Морыганов

Философия есть наука о мышлении , причем о мышлении определенного рода – о научном, логически последовательном мышлении, мышлении, которое независимо от воли и сознания конкретного исследователя, воспроизводит в понятиях материальный мир и его объективные законы. Философия, иначе говоря, есть наука о методе, о том, как человеческое мышление осознает форму внутреннего самодвижения содержания предмета – причем независимо от конкретного человека и от конкретного предмета его изучения. В любой сфере, где человек занят практической деятельностью, в любой сфере, где человек занят творческим трудом, словом, в любой сфере являющейся предметом человеческого мышления, философия находит свой предмет в виде этого мышления. В этом смысле она есть наука о всеобщих законах мышления, природы и общества. В этом же смысле не так далека от истинности позитивистская точка зрения, будто бы любая конкретная наука есть сама себе философия. Правильнее, однако, было бы говорить, что философия, приложенная к предмету какой-либо конкретной, позитивной науки, и составляет саму эту науку. Тут возникает закономерный вопрос: зачем в таком случае вообще тратить время на философию: не лучше ли глубже разобраться в вопросах конкретных наук? Это, что называется, вопрос философский.

Необходимо ли рыбе обладать познаниями в гидродинамике, чтобы плавать? Или водителю автомобиля глубоко разбираться в устройстве двигателя, чтобы ездить? Точно так же для ученого сегодня, по большей части, нет необходимости понимать, на каких объективных законах основана его деятельность. Все, что ему необходимо – научиться использовать эти законы в своей собственной научной сфере, понимать правила, по которым работает его частная наука. Но как быть, если в какой-то науке свод таких правил еще не создан? И тут ученому волей-неволей приходится становиться философом – стихийным, неумелым философом, а стало быть – и дурным. Те навыки, которые он стихийно усвоил в своей области, не могут тут ему ничем помочь – и к решению сложнейших проблем он подходит с точки зрения одного лишь здравого смысла. Но, как писал Энгельс, здравый человеческий смысл, весьма почтенный спутник в четырех стенах своего домашнего обихода, переживает самые удивительные приключения лишь только он отважится выйти на широкий простор исследования.

Отметим, что объективные законы самодвижения понятий, которые составляют предмет философии, в известной мере совпадают со здравым смыслом. За тысячелетия научного познания человечество не могло не придти к тому, что о чем бы мы ни рассуждали, должны выполняться определенные правила рассуждений: непротиворечивость, последовательность, основательность. Словом, к тому, что принято называть формальной логикой. Сегодня это направление получило колоссальное развитие уже в виде логики математической. Но едва ли формальная логика есть именно тот метод, который мы искали, когда пытались решить проблему, возникающую в конкретных науках и конкретной человеческой деятельности: очевидно, метод должен существенным образом зависеть от предмета этой деятельности, рассматривать не логику движения понятий вообще, а логику движения понятий, в которых отражается этот конкретный предмет. Задача философии состоит в том, чтобы поставить логический же аппарат для создания подобной логики. Для этого у нее не так много средств: чтобы создать теорию познания научного мировоззрения философская наука должна построить эту теорию, прежде всего, по отношению к самой себе и тем дать логику всякого научного познания и всякого развития вообще. Эта обращенная

на самое себя философия составляет логическую систему, систему категорий, охватывающих все логически мыслимые виды движения мысли, диалектическую логику. Диалектическая логика интересна нам лишь постольку, поскольку она помогает нам восстанавливать диалектику конкретных наук: нам интересно не столько “дело логики”, сколько “логика дела”. Для этого нужно использовать логику как науку о знании во всем объеме его развитии, науку об отражении движения мира в движении понятий. Но прежде чем говорить о движении понятий, недурно было бы установить, что же такое есть понятие – развернуть его логический вывод. Но это и значило бы выполнить “дело логики”, составить свою диалектическую систему.

Такая работа была впервые проведена выдающимся немецким философом Г.В.Ф. Гегелем – и до сих пор система, предложенная им в “Науке логики” остается единственной в своем роде. Само собой, нам важна не столько система гегелевских категорий, сколько диалектический метод – из-за него мы и затеяли весь этот разговор. Но метод этот должен быть сначала развернут, будучи примененным по отношению к самому себе, иначе мы не получим сознательной диалектики. В этом деле большое подспорье может оказать изучение диалектики, стихийно привнесенной в другие науки, выделение общего в них, воссоздание того метода, которому подчинены они все. Неоценимую помощь может оказать опыт изучения логики величайшего образца сознательного применения диалектики – “Капитала” Карла Маркса. Но ведь и для того, чтобы наблюдать логику “Капитала” нужно иметь представление о логике самой по себе. И в этом деле Гегелю пока что нет замены, несмотря на его идеализм, порою излишний мистицизм, туманность и многословие, избыточность текста, отягощенного малопонятными для современного читателя сведениями из истории философии, несмотря на подчас устаревшие положения и методологические принципы и многочисленные “ошибки идеалиста”, - гегелевская система остается единственной: много было написано о диалектике, особенно в советское время, но нигде не дается ее самой.

Основная задача нашего кружка состоит в том, чтобы вычленить эту диалектическую сердцевину из гегелевских построений, очистить ее от идеалистической шелухи и изложить ее – пусть не на сорока листах – а в виде доступного современному человеку учебника, снабженного примерами и задачами. В подавляющем большинстве курсов к диалектике подходят несистемно: ее или сводят к сумме примеров и частных сюжетов – хуже этого сложно себе что-то представить, или забывают о строгости изложения, злоупотребляя доказательствами при помощи авторитета, запугивания и запутывания, или дают в опосредованной форме через произведения более поздних авторов (Энгельс, Вазюлин, Ильенков и др.) – часто гениальных философов, но, опять же, чтобы по достоинству оценить гениальность их логических построений следует иметь представление о диалектической логике как таковой.

Те недостатки, которые есть в нашей работе, в известной мере связаны с нашим одиночеством в решении этой достаточно амбициозной задачи. Если вам интересен марксизм и философия марксизма, если вы уже пришли к осознанию необходимости работы с Гегелем, но не можете побороть страх перед “Наукой логики”, если вы, наоборот, в пятый раз читаете “Логику” в свободное от другой философской литературы время и готовы помочь в ее освоении другим – приглашаем вас принять участие в работе нашего кружка и хоть немного приблизить светлое будущее теоретического марксизма.

Программа: https://docs.google.com/document/d/1fgmm0rPqv_OVY9qn1UnuhoVb...

Для записи: https://docs.google.com/forms/d/e/1FAIpQLScF2kWy_HY4Qdjx3X8w...

Занятия проходят онлайн в программе Discord каждое воскресенье, начиная с 03.02.. Приглашение на сервер будет выслано в течение трех суток с момента записи.

С товарищами из Москвы возможно проведение очных занятий. Первое такое занятие (ознакомительное) состоится 27.01.2019

Курс предполагает выполнение домашних заданий после каждого семинара и проведение экзамена для перевода на второе отделение в конце учебного семестра.

Е.Морыганов
ИСТОЧНИК

Что выглядит по-настоящему жалко, так это попытки осмыслить "Французскую осень" с позиций, которые на Западе издревле принято называть "левыми". Часто говорят, что нет ничего страшнее ярости мелкого буржуа. Забывают прибавить: и ничего смешнее и нелепее ярости современного лево-либерального интеллектуала. Тех же, кому как и нам, скорее не смешно, а грустно, будем рады приветствовать в комментариях.

