20 ТАНКОВ В ОДНОМ БОЮ! Подвиг Бронебойщиков братьев-близнецов Дмитрий и Иван Остапенко
Краткая история подвига бронебойщиков братьев-близнецов Ивана и Дмитрия Остапенко. Братья, в одном бою 7 ноября 1942 года, уничтожили 20 немецких танков. За этот бой Дмитрию Остапенко было присвоено звание Героя СССР
За пару дней до Нового года. Два капитана
75 лет назад – 29 декабря 1944 года – произошёл один из наиболее трагических эпизодов в битве за Будапешт: погибли два советских офицера, направленных в расположение противника с белыми флагами и без оружия, для озвучивания предлагаемых условий капитуляции.
Два капитана, политруки Илья Остапенко и Миклош Штайнмец, должны были вручить текст Ультиматума командованию немецкой группировки, окруженной в Будапеште тремя днями ранее. 26-го декабря советские войска, обойдя Будапешт с севера и с юга, сомкнули свои боевые порядки западнее Будапешта, в районе города Эстергом. В так называемый Будапештский «котёл» попало 188 тысяч военнослужащих противника, в том числе 50 тысяч эсэсовцев из трёх дивизий: «Флориан Гайер», «Мария Терезия» и «Хорст Вессель». Теперь они удерживали последние три рубежа обороны, что опоясывали город и упирались своими флангами в Дунай севернее и южнее Будапешта. Это была составная часть оборонительной линии «Маргарита», проходившей от реки Драва до побережья озёр Балатон и Веленце и излучины Дуная у г. Вац и далее вдоль чехословацко-венгерской границы.
Поскольку штурм этого укрепленного района мог привести к значительным потерям (с обеих сторон), советское командование сделало попытку избежать кровопролития и разрушения города, направив окружённому гарнизону ультиматум о капитуляции. В тексте ультиматума говорилось, что добровольная сдача в плен повлекла бы за собой многочисленные послабления. После окончания войны все сдавшиеся в плен немцы тут же возвращались в Германию, а советские войска оставляли территорию Венгрии (и пусть потом не говорят, что мы им не предлагали). Каждый из сдавшихся в плен сохранял за собой свою униформу и награды. Офицерам предполагалось разрешить ношение холодного оружия. Обещалось достойное питание, а больным и раненым медицинский уход.
И всё же, это была не очень хорошая идея, скорее – вынужденная. Все прекрасно понимали, что ждёт эсэсовцев в плену. Вернее, им изначально запрещалось капитулировать по определению: ещё в 1939 году руководитель СС Генрих Гиммлер заявил: «… Я отказываюсь даже представить себе эсэсовца с поднятыми руками, сдающегося в плен. Вы должны сражаться до конца и застрелиться последним патроном…».
Сразу после того, как Будапешт был окружён, верховное немецкое командование инициировало войсковую операцию по деблокированию осажденного гарнизона. Для этого, из района Варшавы началась переброска на Будапешт двух танковых дивизий СС: «Тотенкопф» и «Викинг», а из зоны Арденнского сражения перебрасывалась в Венгрию 6-я танковая армия СС, включавшая дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер», «Дас Райх», «Гогенштауффен» и «Гитлерюгенд».
Соответственно, стратегия окруженного гарнизона заключалась в том, чтобы тянуть время, продержаться до подхода деблокирующей группировки. В том, что деблокирование будет успешным, немцы не сомневались (но успешным оно не стало, как мы увидим позднее).
Город Будапешт состоит из двух взаимно-изолированных районов – Буда и Пешт, расположенных на разных берегах Дуная, ширина которого в этих местах около 400 метров, связь между берегами – только по нескольким мостам. В район Буда (на западном берегу), письмо с ультиматумом должен был доставить капитан Илья Остапенко, а в район Пешт (на восточном берегу)— капитан Миклош Штайнмец, он пошёл первым.
Миклош Штайнмец родился в семье венгерского коммуниста. Была такая, в 1919 году, Венгерская Советская республика, её руководитель – Бела Кун – напрямую подчинялся нашему премьер-министру Владимиру Ленину. Но республику эту раздавили белогвардейцы, и семья Штайнмец вынуждена была скрываться в разных странах, пока не осела в СССР.
Во время гражданской войны в Испании, Миклош Штайнмец познакомился с Родионом Малиновским и был у него личным переводчиком (практически все советские высшие офицеры воевали в Испании в тридцатые годы, набирая необходимый опыт перед Второй Мировой войной, совсем как сейчас набирают в ходе сирийских учений). Теперь же маршал Малиновский командовал Вторым Украинским фронтом, войска которого, собственно, и окружили Будапешт.
