Курская дуга Соколенко
Свою боевую машину — легендарный танк Т-34 — мы получили на заводе №174 в городе Омске. Было приятно осознавать, что мы, сибиряки, будем воевать на танках, собранных руками сибиряков. Тут же присваивались номера, которые наносились на броню. Нашему танку, как сейчас помню, достался номер 226.
Мы ехали на фронт и думали: «Какая же она разная, наша Родина! Сколько достопримечательностей!». В восточной части страны следов войны не было, но когда мы достигли западных областей, то увидели разрушенные города, заводы и вереницы гражданского населения, которые шли с запада на восток.
По дороге познакомились. Старшим по званию был младший лейтенант, уроженец Курской области. Представился товарищам и я как сержант с Енисея. Механик-водитель говорит: «А я татарин, Аркадий Пустобаев». Радистом-пулеметчиком у нас был уже пожилой мужчина Стрелев, а заряжающим — совсем молоденький Коля Скорых.
В июле 1943 года мы были на исходном рубеже в районе Курского выступа. Тихой теплой ночью получили приказ выгружаться. Разрубили проволоку разгрузили танки. Тут же прибыли машины-заправщики. Привезли боеприпасы — по пятьдесят пять снарядов и по одному с укороченной гильзой.
В суете не заметил, как на соседнюю платформу прибыл эшелон с такими же танкистами. Мы, конечно же, рвались в бой, но нас обескуражили реплики тех, кто только что вышел из боя: «За одного битого не надо двух небитых».
Не меньше мы удивились, когда нас погрузили в вагоны, и эшелон тронулся назад, в Омск, получать новые танки. Выяснилось, что те танки, с которыми мы приехали, имели 76-миллиметровые орудия. Они не пробивали броню только что взятых немцами на вооружение королевских «тигров». Мы узнали, что в Омске нам нужно будет получить точно такие же Т-34, но уже с 85-миллиметровой пушкой.
Буквально за двое суток орудия были заменены. Поразило нас не только то, как оперативно выполняются заказы для фронта, но и мощь тыла. Например, только один танковый завод в Нижнем Тагиле выпускал по 40 танков в сутки, и все с 85-миллиметровыми пушками!
На танкодроме в Омске мы смогли воочию убедиться, насколько серьезна наша боевая техника. Каждому экипажу дали выстрелить по три раза. Оказалось, что наше орудие стреляет на 36 километров!
И вот мы снова на Курской дуге. Первый бой. Жутко видеть идущие на тебя «тигры» и «пантеры» с крестами и свастикой. Мы ударили по ближнему вражескому танку из орудия, он сразу загорелся. Пулеметы закончили дело, расстреляв экипаж, который покидал горящую машину. А для нас главная задача — в горячке боя не подставить врагу свой борт. Тогда — пропал!
Броня нашего танка накалилась, а тут еще стреляные гильзы падают, часть пороха в кабине догорает. Дышать нечем, два вентилятора едва успевают дым разгонять. Мы бьем и по нам стреляют. Тут многое зависит от механика-водителя. Но наш Аркадий Пустобаев оказался настоящим асом. На вид худощавый, казалось бы, в чем душа держится. Но он показал себя в бою. Ни на минуту не спасовал!
На поле все больше горящих танков — вражеских и наших. Горят трупы, в оставленных танках рвутся снаряды. Ад кромешный! От этих взрывов башни весом восемь тонн летят, как фанерные. За несколько метров. Командир кричит: «Фердинанд» слева!». Выстрел! И горит вражеское чудовище.
И тут по нашему танку долбануло. Да так крепко, что в глазах потемнело, и мы все оглохли. Я оглянулся на командира и вижу, что он сидит, шевелит губами, а я ничего понять не могу. Смотрю в триплекс — ствола у нашего танка нет, снарядом снесло, башню заклинило, не поворачивается. Кое-как добрались мы до своих. Посмотрели на свою изуродованную машину, погоревали. Но потом увидели, что не одни мы такими из боя вышли.
«Вот мы и «безлошадные»,— с горечью сказал командир, желая нас подбодрить.— Давайте хоть сухой паек уничтожим, что ли! Сутки не жрамши!». Да какой там паек! Есть не хотелось от увиденного и пережитого. Оглянулись на наш изуродованный танк, а там еще прибавилось искалеченных машин, вышедших из боя. Так и собрались мы все в группу «безлошадных».
