – бьет всеобщий энтузиазм.
Нашлось Дело. Значит, появилась безболезненная возможность прекратить застопорившийся разнос до появления жертв со стороны мирного и немирного населения.
В дверях холла, где собралась вся честная компания, неслышно материализуется охранник.
– Борис Борисович, посмотрите.
– Что?
– Из этого такси следили. – На настенную панель выводится изображение. – Мы хотели проверить, они уехали.
– Приблизь.
Фокус камеры наезжает на маленький «Пежо», быстро вырастающий до размеров «Белаза». Теперь хорошо видны завалившийся на подголовник дрыхнущий водитель и дорого одетая волоокая барышня. Барышня не отводит взора с окон офиса, словно в ожидании суженого.
Жанна, случайно оказавшаяся в эпицентре вечерних событий, узнает:
– Лиза!
– Крамер? – Сыч не столько встревожен или удивлен, сколько просто задумчив. Он рассеянно глядит на изображение умчавшейся Лизы. – Какое любопытное совпадение, не правда ли? Неплохо бы поговорить. Пошлите к ней…
– Не надо никого посылать. Уже поговорили. – Судорожная улыбка на губах Жанны.
Все взгляды устремляются на нее.
– Рассказывай, – звучит команда начальника. – Нет. Пойдем в кабинет.
Недоуменный вопрос охраны:
– А этих куда?
Саня и Тоха съеживаются до размеров отрицательных величин.
– Пока в подвал. До понедельника. – Сыч добр. – Потом пусть катятся на все стороны.
– Там конокрады.
– Кто?
– Эти, которые у вашей сестры машину увели, ваш подарок. К ним подселить?
– Тех показательно наказать. А этих отдельно. Места, что ли, мало?
Сыч скрывается в кабинете. Жанна идет за ним. Все остальные, кроме охраны, забравшей новых подвальных жителей, остаются ждать дальнейших распоряжений.
– Садись. – Сыч указывает напротив стола, бухается в свой начальственный трон и скрещивает руки. – Итак?
– Я говорила с Лизой. – Закрыв за собой дверь, Жанна присаживается.
Сычу не до ее коленок.
– Уже понял. Скажи главное, что мне чрезвычайно интересно: можешь объяснить, как у Кирилла Матвеева, которого по моему указанию ищут все и каждый, оказались куртка и шапка Алекса?
– Что?! – Ее ресницы взлетают до бровей.
Не дававшие покоя подозрения сначала привели среди ночи в офис, теперь подпитались дополнительными аргументами. И получили новый вектор.
Сыч доволен эффектом.
– Кстати, принеси. Эти дурни не удосужились даже досмотреть.
Жанна бежит за вещами и через минуту возвращается удивленная:
– Вещей нет.
– Я сам видел! – Сыч стучит по кнопке спикерфона: – Где куртка и шапка из машины?!
Дверь приоткрывается. Водитель «Тахо». Взгляд в пол:
– В машине остались.
– Так неси!
– Не в нашей. В их машине. В «Ладе», из которой их взяли в частном секторе. Никто же не думал…
- - - - - - -

– Меня?! – Ощущение нереальности. Тем не менее, Кирилл говорит в принятую трубку чужого домашнего телефона: – Алло?
– Кирилл, как понимаю? – Голос искусственно глух и скрипуч. Мужчина явно не желает последующего опознания.
– С кем?..
– Догадайся. Трудновато было тебя найти. К тому же, не особенно хотелось – условий ты не выполнил.
– Где Алена?!
– У нее все хорошо.
– А Павлик? Он у вас?!
– И с ним все хорошо. Пока.
Оба вместе! Ура! Конечно, если похититель не блефует.
– Хотите увеличить сумму? – доходит до Кирилла.
– Нет. – В голосе слышна усмешка. – Но ты прав, условия пересмотрены. Выкуп отменяется.
Холодный ужас. Кирилл чувствует в тоне похитителя нечто непоправимое. Непредставимое. Страшное.
– На вполне логичную просьбу не подключать посторонних ты наплевал, что сразу похоронило наш вполне посильный деловой договор, – несется из трубки. – И тем не менее, мы не будем нелюдями. Оставляем тебе половину шансов.
– В каком смысле? Что я должен сделать?
– Пока только слушать. Ты очень любишь Алену?
– Да!
– А Павлика?
– Да!
Томительная пауза.
– Выбирай.
– ?!
– Пять секунд на размышление. Кто из них вернется – зависит от тебя. Про второго забудь. Пять секунд, время пошло.
– Не надо! Я отдам все! Сделаю все, что попросите!
– Один.
– Я же вас потом найду…
– Два.
– Возьмите меня вместо них!
– Нет. Три.
Отнимается язык. Отнимаются мысли.
– Четыре.
Мир сузился до размеров точки, грозящей взрывом. Взрыв разнесет в клочья голову и сердце – новый Большой взрыв, уничтожающий прошлую Вселенную и рождающий новую. Мир без Кирилла. Потому что – зачем?
– При «пяти» подписываешь приговор обоим, – вставляет голос.
Соленый туман.
Чугун на плечах.
Дрожь и пустота.
- - - - - - -

Дом, милый дом!
Опухшие блины некогда симпатичных рях глядят на него с упреком: бросил, гад? Прохлаждался, пока здесь от тоски и безденежья помирали?
«Родненькие вы мои…» – умиляется Вращ, входя в тепло привычности.
Добрался. Денег хватило только на электричку. Позор.
Зато цел. Развязать руки проблемы не составило, он склизкий, как водный змей, и гибкий, как пиявка. А вот без шапки плохо было, едва не окочурился. Выдержал. Здравствуй, родная столица, дорогая моя Москва.
Придется придумывать новый способ заработка. Не девочки и не шантаж. Он уже понял – не его это. Хватит. Чтоб еще раз в такие приключения… Куда-то из дома… Да ни ногой.
Как же хорошо дома!
Грохот. Панический визг здесь и вылетевшая дверь там. Вламываются два гибрида гамадрила с гиппопотамом и берут его под белы рученьки:
– Вращ?
Когда тело трясется – голова кивает.
– Бери все, чем грозился одной прелестной девушке, и побыстрей. Ждать не любим, забывчивости не простим. Поедешь с нами.
«Ох, Эсмеральда… А думал – удача».
– К-куда? – Он суетливо собирает снимки и документы, понимая, что эти шутить не будут.
Они смеются:
– Далеко. В один прекрасный маленький город, где серьезные люди хотят задать тебе пару вопросов.
Мышцы обмякают и превращаются в безвольные тряпочки. Словно в надутый воздушный шарик – нагретым паяльником.
- - - - - - -

Рай близок. Перед глазами. Но эти двери закрыты для него.
Пристроиться к створкам и протискиваться, протискиваться, немея от причащения к божественному…
Ох, как трудно перебороть. Рано. Подождать всего день…


Часть 5
Ночь с субботы на воскресенье

– Стоп! Чего еще? Только не говори, что финансирование закрыли.
– Стрельников не приедет. Занят в другом месте.
– Насколько занят? Обещал! У нас контракт!
– Там платят больше. Намного.
– Капец. То Выжигалов, то Стрельников…
Взгляд падает на временно взятого уборщика.
– Эй! Хочешь заработать?
Счастливое лицо малооплачиваемого мигранта каждой мышцей кричит, что, несомненно, да!
– Сценарист! Переписывай роль Стрельникова под лицо кавказской национальности. Так даже колоритней получится.
Сценарист с сомнением глядит на подбоченившегося таджика:
– Какой из нашего Амирджона кавказец?
– Замечательный! И нос нужный. – Режиссер поворачивается к Амирджону: – Скажи: «Иды суда».
– Иды суда.
– Класс! Чего остальные встали? Работаем, не отвлекаемся. Все проблемы решены.
– А национальный вопрос? Нас со свету сживут, клип с ротации снимут.
– Какой такой национальный вопрос? Где? Потому что роль Стрельникова у нас отрицательная?
Взгляды разбегаются. Сценарист тоже отводит глаза:
– А в Штатах давно кино без хорошего черного или желтого невозможно. А если с плохим – себе дороже. Даже автобиографичное и историческое. Полный маразм, но в этом плане мы им в зад дышим. Уже почти воткнулись. Лучше перестраховаться.
Режиссер негодует:
– Перестраховаться?! Значит, если сделать роль стопроцентно положительной – с точки зрения политкорректности все станет нормально?
– Конечно.
– И это называется политкорректность? Дурдом. Ладно, смягчи, как сможешь, перепиши в положительность… но не перестарайся. Сделай из него нормального человека, с достоинствами и недостатками. Чтобы как в жизни, а не в мозгах депетутов. Сделаешь?
– Попробую.
– Не попробуй, а сделай.

***
– Ко мне? – предлагает Леонид.
До дома далеко и незачем. Алекс соглашается. Утром все равно в офис, от приятеля получится ближе. Завтра у Лиги событие. Нужно что-то предпринять. Выследить, проникнуть, подсмотреть. Лига охотится за ним, потому что он охотится на Лигу. Круг. Кто разорвет первым – выиграл. Проигравший плачет.
«Слава хроническим неудачникам, на фоне которых ваше ползание выглядит полетом» – сказал классик. Вот тебе и полет.
Вспоминается про севший планшет. Без интернета – как без рук. Вокруг все давно ходят со смартфонами, но Алекс однажды разбил хлипкий аппаратик прямо в момент операции, когда важнее связи ничего не было. Теперь для звонков он использует особую модель – хоть в лужу кидай, хоть в качестве молотка используй, ее ничего не убьет.
Пока Алекс подключает планшет к зарядке, звонит его неубиваемый сотовый.
– Слушаю.
– Только не падай, – загадочным тоном произносит Дым, тоже любитель работать не для отмазки, а до результата. – У Горской выявился любовник. Я через уволенную домработницу узнал. Распечатка звонков подтвердила.
– И что?
У многих любовники. Не повод настолько удивляться. Значит, это кто-то из тех, кто на слуху.
– Никогда не догадаешься кто.
– Ладно, сижу, не упаду.
– Гаджиев.
– Кто? – Алекс не знает такого.
Дым информирует:
– Президент риэлтерской фирмы «Провинция», прямой конкурент Горского. – Тянется недолгая озорная пауза. Дым доволен произведенным эффектом. – Удивил?
– Удивил.
– Я сразу выяснил, что после исчезновения Горского они еще не встречались, а сам Гаджиев сейчас дома. Я видел, как он входил. Свет в окнах потушен. Наверное, спит.
– Ты там рядом, что ли?
– Да. Поговорить?
– Я сам. – Алекс смотрит на часы. – Но уже утром. Телефон Гаджиева на прослушку поставил?
– Как только узнал. Ничего подозрительного. Из дома никому не звонил, и ему пока тоже никто.
– Спасибо. Отбой.
Не дает покоя вопрос, куда мог исчезнуть Кирилл. Если бы его взял кто-то заинтересованный в деньгах или благодарности Сыча, Алекс уже был бы осведомлен. Кто же тогда? Те, кому коммерческий директор «Риэлтинга» нужен не меньше, чем Сычу – другие крупные дольщики?
Необходимо составить список и проверять в зависимости от вложенных сумм и исходя из личности потерпевших. Кстати, похитить ребенка тоже могли они, если, подобно Горскому, заранее узнали о планирующемся наезде на фирму. И Алену могли они же. Список есть в полиции у следователя в изъятых документах. Но до понедельника ничего не сделать.
Нет, не вариант. Заявленная сумма выкупа смехотворно мала. Уже это настораживает.
Теперь надо подумать, как в закрутившихся событиях замешана небезызвестная «Провинция», не отличавшаяся особым пиететом ни перед законом, ни перед совестью.
- - - - - - -

– Не понимает опасности. И ведет какую-то неизвестную игру. Я боюсь.
На лице написано: не за себя. И не за него. За всех.
Сыч стучит пальцами. Глаза бегают. Останавливаются на Жанне:
– Еще что-то?
Она решает быть честной до конца. Дать половину правды – получить половину помощи.
– Матвеев передавал Акимову деньги.
– Много?
– Вот столько. – Показывает пальцами.
Сыч не удерживается от смеха.
Жанне не смешно. Признание далось трудно. Но у каждого своя голова на шее. Кто-то должен оказаться умнее и не взваливать на плечи причину будущей грыжи.
– Не думаю, что он затеял что-то против фирмы, – настойчиво повторяет она. – Скорее, переоценил личные силы.
– И нарушил субординацию. – Сыч думает серьезнее, но не все нужно говорить вслух. Вслух можно итог: – Проверим. – Он нажимает на телефоне кнопку техотдела. – Отследите все телефоны Алекса Акимова.
– И Матвеева, – добавляет Жанна.
Удивленный взгляд Сыча сменяется пониманием.
– И Матвеева,– распоряжается он. – Результаты мне на стол. Немедленно.
– Все? Даже снятые с пеленгации?
– Снятые – особенно!
Звонит личный мобильник, Сыч прикладывает его к уху:
– Петрович? В такое время – значит, с новостями. Слушаю внимательно.
– Если сначала новости… – кряхтит собеседник. – Моя Ритка двумя твоими гавриками заинтересовалась. Просила всю подноготную собрать. Я собрал, но решил предупредить.
– Твоя Ритка?..
– Не шуткуй, не в том смысле заинтересовалась, – недовольно бурчит полковник. – Чем-то они ей насолили. Может, вели себя неподобающе. Смотрели не так. Или подрезали и не извинились. Не знаю. Но чем-то обидели.
– Кто?
– Некие Алекс и Леонид. Поговори с ними, чтобы обходили мою благоверную за три версты.
– Считай, что уже сделано. А насчет не новостей что имеешь в виду?
У полковника вырывается похотливый смешок:
– Полгода прошло, а до меня только сейчас слухи дошли, как тебя на работе с днем рождения поздравляли.
– Пустое. Это именно слухи.
Сыч усмехается про себя. Слухи? Для кого слухи, а для кого…
Конец лета. У него очередная паспортная дата. Обычно не празднует. И необычно не празднует. А тут… Утром он вошел в кабинет и через спикерфон попросил секретаршу принести кофе. Пока – все как всегда. Но дальше…
Входит Жанна. С подносом, на котором дымится ароматная чашечка. Сзади, в щели не до конца закрытой двери – с десяток возбужденных глаз, судя по тем, кого узнал – женских. И как только разместились таким аккуратным столбиком? Ведь чувствуют, мерзавки, что сегодня тот единственный день, когда за это ничего не будет. Не потому, что у него особая дата или хорошее настроение. Просто ситуация аховая. Такого еще не было. И, кстати, вряд ли еще будет в этой жизни. Он реалист.
Ибо Жанна в его кабинете – топлесс. Исключительно для него.
Она ставит поднос на стол. Поздравляет. Улыбается. Бесподобное зрелище. Положенные случаю общие слова с пожеланиями заканчиваются заявлением, что вся женская часть коллектива тоже хочет поздравить любимого шефа.
– Да? – Он поднимается навстречу, не зная, радоваться происходящему или опасаться.
– Очень хотят, – повторяет ничуть не комплексующая проказница.
Сегодня все открыто именно для него, и он бесцеремонно смотрит. И она не возражает. Это похоже на сон.
До сих пор ему перепадало увидеть только по работе, когда он случайно, намеренно или в силу необходимости оказывался рядом. Красноглазые чудеса открывались исключительно ради дела, ради достижения результата. В необходимых случаях они демонстрировались обрабатываемым клиентам, и Сычу в этот момент приходилось наблюдать за реакцией клиентов, а не за зрелищем. Сошествие ангела на землю для него оставалось смазанной картинкой, потому что мысли были в другом месте – работа есть работа.
В этот раз все не так. Жанна берет его под руку и ведет к двери.
Приникшие к щели бросаются врассыпную. Жанна не торопится, позволяя всем добраться до своих мест. Она медленно выводит Сыча наружу и устраивает экскурсию по кабинетам.
Части тела бунтуют и начинают жить собственной жизнью. Сквозь ткань рукава локоть чувствует прижавшуюся мягкость, берет верх над сознанием и объявляет себя главным. Глаза не согласны. Они хотят побороться за первенство, и у них не менее бронебойные доводы.
Мужская часть офиса куда-то испарилась. Даже не хочется знать куда. Представительницы прекрасной половины восседают за столами с таким же, как у секретарши, неприкрытым очарованием. С приближением начальства каждая встает и с приличествующими событию выражениями приседает в милом книксене. Сыч очарован и покорен.
Зачинщицей веселого безобразия, как позже выяснилось, явилась именно Жанна. Уговорить всех (включая тех, кто собственным видом недоволен) – это из области фантастики. Придумать, решиться, заставить решиться остальных (всех до единой!), организовать, обеспечить прикрытие, чтобы никто не побеспокоил… На такое способна только она, специалистка по невозможному.
Как позже по секрету сообщила организаторша, большинство сотрудниц боялись не столько оголиться, сколько огласки. Здание офиса нашпиговано электроникой – чтобы ни одна мышь не проскочила, а проскочившая была опознана и найдена по горячим следам. Мужчины на утреннем празднестве отсутствовали (Жанна выгнала их взашей до особого аспоряжения), но какое-нибудь устройство (помимо официальных, которые Жанна сразу проверила) могло записать происходившее. Сычу пришлось выступить перед коллективом с угрозой:
– Если хотя бы одна утренняя запись выйдет за пределы здания, ее обладатель получит на памятник вторую дату.
И ничего не вышло. Но слухи...
Разговаривать людям не запретишь.
Сыч вернулся из приятных воспоминаний.
– То есть, это неправда, что твоя Жанна подбила всю женскую половину?.. – твердит свое полковник.
– Ерунда.
Но на душе приятно. Однако, похвались таким перед озабоченными упырями – со свету девчонок сживут. Извините, господа, но это мое стадо, и я его.
Некстати выясняется, что отсутствующий по уважительной причине взор Сыча все это время буравил грудь секретарши. Чертовка. Когда-нибудь окончательно сведет с ума старого волка. Нужно, нужно сходить куда-нибудь в теплое местечко под теплый бочок… сбросить напряжение…
Но Жанна… Молодец девчонка. Решилась, рассказала, не стала брать грех на душу. Он, конечно, подозревал, что с бригадиром Акимовым ее что-то связывает во внерабочее время. А то и в рабочее. И если действительно связывает…
Молодец. Вся в отца. За такими будущее.
– Про мою просьбу не забудешь? – Полковник понимает, что тема закрыта.
– Я же сказал, Петрович: как только увижу, сделаю внушение. Совсем распустились.
– Отлично.
Разъединились. Жаль, что новости касаются исключительно собеседника, а к делам Сыча не относятся. Он надеялся на другое.
Настольный аппарат оживает громкой связью:
– Личные телефоны Матвеева и Акимова запеленгованы. Находятся в одной машине.
Попались, голубчики. Сыч, с радостью:
– Где?
– Движутся по Гагарина в сторону центра.
– Перехват!
Над грудью, к которой бездумно вернулся взор, вспыхивает лицо Жанны:
– Борис Борисович!
Переживает, однако.
– Разберемся. Виновных накажем, невиновных пожурим. Все сделаю как надо, ты же знаешь. Верь мне.
Ей только и остается, что верить.
Но ей, как и ему самому, известно, что «как надо» может быть разным.
- - - - - - -

