Теодор Вормс-судья святой инквизиции третьего ранга, сидел в холле магистратуры города Кордамуммы за столом, и небрежно листал перед собой отчет по поискам Альмогласта. В холл вошли  четверо рыцарей с гербом Юза на груди.

--Присаживайтесь за стол господа, --сказал Теодор,--Ликка, Бланквест, Фарфенсолт, Орландей...рад вас видеть.

--А ты что за хрен с горы?--спросил Ликка.

--Я--ваш брат, Теодор Вормс--просто ответил Теодор, приоткрывая плащ, и демонстрируя золотую бабочку на груди,--большого труда стоило собрать вас вместе, да так, чтобы вы не перебили друг друга.

--Что нам мешает порешить тебя сейчас, а потом разобраться между собой?--поинтересовался Бланквест.

--Незнаю,--пожал плечами Теодор,-- может ценные сведения по Альмогласту, которыми располагаю только я, а может сотня всадников во дворе магистратуры, которые являются моими людьми. В любом случае, заверяю вас, у меня нет в планах расправляться с вами.

--Что же тебе нужно от нас?--спросил Орландей.

--Ваше содействие по поискам лжепророка,--ответил Теодор,--не то чтобы от вас много толку, просто я люблю держать под контролем всех заинтересованных в нашем общем деле. Сразу обмолвлюсь: мне не нужен титул наследника герцога Юза, и как только мы поймаем Альмогласта, вы преспокойно сможете резать друг другу глотки, пока не останется только один, который и станет будущим герцогом.

--Зачем тебе все это, в таком случае?--поинтересовался Фарфенсолт.

--Альмогласт--мой брат по матери, так что это личные счеты, кроме того, его поимка, обеспечит мне должную репутацию в определенных кругах.

--Ты так же горазд людям зубы заговаривать, как и твой братик?--усмехнулся Ликка.

--Кое что могу--проговорил Теодор--кое чему брат подучит при случае.

--Совместные поиски не входили в мои планы,--заявил Орландей,--что помешает нам совершать вероломные убийства друг друга в период нашего сотрудничества?

--Ваши матери, братья и сестры при них, находящиеся у меня в заложниках,--криво усмехнулся Теодор,--если со мною что-то случится, и это произойдет от руки одного из вас, то все ваши семьи будут уничтожены моими людьми.

--Черт!--неприятный ты тип братишка--выпалил раздраженно Бланквест,-- а шпионов инквизиции, норовящих убить лжепророка, ты тоже способен держать на крючке, как и рыцарей-одиночек?

--Они нам не помешают,--ответил Теодор, загадочно улыбнувшись,--вот увидите.

Через минуту, все пятеро братьев вышли во двор магистратуры, и вскочили на лошадей. Сотня вооруженных до зубов всадников Теодора, была уже в полной готовности.

--И куда путь держим?--поинтересовался у Теодора Орландей.

--В монастырь Св. Батта в Ауфе, три дня пути отсюда--ответил тот.

--Ну вашу ж мать за ногу!--недовольно проворчал Ликка,--снова в этот свинарник.

Маленькое напоминание моим обожаемым минусоидам: я поставил тег "лжепророчества", заблокируйте его, и мы друг с другом не пересечемся. Если вы ставите минусы из личной неприязни, то, пожалуйста, продолжайте очищать сайт от моего присутствия)) полагаю, вы считаете это великим благом)

Я поднялся в комнату Лушии, и лишь только затворил за собой дверь, оказался в нежных объятиях девушки.

--Тебя не было целых два дня,--прошептала она мне на ухо,--где ты пропадал?

--Я всегда буду пропадать чаще, чем присутствовать,--честно признался я,--о том ли ты мечтала?

--Нет--шмыгнув носом ответила Лушия--но я всегда буду ждать тебя, сколько бы не пришлось.

--Даже годы?

--Даже годы.

--Чем ты привыкла заниматься на досуге?

--Не так часто случался досуг--грустно хихикнула девушка--бабка, почти всегда находила мне работу, но иногда, я вышивала крестиком.

--Любопытно,--сказал я,--есть у тебя с собою какая-нибудь вышивка?