Вот тут-то мне и довелось встретить знаменитого командира Ротмистрова. Подошел к нам и спрашивает: «Раненые есть?». Мы ответили, что нет,— только контуженые. «Ну, раз такое дело, раз руки-ноги целы, поедете в Челябинск получать новые машины. И поскорее возвращайтесь обратно, товарищи. Мы вас очень ждем, видите, что здесь творится».
Надо сказать, в Челябинске нас уже ждали. Большинство танков стояли на платформе, готовые к отправке на фронт. Доводку снаряжения проводили совместно с заводскими работниками. Поэтому уже 20 июля мы снова были на Курской дуге.
И сразу почувствовали, что враг уже не тот, что был раньше. Наступление немцев провалилось. У врага ощущался недостаток боеприпасов и горючего. И танков у него стало меньше, да и мы пороха понюхали изрядно. И уже стреляли наверняка.
А через несколько дней сражение на Курской дуге победоносно завершилось. «Немцы потеряли в нем почти полмиллиона солдат и офицеров и около 1500 танков. Наши потери составили 800000 солдат и офицеров и 5000 танков» (Из книги Г.К. Жукова «Воспоминания»).
Наша, армия за каждый день сражения на Курской дуге теряла до 10 тысяч бойцов. Мы сражались с очень грозным врагом. Победить «тигр» не так-то просто. Не каждый снаряд брал его лобовую 22-сантиметровую броню. «Тигр» был к тому же оснащен четырьмя крупнокалиберными пулеметами, которые били точнее наших. И к началу Курской битвы нам по-настоящему еще никто не помогал. Мы бились один на один. Другой бы народ не выстоял, наш победил! Мы были молодыми, необстрелянными и противостояли войску, которое прошло хорошую школу.
Большую роль в победе под Курском сыграли партизаны, которые взрывали вражеские эшелоны и нарушали нормальное снабжение немецкого фронта. Не все участники сражения смогли получить заслуженные награды. Я видел по телевизору, что в Подольске еще лежат 640 тысяч наградных листов».
С.И. Соколенко. Балахтинский р-н, с. Красное
Битва на Курской дуге....Их отправляли на убой, а они Победили. Пища для размышления. (Длиннорассказ)
О Курской битве написано много. Вкратце суть следующая – немецкая армия боялась наступать. Советская армия боялась наступать не меньше немцев. После того, как весной 1943 года авиация Геринга сорвала попытку наступления под Воронежем, наступило затишье. Стороны копили силы, пока немцы не выдержали. Время работало против Гитлера. Германия явно проигрывала гонку вооружений. Значит, надо было заставить Советы истратить эти вооружения в боях. Приблизительно так рассуждало и советское командование в зимой и осенью 1941-1942 года, когда промышленность в Сибири и на Урале только монтировало эвакуированные заводы с европейской части СССР. Тогда командование гнало под Ржевом вперед солдат с винтовками на немецкие пулеметы, танки и артиллерийские позиции, даже не слишком волнуясь о конечном результате. Гитлер поступил умнее и в соответствии с возможностями.
В июле 1943 года немецкая армия перешла в наступление. Для начала авиация Геринга нанесла удар по аэродромам. Больше половины советской авиации успешно сгорела в один день. Прямую ответственность за данный подвиг несет на себе верховное командование и лично товарищ Жуков. Радиус действия мессершмидтов не превышал 400 км. Но в очередной раз авиацию разместили под носом противника (в своё время одной из официальных причин расстрела Павлова было расположение авиации вблизи границы). Там был режим ожидания чужого наступления, здесь был режим ожидания. Там – расстрел, здесь – орден. Сомневающимся предлагаю перечитать учебники истории. Успех немцев был настолько велик, что потом, где-то в 70-х годах написали интересные мемуары. Сам читал – дескать, заводы не покрыли несколько сот самолетов лаком, поэтому дождь на Курской дуге покоробил фанеру крыльев, и 560 истребителей мигом превратились в нечто негодное для использования. Интересная мысль. Она особенно интересна в связи с вопросом обеспечения авиации брезентом на случай дождя. Умный автор данного вопроса не коснулся. Лично я до сих пор гадаю, действительно ли было плохо с брезентом и водоотталкивающем лаком в 1943 году, или автор пытался таким образом сократить ущерб потерь от действий противника. Так или иначе порядка 1000 самолетов потеряли способность взлететь. Гитлеровцы захватили господство в воздухе и стали наступать.