Или – или. Невозможно. Только вместе. Выбирать… Как?! Секунда растягивается, вся жизнь пролетает перед глазами.
Алена, Сын. Сын. Алена. Неприемлемо. Бесчеловечно. Нельзя.
Выбрать сына – потеряет Алену. Смысл жизни. Счастье. Любовь. Будущее. Жизнь.
Выбрав Алену…
Алена не простит такого выбора. Не простит не сразу, а потом, когда спокойно все взвесит, обдумает и поймет. Она мечтает о детях. От него. А он…
Она не простит. Никто не простит. И он сам себя не простит.
Выбор есть – но выбора нет. Прости, Алена. Прости, счастье. Прощай, жизнь.
– Выбираю сына.
Смех.
– Что вы сделаете с Аленой?
– Правильное решение. Мужественное и верное. Интернет под рукой? Запиши видеообращение к ней, что помочь ничем не можешь, просишь прощения и уходишь к другой. Адрес сейчас скинем. И обещай… гм, поверим на слово, тебе деться некуда. Поэтому просто пообещай, что не будешь искать. Ни нас, ни ее. Готов?
Трудная пауза.
– Да.
– А вздумаешь привычно соврать – вспомни о сыне. Ему еще жить да жить.
– Понимаю.
– Замечательно. Пиши и отправляй. Поверит – останется жива.
- - - - - - -
(ссылка на продолжение и финал в комментариях)

Что обычно делаете, когда загоняют в угол?
Правильно, «обычно» в таких случаях не бывает.
Кирилл умирал от холода. Слабость. Головокружение. Температура. Руки, ноги и даже голова практически не ощущаются, чувствуется только боль. Прохожие шарахаются, принимая за бомжа или пропойцу-алкаша. Тем более, что отбитые ноги заплетаются, и сил двигаться вперед просто нет. Но он идет. Надо идти.
Машину не поймаешь, все деньги остались в пуховике. И такому, как он, никто не остановит. Телефон Алекса тоже ушел безвозвратно. И – главное – бумажка с запасным адресом, а домой к Лизе нельзя, ждет его там не она. Адрес, где она ждет, он запомнить не удосужился, даже не глянул. Больше Кирилла никто нигде не ждет. К Алексу нельзя, к друзьям тоже, к коллегам тем более. О методах Сычевской конторы Кирилл, увы, наслышан, испытать на своей шкуре не жаждет. Прийти в полицию и сдаться? Вариант. Посадят в тепло. Накормят. Вылечат. Но тогда на встрече с похитителями можно ставить крест.
Павлик. Алена.
Нет.
Куда идти?
Некуда идти.
Надо идти. Куда-нибудь. В тепло. К домам или магазинам, где можно согреться. К теплоцентрали. Да хоть в люк канализации, там тоже тепло… но не хватит сил открыть. Стоп, где он? Что-то знакомое.
Вот, оказывается, где. Ноги привели его в садик Павлика. Здесь он был вчера вечером. Здесь все началось.
У закрытых ворот дед в классическом треухе расчищает лопатой тропинку, с каждым проходом увеличивая ее ширину.
– Здравствуйте. Вы здесь работаете? – с усилием выговаривая, Кирилл указывает на вывеску детского сада.
Тело бьет озноб, кашель не дает вздохнуть, а предельная вялость тела и сознания мешает не только двигаться, но и думать.
– Живу недалеко, вышел вечерком снег покидать, чтобы в понедельник поменьше работы было. – Дед с удовольствием останавливается, закуривает. Явно рад поговорить с кем угодно, даже с таким потрепанным экземпляром. Понимает – в жизни бывает всякое.
– У меня ребенок в этот садик ходит, – объясняет Кирилл.
Искал безопасное место? Кажется, нашел. Рискнуть можно. Нужно. Не осталось больше ни сил, ни вариантов.
– Так ить выходной, – напоминает трудолюбивый дворник.
– Хочу найти одного человека. Может быть, случайно знаете. Здесь работает такая… такая… – Он не может вспомнить. Перед глазами стоит картинка последней встречи. Круглые на бледном. Под ними – скисший помидор испуганно поджатых губ. Еще бы, он так кричал…
– Какая? – не понимает дворник. – Я всех знаю. Заведующую, воспитателей, нянечек, медсестер… Небось с кухни?
– Нет, воспитательница. В сером… Обычная такая… Никакая. Пухленькая… вроде.
Он не знает, что еще сказать. Имени не помнит. Хоть убей. Павлик говорил, но…
Заходясь в кашле, Кирилл едва не падает и хватается за ограду.
– А-а, Реброва? – каким-то чудом узнает дворник. – Вон в том подъезде живет. – Поднятая лопата указывает на дом напротив. – Почти соседка. Хорошая, всегда о здоровье справится, с праздниками поздравит. Недавно видел, как ушла куда-то. Поздоровалась. Жди, авось не задержится долго. Да и не бывает у нее долго-то…
- - - - - - -

Развалившись на так и не убранной кровати, Кристина скачивает данные для нового задания. Каждой участнице Лиги дается то, что по силам. Иногда с выбором. Кристине сегодня выбора не предложили. Кандидатура одна. И это…
Живот протыкает невидимая шпага, укол сменяется жутчайшим спазмом. Если от удивления бывает шок, то это он. Плечи опускаются. Ексель моксель через коромысло. Если бы еще вчера… Но почему?! Он не женат, постоянной подруги не имеет, остальным ничего не обещает, сразу расставляя точки над ё…
Со снимка смотрит Леонид.
Статус – «особый». Уровень – «вплоть до черного». То есть, новый дружок несет Лиге смертельную угрозу.
Взгляд останавливается на телефоне. Хочется поговорить, отвлечься, занять мысли другим или получить ответы.
– Лиза? – спрашивает Кристина, когда в трубке раздается знакомое «Алло».
Они узнали друг друга как члены Лиги, когда Кристина только начала строить козни бывшему муженьку. Разговор зашел издалека, и обе стали вербовать друг друга. Потом долго смеялись. Лиза поинтересовалась тогда:
– Через кого ты узнала?
Кристину принимала Роза, но лишние имена не приветствуются.
– А ты?
Обе улыбнулись.
Сейчас Кристина решает похвастаться:
– Завтрашняя БП – по моему заказу.
Лиза отомстила без выставления чувств напоказ, за нее все сделала Лига, классически подставив ее Саньку перед новой зазнобой и вогнав в беспросветную пьянку. Но Кристине этого мало. Тем более, Кирилл так и не поддался провокациям красоток Лиги. Роза, насколько шикарна и богата фантазией – и то в пролете. К делу подключили Лизу – она работает с Кириллом в одной конторе. Пришла как раз, когда его отношения с Кристиной рухнули ниже плинтуса. К сожалению, даже молодая сногсшибательная Лиза не смогла. Потому что – любовь.
Любовь? Кристина отмахивается, как от надоедливой мухи. Кто ее видел, такую? Любовь – покой и воля. Еще Иисус сказал – кто без греха, бросьте в сластолюбицу камень. Все с грешком. Вопрос в размере. Грехи надо замаливать – дорогими подарками, увеличением внимания, всплеском обновленного желания. Но чтоб семью рушить?! Всемуко Путенабо!
– И мне нового «особого» скинули, – делится Кристина с Лизой. Хотела бы о козле Кирилле… но такое не приветствуется. – С пометкой «срочно». Представляешь: оказался старым знакомым. Нет-нет, никаких имен, я же понимаю. Но душа не на месте.
- - - - - - -

Лиза хоть и молода, но мудра, а мудрость – сила слабых и спасательный круг непоседливых. Кристина старше, имеет ребенка и была замужем, а ощущение создается, что жизнь ее ничему не научила. Лиза где-то глубоко внутри закатывает глаза, но внешне это никак не проявляется. Она все так же серьезна и суховато внимательна.
– Понимаешь… – Кристина хихикает, интонация намекает на приятные воспоминания: – Впервые за несколько лет я именно сегодня с ним… И вдруг – заказ. Чуть-чуть запоздал.
Лиза, наконец, стыкует услышанное в нечто цельное.
– Ты с ним – у себя?
– Да.
– Камеру не включила?!
– Представить не могла.
– Урок.
– Еще какой. И я что подумала. Ты в «Риэлтинге» старую команду застала?
Лиза держит паузу. Откуда такой вопрос? Как связан со всем сказанным ранее?
– «Твой» – из них? – осторожно осведомляется она.
Перед глазами – только что прочитанное досье на срочную цель. Алекс Акимов, бывший работник «Риэлтинга», нынешний бригадир небезызвестного Сыча. Отвечает за направление, которое пиарит полубандитскую контору как службу спасения для обиженных. Пока не образовалась Лига, жаждавшие праведной (или неправедной) мести обращались именно туда. Не всегда успешно – команда Алекса разбиралась в ситуации и наказывала виновного… а не заказанного. То есть, нередко самого заказчика вмешательства. Поэтому многие старались обратиться напрямую к Сычу, в обход привередливого бригадира.
– Из них, – приходит подтверждение от Кристины.
Лиза вспоминает пометку на своем клиенте: «Повторно». Кто-то уже обжегся. Еще недавно он висел в списке выбора, но теперь его поручили конкретно Лизе.
Получается – не ей одной? Теперь его должны взять на себя сразу все? Настолько опасен? Но работать параллельно…
Она досадливо морщится. Лучше вместе. Эффект будет лучше, и мешать друг другу не придется.
– Что предлагаешь? Объединить усилия? – Лиза недовольна, что ставшая конкуренткой за место в Комиссии подруга мыслит аналогично. В Лиге приветствуется нешаблонный подход.
– Совсем нет, – не замечает Кристина отстраненной злости собеседницы.
– Прости, мне некогда.
Лиза отключается и задумывается. «Особый клиент» не сегодня-завтра падет жертвой Кристининого обаяния. Уже пал, осталось только запечатлеть и нейтрализовать. А Лиза – в большой… луже. Из-за Кирилла. Не опередить ли соперницу хотя бы с этим заданием?
Она еще раз штудирует досье. Неплохо. Любит работу? В офисе бывает чаще, чем дома?
Почему не рискнуть.
Лиза одевается.
- - - - - - -

В подъезд он попал, когда выходила какая-то женщина. Она недобро покосилась, но ничего не сказала.
Кирилл прирос к межэтажной батарее. Ждать. Все мысли – не потерять сознание, не упасть, не сломаться.
Наконец, из подъездных дверей появляется нахохлившийся колобок. Серая шубка, вязаная шапочка с бубончиком, отороченные искусственным мехом сапожки… Он перехватывает ее у почтовых ящиков:
– Здравствуйте.
– Ой… – обмирает она.
– Простите, что был груб…
– Это вы простите. Я же понимаю. Я виновата… Как мне…
Кашель сотрясает Кирилла.
– Вы больны? Пойдемте, напою чаем с медом. У вас неприятности?
Кирилл кивает.
Они идут вверх. Он пошатывается, кашляет, едва не падает. Ее рука хватает его под локоть. Пухленький воробей рядом с побитым орлом.
– Павлик нашелся?
Ответный стон таков, что собеседница поспешно опускает глаза и глядит только под ноги.
Пришли. Квартирка маленькая, но вещи неплохие, подобраны со вкусом. Кирилл разувается. Прихожая, санузел, спаленка, кухонька. Свадебное фото на стене.
– Муж? – напрягается он, чувствуя себя идиотом. Сейчас заскрипит сзади ключ в замке, дверь откроется и…
Размеры мужчины на снимке устрашающие.
Хозяйка вновь опускает голову:
– Давно. Погиб.
– Прости.
– Ничего.
– Дети?
– Нет, – со вздохом.
Кирилл все еще смотрит на снимок.
– Военный?
– Спортсмен.
– Что случилось?
– Автокатастрофа. Тормоза отказали.
– Еще раз прости.
– Отболело.
Его сотрясает очередной каркающе-харкающий приступ.
– Сейчас чаю с медом и лимоном… – начинает суетиться хозяйка.
Господи, как же ее зовут? Спрашивать сейчас – со стыда сгоришь.
Они садятся за кухонный стол.
– Можно? – Чужая рука тянется к его лбу. В глазах – участие.
Лоб горит.
– Вызову «скорую».
– Нет.
– Нужен врач.
– Нет, – упорствует Кирилл. Алекс предупредил о методах работы своей конторы.
– Почему?
– Нельзя скорую. – Не вдаваясь в подробности, он объясняет просто: – Павлик.
Она понимает. Или почти понимает. Этого достаточно.
– Сделаем так, – говорит она строгим тоном воспитательницы, за непослушание готовой поставить в угол. – Сосед – замечательный дедушка, пенсионер, в прошлом – военный врач. Попрошу, чтобы посмотрел.
Не слушая возможных возражений, она выходит.
Оживая с каждым глотком обжигающей жидкости, Кирилл рыщет взглядом и быстро находит искомое.
В прихожей появляется всклокоченная копия Эйнштейна с растиражированной фотографии. Воспитательница Реброва, едва видная за спиной, указывает на Кирилла:
– Вот.
– Покажите язык, голубчик, – сразу переходит к делу бывший доктор, – скажите «а-а».
Осмотрев, он достает из кармана прихваченные с собой лекарства.
– От кашля. И от температуры, если зашкалит. На всякий случай – снотворное. Нужно пропотеть и хорошо выспаться. Это если дело не зашло далеко. Тогда «скорую» – и в больницу.
– Спасибо.
– Чай с медом? Это правильно. Потом растереть спиртом и закутать. Не вставать под угрозой расстрела. Потеть до полного выздоровления.
Дедушка лукаво глядит на хозяйку.
– Сейчас, – бежит она к кухонному шкафчику.
Со смачным кряком оприходовав честно заработанную стопочку, повеселевший «Эйнштейн» исчезает.
Кирилл не сводит глаз с одиноко белеющего в углу компьютера. Компактная «яблочная» машина.
Воспитательница перехватывает взгляд, смущенно опускает свой:
– От мужа остался. Он просто фанател. А мне так, для баловства – одноклассники, фотки... Разбираешься?
– Можно посмотреть?
Над компьютером висит прикрепленная кнопкой благодарственная грамота из садика. Кирилл вглядывается. Марине Михайловне Ребровой. Ага, вот как ее зовут. Память подтверждает не раз слышанное от сына. Слышанное, да ведь не слушаемое.
– Марина…
Она вздрагивает. Он впервые назвал ее по имени.
– У вас есть интернет?
– Да.
– Можно воспользоваться?
– Через «Виндоуз» устроит?
– Конечно.
– На основном у меня много личного, даже заставка… – Марина смущается. – Но если нужно…
– Нет-нет, – он примирительно выставляет ладони, – пусть будет «Виндоуз».
Придерживая левой рукой какую-то клавишу, Марина вызывает выбор операционок. Щелкает правую. С жужжанием начинает грузиться детище «Мелко-мягких».
– Пожалуйста. Но, может, сначала лекарство?
– Лучшее лекарство – здесь. – Кирилл бросает взгляд в сторону монитора.
- - - - - - -