--Одна.

Лушия нагнулась, вытянула из под кровати небольшой холщевый вещь-мешок, достала оттуда выбеленный кусок льняного полотна, и разгладила его на кровати:

--Вот.

На клочке материи черными нитками, был очень ладно вышит шерстистый носорог.

--Я его сделала еще до знакомства с тобой, но это ты--заявила девушка.

--Всмысле?--удивился я.

--Тень твоего образа, отбрасываемая в мир зверей, выглядит именно так.--уверенно заявила Лушия.

--Так носорог же тупой как пробка!--возмущенно запротестовал я.

--А ты разве шибко умный?--хихикнула девушка,--Раз повесил себе на шею меня, неприкаянный странник, без дома, без привязанностей, и вдруг...вот.

Вместо ответа, я взял в руки флейту, и начал играть мелодию, наеянную изображением на льняном полотне.

--Похоже?--спросил я Лушию, оторвашись от интструмента.

--Ого,--воскликнула девушка,--он и есть, точнее, хи-хи, ты. Ты все способен отобразить в мире звуков?

--Не уверен, но стараюсь.

Я отложил флейту в сторону, достал из камина кусок угля, и заявил:

--Сейчас я снова заиграю, а ты попробуй нарисовать на стене этим угольком то, что услышишь.

Мелодия получилась длинная, нежная, с теми самыми нотками искренности, которые покорили мое сердце  в этой девушке.

Наконец, Лушия закончила рисунок. Это было ее собственное, мастерски изображенное лицо.

--Никогда бы не подумала, что смогу нарисовать себя без зеркала--удивилась Лушия.

--Наша связь прочнее, чем я думал,--проговорил я, потрясенный тем, что получилось,--позже, я подберу мотив, который усилит твой талант рисовальщицы. А сейчас, мне нужно уходить... я выйду, притаюсь за поворотом, и посмотрю, не следит ли кто за нами. Ты же, должна собраться, и переселиться на другой постоялый двор, что стоит в трех кварталах отсюда на мясной площади.

--За тобой следят?--испуганно спросила Лушия.

--Не знаю--задумчиво ответил я--если нет, то обязательно попытаются это сделать...однажды.

Я крепко обнял на прощание девушку, и вышел вон. Подождал, как и обещал, за углом, дабы проверить, нет ли какого хвоста за нами. Лушия вышла из постоялого двора, и направилась в сторону мясной площади. Я шел некоторое время за ней на почтительном расстоянии. Хвоста не было. Убедившись в этом, я со спокойным сердцем вернулся в монастырь.

Лишь только слегка прибрался в доверенной мне конюшне, как услышал переполох во внутреннем дворе обители. Я выглянул наружу через маленькое окошко. Во двор, сквозь настежь распахнутые врата, дюжина мужиков пытались протолкнуть гигантского шерстистого носорога.

Огромное животное застряло в проеме, несколько человек принесли алебарды из монастырского арсенала, и подпирая ими створки врат, пытались снять их с петель, чтобы завести носорога.

Работой командовал рыцарь в вороненых доспехах с золотой бабочкой дома Юзов на груди. Как узнал я чуть позже, это был Рий--бастард Юза, перешедший на сторону Альмогласта.

--В конюшню не влезет--говорил он своим людям--расчистим воот этот складской навес под него.

Вдруг, Рий резко обернулся, и посмотрел мне прямо в глаза( и как он так быстро увидел мою физиономию, высунувшуюся из оконца?)

--Эй, конюх,--крикнул он мне,--принимай нового питомца.

На следующий день, к вечеру, новый отчет по Альмогласту был готов:

" Верховный пророк из низшего мира, по имени Махмуд, прибыл на нашу землю в обществе божьего посланника Джибраила. Они встретились с Весмерхиллом--скромным менестрелем с севера герцогства Юз. Поговорили, выпили кипяченой сладкой мяты, и разбежались..."

Долбанные шишки с обгрызанного кипариса(!), и это все, что мне пришло в голову? Я, удивлялся самому себе, и своей оскудевшей фантазии, раз за разом садился переписывать отчет, но любые истории, приходившие на ум отбрысывало в сторону мое внутреннее чутье.