Наступала немецкая армия с довольно приличной скоростью для того времени, но явно недостаточно для решительного прорыва. Приблизительно так наступала Красная армия под Москвой после первых двух недель быстрого продвижения. Вроде продвижение есть, но противник успевает подбрасывать подкрепления, явно не опрокинут и способен продолжать сопротивление. Красная армия под Курском тоже подбрасывает резервы, оборона не взломана, но приходится отступать. Тактика Красной армии была традиционна – тратим солдат и артиллерию, бережем танки. Судя по конфигурации фронта и скорости наступления, через три дня должна была наступить развязка. Курский выступ превратился бы в подобие полуострова, соединяющегося с основными позициями Красной армии сравнительно небольшим перешейком. Тогда надо было или срочно эвакуировать войска с полуострова, или переходить в наступление, или мириться с потерями, равносильными серьезному поражению. Немцы решили сделать быстрый рывок, без которого у Красной армии имелась бы свобода выбора действий. Очень, логичное и неизбежное решение. Ударная группировка танков была сосредоточена на южном выступе наступления, а впереди находилось теперь знаменитое Прохоровское поле.
Введение в бой знаменитых тигров не являлось особым секретом. Ещё в 1942 году под Ленинградом пробная партия тигров проходила проверку боем, и часть их попала в руки Красной армии. Советское командование отлично знало о высоком качестве брони, амортизаторах, позволявших стрелять с ходу, отличной вентиляции башни (после трёх выстрелов из Т-34 в башне танка трудно было дышать от газов снарядов, дальнейшая скоростная стрельба могла превратить танк в образцовую душегубку для концлагеря) и прочих достоинствах. Даже разговоры о медленной скорости поворота башни и возможности ударить тигру в бок напоминают рекомендации по ловле крокодила, дескать, шею крокодил разворачивает плохо, подходи сбоку и не волнуйся. Тигр вполне успевал развернуть башню, когда речь шла о стрельбе с расстояния в пару сотен метров, и, разумеется, мог и обязан был развернуться в сторону чужого танка с помощью гусениц, защищаясь лобовой броней от чужого выстрела.
У меня на руках воспоминания солидного математика, полковника в отставке господина Погожева. Знаю его лично – порядочный человек, умный ученый, работавший в академгородке под Новосибирском. В то время он был заурядным лейтенантом зенитных войск и находился со своей батареей в километрах двадцати за Прохоровским полем. Описание короткое. Ранним утром начался налет хенкелей-111. Никаких упоминаний о советской авиации. Хенкеля-111 проутюжили позиции Красной армии. Всё, позиции перестали существовать, живых практически нет. Обычная тактика военных – просчитать необходимое количество бомб или снарядов на единицу площади для полного уничтожения противника. Героизм и речи политработников в подобных случаях бессильны. В это пустое пространство двинулись танки противника. Звуков стрельбы орудий нет, стрелять некому. Пехоту и артиллерию подбрасывать бессмысленно – мала скорость передвижения. Советское командование было вынуждено ввести в бой танки. Упоминание о необходимости ввести танки – редкий случай, когда командование и генералы-мемуаристы не лгут. Ложь в формулировке – напор противника был слишком силен, пришлось поддержать оборону введением в бой танков из резерва наступления. Усиливать было нечего. Также лгут мемуаристы и аналитики в погонах, рассуждая, что большое количество танков с обоих сторон не позволило поддержать их пехотой. Места, якобы, для пехоты не хватало. Всё проще, пехоту уничтожили хенкеля-111, предугадать место удара по позициям вражеской артиллерии было невозможно. Признать – подставить авиаторов, нарушить принцип коллегиальной солидарности. Есть у генералов понятие солидарности – сегодня я вру в твою пользу, завтра ты соврешь в мою пользу, в итоги мы все молодцы и умники.
Задним числом все молодцы оценивать ситуацию. Около 600 танков у Готта, около 850 танков у Ротмистрова. Прекрасное утро 12 июля 1943 года. Лётная погода. Никакой дождь крылья советским летчикам не портил. Количество танков условно. Машины ломаются на марше. Сколько дошло до поля, никто не знает. И весь день идет бой. Потери тоже можно трактовать по-разному. Поле боя осталось за советским танками. Значит, танки, подлежащие ремонту, скорее всего, в отчетах Ротмистрова в качестве подбитых фигурируют далеко не все. Но это вопрос победы, а не просто манипуляции с арифметикой. Всё равно танки для немцев были потеряны безвозвратно. Осталось бы поле боя за немцами, отчеты переделали бы в пользу немцев. Безвозвратные потери немцев в танках были явно велики. Бой, по воспоминанием Погожева, шел весь день. Значит, танки не были введены в бой все сразу. Танки накатывались друг на друга волнами. Вот вам и главная проблема учета танков на поле. Очень похоже на истину, советские танки срочно перебрасывались из места первоначальной дислокации. Часть была ближе к Прохоровке, часть была дальше. Немцы, видимо, не рассчитывали с ними столкнуться, полагали, что на первом этапе советское командование будет пытаться бросить пехоту под немецкие гусеницы, и Прохоровское поле немцы пройдут с ходу. Скорее всего немцы имели преимущество. Танки были построены для прорыва в несколько эшелонов, немецкая авиаразведка могла заметить продвижение советских танков заранее. Вечером канонада стихла. Поле боя немцы сдали. Их не преследовали. Не было приказа, да и смысла наступать среди ночи.