– Говорите, был? – Мужчину интересует недавний прохожий.
– Был, – ничуть не сомневается дворник.
Разговор идет там же, на еще не расчищенной до конца дорожке. Соскучившийся по общению дворник с довольствием рассказывает:
– Еще бы такого не запомнить. Я только близко вижу плохо, без очков даже заголовки читать не могу. А на таком расстоянии…
Собеседник морщится, глядит на часы. Дед продолжает:
– Возраст, понимаешь. Шевелиться надо. Думаю, дай почищу немного, а то ноги совсем ходить перестанут.
– Про него, пожалуйста. – Металл в голосе. И словно затвор щелкает.
– Искал он здесь кого-то. – Дворнику не нравится, что его не слушают. Еще больше не нравится, когда давят. Настроение падает вместе с желанием говорить искренне.
– Кого?
– Кого-то из сотрудников.
Дворник кивает на детсад, но уточнять не собирается.
– Нашел? – тон почти угрожающий.
Дед присматривается к собеседнику получше. Хоть и цивильный, а смахивает на бандита. Глазки колючие, мышцы даже сквозь куртку бугрятся. Повидал таких в свое время. А прежний больше на алкаша походил, зато говорил душевно.
– Кто ж его знает, – пожимает он плечами. – Нашел, не нашел. Мое дело снег убирать. Закурить не найдется?
Вместо ответа – удаляющаяся спина.
- - - - - - -

Первым делом – создать новый почтовый ящик. Кирилл вводит бессмысленный набор букв. Так безопасней. Затем набирает электронный адрес Алекса, простой и потому запомнившийся.
Руки хозяйки протягивают лекарство. Он бросает в рот, глотает и благодарно кивает, не отрываясь от монитора – спасибо, дескать. Марина молодец, подошла сбоку, чужими секретами не интересуется. Поставила перед ним забытую горячую чашку, накинула на плечи пуховой платок и отошла.
Кирилл далеко.
Тема письма? «Объявился». Текст: «Срочно жду новостей». Подпись: «Потерявший и потерявшийся». Отправить.
Все. Ждать.
Он сгибается в так долго сдерживаемом кашле. Хватает чашку, благодарит глазами испуганную Марину.
Дом человека – его крепость. Снаружи. Внутри – варианты. У кого-то – вечная детская, у кого-то – спальня, у кого-то – кухня. У Марины и внутри была крепость. Ухоженная, уютная, но все равно – крепость. Видимо, после смерти супруга так и не получилось впустить в жизнь другого мужчину. Кирилл не видит признаков, что здесь часто или надолго бывает кто-то посторонний.
Глаза Марины добры и немного более откровенны, чем следовало бы. Она очень хочет ему помочь. Если бы у него не было Алены…
Глупые мысли. Но что-то слишком часто посещают последнее время.
Алена была, есть и будет. Другие не нужны. Он сделает все, чтобы вернуть.
А ведь сейчас кто-то с ней может… Ведь может? И раньше, как выяснилось, она была не такой, как представлялось. Вот ведь как.
Одно из жизненных правил гласит: не гоpюй, если у жены кто-то был до тебя, намного хуже если кто-то будет позже. Н-да. Правила – правилами, а жизнь – жизнью. Нематериальная боль в груди прибавляется к кашлю, ознобу и дичайшей нечеловеческой усталости.
- - - - - - -

Мужской одежды у Марины нет. Старые мужнины вещи давно проданы, розданы или на свалке. Она долго перебирает имеющиеся тряпки, с сомнением предлагает Кириллу свой спортивный костюм:
– Поместишься?
– Вряд ли.
Он только что проверил почту. Как и до того, когда сходил в туалет, едва не грохнувшись на ставших непослушными ногах. Время идет, а ответа все еще нет.
– Ничего другого предложить не могу, оно тем более не подойдет. Давай так, – Марина указывает на постель, – все равно мне тебя растирать. Раздевайся и ложись, а твои вещи запустим в стирку.
Кирилл смотрит на компьютер:
– Я жду.
– Подвину ближе.
Кровать в квартире одна. Дивана нет. Кирилл робко отнекивается:
– Я на полу…
– Еще чего, – бурчит Марина сердито. – Там дует.
Он согласен – там дует, и сильно. Вообще, в квартире прохладно. Но если он займет кровать, хозяйке придется стелить себе на полу.
– Может, включить? – Он показывает на электрический радиатор, чей угол выглядывает из-под вороха тряпок в углу.
– Сломан. – Марина достает из холодильника бутылку водки. – Ложись, говорю.
– Я потом перелягу, – твердо обещает Кирилл.
– Обязательно.
Она отворачивается и вскрывает алюминиевую пробку, готовая спасать бренное тело гостя от яда простуды.
Скинув почти все, но оставшись в рамках приличия, Кирилл ныряет в постель.
– Готов.
Марина нависает над ним, откидывает одеяло и набирает из бутылки полную пригоршню:
– Ну-ка…
Руки очень нежны. Словно не растирают, а гладят, хотя едва не сдирают кожу. Но так и надо.
Тепло… Хорошо… Спокойно…
Безумное облегчение. Сказка. Сон наяву.
Сон…
- - - - - - -

Аленушка… родная…
Тебя нет. В том смысле, что нет рядом. Но я вижу тебя. Вот, в телевизоре. Машешь рукой, смеешься, будто мы вместе. А я почему-то по эту сторону экрана.
Аленушка… Мне без тебя плохо. Мне без тебя тоскливо. Мне без тебя больно. Мне без тебя невыносимо. Мне без тебя как голому среди одетых. Как паровозу без вагонов. Как парусу в штиль. Как журавлю без гнезда. Как правде среди фальши. Как гаишнику на пустой трассе. Как боксеру без груши… и наоборот. Как сиамскому близнецу после операции. Как пестику без тычинки. Как книжке без обложки. Как всаднику без коня. Как гаджету без драйвера. Как седлу женского велосипеда без желанной наездницы. Как бутылке без содержимого. Как ревнивцу без повода. Как спортсмену без тщеславия. Как коту без марта. Как театру без зрителей. И наоборот. Как садисту без мазохиста. Как Мастеру без Маргариты. Как красоте без внутреннего очарования. Как дороге без храма. Как псу без хозяина. Как ребенку без игрушки. Как такси без пассажира. Как маньяку без жертвы. Как Земле без Солнца. Как министру в «Ладе». Как простыне без стирки. Как Скарлетт без Баттлера. Как Эшли без совести. Как совести без справедливости. Как справедливости в суде по закону. Как дубинке без применения. Как потолку без стен. Как кофе в постели без чашки. Как юбилею без юбиляра. Как любви без веры. Как семье без денег. Как певице без спонсора. Как слепому среди глухих. Как твоей груди без моей ладони. Как утопающему среди неумеющих плавать. Как тяжелоатлету в невесомости. Как художнику без красок. Как соседям без привычного скрипа кровати. Как реке без берегов. Как любовнику без шкафа. Как смерти без жизни. Как поэту без вдохновения. Как настоящему без будущего…
Ау, любимая, я здесь! Ты смотришь на меня… и словно не видишь.
А твои глаза… лучистые, волнующие, сияющие восторгом жизни… Лазоревая синь южного моря с зеленоватой кромкой прибоя… Заглянешь только раз и больше не можешь жить без них. Они превращают в раба – и ласкают. Больно ранят – и балуют. Это сумасшедший наркотик, от зависимости к которому нельзя излечиться. И от него не хочется излечиваться. От него хочется умереть, и умереть от него – блаженство. Этот взгляд смотрит прямо в душу – и все внутри переворачивается. Обнимает сладкая нега, окутывает истома, и словно легкий электрический заряд пронизывает разомлевшее и витающее в прострации тело…
Чарующая телепередача вдруг идет полосами, прямоугольными пятнами, мелькают странные неправильно смонтированные кадры, и реалии прорываются сквозь заманчивые образы, уводящие в соблазнительное небытие.
– Алена?!
– Марина. – Склонившееся лицо доброе, но невыносимо чужое. Голос сух. Силуэт размыт.
– Я заснул?!
– Тебе нужно было поспать.
– Сколько прошло?
– Около получаса, не больше. – Она сидит за компьютером, который, как и обещала, придвинула к кровати.
– Черт. Мне нужно… – Кирилл глядит на монитор, как укушенный на противоядие.
– Да-да, – Марина быстро выходит из открытых программ. В последний момент исчезающий рабочий стол бьет по глазам обнаженным мужским телом. Поза чувственна, нарочито-расслаблена и вызывающе дерзка. Снисходительный взор выискивает в зрителе какие-то ответные эмоции. Лицо очень знакомое.
Смущение накрывает обоих. Марина стиснула зубы, она ждет не дождется, когда операционка перезагрузится на другую. Кирилл сконфуженно отворачивается. Узнал. Это человек со снимка на стене – погибший супруг.
– Пожалуйста, – молодая женщина, наконец, уступает место Кириллу, севшему на постели и потянувшему руки к клавиатуре и мыши.
Щелк. Щелк. Браузер, почта, ящик, пароль. Пусто. Все еще пусто.
Телефонный звонок. Марина берет трубку, бурые пятна на щеках сменяются белыми. Безумный взгляд:
– Тебя.
- - - - - - -

Своей машины у Лизы нет. Пока. Вся надежда на Лигу. Будут успехи – будет машина. Сидя в быстро домчавшем такси, она смотрит на запертые ворота. Водитель дремлет, двигатель работает, печка гонит к ногам теплый воздух. Лиза сказала, что с оплатой не обидит.
Охрана иногда поглядывает в их сторону. Неважно. Внутри территории – известное в городе здание, которое простые люди обычно обходят стороной. В большинстве окон горит свет. Вот тебе и выходные.
Она дождется. Подойдет. Попросит помощи. Помощь – это и есть работа Алекса. Пусть попробует отказать. Испуганной девушке, через весь город примчавшейся по темноте и холоду в надежде на чудо, отказать трудно.
Откуда узнала? – Мир не без добрых людей. Взять ту же Кристину, к примеру, если не придумается варианта лучше.
Чем помочь? – В подъезде бывший ждет. С ножом. Всегда. Проходу не дает. Или так: силой ворвался в дом, грозился убить, получил сковородой по голове. Труп. Что делать, мил человек, бедной девушке? Поможете избавиться от трупа или организуете непробиваемые свидетельские показания в пользу невинной овечки?
Главное, что требуется – любым способом притащить домой. Дома и стены помогают. А там и исчезновение трупа проблемой не будет. Встал, дескать, и ушел.
Ждать.
Час назад Женя, новая компаньонка, предлагала подвезти домой. Лиза согласилась из экономии, но за квартал от дома попросила высадить. Конспирация, дьявол ее побери. Зачем Лига все усложняет? Пришлось топать несколько сот метров по лютому морозу, с завистью вспоминая шикарную тачку подруги. Потом, после перемены планов, вызывать такси. Теперь сидеть здесь в убивающем аромате табака, бензина, пота и вонючего пластика. Эх, и развернулась бы Лиза с машиной Жени…
Ого. Что бы это значило? Знакомые обводы – во дворе наблюдаемой организации. И цвет. И, кажется, номер… Что она делает здесь? Или уже включилась в игру? Но досье… Нет, Лиза показывала только фотографию.
«Знакомый?!» Ужас под сердцем. Даже не удосужилась поинтересоваться. А та не соизволила рассказать.
Одно из двух. Либо Женя первой справится с поставленной задачей… но где возьмет камеру?!
…Либо с потрохами заложит приятелю все мстительное сообщество.
Надо действовать. Как-то попасть внутрь. Объяснить охране. Сойдет та же сказка про бывшего с ножом. Напроситься напрямую к Алексу… Или сказать, что она, Лиза, знакомая Жени, которая уже приехала, вон ее машина…
Рука, взявшаяся за ручку дверцы, замирает. К воротам подъезжает целая кавалькада, все большие, черные, опасные. Охрана чуть не навытяжку. Ворота настежь.
Издалека видно не все. Но достаточно.
Ворота закрываются, едва их миновал задний бампер последнего из грузных бронированных чудищ. Из одного выходит и под прикрытием телохранителей исчезает в здании серьезный человек. Сквозь решетчатую ограду Лиза наблюдает, как сразу же из ранее припаркованного на территории китообразного динозавра выходят двое и вынимают из заднего отсека двух несопротивляющихся парней. Видимо, связанных. Издалека не видно. Но одежда… Глаза не верят: Саня?! И Антоха, его столь же бедовый приятель?! О Боже…
Один из охранников вновь обращает внимание на такси, кивает напарнику и что-то говорит в рацию. Поправив оружие, оба направляются наружу решетчатого забора.
– Шеф, подъем, – командует Лиза.
Ждать уже нечего, за исключением неприятностей. В одиночку такое осиное гнездо не освоить. Если только с огромными приключениями на свои нижние девяносто. Совершенно не хочется.
Появляется другой план.
– Поехали, – следует распоряжение очнувшемуся водителю. – Домой.
Дома есть запись с новой подругой. Лиза не Кристина, камера работает всегда. Готовилась. В любой момент мог войти Кирилл.
Не зря. Весьма любопытно выяснить, что из себя представляет новоявленная мстительница-любительница, которая ездит на дорогом автомобиле, ночами пребывает в логове врага и собирает информацию о Лиге.
Визг пробуксовки. Шофер стартовал, как на Луну.
Наверное, увидел, кто им заинтересовался.
- - - - - - -
(продолжение следует)

Оставленный без поддержки, Кирилл падает. Корчится от кашля.
– Стоп, пацаны. – Размяв запястья, спортсмен делает быстрый шаг назад. – Он больной, что ли?
Не успевший слинять подросток угодливо пригибается:
– Фюр, он просто замерз.
– Потрогай ему лоб.
Парнишка трогает:
– Холодный.
– С мороза. Еще раз потрогай. Дольше.
– Горячий.
– А ну, вон его отсюда! – Громила, которого назвали Фюром, машет рукой с вытатуированным орлом в сторону выхода. – У меня завтра важный бой, а вы мне гриппозную бациллу приперли! Уроды. И деньги не забудьте вернуть, только близко не подходите. На скамье оставьте. Головой в следующий раз думайте.
Кирилла снова волокут. Теперь вверх. С трудом, больно задевая за каждую из бетонных ступеней, прочь из оформленного в черных и красных тонах подвала и его грозного обитателя.
– Бросим здесь? – предлагает первый парнишка, едва они оказываются на улице. Второй отшатывается:
– Фюр выйдет и увидит. Потом убьет.
Тащат дальше.
– Сюда.
Кирилла сбрасывают в снег у гаражей.
Снова один. Снова лютый холод, почти такой же, как в сердце. Может, в нем – спасение?
Нет, спасение – в гараже неподалеку, откуда тянет дымком. Чудом поднявшись, Кирилл из последних сил передвигается туда.
Слышен стук, похожий на скрип.
– Чего надо? – доносится изнутри грубый окрик.
– Погреться. Немного.
Дверь поддается, и непроизвольно ввалившийся Кирилл падает.
– Пьян? – кривится пожилой мужчина.
Он ремонтирует потрепанную «Тойоту», в руках два гаечных ключа разного размера. Сейчас они выглядят угрожающе.
– Нет. Обокрали.
Мужчина понятливо кивает:
– Бывает. Грейся. И вот что, – он достает из вороха промасленного тряпья кепку и брезентовую куртку-спецовку, – держи. Замызгано, но это лучше, чем ничего.
Одежда летит к двери, где из последних сил пытается встать Кирилл. Он благодарен:
– Спасиб… – И снова заходится в кашле.
– У-у, приятель…
Кириллу не удается узнать, что хотел сказать добрый человек по поводу его состояния. В гараж влетают три невысоких фигуры в натянутых на лица шапках с прорезями для глаз:
– Ты же говорил, он один будет?
– Нас трое, справимся.
Град ударов обрушивается на Кирилла и владельца «Тойоты».
Когда все кончилось, тело себя не чувствует.
Хозяин гаража с кряхтением поднимается и оглядывает пустой, открытый настежь гараж.
– Да-а… – тянет он. – Починил.
Его взгляд падает на Кирилла:
– Эй, бедолага, пойдем, чаем, что ли, напою.
– У меня температура. Кажется, я заболел.
– Боишься заразить? Не бойся. Пару стаканов – и все как рукой снимет.
Мужчина помогает Кириллу подняться.
– Заодно и засвидетельствуешь, когда приедут.
– К… кх-кгх… кто приедет? Полиция? Нет. Мне нельзя.
– Чего нельзя?
– Полицию.
В него упирается недобрый прищур:
– Проблемы?
Кивок.
– Тогда дуй отсюда к чертовой матери. – Вытолкнув Кирилла на снег, мужчина закрывает гараж изнутри.
Ноги начинают вспоминать, как ходить. Трудно. Больно. Но нужно.
– Э-э, друг, закурить не найдется? – доносится из темноты голос.
Не опасный. Вежливый. Именно закурить, а не то, что обычно подразумевается под этой фразой ночью.
К Кириллу подходит припозднившийся прохожий. Он видит плачевное состояние Кирилла, разводящего руками в ответ на просьбу.
– Что случилось? – интересуется прохожий с участливым любопытством. – Помочь тебе добраться до дома? Ты где живешь?
Ответ он выслушать не успевает. Из уже известного Кириллу подвального помещения выходят натренировавшиеся Фюр с командой и видят разговаривающую парочку.
– Ты? Опять здесь? – взгляд Фюра направлен не на Кирилла. – Предупреждали же: еще раз увидим…
Собеседник Кирилла уже сверкает пятками. За ним несутся несколько спортивно сложенных теней, остальные накидываются на Кирилла.
– Вот тебе, ублюдок! – лупят его сразу несколько человек. Наверное, приняли за приятеля того, сбежавшего.
Не сразу раздается удивленный возглас:
– Это же больной, которого мальцы притаскивали…
– Черт. Уходим!
Еще удар, на прощание.
Топот. Тишина. Мороз.
- - - - - - -

