--Что за чушь ты несешь?,--спросил я лжепророка.

--Это не чушь, а первое, что пришло мне в голову, как только я проснулся,--пропищал он.

--Разве это не может быть чушью?--поинтересовался поднявшийся с кушетки Рий.

--Может конечно, но вполне вероятно, это подсказка интуиции.

--А что такое интуиция?,--задал вопрос я.

--Продукт деятельности ума, который независимо от воли, перебирает события и складывает из них логические цепочки по правилам укоренившимся согласно приобретенному в процессе жизни жизненному опыту.--тоном петушиного лектора произнес Альмогласт.

--А иногда просто чушь,--буркнул через плечо лежащий лицом к стене Заратустра.

--А иногда, это голос, провоцирующий собеседника на нужные ответы,--сказал лжепророк,--Чушь!Чушь--то самое слово, которое мне было необходимо, спасибо тебе Весмерхил за подсказку. У меня появилась идея, как нам отсюда выбраться.

С этими словами, лжепророк вскочил с кушетки, резво запрыгнул на стол, придвинутый к стене, в которой было маленькое зарешеченное окошко. Он посмотрел в него, и сообщил:

--На плацу несколько десятков воинов, возможно этого хватит. Ты, Заратустра, нарисуй на стене самою суть "чуши", если ты ее себе хоть как-то представляешь. Ты, Весмерхил, отбей кулаками на столе ритм "чуши", чтобы натолкнуть Заратустру на правильное решение, а я погляжу на то, что у вас получится, и подберу нужные слова.

--Они разве подействуют с твоим измененным маской голосом?--возразил Рий.

--Свой голос я пестовал, дабы вкладывать в слова смысл так, чтобы ронять их прямо в душу слушателя. Сейчас же, в души нужно заронить саму "чушь". Наши пленители сами вложили понятие "чуши" в мой измененный голос, надев на меня эту маску.

--Мне нужно лучше понимать то, к чему мы стремимся, чтобы правильно отбить ритм,--заявил я.

--Мы заразим бессмыслицей умы всех, кто нас услышит, мы обнулим в их головах само понимание законов бытия, и перенаправим заряд чуши на законы мироздания.

--Эк загнул,--засмеялся Заратустра,--отменим силу притяжения к земле, а воздух упадет на потолок?

--На это не хватит силы завороженных нами умов,--серьезно проговорил Альмогласт,--достаточно будет отменить законы природы на маленьком участке стены, чтобы сделать в ней дыру.

--Ни хрена не понял--проворчал Заратустра.

--Вот и малюй на стене свое непонимание,--пискнул на него Лжепророк,--а я подстроюсь под то, что получится.

--Чем малевать то?

--Да хоть говном!

--Бред какой-то!

--Малюй бред, если говно для тебя бред, им и малюй его...

Заратустра полез в отхожее ведро, и достав оттуда кусок говна приготовился мазать его на стену.

Я стал отбивать на столе ритм "В лесу родилась елочка"...надо же было с чего-то начинать. Потом, я стал последовательно ломать структуру песенки.

Лжепророк пищал ее, слушая меня, и глядя на рисунок говном, меняя мелодию и каверкая слова в тон увиденному на стене и услышанному от меня.

Рий вскочил на стол, и стал наблюдать через окошко за переменами в поведении солдат на плацу. Как он сообщал, воины, начали путаться в ногах, спотыкаться, потом и вовсе принялись разбредаться и расползаться беспорядочно в разные стороны. У Рия на столе подкосились ноги, и он чуть не грохнулся...

Альмогласт  приблизился к Рию, и прошипел ему, правда шипение сквозь мембрану маски более походило на свист:

--Я долго работал с тобой, и превратил тебя в сосуд, способный вмещать в себя все людские чаяния и переживания...смотри же на этих солдат, впитывай в себя весь этот хаос, воцарившийся в их головах...

После этих слов, лжепророк вновь принялся каверкать до неузнаваемости "елочку".

И Рий смотрел, ноги его ходили ходуном по столу, выплясывая танец безумца, руки едва держались за решетку, готовые повторять те же нелепые движения, что и ноги, но все таки еще цеплявшиеся за железные прутья, повинующиеся лишь первобытным инстинктам.

Так продолжалось еще некоторое время. Когда я сам уже начал терять контроль над происходящим, Альмогласт обнял Рия за бедра, снял его со стола, и приставил к стене, раскрашенной нечистотами совершенно невменяемыми рисунками, и просвистел:

--Дави на стену Рий, дави на нее.

От прикосновения Рия, который едва понимал, что вообще делает, песок в растворе, скрепляющем камни стены, поплыл..отдельнае писчинки зависли в воздухе, какие-то полопались, точно рыбьи икринки  сдавливаемые между пальцев.

Через несколько мгновений, Альмогласт уперся сапогом в стену, и надавил на нее. Каменные плиты  оплывая и меняя оттенки, посыпались в пустое пространство за стеной...

Мы пришли в замок Юз. Стражники отворили нам врата, и препроводили в кабинет казначея-архивариуса Беренгара.

--Что-то вы не торопились,--сказал Беренгар после приветствия,--чего желаете господа...пива, чаю с мятой?

--Желаем увидеть герцога Юза,--ответил Альмогласт,--где он?

