Часть 5. Привет, Новый Дивный Мир! Я и Кот
Привет, Москва. «Плюс два» – сообщает голос в динамиках.
– С приездом, сосед.
– И вас так же.
– Спасибо.
Что я тут делаю?
– Эй! Ты, в сумке, живой? Пошли на воздух, дружок, на другой воздух, тебе совсем новый, ты ведь, не выездной был.
Он смотрит на меня, мяукает в ответ. Разговорчивый.
Москва. Аэропорт «Домодедово». Россия становится цивилизованной страной. Вижу комнаты для курения. Захожу. Да, становится, и только. Можно топор вешать. Входящие выкурить сигаретку после перелёта, говорят вслух одно и тоже: «о, можно и не курить, можно только подышать». Самое, что есть в порту хорошего, это грузовые тележки. Вози сам свои вещички. Грузчики пролетают. Нет рабочих мест, но есть сервис. Каждому желающему тележка. Но, похоже, не всем хватает. Мне хватило. Я знал о них, а потому сразу направился на поиск. У меня же ребёнок на руках, буквально младенец, который ничего не понимает. Так, фотоаппарат, сумка, кот. Поехали. Би-бип! Осторожно! Ноги, сумки!
Народу, как кильки в консервной банке! О! Даже белые встречаются, славянской наружности. А я чуть не подумал: не в Ташкент ли я прилетел? В Ташкенте не был. Но уже и не хочу. Ладно-ладно, аэропорт – не Россия, не Москва, просто белые не летают, это они в гости принимают население из бывших дружественных республик. Интернационалисты! Аэропорт открыт, как вся страна, как дешёвый притон, вход и выход свободный, без проверок, осмотра, контроля. Свобода! Это есть становиться цивилизованной страной. Зато катаемся мы с котом легко и спокойно на улицу подышать воздухом. Иди, дружок, погуляй, долго ещё сидеть, впереди ещё один самолёт. Ты, я понимаю, не собака, но походи по столичной земле, попробуй оставить свой неповторимый секрет, она заслуживает. Дико тебе, да? Да, потому что, это на-всег-да, и два месяца перед отъездом из Норильска, нас-ту-пи-ло!
Надо переодеться. Лето – не зима. Пусть не лето, но, если дождь и лужи, значит, лето – не зима. Шапку долой, джемпер долой, привет летние туфли. Красота.
– Ты, в сумке, не холодно?
– Мяу!
– Понятно.
СМС входящее, СМС исходящее, СМС входящее, СМС исходящее, входящее, исходящее, – осмотреться некогда! Всплакнуть некогда: ведь туда-оттуда только СМС может теперь легко перелетать. Вот они, друзья, ещё не протрезвевшие, вероятно, но так радуется сердце вниманию, что хотел я… на всю печаль!
О-па! Мобильник садится. Плохо. Делаю второй круг по порту, розеток не видать. Туалеты все в подвалах, с телегой не доедешь, а оставишь – не пассажиры, так персонал упрёт. Всё, сел телефон. Вот и наотправлялся эсэмэсок (слово то, какое придумал, для словаря Даля!). Надо что-то делать. Иду в ближайший киоск по продаже телефонов.
– Привет. – рассматриваю бейджик. – Сергей! Могу ли я у вас получить немного электроэнергии? Для своего мобильного телефона. Найдётся розеточка для меня?
– Но… Если только не долго, у того автомата пилот.
– Э… – нахожу глазами платёжный автомат, – понял. Благодарю вас.
Итак. Цветочный киоск, киоск по продаже телефонов, автомат по оплате услуг, тележка с котом и я курсирующий вдоль туда-сюда в течение недолгого времени пока телефон полностью не зарядился. Спасибо Сергею. Но почему я так удивляюсь этой любезности! Не считал, сколько людей прошло мимо или воспользовались услугами автомата или киосков, но движение головы и глаз у всех было одно: шнур от телефона, тянущийся в сумку, сумка с котом, я, тоже внимательно разглядывающий любопытствующего. Вероятно, картина провода от автомата в сумку привлекает внимание, – «подумал Штирлиц».
Связь налажена. Эсэмэски уходят и приходят. Пока я не далеко. Далеко – не по расстоянию, а по времени. Время покажет истинный размер расстояния. Ибо должно быть известно два имеющих место положения способные перетекать друг в друга. Больше времени – больше расстояния. Или, больше времени – меньше расстояния. Да всё хорошо. Пожну – что сеял. Не с кем будет поделиться – раздам бедным. А сейчас найдём угол, пристроим свои зады, и будем ждать следующего рейса.
– Кот, ты там как, живой? – заглядываю в сумку.
– Мяу!
– Живой. Поехали, энергетика купим, в сон клонит. Может, взбодрит, эта кислятина.
– Мяу.
Он всегда мяукает, когда я на него смотрю. И мяукает усиленно, когда меня не видит. Живой, собака, живой.
– Что, рыбак, пора на регистрацию? Пора.
– Мяу!