Потом, после начала общего наступления советской армии господин Погожев проезжал мимо Прохоровского поля и был поражен его видом – жуткое количество сгоревших танков, танковые тараны, запах сожженного металла, искореженная техника и всё перебивающий запах разлагающихся трупов. Ещё никто никого не хоронил, стояла летняя жара и вид поля напоминал бред сюрреалиста. Проезжавшие части были потрясены зрелищем.
В воспоминаниях Погожева есть еще кое-что интересное. После битвы на Прохоровке на три дня фронт затих. Стояла гробовая тишина. Разом прекратилась канонада орудий. Не стреляла артиллерия, не летала авиация, всё замерло. Данное обстоятельство куда любопытнее вопроса о количестве танков и потерь с обоих сторон. Из отчетов немцев мы знаем, что они срочно после боя начали перебрасывать тыловые подразделения назад, отвозить технику и запасы снарядов на новые позиции. Потом, когда советская армия, ведомая мудрейшим Жуковым, перешла в наступление, задержка во времени наступления привела к дополнительным и серьезным потерям. По данному факту мы можем дать реальную оценку бою под Прохоровкой.
Советское командование не могло поверить в реальность победы над немцами. Это значит, что по его расчетам и реальным данным соотношение сил с учетом общего производного из количества и качества танков под Прохоровкой было в пользу немцев. Нам врут, когда говорят, что танкистов бросали в бой побеждать. Нет, их бросали на убой, надеясь хоть как-то выиграть время, необходимое для того, чтобы залатать возникшую дыру в обороне. Немецкое командование восприняло бой как решительное поражение, иначе оно не отдало бы немедленный приказ о подготовке к отступлению по всех Курской дуге. Но и оно не верило перед боем, что качество немецких танков не позволит смять советские танки. Иначе наступления не было бы. Такие тотальные авианалеты для разведки боем не проводят, речь шла именно о попытке решительного прорыва. Только получив данные об отводе немецких войск, Жуков, Сталин и весь генералитет поверили в победу и бросились наверстывать время. Дополнительным доказательством того, что русские танкисты совершили нечто, абсолютно не соответствовавшее расчетам в штабах по обе стороны фронта, служит нелюбовь немцев даже упоминать о бое. Ну, да, чуть постреляли и разошлись. Но приказ о переходе в гл
В июле 1943 года немецкая армия перешла в наступление. Для начала авиация Геринга нанесла удар по аэродромам. Больше половины советской авиации успешно сгорела в один день. Прямую ответственность за данный подвиг несет на себе верховное командование и лично товарищ Жуков. Радиус действия мессершмидтов не превышал 400 км. Но в очередной раз авиацию разместили под носом противника (в своё время одной из официальных причин расстрела Павлова было расположение авиации вблизи границы). Там был режим ожидания чужого наступления, здесь был режим ожидания. Там – расстрел, здесь – орден. Сомневающимся предлагаю перечитать учебники истории. Успех немцев был настолько велик, что потом, где-то в 70-х годах написали интересные мемуары. Сам читал – дескать, заводы не покрыли несколько сот самолетов лаком, поэтому дождь на Курской дуге покоробил фанеру крыльев, и 560 истребителей мигом превратились в нечто негодное для использования. Интересная мысль. Она особенно интересна в связи с вопросом обеспечения авиации брезентом на случай дождя. Умный автор данного вопроса не коснулся. Лично я до сих пор гадаю, действительно ли было плохо с брезентом и водоотталкивающем лаком в 1943 году, или автор пытался таким образом сократить ущерб потерь от действий противника. Так или иначе порядка 1000 самолетов потеряли способность взлететь. Гитлеровцы захватили господство в воздухе и стали наступать.