--В столице,--сообщил Беренгар,--только теперь я не уверен в том, что он вам нужен, и вы ему.

--То есть?--удивился я.

--Почтовый голубок принес весть, что если лжепророк пожелает принять участие в делах Истрии, то его непосредственным начальником будет сам король, его величество Кит Четырнадцатый.

--Мое мнение разве не имеет значения?--спросил Альмогласт.

--Имеет,--ответил архивариус,-- только после присяги королю. А до тех пор, охота инквизиции на вас продолжится.

--Мы можем остаться здесь на какое-то время?-- поинтересовался лжепророк.

--Можете, но имейте ввиду, что если отряд инквизиторов постучится, то мы обязаны отворить, и передать тебя им.

--Ясно, а что с наследником, приведшим меня сюда?--Альмогласт показал на Рия.

--А почему именно он?,--поднял брови Беренгар,--в любом случае это решать самому герцогу Сервилаю Юзу, а он отсутствует здесь.

Беренгар постучал по столу трижды, в кабинет вбежали стражники и схватили нас.

--Господа,--заявил архивариус,--я понятия не имею о том, какие мысли вертятся у вас в головах, а посему, считаю должным обезопасить обитателей замка от вашего влияния.

Нас отвели в камеру, у меня отобрали флейту, у нас всех оружие, у Заратустры кисти, а на Альмогласта надели железную маску.

--Так-то лучше,--прокомментировал Беренгар,--в маске стоит мембрана, которая делает голос лжепророка тоньше, и лишает его воздействия на нас.

--scheize--прошипел сквозь зубы Заратустра.

В тюрьме мы выспались от души. Утром, я проснулся от пения тончайшим голоском, исходившего из маски лжепророка:

--В лесу родилась елочка, в лесу она росла, зимой и летом стройная, зеленая была...

Заседание королевского совета началось.

Король Кит встал со своего трона, и объявил:

--Первый вопрос на сегодняшней повестке дня такой: до меня дошли сведения, что маркиз Барбароха Теодор Вормс, присутствующий на высоком собрании, также является судьей инквизиции. Считаю крайне возмутительным тот факт, что меня не уведомили об этом, и информация дошла до моих ушей через моих агентов. Но вопрос заключается даже не в этом. Теодор Вормс, ныне принадлежит к двум классам одновременно, так почему же он сидит в этом зале в ложе аристократов, не должен ли он водрузить свой широкий зад на церковную и высокородную ложи единовременно?

В зале раздался смех. Король поднял руку, шум стих, и он продолжил:

--Я желаю пресечь на корню ту неразбериху, которую способен посеять в нашем обществе этот опасный прецедент. Итак, краткая формулировка тезиса для голосования такова: власть церкви и аристократии не должна пересекаться в одном человеке, ибо непонятно будет вообще, как считать голоса. Предлагаю лишить Теодора Вормса одного из двух титулов--судьи инквизиции или маркиза, и впредь такие пересечения считать незаконными.

Зал заволновался и забубнил. По регламенту, у совета имелось десять минут на обсуждение законопроекта.

Десять минут истекли, и началось голосование: в каждой ложе, пажи собирали в амфоры стеклянные шары...аристократы синего цвета, простолюдины черного, церковники красного цвета, и 24 шара короля были белого цвета.

Наконец, шары снесли на середину зала, и поместили в пронумерованные ячейки на двухцветном круглом столе. На белой половине стола были вырезаны ячейки для голосования "За", на зеленой половине ячейки "против".

"За", было отдано 40 голосов: 24 королевских, и 16 от простого люда.

"Против"....48 голосов: 24 церковных и 24 от аристократов.

Король Кит, поджав губы, немо чертыхнулся, но собрал в кулак все свое самообладание, и объявил:

--Подсчет голосов завершен, законопроект разыграется в шахматной партии между моим гроссмейстером Нихелой и гроссмейстером, которого выберет оппозиционная сторона. У Нихелы будет совокупная сила фигур на доске на восемь очков меньше.

Король обернулся, и взглянул на своего гроссмейстера. Тот ободряюще кивнул, мол не волнуйтесь Ваше величество..сдюжу.

--Следующий мой тезис таков,--провозгласил Кит,--необходимо что-то делать с лжепророком Альмогластом, который бродит по королевству, и сеет тлетворные семена ереси в умы добропорядочных граждан, одна его "балаганная" проповедь чего стоит. Степень злокозненности его речей еще предстоит проанализировать нашим многоуважаемым церковникам, но одно ясно уже сейчас: Лжепророк действует без какого-либо церковного мандата, что уже вносит сумятицу в наше духовное бытие. Я знаю, о споре главы церкви Лукреция Шестого и герцога Сервилая Юза на предмет устранения Альмогласта, или переманивания его на свою сторону, и думаю, этот вопрос должен рассматриваться не между герцогом и архиепископом, а между королем и Его Высокопреосвященством. То есть, если церкви не нужен Альмогласт живым, то королю он не помешает, если согласится не вмешиваться в дела церкви, и направит весь свой талант оратора в светское русло на службе у меня.

Герцог Сервилай Юз встрепенулся в своем кресле, крупную рыбину пытались увести у него из под носа.