Спустя еще пару дней, меня выпустили из темницы. Я вышел за врата монастыря, и собирался было навестить Лушию, как заметил двоих верхом на ишаках, поднимающихся по извилистой дорожке к обители.

Первый всадник, высокий, коротко стриженный с неестественно белесыми зрачками обратился ко мне:

--Здравствуй о Весмерхилл, именуемый в нашем мире Яса, мы искали тебя.

--Кто это мы?--напрягся я--и откуда вы знаете оба моих имени?

--Я--божий вестник Джибраил--ответствовал высокий, и со мною последний пророк низшего мира Махмуд.

Второй всадник, низенький и смуглый, лет пятидесяти от роду, со странной перекрученной тряпкой на голове заместо головного убора, поклонился мне, приложив правую руку к сердцу.

--Хотите сладкой кипяченой мяты?--спросил я пораженный таким развитием событий.

В монастырь заходить не стали, вместо этого, заглянули на постоялый двор, куда я определил Лушию. Я пока не стал говорить девушке, что нахожусь поблизости.

Сели, хлебнули мяты.

--Куда путь держите, почтенные пилигримы?--спросил я своих новых знакомых.

--С тобой встретиться--ответил Джибраил.

--Это я уже слышал,--улыбнулся я--но, как понимаю, это так, между делом, верно?

--Мы идем сквозь семь миров к небесным вратам, и дальше,--сказал Джибраил--а потом вернемся домой, в свой мир.

--Хех, а жизни хватит для такого путешествия?--удивился я.

--В пути мы проведем долгие годы, но когда вернемся, молоко не успеет разлиться из кувшина, опрокинутого в момент нашего отбытия.

--Домашние хватиться не успеют,--подытожил я,--а от меня что нужно?

--Да, собственно, ничего--пожал плечами Джибраил--ты и так делаешь все как надо.

--Надо кому?

--Ему--ответил Джибраил, указуя перстом в небеса.

--Странно, я ведь еще не уверен, верующий ли вообще.

--Это не важно--заверил меня разговорчивый собеседник--как ты однажды заметил: "хоть горшком назови, только в печку не ставь", Всевышнему все равно, как ты его называешь, богом ли, каким-то именем, или Истиной. У Всевышнего много имен, и на твою свободу воли он не посягает, ты и так доброе орудие в его руках, чего бы не сотворил...

--А с Альмогластом, полагаю, вы бы побеседовали пообстоятельнее,--предположил я, -- а чего Махмуд все время молчит?

--Ему нельзя с тобой разговаривать,--ответил Джибраил,--в его мире, ты жил за поторы тысячи лет до него, если он с тобой поговорит, мои коллеги чиновники в раю с толку собьются.

--Ух, елки-ковырялки, каков оборот!--воскликнул я.

--А вот Альмогласт нам очень нужен--продолжил Джибраил.

--Он, похоже, всем нужен--согласился я--вам то на кой?

--Заблудшая овца, на поверку оказавшаяся матерым волком--сказал божий вестник--ему Всевышний мощь вручил необоримую, на благие миссии намекает, а тот все наоборот делает.

--А почему, не знаете?

--Юнус, так мы называем его в нашем мире, трус.

--Чего???--поперхнулся я заваренной мятой-- Мне показалось, что страх ему вообще неведом.

--В том-то все и дело,--согласился Джибраил,--он бежит от своего предназначения, каждый оаз доказывая своими поступками самому себе, что не боится совсем ничего, и его бегство, на самом деле, его личный жизненный путь.

--Даааа, делааа,--ответил я, почесав озадаченно макушку,--как насчет его грехов, за которые и тысячу человек в ад отправить можно?

--Все живые--созданья божьи, Всевышний милостив и милосерден, он любит и грешников, ибо грехами прирастает опыт и сила, необходимые для великих свершений, и мы не теряем надежды вернуть в стадо заблудшую овцу, пускай даже обратившуюся в свирепого льва-людоеда.

--Что? Про людоедство все таки правда?

--Да брешут,--махнул рукой Джибраил,--или пророчат, в общем пока он этого не делал.

