Все придумано до нас или история регулярно повторяется
Уточнение №1. Это мой первый пост на Пикабу.
Уточнение № 2. Я махровый ватник. Чувствую утопят пост в минусах.
Цитата. Очень длинная.
Тут грохот бегущих ног прервал мои терзания. С площади, в обход кинотеатра, вдруг хлынули в темноту бульвара два потока бегущих людей. А наперерез им сбоку вылетели темные автобусы, из которых на ходу выскакивали плотные мужские фигуры в бушлатах, в серых беретах на головах и с дубинками в руках. С веселой резвостью молодых волков они догоняли бегущих людей и хрустко, с присвистом обрушивали свои дубинки на их плечи, спины, головы. Особенно доставалось тем, кто, либо по забывчивости, либо из-за принципа, еще нес в руках плакаты с самодельными надписями «За демократию!», «Президента страны выбирает народ», «За всеобщие прямые выборы!» и тому подобное. За этими плакатами парни в бушлатах охотились как бы даже наперегонки друг с другом, как за самой жирной добычей, и не только сбивали с ног тех, кто держал их, но и били этих людей ногами, скручивали руки и волоком тащили по земле в автобусы. Была какая-то игривость в работе этих парней, словно то, что они делали, — им в баловство и в охотку…
При этом никто из бегущих от них людей не кричал, не звал на помощь — так стадо овец в молчаливом ужасе несется прочь от смерти, тяжело дыша на бегу. И только те, кого настигали преследователи, приглушенно вскрикивали от ударов или шлепались на землю. Вот какая-то молоденькая женщина, совсем девчонка, как щитом, прикрылась плакатом «Свободу политзаключенным!». Дубинка, легко пропоров плакат, угодила ей по шее.
«Демократы», — успела подумать я и запоздало попыталась отскочить в сторону от бегущего на меня потока. Но поздно! — толпа нахлынула на меня, как на пень, торчащий поперек потока, столкнула, потащила за собой, сумочка соскользнула с моей руки и отлетела в сторону; я дернулась поднять ее, и тут толпа оставила меня одну, и, так и не успев поднять сумочку, я вдруг увидела летящее на меня молодое курносое лицо, треугольник тельняшки в распахнутом вороте бушлата и тонкую черную дубинку, поднятую в небо, как кавалерийская шашка. Глаза этого высокого парня в сером берете уже выбрали меня и на бегу держали в прицеле своих веселых зрачков. И сладостная улыбка предвосхищения удара открывала его молодые белые зубы. Ах, как он врежет сейчас мне по темени, ах, как врежет!..
Я упала ему в ноги за миг до того, как его дубинка должна была ударить меня по голове. Я упала навстречу ему, в его колени. Он этого не мог предвидеть, ведь он бежал за нетренированной публикой, а напоролся на меня. Бедняга! И с ходу с лету он удивленно перелетел через меня как подкошенный и, не успев выставить руки, лицом шмякнулся о мокрый асфальт — своим круглым, веселым, курносым, белозубым лицом…
Я знала, что сейчас будет, и, спасаясь, покатилась, не вставая, в сторону, в кусты. Но и тут не успела — эти парни, его коллеги, тоже засекли неудачу своего дружка и с двух сторон ринулись ко мне — так старые волки, бросив погоню за своей добычей, меняют курс, чтобы выручить молодого волчонка.
Я вскочила, чтобы встретить их лицом, точнее, криком, но удар сзади — жесткий удар по шее не то дубинкой, не то ребром ладони отключил мое сознание.