Проголосовали и за этот проект: 39 "За", и 48 "против". Король снова с тревогой посмотрел на Нихелу. Тот оставался спокоен, и всем своим видом выражал уверенность в своих силах.

--Вторая партия будет разыгрываться между королевским гроссмейстером Нихелой, и выборным гроссмейстером от оппозиции. У Нихелы, фигуры будут слабее на девять очков.

--И последний вопрос,--сказал король,-- мы проигрываем начало войны с Эствигом, предлагаю вызвать на помощь мятежного адмирала Казакиса со всем его войском.

Зал встревоженно заквохтал.

--Я поясню,--добавил король, унимая гомон жестом,--С одной стороны, адмирал Казакис вне закона, и достоин плахи...с другой же стороны, является ли он открытым врагом Истрии, собирается ли нападать на нас, откусил ли у нас кусок королевства, ранее считавшимся Истрией? Нет, а посему, грехи адмирала считаю довольно спорными. Но, бесспорно одно: адмирал--талантливый военный, за ним сила из 30ти кораблей и 4000 копий..и у него есть резон помогать нам. Ведь, семьи бойцов адмирала живут в Истрии, а не в захваченных им островах Южного архипелага, следовательно, семьи находятся у Истрии как бы в заложниках. Мы можем предложить Казакису обмен: его военную помощь Истрии против Эствига, на вывод семей воинов адмирала на Южный архипелаг, разумеется, после успешного завершения войны.

--Приняв этот проект,--возразил архиепископ Лукреций Шестой,-- мы создадим опасный прецедент на предмет самого отношения к всякого рода мятежникам в будущем. Ведь, если мы пойдем на сделку с адмиралом, это будет означать фактическое признание легитимности Казакиса как владыки Южного архипелага.

--Это необходимая мера,--ответил король,--это сложно понять главе церкви, которая не платит налоги в государственную казну, а наши военные силы основательно потрепаны. Ежели вы, Ваше высокопреосвященство, обязуетесь выслать в ближайшее время 4000 копий и 30 военных кораблей к западному фронту, то я сниму вопрос с повестки дня. Причем, денежный эквивалент этой военной силе не обсуждается, просто уже нет времени превращать Ваше золото в армию.

Архиепископ грохнулся в кресло, и заткнулся.

Аргументы короля подействовали на многих, что незамедлительно сказалось на голосовании: 41"За", и 32 "Против". Причем, к церковным 24ем "против", присоединились 4 голоса маркиза Барбарохи Теодора Вормса.

Аристократы, возмущенно повскакивали со своих мест, бросая злобные взгляды на Теодора...он пошел против своей аристократической ложи, что считалось ранее немыслимым.

--Шахматная партия по третьему вопросу, состоится между королевским гроссмейстером Нихелой, и выборным гроссмейстером от оппозиции,--провозгласил заметно повеселевший король Кит.

Был объявлен получасовой перерыв, во время которого велись приготовления к партиям. Оппозиция выбирала своего гроссмейстера.

Наконец, прозвучал гонг, возвещавший начало первой партии.

К черным фигурам вышел Нихела, и убрал свои  восемь черных пешек. К белым, по решению оппозиции, выкатился на кресле-каталке Теодор Вормс, за которым никогда не водилась слава шахматного мастера.

"Разве он гроссмейстер?--недоумевали в стане оппозиции:" за каким чертом архиепископ настоял на его кандидатуре, он вообще в шахматы играть умеет?"

Первую партию, Нихела, без восьми пешек, выиграл у Теодора легко. Опозиция рвала и метала, кидая разъяренные взгляды на Вормса.

По итогам первой партии, у Теодора отбирался один из титулов на его выбор: маркиз или судья инквизиции.

--Я желаю остаться в статусе судьи инквизиции--объявил Теодор во всеуслышание.

Король удовлетворенно почесал подбородок. Теперь владыкой над  землями маркиза, можно попытаться поставить своего человека.

--А посему,--вдруг продолжил Теодор,--я объявляю мои земли, собственностью церкви.

Король икнул, и ошарашенно вытаращился на Вормса.

--Я, как сюзерен моих земель--пояснил Теодор,--имею право распоряжаться ими так, как мне заблагорассудится, в рамках юрисдикции и владений Истрии. Принимая во внимание тот факт, что по закону, мой отказ от титула маркиза вступает в силу лишь с завтрашнего дня, я, все еще маркиз Барбароха на нынешний момент, дарую свои земли Святой церкви.

Победа короля в шахматной партии, вдруг, обернулась для него неожиданным и разгромным поражением. Но что при этом выиграл Теодор? Загадка.

Вторую партию, Нихела играл без шести пешек и одного слона. Опять против Вормса. Королевский гроссмейстер выиграл легко.

Сервилай Юз заскрежетал зубами от негодования: теперь, если Альмогласт и согласится сотрудничать с властями, то начальником над ним станет не он, а король.

Началась третья партия. И снова, в шахматной баталии сошлись Нихела и Теодор. На этот раз, убирать лишние фигуры с доски пришлось Вормсу. Никто из присутствующих не сомневался в его проигрыше.

Теодор, вдруг, сгреб с доски все фигуры, и вместо них поставил Короля, три ферзя и одного коня.

Гроссмейстер Нихела, удивленно обернулся к королю:

--Разве так можно Сир?