Мы посидели немного молча.

--А что вообще в мире делается?--решил нарушить тишину я.

--Стабильности нет,--пожав плечами, ответил Джибраил,--к тебе у нас только одна просьба: не оставляй Альмогласта, будь рядом, присматривай за ним, а на обратном пути из чертогов Всевышнего мы к вам заглянем...

Я распрощался со странной парочкой, и направился к Лушии, думая:" вот и отчет созрел окончательно".

Братцы! Я добавил тег "лжепророчества", по нему вы сможете заблокировать мои надоедливые посты, и жить спокойней. Понимаю, меня в последнее время слишком много. Однако, продолжу:

Девочка оказалась на загляденье: бледная, хрупкая, голодная, стройная, с огромными голубыми глазами и русой косой.

Уединившись с ней в одной из комнатушек старушечьей лачуги, я тут же получил миниатюрным кулачком в нос( и что это меня в последнее время все норовят побить?).

--Это за что?-- поинтересовался я, проверяя ладонью, не пошла ли кровь из ноздрей.

--За то что не накормил, а уже в койку мою метишь--ответила бойкая девица.

--Старая!--крикнул я в коридор, приоткрыв дверь,--принеси что-нибудь поесть, да не жадничай, уплачу сполна.

--Меня Лушия зовут--представилась девушка, немного успокоившись в предвкушении позднего ужина.

--Может Лусия?--осторожно поправил я, и тут же предположил--бабка твоя беззубая просто выговорить имя не может...

--Лушия--упрямо повторила деваха--а тебя как?

--Шешилий Алешандрийшкий, монах Швятого Батта--гордо ответствовал я.

--Не дурачься--строго приказала Лушия--каков монах, бегающий по бабам в рясе и кованных сапогах!

--Кандидат, так будет точнее--поправился я--на таких как я целебат не распространяется.

Девушка присела на койку, и зло прошипела:

--Невинность мою купить пришел, демон?

--Скажи мне, каким способом ее еще можно получить, так, чтобы тебе приятнее было?

Лушия удивилась моему вопросу, надолго задумалась, а потом ответила:

--Выкупи меня насовсем, отпусти на свободу, тогда я подумаю, симпатичен ли ты мне как мужчина...

--Это чересчур,--засмеялся я,--девиц подневольных по миру много, на всех денег не хватит, да еще и без гарантий, что получу желаемое.

--Ну тогда бери меня адское отродье, насильничай сиротинушку--с этими словами, девушка откинулась на кровать раздвинув ноги, и с брезгливым выражением отвернулась к стене.

Невелико удовольствие, переспать с бревном, люто ненавидящим тебя!

Наконец, дверь отворилась, старуха принесла на подносе печеных яблок, хлеба и отварных яиц.

--Вот, как говорится, чем богаты--сказала карга, и поспешно скрылась за дверью.

--Есть то будешь?--спросил я с набитым хлебом ртом--спрашиваю лишь однажды, спросил бы и дважды, да боюсь к тому времени сам все умну.

Лушия, услышав это, резко вскочила, и, аки  голодный коршун налетела на снедь.

--Что, голод не тетка, когда живот к хребту прилипает и гордость усыхает?--осведомился я вкрадчиво.

Девушка набила себе рот до отказа, и ничего не могла мне ответить, но в ее глазах явно читалась щемящая боль уязвленного самолюбия.

Я рассмотрел Лушию внимательней: хрупкая, что хочется оберегать, глаза, точно чистые студеные озера, в которые хочется опуститься на самое дно, и найти там непостижимую тайну, над которой придется ломать голову вечно.

Но, так она выглядела, а мне важнее слышать, как она "звучит".

--Давай меняться,--предложил я,--я верну тебе львиную долю твоей гордости, но взамен возьму твою совесть.

--Это как так?--еле смогла произнести Лушия, не переставая жевать с бешенной скоростью.