Рука, гладящая ее волосы, стала еще нежнее:
– Глупая…
– Я пришла за ответами. – Жанна твердо глядит на мать. – И я не глупая.
– Ты ничего не знаешь о любви.
«Это я-то?» – ухмыляется в душе Жанна. Вслух:
– Ну так расскажи.
– Придется, – вздыхает мама и смотрит вдаль. Чувствуется, как ей трудно подбирать слова.
Жанна понимает, что происходит нечто небывалое. Сегодня – их первый разговор на эту тему. До сих пор ограничивались общими словами, намеками или, наоборот, многословными нудными нотациями. Нотации требовались, когда конфликт поколений набирал силу, а после того, как накал страстей спадал, тема уходила в тень.
Отношения в семье строились на доверии. Родители не лезли в жизнь Жанны, она старалась не слишком мешать им.
– Я знала, что однажды этот разговор состоится. Вернее, догадывалась. И всячески отодвигала его, надеялась, что пронесет, – мама прикусила губу, – думала, что все останется внутри, между мной и Альфредом.
Лицо у нее серьезное, выражение бесстрастное, но глубоко в глазах – боль. Или страх. Или что-то еще. Если б мама не сдерживала чувств, Жанна все поняла бы, а так приходилось вслушиваться и делать выводы из слов, которые сами по себе ничего не значат.
– У всех есть свои скелеты в шкафу, – продолжает мама. – Пока шкафы закрыты, со стороны семьи кажутся одинаковыми. Я много лет думала так же – читая книги, глядя фильмы о великой любви и просто наблюдая за жизнью своих родителей. Надеюсь, после того, как я все расскажу, ты простишь и поймешь. Точнее, наоборот – сначала поймешь, и тогда обязательно простишь. Твой папа… Ты знаешь, какую жизнь ему пришлось вести, когда старая советская система рухнула и оставила его без работы. Эта жизнь подразумевала определенное поведение с женщинами. Потребительское. Как у всех в его новом кругу. Потом мы поженились. Я заставила его уйти. Того, что у нас появилось за это время, хватит до конца жизни. Ушел он красиво, оставив всех себе должными.
– Семейные предания мне известны, – перебивает Жанна.
В интонации – жажда знать главное.
– Трудно заставить человека измениться. – Вздох. Любящий взгляд. Мольба о понимании. – Альфред любил меня, а хотеть продолжал всех.
– Для мужчин это нормально. – Жанна тоже могла бы поделиться опытом. – Но если выбрал одну, должен…
– Я ведь любила его, – просит понять мать. – Любовь – это не брать, а давать. Чтобы тебе было хорошо, когда хорошо любимому.
– Значит, нужно сделать так, чтобы ему было всегда хорошо с тобой, – не видит проблемы Жанна.
– В твоей формуле ошибка, – улыбается мать. – Она чересчур длинна.
Жанна искренне не понимает.
– «С тобой» – лишнее.
Объяснение сначала только удивляет. Жанна прочитывает про себя с исправлением. Глаза лезут на лоб:
– Ты?..
– Мы. – Мать отводит взгляд. – Договорились. Я разрешила ему, он, соответственно, мне. Ты уже не маленькая, видела жизнь и в какой-то мере знаешь людей. Самый странный вывод, который я сделала на основании собственного опыта – что все люди разные и каждому нужно разное. Одни гонятся за недостижимым, другие кормятся подножным кормом, третьи любят один раз и навсегда. Но, повторяю, каждому – свое.
В длинной речи Жанна выделяет главное:
– Вы получаете удовольствие на стороне, и оба знаете об этом?!
– И продолжаем любить друг друга.
Жанна категорически не понимает.
– Но Лига… Там только мужененавистницы! Подставы и игры на краю!
Губ матери касается грустная улыбка:
– Представляешь, как это нравится папе?
– Он… знает?
– Через Лигу я подыскиваю интересных новых «мстительниц» и делаю ему невообразимые подарки. Кстати, я тоже неплохо провожу время, когда участвую в акциях и «мщу» сама. Не будь этой отдушины, мы, возможно, давно разбежались бы. Получается, Лига выгодна нам обоим, она спасает нашу семью.
– Пипец… – единственное, что приходит на язык Жанне.
Она почти в шоке. Услышанное не укладывается в голове.
Мама сказала: любовь. Нет, не любовь. А что? Неизвестно. Но что-то другое.
– Ладно. – Жанна пытается справиться с мыслями. – С отцом разобрались. Но в списке «жертв» еще мой коллега. В «особом» списке.
– Плохо. Это значит, что он где-то перешел Лиге дорогу.
– Лиге как движению?
Маме вопрос понятен:
– Или встал на пути кого-то из основателей. Завтра попытаюсь выяснить.
Завтра может быть поздно. Но уже ночь, ничего сделать нельзя. Зато можно еще спросить.
– Что можешь рассказать про бал?
- - - - - - -

Дался ей этот бал. Снежана отмахивается:
– Не бери в голову. Бабское собрание и годовой отчет под соусом сплачивающего маскарада. Игры глав Лиги в «укрепление командного духа», сейчас это довольно модно. На это ухается куча средств, часть которых кто-то кладет в карман.
Ее мозги сосредоточенно скрежещут: в последние дни «особые» акции участились. Задания достались чуть ли не каждой. Если Комиссия затеяла с кем-то войну – это может аукнуться всем. Нужно поинтересоваться, а то и принять меры.
Дочка сидит рядом как статуя и глядит вперед. Там сверкает снег. Все белое.
А под белым – разное. В том числе, черное. Как в жизни. Снежана достаточно узнала жизнь. На самом деле не существует ни черного, ни белого, все на свете – обман и видимость. В реальности мир серый. И жизнь серая. Никакие деньги не раскрасят его по-настоящему. Они усиливают контраст и позволяют лучше разбираться в оттенках. Но серое, если внимательно присмотреться и вдуматься, оказывается коричневым. Стать знатоком видов и вкусов дерьма – не лучший итог жизни. И ничего не поделать – молодость позади, время растрачено на ерунду. Да, все казавшееся важным – полная ерунда, и неожиданно выясняется, что единственная настоящая ценность – дети. У Снежаны и Альфреда это дочка, больше детей Бог не дал. Сначала сами не хотели, затем не получилось. Теперь вся жизнь (точнее, ее остаток) – ради дочки. И будущих внуков. «Дети – цветы жизни» оказалось не просто словами, на деле только дети расцвечивают этот мир, только они по-настоящему (жаль, что недолго) цветные на холсте серого, которым маскируется коричневое.
Не хотелось вываливать на Жанну свои проблемы и, особенно, способы их решения. Но лучше пусть услышит от матери, чем донесут гадкие слухи. То же самое, сказанное другими словами, может выглядеть неприглядно и мерзко.
Снежана мрачнеет. Выворот мысли привел к неожиданному выводу. Оказывается, взгляд на вещи с другой стороны показывает их в истинном свете. Что же получается? Вещи, которые требуют оправданий и поиска нужных слов, чтобы не выглядеть неприглядно и мерзко… Неужели они и вправду такие?
Доносится:
– Сможешь провести меня на бал?
– И не подумаю. Будут только свои.
– Но ведь – маскарад? – упорствует дочка.
– Маски – чтобы сохранить тайну личности. Члены Лиги не знакомы друг с другом и не должны быть знакомы.
– Это же замечательно!
– Зато Комиссия знает всех. – Усталый выдох завершается остужающим дочкин энтузиазм заявлением: – Забудь. Посторонний на балу – глупость из области фантастики. Беспредельно опасная глупость. Лига умеет хранить секреты.
- - - - - - -

В «Приюте» пришлось чуть ли не на колени встать, Леонид даже подумывал, не предложить ли в обмен на информацию развеселой, но скрытной администраторше руку и какую-нибудь половинку своего многолюбящего сердца.
Оказалось достаточно шутливых комплиментов и серьезных заверений, что дальше эти сведения не уйдут. Времени было потрачено немало, но все подтвердилось.
– Кто у нас остался без алиби? – наморщил лоб Алекс.
– Горская. Ее слова, что сидела дома с детьми, и раздумья соседей, «вроде бы не видевших, что выезжала куда-то» – полная чушь.
Некоторое время они едут молча. Дорога скользкая, приходится быть сосредоточенным больше обычного.
Лоб Алекса внезапно разгладился:
– Помнишь, когда еще работали в «Риэлтинге», ты постоянно и безрезультатно подкатывал к бухгалтерше?
– К Наташке-то? – Леонид счастливо оскалился. – У тебя устаревшие сведения. Алексу не до хвастовства напарника:
– Видел, как она вначале по Кириллу сохла?
Леонид удивлен:
– Разве? Он же на Кристинке тогда был женат. Стоп. – Кажется, его настигло понимание. – Наташка?!
– Она сейчас подруга Кристины. Ну, подруга не подруга, но общаются. Дым уже опрашивал соседей, результат как у Горской. Никто ничего.
– Едем? – загорелся Леонид.
– Адрес знаешь?
– А то!
- - - - - - -

– Последний раз видела, когда он от полиции сбежал. Не понимаю.
Понимает только Алекс. Но его интересуют тайны самой бухгалтерши.
Наташа принимает их на кухне. Простая квартирка одинокого непритязательного человека. Диван, большой телевизор, цветы на окнах. На стене – картина, похожая на обложку любовного романа. Желтый свет люстры приглушен и смахивает на интимный – если не замечать, что оба выключателя в верхнем положении, а половина лампочек все равно не работает. Попросту перегорели.
На Леонида Наташа старается не смотреть, хотя тот не делает попыток намекнуть на былое. Она говорит с Алексом.
– Он же не виноват, – объясняет она. – Всеми деньгами распоряжался Владимир Терентьевич. Кириллу ничего не грозило. Не понимаю.
– Где вы были вчера вечером?
– Какое это имеет отношение?..
Обращение на вы для нее нормально, хотя со спрашивающим они ровесники и одно время вместе работали. Отстраненность помогает молодой женщине чувствовать себя комфортно с нежданными гостями, которые пришли поговорить о случившемся.
– Большое. – Алекс пытается поймать правильное направление. – Дело касается Кирилла.
Недолгое раздумье завершается тихим ответом:
– Дома. Я всегда вечерами дома.
Наташа смущается и косится на Леонида: не принял ли за намек?
Леонид тверд как камень. По-рыцарски не замечает. Пусть и не знает, что для дела нужнее – понять или не понять.
– Кто может подтвердить? – интересует Алекса.
– Я дома всегда одна… – Лицо вновь ляпнувшей нежеланную двусмысленность Наташи идет пятнами.
Слишком мнительна. Алекс уводит разговор в сторону:
– Вы не замечали со стороны Горского чего-то странного в последние дни?
– Нет. Правда, он зачем-то забрал из сейфа доверенности и чековые книжки. Сказал, что пусть лучше у него лежат, для сохранности.
Она вновь усиленно делает вид, что в комнате один только Алекс.
– Лёнчик, – обращается Алекс к напарнику. – В машине ноут остался, должны срочную электронку сбросить. Проверь, пожалуйста.
– Ноут? – В машине нет ноутбука. Краткое удивление сменяется пониманием. – Хорошо.
Леонид уходит.
– Наташа, – тон Алекса теплеет. – У Кирилла большие неприятности. У меня ощущение, что он каким-то образом и не по своей вине перешел дорогу неизвестным силам. Его теперь прессуют со всех сторон. – Он внимательно наблюдает за собеседницей. – Нет ли мыслей, кто это может быть и почему?
После ухода Леонида нервозность Наташи заметно снизилась.
– Не могу представить. – Видно, что она откровенна, переживая за небезразличного ей коллегу. – Никто не желал ему зла.
– А Кристина?
– Что? – На лице возникает недоумение.
– Не могла ли начать в отношении предавшего ее человека…
Сумрак в широких зрачках. Сжатые губы: «Эх, вы…» Вслух:
– Она его любит.
Алекс все понимает, но ему нужна хоть какая-то зацепка.
– Он разбил семью, и Кристина со своей стороны…
– Не он.
– Она?!
– Другая. – Наташа отворачивается. – Повторяю: Кристина его любит. – Для Наташи это довод. Но она неожиданно припоминает: – Одно время Кристина носилась с идеей устроить Алене какую-нибудь мелкую пакость… Но именно Алене и именно мелкую, а ломать новые отношения – это не решение проблемы. И она никогда не сделала бы Кириллу ничего плохого.
Алекс бьет в уязвимое место:
– Кирилл вам нравится?
Новый всплеск алого на лице:
– Не хочу говорить на эту тему. – Наташа косится на дверь, которая недавно закрылась за Леонидом.
Во внутреннем кармане Алекса невесело пикает и вздыхает планшет. Разрядился. Надо бы не забыть подключить, когда вернется в машину. Возвращаясь мыслями к разговору, Алекс объясняет свой вопрос:
– Мы здесь, потому что Кирилл в опасности.
– Я никогда не смогла бы причинить Кириллу вред. Никакой. Ни за что.
Глаза в глаза. Очень искренний ответ.
– Спасибо. – Алекс встает.
Если он что-то понимает в людях, то можно прощаться. Причины несчастий Кирилла явно не в этих стенах.
Грызет только гнусный червячок: «если он что-то понимает в людях». А если нет?
Раздается звонок с отчетом Дыма:
– Откопал любопытный факт. Не знаю, как пристроить к имеющимся.
– Говори.
– Пропавшей невесте Матвеева квартира досталась не от бабушки, как следует из показаний коммерческого директора «Риэлтинга». Жилье куплено самой Аленой за наличные у третьих лиц. Копия договора купли-продажи сейчас у меня. Я вызвонил старых хозяев, они подтвердили – новая владелица покупала вместе с каким-то мужчиной. Точной внешности не помнят, но явно не Матвеев.
Мозг не успевает переварить услышанное, как звонит Жанна:
– Привет. Не спишь?
- - - - - - -

Спасающая от холода (но не от мыслей) стремительная современная карета несется в офис. И что же, что поздний вечер субботы? Ей откроют.
Жанна пытается сопоставить уже известное. Внятной картинки не выстраивается.
Она голосом включает телефон и выбирает Алекса. Динамики просыпаются долгими гудками – абонент не сторонник подростковой блажи с мелодиями.
– Привет. Не спишь?
– А ты?
– Ответь на вопрос. – Жанна набирает воздуха. – Что было в пакете?
– Хочешь сказать – не смотрела?
– Снаружи газетка, а вот внутри запаяли на совесть. – Губы растягиваются в подобие улыбки. – Похоже на пачку денег.
– Не только похоже.
– От кого?
– Секрет.
– Ошибаешься.
– Лиза? – Алекс презрительно фыркает. – Да, передал Матвеев.
– За что?
– Вернул долг.
Ой ли.
– Шеф знает?
– Нет. И не надо. Приехать, поговорим? Или ко мне? Или где-нибудь на нейтральной территории.
Ага, «поговорим». Знает она. Едва останутся наедине…
– Занята.
– Жаль.
– Будь осторожен.
Собеседник настораживается:
– Что-то узнала?
– Ты в черном списке Лиги.
– Не новость. – «БМВ», несущийся в прикрытое хрупкими латами кузова левое плечо, все еще перед глазами. Потом прояснение: Жанна только что говорила с Лизой. Значит… – Теперь мной займется Лиза?
Едкий ответ:
– Если бы только. Даже мне предложили на тебя поохотиться.
– Кажется, ты не прочь…
– Конечно. Очередью в нижнюю часть середины тела. – Жанна зла, что от нее что-то скрыли.
Алекс не обижается.
– Аналогично. Думаю, у меня это получилось бы лучше.
Жанна не выдерживает, давится смешком.
– Как-нибудь в другой раз. Если доживешь.
– Ради такого случая постараюсь.
– Постарайся. – Она отключается.
Внешние ворота заперты. Узнав ее, охрана беспрепятственно пропускает.
Технический отдел работает круглосуточно.
– Здравствуйте. – Дежурный встает. Видимо, перешел сюда из внутренних органов. Вышколен. Местные перед женщиной не встанут.
Жанну интересует:
– Телефон Матвеева еще не обнаружен?
Если найти его первой…
Следует неожиданный удар:
– Давно обнаружен и снят с отслеживания.
Опоздала. На всякий случай, для общей информации, она уточняет:
– Кем обнаружен?
– Бригадиром Алексом Акимовым. Снят по его же приказу.
Нокдаун.
- - - - - - -
(продолжение следует)