THE FRENCH PROTESTS AND THE POLITICS OF ALLIANCES: WHAT CAN BE LEARNED?

Нет ничего удивительного в том, что правые силы, в лице Марин ле Пен или Дональда Трампа, пытаются перехватить протесты, охватившие Францию в последние недели. В самом деле: ведь эти протесты могут обозначить новый этап, открывающий новые возможности для левых, причем на международном уровне. Возможности эти связаны с тем единством, которое обнаруживают различные непривилегированные слои французского общества в своем сплочении против экономической и политической элиты. В настоящее время к неприятию протестующими повышения топливных цен добавилось множество других экономических требований, как то: увеличение минимального размера оплаты труда, сокращение рабочей недели, улучшение пенсионного обеспечения. Более того, в повестку не вошел ни один из популярных правых лозунгов – ни лозунг о запрете миграции, ни лозунг “нулевой толерантности” против нарушителей правопорядка, ни другие националистические концепции.

Протесты повергают в ужас правящую верхушку Франции, ведь они открывают перспективу широкого объединения народных масс – а это ахиллесова пята политической системы Пятой республики. Власть имущие прекрасно знают: стоит объединиться разнородным группам обездоленных (а к ним относятся рабочий класс, провинциальная беднота, национальные и расовые меньшинства, мигранты, геи, женщины и т.д.), как дни текущей политической элиты будут сочтены. Замечательный пример такого межклассового объединения поставляет Аргентина 2001-2002 годов, когда пролетарии, безработные и представители среднего класса поднялись в волне воинственных и гневных антиправительственных выступлений, повлекших отставку неолиберального президента Фернандо де ла Руа.

За последнюю четверть века правым удалось сколотить собственный союз оппортунистов, лицемерно зовущий себя анти-элитным (anti-elite). Подъем правых в этот период был во многом обусловлен их игрой на зреющем недовольстве социальных низов, оставшихся не у дел в эпоху глобализации.

Эрнесто Лаклау (аргентинский политолог-постмарксист) показал, что правый популизм в эти годы, как и любой популизм, опирался на ряд сходных черт различных социальных групп, только и делающих возможным их единство, но в то же время он опирался и на разжигаемый им же антагонизм между ними и группами, объявленными "элитарными". Для сторонников Трампа, представляющих в США ультраправых, одной из таких “элитарных” целей стали расточительные управленцы, живущие не по средствам. Хедж-фонды и другие финансовые организации взялись за наведение порядка и дисциплины при помощи штурмовщины и за счет как рядовых работников, так и менеджеров и бюрократов. Этот “анти-элитный” альянс оставил за бортом не только руководящих работников, в духе Ф. Росса Джонсона, но и университеты, “либеральные” СМИ (на деле – центристские, а не либеральные), “либеральный” Голливуд и интеллектуалов всех видов, включая ученых.

Ничего не остается, кроме как внимать всей той чуши, которой Fox News кормит людей без высшего образования.

Вокруг Трампа объединились: рабочие, обманутые этими псевдо-элитными (allegendly elite) группами; жертвы политкорректности; третьим участником этого анти-элитного союза правых сил стали “победители” (многие из них – прямые мошенники), те, кто знает, как поиметь систему, маленькие трампы воплоти. “Внесистемные” политики в духе Трампа слывут народными заступниками, несмотря на набитую мошну.

Но двоедушие этих политиков, как и двоедушие Трампа, невозможно скрыть – со временем оно неизбежно сделается явным. Обман длится слишком долго – люди не могут не почуять подвох. Буш – младший, следуя совету Карла Роува, прятал свое лицо за маской показной глупости и создавал себе образ анти-вашингтонского политика лишь на том основании, что предпочитал свое техасское ранчо Белому дому. Но как может сын экс-президента США, мультимиллионер, претендовать на статус “внесистемного” политика? Обама претендовал на это звание уже на том основании, что он был черным. Но, очевидно, его верность принадлежала лишь его покровителям, независимо от из цвета кожи.

События во Франции показывают мертворожденность общественного союза, основанного на дешевом правом популизме. Многие “желтые жилеты” перебрались в крупные города из провинции, дававшей в прежнюю пору плодородную почву для лепеновского “Национального фронта” (и для республиканской партии в США). Но лозунги и требования демонстрантов нетипичны для правых, не говоря уже о том, что некоторые из них всю жизнь живут в мегаполисах. Одна из интерпретаций правого популизма состоит в том, что он отражает бунт сельского примитивизма против городской цивилизации. Очевидно, это не случай Франции.

Выступления во Франции касаются исключительно экономических проблем. В этой связи, они проливают новый свет на продолжающийся спор о левой стратегии. Общим местом сегодня является положение о том, что именно рабочее население городов, наиболее озабоченное экономическими вопросами, есть ключевой проводник изменений. Вторым таким местом является акцент на всенародном объединении, прежде всего, со средним классом. Большинство людей на левом фланге, в том числе и я, верит в важность обоих подходов и старается подчеркивать проблемы, связанные с обоими. Но в политике, как и в жизни вообще, ключевым навыком является умение расставлять приоритеты – невозможно уделять одинаковое внимание всем важным вопросам.

События во Франции показали, что сегодня из двух этих подходов наибольший приоритет должен иметь первый – экономический. В отличие от периода левого возрождения 60-х годов, когда именно объединение придавало ему импульс, сейчас мы живем в той четверти столетия, что была отмечена годами экономической стагнации и ухудшения уровня жизни существенной части населения. Теперь левым, прежде всего, необходимо увязать экономические вопросы с прогрессивными лозунгами и преодолеть раскол, связанный с упором на политику всенародного объединения. Подъем стихийных протестов во Франции дает основания надеется, что новые общественные объединения, наполненные левым содержанием, будут куда более осмысленны, чем теперь, когда их ведут правые мошенники.

Steve Ellner, Monday, December 10, 2018

Перевод Е.Морыганова

ИСТОЧНИК

Вернёмся к Сталину и его работе "Международный характер Октябрьской Революции", 1927:

"Десять лет Октябрьской революции есть десять лет строительства партии, профсоюзов, Советов, кооперации, культурных организаций, транспорта, промышленности. Красной Армии. Несомненные успехи социализма в СССР на фронте строительства наглядно показали, что пролетариат может с успехом управлять страной без буржуазии и против буржуазии, что он машет с успехом строить промышленность без буржуазии и против буржуазии, что он может с успехом руководить всем народным хозяйством без буржуазии и против буржуазии, что он может с успехом строить социализм, несмотря на капиталистическое окружение".

Все это, в самом деле, показали уже десять послеоктябрьских лет. Но сейчас только ленивый не слыхал известной антисоветской мантры о неэффективности плановой экономики. Для начала, хочется спросить - слыхали ли эти горе-экономисты хоть об одном успешном крупном предприятии, эффективно работающем без годового и пятилетнего плана? По размерам и качеству планирования западная экономика сегодня превосходит советскую в сотни раз.

Говорят о живительном воздействии на производство эффективного собственника. Здесь следует задаться вопросом: сколько ещё шкур нужно спустить с народа, чтобы этот собственник стал, наконец, эффективным?