--Вот--я вынул из-запазухи серебрянник, и показал ей,--я подброшу эту монету. Если выпадет орел, то я выкуплю тебя у старухи, и отпущу на все четыре стороны, если решка, то порублю ее на куски топором, что в прихожке видел. Таким образом, твоя совесть, если хочешь душа, будет висеть на волоске над бездной ада, ибо ежели ты дашь согласие, в возможном убийстве я буду лишь орудием, а настоящей убийцей станешь ты. Но попранная за годы унижений гордость, останется при тебе, а также свобода.

--Уж не Сатана ли ты, коль предлагаешь мне такой зловещий выбор?--перестав жевать, с ужасом проговорила девушка.

--Хоть горшком назови, только в печку не ставь--ухмыльнулся я--сомневаюсь только, что когда-нибудь еще тебе предложат такой выбор, а невинность твою, бабка, не мне, так другому, все равно продаст, а я тебя не трону, коль согласишься на сделку.

--Неет, ты не демон--прошептала Лушия, заглядывая мне через глаза прямо в сердце,--значит и своей душой ты рискуешь также...

--А тебе какое до меня дело?--огрызнулся я--думай о себе, решай, считаю до трех: раз, два...

--Я согласна!--со слезами на глазах вскрикнула она.

Я подбросил монету. Выпала решка. Резко поднявшись со стула, и, развернувшись на каблуках, я решительно направился к двери с твердым намерением прикончить старуху.

--Стой!--закричала девушка и кинулась мне на спину.

--Ты заключила сделку--холодно ответил я, отдирая ее руки от своих плечей и стараясь дотянуться до ручки двери.

--Так мы заключим новую!--простонала она снова кидаясь мне на спину--возьми меня, слышишь, возьми, только не надо убийства.

--Бесчувственными бревнами не интересуюсь--съязвил я.

--Идиот, дурак--зарыдала Лушия--не за бабку боюсь, ей в геене огненной самое место, за тебя,дурачина, болею...возми меня..возьми всю...и тело и сердце, только себя не губи...

Нотки искренности я слышать умею, вплетаю их в мелодию, которой затрагиваю сердца, но настолько чистой ноты не слышал никогда, сомневаюсь даже, что хватит таланта взять ее на своей флейте.

Я обернулся, и горячо обнял девушку.

Мы любили друг друга остаток ночи, страстно и бережно, горячо и трепетно. После, я выкупил Лушию у бабки и отвел на приличный постоялый двор, где снял ей чистенькую комнату.

Уже на рассвете, я вернулся к монастырю, просвистел трижды соловьем, меня впустил мой охранник, и отвел в темницу. Оказавшись наедине с самим собою, я сразу схватился за флейту и постарался взять ту самую нотку искренности, которая покорила меня в этой девушке.

Мысли роятся в сознании, и порою не разобрать, где пустая фантазия, а где ниспосланная свыше истина. С новообретенной сегодняшней ночью мелодией, я сумею отличить одно от другого, и мой отчет по Альмогласту не будет пустой фальшивкой.

На кой черт я помог вылечить братца-бугая, увечью которого так радовался неделю назад? Хм, пожалуй, я тут непричем, Фрионворт командовал, и во время операции, почему-то, у меня ни разу не возникло мысли поступить по своему. За его словами я почуял необоримую мощь, уж не тот ли он самый человек, которого я ищу? Шут его знает, по миру бродит много людей с интересными способностями. Хорошо бы узнать Фрионворта получше. Со времени операции прошло не более пятнадцати минут, сразу после нее я отправился в конюшню(так сказал мне сделать Фрионворт), теперь сижу на лавке возле стойла, и в толк не возьму, на кой я сюда приперся?

Выскочив во двор, я остановил первого попавшегося монаха, и справился о Фрионворте.

--Так он час тому назад покинул обитель, и отправился в столицу.--ответил тот.

Я был ошарашен его ответом, ведь всего лишь 15 минут назад мы с ним закончили штопать руку Ликки!

Спросил еще несколько монахов, получил тот же ответ, и все они утверждали, что сами видели, как Фрионворт выезжает из обители.