Король повернулся к своему главному юристу, и вопросительно уставился на него.

--Сторона, проигравшая голосование, обязана изменить соотношение в силе фигур ровно на столько очков, сколько проиграла в голосовании,--процитировал ошарашенно юрист,--формально, действия Теодора не противоречат уложению закона, просто раньше не возникало такого прецедента...

--Теперь возник,--улыбнулся Вормс.

--Ты, ттты!--закричал король на Теодора,--ты в пух и прах разносишь всю двухвековую государственную систему!

--Я лишь действую в рамках закона непривычными для вас способами, Ваше величество.--пожал плечами Теодор.

Третья партия началась. Выбитый из привычной умственной калеи и сильно разнервничавшийся, не столько за себя, сколько за короля Нихела, впрочем, не сомневался в победе и в третий раз, пускай и против трех ферзей с конем.

Теодор Вормс, бездарно игравший первые две партии, вдруг, стал действовать как маститый гроссмейстер.

Короля Кита, в этот день, ожидало третье потрясение к ряду--поражение его могучего Нихелы, при превосходящих силах на шахматной доске. Итог: Адмирала Казакиса, как мятежника и дезертира, не призовут на помощь Истрии.

Две победы и одно поражение, почему-то ощущались Китом как три разгромных, и совершенно непоправимых проигрыша, которые многократно аукнутся грандиозными переменами всей Истрии.

Королевский гроссмейстер Нихела, спешил в большой зал заседаний совета Истрии. Он спотыкался о ступеньки, сшибал своей лысиной масляные лампы, висевшие вдоль стен королевского дворца, он размышлял о предстоящей игре. Близился тот самый момент, когда власть гроссмейстера могла оказаться превыше власти короля.

Со времен Беды Достопочтенного--мудреца, создавшего систему принятия законов в Истрии более двухсот лет тому назад, власть короля не была абсолютной, законодательство в королевстве работало так:

Беда разделил население Истрии на четыре класса: король, священнослужители, аристократы и простолюдины. Так же, на четыре части был поделен зал заседаний совета Истрии. Когда выносился на голосование законопроект, каждому классу принадлежали по 24 голоса. При этом, король единолично располагал 24мя голосами. Аристократы голосовали только те, кто владел землей, а это один граф, два герцога и три маркиза, на шестерых 24 голоса...по 4 на каждого. Многочисленные безземельные рыцари не имели право голоса в королевском совете, так как были вассалами либо короля, либо земельных аристократов...и свое мнение они могли озвучивать на внутренних советах со своим непосредственным сюзереном.По мнению Беды, основное противосстояние, обычно происходит между церковниками и светской властью. Каждый из этих полюсов власти, пытался убедить простолюдинов и аристократов в своей правоте, и переманить к себе их голоса.

К простолюдинам относились: купцы, ремесленники, и вольные крестьянские хутора, которые обязались охранять границы королевства своими силами в обмен на отмену уплаты налогов.

В каждом из классов, давно и стихийным образом сформировалось правило не голосовать против своих. Так что, если, например, король, видел, что в дебатах перед голосованием теряет ввиде сторонников класс простолюдинов,  то ему не приходится расчитывать на то, что хоть кто-то из них все таки проголосует в его пользу. Но, он может расчитывать, что кто-нибудь воздержится в голосовании против него.

Выдвигался тезис, обсуждался на дебатах, и вопрос на голосовании всегда ставился ребром: Одобряете? Либо "да", либо "нет", либо "воздержался".

Когда голосование проходило с незначительным перевесом в сторону "Да" или "Нет", допустим в четыре голоса, то такой перевес считался несущественным. В таком случае организовывалась шахматная партия. Например, сторонники "Нет" проиграли четыре голоса. Из их рядов выбирается гроссмейстер, чтобы использовать последний шанс. Он вступает в шахматную баталию с гроссмейстером от сторонников "Да", но фигур на доске у первого игрока меньше на четыре очка, исходя из понимания, что пешка--1очко, слон, конь-три, тура-пять, ферзь--девять, король-четыре. Можно на выбор убрать с доски фигуры, совокупная мощь которых была эквивалентна четырем очкам.

Наконец, Нихела добрался до зала совета. Он увидел короля и все высокое собрание совета. Все его члены уже были на своих местах.

Король Истрии Кит Четырнадцатый, сидел на своем дубовом троне, и размышлял:

" Проблем накопилось выше крыши. На западе, через границу перешла армия Эствига, уже захватила пару бастионов, сожгла пол дюжины хуторов, и одержала над его армией две победы. Странно, ведь истрийцы всегда считали свою армию лучше эствигской, и даже многочисленее.

Тут, наверное, все дело в верховном главнокомандующем. Войсками Истрии руководил маршал Николай Блатт--хороший офицер, многоопытный и грамотный. Но, армию Эствига вел генерал Мороз, который считался гением стратегии и мастером военных уловок.

Можно было заменить Маршала Блатта на адмирала Казакиса, за которым закрепилась репутация талантливого полководца, но Казакис стал мятежником.

И чего ему не хватало для счастья? Это, конечно, был риторический вопрос. Король Кит отлично знал, что адмирал Казакис презирал само государственное устройство Истрии, считал его ущербным и безнадежно погрязшим в коруппции. Когда, по приказу короля, адмирал захватил Южный архипелаг, он справедливо рассудил, уж коли одних варваров на островах он уничтожил, а с другими сумел подружиться, то может создать Вторую Истрию, с гос.устройством совершеннее первой, по крайней мере по мнению самого адмирала.

