Рассказывает Шабанов Андрей Викторович:
Я специально привожу здесь рассказ моего друга Андрюхи Шабанова. Про тот же самый бой. Но глазами Шабанова. Это – его видение, его восприятие тех событий. Очень интересно и важно для… а вот, для чего, давайте я вам расскажу в конце этой главы. Пусть у читателя пока сложится своё мнение. А потом сравним.
«22 июня, ровно в 4 утра, нам объявили – Киев бомбили, так началась война…» (слова известной песни военных лет).
Почему в 4 или в 6 часов?
Рассвет и предрассветное время – самое лучшее время для нападения. Часовой, уставший от ночного наблюдения, физически утомлён.
У нас началось в 6 утра, или чуть позже. Димка с Олегом сменились и расслабились. Я только собирался вылезти из спального СПСа, как по камням нашего поста защёлкали пули. С первых выстрелов я не понял, что происходит. Выскочил. В это время очередь легла вдоль нашего поста. Я прыгнул влево, в траншею Олега, расположенную со стороны Хисарака. Выругался и словами Жеглова крикнул: - «Дырку вам от бублика, а не Шарапов!» (в подразделении разведчиков Шабанова дразнили Шараповым) На карачках добрался, сначала до одной, потом до другой бойницы. Пытался понять, откуда по нам ведут огонь. В этот момент Манчинский заорал, что на четвёртом посту раненый.
Я свалил из окопа на другой скат хребта, чтобы не подставляться под пули.
Стал пробираться на 4-й пост. За скалой, рядом с блиндажом, уже собрался народ. Старший лейтенант Ефремов с радиостанцией, Маломанов и ещё бойцы. Они толпились и не могли решиться, что делать (так мне показалось).
Прапорщик Хайретдинов на тот момент был у блиндажа и возился с радиостанцией.
Я добрался до края скалы у капонира, выглянул. Стал осматриваться.
Передо мной было открытое пространство с небольшими валунами, и над этими валунами роями носились душманские пули.
Я обернулся, в глаза бросилось, как Маломанов с РПК мечется вперёд-назад. Он – то рыпнется вперёд, то, потом, вспомнит, что скоро дембель, и пятится назад. Потом – снова вперёд, и – снова назад! Сцыканул дембель – мелькнула мысль.
Ефремов запрашивал артиллерию.
Хайретдинов по радиостанции матом крыл, чтобы вертушки забрали раненного.
Бойцы, прижавшись к скале, ждали распоряжений. Я ещё раз взглянул вперёд, оглянулся назад, перекинул автомат за спину, оперся руками о край капонира, подтянулся и запрыгнул наверх.
Крикнул пацанам: - “Делай, как я!“ – и побежал на Третий пост.
Добежал, упал снаружи СПСа. Дал время, чтобы прекратилась душмаская очередь, заглянул в СПС. В СПСе справа на животе лежал Сергей Губин. Голова и правое плечо укрыто плащ-палаткой.
Прямо возле стенки СПСа Манчинский из автомата вёл ответный огонь по душманам. Он затыкал то одну огневую точку, то другую, и это давало нам возможность перемещаться вдоль постов.
Сзади меня запыхтел Бендер. Мы с ним почти одновременно ввалились в СПС. Первым делом бросились к Сергею. Убрали с него плащ-палатку. Олег стал готовиться к перевязке. По-моему, Олег был внештатным санинструктором. Он всегда оказывался рядом, и первый оказывал медицинскую помощь.
Мы стали переворачивать Сергея, он застонал. Я спросил, что он чувствует? Он сказал, что трудно дышать. Грудь у него была в крови, и видны два пулевых ранения. Бендер перевязывал, я придерживал.
Потом Бендер сказал, что дальше справится сам, и я перебрался к Манчинскому, чтобы захерачить в лобешник душманам.