Друг, в он-лайне: «Как поживает наша "Лига Озверевших Женщин, Ищущих Секса"? Ждут завтрашнего дня? У меня все готово. Именно все, по всем пунктам плана – победоносная галочка».
Чарли: «Никто и не сомневался».
Друг: «Слишком сложная конструкция, планы внутри планов. Можно было разбить на отдельные составляющие».
Чарли: «Тебе так, конечно, проще, а мне надо, чтобы было наглядно и красиво. Чем круче сюжет, тем интереснее им заниматься».
Друг: «Одна из линий еще не состыкована с прочими. Другие варианты, конечно, неплохи, но данный был лучшим. Не перегнули палку с Матвеевым? Где теперь искать?»
Чарли: «Работаю».
Друг: «И посторонние в игру включились».
Чарли: «Выключим».
Друг: «Успеешь?»
Чарли: «А надо? Не гони лошадей. Получай удовольствие».
- - - - - - -

Алекс остается в машине. Во-первых, один на один женщине будет спокойнее. Во-вторых, сказываются личные обстоятельства. Ему совершенно не улыбается лезть под одеяло семьи Ковальских.
Леонида всасывает глубокое нутро подъехавшего дорогущего «Мерина».
– Назовитесь, – требует водительница, в упор разглядывая плюхнувшего рядом парня.
– Леон. – Он смущается. – Леонид.
– Этого мало. – Морщинки в уголках глаз выдают возраст. Где-то вокруг сорока, причем неизвестно насколько это «вокруг» уходит вдаль и в какую сторону. В остальном – подтянута, божественно упакована, привлекательна. Больше того – соблазнительна. Какие-то флюиды…
Н-да, Леонид не упустил бы возможности познакомиться ближе. Вместо этого:
– От Сыча.
Теперь ответ устраивает.
– Для Толика в самом деле все так серьезно? – раздается новый вопрос. Дама привыкла спрашивать, а не отвечать.
– Очень.
– Ладно.
Пауза.
Леонида прорывает:
– Конфиденциальность гаран…
Его останавливает усталый взмах ладони:
– Это понятно. Толик – случайный знакомый. Было такое настроение… – Взгляд женщины с интересом останавливается на соседе по замкнутому мирку салона, словно только что увидел. Ползет по штанам.
Леонида бросает в дрожь. И в краску.
Дама с доброй усмешкой объявляет:
– В общем, подтверждаю, что весь вечер он провел со мной.
Какое-никакое, а алиби. Дело сделано. Леонид вышколено кивает и собирается прощаться. В ухе гневно шуршит микропередатчик, голосом Алекса требуя конкретики.
– Простите, – Леонид замирает и конфузливо опускает глаза, – Анатолий говорил про какую-то запись…
В ответ – смех:
– Да, я снимала на камеру. Иногда бывает любопытно пересмотреть что-то особенно запомнившееся. – Хитрый взгляд вновь нескромно буравит соседа, заставляя забыть о словах и перейти в измерение, где словам места нет. – Понимаешь?
– Думаю, да. Значит, эта запись не сохранилась? – Он помнит о переполненной карте памяти.
Ему отвечает лукавая усмешка:
– Для Толика – нет, а вам, молодой человек, раз уж настолько близко принимаете к сердцу чужие проблемы…
С заднего сиденья вытаскивается ноутбук, и вниманию предлагается весьма откровенный ролик.
Комната. Скорее всего, отель. Затянутая в кожу дама в маске активно милуется с Анатолием Агеенко. Сомнений нет.
Леониду, пятнистому под прямой наводкой разглядывающей женщины, хочется быстрее прекратить моральное издевательство.
– Спасибо, – выталкивает он нетвердо, – вы нам очень помогли…
И снова злой шепот Алекса оставляет его на месте. «Когда это было, точное время? Где именно? Кто подтвердит?»
Леонид согласен, демонстрируемое алиби весьма условно. Нужны свидетели. Запись можно было сделать в любое время.
– Я думала, вы более любопытны. – Дама с улыбкой тянется к кнопке остановки.
– Подождите, – просит Леонид. – Я не договорил. И на самом деле я очень любопытен.
У него складывается ощущение, что соседка не возражает против дальнейшего сотрудничества с ним и в других плоскостях. И это первый случай в жизни, когда он решает не пользоваться моментом. Если все срастется, не Леонид добавит в список побед новую строчку, а его добавят в некую коллекцию, и у сидящей напротив дамы окажется такая же запись с его участием – захочет он того или нет. К тому же, ее супруг – известная личность. Впервые будущее спокойствие перевешивает азарт нового приключения.
– Меня интересует все, – продолжает он, – каждая мелочь. Особенно детали, которые пролили бы свет…
Пока он говорит, барахтающиеся тела сметают с тумбочки все предметы, что попали под горячую руку и прочее, не менее горячее: лампу, которая с грохотом рушится на пол, телевизионный пульт, летящий под ноги, камеру…
Камера заваливается, кувыркается в падении и опрокидывается на бок. Под коленом женщины трещит пульт. От случайного сигнала вспыхивает экран оказавшегося в поле зрения настенного телевизора.
Оживают новости. Пятничные вечерние. В углу высвечивается время. Леонид вглядывается:
– Семнадцать… не вижу. Ага, семнадцать пятнадцать. А где это?
– Гостевой дом «Приют». Если решишь проверить, – дама томно переходит на ты, – веди себя предельно тактично. Ситуация приятная, но, как понимаешь, пикантная, а муж, знаешь ли…
– Постараюсь.
Леонид потряс головой. Алекс в ухе молчал.
- - - - - - -

Жанна срочно ищет решение. Сейчас они с Лизой одеты так, будто спали, и разбудил внезапный звонок в дверь. Именно возможность этого звонка удерживает их вместе. Они сидят на кровати, смятое одеяло валяется в ногах (мол, спали же), обе – в нижнем белье. На открытой дверце шкафа висят приготовленные домашние халаты – их наденут, когда (то есть, если) Матвеев все же объявится. На его визит они еще надеются, но с каждой следующей минутой шансы тают.
Пока Жанна молчит, восседающая по центру кровати Лиза перечисляет:
– Давай все: адрес, телефон, приметы. Что любит, на что ведется, какие позы предпочитает.
– Позы? – вздрагивает Жанна. Мысли в лихорадке.
Давно она не попадала в подобные передряги. Обычно подставляла других.
Лиза перехватила инициативу. Она сидит со сложенными по-турецки ногами, пальцы барабанят по коленям, в глазах – огонь:
– Мстить хочешь как? По-полной?
– Конечно.
– Тогда и позы. – Лиза безжалостна. – Не женат?
– Не-ет… – тянет Жанна. Руки бессмысленно тычут в кнопки смартфона.
Алекс теперь, само собой, отменяется, но показать кого-то необходимо. Сейчас же. Лиза ждет. Сослаться, что случайно стерла – половина доверия под хвост. Впрочем, можно сказать, что стерла намеренно, когда решила с ним порвать. Но тогда потребуют найти его в сети. Выдать первую же попавшуюся на глаза кандидатуру? Несерьезно.
Жанна вдруг успокаивается – нужное найдено.
– Вот, – пальцы увеличивают лицо на весь экран. – Подонок.
– Имя?
– Леонид.
Лиза смотрит в двухмерные плутовские глаза вечного холостяка, друга и соратника Алекса.
– Слишком смазлив, – произносит она со знанием дела. – Такого даже ты не удержишь.
– Хочу не возвращать, а мстить. И мстить жестоко. – Сталь. Лед и пламя. Жанна вошла в роль.
– Статья «тяжкие физические»?
Жанна отрицательно машет головой:
– Не физически. Морально.
– Чтобы проучить – например, выставить на весь свет безнадежным идиотом… или чтобы на всю жизнь запомнил?
– На всю!
Хватит, попортил девичьих нервов наш красавчик. Пусть лично Жанну обходил и обходит стороной (еще бы, фаворитка босса), но вокруг только треск стоит. За всех женщин России – подлецу Леониду привет от новоявленной мстительницы. А нечего. Сам виноват.
Совмещая чужие истории, воображение и некоторые факты, поведанные тремя девушками фирмы, которые не избежали разового внимания Леонида, Жанна выплескивает море информации. Телефоны и адреса сотрудников у нее забиты в контактах, это тоже не проблема. Фото, по случаю сделанное в офисе, оказалось весьма кстати.
– Прекрасно. – Лиза довольна. – С этим я разберусь. Составлю сценарий, отошлю на утверждение Комиссии.
– Это… обязательно?
– Для моей безопасности. – Довод Лизы неоспорим. – После одобрения возьму его тепленьким и представлю запись, после которой ад ему покажется раем.
– А мне что делать?
– С сегодняшнего дня ты кандидат на испытательном сроке. Беру в члены Лиги под личное поручительство. Не подведи. – Лиза глядит на нее серьезно. – Выполнишь несколько разноплановых заданий – станешь полноправным участником. Тогда тоже сможешь пойти на Бал.
– Собираетесь у кого-то дома?
– С ума сошла? – Лиза мотает головой. – Никогда. Инкогнито участниц соблюдается неукоснительно.
– Не в ресторане же?
– За большие деньги снимают огромный особняк. Расходы ничего не значат для такого события. – Лиза улыбается. – Ты даже представить не можешь, что такое наш Бал.
– Расскажешь?
– Уже и так много рассказала. Увидишь. В следующем году.
«В следующем»? Так далеко Жанна не заглядывает. Она указывает на поразившие фото:
– А одним их этих можно заняться сразу, чтобы время не терять?
– Выбрала кого-то?
– Немолодого из «главной» темы. Интересно, за что его?
– Скорее всего, жена заказала. В «главной» таких большинство.
Комок в горле. Жанна едва выталкивает следующий вопрос:
– А тех, «особых»?
– Повторяю: это не нашего ума дело. – Лиза в который раз косится на часы, затем страдальчески морщит лобик: – Все. Не придет. Надо домой.
– Домой? – У Жанны вид, что удивлена.
– Здесь – пристанище для беглых и гнездышко для ищущих покоя. Дом у меня в другом месте. – Лиза мечтательно вздыхает. – Так хочется рассказать тебе про всю несусветную мощь завтрашнего дня… но запрещено. Перестраховщики хреновы. На месте Комиссии я открыла бы доступ вообще всем, кто захочет. Такой поток народу повалил бы…
- - - - - - -

Папа. Почему?
Ответ получить легко. Сквозь тьму и мороз, захвативших мир и душу, Жанна гонит стальную ласточку за невозможной правдой к дому родителей. Лизу она высадила, как та сама попросила, за квартал от дома – в целях, ха-ха, конспирации. Что же, не доверяет – пусть поморозится.
Сейчас мысли улетели вперед. Лиза – далекое прошлое. До поры до времени – вычеркнуть и забыть.
Недалеко от последнего поворота Жанна тормозит на светофоре и вдруг замечает у круглосуточного магазина мамин «Мерседес». Выхлопную трубу окружает белое облачко. Значит, мама внутри. На ловца, как говорится, и зверь. Пора поговорить по душам. Она ждет зеленого сигнала, чтобы свернуть…
Правая дверца «Мерседеса» открывается, и оттуда выходит человек, очень похожий на Леонида.
Леонид?! Не может быть. Это все равно, что синагоги выйдет мулла в тюрбане. Мама – человек другого круга, она столько сил и времени потратила, чтобы никак не пересекаться со сферой, откуда берет начало достаток семьи…
Жанна вглядывается, но глаза не врут, это действительно Леонид. Он бежит по морозу, пыша паром, к временной машине Алекса, которая, как оказывается, стоит напротив. К двери пассажира. Дождавшийся его Алекс дает по газам, и они уносится со стоянки.
Загорается зеленая стрелка, Жанна сворачивает к магазину.
– Мама? – говорит она, останавливаясь стекло к стеклу и опуская свое.
– Доча? Какими судьбами?
Уже в восемнадцать Жанне подарили квартиру и машину. Полыхнул ослепительный фейерверк начала собственной жизни. Его сменили будни – то счастливые, то не очень. Родители не вмешивались, лишь папа помог с работой, которую любимому чаду хотелось. С тех пор папа с мамой наслаждались не только материальным благополучием, но и абсолютной свободой. От всех и всего. Завязав с Сычом, папа стал известным благотворителем. Везде с мамой, всегда вместе. И вот тебе…
«Хлоп», – дверца. «Клац – фырк-фырк», – сигнализация. Не успев почувствовать холода, Жанна тонет в еще теплом после Леонида кресле.
– Зачем здесь Сычевы ребята? – накидывается она, словно это противоправно.
– Неважно. На тебе лица нет. Что-то случилось?
– Не у меня. – Тон Жанны жесток. – У вас.
– Объясни.
– У папы любовница?
Мама бледнеет:
– С чего ты?..
– Да или нет?
После краткого раздумья раздается:
– Нет.
– Врешь.
– Не вру. Он никого не любит, кроме меня.
– И не собирается уйти?!
В глазах мамы – покой и мудрость веков. Жанна остывает:
– Прости. Наверное, я поняла что-то не так.
– Наверное.
Мама утешительно поглаживает ее по голове, как в детстве.
– Тогда расскажи мне про Лигу, – выбрасывает Жанна последний козырь.
Как же хочется, чтоб у мамы нашлось, чем его покрыть…
В голосе мамы впервые прорезаются жесткие нотки:
– Кто тебе сказал про Лигу?
– Мне предложили участвовать. – Жанна не собирается что-то скрывать. – Для первой акции на выбор дали несколько объектов. Представь, каково мне было увидеть там…
Мама мрачнеет:
– Ты уже…
– Нет, ничего не делала. Сразу к тебе.
– Правильно. Потому что… это не то, что ты думаешь.
– Глупая отмазка, – передергивает плечиками Жанна. – Попахивает тупой комедией.
– И тем не менее.
– Но он тебе изменил, да? Я знаю, в объекты «главных» акций жены и подруги выставляют своих непутевых…
Жанна прикусывает язык. До крови, но даже не замечает этого. Сама сказала: «и подруги». Если какая-то папина знакомая решила таким образом ему отомстить… Маме бы потом сообщили…
Черт!
- - - - - - -