Но хорошо помню, что несколько раз я приходила в себя не на асфальте, а на мокрой земле, в листве — это когда они били меня своими кирзовыми ботинками по голове, по плечам, по ребрам. Скорей всего бил меня тот молодой и белозубый, который по моей вине разбил себе лицо об асфальт, — теперь он отводил душу, и от его остервенелых ударов мое тело укатывалось с аллеи в кусты, а он все норовил садануть мне ботинком в лицо… А может, и другие били — не помню. Помню только, что я вставала на колени, но даже не успевала увидеть, кто же меня бьет, как тут же перед глазами возникал черный кирзовый ботинок, и — новый удар по рукам, прикрывающим лицо, или в висок, в скулу, в живот… И я опять отключалась…
Я пришла в себя на полу автобуса — наверное, от тряски. Какая-то женщина держала мою голову, рядом плотно сидели избитые и стонущие люди. Кресел в автобусе не было, все сидели на полу, сиденье водителя было отгорожено от салона грубой железной переборкой с крупными заклепками. У каждой двери стояло по милиционеру с дубинкой, следили, чтобы никто из арестованных не вздумал встать и показать свое личико в окно. Пахло кровью и грязью. Куда нас везут и давно ли, я не знала, да и не думала об этом — меня тошнило, это был первый признак сотрясения мозга.
Чувствуя, что сейчас меня вырвет прямо на людей, я стала на коленях протискиваться к ближайшей — передней двери. И тут же прозвучал грубый оклик милиционера:
— Эй! Куда, бля?
Я не могла ответить. Я знала, что стоит мне открыть рот, как из меня просто хлынет. А милиционер уже поднял дубинку и с готовностью ждал, когда я к нему приближусь. Но тут автобус остановился, двери открылись, и волна свежего воздуха задержала мой приступ.
Милиционер спрыгнул с подножки автобуса и весело сказал снаружи:
— Выходи по одному, демократы фуевы! Герцена нет среди вас?
Оказалось, мы ехали не так уж долго и приехали в районное отделение милиции. Группа оперативников и парней в бушлатах, стоявших у входа в райотдел, громко заржала шутке милиционера насчет первого русского демократа — Герцена.
Я с трудом поднялась с колен, зацепила карманом плаща за дверную ручку автобуса и буквально выпала на улицу. И тут же ринулась в сторону, согнулась и открыла рот.
— Эй! Здесь не блевать! — крикнул кто-то из милиционеров.
— Ничё, потом сама же и вытрет! — сказал еще кто-то.
Я утерла рот рукой и вслед за каким-то прихрамывающим парнем пошла к крыльцу. «Почему-то все отделения милиции имеют крыльцо», — подумала я и вдруг поплыла от очередного головокружения и поняла, что падаю, падаю головой на крыльцо.
- - -
Наконец и меня вызвали на допрос. И первый, кого я увидела в кабинете следователя, был тот самый боец спецназа, который летел на меня с поднятой в руке дубинкой. Теперь он сидел сбоку от стола следователя милиции, его нос, лоб и подбородок были в наклейках из пластыря, а рядом с ним сидел еще один парень в бушлате и берете, и они оба старательно писали что-то на стандартных бланках свидетельских показаний.
— Эта? — спросил у них следователь, кивнув на меня. Он выглядел моим ровесником, этот милицейский следователь в тонких очках, волосы на пробор, интеллигентное лицо, три маленькие звездочки на погонах. Старший лейтенант, значит.
— Эта… Сука… — зло сказал парень с разбитым лицом.
Следователь взял исписанные парнями листы и стал читать вслух, для меня:
— «Во время нелегального митинга выступала с пропагандой, призывала свергнуть власть, называла власть диктатурой и тотализмом». — Тут он поправил ошибку в листке: — Тоталитаризмом. — И поднял на меня веселые глаза: — Было это? Будем признаваться?
Честно говоря, это всеобщее веселье вокруг уже напоминало какое-то безумие. Сначала эти парни в бушлатах весело гнались за демонстрантами и в кровь избивали их дубинками. Потом те же избитые демонстранты лихорадочно веселились в коридоре милиции, а теперь следователь милиции весело читает мне наглую «липу», то есть с ходу лепит мне статью. Ну, со мной у них этот фокус не пройдет. Но неужели все остальные, которые сейчас сидят в коридоре, вот так, с бравадой пойдут в лагеря? Да знают ли они, что это такое?!