Король Кит и сам был частично согласен с Казакисом: система прогнила, и необходимо что-то менять. К примеру: Киту претил сам факт равенства голосов церкви и короля, каковое объяснялось Бедой Достопочтенным тем, что король сам изначально принадлежал к классу аристократов, а вместе у них уже 48 голосов. Но на практике, гнуть одну линию королю с герцогами и маркизами удавалось редко, ибо все эти высокомерные владыки своих клочков земель противопоставляли себя королевской власти как таковой, и норовили ее ограничить. В то же время простолюдины более тяготели к решениям церкви, уж коли ей удавалось влиять на их умы поболее, нежели на высокородных зазнаек. Потому, Кит себя и королем не особо ощущал, а с точки зрения бравого вояки Казакиса, это означало отсутствие твердой воли всей державы как таковой.

Основным спасением короля, в делах утверждения своей воли, являлась право выносить на голосование неограниченное количество законопроектов и лучшая в Истрии школа гроссмейстеров. Отстоявший волю Кита мастер шахматной игры, как правило, назначался министром, ответственным за претворение в жизнь утвержденного его стараниями проекта. Нихела, считался сильнейшим королевским гроссмейстером.

--Ты мне сегодня понадобишься, как никогда,--сказал Кит, когда тот приблизился с поклоном к нему.

--Готов служить верой и правдой Вашему величеству,--горячо ответствовал Нихела.

--Хотел сказать мозгами и уловками?

--И ими тоже,--улыбнулся гроссмейстер.

Перед визитом в замок Юз, Альмогласт решил прочесть еще несколько проповедей в окрестных деревнях.

Слух о том, что в герцогстве появился сильный проповедник, вещающий в числе прочего и притчу "о спасителе и сатане", распространился со скоростью эха, и во многих поселениях с нетерпением жаждали послушать редкие речи, о том, что не все в руках Господа, и у человека есть право собственного выбора, и никакая любовь Бога, не воспрепятствует падению человека в бездну ада, ежели тот ступил на порочный путь.

Бог, конечно, любит грешников, и охотно прощает раскаявшихся, но, по меньшей мере жаровни чистилища, покаянием не избежать.

Таким образом,лжепророк убивал в зародыше в умах паствы саму мысль, что можно наломать дров по жизни, позже покаятся, и избежать наказания.

Он готовил людей к осознанию факта, что избитая тактика: "насрал соседу на голову, потом извинился, и был таков", уже не сработает.

Он подготавливал их к новому пониманию бытия: "человек несет ответственность за все свои действия сразу".

Альмогласт был готов стать карающей десницей как Бога, так и Сатаны. Проповедь "о Спасителе и Сатане", получила в народе название "балаганная".

Я поинтересовался у лжепророка:

--Неужели ты считаешь, что люди и в самом деле настолько озлобленные, как ты это представил в притче про деревни Виллариба и Виллабаджио?

--Нет,--ответил он,--люди, в основной своей массе хорошие, богобоязненные, и традиционная церковь, причем любого толка, справляется с ними хорошо. Но в каждом поселении найдется кучка отморозков, и несмотря на то, что они в меньшинстве, их деяния впечатываются в человеческую память много лучше, нежели благие действия доброй паствы. С отморозками церковь не способна совладать, но есть мы, которые могут подать пример, как выжигать эту падаль каленым железом.

Последнюю фразу, лжепророк произнес нарочито низким тоном.

--Ты используешь свой талант вправления мозгов на мне?--спросил я с досадой.

--Прости, случайно вырвалось.

Мы приблизились к деревне "Той тепа". Она находилась на небольшом полуострове, в форме кулака выдающегося в просторы озера Иссык. Как только мы миновали узкий перешеек, соединявший деревню с большой землей, на него(на перешеек), вышли пехотинцы из армии Юза, и цепью перегородили его.

--Не из-за нас ли это?--спросил меня Рий.

--Не думаю,--ответил я,--у них был шанс схватить нас, но они им не воспользовались, тут дело в другом.

--Смотрите!--вдруг позвал Заратустра, и указал пальцем поверх невысокой оградки огорода. Мы повернулись в ту сторону:

Посреди огорода,крестьяне, на наших глазах, вывалили кучу тряпья, и подожгли ее. Потом, из дома выволокли на грязном саване голую старуху, тело которой было покрыто красными пятнами, и затащили ее прямо в пылающий костер.

--Чума в деревне,--хмуро констатировал Рий.

--Только начинается,--сказал Альмогласт,--еще не все узнали, еще нет паники, но власти оповещены, потому и отгородили деревню от остальной суши. Паника и рыдания начнутся в ближайшее время.

--Мы можем вылечить больных,--вдруг утвердительно заявил Заратустра.

Альмогласт наморщил лоб, и призадумался:

--Пожалуй, можно попытаться. От нас потребуются все наши способности.

--И от меня?--спросил Рий робко,--у меня нет никаких талантов...

--У тебя лучший талант,--ответил лжепророк,--это смелость.

--Правда что ли?--удивился Рий,--не замечал за собой особой храбрости.