Мы с Манчинским поделили между собой зону обстрела. У него – слева направо по гребню, вплоть до высоты 3070. У меня – с середины его участка, так, чтобы сектора перекрывались, потом – вправо по гребню, и правый склон хребта.
Орлов хотел присоединиться к нам, чтобы тоже пострелять. Но в этом не было необходимости, поскольку душманы не шли в атаку на пост. Правильней было держать его пулемёт наготове, если вдруг они попрут на нас. Иначе, мы втроём расстреляем из наших магазинов все патроны и, если духи, всё-таки, попрут, не сможем ответить.
Чтобы не оказаться с разряженным оружием, я сказал, чтобы Орёл перезаряжал пустые магазины. Он сразу врубился в тему и очень хорошо справлялся с магазинами.
Внизу, в районе 13-го поста, стрекотали вертолёты, развозя по постам боеприпасы и сухой паек. Наш прапорщик орал и матерился в рацию, что у него раненый и необходимо срочно раненого забрать. Орал он громко, матерился витиевато! Вертушки его услышали, очканули и стали набирать высоту от 13 поста.
На половине подъёма, когда ведущая вертушка довольно близко подлетела к склону горы, душманы перенесли огонь на вертолёты. Я видел, как минимум, два ствола, которые мочили по вертушкам. Вертушки резко ушли вниз из зоны видимости. Возможно, собрались сваливать в расположение полка.
Все это время Ефремов вёл радиосвязь с дивизионом самоходок. Он определил расположение и характер цели и теперь передавал целеуказания на батарею. Увидел меня, крикнул, чтобы я наблюдал за пристрелочным выстрелом.
В это же время внизу, со стороны полка, впендюрили самоходки. Одновременно с выстрелами над нами просвистели два пристрелочных снаряда. Один улетел за гребень, с которого по нам мочили душманы, другой – метров 100-150 правее вверх по гребню и лёг около макушки горы.
Я крикнул Ефремову о результате пристрелки. Он ввёл корректировку цели и запросил залп.
Наш пост гребнем возвышался на траектории полёта снарядов, являясь гребнем укрытия места цели. Поэтому, когда дали залп, снаряды прошуршали прямо над нашими головами. Миллиметраж был – на грани циркового номера! А Ефремов уверенно отдавал распоряжения и данные корректировки. До этого дня мне уже довелось с ним ходить по горам, и я видел его работу. Поэтому я был уверен, что душманам – капут, а у нас – всё будет нормально!
Артдивизион стрелял, снаряды летали над нами, ложились в цель. А Ефремов командовал и выполнял свою работу.
Тут на связь с Ефремовым вышел капитан Курлыков, запросил возможность засадить по душманам из «Градов». Ефремов скорректировал огонь «Градов» по тем двум стволам, которые лупили по вертолётам. Батарея Курлыкова ТАК засандалила по склону, что оттуда не то, чтобы по вертушкам, оттуда, вообще, никто никуда больше не стрелял!
Вертолёты увидели такое дело, немного приободрились.
Хайретдинов заревел в радиоэфир с такой яростью, что летуны из приободрённого состояния ринулись в стремительный натиск на врага и пошли на подъём. Набрали высоту, подлетели и, в патриотическом порыве, … засадили НУРСами по нам!
Я сначала подумал, что это духи стреляют по нам из гранатомёта и уткнулся рожей в песок. А потом поднял голову и вижу, что это вертолёты стреляют по Олегу.
Олег бежал за промедолом для Серёги, а летуны увидели его и дали по нему залп. Олег остановился и, стоя в полный рост, крутил у виска пальцем и орал летунам: - “Вы что, офигели?!!”
Я посмотрел в сторону, куда был направлен жест Олега. Увидел вертушку, от которой отходили четыре дымовых следа от НУРСов. Я полностью согласился с Бендером – ОФИГЕЛИ!
Хайретдинов орал на вертолётчиков и угрожал их сбить собственными руками за такие дела.