Но это даже излишне - первые десять послеоктябрьских лет уже дают контрпример для всяких теорий о неэффективности советской экономики - а ведь сталинская индустриализация ещё только впереди.

И тут появляется оригинальный аргумент: да, СССР добился выдающихся успехов. Но какой ценой! - и далее следует все изложенное выше. До оболваненных буржуазной пропагандой людей не доходит, что, даже если и принять на веру весь этот бред, нигде на небесах не стоит лавки, торгующей заводами в обмен на убиенные души. Говорят о колоссальном вкладе в индустриализацию труда расстрелянных и заключённых, о том, что советскую науку делали в лагерных шарашках, а промышленность - в тюрьмах и лагерях. Между тем, нетрудно установить верхнюю границу труда заключённых в общей доле производимого в СССР продукта. Как бы в демократической России эта граница не оказалось количественно выше, чем тогда.

Причем эта абсурдная идея замечательна ещё тем, что она - доморощенное произведение, лишь затем растиражированное на Западе со ссылкой на отечественные литературные авторитеты.

Понятно, почему эту байку подхватили на западе, но вот что шевелило языками наших интеллигентов - сообразить не так просто. Вероятно, просто желание угодить начальству - списать отсутствие прежних достижений с его выдающейся глупости на его выдающийся гуманизм.

Сталин пишет:

"Старая "теория" о том, что эксплуатируемые не могут обойтись без эксплуатирующих, так же как голова и прочие части тела не могут обойтись без желудка, - не есть достояние только лишь известного римского сенатора в древней истории, Менения Агриппы. Эта "теория" является теперь краеугольным камнем политической "философии" социал-демократии вообще, социал-демократической политики коалиции с империалистической буржуазией - в особенности. Эта "теория", приобревшая характер предрассудка, представляет теперь одну из самых серьезных преград на пути к революционизированию пролетариата капиталистических стран. Одним из важнейших результатов Октябрьской революции является тот факт, что она нанесла этой лживой "теории" смертельный удар".

Увы, нанести лживой теории смертельный удар - невозможно. Вся история человечества - тому пример. Ложь, она как искусство, все перетерпит и все победит.

Важной чертой Октябрьской революции является ее интернациональный характер:

"Октябрьская революция расшатала империализм не только в центрах его господства, не только в "метрополиях". Она ударила еще по тылам империализма, по его периферии, подорвав господство империализма в колониальных и зависимых странах.

Свергнув помещиков и капиталистов. Октябрьская революция разбила цепи национально-колониального гнета и освободила от него все без исключения угнетенные народы обширного государства. Пролетариат не может освободить себя, не освобождая угнетенные народы. Характерной чертой Октябрьской революции является тот факт, что она провела в СССР эти национально-колониальные революции не вод флагом национальной вражды и междунациональных столкновений, а под флагом взаимного доверия и братского сближения рабочих и крестьян народов СССР, не во имя национализма, а во имя интернационализма.

Именно потому, что национально-колониальные революции произошли у нас под руководством пролетариата и под знаменем интернационализма, именно поэтому народы-парии, народы-рабы впервые в истории человечества поднялись до положения народов, действительно свободных и действительно равных, заражая своим примером угнетённые народы всего мира.

Это значит, что Октябрьская революция открыла левую эпоху, эпоху колониальных революций, проводимых в угнетённых странах мира в союзе с пролетариатом, под руководством пролетариата. Раньше "принято было" думать, что мир разделен они на низшие и высшие расы, на черных и белых, коих первые неспособны к цивилизации и обречены быть объектом эксплуатации, а вторые являются единственными носителями цивилизации, призванными эксплуатировать первых.

Теперь эту легенду нужно считать разбитой и отброшенной. Одним из важнейших результатов Октябрьской революции является тот факт, что она нанесла этой легенде смертельный удар, показав на деле, что освобожденные неевропейские народы, втянутые в русло советского развития, способны двинуть вперед действительно передовю культуру и действительно передовую цивилизацию ничуть не меньше, чем народы европейские.

Раньше "принято было" думать, что единственным методом освобождения угнетенных народов является метод буржуазного национализма, метод отпадения наций друг от друга, метод их разъединения, метод усиления национальной вражды между трудящимися массами различных наций.

Теперь эту легенду нужно считать опровергнутой. Одним из важнейших результатов Октябрьской революции является тот факт, что она нанесла этой легенде смертельный удар, показав, на деле возможность и целесообразность пролетарскоо, интернационального метода освобождения угнетенных народов, как единственно правильного метода, показав на деле возможность и целесообразность братского союза рабочих и крестьян самых различных народов на началах добровольности и интернационализма. Существование Союза Советских Социалистических Республик, являющегося прообразом будущего объединения трудящихся всех стран в едином мировом хозяйстве, не может не служить прямым тому доказательством".

Разумеется, советский интернационализм не может не быть полем для враждебных манипуляций.

СССР в целом, как известно, есть жидобольшевистский заговор антисемитов.

В каждой республике бывшего СССР по-своему развертывается мифология национального угнетения. Во всем мире - включая Россию - на смену образу оплота интернациональной дружбы приходит образ СССР как тюрьмы народов. В этом же форваторе двигаются и уже упомянутые “красные имперцы”. На всех направлениях снова разжигается национальная и религиозная рознь.

О том, насколько сильно подавлялись народы в составе советской России, свидетельствует, прежде всего, националистический взрыв, последовавший за ее распадом, когда дома в Грозном и Душанбе можно было красить кровью. Для того, чтобы впасть в беспросветную дикость этим народам потребовалось всего несколько лет. Может быть, дело всё-таки не в народах?

Впрочем, президент Путин уже ничтоже сумняшеся заявил: организуя СССР на принципах интернационализма, братства и права народов на самоопределения, его руководители заложили под него атомную бомбу. Если подобное заявляет президент России, то что уж требовать от западных идеологов.

Здесь же следует упомянуть другой источник социального неравенства - борьбу полов.

Революция решила задачу окончательной эмансипации женщины в считанные годы. Теперь в России не так-то и просто понять, против чего выступает западный феминизм. Столь же сложно понять западному феминизму, давно уже решившему свои правовые, экономические и политические задачи и погрязшему - теперь уже навсегда – в левацком болоте, что в отсталой России все его чаяния были реализованы ещё век назад. Как ни парадоксально, но миф о русском женоненавистничестве живёт и процветает, как и все, что выгодно идеологии капитала.

"Октябрьская революция подняла на известную высоту силу и удельный вес, мужество и боевую готовность угнетенных классов всего мира, заставляя господствующие классы считаться с ними, как с новым, серьезным фактором. Теперь уже нельзя рассматривать трудящиеся массы мира как "слепую толпу", бродящую в потемках и лишенную перспектив, ибо Октябрьская революция создала для них маяк, освещающий им дорогу и дающий перспективы".

Уничтожить этот маяк - вот насущнейшая задача мировой буржуазии. Для этого создаётся множество других светил, напоминающих скорее болотные огоньки.

Основная задача этих огоньков - вернуть людей к слепому труду и внушить довольство своим положением, опрокинуть для-себя-бытие рабочего класса в дурную бесконечность разнообразных сект, левых движений и субкультур. Пусть уж лучше будет гомосексуализм, чем коммунизм, не взирая на его демографические последствия.