--Ты, Заратустра, нарисуешь по своему разумению нечто, хм, очищающее..ты, Весмерхил, сыграешь нечто...заживляющее, ..я скажу людям что-нибудь ободряющее и придающее сил, а ты, Рий, будешь вскрывать болезным чумные нарывы.

Рий на секунду оторопел, и даже сделал шаг назад, но потом сжал кулаки, и кивнул.

--Вот видишь,--сказал лжепророк,--в тебе поболее отваги, чем в нас всех вместе взятых. Легко быть смелым, когда обладаешь большими способностями, но на подлинную отвагу, способны лишь обычные люди...

Задумано-сделано: мы смастерили деревянную раму, и поставили ее на берегу озера. Взяли у деревенских белую простыню, Заратустра закрепил ее на раме, порезал простыню на тонкие ленты и размалевал пальцами, без всяких кисточек свекольным соком и еще чем-то, что сумел найти в деревне. Получилась стена очищающего пламени в раме, как пояснил Заратустра.

Я заиграл на флейте призывающую мелодию. Деревенский люд стал неторопливо сходится к нашему берегу.

Лжепророк велел раздеваться им догола, после чего отправлял Рию на осмотр. Если он находил чумной нарыв, то тут же вскрывал его ножом. После этого, люди длинной вереницей шли сквозь раму очищающего пламени в озеро. К тому времени я уже играл мелодию "обновления и восстановления".

Народ выходил из озера на берег, облачался в чистые одежды, и завороженно слушал "обнадеживающую" речь лжепророка.

К вечеру дело было сделано.

--Еще не все,--вдруг заявил Альмогласт,--мы не вывели источник чумы--крыс. Весмерхилл, слышал ли ты детскую сказку о том, как некий крысолов, игрой на флейте, увлек всех крыс города в реку?

Я кивнул.

--Сможешь сделать также?

--Не уверен, но попробую.

Мы нашлии лодку, сели в нее, я вновь расчехлил флейту, приготовился играть, а Рий приготовился отчаливать от берега.

В это время, из переулка выскочила ватага детей, штук сорок,  разгоряченных какой-то игрой, возможно в пиратов, налетели на меня, и стали высмеивать мое странное обожженное лицо и отсутсвие ресниц и бровей на нем.

--Дети, что с них взять,--философски произнес Рий,--не отвлекайся брат.

Я поднес флейту к губам. В этот момент кочерышка тухлой капусты больно угодила мне в лоб. Дети злорадно засмеялись.

--Не обращай внимания,--вновь произнес Рий.

Я снова попытался сосредоточиться на игре. В следующее мгновение на меня посыпался целый шквал  из ошметков разнообразного мусора.

--Продолжай брат,--едва расслышал я голос Рия сквозь нарастающий, гудящий в ушах гнев.

Я попытался отбросить лишние мысли, и сконцентрироваться на мелодии, но в сознании то и дело вспыхивали фрагменты "балаганной проповеди", и стойко укоренялись в нем под непрекращающимся дождем из нечистот на мою голову.

Спаситель и Сатана из деревень Виллариба и Виллабаджио стояли перед моим мысленным взором, испытующе всматривались в мои глаза, и ждали моих действий.

Я заиграл. Через минуту, из деревни повалили из всех щелей крысы, мыши и тараканы. Рий оттолкнул лодку от берега, и ловко запрыгнул в нее,  Альмогласт заработал веслами. Домашняя погань устремилась в воду вслед за лодкой и источником музыки.

Ребятишки продолжали зло смеяться и швырять в меня мусором, а я продолжал играть.

Когда в воду вбежала последняя крыса, вслед за ней в озеро пошли и дети.

--Остановись, довольно!--крикнул мне Рий.

Но я продолжал играть до тех пор, пока головка последнего ребенка не скрылась под водой.

Где-то далеко, на восточной заставе, содрогнулось сердце милой голубоглазой девушки, с русой косой.

Андрей Малажский (с). 5 августа 2019 года. Гибралтарская скала.

Макака диктовала, я записывал.

Напоминание: в моих тегах есть никому не нужный-"лжепророчества". Поставьте его в игнор, или всего меня, чтобы не видеть больше моих многочисленных постов. В этом действии будет больше чести, нежели в бездумном минусодрищании.

Меж тем, продолжу, на зло врагам:

--Люблю рыжих, --облизнув губы, промолвил Калинга, разглядывая пленницу из Эствига, купленную Орландеем у кочевников Фата.

--Не про тебя дева,--огрызнулся Орландей, сглатывая слюну, не в силах оторвать глаз от пышной груди девушки.

--Как тебя звать красавица?

--Юдифь,--потупив взор ответила она,--дочь купца первой гильдии Эствига.

--Твой отец торгует с кочевниками Фата?--спросил Орландей.

--Торговал, пока его не ограбили и не убили.

--То есть как убили?,-- удивился Калинга,--какой идиот убивает первостатейных купцов, лишая себя возможности получения выкупа?

--Он примерял ожерелье наложнице вождя,--пояснила Юдифь, утирая слезы,--в этот момент мимо бежал котенок...наложница с криком"какой котичек!" резко нагнулась к нему, а острый золотой клык нерасправленного ожерелья был задран вверх. Отец, пока застегивал его, зацепился случайно кольцом к крючку ожерелья, и когда девушка рванулась, золотой клык впился ей в шею, и она истекла кровью и умерла. Отца зарубили на том же месте.