Вертолётчики сделали правильный вывод и начали сбрасывать на нас сухпай. “Отбомбившись”, вертушка сделала разворот и стала заходить на посадку.
К этому времени вернулся Бендер, появился Димыч, и мы стали готовить Серёгу Губина к эвакуации. Бендер, перепрыгивая через бруствер, сбил ногой камень, и тот упал на Серёгу. Серёга застонал и спросил, что мы творим?
Вертушка пыталась сесть, но восходящие потоки болтали её в полуторах метрах от земли, и было видно, это – лучший вариант!
Плащ палатку уже подложили под Серёгу, взялись за её углы. На какой-то миг все переглянулись и затихли – а что дальше?!
А дальше, Андрей Викторович перебросил за спину автомат, привстал, держа одной рукой угол палатки, и «ласковым» голосом обратился к своим друзьям: - «Чего сидим? Чего ждём?!»
Все вскочили и понеслись к вертушке. Неслись напролом по валунам. В этот момент Манчинский тоже рванул вперёд, влево от вертолёта, прикрывая нас и вертушку, не заботясь о том, что и сам стал хорошей мишенью.
Я подбежал, схватился за вертолёт, и тоже, как и другие ребята, получил удар током. Мы подали Серёгу в вертушку. Борттехник, взявшись за палатку, втащил его внутрь. Мне пришла в голову мысль: - «А Серёгу ударило током? И, если ударило, то – как он?!» – Но мысль улетела вместе с вертушкой. Уже потом, когда все прошло, и потом, когда этот день, следуя «закону календаря», уходил в прошлое, я задавал себе всё те же вопросы: - «Хорошо ли его замотали? Ударило ли его током? Довезли ли летуны? Выжил ли?!»
Вертолёт с Серёгой Губиным улетел.
Хайретдинов разогнал нас по укрытиям.
Мы с Андрюхой Шабановым и Олегом попёрли на свой пост. Туда же пришкандыбал Маломанов. Поставил на приклад мой пулемёт.
- Вот я им дал, этим духам! – А у пулемёта на магазине через дырочку жёлтый капсюль светится. Это значит, что магазин полный.
- Маламон! А магазин-то на пулемёте – полный.
- Я потом зарядил. – Сказал Маламонов и быстро-быстро куда-то засобирался. И свалил в мгновение ока.
Мне стало интересно. Трепло Маламон, или – не трепло? Вроде бы, дембель, вроде, должен отвечать за свои слова!
Я подошёл к пулемёту, снял магазин, вывернул у пулемёта внутренности, протёр пальцем в патроннике. Чисто! Блестит. Вот как я вчера, после стрельбы по Хисараку, почистил, вот так и блестит.
- Трепло Маламон! – Я показал пацанам чистый палец.
А потом мы пошли за водой.
Прямо под ту высотку, с которой полчаса назад по нам стреляли душманы.
Мы набегались по жаре. Навоевались. Это на бумаге рассказ укладывается в полторы страницы. А в реале – это полжизни! И ты вымотанный. И пить, пи-и-ить!
Поэтому, мы с Бендером и с Андрюхой Шабановым пошли к Хайретдинову… Я не помню, кто первый затолкнул мысль о том, чтобы сходить за водой. Вроде, Шабанов. Он всегда на острие атаки, впереди планеты всей, наперевес с автоматом. Не важно, кто первым придумал эту мысль. Важно, что Манчинский нам втихаря рассказал, куда они с Ызаевым ходили с поста искать воду. Так же, как и мы, когда Хайретдинов ложился спать, Манчинский с Ызаевым выходили на поиски воды. Ызаев – из Киргизии. Знаете, какие в Киргизии горы? Вот они с Манчинским воду и нашли. Поэтому, я точно знал, что Ызаев подорвался не из-за туалетной нужды, а из-за воды. Ну и вот. Манчинский рассказал нам – как надо идти к источнику. Но сказал, что сам разговаривать с прапорщиком не пойдёт. Потому что прапорщик его расстреляет. Тогда я сказал, что я, всё равно, для Хайретдинова – «Сраный Химик». Я пойду и скажу, что я знаю, где вода. Скажу, что мне сержант-сапёр рассказал. Манчинский грит: - «Ну, нормальный ход! Иди.» – И я пошёл.