Наступала немецкая армия с довольно приличной скоростью для того времени, но явно недостаточно для решительного прорыва. Приблизительно так наступала Красная армия под Москвой после первых двух недель быстрого продвижения. Вроде продвижение есть, но противник успевает подбрасывать подкрепления, явно не опрокинут и способен продолжать сопротивление. Красная армия под Курском тоже подбрасывает резервы, оборона не взломана, но приходится отступать. Тактика Красной армии была традиционна – тратим солдат и артиллерию, бережем танки. Судя по конфигурации фронта и скорости наступления, через три дня должна была наступить развязка. Курский выступ превратился бы в подобие полуострова, соединяющегося с основными позициями Красной армии сравнительно небольшим перешейком. Тогда надо было или срочно эвакуировать войска с полуострова, или переходить в наступление, или мириться с потерями, равносильными серьезному поражению. Немцы решили сделать быстрый рывок, без которого у Красной армии имелась бы свобода выбора действий. Очень, логичное и неизбежное решение. Ударная группировка танков была сосредоточена на южном выступе наступления, а впереди находилось теперь знаменитое Прохоровское поле.
Введение в бой знаменитых тигров не являлось особым секретом. Ещё в 1942 году под Ленинградом пробная партия тигров проходила проверку боем, и часть их попала в руки Красной армии. Советское командование отлично знало о высоком качестве брони, амортизаторах, позволявших стрелять с ходу, отличной вентиляции башни (после трёх выстрелов из Т-34 в башне танка трудно было дышать от газов снарядов, дальнейшая скоростная стрельба могла превратить танк в образцовую душегубку для концлагеря) и прочих достоинствах. Даже разговоры о медленной скорости поворота башни и возможности ударить тигру в бок напоминают рекомендации по ловле крокодила, дескать, шею крокодил разворачивает плохо, подходи сбоку и не волнуйся. Тигр вполне успевал развернуть башню, когда речь шла о стрельбе с расстояния в пару сотен метров, и, разумеется, мог и обязан был развернуться в сторону чужого танка с помощью гусениц, защищаясь лобовой броней от чужого выстрела.
У меня на руках воспоминания солидного математика, полковника в отставке господина Погожева. Знаю его лично – порядочный человек, умный ученый, работавший в академгородке под Новосибирском. В то время он был заурядным лейтенантом зенитных войск и находился со своей батареей в километрах двадцати за Прохоровским полем. Описание короткое. Ранним утром начался налет хенкелей-111. Никаких упоминаний о советской авиации. Хенкеля-111 проутюжили позиции Красной армии. Всё, позиции перестали существовать, живых практически нет. Обычная тактика военных – просчитать необходимое количество бомб или снарядов на единицу площади для полного уничтожения противника. Героизм и речи политработников в подобных случаях бессильны. В это пустое пространство двинулись танки противника. Звуков стрельбы орудий нет, стрелять некому. Пехоту и артиллерию подбрасывать бессмысленно – мала скорость передвижения. Советское командование было вынуждено ввести в бой танки. Упоминание о необходимости ввести танки – редкий случай, когда командование и генералы-мемуаристы не лгут. Ложь в формулировке – напор противника был слишком силен, пришлось поддержать оборону введением в бой танков из резерва наступления. Усиливать было нечего. Также лгут мемуаристы и аналитики в погонах, рассуждая, что большое количество танков с обоих сторон не позволило поддержать их пехотой. Места, якобы, для пехоты не хватало. Всё проще, пехоту уничтожили хенкеля-111, предугадать место удара по позициям вражеской артиллерии было невозможно. Признать – подставить авиаторов, нарушить принцип коллегиальной солидарности. Есть у генералов понятие солидарности – сегодня я вру в твою пользу, завтра ты соврешь в мою пользу, в итоги мы все молодцы и умники.