– А чего у тебя голова то, падает? Устал, бедный? Сейчас выспимся, если ничего не помешает, ты то, энергетик не пьёшь. И правильно.
Регистрация несла сюрприз. Взвешиваю кота, почему-то в Москве на двести грамм тяжелее стал? Хорошо, это в Норильске весы не исправны. Но, мне сразу предлагают сдать кота в багаж, так как он весит больше пяти килограмм. Я улыбаюсь.
– У меня один билет из Норильска до Самары, на двух самолётах с животным в салоне, при весе животного до восьми килограмм. Мы потянули на семь.
Продолжать мне не пришлось. Пригласили старшую, вероятно, старшую смены. Регистрация была закончена. Просто закончена. Старшей. Без вопросов и предложений. Странно. Ну, ладно, это по-нашему, на пути к цивилизованности. Зато в отделе по ветеринарному контролю выдали справку. Проверили свидетельство. Выяснилось, что свидетельство действительно три дня.
– А что делать, если вылет задержат, и срок свидетельства выйдет?
– Надо новое свидетельство, или справку о том, что был факт задержки.
Но кто у меня в сумке сидит, это никого, правда, не интересовало! Да здравствует отечественный контроль! Как пел Тальков в девяностых, так и есть: а у нас всё через ж! Проблемы не было, но почему что-то я удивляюсь её отсутствию?
Регистрация позади, разделись, оделись, дали провести по себе женским ручкам при всём честном народе. Нормально. Я понимаю, почему у нас не работает положение о досмотре, когда осматриваемый и осматривающий должны быть одного пола. Потому что у нас мужиков больше, а голубых меньше. Но какому нормальному мужику понравиться, чтобы его другой мужик лапал? Вот где зерно вопроса.
Ох, кисонька моя, зал ожидания хорош. Буфет на буфете. Комната для курения вылетающих пассажиров. Захожу. Можно не курить. Только дышать. Атмосфера туалетов семидесятых. Странно, что ещё на «ЭМ» и «ЖО» не разделили.
Ещё один сюрприз: вылет рейса задерживают на час, потом ещё на час. За эти два часа половину рейсов задержали по решению авиакомпании. Я понял, для чего это делается. Сидят пассажиры в ожидании и от безделья перетекают с мест ожидания на места в буфетах. Дополнительную прибыль – пополам. Шутка, конечно, но быть на земле и находится в подвешенном состоянии? Ещё не то в голове родится. Туалет, буфет, кресло, туалет, буфет, кресло – так по кругу. Сзади фотоаппарат, слева сумка, справа кот. Одна рука да занята, всё мешает, и сказать некому, пар выпустить.
Но вот хорошее кино. Пара за стойкой буфета. Хорошо, для ревнителей, назову так, как написано: за стойкой кафе, за стойкой японского кафе. Японский бог! Сидят, болтают ногами без сапог, обнимаются, целуются, лица счастливые, светлые. Любо дорого посмотреть. Смотришь и замечаешь, что сам уже улыбаешься. И время уже не тянется, время уже просто – нормально. Чего в буфете не сиделось?! Прислушался – старый добрый английский – иностранцы. Да, наши то, вон, бегают по залу с фужерами – не с пластиковыми стаканчиками, а со стеклянными бокалами – культурные люди – и надираются планомерно.
Самолёт из Самары был ещё веселее, чем из Норильска.
– Вы пропустите меня в самолёт с бутылкой вина? – обращается ко мне пассажир нашего рейса при посадке.
– Я – пропущу, даже с двумя!
Все улыбаются, включая работницу аэропорта, а пассажир бежит в буфет, поверил. А почему нет? Я давно бы уже летал над линолеумом и мрамором «Домодедово», но у меня кот и он не пьёт!
Вот пьяный норильский рейс спал в полном равнодушии к происходящему и друг к другу. На большинстве не выспавшихся, не проспавшихся, не протрезвевших лицах, в заспанных складках пряталось раздражение. Оно почти не вырывалось только потому, что остатки хмеля и сна имели больше власти в это утро, и в глубине души каждого, таилась, ещё может быть не окрепшая и не осознанная радость, что проскочили через нелётную погоду, и потому утро это счастливое!
А в московском – шампанское текло рекой, народ болтал не замолкая. Когда ты хочешь спать, то чужое веселье в общественном месте тебе не в радость. Чужая радость и без того не всегда радует, чего уж греха таить. Возгласы были разные: «Наливай, всё равно разобьёмся!», «Поднимите руки, кто боится!?», «Стюардесса, ещё стаканов нам, пожалуйста». Веселье – не плачь. А потому не крепкий сон не раздражал, а наоборот радовал всей этой пьяной белибердой взрослых мальчиков и девочек, т.е. мужчин и женщин.
В Самаре уже не лето, как в Москве, но тоже не зима. Под ногами пушистый белый снежок, в лицо пушистый белый снежок с неба. Такая зима возвращает в детство, когда тебя, мелочь пузатую, вывозили на материк, если не летом, так зимой, подышать воздухом, посмотреть на солнце.