Добившись своего – отпустят, она это понимает. Но… когда и чего?
К ней приходит женщина. Кто? Никогда не отвечает на вопросы. Чего хочет? Если выкупа – сколько, и как Кирилл соберет его? Скоро ли? Дело наверняка в этом. И уже решается там, в большом мире.
А если не выкупа… Тогда чего?
Лучше думать про выкуп.
Снаружи лютая зима, а здесь тропическое лето. Жара просто невыносима. Воздух от дыхания постепенно превращается в пар, он мокрый настолько, что скоро его можно будет носить в ведрах. На стенах влага собирается в капли и стекает неровными струйками. Кожа выглядит так же – влажная и неприятная. Стоит провести пальцами, и на них остаются катышки из грязи. Хорошо, что нет зеркала. Алена его сразу разбила бы.
Люк. Свет. Алена запрыгивает с ногами на тюфяк, подтягивает колени к груди и прикрывается мятой тряпкой, в прежние времена носившей гордое название халата. Сейчас это всего лишь ширма для крайних случаев, больше ни на что не годится.
– Можно поменять ведро? – обращается Алена к яркому прямоугольнику в потолке. – И принести еще воды? А еще – убавить мощность обогревателя.
Грязные слипшиеся волосы прилипли к щеке. Она страшна в своем унизительном виде. Но это дает силу требовать.
– Эй вы, слышите?
Она вдруг напрягается: силуэт в люке ей незнаком. Это мужчина. На уши натянута вязаная шапка, глаза прячутся под большими черными очками, нижнюю часть лица вместе с носом закрывает платок, связанный концами на затылке. На руках – перчатки. Поверх одежды накинуто длинное нечто вроде пончо. Очень удобно, чтобы скрыть телосложение: снизу может быть очень много всего. А может и нет.
До мужчины долетает запах. Он вздрагивает, быстро кивает и опускает раздвижную алюминиевую лестницу.
Алена вскакивает. Плевать на приличия. Она одевается под уставившимся сверху взором, затем одной рукой хватает ведро с помоями, второй придерживается за лестницу, и когда ноги достигают пятой перекладины, с трудом протягивает ведро вверх.
А не схватить ли похитителя за руку? Что будет, если вцепиться и дернуть вниз? Пусть не получится свалить… хотя это было бы идеально. Его – вниз, сама – вверх... И люк на задвижку.
Размечталась.
Во всяком случае, пока он будет отдирать ее от себя, можно будет сбить очки и посмотреть в глаза.
«Дура. Не вздумай!» Алена чуть не хлещет себя по щекам, чтобы не натворить глупостей. Каков шанс, что перед ней знакомый? Мизерный. А что будет, если она узнает в похитителе знакомого? Тогда ей точно отсюда не выйти. У того, кто решился на преступление, обратного пути нет. Такому проще замести следы, чем жить в постоянном страхе. Концы в воду – и преступления вроде бы не было.
А если она увидит лицо похитителя который ей неизвестен, с этого момента он станет известным, его можно опознать. Итог тот же: глупая смерть, сейчас невыгодная обеим сторонам.
Алена двигается так, чтобы похититель понял: она все понимает и неприятностей не хочет. Вслед за первым ведром вверх отправляется второе, пустое.
Лестница исчезает, раздается смачный хлопок упавшего люка.
Руки сами собой приводят прическу в порядок. Хоть как-то. Потом оправляется халат, вызывающе темный на остриях груди. Алена борется с противоположными желаниями: выглядеть как можно лучше даже в такой безумной ситуации и не привлечь к себе внимание как к объекту насилия.
Люк открывается.
Лестница. Вслед – чистое пустое ведро с пластиковой крышкой.
– Спасибо, – говорит Алена.
Мужчина передает второе ведро, оно до краев наполнено чистой водой. Запястье Алены подгибается под тяжестью…
И она еще думала, что до этого была мокрая. Двенадцатилитровый душ обрушивается на голову и едва не сносит с лестницы.
Ладони протирают глаза, и Алена виновато смотрит вверх. «Давай ведро», – машет мужчина кистью в зимней перчатке.
Теперь халат и вовсе не халат. Перестав его даже придерживать (куда он денется, прилипший?), Алена спрыгивает в лужу за укатившейся емкостью и вновь протягивает вверх.
Видно, что ею любуются. Мужчина этого не скрывает. Вернее, он делает вид, что просто наблюдает, но некие флюиды доносят правду.
Как ни странно, Алене это приятно. С нее течет, как с огородного пугала, волосы и кожа – грязные, запах – как от бомжа… а ей приятно.
Мужчина протягивает губку, и Алена собирает разлившуюся воду в помойное ведро. Наблюдение за ней в открытый люк продолжается.
Кстати, теперь, когда присматривает мужчина, одна из возможностей побега – через налаживание отношений с надсмотрщиком. Над этим можно подумать. Но не торопиться. Алена и так во власти похитителей, стоит ли усугублять положение? Мало, что взбредет ему…
Взбрело. Мужчина карябает фломастером по картонке, показывает:
«Хочешь прогуляться?»
Удивление, страх, сомнения – она не знает, на чем остановиться.
«Сходишь за водой сама» – появляется новое.
Вода! Это решает все. Ален героически кивает и поднимается вверх. Прохладный воздух заставляет зябко съежиться. С халата течет. Мужчина смотрит на восставшие соски. Пусть. Это не худшее, что может с ней произойти.
После узенькой клетушки глухое, не имеющее окон широкое помещение кажется огромным. По бокам горят две мощные лампы-переноски, нависает низкий потолок. В центре – ряды деревянных лавок, дальнюю часть занимает подобие эстрады, все доски свежие, пахнут лесом. Вот, оказывается, что здесь колотили.
Дверей – три. Массивная, из мореного дуба, и противоположная ей стальная закрыты, простенькая боковая приотворена. Помещение похоже на подвал большого дома или здания, из которого убрали все лишнее. Мысль насчет побега беспомощно уползает обратно в берлогу. Стальная и дубовая двери наверняка заперты, и если удастся справиться с надсмотрщиком, найти ключи и выбраться наружу – что там ждет? И чем грозит такое поведение?
Алена – не боец. Сейчас к ней относятся хорошо, даже пошли навстречу при возникшей проблеме. А что будет при неудачной попытке побега? В том, что попытка будет именно неудачной, можно не сомневаться, для удачной нужно знать, что находится наверху кроме тридцатиградусного мороза.
Ей показывают в сторону двери, которая открыта. Там… рай! Подхватив ведра, пустое и полное, Алена с радостью бросается в санузел. Он переполнен всеми достижениями современности. Глаза разбегаются. Хочется схватиться сразу за все.
Хочется не только схватиться. Пока набирается вода, Алена косится на унитаз и биде. Мужчина понимает. Он делает два шага назад и исчезает из поля видимости. Но открытая наружу дверь…
Внизу на ведре все равно хуже.
А потом она без спросу залезла в душ. На звук божественной падающей воды заглядывает похититель, грозит пальцем.
Плевать.
Хмыкнув что-то невразумительное, мужчина остается внутри, но не требует прекратить сказочного слияния с чудом. Он просто стоит, подпирая косяк, и смотрит.
– А полотенцами здесь не пользуются? – нахально вопрошает Алена, когда мытье закончено, а халат постиран и напялен обратно, мокрый на мокрое.
Полотенец нет. Как и многого другого.
Мужчина молчит.
– Про обогреватель не забудете? – говорит Алена, переступая белый бортик.
Виден неопределенный кивок.
– А еще, пожалуйста, принесите одежду и полотенце. Еще зубную щетку и туалетные принадлежности. Буду очень признательна.
На ее губах – улыбка. В этот момент Алена почти счастлива.
Написанный ответ врезает по мозгам не хуже кувалды, что упала на прохожего из рук работяги со строящегося небоскреба:
«Уже не пригодится».
- - - - - - -
(продолжение следует)

– Мужчины бывают верные или честные, – говорит Жанна. – Куда отнесешь Кирилла?
Они лежат рядышком на кровати и разрабатывают план соблазнения. Важна каждая мелочь.
– По-моему, он больной на голову, – неопределенно отмахивается Лиза. – Или на головку. Короче, верный и честный, бессовестно и беспросветно.
– М-да… – зависает Жанна. – Бывает, но редко. Угораздило нас.
Уже «нас». Лиза явно в восторге от появившейся компаньонки.
– Вон камера, – указывает она подбородком на шкаф.
Спрятано так надежно, что Жанна не видит.
– Значит, цель – запись шашней нашего стойкого солдатика с любой посторонней дамой?
– Так.
– Или с двумя?
Лиза не возражает. По лицу видно: ей неважно «как», лишь бы получилось. Последний шанс.
Жанна с удовольствием оглядывает себя и напарницу. У обеих позы, фигуры, лица, прически, взгляд и умением всем этим пользоваться в нужных целях – на высшем уровне. Они лежат плечом к плечу, ножки игриво загнуты, настенное зеркало, перед которым на тумбочке стоит ваза с цветком, отображает сногсшибательный для мужского глаза вид. Окажись Кирилл в квартире сейчас…
Ну, оказался бы. И что? Дело не в виде, пусть от него у большинства мужиков слюнки текут, дело в человеке. Подход можно найти к каждому, но ключики следует подбирать разные. Если Матвеев такой, каким его описала Лиза…
– Чтобы клюнул, нужна хорошая наживка. – Жанна начинает издалека.
Лиза обижается:
– Я была плохая?
Дружеская улыбка в ответ:
– Замечательная. Аппетитная, чувственная, соблазнительная… Но соблазнительная слишком откровенно. Это неправильно. Честных ловят не на лакомого опарыша, а на червя, который грызет изнутри. Наша рыбка сама должна сделать первый шаг, иначе никак. Теперь нас двое. Это надо правильно обыграть. Скажем, я заскочила в гости. Типа, я – твоя соседка, у которой случилось несчастье. К примеру, дверь захлопнулась. Или я – лучшая подруга, которую бросили и срочно требуется утешить. Или… – она смеется, – твоя любовница.
– Правильно! Двойной удар по мужским инстинктам!
– Как это обставить, чтобы сработало?
Лиза бесцеремонна:
– А если сделать просто: входит такой он – а тут такие мы. – Следует взгляд на кровать.
Жанна морщится:
– Он не маньяк. Извинится, что помешал, и уйдет. Сначала нужно втянуть эмоционально. Вместе с ним поужинать и попутно во что-нибудь сыграть.
– Например?
– Классическое – в «бутылочку». Или в карты на раздевание. Невинные поцелуйчики в первом случае и постепенное веселое разоблачение во втором не отпугнут даже верного женатика. Нам для начала хватит и этого.
– Для начала? – Только что появившееся сомнение Лизы сменяется настороженным удивлением. – Хватит?
– Чтобы крючок заглотил, ага? – Жанну понесло. – Врезав несчастному по губам и глазам, бьем по рукам и мыслям. Надеваем ему повязку и приступаем к «угадайкам». «Угадай, кто дотронулся», «угадай, до чего дотронулся», «угадай, до чьей дотронулся»… Черт. С нервными влюбленными надо проще. Лучше сначала вяжем глаза мне: «Угадаю, кто такой несмелый». «Угадаю, кто такой смелый». «Угадаю, какой части твоего тела касается мой язычок»…
Лиза задумывается.
– Может, лучше начать с фантов?
– Тоже вариант. Например: «Я очень крепко сплю, разбуди меня нежно»… «Побудь моей лошадкой – прокати на себе»… «Намажься шоколадом где хочешь – я слижу»… «Сними с себя что-нибудь»… «Сними с меня все»…
Лиза кривит губы:
– Не испугается прямого намека?
– Тогда так: «Сними с меня зубами…»
Обе хихикают, представляя веселые картинки.
За прошедшее время отношения из приятельских переросли не в просто дружеские или партнерские, а в сообщнические. Это состояние называется «спелись». Вдвоем они порвут всех, пусть только сунутся. Жаль, что сунуться может только один, да и тот неправильный, не вяжущийся с употребленным глаголом. Ничего, и не таким рога обламывали и вновь наставляли. Жанну захватил азарт. Она хочет в бой. Для Лизы соблазнение Матвеева – необходимость, ей поставили задачу, а для Жанны это теперь испытание собственных сил. Ну, не бывает непробиваемых мужчин, даже у Ахиллеса нашлась уязвимая пятка. А Ахиллес, надо напомнить, был полубогом, Матвееву до него далеко.
– А может – в твистер? – загорается Жанна. – Детская игра такая, на полу переплетаться.
– Он кашляет, – вспоминает Лиза. – Напольное отменяется.
– Кашляет?! В ванну его, однозначно!
– Примерно так я и предполагала.
– Упасть, и чтобы попрыгал вокруг, помогая и одновременно искушаясь? Типа, кто же устоит?
Лиза в тревоге кивает.
– Банально и очень хрупко. – Жанна чувствует себя выше напарницы в таких делах, хоть и моложе ее. – Если он такой, как ты говоришь, то осторожно перенесет в постель, при этом постарается не дотронуться до самого соблазнительного во избежание быть неправильно понятым. Затем, терзаясь виной за глупые мысли, когда у ближнего горе, укутает как дитя и вызовет врача.
Проследив логическую цепочку, Лиза вынужденно соглашается. Плохая идея. Не для верных и честных.
Жанна спохватывается:
– Мы не о том говорим. – Она вскакивает на постели и остается сидеть на коленях – в вертикальной позе и думается лучше, и действовать, если понадобится, намного проще. Голос напряжен: – Сначала определим порядок действий и сроки. Когда должен прийти твой «объект»?
Лиза вздыхает так, что кровать шатается.
– Не должен, а может. В любую минуту. Все сроки вышли, но у него могло что-то случиться, и я надеюсь…
– Тогда мы теряем время, – перебивает Жанна. – У нас нет плана на случай аврала. Если раздастся звонок в дверь, как ты меня представишь?
– Чем проще объяснение, тем лучше. Подруга пришла поплакаться. Твой дом далеко, я оставила тебя ночевать.
– И поэтому ты в одном пеньюаре, а на мне даже его нет? Что подумает о нас мужчина «верный и честный, бессовестно и беспросветно»?
Жанна спрыгивает на пол, руки хватают с пола нижнюю часть интимного туалета.
– И тебе советую, – говорит она, натягивая на бедра ажурные ниточки. – Хотя бы низ, а лучше полностью. Шоколадная конфета без красивого фантика – просто что-то коричневое. Большинство мужиков клюет на вкус, но некоторым важен вид. Мы должны вызывать у нашего клиента желание с нас что-то снять, а не наоборот. Он особенный, значит, и отношение к нему должно быть особенное.
– Тогда в отношении твоих бутылочек, карт, фантов и прочих твистеров… – задумчиво тянет Лиза. Она тоже встает и идет одеваться. В одной руке зависают трусики, в другой – бюстик. Мысли далеко.– Не факт, что ему вообще захочется играть в какие-то игры.
– Надо, чтобы он не понял, что это игра.
Лиза недоуменно молчит. Жанна объясняет:
– Перечислю роли, которые я могу сыграть, чтобы заставить его проявить милосердие.
– Причем здесь?..
– Подобное лечат подобным. Он должен сделать нужное нам из сострадания и человеческого участия.
– Как-как? – хмыкает Лиза.
Чувствуется, как ей не хочется снимать пеньюар – обычно стопроцентно срабатывавший аксессуар. У Жанны есть похожий, но его место – в шкафу, вместе с другими искусственными помощниками. До них дело обычно не доходит. Надеяться нужно только на себя, а если для результата требуются помощники – дело швах.
Пеньюар, наконец, падает к ногам, Лиза некоторое время вертится перед зеркалом и влезает в тонюсенькую нитяную конструкцию. Назвать эти ярко-красные полосочки одеждой – обидеть хорошее слово. Ну, спасибо, не леопардовые. Красный цвет – это агрессия, Выпирающие формы – навязчивость. Сейчас подошло бы что-то более закрытое и нейтральное, лучше серое. Или черное, которое на все случаи жизни. Как у Жанны. Правда, сейчас у нее белье тоже узкое, но никто не знал, куда закинет судьба, и что потребуется демонстрировать, а что скрывать. Неужели Лиза при своей красоте не понимает, что иногда красота должна быть вторична?
Не понимает. Та же красота тому виной. Окружающие так часто превозносили, что мнение некоторых принимается за единственную и непогрешимую истину. Женщина, которую хотят многие, должна помнить, что всегда найдутся и те, кто не хочет. Таких берут другими средствами.
Жанна кривится, но объяснять очевидное считает бессмысленным. Она продолжает:
– По легенде, я – твоя подруга с неудавшейся судьбой. Я пережила изнасилование и теперь боюсь мужчин. Боюсь их рук и ласк. Губ и тел. Ты очень переживаешь за меня и мое будущее. Поможет твой приятель бедной девушке вернуться в норму?
– В принципе, шанс есть. – Лиза прикидывает, улыбаясь происходящему в фантазиях. – А другие варианты?
– Сбежала от мужа. Муж был сволочь, ничего кроме грубой классики не признавал, прелюдии ненавидел… А хочется любви и нежности.
– Первое было лучше.
– Тогда просто: я фригидна. Точнее, как бы думаю, что холодна, что ничего не чувствую и чувствовать не могу. Меня нужно пробудить от спячки, снять заклятье, развеять черные чары. Чем не повод помочь бедняжке?
Лиза в восторге.
– Еще!
– Тираны-родичи выдают за гнусного старикана в надежде на его деньги. А я берегла честь для прекрасного принца, не хочу отдавать ее озабоченному мерзавцу, у которого одна нога уже в могиле. И как бы жажду успеть подарить самое дорогое последнему хорошему человеку, которого встречу до ненавистной свадьбы. То есть именно сейчас и ему. Завтра будет поздно. Он же не Павка Корчагин, не откажет в последней просьбе несчастной красавице.
– «Отдать честь» сможешь достоверно? Впрочем… – Лиза понимает: изображать что-то или оправдываться будет не нужно. Дело будет сделано.
– Еще вариант: люблю женщин, а мужской любви не знала. Или знала, но столь плоско и бездарно… Потому и полюбила женщин. Необходима приятная помощь в возвращении в лоно нормальных и правильно любимых.
– Неплохо. – Лиза задумчиво примеривает ситуацию к конкретному несокрушимому объекту.
– Еще можно сказать, – продолжает Жанна уже не столь твердо, – что боюсь разочаровать намечающегося мужа. Жениха. Что тот ждет от меня праздничного торта, а я кроме пресной овсянки ничего не умею.
Лиза отрицательно машет головой:
– Если Кирилл на минуту выйдет из роли благородного рыцаря и отождествит себя с этим женихом, чья невеста ищет учителей на стороне…
– Согласна.
Некоторое время они сидят молча. Хороших новых мыслей нет. За плохие самим стыдно.
– Остановимся на первом варианте, – бросает Лиза, – с как бы произошедшим насилием. Забьешься в угол, будешь смотреть волком. Можешь кидаться на стены, рвать на себе волосы и одежду. Наше с ним дело – успокаивать, теплым сочувствием и лаской стараться уложить в постель и вылечить. Вернуть к жизни. Если он будет меня стесняться, уйду под каким-нибудь предлогом.
Они одновременно смотрят на часы.
Жанна вспоминает, предыдущую тему:
– А еще я хочу попробовать себя в свободном полете. Можешь дать мне самостоятельное задание?
– Думаешь, готова? Не хочешь сначала обкатать совместно, посмотреть, как делается?
На лице Жанны – несокрушимая твердость. За кого ее принимают? За воспитанницу института благородных девиц?
– Ну, раз уверена… – Лиза не собирается разубеждать. Она долго копается в меню телефона и, наконец, выбирает два фото. – Вот объекты на сегодняшний день, выбирай, кто больше нравится. Оба срочные, и Лига отблагодарит ту, кто справится с любым из них первой. Полной информации я тебе дать не имею права, где их найти – подскажу. – Она что-то вспоминает и усмехается. – В свое время я начинала с самого красивого и пожалела. Только себя любят. Но я не настаиваю. Выбери которого не жалко.
Сказать «шок» – ничего не сказать. Убивают оба снимка. Кандидат в «главные» – папа Жанны. В «особых» – Алекс. В отношении последнего пометка: «Повторно. Черный уровень».
- - - - - - -