Между тем, Сталин замечает:

"Едва ли можно сомневаться, что уничтожение этого [маяка] - [первой пролетарской диктатуры] - покрыло бы на долгое время общественно-политическую жизнь "передовых стран" мраком безудержной черной реакции. Нельзя отрицать того, что даже простой факт существования "большевистского государства" накладывает узду на черные силы реакции, облегчая угнетенным классам борьбу за свое освобождение. Этим, собственно, и объясняется та животная ненависть, которую питают эксплуататоры всех стран к большевикам. <...>

<...> Как раньше Париж являлся убежищем и школой для революционных представителей подымающейся буржуазии, так и теперь Москва является убежищем и школой для революционных представителей подымающегося пролетариата".

Горько теперь перечитывать эти слова.

Завершить это краткое обозрение хочется опять же словами Сталина, как будто специально адресованными современным деятелям левого движения:

"Октябрьскую революцию нельзя считать только революцией в области экономических и общественно- политических отношений. Она есть вместе с тем революция в умах, революция в идеологии рабочего класса. Октябрьская революция родилась и окрепла под флагом марксизма, под флагом идеи диктатуры пролетариата, под флагом ленинизма, который есть марксизм эпохи империализма и пролетарских революций. Она знаменует поэтому победу марксизма над реформизмом, победу ленинизма над социал-демократизмом, победу III Интернационала над II Интернационалом.

Октябрьская революция провела непроходимую борозду между марксизмом и социал-демократизмом, между политикой ленинизма и политикой социал-демократизма.

Раньше, до победы диктатуры пролетариата, социал-демократия могла щеголять флагом марксизма, не отрицая открыто идеи диктатуры пролетариата, но и не делая ничего, абсолютно ничего для того, чтобы приблизить осуществление этой идеи, при этом понятно, что такое поведение социал-демократии не создавало никакой угрозы для капитализма. Тогда, в тот период, социал-демократия формально сливалась, или почти сливалась, с марксизмом.

Теперь, после победы диктатуры пролетариата, когда все увидали воочию, к чему ведет марксизм и что может означать его победа, социал-демократия уже не может щеголять флагом марксизма, не может кокетничать с идеей диктатуры пролетариата, не создавая известной опасности для капитализма. Давно порвав с духом марксизма, она оказалась вынужденной порвать и с флагом марксизма, стала открыто и недвусмысленно против детища марксизма, против Октябрьской революции, против первой в мире диктатуры пролетариата.

Теперь она должна была отмежеваться, и действительно отмежевалась, от марксизма, ибо нельзя при нынешних условиях называть себя марксистом, не поддерживая открыто и беззаветно первую в мире пролетарскую диктатуру, не ведя революционной борьбы против своей буржуазии, не создавая условий для победы диктатуры пролетариата в своей собственной стране.

Между социал-демократией и марксизмом легла пропасть. Отныне единственным носителем и оплотом марксизма является ленинизм, коммунизм.

Но дело этим не ограничилось. Отмежевав социал-демократию от марксизма. Октябрьская революция пошла дальше, отбросив ее в лагерь прямых защитников капитализма против первой в мире пролетарской диктатуры. Когда гг. Адлеры и Бауэры, Вельсы и Лови, Лонгэ и Блюмы поносят "советский режим", восхваляя парламентскую "демократию", то этим они хотят сказать, что они борются и будут бороться за восстановление капиталистических порядков в СССР, за сохранение капиталистического рабства в "цивилизованных" государствах.

Нынешний социал-демократизм есть идейная опора капитализма. Ленин был тысячу раз прав, когда он говорил, что нынешние социал-демократические политики являются "настоящими агентами буржуазии в рабочем движении, рабочими приказчиками класса капиталистов", что в "гражданской войне пролетариата с буржуазией" они неизбежно станут "на сторону "версальцев" против "коммунаров".

Невозможно покончить с капитализмом, не покончив с социал-демократизмом в рабочем движении. Поэтому эра умирания капитализма является вместе с тем эрой умирания социал-демократизма в рабочем движении".

Как видим, взяв за основу международный характер Октябрьской революции и рассмотрев и оттолкнувшись от него, мы получим все логически мыслимые типы антисоветской демагогии, сочащейся сейчас изо всех щелей. Причем нет ни одного типа, который не был бы реализован в тысячах и миллионах публикаций, произведений искусства, серьезных теоретических исследований. Обнадёживает, что даже столь выдающееся разнообразие не может скрыть фальши и мучительной скуки, источаемой этой идеологией. Жизнь - лучший учитель революции.

Стоит задуматься об этом, пока ещё есть время, пока ещё костлявая рука голода не ухватила господ левых интеллектуалов за горло.

Е. Морыганов
ИСТОЧНИК

Вот как характеризует трагедию Павлика Морозова Горький:

“Пионеры истребляют растительных и животных вредителей: выпалывают сорняки, вылавливают сусликов и кротов, организованно помогают колхозникам в работе на полях, по сбору овощей; организованно демонстрировали против пьянства отцов; энергично пытались увеличить свою армию за счёт детей деревни. Были случаи, когда эти попытки деды и отцы консервативной деревни встречали с палками и вилами в руках, были случаи избиений, увечий пионеров.

Борьба с мелкими вредителями — сорняками и грызунами — научила ребят бороться и против крупных, двуногих. Здесь уместно напомнить подвиг пионера Павла Морозова, мальчика, который понял, что человек, родной по крови, вполне может быть врагом по духу и что такого человека — нельзя щадить. Родные по крови, по классу убили Павла Морозова, но память о нём не должна исчезнуть, — этот маленький герой заслуживает монумента, и я уверен, что монумент будет поставлен”[1].

Неудивительно, что в годы буржуазной реакции образ этого мальчика, несущий в себе все то, что так противно буржуазии, был подвергнут всесторонней ревизии. Сделать это было тем проще, что многое из того, о чем говорилось в советской легенде, в самом деле не соответствовало действительности. Но, само собой, буржуазная пропаганда не удовлетворилась развенчанием мифов и скрупулезным воссозданием действительности: вместо этого она создала свой черный миф о мальчике-предателе и, пересказывая его на тысячу ладов, переврала до неузнаваемости все то, что было лишь слегка преувеличено и искажено в советской версии этой истории, так что, нынешняя мифология отстоит от исторической действительности настолько, что нужно стараться, чтобы выявить различие между действительностью и мифологией советской.

Часть этой новой мифологии мы и постараемся сегодня разобрать.

Вот что пишет о Павлике Л. Парфенов в своей книге “Намедни. Наша эра”:

"Дело о гибели Павла свяжут с осуждением в 1931 году его отца Трофима Морозова. Он одно время был председателем Герасимовского сельсовета и получил 10 лет лагерей за то, что «дружил с кулаками, укрывал их хозяйства от обложения» и «способствовал бегству спецпоселенцев путем продажи документов» (то есть за деньги выдавал справки сосланным в их местность раскулаченным, что они — нерепрессированные крестьяне Герасимовки)"[2]. 

Здесь следует сказать, что репрессированные это, надо думать, кулаки, высланные из мест проживания по политическим статьям. Причем, политическая статья в то время могла подразумевать и уголовную, которую просто не смогли доказать.