Всё бы хорошо, но из-за задержки, в Самаре мы опоздали на автобус до Симбирска. Стемнело и всё вымерло, автобусов нет, маршрутных такси нет. Обезумевшие таксисты просят за тридцать-сорок минут пути до автовокзала две тысячи триста! Это дорого даже для Норильска.
– А что цена плохая? – с наигранным удивлением спрашивает таксист.
– Цена? Цена, земляк, хорошая!
Ночь на лавке обеспечена. Тоска! А тоска ли? Живём! Эй, семь килограмм, живём, расслабься!
– Ну что, постоим на остановке, животное? Может, какой заблудившийся автобус проедет через это забытое место.
Деревья большие! Кто сказал, что деревья казались большими в детские сопливые годы? Вот они! Большие! Обычные, вероятно, деревья, но они – большие. О! Это, наверное, молодость души. Но это и синдром долгого проживания на Крайнем Севере, где все деревья, как большие кусты.
А летние туфли надо сменить: бодрит. Да, прямо здесь, на остановке, в снегу! Открываю сумку. Привет джемпер, привет шапка, привет ботинки. Эй, кот, а тебя я в джемпер заверну, не мёрзни, пёс. Хорошо.
Ну что, постояли? Пора возвращаться в здание порта.
Камера хранения. Буфет.
– Дайте мне кружечку кофейную и тарелочку.
– И всё?
– И всё. Это не для меня, это для кота.
Забавно: кот пьёт из кофейной чашки, а чашку я держу в руках. Пьёт, а сам по сторонам смотрит! Разведчик, ё-моё!
Зал ожидания. Вытаскиваю животное из сумки, а он назад в сумку рвётся!
– Что, милый мой, осознал, что сумка в дороге это дом родной?
Ладно, сиди, голубчик, соображай, поспи немного, долго ещё болтаться.
Хорошо в самарском порту, тихо, спокойно, чисто. Доступ в здание под охраной. Выйдешь на пять минут, совершить попытку выгулять как собаку кота – к осмотру при входе. Никакой «цивилизации». Не Москва.
– Пошли, дорогой, в туалет. Повожу тебя по снежку, может, дашь расслабиться своим потрохам, легко, по-собачьи.
Ночь. Тишина. Всё под блестящим парчовым полотном снега. Ласково опускается вниз. Подставляешь ладонь – тает на ладони. Да, снег тут другой.
Буфет, пиво, бутерброды, новые стихи, эсэмэски друзьям, благо, что есть номера с которых тебе ответят. Ночь летит. Ночь летит медленно. Медленно, но летит.
– Эй, дружок, попробуй рыбы. Ешь? Молодец. Понятно, мне бутерброды с колбасой, а тебе – с рыбой. Конечно, в сумке есть не совсем удобно, или совсем неудобно. Но, я так же думаю, что котам тут вообще не подают. Соображаешь? Это тебе не по всей кухне рыбу по линолеуму таскать. Крепись, боец.
Сидит, молчит. Моргает.
Вот и утро, если верить часам и написанному стихотворению.
Служебный автобус за сотню длинных рублей, маршрутка – и мы на автовокзале. Через час «Газелька» помчит нас в городишко Симбирск.
– Пойдём, родной, перекусим перед дорогой. Сосиски в тесте нам обоим не помешают. Мне больше теста, тебе – сосиски.
– Мяу.
Подходим к буфету.
– Доброе утро! Две сосиски в тесте и пиво. И стакан.
– А у меня света нет. Я вам не могу разогреть, – говорит виновато продавец, – на всём вокзале свет есть, а у меня в буфете – нет.
– Всё равно. Холодные давайте.
– Мяу!
– Нам и холодные перед переездом сойдут.
Ем сосиску. Один. Кот не ест. Он в дешёвых вокзальных буфетах не ест, белая норильская кость!
– Мяу!!
Равнодушно рассматриваю пассажиров равнодушно ожидающих своих автобусов.
– Мяу!!!
В сумке с котом началось землетрясение. Всё, думаю, успокоительное перестало действовать. Сейчас начнётся.
– Мяу!!! Мяу!!! Я в туалет хочу! Чего не понятно?
То ли я такой умный, то ли коты умеют разговаривать?! Бегу на улицу. Открываю сумку. Кот выходит сам.
– Ты что, дорогой, не страшно сумку покидать?
А он выходит, нюхает снег, садится и льёт, не обращая внимания на проходящих мимо: на дворника с лопатой, на пассажиров, на меня. Сидит на снегу в луже, а морда довольная. Ох, и мне полегчало, как будто сам. Вот, бывает же.
И мчит нас маршрутное такси в Симбирск. Там мать, отец, холодец, борщ и сто грамм. Дорога скользкая, метель, видимость плохая. Ощущение, что едешь с Севера в Сибирь, так, по-российски, на поселение. Но на улице светло и потому на душе, как-то по иному, легко. В дрёме закрываются глаза и ничего уже не беспокоит.
Два месяца перед отъездом из Норильска навсегда, кончились!
2007, январь, Симбирск