В ходе Второй Мировой войны, Миклош Штайнмец служил пропагандистом-агитатором в политотделе 317-й гвардейской стрелковой дивизии. 29-го декабря, когда его автомобиль с белым флагом приблизился к позициям противника, немецкие солдаты открыли огонь из пулемётов. Капитан Штайнмец и младший сержант Филимоненко погибли на месте, а третий член группы — лейтенант Кузнецов — был тяжело ранен. Это – каноническая советская версия.
Есть ещё альтернативная версия: якобы автомобиль парламентеров по неосторожности наехал на противотанковую мину (весь передний край был, естественно, заминирован, в противном случае там бы уже давно прошли наши танки, без всяких белых флагов). Эта версия строится лишь на показаниях свидетелей, не подтверждена и не признана.
Второй капитан, Илья Остапенко, родился в 1904 году на территории нынешней Сумской области. До войны проживал в Горловке (Донецкой области), работал забойщиком на шахте имени Ленина. На фронте занимал должность старшего инструктора по работе среди войск и населения противника политотдела 316-й стрелковой дивизии.
Свободно разговаривая по-немецки (как и любой нормальный шахтёр в СССР), Остапенко занимался пропагандистской работой среди войск противника, опрашивал пленных. В частности, во время боевых действий на территории Венгрии, занимался подготовкой и заброской в тыл противника нескольких военнопленных венгерских солдат, которые распропагандировали и сподвигнули перейти на сторону советских войск более 200 военнослужащих венгерской и немецкой армий.
На момент начала своей миссии, 29-го декабря, Остапенко уже знал о гибели группы Штайнмеца, но не отказался от выполнения задания. Группа Остапенко при приближении к немецким позициям подверглась обстрелу, однако никто не пострадал (стреляли перед ногами). Немецкий дозор завязал глаза парламентёрам и препроводил их в штаб дивизии СС «Флориан Гайер», располагавшийся на горе Геллерт.
Дивизия эта специализировалась на антипартизанской деятельности, проведя свои первые карательные акции на территории Полесья и Волыни, а в 1943 году переброшена к нам под Харьков. Здесь, юго-западнее Харькова, подразделения этой дивизии также использовались в антипартизанских операциях, а затем вели оборонительные боевые действия против наступающих советских войск в августе-сентябре 1943-го (об этом я подробнее рассказывал ранее). Вместе с другими немецкими частями, эта дивизия в конце сентября 1943 года отступала из Харьковской области к реке Днепр, затем держала оборону в Кременчуге, позже – в Кировограде… И вот теперь в Будапеште окружена всё тем же Вторым Украинским фронтом, гнавшим её от самого Харькова.
Капитан Остапенко вручил старшему эсэсовскому офицеру ультиматум, который был отвергнут, после чего Остапенко стал возвращаться. Их вновь довели с завязанными глазами до линии фронта и отпустили. Когда Остапенко с товарищами пересекал нейтральную полосу, по ним был открыт миномётный огонь. Остапенко погиб на месте, двое других членов группы — Орлов и Горбатюк — остались в живых. Впоследствии Орлов сообщил, что предсмертными словами Остапенко были: «Выглядит так, будто бы мы специально это устроили. Нам опять подложили свинью».
По советской версии, естественно, это был немецкий миномёт. По альтернативным версиям, стреляли советские миномётчики: предположительно, это конкретное подразделение не было осведомлено об отправке парламентёров, и осуществляло плановый обстрел позиций противника.
31 декабря 1944 года о смерти Остапенко и Штайнмеца сообщило московское радио. Одновременно с этим о гибели парламентёров узнали в немецком верховном командовании (они тоже слушали наше радио). Последнее распорядилось провести расследование гибели парламентёров, поскольку это является очень серьёзным военным преступлением, если не сказать – вопиющим случаем, исключительным в истории войн. Руководитель обороны Будапешта, эсэсовский генерал Пфеффер-Вильденбрух, с которым вела переговоры группа Остапенко, отрицал свою вину перед вышестоящим командованием, настаивая на озвученных выше «альтернативных» версиях. Кстати, этот генерал дожил до 1971 года и, вы не поверите, погиб в автокатастрофе в возрасте 82-х лет.
Тем временем, осколки снарядов, извлечённые из тела Остапенко советскими экспертами, имели венгерское происхождение, поэтому советское командование объявило об убийстве парламентёров в нарушение законов войны.