И вот, отец Павлика продавал им документы, чтобы потом "нерепрессированные крестьяне Герасимовки" возвращались на места прежнего проживания и устраивали там восстания, поднимали кулацкий террор, организовывали сельские ОПГ и мстили соседям, дававшим против них показания. Люди были простые и методы мести у них тоже были просты - вспороть живот, зарыть живьем в землю и т.д. и т.п.[3]. После чего советская власть их ловила и расстреливала. Но иногда получалось еще лучше – поймать и расстрелять такого "переселенца" еще до того, как он успеет вспороть чей-нибудь живот или кого-нибудь зарыть живьем в землю. А Трофим Морозов этим замечательным гражданам помогал. Был коррумпированный чиновник, как теперь говорят.

Вот что говорит брат Павлика, Алексей, в своем письме в редакцию журнала “Человек и закон”:

“Так знайте: у нас «записанных в кулаки» не было, из богатеев никто не пострадал да и высылать некуда – и так медвежий угол. К нам действительно высылали. Привезли ссыльных переселенцев осенью тридцатого года. Вы думаете отец их жалел? Ничуть. Он мать нашу, сыновей своих не жалел, не то что чужих. Любил одного себя да водку. И с переселенцев за бланки с печатями три шкуры драл. Последнее ему отдавали: деньги, сало и мясо. Может, по нынешним понятиям, мало брал, а мы дураки были, что не пользовались? Но мать нам всегда говорила: «Лучше по дворам с сумой ходить, чем на чужой беде наживаться»”[4].  

Несмотря на это исчерпывающее свидетельство о внутрисемейных взаимоотношениях сегодня пересмотру подвергается и эта сторона дела:

"Наивно думать, что за четырнадцать лет советской власти, к моменту суда, ОГПУ не завербовало в деревне взрослых доносчиков. Но донос мальчика на отца все же можно считать доказанным фактом. Сделан он был не по политическим причинам. Реальная причина доноса - жгучая ревность оставленной женщины, решившей отомстить бросившему ее мужу"[5].

Причем тут ведь мы имеем дело не только с очевидной подлостью, но и с прямой ложью, причем ложью ставшей сегодня общим местом. Ведь не было никакого доноса, ни в советской легенде, ни в действительности, Павлик никогда не был доносчиком. Лишь в перестроечном черном мифе о “доносчике номер один” этот поступок был занесен в его биографию. Теперь очернители памяти пионера все как один говорят: пусть он не был доносчиком, но ведь советская пропаганда превознесла его именно за донос! – и это снова будет ложью. Павлик выступил против отца открыто – и это лишь усиливает впечатление, которое произвело его выступление, особенно в том виде, в каком его подавала советская печать. Последнюю можно упрекнуть разве что в излишней поэтизации довольно прозаического события: мальчик на суде подтвердил показания матери против своего преступного отца, причем не просто подтвердил, но и сам отказался от него, попросив применить к нему самую суровую меру наказания (несмотря на эту просьбу, ходили слухи, что Трофим Морозов, впоследствии, освободился, не отбыв полный срок, получил за труд звезду героя и поселился в Тюмени). Факт прозаический – но много ли такой прозы сейчас? А многие ли хотели бы видеть качества, необходимые для такого поступка, не в ребенке вороватого министра, а в своем собственном?

Продолжим следить за изложением этой истории Л. Парфеновым:

“После этого у Татьяны Морозовой особенно не заладились отношения с жившими в соседней избе родителями Трофима, Сергеем и Ксенией, дедом и бабкой Павла. Свекор хотел объединить их два хозяйства, но невестка отказалась. При деде с бабкой находился другой их внук, 19-летний Данила. Бывало, этот крепкий парень своего двоюродного брата Павла колотил, а однажды ударил и Татьяну.

По версии следствия, убийство задумал родственник Морозовых Арсений Кулуканов — его в деле называют кулаком. Он дал денег Даниле — вроде 30 рублей, по другим публикациям — только пять. 3 сентября Данила и дед Сергей на виду односельчан работали в поле, а потом отправились в лес и подкараулили шедших с клюквой Павлика и Федю. Увидев, что Данила ударил Павлика ножом, Федя попытался бежать, но дед остановил его. Тогда Данила убил и второго двоюродного брата. Есть доказательства: в доме Морозовых-старших обнаружен окровавленный нож, и Татьяна видела, как бабка Ксения замачивала испачканную в крови одежду Данилы. Сама бабка объяснит, что это Данила забивал теленка, чье мясо возила продавать Татьяна”.

Здесь нужно понимать, что в патриархальном представлении, главой семьи является старший в семье мужчина, так что, после того как Татьяне удалось выжить из нее Трофима этим мужчиной стал Павлик. И вот его убивают.  Убитая горем мать Павлика, Татьяна, потом рассказала следователю, что в тот же день на улице она встретила ту самую бабку Ксению, которая со злым смехом сказала ей: «Татьяна, мы тебе наделали мяса, а ты теперь его ешь!» Почему-то этот эпизод представляется журналисту Парфенову менее важным, чем сообщение о быке, мясо которого возила продавать Татьяна.  Вот собственно и вся история, история о том, как юный пионер стал жертвой бытового кулацкого зверства. Но тут защитники перестроечной версии о мальчике-предателе выдвигают свой коронный аргумент: вы все врете, Павлик Морозов не был никаким пионером!

Пишет об этом и Парфенов:

“В центральной печати Павлик уже не только истец и прокурор, но и дознаватель: он якобы находил вещественные доказательства вины отца и отвозил их в Тавду. Возникают доселе неизвестные бесстрашные выступления мальчика против своего деда и Кулуканова, его сообщения о кулацком саботаже в сельсовет. Несуществующий пионерский отряд Герасимовки разрастается у журналистов до десяти человек, а Павлика называют командиром”.

Однако, вот что пишет учительница Павла, Лариса Исакова:

"Пионерский отряд в Герасимовке я тогда не успела организовать, его создала после меня Зоя Кабина, но и я рассказывала ребятам о том, как борются дети за лучшую жизнь в других городах и селах. Однажды привезла из Тавды красный галстук, повязала его Павлу, и он радостный побежал домой. А дома отец сорвал с него галстук и страшно избил. Какая уж тут «родственная связь»! Чем дальше, тем больше становились они чужими. Павлик, сама слышала, плакал, уговаривал Трофима не пить, не издеваться над матерью, пожалеть малышей, дать ему возможность ходить в школу. Очень он стремился учиться, брал у меня книжки, только читать ему было некогда, он и уроки из-за работы в поле и по хозяйству часто пропускал. Потом старался нагнать, успевал неплохо, да еще маму свою грамоте учил...  Пишу, а сама думаю: «Кому это сейчас надо? Кто нашу жизнь поймет да всю правду без издевки и прикрас расскажет?» То возносили до небес, то в грязь втаптывают, а правда ведь по середке. Однажды приехал мой Исаков из Тавды, рассказывает – положил перед ним секретарь райкома наган и говорит: «В двадцать четыре часа организовать в Герасимовке коммуну, иначе под расстрел пойдешь». «Что делать будешь?» - спрашиваю. Муж отвечает: «Партия велела, надо выполнять!» Только мы из бедняков коммуну организовали, выходит статья Сталина «Головокружение от успехов». Секретаря райкома обвинили в перегибах, и он застрелился. Коммуна распалась, а мужа моего кулаки до полусмерти избили. Меня же спасла Устинья Потупчик, предупредила, что Кулаканов с компанией собираются убить. Подхватила я ребенка и в чем была убежала из Герасимовки. Спряталась в тайге, потом кое-как до Тавды добралась. Вот, наверное, с тех пор Павлик Кулаканова и возненавидел, первым в пионеры вступил, когда отряд организовали. Писем он мне не писал, хотя мы и дружили, не силен был в грамоте, чтобы все изложить, так что про дальнейшую его жизнь я не знаю"[6].