Проклятые бандюки едва не поймали. Остановили автобус, смотрели прямо в глаза. Пронесло. Водитель с испугу не вспомнил, кого на какой остановке подсаживал. Народ, конечно, повозмущался самоуправством, но лишь потом, когда громилы отвалили и их черные дредноуты унеслись прочь.
Бандиты нынче уже не те. Лощеные, солидные, а лицензиями и разрешениями увешаны, как стол менеджера стикерами. И оснащены самой современной аппаратурой. Да, противник силен, но управа на него имеется. Враги сильны, когда вместе. Значит, самых въедливых нужно изымать из игры по одному. Что и делается.
Не утерпев, он достает телефон и вновь загружает вид с веб-камеры. В который раз любуется, вздрагивая при встрече взглядом. Она, конечно, не подозревает, что кто-то на нее смотрит. Но вдруг чувствует?
Руки еще помнят прелестное тело, втянутое в подготовленный для акции автомобиль. Маска милого зайчишки под шапкой (волк или тигр отпугнут, а эта обескуражила и дала целую секунду форы), многократно отработанный командный голос, перчатки, – все прошло по высшему уровню. Хлороформ, обмякла, отъехал, укол, навесил номера, отправился в нужное место.
Теперь он может ей любоваться. Мог бы и больше… но не нужно. Рано. Он передал для нее книги о любви. Скоро добавит к этому видеопроигрыватель и всяческое кино про самую разную, но непременно настоящую искреннюю любовь. Пусть читает, пусть смотрит. Главное – не торопиться.
- - - - - - -

Кирилл валяется в снегу, люди смотрят на него и отворачиваются. Делают вид, что не видят.
Видят и не отворачиваются лишь двое подростков лет тринадцати.
– Каков подарочек, – залихватски тянет первый. – А?
Второй соглашается:
– В самый раз.
Оглядевшись, они подходят. Кирилл держится руками за голову – единственная возможность не дать ей, разламывающейся, заледенеть и перестать быть. Ноги еще не функционируют в качестве средств передвижения. Полет был краток, а приземление не удалось. Но если судить по целости членов… Все отбито, но ничего не сломано. Можно считать огромной удачей.
– Ты кто? – падает из окружающего мира вопрос.
Кирилл отсутствует. Происходящее снаружи еще не воспринимается сознанием наравне с остальным. Примерно как у тех людей, что проходили мимо: он тоже смотрит, но не видит, слушает, но не слышит. Только они отгородились от реальности нарочно, потому что досаждает, а он всей душой хочет вернуться… но пока не может.
Двое подростков берут его под руки. Убедившись, что никому нет дела, а добыча не сопротивляется, они быстро волокут в сторону соседнего квартала.
– Передохнем.
– Не останавливайся. Менты.
Как в замедленном кино мимо проплывает полицейский «козлик». Наблюдаемая уличная сценка не настораживает полицейских – сыновья тащат домой пропойцу-отца. Вечная картина. Уже почти до подъезда дотащили. Из сил выбились. Даже помочь хочется.
Патрульная машина исчезает. Подростки переводят дух и меняют направление от ближайшего подъезда на вход в подвал.
Спуская едва передвигающее ноги тело, они чуть не роняют его на спускающейся вниз небольшой лестнице. Отдышавшись, один приветственно машет рукой в глазок видеодомофона, гудящего зуммером вызова, и перед ними отворяется последняя дверь – железная, помимо замка оснащенная мощным засовом.
Открывается зал, увешанный полотнищами с определенной символикой. Посреди подвала повязаны канаты. Вдали, где расположены тренажеры, разминаются несколько молодых людей в тяжелых шнурованных ботинках, черных футболках и камуфляжных штанах.
– Привет, парни, – раздается навстречу расплывшимся в улыбке подросткам. – Чего так счастливы? У кого-то горе?
Тоненькие ладошки поочередно утопают в лапище перехватившего на пороге огромного человека. На нем такая же униформа, но размерами и шириной плеч остальным до него, как до Австралии на поезде.
– Грушу принесли.
– Показывайте.
– Вот. – Они вытаскивают Кирилла на всеобщее обозрение и кладут на пол.
– Пьяный?
– Вроде нет.
– Со свалки, что ли? – Человек из подвала внимательно разглядывает остатки одежды Кирилла.
– Ты что? Его из машины выбросили.
– Жене надоел?
– Может, и надоел, – жмет плечами один из парнишек. – Подойдет?
– Ставьте на ринг. – Человек отсчитывает несколько купюр.
- - - - - - -

– Почему именно эти? – Жанна очень старается остаться естественной.
– Знать не положено. Комиссия постановила. Нам ставят задачу, мы выполняем.
– Тебе даже не интересно?
– Почему же. – Лиза с удовольствием разглядывает на экране улыбающийся абрис Алекса. – Нельзя. Что-то может выплыть наружу, и те, кто нас прикрывает, помогать перестанут.
– Это страшно?
– Фатально. Меня давно бы живьем закопали, если бы не особые возможности Лиги.
– Не боишься, что однажды…
– Боюсь. – Признание дается Лизе больно. – Но оставлять этих козлов безнаказанными…
– Согласна, – быстро вставляет Жанна. – И хочу начать как можно скорее.
Лицо Лизы вдруг озаряется:
– Мы с тобой как будто забыли, для чего существует Лига. Напоминаю, ее полное название – «Лига обиженных женщин, ищущих справедливости». Начать нужно с твоего бывшего. Покажи его фотографию.
- - - - - - -(продолжение следует)

Часть 4Суббота, вечер

– Выжигалова нашли?
– Где-то здесь. Говорят, покурить вышел.
– Кто ему разрешал? Почему выпустили? Он знает, сколько времени прошло? Кто за него играть будет?!
– Ищем.
– Плохо ищете. Процесс стоит. Гад! Сценарист!
– Здесь.
– Не могу больше. Убирай роль Выжигалова.
– Как же?! Нельзя, столько отснято с учетом его персонажа… Может, найти кого-то другого?
– Где?! Не можешь убрать – своди к минимуму. Сделай так, что он вроде бы есть, но его как бы нет. Понял?
Сценарист жмет плечами.
– Постараюсь.
– Мотор!

***
Снежная масса, перемешанная с песком и солью, брызжет в стороны. Навевающий похоронные мысли необъятный черный «Тахо» на дороге смотрится как гроб среди овощных ящиков, он летит вперед подобно носорогу в саванне. Одним своим видом он заставляет посторониться всех, кто хочет жить долго и счастливо.
Внутри двое. Тот, что за рулем, указывает вперед:
– Смотри.
– Не слепой.
Сосед справа тоже видит, как из преследуемой «Лады» выкидывают человека. Видеорегистратор высокого разрешения фиксирует происходящее.
– За кем?
– Сказано – перехватить «Ладу».
Они проскакивают вслед за ней на красный сигнал светофора. Выехав левыми колесами далеко за утонувшую под снежным крошевом двойную сплошную линию, отчего встречный поток едва не уходит на тротуар, прижимают преследуемых к обочине и профессионально проводят захват.
Внутри двое парней. Один нетрезв и взвинчен, второй, хозяин «Лады», истерически хохочет, лежа разбитой мордой на капоте:
– Тоха против Тахо. Ноль один не в нашу пользу.
– Не в вашу, муть вашу, – любезно подтверждает мужчина в черном костюме, прикладывая его по затылку рукоятью пистолета.
Осмотрев и заперев «Ладу», преследователи грузят парней в свой огромный джип. На прохожих они не обращают внимания. Впрочем, глянув на мрачного стального мамонта и его номера, прохожие сами не стремятся проявлять излишнее любопытство.
– Сделано, – рапортует «костюм» в рацию. – Двое.
Через минуту, дав отбой, он кидает водителю:
– В офис и ждать.
- - - - - - -

Говорят, что женщина, когда говорит «нет», просто хочет поговорить. Что тогда сказать об ответившей «да», но не дождавшейся результата?
На душе шторм. Рвет в клочья. Топит, затем выбрасывает на берег сломленной и бездыханной и снова смывает в ледяное безвременье. Поговорить хочется со страшной силой. Хоть с кем-нибудь. Выговориться, выплеснуться, успокоиться.
Кирилл не пришел. Что делать? Участия в Комиссии не видать, как ушей. Проехали. Хотя бы сохранить лицо.
Наплевать и уйти? Не просто. Отпустят, конечно, но сколько у них веселых записей с ее участием… Зачем только старалась и брала на себя больше, чем могла?
Лиза вздрагивает от звонка телефона. Неужели Кирилл? Ура, не все потеряно! Сейчас она скажет ему…
– Привет, подруга.
Не Кирилл. И судя по времени на часах, уже вряд ли. Забыть. Забыться. Отвлечься.
– Женя? – Лизе хочется плакать. А также выплакаться. – Как вовремя. Можешь приехать?
– Диктуй адрес.
- - - - - - -

Адрес Елизаветы Крамер у Жанны на столе, но ведь собеседница этого не знает.
Брови изумленно ползут вверх: адрес другой.
– Скоро буду, – бросает она уже по пути к двери. Куй что надо пока горячо. Простое правило, а восемьдесят процентов успеха.
Улица. Мороз. Машина. Темень. Дом. Лифт. Дверь. «Заходи». Вешалка. Спальня. Лиза в одном прозрачном пеньюаре падает на красиво убранную постель и лупит по ней кулаками:
– Все мужики козлы!
– Некоторые – особенно, – поддерживает «Женя», размещаясь на краешке кровати. Направление понятно. И даже приятно. – Когда мне мой изменил, – начинает она, рисуя перед глазами физиономию Алекса, чтобы не отрываться от реальности и врать бесшабашней, – решила убить себя. Потом его. Потом пыталась все забыть, но не получилось. Правильно говорят: чтобы любимый человек не изменял, надо с ним вовремя разойтись.
– Не наш метод. – Лиза, оказывается, слушает, хотя по ней не скажешь. – Поймай его разок на попытке, устрой скандал – больше половины шансов, что станет шелковым.
– Если любит.
– Если не любит – зачем он тебе?
Жанна кивает. Железная логика.
– Вы, Лига, так и работаете, – говорит она, – ловя на попытках?
– Мы работаем по-разному. С посторонними козлами – на твое усмотрение, а когда ловишь муженька или кандидата в мужья из своих, ищем способ не довести до постели.
– Например? – требует «Женя».
Хочется скорее. Напрасно. Торопить женщину – как пытаться ускорить загрузку компьютера.
Вместо ответа Лиза поднимается, отправляется к сложенной одежде, там долго копается и вскоре возвращается с телефоном.
– Смотри, – говорит она новой подруге и показывает на экран, – это я привязала парня к постели ремнями. Но это плохой вариант, не все ведутся.
Кадр шикарен: бледная распятая жертва напоминает холмистую пустыню с одиноким непослушным деревом. Жертва тщится спрятаться от появившейся разъяренной супружницы.
– Далее – в примерочной, – продолжается экскурс в былое при смене кадра. – Когда разделся, я выскочила со всем его барахлом.
– А ты разве не тоже?..
Лиза озорно фыркает:
– Конечно, тоже, иначе бы как? Скажи… – ее голос вдруг обращается в камень, – ты смогла бы раздеться… прилюдно?
– Это испытание? – понимает Жанна.
– Считай, что да.
– Где? – Жанна встает.
Лизу ответ устраивает.
– А пробежаться голой, как я в том супермаркете?
Кажется, пришло время действовать. Одежда – на пол. Быстро. Вся. (А ее, после того, как Жанна вновь переоделась после «работы» с полковником, уже немало). Ноги – в шлепанцы. Несколько быстрых шагов к двери. Ручку против часовой стрелки и вперед. Наружу. Шлеп-шлеп по бетону лестничной площадки.
– Вернись! Простудишься!
- - - - - - -

Лиза впечатлена. Начав говорить от имени сообщества, она забывает недавние невзгоды. У нее вдруг снова появляется Дело. Цель Лиги не только в тупой и грубой мести. Мессианство – тоже одна из главных задач.
– Такие нам нужны. Тем более, именно такие. – Она цинично указывает на выпуклые чудеса влетающей обратно новой подруги. Девушка сложена сказочно, даже зависть к ней пробивается. – Мы, вот такие, – повторяет Лиза жест на себе, – элита Лиги.
В этот момент она вспоминает про Кирилла. Сволочь. Гвоздь в гроб ее стремительной карьеры. Типичный козел. Она решает пожаловаться:
– Только по секрету.
– Само собой, – оживляется подруга. Из-за мурашек похожая на бритый кактус, она наслаждается вновь обретенным теплом, но за разговором следит и серьезность происходящего понимает. Во всяком случае, должна понимать. На блондинку из анекдота ничуть не походит, в глазах видны ум и хитрость. Вместе с красотой и полным невинной чистоты взглядом – небывалое приобретение для Лиги. Лиза усмехается: когда-нибудь они обязательно будут сидеть рядышком на тронах Чрезвычайной Комиссии. Но не скоро. Путь от новичка до белой маски далек.
Для Лизы путь туда лежит через дело, о котором речь. Она запрыгивает на постель и приглашает новую подругу располагаться рядом – более удобного места в квартире нет.
– Мне нужно срочно найти и «обезвредить» этого типа.
На фото – Кирилл.
Лиза с интересом наблюдает за мимической игрой напарницы. Та глядит на снимок пустым взглядом, мысли явно далеки от нужного направления.
– Ничего не скажешь?
– Должна?
– Все-таки у тебя с ним… Или нет?– Лиза настороженно отстраняется. – Вы не знакомы?
- - - - - - -

– Нет, – честно отвечает Жанна. – А должна?
Она все еще раздета, и чувствуя, как Лиза косится на нее – то завистливо, то со странной хитрой надеждой – с облачением обратно в сто зимних одежек решает не торопиться. В комнате тепло, партнерша в одной газовой накидочке и ничуть не стесняется своего вида. Жанна тем более не привыкла стесняться. Тело – оружие. Сейчас производится смотр боевых частей, оценка возможностей и выявление недочетов. А еще это как парад перед битвой.
Битва полов – единственное, что происходит на свете, остальное – следствия. В животном мире самцы бравируют перед соперниками красотой и статью, чтобы привлечь самок. Человек от природы отошел, и теперь человеческие самки борются за внимание оплодотворителей. С точки зрения природы – глупость. Но если подумать…
Прежде, чем самцы начнут выяснять между собой, кто самый крутой и, соответственно, более достоин сеять свою ДНК, их нужно как-то привлечь. Получается, женщине, вопреки логике животного мира, природа дала именно то, что необходимо. Осталось суметь этим воспользоваться.
– Странно. – Лиза смотрит на нее с подозрением. – Это он передавал пакет для тебя.
– Он? – Изумление выглядит донельзя искренним, поскольку таковым является.
Лиза удивляется:
– Я думала…
– Что это мой новый? Нет. – Жанна делает в уме пометку разобраться с Алексом на эту тему. – В отношении пакета я обычный посредник. Сторонний курьер.
– Кому был пакет?
– Попросили на работе.
– Где работаешь?
– Секретарем в одной конторе.
– Кто просил?
– Неизвестный клиент. – Врать, так врать. Иначе заложит всю небезызвестную каждому надзаконную фирму. А лучше перейти в наступление. – Говоришь, нужно его найти?
Она вновь разглядывает фотографию. Лицо на ней опознано в первую же секунду, это коммерческий директор «Риэлтинга» Матвеев, которого разыскивает Борис Борисович. Вот тебе и «невеста» номер два. Ложная информация.
– И обезвредить. – Улыбка хозяйки кисла, как забытое вино.
Не замечая кипучей работы мозга, скользящего по грани провала, опершаяся на локоть Лиза смотрит на снимок симпатичного парня, как бомж на жирного голубя.
– Где он сейчас? – вкидывает Жанна пробный шар.
– Если бы.
– Что известно?
– Обещал прийти сюда, – нежные пальчики хозяйки обводят дугой кровать. В глазах безнадега.
– Плохо дело, – итожит Жанна, присаживаясь рядом, плечом к плечу. – Где его среди ночи разыщешь…
– А если… – Лиза смотрит на часы, в глазах проблеск надежды (вдруг форс-мажор миновал?!). – Если придет… ты поможешь?
– Я? – Делать вид, что раздумываешь, нетрудно.
- - - - - - -