На этом поиски компромисса с эсэсовцами были завершены. В результате последующих событий и появилась она – Медаль за город Будапешт. Из 188 000 попавших в окружение, смогли убежать (через систему канализации) только 785 человек. В свою очередь, немецкое командование поверило своему генералу (о том, что русские сами же и убили своих парламентеров), и разослало соответствующие указания в гарнизоны всех остальных городов, имевших статус «крепостей» – полный запрет вести переговоры о капитуляции, принимать советских парламентеров и рассматривать какие-либо ультиматумы. Эти крепости впоследствии стали знаменитыми, вот их список: Будапешт, Кенигсберг (ныне Калининград), Бреслау (ныне Вроцлав), Познань, Глогау и Кюстрин.
Рассказывая об этой предновогодней истории, ряд авторов утверждают, что ранее в ходе Второй Мировой войны подобных вопиющих случаев не наблюдалось. Действительно, расстрел парламентёров – это дно, и обычно всё обходилось благополучно. Широко описан в литературе и кинематографе поход наших парламентёров в так называемый Корсунь-Шевченковский «котёл», в белорусские «котлы» лета 1944 года – обо всём этом я рассказывал ранее.
Однако известен ещё как минимум один такой случай (убийства парламентеров эсэсовцами) – это изложенная ниже история с политруком Лисичкиным, однофамильцем моего деда, Петра Лисичкина. Как видим, суть военной профессии «политрук» (ранее их называли «комиссар») недостаточно полно раскрыта в литературе и кинематографе. Там политрук – это отморозок и чмо с наганом, всё норовящий расстрелять своих же бойцов за то, что не преклонили колени перед портретом Сталина. Совсем как гумилёвские «Капитаны»:
… Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвёт пистолет,
Так, что сыплется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет…
На самом же деле основные функции политрука – это не борьба с собственной армией, а, как сказано выше в самом наименовании должности капитана Остапенко: работа среди войск (противника) и населения противника. Сейчас такая должность называется «симик», от американского Civil Military Cooperation – гражданско-военное сотрудничество, в наше время они на Донбассе осуществляют специфическое взаимодействие с противником и с местным населением, организуют обмен «двухсотыми» и решают ещё ряд психологических вопросов.
Итак, прецедент убийства советского парламентёра произошёл в феврале 1943 года. Это были завершающие дни Сталинградской битвы, когда остатки подразделений противника пытались пробиться на запад либо сдавались в плен. В Ростовской области, в районе Алексеево-Лозовское, недалеко от деревни Арбузовка, была окружена 8-я итало-германская армия, которая упорно пыталась вырваться из окружения.
Среди наших частей, осуществлявших военно-ликвидационные мероприятия относительно этой армии, была 35-я гвардейская стрелковая дивизия, обескровленная в боях за Сталинград. В этой дивизии когда-то воевал знаменитый Рубен Ибаррури – Герой Советского Союза, погибший в начале Сталинградской битвы, сын главы Коммунистической партии Испании Долорес Ибаррури. Тогда же погиб и генерал Глазков – командир этой дивизии.
По состоянию на конец Сталинградской битвы, эта дивизия истаяла в боях: в ротах оставалось по 30-40 человек. Комиссар дивизии, полковник Емельян Лисичкин пытался компенсировать слабость своей дивизии тем, что уговаривал противника сдаваться без боя: он трижды ходил на переговоры о капитуляции. Вот как это изложено в воспоминаниях Михаила Сущевского, командира противотанковой батареи этой дивизии.
«… - Я попробую поговорить с итальянцами, - сказал комиссар.
Сел в машину и уехал в направлении Арбузовки.
Я скомандовал зарядить все пушки, но без команды не стрелять. Сам же с дрожью во всём теле наблюдал в бинокль за машиной комиссара. Вот он подъехал к скопищу вражеских солдат и офицеров и вышел из машины, направился к ним без оружия. Затем начал о чём-то говорить, энергично жестикулируя руками и показывая вокруг на стоявшие на прямой наводке пушки. Толпа внимательно слушала «странного» русского полковника. Через некоторое время вражеские солдаты и офицеры медленно, словно раздумывая, сдаваться в плен или нет, начали проходить мимо комиссара Е. А. Лисичкина и бросать оружие в кучу около машины.
Комиссар вернулся к машине, на ходу что-то сказал ещё и махнул рукой. Указывая, видимо, в каком направлении следует им двигаться. Когда колонна пленных пошла, машина комиссара развернулась и поехала мимо нас. Мы насчитали около 500 пленных. Мои бойцы и командиры были возбуждены и с восторгом обсуждали этот героический поступок комиссара.