Выходит и тут мы не видим ничего, кроме лжи и подлости: пионером Павлик Морозов все-таки был.

Итак, мы имеем мальчика, осудившего отца на суде, и зверски убитого своими родичами из "патриархальных", "семейных" соображений, причем вполне вероятно, что Арсений Морозов решил его убить просто в целях устрашения односельчан. Советская пропаганда превратила его в героя борьбы с кулацким террором, в наглядный пример того, что нельзя ставить узкие семейные соображения выше общечеловеческих, что нельзя терпеть насилие и низость от кого бы они не исходили. Теперь это считают преступлением.

Удивительного тут мало. 

Егор Морыганов

Использованные источники:

[1] М.А. Горький, Вперёд и выше, комсомолец!

[2] Эта заметка вообще достаточно показательна и мы рекомендуем ознакомиться с ней целиком: https://namednibook.ru/pioner-pavlik-morozov.html

[3] Вот замечательный пример того, как кулаки привыкли решать проблемы:

"В 1933 г. по инициативе бедняков-единоличников Бирюкова Д.Ф. и Феничева А.С. о кулацком засилье и произволе в колхозе с. Братского было послано в крайпрокуратуру коллективное заявление. Прокуратурой были приняты меры к расследованию, однако, ряд лиц, подписавших заявление, боясь мести кулаков, отказались подтвердить указанные в заявлении факты, и расследование положительных результатов не дало". 

"Каманов, совместно с кулаками Симоновым, Беспаловым, Васильевым и др., стремясь устранить Бирюкова, подожгли постройки кулака Симонова и, обвинив в поджоге Бирюкова, во время пожара убили его.  Кулаки во главе с Камановым за малейшую провинность зверски избивали, а в отдельных случаях и убивали колхозников и единоличников. В 1933 г. у кулака Беспалова на огороде неизвестными были вырыты несколько кустов картофеля. Беспалов и другие кулаки самовольно произвели обыск у беднячки Кошелевой, обнаружили вырытый картофель (хотя у нее был свой огород), вытащили ее вместе с 13-летним сыном на улицу и стали избивать. По Приказанию Каманова, Кошелева с сыном были доставлены на происходившее в это время в селе собрание. Каманов, схватив Кошелеву, закричал: «Убить тебя надо!» — и бросил ее в толпу. Кошелеву подхватили кулак Беспалов и Минаев и начали избивать ее палками. 

Летом 1933 г. быв. батрак-колхозник Спиренков сорвал на огороде у зажиточной Спиренковой несколько пучков луку. Спиренкова ударила его несколько раз палкой по голове и убила. Извещенный об убийстве Каманов оказал: «Собаке собачья смерть». 

Летом 1933 г. 12-летний мальчик Феничев Михаил взял на квартире кулака Харитонова несколько кусков хлеба, за что был избит Харитоновым до полусмерти железной палкой и выброшен на улицу. Прибежавшая мать Феничева была также избита и вскоре от побоев умерла. На другой день, по распоряжению Каманова, мальчик был зарыт в землю с признаками жизни". 

Доклад СОУ ОГПУ за время с 1 по 15 апреля 1930 г. об операции органов ОГПУ по кулацкой контрреволюции. 10 мая 1930 г.  (http://istmat.info/node/56612 ) 

[4] Письмо брата Павлика Морозова – Алексея Трофимовича в журнал "Человек и закон" (No. 1 за 1989) (приводим целиком):

«Я простой рабочий и, может быть, много не понимаю, но хочу спросить тов. Амлинского: «Нам что надо было жрать ворованное?» Ответьте прямо, без выкрутас: да или нет? Я вам писал, вы промолчали. Так вот, я без ваших советов обойдусь и внукам своим, фамилию которых вы опозорили, накажу: всегда жить по совести, как мой брат Павел, бороться со взяточниками и расхитителями, кем бы они им не приходились. Иначе страну нашу окончательно разворуют!  Вы о доверии к родителям, о любви к ним толкуете. Обвиняете брата в том, что он оборвал «наработанную веками родовую связь, на которой всегда держалась человеческая жизнь». Ну, а кем тогда Тараса Бульбу считать? Тоже Иудой-предателем? Как быть с теми, кто в гражданскую в белых стрелял, сын против отца шел, брат против брата, значит их тоже считать негодяями? Я так понимаю: гражданская война – трагедия народа. История Павлика Морозова – трагедия семьи, которую отец растоптал и предал. Из-за корысти и любви к легкой жизни. Это уж я точно знаю.  Дед с бабкой тоже для нас давно были чужими. Никогда ничем не угостили, не приветили. Внука своего, Данилку, дед в школу не пускал, мы только и слышали: «Без грамоты обойдешься, хозяином будешь, а щенки Татьяны у тебя батраками». Вот так.  Ваша, тов.писатель, собеседница в «Литгазете» Елена Яковлева утверждает, что Трофим Морозов «спасал записанных в кулаки односельчан, которых знал с детства и над которыми нависла беда». Спросили бы прежде у меня, чем такое утверждать. Мне ведь одиннадцать лет было, все помню. Так знайте: у нас «записанных в кулаки» не было, из богатеев никто не пострадал да и высылать некуда – и так медвежий угол. К нам действительно высылали. Привезли ссыльных переселенцев осенью тридцатого года. Вы думаете отец их жалел? Ничуть. Он мать нашу, сыновей своих не жалел, не то что чужих. Любил одного себя да водку. И с переселенцев за бланки с печатями три шкуры драл. Последнее ему отдавали: деньги, сало и мясо. Может, по нынешним понятиям, мало брал, а мы дураки были, что не пользовались? Но мать нам всегда говорила: «Лучше по дворам с сумой ходить, чем на чужой беде наживаться».  Вот еще один журналист С.Соловейчик пишет о «верности, не поддающейся ни на какие соблазны». Что-то непонятно. Кому Паша должен был верность хранить – взяточнику, мздоимцу? Я тут в «Неделе» недавно прочитал о «наследниках». Крупные советские, партийные работники золото и бриллианты хапали. Наш бы батя тоже так поступал, если бы до таких высот добрался. Дети же современных взяточников, естественно помалкивали, ни один не сказал: «Что ж ты делаешь, батя, прекрати!» Наследникам молчать было выгодно, все к себе гребли: машины, должности, дачи. А какой был у Павла «соблазн»? Всю семью на себе тащить?.. Отец хоть иногда зарплату приносил, а как его забрали, мы по дворам с сумой стали ходить.  И вот что обидно. Одну из этих «наследниц» знаменитый художник в шелку и бархате нарисовал, Павла же нашего не только в печати распинают, но и как мне сообщили, на картинах изображают в позорном виде. Я про отца старался плохо не говорить – вы меня вынудили, чтобы брата от позора спасти. О мертвых плохо говорить – грех. Так неужели этого не понимают те писатели и художники, которые брата моего перед всем миром ославили? А еще утверждают, что пекутся о нравственности народа! Я так считаю, товарищи Амлинский и Соловейчик, утверждаете вы двойную мораль. Если преступление совершает родственник, то есть свой человек, это, по-вашему, не преступление: ворон ворону глаз не выклюет, кровное родство все спишет – так, что ли? Нет, есть другая позиция – гражданственная. Она выше кровного родства. И для вас нетерпима. Потому и ополчились против Павла.  Пишу вот сейчас в редакцию «Человек и закон» и не знаю, какими словами передать свое состояние – так мне сейчас тяжко, если б вы знали! Жизнь у меня была трудная, но за одно судьбу благодарю, что не дожила мать до такого позора. Это была бы для нее последняя капля... И еще думаю: если брат мой снова кому-то мешает, значит, не умер он. Жив Пашка-коммунист и всегда будет с нами! Правильно в свердловской газете сказано: «Павлик Морозов народен, потому что отвечает идеалам именно трудового человека». И еще об одном. Когда братьев моих убили, несколько ребят вступили в пионеры, а я сплоховал. Опасался мести кулакановских наследников. Вот когда добрались до меня эти наследники!  Поймите меня правильно. Я славой Павла никогда не пользовался, всю жизнь на заводе проработал и сейчас тружусь. Но вступиться за брата мой долг. Только объясните, что мне надо сделать, и помогите!"