--Какая глупая и печальная смерть,--промолвил Орландей.

Девушка ничего не ответила.

--До нас дошли слухи о начале войны между Истрией и твоим королевством,--продолжил Орландей,--на время боевых действий между нашими державами, я объявляю тебя заложницей, но это чистая формальность. Война закончится, и ты вольна вернуться домой, если пожелаешь.

Юдифь снова промолчала.

--А ходят ли в долины Фата другие караваны из Эствига?

Девушка резко вскинула голову, в ее глазах, сквозь слезы, промелькнуло едва уловимое злорадство:

--Ходит некий Фашига-старый враг и конкурент моего отца, я была бы очень тебе признательна, если бы ты его ограбил...

--Добро!,--воскликнул Калинга, и толкнул локтем в железный бок Орландея--не того ли ты хотел, мой дорогой генерал?

--Иди к Александру Тофту, прикажи готовить пару дюжин воинов для рейда в долины Фата,--ответил ему Орландей, и сразу обратился к Юдифь,-- а в чем будет выражаться твоя признательность дева?

Глаза Юдифь сверкнули игривым огоньком:

--В чем пожелаешь, мой господин.

Орландей вновь сглотнул слюни, и повел девушку знакомить с Лушией.

Из дальнейших пояснений Юдифь следовало, что караван Фашиги, должен был проходить поблизости ближайшей ночью. Все складывалось как нельзя лучше, ведь нельзя было раздражать кочевников Фата дневным рейдом, а ночью можно было остаться незамеченными.

Поставки провианта из Истрии на заставу были регулярными, ибо так никто и не узнал из интендантов и прочих людишек короля, что застава уже пару месяцев жила по собственному разумению, во многом благодаря поддельным шпионским отчетам. Но, провиант привозился на сотню ртов, а в крепости обосновались 123 человека.

Кроме того, Орландей послал гонца на южный архипелаг к отцу-мятежному адмиралу Казакису, с просьбой прислать ему второй десантный полк в подкрепление. Необходимо было подготовиться к приему новой тысячи ртов. Войска должны были прибыть через долины Фата, что небезопасно, потому и требовалось умаслить вождей Фата, поэтому грабительская вылазка была крайне важна, и совершить ее нужно было незаметно, не оставляя свидетелей.

Ночью, 25 воинов, возглавляемых Орландеем, на конях, чьи копыта обмотаны тряпками для бесшумного передвижения, спустились из заставы в долину Фата.

Фашига устроил привал для своего каравана из двадцати верблюдов, груженых разнообразным товаром, в двух часах пути от крепости.

Все было сделано ювелирно: бесшумно зарезаны часовые, потушены костры, и перебиты охранники. Сам Фашига был взят в заложники. Еще до рассвета, грабители вернулись с богатой добычей на заставу.

Из награбленного товара, в основном было много  украшений, горячо любимых женщинами кочевников Фата. Ценность конечно, но ее следовало как то сбыть, и обратить в деньги. Для этого, Орландей отправил несколько монахов Святого Батта с товаром в небольшой город Кордамумму, недалеко от Ауфа.

После завершения всех дел, Орландей заглянул к Лушии и Юдифь, и с удовлетворением заметил, что девушки подружились.

--Караван Фашиги захвачен,--сообщил Орландей эствижанке,--сам купец схвачен, и находится у нас.

Юдифь едва заметно улыбнулась, плохо скрывая свою радость, и сказала:

--Спасибо, мой господин, могу ли я увидеть его?

Орландей кивнул.

Когда они спустились в тюремную камеру, девушка подошла вплотную к связанному и закованному в цепи Фашиге, и произнесла:

--Привет тебе, о враг моего отца и дома, здоровы ли твои верблюды, полны ли товаром торбы, навьющенные на них?

Фашига поднял голову, посмотрел вперед, узнал девушку, и презрительно сплюнул ей в лицо.

Юдифь звонко рассмеялась, утерла ладошкой лицо, и в продолжение этого движения провела ей по по своим прекрасным вьющимся рыжим локонам.

Орландей не успел остановить ее. Юдифь, резко выдернула из волос серебрянный гребень-заколку, и чиркнула острым ее краем Фашиге по шее. Кровь, фонтаном захлестала из раны прямо на лицо девушке.

Орландей подскочил сзади, и развернул ее за плечи к себе. Юдифь, бросила гребень на пол, обхватила окровавленными руками лицо рыцаря, и пока тот не успел вымолвить ни слова, страстно прильнула к его губам в долгом...долгом поцелуе.

--Пивка, для рывка?--предложил великий инквизитор Лукреций Шестой вновь вошедшим в его кабинет дворца Святой церкви в Ладаминфарисе. Точнее въехавшим на креслах-каталках, точнее лишь одному из них--Теодору Вормсу.

--А тебе не положено, облезешь,--добавил, усмехнувшись Лукреций оглядывая могучего безногого Ликку,--нынче модно проповедникам пиво наливать, вместо вина...стараниями лжепророка переходим на пойло для быдла.

Слуга принес Теодору кружку пива.