— Что же вы молчите? — улыбнулся следователь. Будете признаваться или?..
— Начинайте протокол, — сказала я.
— Ну, хорошо… — Следователь достал из стола бланк протокола допроса и сказал двум парням в бушлатах: — Вы пока идите…
Оба шумно поднялись со стульев, у обоих на ногах были кирзовые ботинки — те самые, которыми недавно они били меня по голове, по плечам, в живот. Проходя мимо меня к двери, парень с разбитым лицом процедил:
— Жива, с-с-сука!.. — Ему было явно жаль, что они не убили меня.
А следователь положил перед собой желтый бланк протокола допроса и прочел «молитву» — предупреждение за отказ от показаний и за дачу заведомо ложных показаний. Я согласно кивнула. Он поднял шариковую авторучку над первой графой протокола:
— Ваша фамилия?
Господи, сколько раз я делала то же самое!
— Ковина Анна Александровна.
И кабинет у него такой же нищий, как у меня, и даже книги в шкафчике те же: «Уголовный кодекс», «Гражданский кодекс» и последние инструкции МВД…
— Место жительства?
— Зажопинск, улица Чапаева, 20…
И телефон на его столе такой же старый и тяжелый. Только я гоняюсь за ворами автопокрышек и самогонщиками, а он тут при галстучке сидит и ногти чистит.
— Место работы?
— З. городской уголовный розыск.
— Что? — Он прекратил писать и поднял на меня глаза в фирменной, тонкой оправе очках.
— Пишите, — приказала я. — Место работы — ОУР МВД. Должность — старший следователь. Звание — старший лейтенант милиции. Пишите, вы обязаны записать мое заявление! Подверглась зверскому избиению со стороны бойцов отряда специального назначения. Требую служебного расследования.
Коллеги, как вы думаете кто и когда написал этот текст? Ответ будет ниже.
Я к чему все это - не надо демонизировать сотрудников МВД. Они всегда были, есть и будут такими. Надо - котенка снимут с дерева, надо старушку переведут через улицу, надо ту же старушку будут гнать 3 км саперной лопаткой.Они просто выполняют приказ. Можно развести демагогию, что приказы преступные, что думать надо, что сила в правде, а правду у народа. Все это бла-бла. Человек в каске и со щитом слушает старшего. А тот более старшего, а то - ну и так далее. Сейчас в сети очень много постов про зверства, что это нелюди и прочее. Они люди. Просто одни пошли точить детали на заводы, другие в бизнес, а третье одели погоны и слушают приказы. И такие были, есть и будут всегда. Ни одной стране не удалось построить сильное государство со слабой правоохранительной машиной. Они и должна быть как сейчас в Минске. Уже почти забыли из-за чего началось, уже выходят протесты на действия милиции. А она все лупит и лупит. Из серии детсадовских отмазок - а он первый начал.
Я не знаю, как разрешить вопрос выборов в Беларусии и как успокоить народ. Но если вы думаете, что бойня со спецназом выход - неа, не выход. Все придумано до нас.
И да, мне очень жаль, что органы с гордостью показывают видео, где задержание начинается с расслабляющего удара в пах, потом валяние в грязи, а потом оказывается, максимум ему грозит условный срок. Как сказал шведский классик "Там где раньше хватало одного сотрудника с карандашом сейчас посылают грузовик полицейских с дубинками".
Цитата из произведения гражданина Э. Тополя "Кремлевская Жена" и написано лет 30 назад. Я намеренно убрал всякие упоминания о времени и месте ибо подходит и про Болотную в 2012, и Минск сейчас.
ЗЫ. Я вырезал кусочек про систему ПЛОД. Очень интересная и полезная штучка в любых обстоятельствах. Найдите и почитайте.