Андрюха Шабанов и Олег попёрли за мной.
Хайретдинов выслушал меня, сморщился. Через щетину небритости было видно, как по его лицу перекатываются желваками душевные терзания. Мы-то хоть мутной воды позавчера попили! А он – нет. Мы не зажали для него воду! Мы просто не посмели сказать ему, что нарушили приказ, что уходили с поста и принесли мутную воду. Нам не жалко было воды для Командира. После той истории на подъёме, когда Хайретдинов разделил на нас на всех СВОЮ ПОСЛЕДНЮЮ воду, тут даже базаров никаких не могло быть, чтобы мы зажыдили от Командира хоть глоток воды. Мы боялись взыскания. Мы нарушили приказ и боялись доложить.
А после этого, нехило всем задуматься о том, что верой и правдой выполнять свой долг и приказ, это – штуковина наказуемая!..
И вот Хайретдинов, вымученный жаждой, измотанный боем, в котором он только что потерял бойца, вот он сидит и борется с собой! Если бы не такая жажда, то он, однозначно, запретил бы. Но мы и не просились бы за водой, если бы не такая жажда. А у него, у коменданта, только что духи завалили бойца. И теперь, отправить ещё четверых или пятерых под душманские пули?! Этим тупорылым малолеткам, этим девятнадцатилетним дуракам, им ещё не понятно, что такое жизнь! Они готовы рискнуть своими жизнями. А как он может их отпустить? Он – взрослый человек, он отвечает за этих балбесов. Он отвечает за пост! Кто будет пост оборонять, если духи завалят и этих пятерых?! Как их вытаскивать, если их зажмут духи?! А приказ Командира Полка? Что, вот так взять и нарушить?! Забить болт на приказ, послать людей на гибель, сдать духам пост?..
Но жажда жуткая! Сдохнем же все здесь, если не принести воды. И люди погибнут, и пост духи захватят. Получается, что надо положить хрен на приказ?!..
Несколько минут он сам с собой боролся. И побороть не смог. Засушенный, замученный человек не нашёл в себе сил нарушить приказ!
- Так. Пошли к старшему по званию! – Хайретдинов поднялся на ноги и пошёл к СПСу в котором сидел Ефремов с радиостанцией.
- Товарищ старший лейтенант! – Хайретдинов очень официально обратился к Ефремову. – Обстановочка у нас…
- В чём трудности? – Ефремов держался двумя руками за ушибленную булыжником голову. И как-то так по-домашнему прозвучало это вот его «в чём трудности?», что Хайретдинов сдулся, выпустил из себя внутреннее напряжение.
- Воды нет. Последнюю воду отдали Губину. Вот бойцы собираются в поход за водой. Чё скажешь?
- Приказывать не могу. Риск большой… И приказ Кэпа. Если пойдутдобровольцами, то отпущу.
- Согласен! – Хайретдинов аж просиял лицом. Повернулся ко мне, погрозил перед моим носом пальцем.
- А ты смотри, с-сту-дент! Если духи убьют, то лучше не приходи тогда. И на глаза мне не попадайся!
- По красной ракете каждый возьмите. Если капут будет приходить – запустите! Не сможем оказать помощь, так артиллерией накроем. – Ефремов посмотрел на снайперку Олега.