В полдень в Арбузовку стали прибывать беспорядочные толпы вражеской пехоты. Комиссар Е. А. Лисичкин снова поехал на переговоры один. Ему потребовалось полчаса, чтобы полк итальянской пехоты сложил оружие и сдался в плен. Мы смотрели на своего комиссара, как на чародея, сказочного героя.
К исходу дня в Арбузовку начала втягиваться большая колонна фашистских танков, машин и пехоты. Автомобиль комиссара Е. А. Лисичкина в третий раз поехал в Арбузовку. Комиссар снова пошёл в стан врага вести переговоры. Но теперь там уже были танки, и это настораживало. Я скомандовал орудийным расчётам занять места у пушек и приготовить бронебойные снаряды. Какой-то внутренний голос подсказывал мне: вряд ли это может хорошо кончиться. От батареи до остановки машины комиссара было метров 250-300. В бинокль я видел всё до мельчайших подробностей. Как и прежде, комиссар Е. А. Лисичкин подошёл к скопищу фашистов без оружия и начал говорить. Его внимательно слушали. Вдруг из толпы выскочил массивный эсэсовец и начал бить комиссара прикладом автомата, а затем выстрелил в него. Комиссар упал…».
О подвиге полковника Лисичкина поэтесса Ольга Корженевская написала стихотворение:
«… Сейчас на нашей перекличке
Его уж нет. Не встанет сам
Полковник Емельян Лисичкин,
Отец родной, наш комиссар.
… Ворвался с ходу в Арбузовку,
И средь внезапной тишины,
Мгновенно взвесив обстановку,
Сказал врагам: «Окружены!
Сопротивленье бесполезно,
Кто в плен пойдет, тот будет жив!»
И голос властный и железный
600 врагов разоружил.
Потом опять под белым флагом
Один, святой исполнив долг,
Он шёл своим спокойным шагом.
И сдался итальянцев полк.
И вновь один навстречу буре
Он шёл, как штык, неколебим.
И тень Рубена Ибаррури
Вставала яростно за ним.
И страстным большевистским словом
Фашистов он разоружал.
Комдива нашего Глазкова
Он сердце факелом держал.
Подсумки, карабины, кольты,
Звеня, летели в грязный снег.
И думал комиссар довольный:
«Без крови обошлось! Успех!»
Но вдруг из-за разбитой хаты,
Взметнув штыки наперевес,
Четвёрка злобных и лохматых
С значками чёрными «СС»!
И всё… Стоим на той высотке,
Где всё смешалось, даль и близь,
Где неприметный и высокий
В века летящий обелиск…»
Были установлены памятники и обоим капитанам, погибшим в Будапеште (на фото к статье). Капитан Остапенко был с воинскими почестями похоронен в Будапеште; его именем названа улица в Горловке. Капитан Штайнмец первоначально был похоронен на центральной площади села Эчер, но в 1949 году его останки были перенесены на место его гибели на развилке шоссе.
В начале 1990-х годов оба памятника (Остапенко и Штайнмецу) были перенесены в парк Мементо.
Этот парк (в дословном переводе – «парк памяти») открылся в Будапеште в 1993 году, в рамках тогда же проведенной «декоммунизации», избавления от тоталитарного прошлого. Основную часть парка занимает собрание скульптур социалистического периода истории Венгрии общей численностью в 40 экспонатов. Большая часть этих скульптур была демонтирована в 1989 году и свезена в парк, где был создан музей под открытым небом. В парке находятся памятники Марксу и Энгельсу, Ленину, венгерским коммунистам во главе с лидером Венгерской революции 1919 года Белой Куном... В парке воссоздана атмосфера коммунистической эпохи, здесь можно увидеть, например, старую типовую телефонную будку и автомобиль производства ГДР «Trabant».
Наш Кернес тоже собирался сделать подобное в Харькове – этакий «Парк советского периода», на раёне ХТЗ, туда даже собирались перенести монумент «Пятеро из ломбарда холодильник несут». Но, насколько я знаю, в итоге этот памятник разбили вдребезги отбойными молотками. Как и многие другие памятники Харькова.
Оказывается, офицеры (причём один из них – венгр), рисковавшие собою ради попытки спасения сотни тысяч жизней (в том числе венгерских солдат) – это для венгров тоталитарное прошлое.
На фото: памятник двум капитанам в Мементо-парке.