[5] http://ru.rodovid.org/wk/Запись:399318

[6] Письма учительницы Павлика Морозова и его брата Алексея в журнале "Человек и закон",  В.Кононенко «Посмертно...репрессировать?»//ж.«Человек и закон», №1, 1989 год, стр.73-78

ИСТОЧНИК

“Фюрер видел ваши фильмы “Нибелунги” и “Метрополис” и сказал: вот человек, способный создать национал-социалистское кино!”

д-р Й.П.Геббельс, рейхсминистр народного просвещения и пропаганды, в беседе с режиссером Ф. Лангом, предположительно, апрель 1933

“Голосуй сердцем!”

плакат, агитирующий за Б.Н.Ельцина, 1996

Здравый смысл учит нас: худой мир лучше доброй вражды. Когда это суждение здравого смысла переносится в область политики, возникает теория классового мира, также называемая теорией третьего пути: не левого и не правого. Таких теорий много, но путь, в сущности, один, ведь любая форма центризма в классовом обществе оборачивается победой правого лагеря (В политике правыми называют тех, кто отстаивает интересы господствующего класса, а левыми – тех, кто защищает интересы классов эксплуатируемых. Третий путь, следовательно, есть путь надклассовый, так, например, фашизм вовсе отрицает наличие классов). Следовательно, в политике худой мир все равно ведет к доброй вражде, но только на менее выгодных для подавляемого класса условиях.

Это верно для любой классовой формации, но особенно отчетливо единодушие всех концепций классового мира можно наблюдать в истории развитого капитализма: в предельной форме капитализма наличествует всего два класса, что существенно упрощает политические расчеты. При капитализме третий путь означает ровно одно – классовый мир между крупным капиталом и эксплуатируемой рабочей массой; корпоративное государство, фашизм. Говоря о фашизме, мы имеем в виду, коротко говоря, открытую террористическую диктатуру наиболее реакционных кругов финансового капитала, но называется такая диктатура фашистской именно потому, что идеологически она оформляется в терминах классового мира (fascio (ит.) – союз, пучок, связка). Так что, нет, не благополучие несет народу миролюбивая песнь, те, кто ее поет, – не миротворцы, а разжигатели войны; не благодетели, а разбойники и воры. Народы Советского Союза на собственной шкуре испытали последствия отказа от классовой борьбы, и все усилия, что буржуазные идеологи продолжают прилагать, чтобы заморочить людям головы, не затушуют этого факта. Но хочется надеяться, что еще долго в этом отношении останется непревзойденным германский опыт.

Прежде чем попытаться проследить взаимосвязь между политической жизнью общества и ее отражением в культуре, следует остановиться на понятии культуры. Под культурой обычно понимают опыт, накопленный человечеством, духовный и материальный. При таком подходе к культуре всякий ее предмет должен рассматриваться в историческом контексте как определенное отражение всего человеческого развития. Изготовление абажуров из человеческой кожи, равно как и конструкция газовых камер – часть человеческой культуры. Ясно, что культура включает в себя и негативный опыт – на этом можно было бы и успокоиться – объявить какую-то совокупность опыта негативной и жить дальше, как ни в чем не бывало. Во всяком случае, западная цивилизация предпочла именно такой путь. Но чтобы какой-то опыт стал негативным, нужно противопоставить ему нечто, что исключает возможность его повторения, по крайней мере, в социальном масштабе. Иначе мы имеем дело с неправомочным логическим синтезом. Мы здесь, разумеется, сузим понятие культуры до духовной, а именно – образной и идейной культуры. Прослойку идеосферы, которая более-менее профессионально занимается развитием и воспроизводством такой культуры, мы, во избежание словоформ “культуросфера” и “культуросферное сознание”, также будем называть культурой.  Возможно, будет неправильным переносить существенную ответственность за произошедшее под эгидой нацистов на германскую творческую интеллигенцию, на германскую культуру. Но было бы странно утверждать, что она вовсе не отвечает за то, что случилось с ней после прихода нацистов к власти, тем более, что по ключевым позициям она стала пронацистской еще до их прихода. Поэтому, если мы не хотим превращения опыта этой культуры в позитивный, – нам следовало бы внимательно присмотреться к тому, что клубилось в ней на излете Веймарской республики.

Фильм Фрица Ланга “Метрополис” 1927 года дает для этого превосходный материал.

Узловой метафорой фильма является Вавилонская башня – посредством ее и сам фильм переносится в пространство библейской притчи, и сам Метрополис отождествляется с Вавилоном, и образ блудницы из Откровения Иоанна получает довольно неожиданные коннотации, о которых пойдет речь ниже. Метафора эта в фильме воспроизведена буквально: светлая человеческая Голова задумала построить башню, высотой в небо, для нее эта башня – “Вавилон” – была радостным гимном человечеству, творящему мир, но, чтобы построить башню, она должна была найти Руки – толпу весьма неприглядных наемных рабов – труд их был так тяжел и неблагодарен, что для них само слово “Вавилон” – стало самым страшным проклятием. Так перестали люди понимать друг друга, говоря на одном языке. Но если бы Сердце было посредником между Головой и Руками, то все было бы совсем по-другому. Не нужно смеяться: это фабула фильма. Вся.  В подтверждение этих слов, не лишним, полагаю, будет рассмотреть эту фабулу несколько подробнее. Итак. Будущее, город Метрополис, в котором реализован в чистом виде развитый фашизм: руководит городом обличенный статусом Бога-Отца капиталист Йо Фредерсен, обитающий в вознесшейся до неба “новой вавилонской башне”. Соорудивший же чудо-город  народ обитает там, где ему самое место, - глубоко под землей, in die Tiefe(в глубине).

В кадре бредут со смены на смену толпы серых безликих людей, оживляя в памяти знаменитую “Прогулку заключенных”, бешено крутятся магические машины, единственное предназначение которых, судя по всему, - терзать и мучить несчастных рабочих. Наконец, народ, изможденный, расходится по своим подземным домам. Фильм намертво вбит в эстетику немецкого киноэкспрессионизма и опереточность тут иногда превосходит всякую меру, корректируясь лишь циклопическим масштабом происходящего.