– Герасимович засядет в той точке, где начнёте спуск. И смотреть там в оба! Особенно, на обратном пути…
До сих пор Гакил Исхакович уверен, что это мы с Герасимовичем нашли воду. Потому что мы пришли и предложили сделать вылазку за водой. Но этот источник, его не мы нашли. Это очень важный поступок, очень смелый, очень нужный для нас, для всех! Таким поступком можно и нужно гордится всю жизнь. И этот поступок совершили Манчинский с Ызаевым! Ту, ГЛАВНУЮ ВОДУ нашли они!
Фотографии Ызаева у меня не сохранилось. Мы с ним в те времена были молодыми солдатами. Кто даст молодому солдату фотоаппарат? Лопату ему! Поэтому нет фотографии Ызаева.
А фото Манчинского Александра у меня есть. С удовольствием и гордостью прилагаю эту фотографию. Это – он уже на дембеле. Красавец парень! Жалко, медали не полностью поместились в объектив. Что там у него? «За отвагу», по-моему! И ещё что-то…
Дошли по тропе до скал, в которых начинался спуск.
Ефремов дежурил на рации и держал связь с артдивизионом. Высотка пристреляна артиллеристами. Если духи вернутся, то их уничтожат.
Но всё равно, как говорится, осадочек-то остался. По тебе только что мочили из пулемёта, с этой высотки! И из нескольких автоматов. И ты теперь под эту высотку идёшь. Весёленькая прогулочка!
Бендер по огромным валунам залез в скалы, занял позицию.
Мы пошли вниз. Впереди Манчинский, он дорогу показывает. К прапорщику Манчинский не пошёл, а под сопку, с которой стреляли душманы пошёл. Первым идёт. За Манчинским – Шабанов, я, Орёл и Мишка Мампель.
Час назад, вот с этой сопки, пацану прострелили панаму на башке. Он идёт с нами. Минут через 5 дошли до края огромной скальной воронки.
- Вон там! – Манчинский указал в огромный каменный мешок. За край воронки.
Мы заглянули за край. От места, где мы стоим, вниз шла узкая полоскапочвы, до самого дна этой воронки. И на дне упиралась в яркую зелёнку. Туда показывал Манчинский.
В воронку слезли трое. Двое осталось прикрывать сверху. Ждать, пока вернётся первая группа.
Первая группа спустилась в распадок. А там – целый ручей. По дну распадка наросла зелёночка. От неё аромат трав – башню срывает! И природа вокруг! Вот теперь я понимаю, что такое красивая природа в горах. Это там – где вода!
- Мужики, гляньте. На гребне – чья-то бошка!
Точно! На фоне неба – силуэт. Дистанция большая, а ещё светлое небо засвечивает. Разглядеть без бинокля не получится. Но точно видно, что это не скала, это – живое существо.
Кстати, немцам – про рентген: запоминайте, почему не надо перелазить через гребень. Полезешь, и вот так же засветишься!
- Может, это варан? Или орёл сидит на скале?
- А может, духовский наблюдатель, у которого Бендер матрас спионерил. Шляется теперь по горам беспризорный и горемычный, мается в неуюте.
- Давай ему башку прострелим? Шоб не мучился?
- Не надо, пацаны! – Шабанов, солдат, который первым лезет с автоматом наперевес в любую заварушку, говорит вот такие слова. Что это с ним? Постарел, что ли, за пару дней? Или помудрел?!
Через несколько месяцев командир Шабанова Ефремов будет сдавать взвод другому офицеру, будет писать характеристики на каждого солдата из взвода. Про Шабанова напишет «Отважен. Инициативен. Надо останавливать.» И вот этот Андрюха Шабанов говорит, чтобы не стреляли. Что за чудеса?! Чего я такого в жизни не понял?
- Почему?
- Даже, если это духовский наблюдатель, то духи нас пока не видят. А если варан или орёл, то, тем более, не видят. Если выстрелим, то засветимся. Если засветимся, то нас здесь зажмут! И наверх не пустят, только если вниз уйдём. А тогда наши останутся на Зубе без воды. И им жопа! Не тот расклад для нас, чтобы залупаться. Сперва выполним одно, потом возьмёмся за другое. Сперва принесём нашим воду, потом будем духам бошки простреливать!