--Ну, чем порадуешь, любезный старший инквизитор, маркиз Барбароха?--спросил Лукреций,--какие новости принес?

--Обнаружено место вторжения жыдов в наш мир, ваше преосвящество,--заявил Теодор,--это перевал над Бадахшаном...скала там, время от времени подергивается дымкой, а потом и вовсе исчезает, из того места, где она была, выходят пришельцы из других миров.

--Двое на ишаках, Джибраил и молчаливый Махмуд, тоже к нам попали таким образом?--спросил Лукреций.

--Похоже на то,--неуверенно сказал Теодор,--больше вроде неоткуда, о других перекрестках миров нам ничего неизвестно.

--Как узнал про Бадахшанский перевал?

--Проанализировал путь жыдов,--пожав плечами ответил Теодор,--прикинул направление, откуда они пришли, поставил "смотрящих".

--Они своими глазами видели, как врата между мирами открывались?

--Да, ваше преосвященство.

--И на их глазах кто-нибудь из них выходил?

--Кучка отроков в алых платках на шеях, маршировавших строем, и кричавших:"Кто шагает дружно в ряд...пионерский наш отряд..смелый...умелый...на солнце загорелый."

--Хм, и куда пошли?

--Да никуда, вышли на перевал, водрузили кровавый стяг с желтыми серпом и молотом в углу, а посередине стяга горела звезда с профилем какого-то лысого пророка. Потом отдали стягу честь, и вернулись, откуда пришли и скала вновь затвердела.

--Занятно занятно,--процедил сквозь зубы Лукреций,--а не похож ли тот пророк на человека Альмогласта, который на флейте играть мостак?

--Разве что на аллегорию на его образ,--ответил Теодор,--лысина у него горит, точно как, когда Ликка поджег Весмерхилу голову.

--Так,--заявил Лукреций после непродолжительных раздумий,--на перевал в засаду поставить пол сотни соглядатаев на постоянной основе. Оборудуйте им там скрытый лагерь, чтобы уши парням не продуло, да укрепите получше его, а то мало ли кто еще в следующий раз повадится к нам наведаться из других миров.

--Будет сделано.

--Что жыды?

--Исчезли, будто и не было их никогда, остался здесь только отрок по имени Давид, с пращой ловко обращается.

--И где он сейчас?

--Счетоводом при купеческой гильдии Ладаминфариса обретается, говорят, смышленый малый.

--И за ним присмотр организуй.

--Есть!,--Теодор повернул голову в сторону великана Ликки, и бросил ему,--слыхал?, теперь это твоя забота.

--Еще чем порадуешь?--спросил Лукреций.

Теодор кивнул и крикнул:

--Викентий!Заноси!

В кабинет въехала массивная повозка с креслом посередине и четырьмя стеклянными сосудами по бокам, начиненными разного цвета жидкостями..а лишь потом показался сам алхимик, толкавший вперед повозку.

--Что это такое?--спросил Великий инквизитор, с интересом разглядывая повозку.

--Новое изобретение, прямиком из моей алхимической лаборатории,--ответствовал Теодор,--заряжает чистой верой подопытного, сидящего в кресле, если на нем закрепить медные штыри, торчащие из сосудов.

--Верой в кого? И чем это так завоняло?

--Говном с ванилью, ваше преосвященство, так сказать, издержки производства.--отчеканил Теодор,--подопытный поверит с момента подключения к этой машине во что, или в кого пожелаете.

--А ну ка, продемонстрируй...

Теодор дал знак Викентию, тот вышел из кабинета, и через секунду вернулся с связанным по рукам военнопленным из Эствига.

Алхимик посадил его в кресло на повозке, закрепил на его голом торсе медные штыри с мокрыми тряпочными навершиями, и надавил на другие стороны штырей так, чтобы их концы, опущенные в сосуды, соприкоснулись с их содержимым.

Подопытного забил озноб.

--И что теперь?--подняв брови поинтересовался Лукреций.

--Подойдите к нему ближе, ваше преосвященство, загляните в глаза и громко прикажите, во что ему верить.

Великий инквизитор приподнялся со своего трона, подошел к повозке, и, заглянув в очи пленнику, гаркнул:

--Отныне и навек, ты станешь почитать за бога домашнего кота Ваську, и да прибудет с ним извечный атрибут его верховной власти--лампа!

После этого, Лукреций вновь рухнул на свой трон, и скомандовал прислуге:

--Принесите сюда моего Василия с моей ночной масляной лампой.

Принесли кота и лампу. Освободили пленника, и он тут же пал ниц перед Васькой, после чего тот перестал урчать, но не убежал.

--Слушаюсь и повинуюсь мой господин, отныне и на все времена я раб твой.--пролепетал подопытный.

--Похоже работает машина,--обрадовался Лукреций.

--Да, ваше преосвященство,--согласился Теодор,-- теперь этот узник, бывший свирепым воином, будет проливать реки крови, а любовь и нежность станет проявлять лишь к этому коту с лампой, к остальному же, его сердце останется черствым.

Великий инквизитор и Васька удовлетворенно заурчали.

--Добро,--наконец произнес Лукреций,--я обязательно найду применение этой машине, а тебе, Теодор, я возвращаю свое расположение, и дарую должность судьи Святой инквизиции второго ранга.