Ответы были одинаковыми слово в слово. Зараза, он еще и на течение времени в их головах способен повлиять! У меня оставалось все меньше сомнений по поводу того, с кем я на самом деле имею дело, и они окончательно развеялись, когда братья привели меня в мою келью, и позволили малость передохнуть перед встречей с настоятелем. В келье, на кушетке, я обнаружил письмо от Фрионворта. В нем писалось следующее:

"Есть вопросы Весмерхилл? С удовольствием на них отвечу при нашей встрече. Пока же, располагайся поудобнее, обживайся, поплавай баттом, тебе будет это крайне полезно. Меня ждут неотложные дела, и я искренне сожалею, что не успел с тобой попрощаться.

Есть одна просьба: напиши пожалуйста второй отчет о поисках лжепророка, для меня это важно, за деньгами не постою, если ты еще не понял, что у тебя нет в них никакой нужды."

Мдяяя, теперь я знаю тебя лично. Пока я сжигал письмо над лучиной, раздался стук в дверь, меня попросили на прием к настоятелю.

Каково же было мое удивление, когда я предстал перед врачом братом-Калингой. Ведь, именно с ним Фрионворт обращался на операции почти как со слугой.

--Рад приветствовать в нашей обители нового адепта ордена Святого Батта--воскликнул Калинга, лишь я успел войти в его кабинет--хорошо играешь на флейте, здоровый сон, вот что нужно больным после операции.

--Что вы--скромно пожал плечами я--я лишь немного помог вам и Фрионворту.

--О чем ты говоришь?--удивился Калинга--операцию проводил только я, ты усыпил Ликку после этого, а Фрионворт, лишь довел тебя до врачебной кельи.

--Фрионворта не было, а я лишь усыпил пациента--машинально повторил я, силясь не уронить челюсть на грудь.

--Точно так, и незачем повторять мои слова--засмеялся Калинга--брат Фрионворт предупредил меня, что ты не слишком умен, но прекрасно справляешься с лошадьми и усыпляешь игрой на флейте больных. Что ж, я увидел тебя в действии, и остался весьма доволен. Оставляю нашу конюшню на твоем попечении, устав ордена тебе вручит мой секретарь, но пока ты лишь кандидат в монахи нашей славной обители, пожелаешь повышения, дай знать, и братья устроят тебе экзамен на знание священного писания и плавание бабочкой.

От настоятеля Калинги я вышел в растрепанных чувствах, силясь собрать мозги в кучу. Начинаю понимать, каким образом Альмогласту удается быть неуловимым в течении многих лет.

Вечером, после ужина, я спустился к реке Выдре, сбросил на берег монашескую рясу и желтую веревку кандидата в монахи, которой был подпоясан, и нырнул в воду.

Навыки бабочки все еще сохранялись в моей голове. Решил попрактиковаться ...впервые в жизни.

Ветер поднял на реке волну, и она захлестывала открытый для вдоха рот, руки, выбрасываемые вперед для очередного гребка приостанавливались пенистыми гребнями воды и укладывались в первую позицию неточно. Тут я понял, что имел ввиду Фрионворт, когда предложил в письме потренироваться: скопировав технику хороших пловцов, я совсем не учел капризы водной массы. Под нее ведь тоже необходимо подстраиваться, чувствовать ее, повторять движениями тела изгиб волны, породниться с ней и не перечить водной стихии. Осознав это, я понял, что практиковаться придется еще много. Но, главное в другом: это был важный урок, обучающий точнее создавать мою музыку, позволяющий лучше понять мои собственные способности. Ведь, до сих пор, моя музыка нередко давала осечки, и именно поэтому я не раз оказывался в застенках не самых приятных заведений. Интересно, приходилось ли сидеть в тюрьме Альмогласту, по крайней мере до той поры, пока он полностью не понял и не обуздал свои способности?

Выскочив на берег, я оделся, и поспешил вернуться в обитель с твердой решимостью прошерстить как следует библиотеку монастыря, и узнать все что можно об Альмогласте. Ночью, однако, поленился, и просто храпел в келье.

Утром следующего дня, за завтраком, я сидел за столом (как и вчера за ужином) для кандидатов в монахи и гостей обители. Напротив меня грохнулся на лавку могучий Ликка.

--Сладко звуки сплетаешь свистун--заявил он, разглядывая меня высокомерно-испытующим взором.