Связаться с Кириллом не удалось. Номер умер. Либо теперь приятель объявится сам, либо совершит ошибку, и они встретятся в офисе.
Алекс вновь вызвонил недовольного Агеенко, а по дороге к нему подхватил Леонида. Повторная беседа обещает быть нервной.
Напарника он взял для внушительности. Один – хорошо, а два – уже банда. Хотя имени Сыча в разговоре было бы достаточно.
Подъехали. Агеенко уже ждет. Алекс выворачивает картину произошедшего неожиданным для напарника образом и высвечивает с нужного сейчас ракурса, чтобы посильней зацепить слушателя:
– Исчезли четыре человека: ваша бывшая супруга – Алена Агеенко, ее любовник Владимир Горский, ее жених Кирилл Матвеев и малолетний сын Матвеева.
Агеенко внимателен и молчалив. Смотрит выжидающе: к чему, мол?
Алекс режет в глаза неприятную правду:
– Догадайтесь, кто главный подозреваемый. Теперь вы скажете нам, где были вчера вечером?
Агеенко непреклонен:
– Не скажу. Неимею права.
– Нравится перспектива допроса другой степени? – вмешивается Леонид. – Мы не полиция.
– Догадываюсь. – Допрашиваемый не дурак. – Но тайна не моя.
– Женщина?
– Несвободная.
Алекс проходит вперед, берет со стола хвостатый стационарный телефон и протягивает мужчине:
– Позвоните ей. Объясните, что можете стать намного более несвободным.
Поиграв скулами, Агеенко набирает цифры из блокнота.
– Снежана?
Алекс давит на кнопку громкой связи, и женский голос возникает прямо в воздухе:
– Кто?
– Толик.
– Какой?
– Вчера вечером.
– А, ты… Говорила же не звонить.
– Ты обещала копию записи.
– Не получилось. Карта памяти оказалась переполненной. Прости.
Анатолий смачно выматерился под нос.
– Не звони больше. – Голос в трубке надменен и очень недоволен. – Если что – у меня твой номер остался.
– Снежана… – быстро вставляет Агеенко, пока собеседница не отключилась. – У меня проблемы.
Оттуда – сразу и безоговорочно:
– Не я. Здорова и слежу.
– Не о том, – морщится Агеенко, – хуже. Меня подозревают в похищении людей.
– Серьезно? – непонятно, заинтересовало сообщение женщину или напрягло.
– Прошу, поговори с людьми.
Понимает ли собеседница, что иначе ему крышка? Кажется, поняла.
– Пусть подъезжают к круглосуточному, через двадцать минут буду там. Ко мне – ни в коем случае. И ты не приезжай. Дай номер машины тех, кто приедет.
Алекс диктует. Выслушав, неведомая Снежана отключается.
Агеенко разводит руками:
– Крута. Муж – известный меценат. Раньше был бандитом, теперь замаливает.
Алекс с Леонидом ловят взгляды друг друга:
– Ковальский?
Алексу словно в зуб всверлились в режиме перфоратора. Он кривится, но не издает ни звука.
Полное имя Жанны – Ковальская Жанна Альфредовна, а ее маму зовут Снежаной. В городе, который никаким местом не мегаполис, совпадения можно исключить.
– Я слыхал, раньше он был ученым, – задумчиво произносит Леонид.
– В девяностые одно другому не мешало.
О Ковальском можно говорить долго, это известная в городе личность, и чтобы не увязнуть, Алекс возвращает разговор к злободневному:
– Где этот ваш круглосуточный?
- - - - - - -
(продолжение следует)

Как говорится, назвался клизмой, полезай… Или как там, в оригинале?
Санька был зол. Лизка, стерва. Нашла себе очередного. Жених? Как начался, так и кончится. Всех отвадил, и этого отвадит.
Женишок, выходя под ручку с чертовой безмозглой лахудрой, даже не оглянулся. Зря. Санька был уже не один.
– По рогам? – предложил Тоха – по первому зову прикативший на своей колымаге друган.
– Позже. – Саньке хочется узнать, куда голубки намылились. И вернувший его в адекватное состояние наряд полиции, шныряющий где-то рядом, не дает решить вопрос здесь и сейчас.
– За ними, – командует он, когда парочка ловит такси.
Проследили. Недолго пробыв у кого-то в элитном районе, парочка разбивается.
– Куда теперь?
– За ним, – принимает решение Санька, глядя на вышедшую к дороге фигуру.
Поймать попутку женишку оказалось непросто. Шашечки и специальную расцветку он почему-то игнорировал, обычные бомбилы оказывались сплошь занятыми или слишком спешащими. Очень долго никто не останавливался. Заранее проехав вперед, в зеркале Санька и Тоха наблюдали за чужими тщетными попытками сзади. Много времени прошло, пока какой-то мужик не смилостивился.
Ехать пришлось далеко. Опять элитный район, на этот раз – коттеджный поселок. На светофоре чуть не потеряли «клиента». Когда нагнали, он уже расплатился и вышел.
– Берем! – Санька полез с пассажирского сидения назад.
На полном ходу «Лада» подлетела к остолбеневшему женишку, и Санька втянул его внутрь.
– Ходу!
Машину едва не выбросило с дороги. Лед. Скорость. Адреналин.
– Думал – все, отвязался? – Сашка принялся месить не успевавшее прикрываться тело. – Я тебя в покое не оставлю. Отстань от Лизки! Моя она! Моя!
- - - - - - -

«Ар-ар!» – оглушительный кряк разогнал с дороги шуганувшуюся мелюзгу. Сытая стальная морда свернула к небольшому ресторанчику. Позади головной пришвартовалась машина сопровождения.
Заведение «красное», с Сычом и ему подобными дела не имеет, но владелец Сычу многим обязан. Расплачивается услугами. Например, предоставлением закрытой зоны в единоличное пользование, куда прочим клиентам доступ закрыт.
Судя по редкой в этих местах «Акуре» у входа, полковник ждет.
– Ваш гость уже прибыл, – подтверждает расторопный владелец и лично провожает в верхние апартаменты.
– А гостья? – бросает Сыч.
Взгляд не сразу находит среди других нужную машину, но все же находит – Жанна встала так, чтобы не бросаться в глаза и, когда понадобится, уехать без проблем. Ей даже выезд одним автомобилем не перекроешь. Молодец, обо всем думает, даже когда этого не требуется.
– Обворожительная такая девушка? Я не думал… – судя по дрогнувшему голосу, ресторатор мысленно пишет завещание. – Она про вас не сказала и прошла в общий зал.
– Позови. – Сыч вместе со свитой движется к лестнице.
Верха он достигает в одиночестве – свита рассосалась, заняв привычные места. Мышь не проскользнет.
– Еще раз здравствуй. – Рукопожатие. Похлопывание по плечу.
Полковник не стар, но потрепан. Полноват, низковат, плешеват. Успех у женщин имеет благодаря доходу, чей уровень не афишируется в декларации. Собственно, и не успех это, а рыночные отношения. Понимает. Семьей дорожит, но до нежностей охоч. О красотке Жанночке мечтает со дня ее появления у Сыча.
Полковник хочет что-то сказать и не может – появляется объект его восхищения.
Чаровница. Развевающееся платьице – в стиле Мерилин Монро (намекнул – переоделась. Умница. Даже зимние сапожки сменила на лаковые туфельки с неимоверным каблуком – видимо, внизу в гардеробе все лишнее оставила). Цок-цок – ножки от бедра. Прыг-прыг – грезы холостяка. Умопомрачительной кинодивой Жанна подплыла к умолкшим мужчинам. Набравший воздуха полковник застыл, словно собирался дунуть снизу и превратить Жанну в истинную Мерилин над воздуховодом, да забыл, как это делается. И хорошо, что забыл. Такой старпер если и дунет снизу…
– Жанна, это мой хороший друг, как-то раз ты его уже видела, – представил Сыч загипнотизированного красотой мужчину.
Ой, красотой ли?
– Очень приятно.
Видно, как звенящая нежность отдается в животе онемевшего оппонента сладким спазмом.
За его спиной Сыч поднимает большой палец. Улыбка Жанны открыта и бесподобна. Склоненная головка и заинтересованный взмах ресниц окончательно добивают вероятного противника.
В помещении играет музыка. Стрельнув в сторону Сыча вопрошающим взглядом, полковник вытягивается в рост и галантно кланяется своему давнему наваждению:
– Позвольте… на танец?
– С удовольствием.
Они выходят на свободный пятачок между столом с яствами (ресторатор постарался) и бильярдным. Юная вертихвостка чудесно играет роль.
Чувственная томящая мелодия. Маленькие ручки на огромных плечах, большие – на волшебной талии. Не зря он ее взял на работу, совсем не зря. Все, негодница, понимает. Главное – понимает не сказанное вслух и сама догадывается, что делать. И ее не коробит. Это бесценно.
- - - - - - -

Всего несколько километров от объездной. В лесу. Алекс примчался, едва позвонили. Пока мастера чешут репы над восстановлением его красавицы, приходится ездить на служебной. Неплоха, конечно, как и все в их солидной фирме, но не своя.
– Кран застрял, – кричат парни с обочины, увидев его машину. – По снегу не проходит. Здесь военный кран нужен, многоосный, на полном приводе.
– Вы уверены, что это машина Горского?
Основательно подмерзшие на продуваемом месте парни смеются, притоптывая:
– Камбала – герой. Оно и понятно: камбала! – Разносится задорный безобидный гогот. – Никто не хотел лезть. Следующая камера машину уже не зафиксировала. Ищем на этом участке. Обнаружили этот поворот, пошли по следу. Полынья. Совсем недавняя. Камбала только приехал с расстановки постов, поглядел, всех обматерил, разделся и нырнул. Номера именно те. А вызванный кран увяз на подходе.
– Игнат-то жив? – впервые тепло вспоминает Алекс Камбалу, которого обычно не жаловал.
– Беленькой согревается. В кране, с крановщиком. Тот спешил куда-то, а мы перехватили. Ругался страшно.
– Военный уже вызвали?
Разводят руками – не их уровень.
– Хорошо, займусь.
Дзинькнул телефон. В его кармане, но… телефон не его.
Кирилла!
Текстовое сообщение. Руки спешно выводят текст на экран.
«Зря ты связался с братвой. Теперь у всех будут неприятности. У кого-то большие, у кого-то маленькие. Не у нас, как понимаешь. До связи. Не хочешь окончательно навредить близким – больше не балуй».
Номер, с которого отправили, опять новый. Видимо, избавляются сразу после использования. Алекс быстро нажал вызов абонента. Пусто. Ребята умелые.
Он попробовал сообщить о послании Кириллу. Тот по-прежнему не отвечал.
Слово «близкие» употреблено во множественном числе. Отсюда вывод: похитители Алены и Павлика – одни и те же. Другие версии сбрасывать со счетов тоже не стоит, но этот вариант теперь будет основным.
Мысли о противнике бродили самые нелестные, в том числе и его будущем. На зоне за похищение ребенка урки любого в женский род переведут и под шконку спустят. За похищение женщины тоже могут. У всех на воле остались жены, сестры, матери. И дети. Опустят – это минимум. Бывают исключения, но только для своих, блатных, тем все дороги открыты.
Стоп. Они сказали – неприятности?
Перед глазами картинка: летящий в него неуправляемый снаряд баварского производства.
Что будет дальше?
- - - - - - -

Волнующие колебания несут пузатый спиртоналивной танкер и стремительную лодочку по морю паркета. С каждым движением привыкшая к мундиру массивная стена все ближе придвигается к партнерше. Стена скрипит, стонет, но движется – непреодолимо, сминая сопротивление и не оставляя пути для бегства. Полковник привык побеждать. Вот тугая мякоть вминается в него, опаляя предвкушением…
Сыч непроизвольно сглатывает, наблюдая, как прижатая Жанна растекается по чужому костюму.
Паршивка. Никто ведь не знает ее истинной сущности. С каждым она разная. Если бы в нужное он время не понял, что важны ей не столько деньги, сколько небывалые разнообразные приключения…
Сыч ловит взгляд Жанны. Косясь на обнимающую тушку, девушка многозначительно кривится, во взгляде – презрение и едва ли не брезгливость. Ясно, эта затея обойдется Сычу чуть дороже, чем предполагал.
Денег не жалко. Это жалкие гроши по сравнению с теми, что на кону.
С последними тактами умершей мелодии девушка отлипает от раскрасневшегося партнера и быстрым движением оправляет платье.
– Простите, покину ненадолго ваше приятное общество.
Стрельнув глазками, она подхватывает сумочку и направляется в туалет.
Полковник взвинчен.
– Я правильно понял? – Он не отводит взгляда от переката удаляющихся полушарий.
Ухмылка Сыча полна снисходительного сарказма.
– Ставку подтверждаю. Насчет твоей – согласен?
Отвернутая в сторону туалета полковничья голова ожесточенно кивает.
– Начнем? – Сыч подходит к стоящему посередине суконному столу и берет кий.
Полковник довольно урчит что-то невразумительное, несущее не столько смысл, сколько эмоции. Исключительно положительные.
Игра началась.
Тишина. Нервы. Периодический стук. Радостный вскрик или стон, перерастающий в ожесточенный мат.
Когда к ним вновь присоединяется чувственная красавица, результат партии уже очевиден. Но не для посторонних.
– Кто ведет? – произносит соблазнительный ротик почти беспечно. Очаровательные глазки одинаково любезно глядят на обоих игроков.
Они переглядываются. Оба молчат.
Жанна словно бы не подозревает о подоплеке.
Вот это выдержка. Сыч горд. Наклонившись, он производит завершающий удар.
– Налей там себе чего-нибудь, – кидает девушке в сторону накрытого стола. – Нам поговорить нужно.
Полковник жалок, но не сломлен. Проиграл. И что? Не в первый раз, не в последний. Еще отыграется.
– Слушаю. – Отведя его к окну, Сыч ждет.
Слышится виноватое признание:
– «Риэлтинг» действительно заказали. Кому-то эта фирма потребовалась на блюдечке. Целиком, с потрохами. Руководство, материальные ресурсы, клиентура, бухгалтерская документация… Нужно было все отобрать, но законно.
– Почему же…
– У Горского тоже есть связи, поэтому задачу переформулировали. Постановили придраться и закрыть. Что и было сделано.
У Сыча из кармана доносится звонок. Он смотрит на экран и прерывает собеседника:
– Прости, это тоже важно. – В телефон: – Что?
Один из сотрудников докладывает:
– Нашли машины Горского. Обе. В реке, в разных местах. От последней след лыж ведет к остановке. Совсем свежий.
– Остановка с какой стороны?
– Если смотреть от нас – с левой. – До собеседника доходит смысл вопроса. Человек, которого ищут, вернулся назад. Звонящий сотрудник мгновенно ориентируется в ситуации: – Опросить водителей междугородних автобусов и маршруток, которые следовали в город? Кого успеем – остановить, проверить?
– Как минимум, – холодно советует Сыч и отключается. Внимание возвращается к полковнику: – Ну?
– Собственно, все.
– Но кто сделал заказ?
– Неизвестно.
Сыч взбешен:
– Какого же черта вы, как зайчики, сложили лапки и попрыгали по неизвестно чьей указке?!
– Постой, не кипишуй. – Следует успокаивающий жест, похожий на жест отчаяния. – У него деньги…
– У многих деньги, – перебивает Сыч. – У меня тоже.
– …и компромат.
Вот оно что.
– Ладно, – говорит Сыч, – понял. Спасибо. – Глядя на испуганно бегающие глазки собеседника, добавляет: – Будем считать, что этого разговора не было.
Он задумывается. У неизвестного компромат на известных в городе людей. Но вместо того, чтобы искать и башку на кол насадить, эти господа втихую исполняют его требования. Чего боятся? Кого?
– Еще вопрос.
– Я сказал все, что знал. Сегодняшняя сделка закрыта.
– Не все, и не закрыта. – Сыч непреклонен. – Скажи еще кое-что, оно касается нас обоих, и я сделаю тебе маленький сюрприз.
Не ради сюрприза, а потому что Сыч с живого не слезет, полковник обреченно кивает. Впрочем, нельзя сказать, что сюрприз тоже не сыграл роль. Полковник любит сюрпризы, если они приятны.
– Почему не попросил меня разобраться с этой сволочью? – жестко осведомляется Сыч.
Полковник тяжко вздыхает:
– Жена. Не хочу, чтобы узнала.
Сыч неожиданно понимает:
– Гулянки твои всплыли?
– Мелочь, а неприятно, – морщится тот. – Рита и так зудит по поводу и без повода. И оттуда, – полковник закатывает глаза вверх, – давят, просят того же. Проще было согласиться. А про твои вложения никто не знал.
Теперь Сычу понятно все. Поймали карасей на удочку.
– Жанна, возвращаемся в офис, – бросает он в сторону стола.
Ритуально пожав вялую рыбу полковничьей ладони, Сыч направляется к выходу. Через несколько шагов он вдруг останавливается и оборачивается к послушно цокающей вслед за ним обаяшке:
– Жанночка, как считаешь, со скрипом, но честно исполнивший обязательства проигравший заслуживает утешительного приза?
– Ваш друг был так мил, Борис Борисович, – без раздумий и тени смущения сообщает девушка. Она разворачивается к покинутому всеми страдальцу. Продолжая очаровательно и бесконечно наивно улыбаться, она берется пальчиками за нижние кончики платья, и оно на краткий миг резко взмывает вверх.
Начальник находится позади, поэтому одного только полковника ослепляет вид выпуклого холмика, в ухоженность и красоту которого хозяйка должна была вложить немало времени и средств. Не видя, но помня о ее нелюбви к белью, Сыч усмехается.
Проказница. Впрочем, пусть старый хрыч порадуется. Человек нужный, не сегодня-завтра опять пригодится.
- - - - - - -

Противник не отвечает. Стоны перемежаются затяжным кашлем.
– Санек, он больной, – первым понимает происходящее водитель.
– Точняк.
Больной и не думает сопротивляться, он лежит, скрючившись, его бьет озноб. Санька вытряхивает его из пуховика, сдирает шапку и выпихивает из машины на полном ходу:
– Будешь знать. Моя она!

(продолжение следует)