Аргументация была железобетонная.
Поэтому залупаться мы не стали. А заниматься выполнением поставленной задачи стали.
Да-а… А я хочу показать фотографию этого солдата (сержанта), которого надо останавливать. Боже, до чего внешность обманчива!
На фотке такой безобидный мальчуган! Ни за что не подумаешь, что он прошёл штук 50 или 60 боевых операций в разведке, в непосредственном соприкосновении с противником в горах.
Воды мы набрали. Там струя, толщиной в руку. Поэтому, набрали во фляжки. РДВ-12 (рюкзак для воды 12 литров) была с собой, тоже моментально заполнили. Это – не из грязной ямки котелком черпать!
Потом умылись. Вода прозрачная, ледяная.
Полезли из каменного мешка наверх. Блин, виды завораживают! Стены скал – почти вертикально над тобой. Ты, маленькая такая букашечка, ползёшь, карабкаешься наверх. А над головой в прозрачном небе орёл кружит.
Я не могу без мата описать всю мощь и красоту этих горных пейзажей!
Мы вылезли, вторая группа слезла. Мы засели в скалах и водили стволами по всем роскошным пейзажам. Но, нормально! Обошлось. Духи сосцали нанас рыпаться. Пришли назад, Хайретдинов нас чуть ли не обнимает.
Грит, молодцы! После боя ещё и за водой сходили! Под высоту, на которой был противник. Грит, буду в роту по рации «звонить». Буду просить, чтобы представили к наградам. Вплоть, до ордена!
Вот так я получил – «За отвагу»! Хайретдинов сдержал своё слово. Я слышал, как он по рации разговаривал с Рязановым. И «Вплоть до ордена!» слова говорил.
А мне очень хочется посчитать заслуги.
Мне кажется, эта история очень поучительная.
За что я получил медаль?! Половину боя я проспал. Я специально привёл два рассказа: мой и Андрюхин. Можно сопоставить, как проходил бой, и какую часть этого боя я застал. Где-то, половину. Потому что спал после ночной смены. Очнулся я от того, что Бендер кричал Хайретдинову, что Губина ранило. Друга ранило, только от этого я и пришёл в себя.
А дальше я оказывал помощь другу. Весь бой «вытянули» на себе: Саня Манчинский, Андрюха Шабанов, Андрюха Орлов, Ефремов и Хайретдинов.
Ну, хорошо, Саню Манчинского наградили.
А Орла?
А Шабанова?
А Ефремова с Хайретдиновым?!
Ну хорошо, ну потом мы за водой сходили. Опасное было мероприятие, но Шабанова – почему не наградили?
Я знаю, почему… Шабанов ржёт надо мной, говорит: - У тебя боковое зрение было сильно развито. А у Мишки Мампеля – нихрена! Поэтому, ты всегда нахимичишь, напаскудишь, взорвёшь что-нибудь и вовремя смоешься. А Мишка – нормальный пацан, но он всегда попадётся на глаза Командиру не в то время и не в том месте! В результате, Мишка всегда виноват, а ты всегда – не при делах. Мы тебя за эту способность всегда отправляли к командирам переговорщиком. И всегда всё проходило путём!
Да, да. Именно, так.
С водой история – из этой же серии. Манчинский геройствовал в бою, Манчинский нашёл воду, Манчинский шёл впереди к той воде.
А меня назначили переговорщиком. Из-за этого я зарисовался в глазах у Командира. В результате у Командира образовалось мнение, что я вдохновитель всех наших побед, что я – герой! Учитесь, парни. Развивайте боковое зрение!
Понятно, что я говорю это с иронией. Когда собирались за водой, я меньше всего думал о наградах. Все думали, как выжить. И я тоже.
Однако, как говорится, в каждой шутке - есть доля шутки.