Задним числом все молодцы оценивать ситуацию. Около 600 танков у Готта, около 850 танков у Ротмистрова. Прекрасное утро 12 июля 1943 года. Лётная погода. Никакой дождь крылья советским летчикам не портил. Количество танков условно. Машины ломаются на марше. Сколько дошло до поля, никто не знает. И весь день идет бой. Потери тоже можно трактовать по-разному. Поле боя осталось за советским танками. Значит, танки, подлежащие ремонту, скорее всего, в отчетах Ротмистрова в качестве подбитых фигурируют далеко не все. Но это вопрос победы, а не просто манипуляции с арифметикой. Всё равно танки для немцев были потеряны безвозвратно. Осталось бы поле боя за немцами, отчеты переделали бы в пользу немцев. Безвозвратные потери немцев в танках были явно велики. Бой, по воспоминанием Погожева, шел весь день. Значит, танки не были введены в бой все сразу. Танки накатывались друг на друга волнами. Вот вам и главная проблема учета танков на поле. Очень похоже на истину, советские танки срочно перебрасывались из места первоначальной дислокации. Часть была ближе к Прохоровке, часть была дальше. Немцы, видимо, не рассчитывали с ними столкнуться, полагали, что на первом этапе советское командование будет пытаться бросить пехоту под немецкие гусеницы, и Прохоровское поле немцы пройдут с ходу. Скорее всего немцы имели преимущество. Танки были построены для прорыва в несколько эшелонов, немецкая авиаразведка могла заметить продвижение советских танков заранее. Вечером канонада стихла. Поле боя немцы сдали. Их не преследовали. Не было приказа, да и смысла наступать среди ночи.
Потом, после начала общего наступления советской армии господин Погожев проезжал мимо Прохоровского поля и был поражен его видом – жуткое количество сгоревших танков, танковые тараны, запах сожженного металла, искореженная техника и всё перебивающий запах разлагающихся трупов. Ещё никто никого не хоронил, стояла летняя жара и вид поля напоминал бред сюрреалиста. Проезжавшие части были потрясены зрелищем.
В воспоминаниях Погожева есть еще кое-что интересное. После битвы на Прохоровке на три дня фронт затих. Стояла гробовая тишина. Разом прекратилась канонада орудий. Не стреляла артиллерия, не летала авиация, всё замерло. Данное обстоятельство куда любопытнее вопроса о количестве танков и потерь с обоих сторон. Из отчетов немцев мы знаем, что они срочно после боя начали перебрасывать тыловые подразделения назад, отвозить технику и запасы снарядов на новые позиции. Потом, когда советская армия, ведомая мудрейшим Жуковым, перешла в наступление, задержка во времени наступления привела к дополнительным и серьезным потерям. По данному факту мы можем дать реальную оценку бою под Прохоровкой.
Советское командование не могло поверить в реальность победы над немцами. Это значит, что по его расчетам и реальным данным соотношение сил с учетом общего производного из количества и качества танков под Прохоровкой было в пользу немцев. Нам врут, когда говорят, что танкистов бросали в бой побеждать. Нет, их бросали на убой, надеясь хоть как-то выиграть время, необходимое для того, чтобы залатать возникшую дыру в обороне. Немецкое командование восприняло бой как решительное поражение, иначе оно не отдало бы немедленный приказ о подготовке к отступлению по всех Курской дуге. Но и оно не верило перед боем, что качество немецких танков не позволит смять советские танки. Иначе наступления не было бы. Такие тотальные авианалеты для разведки боем не проводят, речь шла именно о попытке решительного прорыва. Только получив данные об отводе немецких войск, Жуков, Сталин и весь генералитет поверили в победу и бросились наверстывать время. Дополнительным доказательством того, что русские танкисты совершили нечто, абсолютно не соответствовавшее расчетам в штабах по обе стороны фронта, служит нелюбовь немцев даже упоминать о бое. Ну, да, чуть постреляли и разошлись. Но приказ о переходе в гл
Дело было на Курской дуге...
И ещё история. По воспоминаниям деда, служившего на Курской дуге в пехоте и стоявшей в ожидании наступления, возвращались с Прохоровки танки. Побитые, помятые машины шли медленно. Водители вели танки с открытыми люками, а остальные члены экипажей развалились на броне, ремни распущены, лица грязные, гимнастерки расстегнуты, короче, позор для армии, обязанной воевать по Уставу. Мимо проезжает штабной джип, полный начальства. В качестве младшего из него выскакивает майор и бежит выяснять, какие танкисты и куда едут. Какой-то танкист начал отвечать не по Уставу и развалившись на броне. Майор достает пистолет и убивает танкиста. Дальше короткая команда: «Убрать труп и продолжить движение». Майор возвращается к джипу, машина трогается с места, один из танков начинает медленно разворачивать башню. Джип был уничтожен одним, прямым попаданием. Цель поражена, в живых никого. Дальше танки продолжили медленное движение в тыл на переформирование.
П.С Ребят очень хочу выложить интересный пост про Курскую дугу. Прошу поддержки.
П.С Ребят очень хочу выложить интересный пост про Курскую дугу. Прошу поддержки.