Уф, пора дурака на место ставить!

--Уши заткни--сказал я ему.

--Это еще зачем?--вытаращился на меня Ликка.

--Чтобы не уснул от моего свиста, пока я тебя бить стану.

--Недомонах-конюх будет бить рыцаря?--захохотал бугай, демонстративно сплюнув в мою тарелку с нутом заткнул уши мизинцами и уставился на меня в полной уверенности в своей непобедимости.

Я врезал кованным сапогом наемника ему по яйцам не поднимаясь из-за стола, и ухватив пятерней Ликку за шевелюру, мокнул его харю в тарелку с нутом.

Хорошо быть кандидатом в монахи, никакой устав пока не запрещает менять любимые сапоги на сандалии святош.

Фрионворт явился за мною ближе к вечеру, попросил следовать за ним.

--Куда?--поинтересовался я--к настоятелю?

--Зачем же,--усмехнулся мой провожатый,--есть способы принять постриг побыстрее, чем обычная инициация и экзамен на знание священного писания.

--На черта я баттом учился плавать?

--На тот случай, если бы меня не встретил--ответил монах.

Следуя за Фрионвортом по длинным коридорам обители, невольно рассматривал его широкую спину и округлые плечи:"Сам то, небось, ежедневно практикуешься".

Наконец, мы пришли в келью врачевателей. На широком тисовом столе, обитом серебрянными пластинами, лежал голый Ликка, привязанный за руки и ноги к чугунным кольцам, торчащим по углам стола. Он был мертвецки пьян и пытался распевать какую-то пошлую матросскую песенку с куском пробковой коры в зубах.

--Будем лечить этого рыцаря, сращивать сухожилия на его руке,--заявил Фрионворт--флейту прихватил?

Я обалдел, но кивнул:

--Послушай, я к медицине имею такое же отношение, как кот к высиживанию яиц...

--Ничего ничего, --засмеялся мой протеже--будешь играть то, что я тебе велю, остальное мое дело, и брата Калинги--он мотнул головой в сторону старика, стоявшего у изголовья раненого, с маниакальным воодушевлением точащего скальпель о кожанный ремень.

--Итак, брат Калинга, приступай, господин рыцарь, заткнись--скомандовал Фрионворт--режь брат по ране над локтем, да посматривай, чтобы больной не отключился. А ты, мм, Вехер, представь себе васильковое поле, и что цветы на нем должны вырасти до размера подлеска, и играй.

Я прижал флейту к губам, и заиграл. Калинга полосанул скальпелем по едва затянувшейся ране, кровь обильно захлестала из нее.

--Останови кровотечение!--рявкнул Фрионворт.

Калинга, схватился свободной рукой за сыромятный ремень, собираясь затянуть его подмышкой Ликки.

--Да не ты!--Фрионворт резко перевел глаза на меня--ты.

В мгновение ока я представил себе мелодию сворачивания крови, и ускорил ее в несколько раз. Кровотечение остановилось через несколько секунд.

--А теперь снова давай тему про васильки.

Я осекся.

--Почему про васильки-то? Жилы же сращивать будем.

--А ты их видишь, в этом окровавленном куске мяса?--язвительно заметил Фрионворт--васильки давай, остальное наша забота.

Я снова заиграл "лютики-цветочки, превращайтесь в тополечки". Этот странный монах понимает мою силу и ее пределы лучше меня самого!

И тут Фрионворт запел. Его голос завибрировал, и после непродолжительного мычания, настраивающегося на манер моей мелодии, последовали такие слова:

--Застряла жила меж зубов, зуд деснам причинив немалый, пускай зуд свяжет жилы вновь, и оживет шмат мяса алый...

Если то были стихи, то они ужасны, но за каждым словом я слышал и ощущал какую-то громоздкую мыслеформу, и невольно впускал эти ощущения в мою мелодию. На моих глазах, концы жил стали медленно вытягиваться из рассеченной плоти, и сращиваться друг с другом. Это происходило с минуту.

--Зашивай--приказал Калинге Фрионворт, закончив свою странную мантру--а ты, Вехер, слабай "спи моя радость усни".