А в это время – высоко над землей юный Фредер Фредерсен, сын всмеогущего капиталиста, резвится в садах “Клуба сыновей”, подаренных отцами – своим сыновьям, – резвится он со всевозможными дамозелями - и тут – внезапно – в сады приходит девушка Мария – и не одна – а с толпой оборванных пролетарских детей. Фредер – с первого взгляда – влюбляется в Марию, и, пока он это делает, мы наблюдаем группу садовых дамозелей в окружении павлинов – символ пустой красоты. Все это происходит под присмотром птиц, напоминающих фламинго, - символ серафима с огненным мечом. Стража выпроваживает опасных нарушителей, но Фредер очертя голову бросается в Подземный город, преследую прекрасную незнакомку. Тут-то он и наблюдает аварию на какой-то чудовищно бессмысленной, но оттого не менее страшной машине системы “Зиккурат”. При всем безумии – эта сцена по справедливости считается одной из сильнейших в мировом кинематографе: в пасть древнего Молоха, принявшего в капиталистическом мире очертания чудовищной машины, рота за ротой идут безликой толпой люди. И если прежде их гнали на убой бесчеловечные надзиратели, то теперь они идут сами, повинуясь бесчеловечному царю, голоду.

Нелегко угадать по этому фрагменту – насколько презирает и ненавидит режиссер рабочий народ. Задуматься заставит, разве, то, как он изображает саму работу, напоминающую скорее ритуальный танец, пусть и изматывающий, чем хотя бы примитивный конвейерный труд.

Пока Фредерсен-младший погружается в глубины Подземного города,  его отец спешит к сумасшедшему изобретателю Ротвангу, местному доктору Калигари. Тот, разумеется, обитает в доме, Jahrhunderte vergessen hatten (позабытый столетьями). Безумному изобретателю положено быть одержимым: этот конкретный безумный изобретатель одержим идеей воссоздать свою возлюбленную в виде человекоподобной машины. Упущение авторов фильма – у Калигари нет еще более жуткого слуги по имени Игорь. Есть служебный карлик, но он не может компенсировать Игоря, ибо появляется всего на несколько секунд.

Расшифровав схему, найденную у одного из убитых Молохом рабочих и оказавшуюся схемой местных же катакомб, Калигари ведет Фредерсена в свое катакомбное укрытие, откуда они наблюдают “маевку”. На собрании девушка Мария рассказывает легенду о Вавилонской башне в том виде, как мы слышали ее выше. Не слишком вникающий в тонкости политической философии читатель спросит: неужели главная героиня фильма – коммунистка?! Мы поспешим успокоить читателя на этот счет, но сначала следует интерлюдия на религиозную тему.

В местном соборе мы видим монаха, читающего из Апокалипсиса, а вместе с монахом – прелестную группу статуй Смерти и семи смертных грехов. Захвативший Марию безумный изобретатель заставляет свою машину принять ее облик: международный капитал и мировое еврейство стремятся использовать этого гомункула, чтобы извести под корень паразитов-рабочих. Впрочем, убедительно выступает Лжемария и перед высшими слоями капиталистического общества, столь искусно исполнив танец вавилонской блудницы, что даже эти “слои” идут на такие непотребства, что не выдерживают даже статуи Смерти и семи смертных грехов. Der Tod ist uber der Stadt (смерть над городом).

Наконец, выясняется, кто же из наших героев – злокозненный коммунист. Разумеется, это Ротванг-Калигари. Выполняющая его приказы Лжемария бросает среди рабочих гневный клич: Tod dem Maschinen! Смерть машинам! Слишком долго мы ждали посредника! Само собой, глупые рабочие ее поддерживают. В музыке слышится глумливо передразниваемый “Интернационал”. С этого момента и до конца в изображении рабочей массы доминирующими становятся босхианские мотивы – если до этого нам просто не показывали их лиц, то теперь мы видим в кадре десятки гримас самой разнообразной степени непривлекательности. Ведомая Лжемарией толпа, учиняет массовые беспорядки: довольно нерезультативные, зато под звуки “Интернационала”.  Лжемария выдвигает предложение: разрушить самую главную Herz-Maschin’у – и тут в затруднительное положение попадает уже инженер Грот: он знает, что разрушение машины приведет к затоплению Подземного города. Фредерсен-старший решает не чинить препятствий гибели тысяч людей, и толпа радостно разрушает машину, а после – зачинает безумный хоровод, снова под звуки “Интернационала”. Инженеру Гроту все-таки удается донести до пролетариев, что их дети остались в затопленном Подземном городе. Пролетарии, сильно опечаленные этим обстоятельством, решают во чтобы то ни стало найти и сжечь на костре обманувшую их красную ведьму. Так инженер Грот становится народным вождем.

Мария и Фредер спасают детей  и доставляют их в Эдемский сад – надо полагать ненадолго, пока из бараков не откачают воду, но тут, сумасшедший изобретатель Рогванг приходит в себя и окончательно сходит с ума. Пока рабочие сжигают на костре Лжемарию, застигнутую во главе шайки непотребно себя ведущих буржуа, а Фредер пытается им помешать, Калигари-Ротванг преследует Марию настоящую, которую принимает за свою утраченную возлюбленную. Зигфрид, простите, Фредер, настигает своего противника на крыше местного собора и, разумеется, побеждает. Рабочие идут к еркви и в ней, через посредство Фредера, олицетворяющего Сердце, Голова, представленная Фредерсоном, и Руки, в роли которых выступает инженер Грот, наконец, примиряются между собой. Любовь побеждает любые несправедливости. И вот теперь уже, в самом деле, все.  И не так уж много можно по этому поводу сказать. Банальность, конечно, но фильм Фрица Ланга – характерный продукт своей эпохи. Едва ли авторы намеренно создали антикоммунистическую и профашистскую агитку. Скорее, они просто хотели рассказать романтическую истории с острым социальным подтекстом.

«Единство, — возвестил оракул наших дней, —  Быть может спаяно железом лишь и кровью...»  А мы попробуем спаять его любовью, —  А там увидим, что прочней...

Тютчев писал это о славянском мире (знакомое словосочетание, неправда ли?) и очевидным образом противопоставлял его западному, прежде всего германскому, и не очевидным образом – азиатскому, т.е. какому-то хтоническому миру системной энтропии. У России же – очевидно – свой путь, неподвластный никаким законам исторического развития. Беда вся в том, что, чтобы быть выше каких угодно законов, нужно знать их, использовать и, тем самым, преодолевать. Знание же тех законов, о которых сейчас идет речь, не оставляет места для третьего пути: мы можем разумно использовать их или для осуществления революции в своей стране, или для укрепления глобального фашистского государства по всему миру.  Таким образом, хотя и не следует отнимать у Метрополиса беспрецедентных по масштабу и сложности съемок, сравнимых разве что с работами Эйзенштейна, а главное – той метафоры, которая проскользнула в фильме лишь в одной сцене, пусть и самой в нем сильной, - всепожирающего Молоха, обличенного атрибутами технократизма; хотя фильм этот все равно неизбежно был и останется своего рода священной коровой,  - лучше всего резюмировать наше обозрение было бы словами Геббельса: «Даже самые плохие идеи могут пропагандироваться художественными средствами».

Егор Морыганов

ИСТОЧНИК